Автор хотел комедию положений, а получилось кое-что другое...
Внимание!
суббота, 27 июня 2020
Обморок. Занавес. (с)
– Идиоты! Какая, блять, девушка, я про свою руку говорил! (с)
Автор хотел комедию положений, а получилось кое-что другое...
Автор хотел комедию положений, а получилось кое-что другое...
Обморок. Занавес. (с)
Он увидел знакомую белобрысую макушку, сидевшую на лавочке неподалёку. (С)
Не только уши гуляют сами по себе...
UPD Напротив стояла физиономия Чеса, как обычно, расслабленная и с привычной ему ухмылкой. (c)
Рыжая макушка то и дело мечется то в одну, то в другую сторону, суетливо хватая то муку, то сахар, то ещё что-то (С)
Да это просто праздник какой-то...
Не только уши гуляют сами по себе...
UPD Напротив стояла физиономия Чеса, как обычно, расслабленная и с привычной ему ухмылкой. (c)
Рыжая макушка то и дело мечется то в одну, то в другую сторону, суетливо хватая то муку, то сахар, то ещё что-то (С)
Да это просто праздник какой-то...
@темы: дурдом
Обморок. Занавес. (с)
вторник, 23 июня 2020
Обморок. Занавес. (с)
Название: Бесчувственный
Фандом: Metal family
Жанр: повседневность, джен
Персонажи: Глэм, Ди, Хэви.
Саммари: Папа, неужели тебе его совсем не жалко?
Пы Сы Кто здесь достаточно давно, догадается, откуда я взяла сюжет
читать дальше
На дворе начало лета, Виктория угнала на торжественное открытие сезона покатушек, а Глэм остался сидеть с детьми. Ну как сидеть - так, приглядеть, чтобы они друг дружку не поубивали. У детей новое увлечение, они гоняются друг за другом по двору с деревянными мечами. А ему надо поработать.
Когда Глэм слышит, как Ди с рёвом несётся по коридору к его кабинету, он только хмыкает. Конечно же, Ди, как он и ожидал. Отдал брату более длинный меч, щит, а сам прыгал с коротким, прикрываясь прихваченной с дивана подушкой. Разумеется, огрёб, скорее всего, по ногам. Глэм встаёт навстречу сыну, а тот влетает без стука в кабинет, всё ещё прижимая к себе подушку, слёзы рекой текут по конопатому лицу.
- Там... там... Хэви...
Хэви сидит на крыльце, с удивлением рассматривая кровь, капающую на пальцы. Он весь в крови - лицо, руки, одежда... Банальное рассечение на лбу, но выглядит эффектно.
- Беги на кухню, - самым что ни на есть спокойным и уверенным голосом говорит Глэм старшему сыну. - Достань из морозилки пакет овощей и заверни его в полотенце. И подушку захвати с собой.
Он не поморщившись берёт на руки окровавленного Хэви, и понять, что он чувствует, можно лишь по тому, как крепко он прижимает сына к себе. На кухне он укладывает мальчика на стол, подушку под голову, поданный Ди лёд в полотенце - на лоб.
- Лёд к голой коже не прикладывают, запоминай, - наставительно говорит он Ди. - Так мы остановим кровь. Смотри, чтоб не свалился.
- Я... я не хотел... - хлюпает Ди.
- Конечно, не хотел, - отвечает Глэм ровным голосом, копаясь в аптечке. - Но с последствиями так или иначе придётся иметь дело.
Ди круглыми глазами смотрит, как отец делает укол обезболивающего, промывает рану, накладывает швы. Вздрагивает, когда изогнутая игла с хрустом входит в кожу.
Глэм объясняет ему все свои действия. Это полезный навык, когда твой друг не дурак подраться в баре, а на врача денег особо нет. Или когда вы с девушкой улетаете с мотоцикла где-нибудь в диком поле. Или у тебя два подрастающих сына, очень живых и беспокойных мальчика... Ловкие руки Глэма действуют быстро и не дрожат.
- Ну вот и всё, - Глэм дует на ранку, как научил его Чес.
Хэви вдруг отмирает и начинает реветь.
- Очень больно? - спрашивает заплаканный Ди.
- Нееее... У нас теперь мечи отберут... мама поломает...
- Мы ей не скажем, - улыбается Глэм. - Ты просто упал, вот и всё. Помоги прибраться здесь и на улице, пока я его отмою и переодену, Ди.
Пятнадцать минут спустя вещи крутятся в стиральной машине, дети усажены на диван, Ди приказано не давать брату спать и звать отца, если Хэви начнёт тошнить. А Глэму надо поработать.
Но Ди выходит за ним в коридор и шёпотом спрашивает:
- Папа, неужели тебе его совсем не жалко?
- Жалко, - отвечает Глэм. - Если я не бегаю, не ору и не машу руками, это не значит, что мне не жалко. А теперь представь, где бы мы были, если бы последние полчаса только стояли и наматывали сопли на кулак. Иди к брату. Почитайте, что ли. На экран ему смотреть не стоит.
Ди смотрит Глэму вслед, вытирает лицо подолом рубашки и возвращается в гостиную, пока ещё неумело пытаясь изобразить отцовское ледяное спокойствие.
Фандом: Metal family
Жанр: повседневность, джен
Персонажи: Глэм, Ди, Хэви.
Саммари: Папа, неужели тебе его совсем не жалко?
Пы Сы Кто здесь достаточно давно, догадается, откуда я взяла сюжет

читать дальше
На дворе начало лета, Виктория угнала на торжественное открытие сезона покатушек, а Глэм остался сидеть с детьми. Ну как сидеть - так, приглядеть, чтобы они друг дружку не поубивали. У детей новое увлечение, они гоняются друг за другом по двору с деревянными мечами. А ему надо поработать.
Когда Глэм слышит, как Ди с рёвом несётся по коридору к его кабинету, он только хмыкает. Конечно же, Ди, как он и ожидал. Отдал брату более длинный меч, щит, а сам прыгал с коротким, прикрываясь прихваченной с дивана подушкой. Разумеется, огрёб, скорее всего, по ногам. Глэм встаёт навстречу сыну, а тот влетает без стука в кабинет, всё ещё прижимая к себе подушку, слёзы рекой текут по конопатому лицу.
- Там... там... Хэви...
Хэви сидит на крыльце, с удивлением рассматривая кровь, капающую на пальцы. Он весь в крови - лицо, руки, одежда... Банальное рассечение на лбу, но выглядит эффектно.
- Беги на кухню, - самым что ни на есть спокойным и уверенным голосом говорит Глэм старшему сыну. - Достань из морозилки пакет овощей и заверни его в полотенце. И подушку захвати с собой.
Он не поморщившись берёт на руки окровавленного Хэви, и понять, что он чувствует, можно лишь по тому, как крепко он прижимает сына к себе. На кухне он укладывает мальчика на стол, подушку под голову, поданный Ди лёд в полотенце - на лоб.
- Лёд к голой коже не прикладывают, запоминай, - наставительно говорит он Ди. - Так мы остановим кровь. Смотри, чтоб не свалился.
- Я... я не хотел... - хлюпает Ди.
- Конечно, не хотел, - отвечает Глэм ровным голосом, копаясь в аптечке. - Но с последствиями так или иначе придётся иметь дело.
Ди круглыми глазами смотрит, как отец делает укол обезболивающего, промывает рану, накладывает швы. Вздрагивает, когда изогнутая игла с хрустом входит в кожу.
Глэм объясняет ему все свои действия. Это полезный навык, когда твой друг не дурак подраться в баре, а на врача денег особо нет. Или когда вы с девушкой улетаете с мотоцикла где-нибудь в диком поле. Или у тебя два подрастающих сына, очень живых и беспокойных мальчика... Ловкие руки Глэма действуют быстро и не дрожат.
- Ну вот и всё, - Глэм дует на ранку, как научил его Чес.
Хэви вдруг отмирает и начинает реветь.
- Очень больно? - спрашивает заплаканный Ди.
- Нееее... У нас теперь мечи отберут... мама поломает...
- Мы ей не скажем, - улыбается Глэм. - Ты просто упал, вот и всё. Помоги прибраться здесь и на улице, пока я его отмою и переодену, Ди.
Пятнадцать минут спустя вещи крутятся в стиральной машине, дети усажены на диван, Ди приказано не давать брату спать и звать отца, если Хэви начнёт тошнить. А Глэму надо поработать.
Но Ди выходит за ним в коридор и шёпотом спрашивает:
- Папа, неужели тебе его совсем не жалко?
- Жалко, - отвечает Глэм. - Если я не бегаю, не ору и не машу руками, это не значит, что мне не жалко. А теперь представь, где бы мы были, если бы последние полчаса только стояли и наматывали сопли на кулак. Иди к брату. Почитайте, что ли. На экран ему смотреть не стоит.
Ди смотрит Глэму вслед, вытирает лицо подолом рубашки и возвращается в гостиную, пока ещё неумело пытаясь изобразить отцовское ледяное спокойствие.
@темы: фанфики, Metal family
суббота, 20 июня 2020
Обморок. Занавес. (с)
Мастерпост dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
Глава 23
читать дальше
Всё качалось в нежном, успокаивающем, дробном ритме. Знакомое ощущение на фоне шёпота голосов и густого, приторного запаха кожи, духов и головокружительных мужских одеколонов. Ощущение поезда, несущегося по рельсам, возвращало Роя в давние времена, к одному из первых его заданий как майора и госалхимика.
Сидя неподвижно, оглядывая вагон, рассматривая каждого незнакомца с должным подозрением, он листал папку с отчётом и дивился двум предположительно одарённым алхимикам в этой местности. Одной его части не терпелось встретиться с этими двумя и посмотреть, сможет ли он уговорить их вступить в армию, другая часть мрачно надеялась, что они откажутся. Он знал, во что ввязывался, надевая погоны.
Они могут и не знать.
Уголком глаза он поймал вспышку золота, ослепившую его на миг беззвучным призывом оценить, и он, практически сразу согласившись, повернулся лицом к окну. Вид был действительно прекрасным, золотисто-шафранный солнечный свет сиял, словно мерцающая вуаль, на скромной, чистой зелени покатых холмов и редких деревьев. Солнце приказало ему наблюдать за быстро проходящей сценой, и он послушался, остаток поездки позволяя жидкому, неосязаемому золоту поглотить мысли и тревоги, легко расслабляясь в нежном тепле.
Теперь было похоже, с лёгкой улыбкой отметил он, глядя на противоположное сиденье, где Эд, прислонясь к окну, спал, что не удивляло. Хвост весь растрепался, так что длинные, немного взъерошенные волосы спадали вокруг него как шёлковая золотая вуаль. Расслабленные черты и чуть приоткрытый рот делали его похожим на ангела или даже прелестного ангелочка, несмотря на то, что он уже взрослый. Он был великолепен, каждой крошкой так же ярок и величествен, как солнце. Он был каплей света и силы бога, или истины, или ещё чего-то, обладающий даром венериной мухоловки - приманить и погубить. Неумышленно, конечно. Эд был высокоморальным и прямым, но невидимое, необъяснимое притяжение создавало ему неприятности. Розовое солнце неожиданно сверкнуло на светлых волосах юноши, охватывая их и превращая в розовое золото.
Наслаждаться прекрасным видом мешало только постоянное бормотание Хавока, сообщавшего новости по тривиальным, но необходимым делам. Рой не особо прислушивался, в конце концов он всё узнает из бумаг. Чем дальше к востоку они двигались, тем жарче становилось в поезде, тем сильнее потел Рой и тем ужаснее щипало рану на лбу. Она была лучше, чем плечо, которое ныло и простреливало добела раскалённой болью при каждом движении. Хеллтем оставил в нём филиал ада с маленькой пулей, которую он любезно принял от снайпера.
Встряхнувшись от задумчивости, Рой оборвал Хавока.
- Сколько нам ещё ехать?
Грубоватый лейтенант помычал, глянул на часы и прикинул в уме.
- Примерно... часа два, я бы сказал, до того, как въедем в промзону.
Рой кивнул и снова отвернулся, любуясь Эдом, Хавок теперь молчал и смотрел в окно, когда ощущение чьего-то пристального взгляда заставило Роя поглядеть на Альфонса и Уинри.
Яростные глаза девушки холодно смотрели на него, она перевела взгляд на Эда, потом обратно, и нахмурилась. Острое ощущение поднялось в животе Роя и за миг охватило грудь от этого взгляда и понимания в нём. Что-то вроде страха загудело в мышцах, сделав их холодными и напряжёнными, когда она поднялась. Ал, спящий рядом с ней, немного пошевелился, когда она прошла мимо.
Понимая, что должен состояться трудный разговор, генерал тоже поднялся, снова позволяя ей встретиться с ним обжигающим взглядом, и она направилась в конец вагона. Рой пошёл следом, игнорируя озадаченные взгляды Хавока и проснувшегося Альфонса. В конце вагона была дверь на крохотную внешнюю площадку. Недолго думая, Уинри распахнула дверь и шагнула в грохот ветра. Рой присоединился к ней, прикрыл дверь, и как только развернулся, она изо всей силы толкнула его к двери.
Ошеломлённый, он только молча таращился, и тут она влепила ему пощёчину. Голова мотнулась вбок, и сквозь гул боли он услышал, как она, всплеснув руками, проорала сквозь шум ветра:
- Это едва закончилось, а вы ведёте себя пиздец как мерзко!
Он медленно повернул голову. Шея дёргалась, рана на лбу ныла от холода. Рой встретился с горящими голубыми глазами девушки, так напомнившими глаза Эда, что он на миг перестал дышать.
Продолжая, она сделала шаг назад и скрестила руки на груди, чуть подалась вперёд и закричала:
- Вы просто НЕ МОГЛИ не влюбиться в него, да? Не было ему достаточно всего, через что он прошёл! Клянусь всеми богами, если вы его обидите!..
Она остановилась, судорожно вдохнула и снова подняла на него влажные глаза.
- Я знаю, что не смогу остановить ни одного из вас обоих, но только посмейте причинить ему боль!
- Я не собираюсь, - немедленно заверил Рой, даже не удосужившись отрицать обвинение.
По её глазам было видно, что она не верит ни на грош, но она подыграла:
- Прекрасно... потому что если что... я вас убью, - и это было сказано так тихо, что дрожь пробежала по спине Роя. Он не сомневался.
Её круглые щёчки порозовели от холодного, резкого ветра, заставляя Роя чувствовать себя хуже, и несколько секунд они просто молча стояли на морозе, ожидая, не хочет ли другой добавить что-то к короткому болезненному разговору. В конце концов Рой слегка улыбнулся, и губы Уинри дёрнулись в ответ, и они вернулись в вагон, тепло которого ударило в лицо как жар из печки.
Когда они вернулись на места, Эд наконец проснулся, усталые золотые глаза глянули на них с любопытством и небольшим беспокойством за Роя. Он легко покачал головой и упал на сиденье напротив Эда, скрестив на груди руки и проигнорировав последний колючий взгляд, которым его одарила Уинри.
- Ладно, Стальной. Когда будем перед прессой, говори коротко и просто, ладно? Только краткая сводка происшествия с юкрейтянами и торговля людьми. Не обращай внимания на вопросы и сосредоточься на юкрейтянах. Я предупрежу, чтобы берегли детей, и добавлю деталей. Мне только нужно, чтобы ты вышел, продемонстрировал, что жив, здоров и полон сил. Ты по-прежнему заметная фигура и любимец публики. Достаточно просто посветить лицом.
Эд скривился от отвращения, но медленно кивнул.
- Ничего, справлюсь.
- Хорошо. Мы почти приехали. Хочешь проработать определённую речь? Это поможет?
Ответом ему была кривая улыбка.
- Да ладно, Мустанг, ты же знаешь, я хреново планирую. Буду импровизировать.
В груди у Роя потеплело от знакомого саркастичного тона, прежнего эдовского выражения дразнящей иронии на лице. Это радовало больше всего. После всего произошедшего это было благословением. Но Рой постарался согнать эти чувства с лица, опустил подбородок, откинулся на сиденье, скрестил руки поудобнее и прикрыл глаза.
Немного подремав, он был разбужен рукой Хавока на плече.
- Почти приехали, сэр.
Рой прочистил горло и сел прямее. Прошло несколько минут, они наконец затормозили и въехали на вокзал... где собралось больше сотни человек, и куча репортёров бегала туда и сюда по платформе.
- Не здесь, - шепнул он Эду, от панического выражения на лице которого его замутило. - Не волнуйся, с Хоукай прибудет отряд, который нас прикроет.
Так и было. Стоило Рою шагнуть на платформу, подняв руку, Хоукай оказалась рядом, с Бредой, Фарманом и ещё десятком незнакомых военных. Военная полиция, понял он, поглядев на погоны. Кивнув на Хоукай, он показал Эду на место перед собой, так, что тот был бы практически зажат между лейтенантом и ним. Остальные пошли следом, военные частично рассредоточились вокруг, частично прошли вперёд, расталкивая и блокируя толпу. В их адрес выкрикивали вопросы, сверкали как серебро сотни зубов, возбуждённые глаза пожирали Эда. И Рой восхищался его прямой спиной, разворотом плеч и гордо поднятой головой.
Любой, взявшийся утверждать, что Эд больше не военный, сильно ошибся бы.
Они добрались до двух легковых автомобилей, припаркованных у тротуара, спустя несколько секунд клаустрофобии и стресса. Рой усадил Эда и Ала в одну из машин и опустился на пассажирское сиденье рядом с Хоукай, а Хавок проводил Уинри ко второй.
Они без приключений добрались от вокзала до Центрального штаба, и по пути Рой с удовольствием наблюдал сменяющиеся на лице Эда эмоции через зеркало заднего вида. Волнение, трепет, тепло, благоговение скользили в его чертах, пока золотые глаза следили за проплывающим мимо городом. Такое знакомое место, вероятно, помогало Эду ощутить, что он вернулся домой.
Рой и сам посматривал в окно, дивясь и гадая, как Эд воспринимает то же самое. Окрашен ли мир для него другими цветами? Красный и золотой там, где Рой видит серый и чёрный?
Глядя в окно, опершись головой о руку, он сознательно перевёл мысли с Эда на список предстоящих действий. Сделать заявление для прессы, расселить ризенбургскую троицу, подготовить ревю по переговорам с Драхмой, подобрать хвосты по бумажной работе...
Они выгрузились возле Центрального штаба, где уже начали собираться представители прессы, видимо, весть об их возвращении передавалась из уст в уста. Только Рой, Хавок и Хоукай сопроводили ребят внутрь, в основном, без проблем, разве что пришлось уронить на землю одного особо назойливого репортёра. Они направились прямиком в кабинет Роя, и приветственные крики раздались, стоило Эду переступить порог.
Бутылка виски, которую Рой до этого не видел, в честь радостного события была извлечена из-под стола сияющего Фьюри, и Рой только мог наблюдать и впитывать это всё, пока его команда болтала и Эд открыто смеялся, живой румянец возвращался на его щёки от внимания и любви, проливающихся на него, как мёд в чай.
Генерал выглянул в окно и заметил, что журналистов прибавилось. Он не хотел прерывать празднование, но было пора. Закатив глаза и вздохнув, он повернулся к команде и объявил:
- Пора встретиться с прессой. Уверен, что готов, Эд?
Тот поднял лицо, радость утекла из глаз, но он кивнул.
Мустанг пошёл к двери, а прочие члены команды остались с Алом и Уинри.
Просто идти бок-о-бок с Эдом было... сложно. Вина пожирала Роя за принуждение Эда к выступлению, тревога поглощала его, как цунами, и он постоянно оглядывался, чтобы проверить выражение лица Эда. Судя по внешнему виду, Эд нервничал так же, как и он, закусил губу и глаза метались по коридору, по которому проходил их путь. Что-то нелепое подталкивало Роя обнять Эда и притянуть поближе к себе. Ему даже пришлось отойти подальше, опасаясь, что он не устоит перед этим желанием. Кроме этого, он не знал, как ещё поддержать Эда, так что они шли в молчании. Прежде чем выйти на плац, Рой остановил Эда, положив ему руку на плечо.
- Только основное, помнишь? Бандиты из Юкрейта. Они похитили тебя. Те, кто сделали это, устранены. Возможно, есть и другие. Следственный отдел этим занимается. Берегите детей. Вот всё, что нам нужно сказать.
- Ты уже говорил, - сварливо отозвался Эд, сердито глядя на Роя.
Не относись ко мне как к ребёнку.
Ладно, ладно.
Он отпустил плечо Эда и они, одновременно схватившись за двери, синхронно распахнули их, выходя к шумящим репортёрам.
Пресса собралась в паре шагов от входа, в этот раз относительно тихая и спокойная. Рой поднял руку и вопросы прекратились.
- Я генерал Рой Мустанг, Огненный алхимик. Сегодня мы собираемся говорить об угрозе, которую надо устранить ради безопасности наших граждан.
Некоторые репортёры встрепенулись, но пришли в замешательство, когда заговорил Эд.
- Я Эдвард Элрик, Стальной алхимик. Чуть меньше года назад я был похищен юкрейтянами. Юкрейт - страна к востоку от Драхмы, небольшая, но богатая благодаря разведению хлопка и природным ресурсам. Секта, похитившая меня, уже уничтожена...
- Майор Элрик, что с вами происходило в плену?
- В каких условиях вас содержали?
- Почему мы раньше не слышали ни про какие секты?
Со всех сторон посыпались вопросы, и Эд прочистил горло, чтобы говорить громче, и начал на секунду раньше Мустанга.
- КАК Я УЖЕ СКАЗАЛ, эта секта уже уничтожена. Но, судя по всему, есть и другие, - вопросов прибавилось, но Эд просто говорил дальше. - Другие, орудующие прямо в Аместрис, прямо у нас под носом. Мы пока не можем точно сказать, сколько, но следствие ведётся. Кажется, они в основном крадут наших детей.
Раздался вопль ужаса.
- Так что мы должны обезопасить их, следить за ними лучше. Если у них светлые волосы и карие глаза, они в наибольшей опасности. Держите их поближе.
- Если они охотятся за детьми, зачем они похитили ВАС?
- Что с вами делали все эти месяцы? Вас пытали?
- Майор Элрик, для чего они используют детей?
- Почему военные так долго не могли найти вас?
- Как следить за детьми круглые сутки?
Наконец заговорил Мустанг, заметив растерянность Эда.
- Мы не до конца выяснили, по какой причине похищали детей, хотя определённо усматриваем злой умысел. Чтобы обеспечить безопасность детей, либо следите за ними лично, либо предупредите их быть всегда на людях. Не сбегать, никуда не ходить с незнакомцами, присматривать друг за другом. Это убережёт их.
- Но что произошло с майором Элриком? Его не было почти год, мы хотим знать! Народ хочет знать!
Генерал снова открыл рот, но Эд сделал шаг вперёд, и прежде, чем Мустанг из осторожности успел его заткнуть, заговорил.
- Меня похитил человек из банды юкрейтян, имевший ко мне личный интерес. Я не имел никакого отношения к детям, просто оказался с ними в одной лодке. Человек был заинтересован в моих алхимических способностях, обращался со мной по большей части хорошо и не причинил особого вреда...
Врёт, как дышит.
- Но пусть это вас не успокаивает. Эти юкрейтяне садисты. У них отвратительные религиозные обычаи. Мы серьёзно. Берегите своих детей. И за чужими приглядывайте на улицах. Если у вас есть совесть, помогайте бездомным. Спасибо.
Зазвучали новые вопросы, но Рой уже аккуратно тащил Эда внутрь, заметив, как окаменело лицо его бывшего подчинённого. Золотые глаза подёрнулись тусклой маслянистой плёнкой, губы беспорядочно дёргались, между бровей залегла напряжённая складка. Он казался глубоко сосредоточенным, но Рой чувствовал кое-что ещё - боль, тревогу, стресс, точно не сказать, но ничего хорошего.
- Как ты? - спросил Рой, не глядя на Эда, по пути в кабинет. - Я так горжусь, что ты смог выйти и выступить вместе со мной, но как ты? Ты мне так и не ответил, слышишь?
Лицо Эда искривилось, глаза вспыхнули.
- Я не сопливый ребёнок, Мустанг. Меня не ебут твоя гордость и твоя забота. Со мной. Всё. Хорошо. Не рассыплюсь.
Ну ладно. Прежний Эд возвращается шаг за шагом. Не уверен, радоваться или расстраиваться по поводу возвращения некоторых привычек.
Рой, не раздумывая, признал, что врёт себе. Он улыбнулся, даже хотя Эд всё ещё смотрел на него, вызвав новый приступ бешенства. Ничего не говоря остаток пути, генерал обдумывал пресс-релиз и размышлял, как не возбудить лишнего любопытства, но в достаточной мере предупредить население, чтобы оно оставалось осторожным.
В кабинете всё ещё царил полный хаос. Фьюри возбуждённо излагал что-то Альфонсу, Уинри, улыбаясь, негромко беседовала с Хоукай, которая в этот раз не занималась бумажной работой и не понукала остальную часть команды.
- Дело сделано, - объявил Рой на всё помещение, чуть приподняв уголки губ. Все немного протрезвели, но позитива в атмосфере не убавилось. Эда снова потащили праздновать, и Рой добавил: - Нам всё ещё надо устроить наше золотое трио на время пребывания в Централе. Я вернусь через час. Никому не напиваться, я проверю, - он приподнял бровь и направился в своё внутреннее святилище.
Как ему ни хотелось откинуться на спинку кресла и проспать весь следующий час, он выпрямился и начал перебирать папки на столе, стопку за стопкой, выбирая самые срочные бумаги для просмотра и подписи. Первые минут десять было трудно прислушиваться к суете в соседнем помещении и снова и снова черкать по бумаге, внимание отвлекалось от чтения. Но, как обычно, стало легче, когда он погрузился в дела. Это было убаюкивающее, затягивающее ощущение, словно он плыл на лодке по волнам среди тумана. Он расслабился и нырнул в бумажную работу, практически забывая об окружающем - даже рука онемела и двигалась на автомате.
В конце концов, прошло два часа, и Хоукай явилась за ним. Она не стучалась, просто кашлянула, практически вплотную подойдя к Рою, заставив его моргнуть и мрачно поднять глаза. Чуть склонив голову набок, она просто улыбнулась и подняла бровь.
- Солнце садится, сэр. Самое время развезти Элриков и мисс Рокбелл по домам. Грейсия уже приготовила кровати для Уинри и Альфонса.
Откашлявшись, Рой наконец отложил ручку и устало откинулся назад, хрустя позвоночником и расслабляясь.
- Спасибо, лейтенант, иду сию же минуту. Не могли бы вы удостовериться, что все готовы к отправке?
Она подмигнула.
- Карета подана, сэр!
- Великолепно.
Грациозно, как всегда, Хоукай покинула помещение, и Рой, подняв пересохшие глаза к потолку, сначала медленно вдохнул, потом так же медленно выдохнул, потягиваясь. Всё, чего он сейчас хотел, это доползти до дома и рухнуть в кровать, но надо было ещё прибраться в гостевой комнате. Он всегда держал её наготове для кого-нибудь из членов команды, на случай, если они попадут в трудную жизненную ситуацию, но спустя столько лет комната превратилась скорее в кабинет. Там повсюду были разбросаны бумаги, и алхимические заметки скопились даже на кровати.
Спустя минуту или около того, Рой нехотя выцарапал себя из кресла и расправил форму. Он вышел в приёмную и обнаружил, что молодые люди уже стоят в дверях, готовые к выходу, а подчинённые, кроме Хоукай и Хавока, уже разошлись. Хоукай держала в руке ключи, а Хавок натягивал китель.
Хавок небрежно отсалютовал Рою.
- Доброй ночи, командир.
Потом взъерошил волосы Эду и Алу, а Уинри чмокнул в щёчку, отчего она залилась краской. И ушёл.
Рой натянуто, устало улыбнулся троице.
- Все готовы?
Они дружно кивнули, тоже очевидно уставшие, и молча вышли. Хоукай начала рассказывать, как настроена Грейсия и чего ожидать в ближайшие пару дней или недель, но разговор был тихим, и Рой без проблем выдержал его. Снова погрузившись в машину, ребята на заднее сиденье, Хоукай за руль, они направились к дому Роя.
Небо было залито багряными сумерками, потом они превратились в прохладную лаванду, потом в фиолетовый, и наконец чёрный затянул горизонт от края до края. Мустанг наблюдал эту картину, позволяя всему внутри расслабиться, созерцая розовый и серый над головой без особых мыслей. Светящиеся цвета уносили его прочь, он видел не серый и чёрный, а взрыв в воздухе.
Наконец они добрались в один из самых богатых кварталов, место, где подозрительная активность не останется незамеченной, и стали проезжать один за другим дома, отделённые друг от друга как минимум сотней ярдов, поросших зелёной травой. Это был редкий вид в Централе, и на предместья этот маленький анклав тоже не был похож. Навстречу попалось несколько местных жителей - кто-то выгуливал собак, парочки держались за руки, - такое уж это было место.
Через несколько кварталов Хоукай свернула на подъездную дорожку к дому, мало отличавшемуся от своих соседей. Она притормозила рядом с личным автомобилем Роя. Все, кроме Хоукай, вышли. Рой кивнул ей.
- Увидимся завтра, лейтенант.
Она кивнула в ответ, и он повёл ребят по лестнице на крыльцо. Прикрыв глаза, Рой сосредоточился на круге, расплавлявшем металл замков, хлопнул в ладоши и прижал их к двери, которая тут же распахнулась. Эд и глазом не моргнул, но Ал и Уинри были несколько ошеломлены, войдя внутрь. Стоя в холле, друзья распрощались со слезами на глазах, и Эд снова рассердился из-за того, что Ал не остаётся с ним. Они обнимались, и Рой отошёл, давая им больше личного пространства. Проходя через гостиную, он заметил, что на диване, где спал Альфонс, по-прежнему лежат подушка и одеяло, и свернул направо, в комнату рядом с камином.
Гостевая комната была настолько загаженной, насколько он боялся, и он тут же принялся собирать бумаги с кровати, осторожно складывая их и подписывая тему на каждой пачке, прежде чем убрать её на книжную полку. Очистив кровать, он перешёл к записям и текстам на столе, и добавил их на те же полки. Мало помалу, прошло минут пять, и когда он обернулся, Эд стоял позади, прислонившись к дверному косяку и чуть улыбаясь.
- Возишься по дому, - Эд улыбнулся шире.
- Даже ребёнку заметно, - Рой изобразил раздражение, прежде чем улыбнуться Эду в ответ и взмахом отогнать его с дороги, чтобы пройти на кухню. Он надеялся, что Хоукай забежала в магазин, и не разочаровался, найдя в морозилке коробку готовых пирожков с мясом и картошкой. Вытащив их, он зажёг плиту и поставил сковородку на огонь, зная, что Эд смотрит ему в затылок со своего места за круглым деревянным столом.
- Зачем так возиться? Тебе надо только... - краем глаза он заметил, как Эд щёлкнул пальцами, подрагивая от смеха, - и - бам! - всё прекрасно разогрето.
- Потому что я люблю возиться по дому, - проворчал он в ответ, отчего Эд закатил глаза. - Иногда вещи лучше делать естественным путём, Эд. Не корчи такую рожу, ты знаешь, о чём я. Я приложу усилия, и хотя эта еда уже готовая, она доставит мне больше удовольствия. Возможно, потребуется уделить время и внимание, но это такое облегчение... Передышка. Взгляд в нормальность.
Эд, похоже, задумался над этим, потому что примолк, пока пироги грелись.
Спустя несколько минут Рой поставил тарелки на стол, подал Эду приборы и впился в свою порцию. Разговора за ужином не было, тёмная аура сгустилась над ними в какой-то момент, и Рою пока не хотелось её разрывать. Очевидно, Эд чувствовал то же самое, так как тоже не пытался нарушить тишину.
После ужина Рой отправился в гостиную и открыл мини-бар. Эд молча подошёл следом и сел на диван ровно там же, где обычно сидел Альфонс. С очередной мягкой улыбкой Рой протянул юноше стакан виски и сел тоже на своё обычное место, слева от Эда, глядя на него сбоку. Эд повернулся, чтобы сидеть больше лицом к Рою, и принял стакан в ладони, как горячую кружку в холодный день. Они оба молчали некоторое время, потом Эд заговорил, оторвав глаза от пола и обводя ими комнату:
- Прошло много времени. С тех пор, как мы были здесь, я имею в виду. Выпивали вместе. Знаешь, я часто мечтал об этом, когда был там... просто пойти в бар, и выпить, и повеселиться с командой. Раньше я не понимал, как много для меня значат эти вечера, но прокручивал их снова и снова, пока был заперт в подземелье, в этой богом проклятой конуре...
Рой взвесил эти слова, что-то начало напрягаться в нём, словно в груди надували воздушный шар. По тому, как Эд смотрел в пространство, он мог бы сказать, что тот возвращался в бункер не только в воспоминаниях, но и в реальности.
- Хорошо, что тебе было на чём сосредоточиться... Мне так жаль, что мы не могли найти тебя так долго... это моя вина, и вот теперь ты... - он оборвал себя и тяжело сглотнул, сердце дрогнуло от его же собственных слов.
Эд глянул на него глазами, пылающими, как летнее солнце.
- Я что? Скажи это, Рой. Я сломался, не так ли? Мне было плохо, да, но я не калека! Меня так тошнит от людей, которые смотрят на меня, как на грязную, поломанную куклу! Особенно ты. Не нужна мне твоя вшивая жалость! Просто относись ко мне, как раньше, я не разваливаюсь на ходу, так что хватит!
Лава вскипела в груди Роя, лёд обрушился в неё, замораживая лёгкие и сердце. От смеси ярости и вины он почувствовал себя больным.
- В пизду, Эд, я не говорил, что ты сломлен! Ты так удивлён, что все волнуются за тебя? Ну ты эгоистичная срань. Тебя год не было, чего ты ото всех ожидал? "Эй, Эд, с возвращением, кстати, знаешь, что у того-то и того-то день рождения?" Ты порешь чушь! Прекрати делать вид, что то, через что ты прошёл, не было травматичным! Прими то, что с тобой случилось! Действительно прими, потому что сейчас ты пытаешься замести всё под коврик, а так нельзя! Если хочешь снова стать нормальным, придётся встретиться с этим лицом к лицу. И я не могу относиться к тебе нормально, Эд! Разве ты не понимаешь, насколько я волнуюсь о твоей глупой заднице? Подумай об этом, Эд!
- Да-да, ты обо мне настолько волнуешься, что скрываешь от меня какое-то дерьмо. Я знаю, что ты раскопал что-то в руинах, и не говоришь мне. Так что да, я вижу, как ты волнуешься.
Рой разинул рот, но ярость разгоралась только сильнее и сильнее. Он стиснул зубы, залпом допил остаток виски, со стуком поставил стакан и поднялся.
- Гостевая комната ждёт тебя. По крайней мере, воспользуйся ею. Альфонс так и не стал, просто плакал на диване каждую ночь, пока тебя не было.
С этими словами Рой поднялся по ступенькам, и тут же пожалел, увидев, каким стало лицо Эда. Он не хотел, чтобы так получилось в первый же их вечер в Централе, но обоим надо было выпустить гнев. Вот что он говорил себе, в конце концов, укладываясь в постель этой ночью. Было ещё рановато, но Рой был не в состоянии снова спуститься вниз. Стыд как скользкий жирный шар ворочался в животе и периодически подкатывал к горлу.
Устроившись в кровати и погасив свет, он мог только вздыхать, глядя в окно на сине-лиловый, затянувший небо как шёлк. Одна его часть хотела спуститься вниз и попросить прощения, попробовать ещё поговорить с Эдом, но другая, большая, часть решила, что эта битва уже проиграна.
Он прикрыл глаза и представил Эда там, внизу, свернувшегося калачиком на кровати в гостевой, глядящего в пространство. О чём он думает? О времени в Хеллтеме? О старых встречах в баре? О ещё более давнем Том Дне? Рой не мог и не заслуживал знать. Он даже не захотел помолчать и взглянуть на всё с точки зрения Эда. Или мог, но не захотел. Так или иначе, Рой добавил ещё одно сожаление к стопке в милю высотой.
Тяжело вздохнув, он глубже зарылся лицом в подушку.
В конце концов, Эд здесь, дома, со мной, в целости и сохранности, окружённый алхимическими ловушками. Далеко от Запада. Далеко от Артабануса.
Наконец-то.
Он дома.
С возвращением домой, Эд.
Это все, имеющиеся на сегодня главы. Последняя вышла в 2018. Но надежда умирает последней.
Глава 23
читать дальше
Всё качалось в нежном, успокаивающем, дробном ритме. Знакомое ощущение на фоне шёпота голосов и густого, приторного запаха кожи, духов и головокружительных мужских одеколонов. Ощущение поезда, несущегося по рельсам, возвращало Роя в давние времена, к одному из первых его заданий как майора и госалхимика.
Сидя неподвижно, оглядывая вагон, рассматривая каждого незнакомца с должным подозрением, он листал папку с отчётом и дивился двум предположительно одарённым алхимикам в этой местности. Одной его части не терпелось встретиться с этими двумя и посмотреть, сможет ли он уговорить их вступить в армию, другая часть мрачно надеялась, что они откажутся. Он знал, во что ввязывался, надевая погоны.
Они могут и не знать.
Уголком глаза он поймал вспышку золота, ослепившую его на миг беззвучным призывом оценить, и он, практически сразу согласившись, повернулся лицом к окну. Вид был действительно прекрасным, золотисто-шафранный солнечный свет сиял, словно мерцающая вуаль, на скромной, чистой зелени покатых холмов и редких деревьев. Солнце приказало ему наблюдать за быстро проходящей сценой, и он послушался, остаток поездки позволяя жидкому, неосязаемому золоту поглотить мысли и тревоги, легко расслабляясь в нежном тепле.
Теперь было похоже, с лёгкой улыбкой отметил он, глядя на противоположное сиденье, где Эд, прислонясь к окну, спал, что не удивляло. Хвост весь растрепался, так что длинные, немного взъерошенные волосы спадали вокруг него как шёлковая золотая вуаль. Расслабленные черты и чуть приоткрытый рот делали его похожим на ангела или даже прелестного ангелочка, несмотря на то, что он уже взрослый. Он был великолепен, каждой крошкой так же ярок и величествен, как солнце. Он был каплей света и силы бога, или истины, или ещё чего-то, обладающий даром венериной мухоловки - приманить и погубить. Неумышленно, конечно. Эд был высокоморальным и прямым, но невидимое, необъяснимое притяжение создавало ему неприятности. Розовое солнце неожиданно сверкнуло на светлых волосах юноши, охватывая их и превращая в розовое золото.
Наслаждаться прекрасным видом мешало только постоянное бормотание Хавока, сообщавшего новости по тривиальным, но необходимым делам. Рой не особо прислушивался, в конце концов он всё узнает из бумаг. Чем дальше к востоку они двигались, тем жарче становилось в поезде, тем сильнее потел Рой и тем ужаснее щипало рану на лбу. Она была лучше, чем плечо, которое ныло и простреливало добела раскалённой болью при каждом движении. Хеллтем оставил в нём филиал ада с маленькой пулей, которую он любезно принял от снайпера.
Встряхнувшись от задумчивости, Рой оборвал Хавока.
- Сколько нам ещё ехать?
Грубоватый лейтенант помычал, глянул на часы и прикинул в уме.
- Примерно... часа два, я бы сказал, до того, как въедем в промзону.
Рой кивнул и снова отвернулся, любуясь Эдом, Хавок теперь молчал и смотрел в окно, когда ощущение чьего-то пристального взгляда заставило Роя поглядеть на Альфонса и Уинри.
Яростные глаза девушки холодно смотрели на него, она перевела взгляд на Эда, потом обратно, и нахмурилась. Острое ощущение поднялось в животе Роя и за миг охватило грудь от этого взгляда и понимания в нём. Что-то вроде страха загудело в мышцах, сделав их холодными и напряжёнными, когда она поднялась. Ал, спящий рядом с ней, немного пошевелился, когда она прошла мимо.
Понимая, что должен состояться трудный разговор, генерал тоже поднялся, снова позволяя ей встретиться с ним обжигающим взглядом, и она направилась в конец вагона. Рой пошёл следом, игнорируя озадаченные взгляды Хавока и проснувшегося Альфонса. В конце вагона была дверь на крохотную внешнюю площадку. Недолго думая, Уинри распахнула дверь и шагнула в грохот ветра. Рой присоединился к ней, прикрыл дверь, и как только развернулся, она изо всей силы толкнула его к двери.
Ошеломлённый, он только молча таращился, и тут она влепила ему пощёчину. Голова мотнулась вбок, и сквозь гул боли он услышал, как она, всплеснув руками, проорала сквозь шум ветра:
- Это едва закончилось, а вы ведёте себя пиздец как мерзко!
Он медленно повернул голову. Шея дёргалась, рана на лбу ныла от холода. Рой встретился с горящими голубыми глазами девушки, так напомнившими глаза Эда, что он на миг перестал дышать.
Продолжая, она сделала шаг назад и скрестила руки на груди, чуть подалась вперёд и закричала:
- Вы просто НЕ МОГЛИ не влюбиться в него, да? Не было ему достаточно всего, через что он прошёл! Клянусь всеми богами, если вы его обидите!..
Она остановилась, судорожно вдохнула и снова подняла на него влажные глаза.
- Я знаю, что не смогу остановить ни одного из вас обоих, но только посмейте причинить ему боль!
- Я не собираюсь, - немедленно заверил Рой, даже не удосужившись отрицать обвинение.
По её глазам было видно, что она не верит ни на грош, но она подыграла:
- Прекрасно... потому что если что... я вас убью, - и это было сказано так тихо, что дрожь пробежала по спине Роя. Он не сомневался.
Её круглые щёчки порозовели от холодного, резкого ветра, заставляя Роя чувствовать себя хуже, и несколько секунд они просто молча стояли на морозе, ожидая, не хочет ли другой добавить что-то к короткому болезненному разговору. В конце концов Рой слегка улыбнулся, и губы Уинри дёрнулись в ответ, и они вернулись в вагон, тепло которого ударило в лицо как жар из печки.
Когда они вернулись на места, Эд наконец проснулся, усталые золотые глаза глянули на них с любопытством и небольшим беспокойством за Роя. Он легко покачал головой и упал на сиденье напротив Эда, скрестив на груди руки и проигнорировав последний колючий взгляд, которым его одарила Уинри.
- Ладно, Стальной. Когда будем перед прессой, говори коротко и просто, ладно? Только краткая сводка происшествия с юкрейтянами и торговля людьми. Не обращай внимания на вопросы и сосредоточься на юкрейтянах. Я предупрежу, чтобы берегли детей, и добавлю деталей. Мне только нужно, чтобы ты вышел, продемонстрировал, что жив, здоров и полон сил. Ты по-прежнему заметная фигура и любимец публики. Достаточно просто посветить лицом.
Эд скривился от отвращения, но медленно кивнул.
- Ничего, справлюсь.
- Хорошо. Мы почти приехали. Хочешь проработать определённую речь? Это поможет?
Ответом ему была кривая улыбка.
- Да ладно, Мустанг, ты же знаешь, я хреново планирую. Буду импровизировать.
В груди у Роя потеплело от знакомого саркастичного тона, прежнего эдовского выражения дразнящей иронии на лице. Это радовало больше всего. После всего произошедшего это было благословением. Но Рой постарался согнать эти чувства с лица, опустил подбородок, откинулся на сиденье, скрестил руки поудобнее и прикрыл глаза.
Немного подремав, он был разбужен рукой Хавока на плече.
- Почти приехали, сэр.
Рой прочистил горло и сел прямее. Прошло несколько минут, они наконец затормозили и въехали на вокзал... где собралось больше сотни человек, и куча репортёров бегала туда и сюда по платформе.
- Не здесь, - шепнул он Эду, от панического выражения на лице которого его замутило. - Не волнуйся, с Хоукай прибудет отряд, который нас прикроет.
Так и было. Стоило Рою шагнуть на платформу, подняв руку, Хоукай оказалась рядом, с Бредой, Фарманом и ещё десятком незнакомых военных. Военная полиция, понял он, поглядев на погоны. Кивнув на Хоукай, он показал Эду на место перед собой, так, что тот был бы практически зажат между лейтенантом и ним. Остальные пошли следом, военные частично рассредоточились вокруг, частично прошли вперёд, расталкивая и блокируя толпу. В их адрес выкрикивали вопросы, сверкали как серебро сотни зубов, возбуждённые глаза пожирали Эда. И Рой восхищался его прямой спиной, разворотом плеч и гордо поднятой головой.
Любой, взявшийся утверждать, что Эд больше не военный, сильно ошибся бы.
Они добрались до двух легковых автомобилей, припаркованных у тротуара, спустя несколько секунд клаустрофобии и стресса. Рой усадил Эда и Ала в одну из машин и опустился на пассажирское сиденье рядом с Хоукай, а Хавок проводил Уинри ко второй.
Они без приключений добрались от вокзала до Центрального штаба, и по пути Рой с удовольствием наблюдал сменяющиеся на лице Эда эмоции через зеркало заднего вида. Волнение, трепет, тепло, благоговение скользили в его чертах, пока золотые глаза следили за проплывающим мимо городом. Такое знакомое место, вероятно, помогало Эду ощутить, что он вернулся домой.
Рой и сам посматривал в окно, дивясь и гадая, как Эд воспринимает то же самое. Окрашен ли мир для него другими цветами? Красный и золотой там, где Рой видит серый и чёрный?
Глядя в окно, опершись головой о руку, он сознательно перевёл мысли с Эда на список предстоящих действий. Сделать заявление для прессы, расселить ризенбургскую троицу, подготовить ревю по переговорам с Драхмой, подобрать хвосты по бумажной работе...
Они выгрузились возле Центрального штаба, где уже начали собираться представители прессы, видимо, весть об их возвращении передавалась из уст в уста. Только Рой, Хавок и Хоукай сопроводили ребят внутрь, в основном, без проблем, разве что пришлось уронить на землю одного особо назойливого репортёра. Они направились прямиком в кабинет Роя, и приветственные крики раздались, стоило Эду переступить порог.
Бутылка виски, которую Рой до этого не видел, в честь радостного события была извлечена из-под стола сияющего Фьюри, и Рой только мог наблюдать и впитывать это всё, пока его команда болтала и Эд открыто смеялся, живой румянец возвращался на его щёки от внимания и любви, проливающихся на него, как мёд в чай.
Генерал выглянул в окно и заметил, что журналистов прибавилось. Он не хотел прерывать празднование, но было пора. Закатив глаза и вздохнув, он повернулся к команде и объявил:
- Пора встретиться с прессой. Уверен, что готов, Эд?
Тот поднял лицо, радость утекла из глаз, но он кивнул.
Мустанг пошёл к двери, а прочие члены команды остались с Алом и Уинри.
Просто идти бок-о-бок с Эдом было... сложно. Вина пожирала Роя за принуждение Эда к выступлению, тревога поглощала его, как цунами, и он постоянно оглядывался, чтобы проверить выражение лица Эда. Судя по внешнему виду, Эд нервничал так же, как и он, закусил губу и глаза метались по коридору, по которому проходил их путь. Что-то нелепое подталкивало Роя обнять Эда и притянуть поближе к себе. Ему даже пришлось отойти подальше, опасаясь, что он не устоит перед этим желанием. Кроме этого, он не знал, как ещё поддержать Эда, так что они шли в молчании. Прежде чем выйти на плац, Рой остановил Эда, положив ему руку на плечо.
- Только основное, помнишь? Бандиты из Юкрейта. Они похитили тебя. Те, кто сделали это, устранены. Возможно, есть и другие. Следственный отдел этим занимается. Берегите детей. Вот всё, что нам нужно сказать.
- Ты уже говорил, - сварливо отозвался Эд, сердито глядя на Роя.
Не относись ко мне как к ребёнку.
Ладно, ладно.
Он отпустил плечо Эда и они, одновременно схватившись за двери, синхронно распахнули их, выходя к шумящим репортёрам.
Пресса собралась в паре шагов от входа, в этот раз относительно тихая и спокойная. Рой поднял руку и вопросы прекратились.
- Я генерал Рой Мустанг, Огненный алхимик. Сегодня мы собираемся говорить об угрозе, которую надо устранить ради безопасности наших граждан.
Некоторые репортёры встрепенулись, но пришли в замешательство, когда заговорил Эд.
- Я Эдвард Элрик, Стальной алхимик. Чуть меньше года назад я был похищен юкрейтянами. Юкрейт - страна к востоку от Драхмы, небольшая, но богатая благодаря разведению хлопка и природным ресурсам. Секта, похитившая меня, уже уничтожена...
- Майор Элрик, что с вами происходило в плену?
- В каких условиях вас содержали?
- Почему мы раньше не слышали ни про какие секты?
Со всех сторон посыпались вопросы, и Эд прочистил горло, чтобы говорить громче, и начал на секунду раньше Мустанга.
- КАК Я УЖЕ СКАЗАЛ, эта секта уже уничтожена. Но, судя по всему, есть и другие, - вопросов прибавилось, но Эд просто говорил дальше. - Другие, орудующие прямо в Аместрис, прямо у нас под носом. Мы пока не можем точно сказать, сколько, но следствие ведётся. Кажется, они в основном крадут наших детей.
Раздался вопль ужаса.
- Так что мы должны обезопасить их, следить за ними лучше. Если у них светлые волосы и карие глаза, они в наибольшей опасности. Держите их поближе.
- Если они охотятся за детьми, зачем они похитили ВАС?
- Что с вами делали все эти месяцы? Вас пытали?
- Майор Элрик, для чего они используют детей?
- Почему военные так долго не могли найти вас?
- Как следить за детьми круглые сутки?
Наконец заговорил Мустанг, заметив растерянность Эда.
- Мы не до конца выяснили, по какой причине похищали детей, хотя определённо усматриваем злой умысел. Чтобы обеспечить безопасность детей, либо следите за ними лично, либо предупредите их быть всегда на людях. Не сбегать, никуда не ходить с незнакомцами, присматривать друг за другом. Это убережёт их.
- Но что произошло с майором Элриком? Его не было почти год, мы хотим знать! Народ хочет знать!
Генерал снова открыл рот, но Эд сделал шаг вперёд, и прежде, чем Мустанг из осторожности успел его заткнуть, заговорил.
- Меня похитил человек из банды юкрейтян, имевший ко мне личный интерес. Я не имел никакого отношения к детям, просто оказался с ними в одной лодке. Человек был заинтересован в моих алхимических способностях, обращался со мной по большей части хорошо и не причинил особого вреда...
Врёт, как дышит.
- Но пусть это вас не успокаивает. Эти юкрейтяне садисты. У них отвратительные религиозные обычаи. Мы серьёзно. Берегите своих детей. И за чужими приглядывайте на улицах. Если у вас есть совесть, помогайте бездомным. Спасибо.
Зазвучали новые вопросы, но Рой уже аккуратно тащил Эда внутрь, заметив, как окаменело лицо его бывшего подчинённого. Золотые глаза подёрнулись тусклой маслянистой плёнкой, губы беспорядочно дёргались, между бровей залегла напряжённая складка. Он казался глубоко сосредоточенным, но Рой чувствовал кое-что ещё - боль, тревогу, стресс, точно не сказать, но ничего хорошего.
- Как ты? - спросил Рой, не глядя на Эда, по пути в кабинет. - Я так горжусь, что ты смог выйти и выступить вместе со мной, но как ты? Ты мне так и не ответил, слышишь?
Лицо Эда искривилось, глаза вспыхнули.
- Я не сопливый ребёнок, Мустанг. Меня не ебут твоя гордость и твоя забота. Со мной. Всё. Хорошо. Не рассыплюсь.
Ну ладно. Прежний Эд возвращается шаг за шагом. Не уверен, радоваться или расстраиваться по поводу возвращения некоторых привычек.
Рой, не раздумывая, признал, что врёт себе. Он улыбнулся, даже хотя Эд всё ещё смотрел на него, вызвав новый приступ бешенства. Ничего не говоря остаток пути, генерал обдумывал пресс-релиз и размышлял, как не возбудить лишнего любопытства, но в достаточной мере предупредить население, чтобы оно оставалось осторожным.
В кабинете всё ещё царил полный хаос. Фьюри возбуждённо излагал что-то Альфонсу, Уинри, улыбаясь, негромко беседовала с Хоукай, которая в этот раз не занималась бумажной работой и не понукала остальную часть команды.
- Дело сделано, - объявил Рой на всё помещение, чуть приподняв уголки губ. Все немного протрезвели, но позитива в атмосфере не убавилось. Эда снова потащили праздновать, и Рой добавил: - Нам всё ещё надо устроить наше золотое трио на время пребывания в Централе. Я вернусь через час. Никому не напиваться, я проверю, - он приподнял бровь и направился в своё внутреннее святилище.
Как ему ни хотелось откинуться на спинку кресла и проспать весь следующий час, он выпрямился и начал перебирать папки на столе, стопку за стопкой, выбирая самые срочные бумаги для просмотра и подписи. Первые минут десять было трудно прислушиваться к суете в соседнем помещении и снова и снова черкать по бумаге, внимание отвлекалось от чтения. Но, как обычно, стало легче, когда он погрузился в дела. Это было убаюкивающее, затягивающее ощущение, словно он плыл на лодке по волнам среди тумана. Он расслабился и нырнул в бумажную работу, практически забывая об окружающем - даже рука онемела и двигалась на автомате.
В конце концов, прошло два часа, и Хоукай явилась за ним. Она не стучалась, просто кашлянула, практически вплотную подойдя к Рою, заставив его моргнуть и мрачно поднять глаза. Чуть склонив голову набок, она просто улыбнулась и подняла бровь.
- Солнце садится, сэр. Самое время развезти Элриков и мисс Рокбелл по домам. Грейсия уже приготовила кровати для Уинри и Альфонса.
Откашлявшись, Рой наконец отложил ручку и устало откинулся назад, хрустя позвоночником и расслабляясь.
- Спасибо, лейтенант, иду сию же минуту. Не могли бы вы удостовериться, что все готовы к отправке?
Она подмигнула.
- Карета подана, сэр!
- Великолепно.
Грациозно, как всегда, Хоукай покинула помещение, и Рой, подняв пересохшие глаза к потолку, сначала медленно вдохнул, потом так же медленно выдохнул, потягиваясь. Всё, чего он сейчас хотел, это доползти до дома и рухнуть в кровать, но надо было ещё прибраться в гостевой комнате. Он всегда держал её наготове для кого-нибудь из членов команды, на случай, если они попадут в трудную жизненную ситуацию, но спустя столько лет комната превратилась скорее в кабинет. Там повсюду были разбросаны бумаги, и алхимические заметки скопились даже на кровати.
Спустя минуту или около того, Рой нехотя выцарапал себя из кресла и расправил форму. Он вышел в приёмную и обнаружил, что молодые люди уже стоят в дверях, готовые к выходу, а подчинённые, кроме Хоукай и Хавока, уже разошлись. Хоукай держала в руке ключи, а Хавок натягивал китель.
Хавок небрежно отсалютовал Рою.
- Доброй ночи, командир.
Потом взъерошил волосы Эду и Алу, а Уинри чмокнул в щёчку, отчего она залилась краской. И ушёл.
Рой натянуто, устало улыбнулся троице.
- Все готовы?
Они дружно кивнули, тоже очевидно уставшие, и молча вышли. Хоукай начала рассказывать, как настроена Грейсия и чего ожидать в ближайшие пару дней или недель, но разговор был тихим, и Рой без проблем выдержал его. Снова погрузившись в машину, ребята на заднее сиденье, Хоукай за руль, они направились к дому Роя.
Небо было залито багряными сумерками, потом они превратились в прохладную лаванду, потом в фиолетовый, и наконец чёрный затянул горизонт от края до края. Мустанг наблюдал эту картину, позволяя всему внутри расслабиться, созерцая розовый и серый над головой без особых мыслей. Светящиеся цвета уносили его прочь, он видел не серый и чёрный, а взрыв в воздухе.
Наконец они добрались в один из самых богатых кварталов, место, где подозрительная активность не останется незамеченной, и стали проезжать один за другим дома, отделённые друг от друга как минимум сотней ярдов, поросших зелёной травой. Это был редкий вид в Централе, и на предместья этот маленький анклав тоже не был похож. Навстречу попалось несколько местных жителей - кто-то выгуливал собак, парочки держались за руки, - такое уж это было место.
Через несколько кварталов Хоукай свернула на подъездную дорожку к дому, мало отличавшемуся от своих соседей. Она притормозила рядом с личным автомобилем Роя. Все, кроме Хоукай, вышли. Рой кивнул ей.
- Увидимся завтра, лейтенант.
Она кивнула в ответ, и он повёл ребят по лестнице на крыльцо. Прикрыв глаза, Рой сосредоточился на круге, расплавлявшем металл замков, хлопнул в ладоши и прижал их к двери, которая тут же распахнулась. Эд и глазом не моргнул, но Ал и Уинри были несколько ошеломлены, войдя внутрь. Стоя в холле, друзья распрощались со слезами на глазах, и Эд снова рассердился из-за того, что Ал не остаётся с ним. Они обнимались, и Рой отошёл, давая им больше личного пространства. Проходя через гостиную, он заметил, что на диване, где спал Альфонс, по-прежнему лежат подушка и одеяло, и свернул направо, в комнату рядом с камином.
Гостевая комната была настолько загаженной, насколько он боялся, и он тут же принялся собирать бумаги с кровати, осторожно складывая их и подписывая тему на каждой пачке, прежде чем убрать её на книжную полку. Очистив кровать, он перешёл к записям и текстам на столе, и добавил их на те же полки. Мало помалу, прошло минут пять, и когда он обернулся, Эд стоял позади, прислонившись к дверному косяку и чуть улыбаясь.
- Возишься по дому, - Эд улыбнулся шире.
- Даже ребёнку заметно, - Рой изобразил раздражение, прежде чем улыбнуться Эду в ответ и взмахом отогнать его с дороги, чтобы пройти на кухню. Он надеялся, что Хоукай забежала в магазин, и не разочаровался, найдя в морозилке коробку готовых пирожков с мясом и картошкой. Вытащив их, он зажёг плиту и поставил сковородку на огонь, зная, что Эд смотрит ему в затылок со своего места за круглым деревянным столом.
- Зачем так возиться? Тебе надо только... - краем глаза он заметил, как Эд щёлкнул пальцами, подрагивая от смеха, - и - бам! - всё прекрасно разогрето.
- Потому что я люблю возиться по дому, - проворчал он в ответ, отчего Эд закатил глаза. - Иногда вещи лучше делать естественным путём, Эд. Не корчи такую рожу, ты знаешь, о чём я. Я приложу усилия, и хотя эта еда уже готовая, она доставит мне больше удовольствия. Возможно, потребуется уделить время и внимание, но это такое облегчение... Передышка. Взгляд в нормальность.
Эд, похоже, задумался над этим, потому что примолк, пока пироги грелись.
Спустя несколько минут Рой поставил тарелки на стол, подал Эду приборы и впился в свою порцию. Разговора за ужином не было, тёмная аура сгустилась над ними в какой-то момент, и Рою пока не хотелось её разрывать. Очевидно, Эд чувствовал то же самое, так как тоже не пытался нарушить тишину.
После ужина Рой отправился в гостиную и открыл мини-бар. Эд молча подошёл следом и сел на диван ровно там же, где обычно сидел Альфонс. С очередной мягкой улыбкой Рой протянул юноше стакан виски и сел тоже на своё обычное место, слева от Эда, глядя на него сбоку. Эд повернулся, чтобы сидеть больше лицом к Рою, и принял стакан в ладони, как горячую кружку в холодный день. Они оба молчали некоторое время, потом Эд заговорил, оторвав глаза от пола и обводя ими комнату:
- Прошло много времени. С тех пор, как мы были здесь, я имею в виду. Выпивали вместе. Знаешь, я часто мечтал об этом, когда был там... просто пойти в бар, и выпить, и повеселиться с командой. Раньше я не понимал, как много для меня значат эти вечера, но прокручивал их снова и снова, пока был заперт в подземелье, в этой богом проклятой конуре...
Рой взвесил эти слова, что-то начало напрягаться в нём, словно в груди надували воздушный шар. По тому, как Эд смотрел в пространство, он мог бы сказать, что тот возвращался в бункер не только в воспоминаниях, но и в реальности.
- Хорошо, что тебе было на чём сосредоточиться... Мне так жаль, что мы не могли найти тебя так долго... это моя вина, и вот теперь ты... - он оборвал себя и тяжело сглотнул, сердце дрогнуло от его же собственных слов.
Эд глянул на него глазами, пылающими, как летнее солнце.
- Я что? Скажи это, Рой. Я сломался, не так ли? Мне было плохо, да, но я не калека! Меня так тошнит от людей, которые смотрят на меня, как на грязную, поломанную куклу! Особенно ты. Не нужна мне твоя вшивая жалость! Просто относись ко мне, как раньше, я не разваливаюсь на ходу, так что хватит!
Лава вскипела в груди Роя, лёд обрушился в неё, замораживая лёгкие и сердце. От смеси ярости и вины он почувствовал себя больным.
- В пизду, Эд, я не говорил, что ты сломлен! Ты так удивлён, что все волнуются за тебя? Ну ты эгоистичная срань. Тебя год не было, чего ты ото всех ожидал? "Эй, Эд, с возвращением, кстати, знаешь, что у того-то и того-то день рождения?" Ты порешь чушь! Прекрати делать вид, что то, через что ты прошёл, не было травматичным! Прими то, что с тобой случилось! Действительно прими, потому что сейчас ты пытаешься замести всё под коврик, а так нельзя! Если хочешь снова стать нормальным, придётся встретиться с этим лицом к лицу. И я не могу относиться к тебе нормально, Эд! Разве ты не понимаешь, насколько я волнуюсь о твоей глупой заднице? Подумай об этом, Эд!
- Да-да, ты обо мне настолько волнуешься, что скрываешь от меня какое-то дерьмо. Я знаю, что ты раскопал что-то в руинах, и не говоришь мне. Так что да, я вижу, как ты волнуешься.
Рой разинул рот, но ярость разгоралась только сильнее и сильнее. Он стиснул зубы, залпом допил остаток виски, со стуком поставил стакан и поднялся.
- Гостевая комната ждёт тебя. По крайней мере, воспользуйся ею. Альфонс так и не стал, просто плакал на диване каждую ночь, пока тебя не было.
С этими словами Рой поднялся по ступенькам, и тут же пожалел, увидев, каким стало лицо Эда. Он не хотел, чтобы так получилось в первый же их вечер в Централе, но обоим надо было выпустить гнев. Вот что он говорил себе, в конце концов, укладываясь в постель этой ночью. Было ещё рановато, но Рой был не в состоянии снова спуститься вниз. Стыд как скользкий жирный шар ворочался в животе и периодически подкатывал к горлу.
Устроившись в кровати и погасив свет, он мог только вздыхать, глядя в окно на сине-лиловый, затянувший небо как шёлк. Одна его часть хотела спуститься вниз и попросить прощения, попробовать ещё поговорить с Эдом, но другая, большая, часть решила, что эта битва уже проиграна.
Он прикрыл глаза и представил Эда там, внизу, свернувшегося калачиком на кровати в гостевой, глядящего в пространство. О чём он думает? О времени в Хеллтеме? О старых встречах в баре? О ещё более давнем Том Дне? Рой не мог и не заслуживал знать. Он даже не захотел помолчать и взглянуть на всё с точки зрения Эда. Или мог, но не захотел. Так или иначе, Рой добавил ещё одно сожаление к стопке в милю высотой.
Тяжело вздохнув, он глубже зарылся лицом в подушку.
В конце концов, Эд здесь, дома, со мной, в целости и сохранности, окружённый алхимическими ловушками. Далеко от Запада. Далеко от Артабануса.
Наконец-то.
Он дома.
С возвращением домой, Эд.
Это все, имеющиеся на сегодня главы. Последняя вышла в 2018. Но надежда умирает последней.
Обморок. Занавес. (с)
Мастерпост dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
Глава 22
читать дальше
Утро перевалилось через горизонт c неловкой борьбой тепла и света, повторяя муки одного светловолосого Элрика, который пытался проснуться. Глубоко простонав, Эд заморгал от палящих лучей, падающих сквозь тонкие занавески. Он дёрнулся и попытался пошевелиться, но почувствовал, что бёдра придавлены приятным весом. Сильно вздрогнув, когда понял, что Рой практически лежит на нём, он ударил Альфонса в плечо, вызвав вопль младшего брата. Ал вскочил и сердито глянул на Эда, прежде чем посмотреть, отчего он так запаниковал.
И тогда улыбнулся.
- Доброе утро, братик. Во сколько Мустанг пришёл ночью? Думаю, он разбудил тебя, чтобы поцеловать перед сном.
У Эда отпала челюсть и вспыхнуло лицо. Он снова подался вверх, побледнел, поскольку рука Роя крепче сжала его бёдра, и хмуро глянул на брата, когда приглушённый смех Альфонса разнёсся по палате.
- Заткнись, Альфонс, или я расскажу Уинри, как в детстве ты украл её платье!
- Я не хотел, братик! Я думал, это мамина стирка! Ты ей не расскажешь!
Эд с вызовом поднял бровь и медленно улыбнулся, когда на лице Ала появилось выражение ужаса.
Подшучивание, как в старые добрые времена, было утешением. Эд скучал по этому. Скучал по брату. Скучал по Рою. Внезапно в носу у него защипало, и он откинул голову, изображая зевок, чтобы скрыть увлажнившиеся глаза. С хуя ли он собрался заплакать? Ведь всё уже хорошо сейчас.
Ладно. Всё хорошо будет, когда Артабануса... запрут понадёжней.
И почему так трудно было думать об этом? Почему было тяжело представить человека, укравшего почти год его жизни, в такой же ловушке? Это было нечестно. Какими бы ни были эти ощущения и искажённый мыслительный процесс, это было нечестно.
Почему это всегда случается со мной?
- Братик?..
С возвращением в реальность ощущения вновь начали проникать в сознание Эда. Он понял, что бессознательно поглаживает спину Роя, но не почувствовал от этого никакого смущения. И запах алкоголя достиг его носа, когда слёзы отступили.
Он снова глянул на Роя, замечая, каким потрёпанным и разбитым выглядит тот. Тёмные тени окружали глаза, а у рта залегли горькие складки. Эд нахмурился и погладил плечи Мустанга. В груди у него потеплело, когда мужчина мягко вздохнул и выражение его лица смягчилось.
Стало быть, Мустанг напился. Значит, что-то случилось во время спасения детей. Тревога сожрала сияние внутри Эда, он почувствовал острое желание потрясти и немедленно разбудить Роя.
Хотя ему и не понадобилось, потому что ресницы мужчины затрепетали, и этот тёмный, тёмный серо-синий взгляд начал фокусироваться на мире. Мустанг заметно вздрогнул, потом его глаза пробежались по окружающему и замерли на Эде. Что-то мучительное и мрачное разлилось в выражении лица генерала, и Эд почувствовал, что вздрогнул сам.
Что-то было ужасно неправильно.
- Рой! С тобой всё хорошо? - тихо спросил Эд, едва обратив внимание, что Ал выпутался из одеял и протопал к двери.
Дверь закрылась за Алом, а Рой не отводил глаз от Эда. Такой взгляд тревожил. Такого у Мустанга Эд ещё не видел - отчаяние, смешанное с паникой и сожалением. Что-то жёсткое и мешающее образовалось у Эда в горле, и он, с трудом сглотнув, начал выбираться из-под мужчины, пока рука Роя снова не остановила его. Мустанг всё ещё не убрал крепкой хватки с его бёдер, даже когда перебрался повыше и прислонился к спинке кровати. Фактически, хватка стала сильнее, Рой притягивал Эда к себе с силой, не принимающей возражений.
- Что случилось? - прошептал Эд, ужас запустил когти ему в грудь.
Ледяной шок пронзил его при каркающем звуке, который Рой издал, кажется, теряя всякий контроль и просто вцепляясь в Эда. Если бы Эд не знал его лучше, он решил бы, что это всхлип...
- Блядь, Эд, мне так жаль. Мне так жаль, что я не смог тебя уберечь, - голос Роя стал глуше, словно тот пытался сдержать слёзы.
Колеблясь, Эд обнял Роя, сердце у него сжималось.
- Рой, ты меня пугаешь.
Генерал просто разваливался, и Эд совершенно не представлял, как ему помочь, кроме как неловко обнимать его с той же силой, с какой удерживали его самого. Это разбивало сердце, и даже было отчасти физически больно, вкупе с осколками стекла, дрожащими в груди Эда.
Что за хрень происходит?..
Дети...
- Рой, что случилось? Дети в порядке? - резко спросил Эд, слегка встряхнув генерала.
Прервав резкие вздохи, Мустанг наконец достаточно собрался, чтобы ответить:
- Мы спасли большую часть детей. Мы потеряли девятерых... мы не смогли... это наша вина... моя вина, я должен был предусмотреть... но остальные в безопасности.
Ошеломлённый, Эд мог только таращиться перед собой, пытаясь уложить это в голове. Девять детей погибли. Во время боя, как он мог догадаться.
Это нечестно. Это охуеть как нечестно...
- Ясно... - выдохнул он, пытаясь успокоить себя, даже хотя Мустанг уже начал успокаиваться. - Но это ведь ещё не всё? Что ещё случилось? Что ты узнал?
Молчание, немедленно напавшее на Роя, испугало Эда. Это молчание кричало об отрицании и обмане. Это выражение было более знакомо Эду, и он легко мог его распознать. Рой собирался что-то утаить от него. Ему бросят кусочек правды, а остальное будет скрыто, пока Рой не решит, что пришла пора Эду узнать. Блядь, и Эд же понимал, что никогда не сможет ничего вытянуть из этого упрямого ублюдка. Если Рой решил молчать, из него ни звука не выжмешь.
О чём он не хочет, чтобы я знал? От чего он хочет защитить меня? Проклятье, не надо меня защищать, я хочу быть в курсе всего дерьма!
- Артабанус был здесь прошлой ночью.
Эти слова выбили Эда из мыслей, волны жара и холода прошли по телу, он разрывался между страстным любопытством и всепоглощающим страхом. Эд встретился взглядом с Роем, и они просто смотрели друг на друга несколько долгих мгновений, прежде чем Рой прикрыл глаза и вздохнул.
- Он был во дворе. Дежурный патруль спугнул его, прежде чем он успел что-то натворить. Прости, Эд. Я делаю всё возможное, чтобы сохранить вас с Альфонсом в безопасности.
И это было так. Это заставляло сердце Эда сжиматься от головокружительного удовольствия и боли. Одна эта формулировка - "тебя и Альфонса" - Рой знал, как сыграть на чувствах Эда, может, и непреднамеренно. Мастер манипуляции знал, как обвести Эда вокруг пальца, даже не осознавая этого. Эд тихо и истерично рассмеялся про себя, разум вяло колебался между происходящим и внутренней борьбой.
Артабанус приходил навестить меня.
Рой чувствует себя плохо из-за того, что якобы не смог защитить меня. Надо сказать ему, что у него получается лучше, чем когда-либо у меня самого.
Надо узнать, говорил ли Артабанус что-нибудь. Интересно, зачем он приходил? Хотел забрать меня или просто убедиться, что со мной всё в порядке?
Надо сказать Рою, как много он значит для меня.
Мне надо увидеть Артабануса.
Я скучаю по нашим разговорам - я скучаю по нашим разговорам.
Он безуспешно пытался сглотнуть нечто, похожее на застрявший в горле кусок ваты, конечности вибрировали от множества эмоций, которые снова одновременно обрушились на него. Блядь. Всего на миг, когда он проснулся нынче утром, показалось, что всё хорошо.
И вот снова.
- Эд! Что с тобой?
Но теперь у него были якоря.
- Эд, вернись ко мне. Я здесь.
У него были Рой и Альфонс, Уинри, Хавок и Хоукай. Они все были рядом.
- Эд, я позову доктора. Просто посиди тихонько.
Все они были его семьёй.
Он пришёл в себя от колющей боли в руке, оглянулся и увидел доктора, вводящего прозрачную жидкость.
- Какого ёбаного хуя?
Доктор Нельсон только улыбнулся и потрепал его по плечу.
- А вот и ты. Я вколол тебе лёгкое седативное, чтобы успокоить эту гонку мыслей. Теперь тебе будет легче сфокусироваться. С этого я хотел бы попробовать начать.
- Тогда упакуйте нам несколько флаконов, - Мустанг стоял позади доктора, скрестив руки на груди, Ал и Хавок - по бокам от него. Эд уставился на всех троих в замешательстве, когда Рой продолжил: - Мы отбываем в Централ ближайшим поездом, в полдень.
Доктор Нельсон вытаращил глаза и автоматически открыл рот, собираясь отказать, но Мустанг только покачал головой, не принимая возражений. Доктор в отчаянии посмотрел на Эда, словно желая, чтобы тот поспорил. Эд, конечно, не собирался. Ему надо было съебаться отсюда, волна облегчения и восторга прошла по нему при мысли о возвращении в Централ. К обычной жизни. Вон из этого госпиталя. В университет. Прошёл год, и у него будут новые студенты. Обидно, что он не сможет довести до конца предыдущие курсы, но он всё бы отдал, чтобы снова встать у доски и сделать вид, что минувшего года никогда не было.
Его сердце нестерпимо жаждало, чтобы всё это оказалось сном, и он хотел открыто поговорить с Артабанусом обо всём произошедшем.
Он всегда плохо умел притворяться...
- Так мне что, одеваться? - спросил он у Роя.
Генерал улыбнулся - паршивое извинение - и кивнул.
- У Ала есть для тебя какая-то одежда. У нас ещё час до прибытия поезда. Если ты оденешься по-быстрому, мы успеем перехватить завтрак в кафе.
От одних слов Эд радостно затрепетал, откинул простыни и оттолкнул всё ещё застывшего доктора Нельсона с дороги. Он поспешил в ванную, выхватив кучу одежды у Ала, и замер, не закрыв дверь, когда Мустанг обратился к доктору:
- Если у вас есть минутка, я хотел бы расспросить о лекарстве, которое вы только что дали Эду...
Они вместе вышли из палаты, и Эд вопросительно глянул на Ала и Хавока. Ал пожал плечами, а Хавок мрачно посмотрел на него.
Что же они скрывают?.. Очевидно же, Хавок в курсе.
Это подождёт. Первым делом еда.
Эд прикрыл дверь и переоделся с быстротой, поразившей Хавока, когда он вернулся минутой позже. Военный покачал головой, недовольный, и проводил братьев из палаты. Последний раз оглядев место, бывшее его домом полмесяца, Эд показал ему средний палец и ушёл, не оглядываясь.
Ебись они конём, эти госпиталя.
Нельсон был прав, размышлял он, пока они шли по коридору к регистратуре, водоворот мыслей под черепом теперь двигался вяло. Эд едва мог уловить, о чём думал до этого, мысли выходили за пределы досягаемости, уносились прочь каждый раз, как он пытался дотянуться до них. Хотя это было и к лучшему. Не было всего этого панического дерьма, с которым обычно приходилось иметь дело. Куда делась его сила? Уверенность в себе? Куда делся он сам?
Зная, куда раньше его заводили подобные мысли, он резко остановился и посмотрел на идущего рядом Ала. Каким Ал видит его? Своим старшим братом, разумеется. Но должны же были произойти изменения в его восприятии, при виде того, как Эд в последнее время реагирует на определённые ситуации. Ал теперь считает его слабым. И он не ошибается. Но до тех пор, пока они вместе, Эду плевать.
Рой встретил их у выхода и на прощанье помахал знакомой дежурной медсестре. Солнечный свет словно иглами впился в глаза Эда, и он сильно вздрогнул от удара ярких лучей. Прикрывшись рукой от жгучего света, он сквозь автоброню хмуро глянул на Ала, который громко смеялся. Хавок и Мустанг оставались до жути начеку, пока вели их по улице. Голубые глаза спокойно и непрестанно оглядывали всё вокруг. Они обследовали каждый дюйм окружения, даже хотя тело было вроде бы расслаблено. Эд немедленно перенял осторожность и начал собственное наблюдение за окрестностями, гадая, что же делать, если появится Артабанус.
Они нашли небольшое кафе на полпути к вокзалу, и, видимо, в Западный штаб уже передали весточку, потому что Уинри ожидала их за столиком в углу. Эд подошёл к девушке и заключил её в объятия, безумно радуясь освобождению из госпиталя и возвращению в мир. Тепло в его руках успокаивало ещё больше, и он, чуть улыбаясь, отстранился и сел. Мустанг пропустил их всех, чтобы они уселись в углу, осматривая кафе в подробностях на случай крайней необходимости. Они заказали бутерброды и кофе, и трое друзей из Ризенбурга улыбались и смеялись легко, тогда как военные оставались встревоженными и мрачными.
Когда Ал и Уинри увлеклись разговором о бабуле Пинако, Эд сосредоточился на том, что Мустанг говорил Хавоку.
- Я обещал лейтенанту Амселю, что лично позабочусь о пенсии для родных генерала Тулсона. Надо будет, чтобы лейтенант Хоукай подготовила документы к моему приезду. Кроме того, мне надо встретиться с фюрером и дать пресс-конференцию о продолжающихся переговорах с Драхмой, не говоря уже о встрече с народом и предупреждении об этой юкрейтянской бандитской сети... Так что дел по самое не балуйся. Я был бы очень признателен, если бы ты взял Эда и Ала и отвёз их на мою квартиру, когда мы приедем в Централ. Мы можем устроить Уинри у Грейсии. Я сомневаюсь, что Артабанус попытается добраться до Уинри, так что для её безопасности стоит держать её подальше.
- Стоп, - возразил Эд. - А что не так с моей квартирой? Почему мы должны жить у тебя?
Рой посмотрел на него как на идиота и сказал:
- Квартира у тебя хорошая, но не очень надёжная. У меня в доме прекрасная защита, учитывая моё положение и планы на будущее, так что вам будет безопаснее там.
- И как долго это протянется? Что, если Артабануса никогда не поймают? Я не могу вечно оставаться прикованным к твоему столу, - нахмурившись, заспорил Эд.
Рой поднял бровь.
- Разве плохо быть прикованным к моему столу? Ты меня обижаешь, Эд.
- Почему бы вам не приковать его к чему-нибудь более актуальному, сэр? - Ал хмыкнул, заставив все глаза обернуться к нему. Уинри ошарашенно втянула воздух, а Хавок уронил бутерброд.
Повисла тишина.
Прервалась она подзатыльником, который Эд отвесил Алу.
- Так или иначе, - Эд обернулся к Рою с полыхающим лицом, у Роя на физиономии было очень милое озадаченное выражение. - Какой у тебя план? Должен же быть у тебя план?
Рой выглядел так, словно потерял дар речи, прежде чем покачал головой.
- Нет, нет никакого плана, правда. Я просто хочу, чтобы ты был у меня перед глазами, пока Артабануса не поймают. Я бы не хотел повторения прошлого года. Я больше не позволю причинить тебе боль... - кажется, он хотел сказать что-то ещё, но прикусил язык.
Эд нахмурился, собираясь разобраться, что же такого Рой скрывает, но сдержался. Будет момент получше. Точнее говоря, один на один и с достаточным количеством алкоголя, текущего по венам генерала. Это заставит его проболтаться.
- В таком случае, - Ал наклонился вперёд, поставил кофе и улыбнулся в пространство, - я останусь с Уинри у Грейсии.
Эд открыл рот, чтобы громко запротестовать, но Ал остановил его, чуть качнув головой.
- Я подвергну тебя опасности, если останусь с тобой и генералом, Эд. Что, если Артабанус придёт за мной? Ты сделаешь всё, чтобы он отпустил меня. Так что мне надо держаться подальше. Я твоя слабость, Эд.
- Почему ты думаешь, что он не придёт за тобой к Грейсии? - бросил Эд, оттолкнув еду и глядя на них всех. - Ты и её подвергнуть опасности хочешь?
- Он не хочет, - тихо ответил Рой. Эд сел и дал ему знак продолжить. - Основной интерес Артабануса - это ты, Эд. Он не будет тратить время на обходные пути, если у него будет возможность добраться непосредственно до тебя. Альфонс и Уинри будут в безопасности у Грейсии. Я даже отправлю туда солдат, чтобы охранять их, если хочешь, но уверяю тебя, Артабанус не придёт за ними.
- Почём тебе знать?
- Я просто знаю, Эд. Есть кое-что гораздо более важное, чем любой из нас, за чем он охотится, - тут Рой встал, пробормотал извинения и быстро вышел на улицу, туда, где был таксофон, прямо перед окном. Эд посмотрел ему вслед, расстроенный и взбешённый. Почему нельзя просто рассказать им всё, что он узнал? Или хотя бы Эду? Всё было бы гораздо проще, если бы Эд знал то же, что и Рой.
Возможно, это касалось девяти пропавших из памяти месяцев.
Это бы многое объясняло.
Он уже был в ужасе от того, что не мог вспомнить...
Положив локти на стол и игнорируя троих соседей, он в изнеможении потёр руками лицо.
Блядь, всего только полчаса как из сраного госпиталя, а уже устал, как собака.
Ничего, смогу поспать в поезде. Когда я последний раз ездил на поезде?..
- Братик, доедай, пожалуйста, - пробормотал рядом Ал.
Уронив руки, Эд покосился на надкушенный бутерброд и медленно покачал головой.
- Не, прости, Ал, что-то аппетит пропал.
Они закончили завтрак и Хавок оставил деньги на столике перед тем, как выйти на улицу. Мустанг всё ещё разговаривал по телефону, так что они остановились на почтительном расстоянии. Погружённый в собственные мысли, Эд едва заметил, как Уинри потянула его за рукав. Он глянул на неё, и она солнечно улыбнулась, обводя рукой улицу.
- Оглядись, Эд. Надышись этим всем.
Он проследил за её рукой и заметил спешащих людей, снующих ребятишек, полёт взлетающих и приземляющихся птиц. Камни брусчатки в резком свете солнца казались почти фарфоровыми. Было тепло для приближающейся зимы, и он впитывал ощущение золота, проникающего сквозь кожу, и вздрогнул от лёгкого сквозняка, пронёсшегося по тоннелю, созданному улицей. Всё было серым, коричневым и бурым, но таким красивым.
Он благодарно улыбнулся Уинри, и она просто мило улыбнулась в ответ.
Мустанг, наконец закончив звонок, вернулся, и они немедленно отправились на станцию.
С этого момента голоса множества людей заглушали любую попытку разговора, разве что Ал и Уинри попытались перекинуться парой слов сквозь шум.
Поезд уже стоял у перрона, так что они отправились искать свободные места. Все неловко расселись, тишина снова затянулась. Эд с подозрением смотрел на других пассажиров, всё ещё не привыкнув к такому количеству людей после года одиночества. Это чувство напряжённого беспокойства было неудобным и мучительным.
- Ну что, старший братик, - пробормотал Ал рядом с ним. - Ты в порядке? Как тебе внешний мир?
- Отлично, Ал, - автоматически ответил он с сияющей улыбкой. Потому что, несмотря на беспокойство, хорошо было выйти из госпиталя. Он ненавидел госпиталя.
- Прекрасно, - сказал Рой, не давая Алу шанса вставить слово. - Потому что ты будешь рядом со мной перед всей сворой журналистов, когда будем давать пресс-конференцию по юкрейтянам. Приказ фюрера.
Глава 22
читать дальше
Утро перевалилось через горизонт c неловкой борьбой тепла и света, повторяя муки одного светловолосого Элрика, который пытался проснуться. Глубоко простонав, Эд заморгал от палящих лучей, падающих сквозь тонкие занавески. Он дёрнулся и попытался пошевелиться, но почувствовал, что бёдра придавлены приятным весом. Сильно вздрогнув, когда понял, что Рой практически лежит на нём, он ударил Альфонса в плечо, вызвав вопль младшего брата. Ал вскочил и сердито глянул на Эда, прежде чем посмотреть, отчего он так запаниковал.
И тогда улыбнулся.
- Доброе утро, братик. Во сколько Мустанг пришёл ночью? Думаю, он разбудил тебя, чтобы поцеловать перед сном.
У Эда отпала челюсть и вспыхнуло лицо. Он снова подался вверх, побледнел, поскольку рука Роя крепче сжала его бёдра, и хмуро глянул на брата, когда приглушённый смех Альфонса разнёсся по палате.
- Заткнись, Альфонс, или я расскажу Уинри, как в детстве ты украл её платье!
- Я не хотел, братик! Я думал, это мамина стирка! Ты ей не расскажешь!
Эд с вызовом поднял бровь и медленно улыбнулся, когда на лице Ала появилось выражение ужаса.
Подшучивание, как в старые добрые времена, было утешением. Эд скучал по этому. Скучал по брату. Скучал по Рою. Внезапно в носу у него защипало, и он откинул голову, изображая зевок, чтобы скрыть увлажнившиеся глаза. С хуя ли он собрался заплакать? Ведь всё уже хорошо сейчас.
Ладно. Всё хорошо будет, когда Артабануса... запрут понадёжней.
И почему так трудно было думать об этом? Почему было тяжело представить человека, укравшего почти год его жизни, в такой же ловушке? Это было нечестно. Какими бы ни были эти ощущения и искажённый мыслительный процесс, это было нечестно.
Почему это всегда случается со мной?
- Братик?..
С возвращением в реальность ощущения вновь начали проникать в сознание Эда. Он понял, что бессознательно поглаживает спину Роя, но не почувствовал от этого никакого смущения. И запах алкоголя достиг его носа, когда слёзы отступили.
Он снова глянул на Роя, замечая, каким потрёпанным и разбитым выглядит тот. Тёмные тени окружали глаза, а у рта залегли горькие складки. Эд нахмурился и погладил плечи Мустанга. В груди у него потеплело, когда мужчина мягко вздохнул и выражение его лица смягчилось.
Стало быть, Мустанг напился. Значит, что-то случилось во время спасения детей. Тревога сожрала сияние внутри Эда, он почувствовал острое желание потрясти и немедленно разбудить Роя.
Хотя ему и не понадобилось, потому что ресницы мужчины затрепетали, и этот тёмный, тёмный серо-синий взгляд начал фокусироваться на мире. Мустанг заметно вздрогнул, потом его глаза пробежались по окружающему и замерли на Эде. Что-то мучительное и мрачное разлилось в выражении лица генерала, и Эд почувствовал, что вздрогнул сам.
Что-то было ужасно неправильно.
- Рой! С тобой всё хорошо? - тихо спросил Эд, едва обратив внимание, что Ал выпутался из одеял и протопал к двери.
Дверь закрылась за Алом, а Рой не отводил глаз от Эда. Такой взгляд тревожил. Такого у Мустанга Эд ещё не видел - отчаяние, смешанное с паникой и сожалением. Что-то жёсткое и мешающее образовалось у Эда в горле, и он, с трудом сглотнув, начал выбираться из-под мужчины, пока рука Роя снова не остановила его. Мустанг всё ещё не убрал крепкой хватки с его бёдер, даже когда перебрался повыше и прислонился к спинке кровати. Фактически, хватка стала сильнее, Рой притягивал Эда к себе с силой, не принимающей возражений.
- Что случилось? - прошептал Эд, ужас запустил когти ему в грудь.
Ледяной шок пронзил его при каркающем звуке, который Рой издал, кажется, теряя всякий контроль и просто вцепляясь в Эда. Если бы Эд не знал его лучше, он решил бы, что это всхлип...
- Блядь, Эд, мне так жаль. Мне так жаль, что я не смог тебя уберечь, - голос Роя стал глуше, словно тот пытался сдержать слёзы.
Колеблясь, Эд обнял Роя, сердце у него сжималось.
- Рой, ты меня пугаешь.
Генерал просто разваливался, и Эд совершенно не представлял, как ему помочь, кроме как неловко обнимать его с той же силой, с какой удерживали его самого. Это разбивало сердце, и даже было отчасти физически больно, вкупе с осколками стекла, дрожащими в груди Эда.
Что за хрень происходит?..
Дети...
- Рой, что случилось? Дети в порядке? - резко спросил Эд, слегка встряхнув генерала.
Прервав резкие вздохи, Мустанг наконец достаточно собрался, чтобы ответить:
- Мы спасли большую часть детей. Мы потеряли девятерых... мы не смогли... это наша вина... моя вина, я должен был предусмотреть... но остальные в безопасности.
Ошеломлённый, Эд мог только таращиться перед собой, пытаясь уложить это в голове. Девять детей погибли. Во время боя, как он мог догадаться.
Это нечестно. Это охуеть как нечестно...
- Ясно... - выдохнул он, пытаясь успокоить себя, даже хотя Мустанг уже начал успокаиваться. - Но это ведь ещё не всё? Что ещё случилось? Что ты узнал?
Молчание, немедленно напавшее на Роя, испугало Эда. Это молчание кричало об отрицании и обмане. Это выражение было более знакомо Эду, и он легко мог его распознать. Рой собирался что-то утаить от него. Ему бросят кусочек правды, а остальное будет скрыто, пока Рой не решит, что пришла пора Эду узнать. Блядь, и Эд же понимал, что никогда не сможет ничего вытянуть из этого упрямого ублюдка. Если Рой решил молчать, из него ни звука не выжмешь.
О чём он не хочет, чтобы я знал? От чего он хочет защитить меня? Проклятье, не надо меня защищать, я хочу быть в курсе всего дерьма!
- Артабанус был здесь прошлой ночью.
Эти слова выбили Эда из мыслей, волны жара и холода прошли по телу, он разрывался между страстным любопытством и всепоглощающим страхом. Эд встретился взглядом с Роем, и они просто смотрели друг на друга несколько долгих мгновений, прежде чем Рой прикрыл глаза и вздохнул.
- Он был во дворе. Дежурный патруль спугнул его, прежде чем он успел что-то натворить. Прости, Эд. Я делаю всё возможное, чтобы сохранить вас с Альфонсом в безопасности.
И это было так. Это заставляло сердце Эда сжиматься от головокружительного удовольствия и боли. Одна эта формулировка - "тебя и Альфонса" - Рой знал, как сыграть на чувствах Эда, может, и непреднамеренно. Мастер манипуляции знал, как обвести Эда вокруг пальца, даже не осознавая этого. Эд тихо и истерично рассмеялся про себя, разум вяло колебался между происходящим и внутренней борьбой.
Артабанус приходил навестить меня.
Рой чувствует себя плохо из-за того, что якобы не смог защитить меня. Надо сказать ему, что у него получается лучше, чем когда-либо у меня самого.
Надо узнать, говорил ли Артабанус что-нибудь. Интересно, зачем он приходил? Хотел забрать меня или просто убедиться, что со мной всё в порядке?
Надо сказать Рою, как много он значит для меня.
Мне надо увидеть Артабануса.
Я скучаю по нашим разговорам - я скучаю по нашим разговорам.
Он безуспешно пытался сглотнуть нечто, похожее на застрявший в горле кусок ваты, конечности вибрировали от множества эмоций, которые снова одновременно обрушились на него. Блядь. Всего на миг, когда он проснулся нынче утром, показалось, что всё хорошо.
И вот снова.
- Эд! Что с тобой?
Но теперь у него были якоря.
- Эд, вернись ко мне. Я здесь.
У него были Рой и Альфонс, Уинри, Хавок и Хоукай. Они все были рядом.
- Эд, я позову доктора. Просто посиди тихонько.
Все они были его семьёй.
Он пришёл в себя от колющей боли в руке, оглянулся и увидел доктора, вводящего прозрачную жидкость.
- Какого ёбаного хуя?
Доктор Нельсон только улыбнулся и потрепал его по плечу.
- А вот и ты. Я вколол тебе лёгкое седативное, чтобы успокоить эту гонку мыслей. Теперь тебе будет легче сфокусироваться. С этого я хотел бы попробовать начать.
- Тогда упакуйте нам несколько флаконов, - Мустанг стоял позади доктора, скрестив руки на груди, Ал и Хавок - по бокам от него. Эд уставился на всех троих в замешательстве, когда Рой продолжил: - Мы отбываем в Централ ближайшим поездом, в полдень.
Доктор Нельсон вытаращил глаза и автоматически открыл рот, собираясь отказать, но Мустанг только покачал головой, не принимая возражений. Доктор в отчаянии посмотрел на Эда, словно желая, чтобы тот поспорил. Эд, конечно, не собирался. Ему надо было съебаться отсюда, волна облегчения и восторга прошла по нему при мысли о возвращении в Централ. К обычной жизни. Вон из этого госпиталя. В университет. Прошёл год, и у него будут новые студенты. Обидно, что он не сможет довести до конца предыдущие курсы, но он всё бы отдал, чтобы снова встать у доски и сделать вид, что минувшего года никогда не было.
Его сердце нестерпимо жаждало, чтобы всё это оказалось сном, и он хотел открыто поговорить с Артабанусом обо всём произошедшем.
Он всегда плохо умел притворяться...
- Так мне что, одеваться? - спросил он у Роя.
Генерал улыбнулся - паршивое извинение - и кивнул.
- У Ала есть для тебя какая-то одежда. У нас ещё час до прибытия поезда. Если ты оденешься по-быстрому, мы успеем перехватить завтрак в кафе.
От одних слов Эд радостно затрепетал, откинул простыни и оттолкнул всё ещё застывшего доктора Нельсона с дороги. Он поспешил в ванную, выхватив кучу одежды у Ала, и замер, не закрыв дверь, когда Мустанг обратился к доктору:
- Если у вас есть минутка, я хотел бы расспросить о лекарстве, которое вы только что дали Эду...
Они вместе вышли из палаты, и Эд вопросительно глянул на Ала и Хавока. Ал пожал плечами, а Хавок мрачно посмотрел на него.
Что же они скрывают?.. Очевидно же, Хавок в курсе.
Это подождёт. Первым делом еда.
Эд прикрыл дверь и переоделся с быстротой, поразившей Хавока, когда он вернулся минутой позже. Военный покачал головой, недовольный, и проводил братьев из палаты. Последний раз оглядев место, бывшее его домом полмесяца, Эд показал ему средний палец и ушёл, не оглядываясь.
Ебись они конём, эти госпиталя.
Нельсон был прав, размышлял он, пока они шли по коридору к регистратуре, водоворот мыслей под черепом теперь двигался вяло. Эд едва мог уловить, о чём думал до этого, мысли выходили за пределы досягаемости, уносились прочь каждый раз, как он пытался дотянуться до них. Хотя это было и к лучшему. Не было всего этого панического дерьма, с которым обычно приходилось иметь дело. Куда делась его сила? Уверенность в себе? Куда делся он сам?
Зная, куда раньше его заводили подобные мысли, он резко остановился и посмотрел на идущего рядом Ала. Каким Ал видит его? Своим старшим братом, разумеется. Но должны же были произойти изменения в его восприятии, при виде того, как Эд в последнее время реагирует на определённые ситуации. Ал теперь считает его слабым. И он не ошибается. Но до тех пор, пока они вместе, Эду плевать.
Рой встретил их у выхода и на прощанье помахал знакомой дежурной медсестре. Солнечный свет словно иглами впился в глаза Эда, и он сильно вздрогнул от удара ярких лучей. Прикрывшись рукой от жгучего света, он сквозь автоброню хмуро глянул на Ала, который громко смеялся. Хавок и Мустанг оставались до жути начеку, пока вели их по улице. Голубые глаза спокойно и непрестанно оглядывали всё вокруг. Они обследовали каждый дюйм окружения, даже хотя тело было вроде бы расслаблено. Эд немедленно перенял осторожность и начал собственное наблюдение за окрестностями, гадая, что же делать, если появится Артабанус.
Они нашли небольшое кафе на полпути к вокзалу, и, видимо, в Западный штаб уже передали весточку, потому что Уинри ожидала их за столиком в углу. Эд подошёл к девушке и заключил её в объятия, безумно радуясь освобождению из госпиталя и возвращению в мир. Тепло в его руках успокаивало ещё больше, и он, чуть улыбаясь, отстранился и сел. Мустанг пропустил их всех, чтобы они уселись в углу, осматривая кафе в подробностях на случай крайней необходимости. Они заказали бутерброды и кофе, и трое друзей из Ризенбурга улыбались и смеялись легко, тогда как военные оставались встревоженными и мрачными.
Когда Ал и Уинри увлеклись разговором о бабуле Пинако, Эд сосредоточился на том, что Мустанг говорил Хавоку.
- Я обещал лейтенанту Амселю, что лично позабочусь о пенсии для родных генерала Тулсона. Надо будет, чтобы лейтенант Хоукай подготовила документы к моему приезду. Кроме того, мне надо встретиться с фюрером и дать пресс-конференцию о продолжающихся переговорах с Драхмой, не говоря уже о встрече с народом и предупреждении об этой юкрейтянской бандитской сети... Так что дел по самое не балуйся. Я был бы очень признателен, если бы ты взял Эда и Ала и отвёз их на мою квартиру, когда мы приедем в Централ. Мы можем устроить Уинри у Грейсии. Я сомневаюсь, что Артабанус попытается добраться до Уинри, так что для её безопасности стоит держать её подальше.
- Стоп, - возразил Эд. - А что не так с моей квартирой? Почему мы должны жить у тебя?
Рой посмотрел на него как на идиота и сказал:
- Квартира у тебя хорошая, но не очень надёжная. У меня в доме прекрасная защита, учитывая моё положение и планы на будущее, так что вам будет безопаснее там.
- И как долго это протянется? Что, если Артабануса никогда не поймают? Я не могу вечно оставаться прикованным к твоему столу, - нахмурившись, заспорил Эд.
Рой поднял бровь.
- Разве плохо быть прикованным к моему столу? Ты меня обижаешь, Эд.
- Почему бы вам не приковать его к чему-нибудь более актуальному, сэр? - Ал хмыкнул, заставив все глаза обернуться к нему. Уинри ошарашенно втянула воздух, а Хавок уронил бутерброд.
Повисла тишина.
Прервалась она подзатыльником, который Эд отвесил Алу.
- Так или иначе, - Эд обернулся к Рою с полыхающим лицом, у Роя на физиономии было очень милое озадаченное выражение. - Какой у тебя план? Должен же быть у тебя план?
Рой выглядел так, словно потерял дар речи, прежде чем покачал головой.
- Нет, нет никакого плана, правда. Я просто хочу, чтобы ты был у меня перед глазами, пока Артабануса не поймают. Я бы не хотел повторения прошлого года. Я больше не позволю причинить тебе боль... - кажется, он хотел сказать что-то ещё, но прикусил язык.
Эд нахмурился, собираясь разобраться, что же такого Рой скрывает, но сдержался. Будет момент получше. Точнее говоря, один на один и с достаточным количеством алкоголя, текущего по венам генерала. Это заставит его проболтаться.
- В таком случае, - Ал наклонился вперёд, поставил кофе и улыбнулся в пространство, - я останусь с Уинри у Грейсии.
Эд открыл рот, чтобы громко запротестовать, но Ал остановил его, чуть качнув головой.
- Я подвергну тебя опасности, если останусь с тобой и генералом, Эд. Что, если Артабанус придёт за мной? Ты сделаешь всё, чтобы он отпустил меня. Так что мне надо держаться подальше. Я твоя слабость, Эд.
- Почему ты думаешь, что он не придёт за тобой к Грейсии? - бросил Эд, оттолкнув еду и глядя на них всех. - Ты и её подвергнуть опасности хочешь?
- Он не хочет, - тихо ответил Рой. Эд сел и дал ему знак продолжить. - Основной интерес Артабануса - это ты, Эд. Он не будет тратить время на обходные пути, если у него будет возможность добраться непосредственно до тебя. Альфонс и Уинри будут в безопасности у Грейсии. Я даже отправлю туда солдат, чтобы охранять их, если хочешь, но уверяю тебя, Артабанус не придёт за ними.
- Почём тебе знать?
- Я просто знаю, Эд. Есть кое-что гораздо более важное, чем любой из нас, за чем он охотится, - тут Рой встал, пробормотал извинения и быстро вышел на улицу, туда, где был таксофон, прямо перед окном. Эд посмотрел ему вслед, расстроенный и взбешённый. Почему нельзя просто рассказать им всё, что он узнал? Или хотя бы Эду? Всё было бы гораздо проще, если бы Эд знал то же, что и Рой.
Возможно, это касалось девяти пропавших из памяти месяцев.
Это бы многое объясняло.
Он уже был в ужасе от того, что не мог вспомнить...
Положив локти на стол и игнорируя троих соседей, он в изнеможении потёр руками лицо.
Блядь, всего только полчаса как из сраного госпиталя, а уже устал, как собака.
Ничего, смогу поспать в поезде. Когда я последний раз ездил на поезде?..
- Братик, доедай, пожалуйста, - пробормотал рядом Ал.
Уронив руки, Эд покосился на надкушенный бутерброд и медленно покачал головой.
- Не, прости, Ал, что-то аппетит пропал.
Они закончили завтрак и Хавок оставил деньги на столике перед тем, как выйти на улицу. Мустанг всё ещё разговаривал по телефону, так что они остановились на почтительном расстоянии. Погружённый в собственные мысли, Эд едва заметил, как Уинри потянула его за рукав. Он глянул на неё, и она солнечно улыбнулась, обводя рукой улицу.
- Оглядись, Эд. Надышись этим всем.
Он проследил за её рукой и заметил спешащих людей, снующих ребятишек, полёт взлетающих и приземляющихся птиц. Камни брусчатки в резком свете солнца казались почти фарфоровыми. Было тепло для приближающейся зимы, и он впитывал ощущение золота, проникающего сквозь кожу, и вздрогнул от лёгкого сквозняка, пронёсшегося по тоннелю, созданному улицей. Всё было серым, коричневым и бурым, но таким красивым.
Он благодарно улыбнулся Уинри, и она просто мило улыбнулась в ответ.
Мустанг, наконец закончив звонок, вернулся, и они немедленно отправились на станцию.
С этого момента голоса множества людей заглушали любую попытку разговора, разве что Ал и Уинри попытались перекинуться парой слов сквозь шум.
Поезд уже стоял у перрона, так что они отправились искать свободные места. Все неловко расселись, тишина снова затянулась. Эд с подозрением смотрел на других пассажиров, всё ещё не привыкнув к такому количеству людей после года одиночества. Это чувство напряжённого беспокойства было неудобным и мучительным.
- Ну что, старший братик, - пробормотал Ал рядом с ним. - Ты в порядке? Как тебе внешний мир?
- Отлично, Ал, - автоматически ответил он с сияющей улыбкой. Потому что, несмотря на беспокойство, хорошо было выйти из госпиталя. Он ненавидел госпиталя.
- Прекрасно, - сказал Рой, не давая Алу шанса вставить слово. - Потому что ты будешь рядом со мной перед всей сворой журналистов, когда будем давать пресс-конференцию по юкрейтянам. Приказ фюрера.
четверг, 18 июня 2020
Обморок. Занавес. (с)
Мастерпост dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
Глава 21
читать дальше
Вода окружала его, мягко убаюкивая чувства. Подобно ауре плыл успокаивающий аромат лаванды, обволакивающий, как неосязаемые руки, давая небольшой источник утешения, тогда как разум блуждал. Нежные руки мягко тёрли кожу и металл автоброни, разминали напряжённые мышцы, и он чувствовал почти эйфорию. Руки спустились по телу, исчезая под водой, и тень улыбки появилась на губах Эда. Без лишней просьбы он повернул голову и приподнял подбородок. Чужие губы автоматически прижались к его, и последовал медленный, тёплый поцелуй. Было не то, чтобы очень приятно, но уже не так отвратительно, и Эд обнаружил, что хихикнул, когда Артабанус разделся и забрался в ванну к нему. Было тесновато, пока Артабанус не устроил его у себя на коленях. Пар шёл от воды, и тепло их тел добавляло жара атмосфере. Лаванда и мята обволакивали Эда, и рой горячих искр пронзил его тело, когда Артабанус потребовал большего. Остались только тихие вздохи Артабануса, звуки случайных поцелуев и плеск воды.
Молчание должно было быть комфортным, но скоро стало удушливым.
Эд моргнул, глаза медленно сфокусировались на покрытой белой плиткой стене над ванной, в которой он лежал. Выпрямившись, он скривился от боли, и медленно начал возвращать конечности к жизни. Он чувствовал себя тяжёлым, уставшим, но приятно онемевшим. Слабый запах дешёвого экстракта лаванды шёл от мутной воды, в которой Эд валялся, видимо, он и послужил причиной воспоминания. Или это снова был провал?
Рой бы знал.
Быстро приходя в себя, Эд достаточно соображал, чтобы забеспокоиться о генерале и операции в Йееиме. Оглядевшись, он понял, что в маленькой ванной, прилегавшей к его палате, не было часов. Эд вздохнул и откинул голову, игнорируя резкий приступ боли в шее. Он предположил, что просидел в ванне около часа, судя по тому, насколько остыла вода. Но у него не было сил поднять тело из полной, сияющей белым фарфором ванны. Казалось, прошли годы с тех пор, как Артабанус устраивал ему великолепные купания, хотя на самом деле это было всего две недели назад.
Время - странная вещь, а для Эда в последние дни оно к тому же стало изменчивым и запутанным. Как будто времени больше не было места в жизни Эда, и он рад был позволить ему ускользнуть. Кроме таких минут, когда он волновался за Роя. Теперь минуты, казалось, превращались в часы, пока невидящие золотые глаза глядели на стену ванной.
- Ты даже не зарисовал круги Артабануса. Не хотел их исследовать. Последние недели даже не думал об алхимии. Не похоже на тебя, малыш...
Эд вздохнул и уронил голову, вода лизнула опустившийся подбородок. Он закрыл глаза и слова снова потекли через него. Это была правда, конечно же. Он совсем не думал об алхимии. Он был так поглощён постоянным стрессом, волнением за детей, мыслями о юкрейтянах. И Артабанусе...
Мысли превратились в поток воспоминаний и образов, вспыхивающих перед глазами мириадами цветов и линий. Всё стало разрозненным и абстрактным, разум вернулся в защитное состояние размытой бесформенности. Он видел невинные, измученные лица детей, которых не смог защитить. Он видел Джеймса, и Уинри, и Альфонса. Иногда он мельком видел отца и слышал тихий, призрачный голос матери. Но по большей части он видел Роя, Хьюза и Артабануса.
Когда вспыхнул особенно яркий образ Артабануса, листающего какой-то текст, с лёгкой улыбкой, играющей на губах, Эд почувствовал, что его лицо отражает то же выражение.
- ...ты не любишь его, Эд. Ты ведь хорошо понимаешь это?
Эд автоматически напрягся, распахнул глаза, оглядываясь по сторонам, выпрямился и зарычал:
- Конечно, я не люблю этого урода! Прости, если у меня не получается сразу выйти из роли, которую я играл так долго! Не смей, блядь, меня осуждать! Только не ты!
Как и ожидалось, он орал на пустой воздух. Он начал медленно приходить в себя, мускулы стали постепенно расслабляться в холодной воде. Ругая себя, он чуть не прозевал прозвучавшие сверху тихие слова, сопровождаемые тёплым прикосновением воздуха к плечам, напоминающим прикосновение рук.
- Я бы никогда не осудил тебя, Эд... Я просто боюсь...
Холод пронзил тело Эдварда от слов Хьюза, он тяжело сглотнул, подняв левую руку, чтобы накрыть тепло, лежавшее на плече. Конечно же, там не было ничего, но тепло осталось. Эд наклонился вперёд, свернулся, утыкаясь лбом в колени, и сосредоточился на тепле, всё ещё согревающем плечо. Мысли полностью исчезли, он остался с невозможно быстрым калейдоскопом, превращающим эмоции в гонку с безумными виражами. Страх-тревога-гнев-облегчение-почти что счастье. Он не чувствовал, как стиснул зубы, и пришёл в себя, только когда в ванной раздался резкий треск. Эд вздрогнул и уставился на правый край ванны, где автоброня вцепилась так, что фарфор треснул. Сердце стало биться ровнее, когда он заметил, что до сих пор один.
Он вздохнул и усмехнулся.
- Ты слишком переживаешь, Хьюз. Речь же обо мне.
- Именно поэтому я обеспокоен, - последовал горький ответ, и тепло исчезло с плеча. - Ты, Эдвард Элрик, не умеешь просить о помощи, когда она нужна.
- Мне не нужна помощь, - автоматичски ответил Эд, натягивая улыбку. - Всё уже кончилось. Рой освободит оставшихся детей, арестует юкрейтян, и тема будет закрыта.
После небольшой паузы Хьюз снова заговорил, и Эд ясно расслышал разочарование в голосе:
- Хватит быть таким идиотски упрямым, Эд. Ты знаешь, Артабанус только и ждёт шанса тебя вернуть. Ты и правда уверен, что справишься с ним в одиночку, если он придёт? Не говоря уж о том, что у тебя крыша съехала. Например, до сих пор разговариваешь с мертвецами.
Поморщившись, Эд подавил разъедающие его вину и стыд.
- Сомневаюсь, что Ал и Рой позволят кому-то до меня доебаться. Они и помогут мне с Артабанусом... А с головой мне уже никто не поможет.
Что с того, что он всё ещё разговаривает с Хьюзом? Это немного поддерживало, пока он был один. Конечно, прошло много времени с последнего такого разговора, но на этот раз голос Хьюза был твёрдым и ясным. Как ни тяжело было смотреть в лицо правде, но Эд с радостью признал бы себя сумасшедшим, чтобы сохранить возможность разговаривать со старым другом. А нормальным-то всегда можно прикинуться...
- Тебе нужно поговорить с Роем.
Эд промолчал.
- Эд, если кто-то и поймёт, через что ты прошёл, так это Рой.
- С чего бы? Его похитили и ебали во все дыры целый год? - с издёвкой спросил Эд, закатив глаза и драматически взмахнув руками, отчего вода выплеснулась из ванны.
- Нет, - сказал Хьюз, понижая голос. - Но он тоже многое пережил. Если кто и может понять твоё состояние, это Рой.
Внезапно Эд вспомнил, как в прежние годы подчинённые шептались о пристрастии Мустанга к алкоголю. Он вспомнил, как Мустанг чётко следил за количеством выпитого в баре. Он вспомнил тьму в этих угольно-чёрных глазах, тень, которая никогда окончательно их не покидала. Смолкнув, Эд сидел и обдумывал это, пока вода из прохладной превращалась в ледяную.
Хьюз исчез, и холод пришёл на смену его присутствию вместе с леденящей хваткой реальности.
Который час? Сколько он здесь просидел? Была ли операция Мустанга успешной?
Он не мог узнать всего этого, пока не встанет и не проверит, но просто не находил силы воли, чтобы сдвинуться с места. В соответствии с циклической природой большинства всего в жизни, мысли вернулись к началу, разум играл на тех же струнах, что привели его к этой точке. Как прошла операция? Сколько времени он здесь?
Когда он снова будет чувствовать себя нормально?
Что-то тёмное, удушающее, маслянистое наполнило его изнутри, как густой, жирный дым, покрыв внутренности толстым слоем копоти. Он чувствовал себя тяжёлым, разжиревшим, расплывшимся, отчего-то словно забывшим, как двигаться, как работает тело. Но по большей части ему было плевать. Он просто закрыл глаза, откинувшись на скользкий, холодный фарфор, сосредоточившись на отсветах под веками, сиявших как факелы в багровой ночи.
Запах лаванды и тихий звук капель из крана привели его в полубессознательное, беспокойное состояние, оставив разум блаженно пустым.
- Я бы не сделал ничего подобного, если бы опасался, что ты не сможешь спастись. Помни об этом, ладно?..
- ...всё, что ты когда-либо делал, лишь поднимало мой дух…
- Ты божественный, совершенный…
- Будь осторожнее…
Может, это и вправду была судьба?
- …тик! Братик!
Голос брата привёл Эда в себя, он открыл глаза и пронаблюдал, как Ал с бешеной скоростью опорожняет ванну и укутывает его в кучу полотенец.
Увидев, что глаза Эда открыты, Ал испустил вздох облегчения и внимательно посмотрел на него.
- Ты что, убить себя хочешь? Ты весь замёрз. Как ты умудрился уснуть в ванне?
Сев, Эд поморщился от напряжения в мускулах. Должно быть, он действительно заснул. Он слабо улыбнулся, когда Ал принялся вытирать его, как мамаша-наседка.
- Всё со мной хорошо, Ал. Сколько времени?
- Уже за полночь, - голос Ала был всё ещё полон тревоги, когда он отступил на шаг, чтобы взять свисающую со столика одежду.
Эд решил, что если он сам вытрется и оденется, это успокоит Ала, так что оставил вопросы и принялся тереть грубой, царапучей тканью по коже. Госпитальное полотенце так отличалось от мягкого, пушистого, которым его вытирал Артабанус. Снова он поймал себя на том, что скучает по чему-то из времён с Артабанусом, и скривился, сосредотачиваясь на том, как натягивает рубашку через голову, а потом свободные брюки на бёдра.
Он поднял голову и заметил, что Ал смотрит на него с улыбкой, полной светлой грусти. Сложив на груди руки, Эд выжидающе поднял бровь.
- Ничего, братик. Я просто подумал, что ты наел себе брюшко.
Эд побледнел, схватился рукой за мягкий живот, потом хмуро глянул на смеющегося брата.
- Посмотрел бы я на тебя, если бы ты год провалялся в кровати. Клянусь, как только меня выпустят отсюда, я надеру тебе задницу, Ал.
Брат только засмеялся громче. Тогда Эд подошёл поближе и отвесил ему подзатыльник. От этого Ал просто сложился пополам и смех стал почти истерическим. Наконец сдавшись, Эд улыбнулся и стал ждать. Он знал, что это один из типичных способов справиться для Ала. Обнаружить Эда без сознания в ванной могло, наверно, напугать Ала до паники. Преувеличенно вздохнув, Эд задрал подбородок и отправился к двери. Заползти в кровать было огромным облегчением как для его ноющего, замёрзшего тела, так и для измученного разума. При этом Эда уже тошнило от валяния в кровати. Желание просто встать и пройти милю или две было безумно трудно подавить.
Ал подошёл следом и сел рядом с кроватью, всё ещё широко улыбаясь. Ал излучал настоящее счастье, какого Эд не видел так давно, так что не смог удержаться и чуть улыбнулся в ответ. Позволил младшему брату разогнать своим светом тьму в душе. Прилив любви и благодарности внезапно затопил Эда, он резко подался вперёд и крепко стиснул руку Ала в своей.
- Я скучал по тебе, - пробормотал Эд с дрожащей улыбкой.
Несмотря на неловкость, последовавшую за эмоциональным всплеском, Ал быстро ответил взаимностью, стиснув живую руку Эда в своих, слёзы блеснули у него в глазах.
- Я тоже скучал по тебе, братик.
Что-то давящее и тяжёлое начало рассасываться в груди у Эда, и уютная тишина наполнила палату. Он сосредоточился только на дыхании Ала и едва заметном особенном запахе брата. Он никогда не замечал до того, как Ал вернул своё тело, но у Ала был собственный запах, по которому Эд определённо скучал. Больше не было металлического запаха железа, теперь Ал пах хлопком, землёй и дождём. Эд уже начал уплывать в сон, нежная тьма стала затягивать мысли, но Ал разорвал молчание.
- Я хотел сказать тебе, братик. Сержант Фьюри связался по радио с Уинри. В Йееиме всё закончилось удачно, к рассвету генерал вернётся с подробностями.
Цунами облегчения обрушилась на Эда, и он позволил этому быть услышанным с большим вздохом:
- Конечно, всё прошло хорошо. Мы же говорим об этом ублюдке, Ал.
Альфонс громко фыркнул, и Эд приоткрыл один глаз, чтобы взглянуть на его озорную усмешку.
- Да ладно тебе, братик. Я знаю, как ты за него волнуешься. Иногда я подумываю, что ты и генерал…
- Подумываешь? – сказал Эд. И лицо его начало гореть при мысли о странной ситуации, в которой они были перед уходом Мустанга.
Кинув на Эда взгляд, говорящий «меня не одурачить», Ал чуть подался вперёд.
- Ты знаешь, о чём я, Эд. Ты к нему неровно дышишь лет с тринадцати, - на ужас и ошеломление во взгляде Эда он лишь усмехнулся. – Как я мог НЕ заметить? Ты шептал его имя во сне, как в глупой театральной постановке. Я уж не говорю о моментах, когда твоё тело очень радовалось мыслям о нём!
Эд не мог ответить. Кровь так прилила к лицу, и он мог только бормотать бесполезные звуки, в которых не было даже слогов. Однако Ал продолжил, сменив широкую ухмылку на серьёзную, но тёплую улыбку.
- Я просто никогда не думал, что он относится к тебе так же. Пока ты не исчез. Вот тогда я осознал всю глубину его чувств к тебе.
Слова дошли до Эда, несмотря на всё его смущение. Странная смесь любопытства и сожаления заставила всё внутри сжаться. Голова наполнилась чем-то лёгким, как гелий. Он не представлял, что однажды будет говорить с Алом о таком, хоть они и говорили друг с другом обо всём на свете. И Эд не думал, что у него хватит сил обсуждать это сейчас с Алом.
Поэтому он резко, очевидно и без выкрутасов сменил тему.
- У меня были галлюцинации.
Ал уставился на него, бронзовые глаза мерцали удивлением и беспокойством.
- Галлюцинации?..
Эд тяжело сглотнул и уселся, тщетно пытаясь разобраться в эмоциях, переполнявших всё его существо.
- Да… они начались через пару месяцев пребывания у Артабануса, - и, проклятье, почему произнести это имя вслух при Але было так тяжело? – Вначале я думал, что просто в моих мыслях звучат голоса других людей, но они стали подавать идеи, о которых я до этого и не думал, понимаешь? Они помогли мне разработать план, говорили со мной, когда я был уверен, что схожу с ума. Утешали, когда всё казалось безнадёжным. Они стали слабеть и пропадать, как я думал. Но вот только что, когда я был в ванной, всё вернулось. Это самое странное, Ал. Мне кажется, что эти люди по-настоящему говорят со мной. Я и не знаю, что думать об этом.
Ал долго молчал, воздух между ними переполнился беспокойством и тревогой. Такими густыми, что трудно стало дышать. И всё же каким-то образом атмосфера казалась Эду утешающей, потому что он был с Алом.
- Кто это был? – спросил наконец Ал, и Эд вздрогнул от внезапного вопроса.
- Хьюз и Мустанг, - пробормотал он, в первый раз ощущая, что это немного странно… - Я слышал только их.
Внезапно Эд задался вопросом, почему он никогда не слышал голоса Ала, или Уинри, или даже мамы. Наверно, эти голоса были бы более утешительными, чем Хьюз с Мустангом.
Очевидно, эта мысль отразилась на лице, потому что Ал болезненно улыбнулся.
- Похоже, твой разум выбрал отцовские фигуры из имевшихся под рукой. Я имею в виду, тех, кого ты больше всего уважал. Эти люди были сильными и давали тебе опору в то время.
Эдвард фыркнул, но не мог отрицать логики этого утверждения. Отцовские фигуры, ага. Хотя большинство важных людей в его жизни были женщинами – мама, бабушка Пинако, Учитель, даже Хоукай. Это не значит, что Хьюз или Мустанг были неважными… важными, но иначе. Хотя они были не совсем отцовскими фигурами, скорее…
Скорее, друзьями, подумал Эд, молча хмурясь. Он уважал их совершенно, несмотря на стычки и препирательства с Мустангом, и чувствовал себя на удивление равным им, несмотря на обстоятельства. Иногда рядом с Мустангом он ощущал себя незрелым или ребячливым, но чувство равенства и взаимопонимания между ними оставалось сильным. То же самое и с Хьюзом. Эд не мог классифицировать их отношения как отцовские, или братские, или дружеские, просто это было… нечто совсем отдельное. Но важное настолько, что и не выразить словами.
Такая была связь с этими двумя – нечто глубокое и неописуемое, что он к ним чувствовал. Только его связь с Мустангом выросла, вышла за пределы, словно лоза, вырвавшаяся из почки, разрастаясь, обретая силу и жизнь по мере роста.
Возможно, поэтому голос Мустанга исчез, а голос Хьюза ещё остался. Это действительно какая-то пытка подсознания, которую я применяю сам к себе. Ебись эта травма конём.
И снова Эд каким-то образом почувствовал, что возвращается к прежнему себе, словно на него навели фокус в микроскопе. Фокус размывается… и наводится на совершенно другое.
Он поднял взгляд и заметил, что Ал пристально за ним наблюдает. Что-то в поведении Эда явно изменилось, судя по любопытному и настороженному взгляду Ала.
- С тобой всё хорошо, братик?
Эд улыбнулся, но замер, когда кое-что внезапно поразило его. Разум прояснялся день ото дня, явно приходя в порядок. Многие психологи, рассказывавшие ему, как мозг восстанавливается после травмы, говорили, что всё начинается с медленного, но неуклонного восстановления. Но некоторое время спустя, говорили они, начнут прорываться совсем другие вещи. Такие, как пропавшие воспоминания.
Если мне уже лучше, я прихожу в себя, мой разум перестраивается… когда упадёт второй сапог? Я вспомню сразу девять пропавших месяцев?
Упрямое отрицание поднялось навстречу ужасу, начинающему биться в горле Эда, но оно не было достаточно сильным, чтобы скрыть головокружительный поток панических мыслей. Представить только, что могло произойти за эти девять месяцев…
От чего именно мой разум пытается меня защитить?
Маятник эмоций жестоко раскачивался внутри туда и сюда, заставляя метаться мысли быстрее, чем Эд мог за ними успеть. Но в конце концов что-то пробилось через тяжёлые вдохи и заливающую глаза чернильную тьму, и это был Альфонс, крепко держащий его за руки и мягко что-то говорящий. Повторяющий и повторяющий, пока Эд не рассмеялся.
- Ты что, периодическую таблицу пересказываешь?
Брат широко улыбнулся.
- Конечно, братик. Она тебя всегда успокаивает, верно?
Эд фыркнул и снова сел, распутывая конечности, потому что перед этим снова свернулся в плотный клубок. Одну руку он оставил в руке Ала и погладил тёплую, чуть влажную кожу, чтобы убедиться в существовании брата. Он не знал, принадлежал пот между ладонями Алу или ему самому, но тем не менее лелеял руку, бездумно глядя на белые госпитальные простыни.
- Уже прошло… две недели? – тихо спросил Эд, и Ал кивнул. – Ты поверишь, если я скажу, что готов вернуться в Централ?
Подняв глаза, Эд увидел на лице Ала сомнение и проблески надежды. Словно он хотел поверить, но всё остальное говорило ему, что это невозможно. Так что младший Элрик лишь шевельнул губами и снова сильнее сжал руку брата.
- Если я буду торчать здесь, это мне не поможет, Ал, - практически прошептал Эд, чувствуя, как странная сила давит на помещение и требует тишины, которая наполняет его. – Я просто застыну во времени, у меня будет куча возможностей обсасывать предыдущий год. А я хочу двигаться вперёд. Ты же понимаешь?
- Эд… ты мог погибнуть. Практически все поверили, что ты умер. Ты даже не рассказываешь мне, что этот человек сделал с тобой! Шрамы у тебя на запястье, и на ноге, и на шее, и на животе… Они пугают меня до смерти, братик! И ты хочешь просто… двигаться вперёд? Как?
От этого взрыва Эд виновато ушёл в себя, но он просто не знал, как ответить брату, разве что:
- Мне просто необходимо двигаться вперёд, Ал. Я не хочу оглядываться назад, - и хоть лёгкий надлом в голосе заставил Ала с сожалением отвернуться, да будет так.
Разговор на этом прекратился, и холод в палате привёл их к единодушному решению. Ал забрался на кровать к Эду и скользнул под одеяло. Их ноги тут же переплелись, и Эд с облегчением выдохнул в макушку Ала, зарываясь носом в щекочущие волосы. Но земляной запах Ала обволакивал его как ничто другое. И он обнаружил, что засыпает, с некоторым ощущением странности. С тревожным чувством, что тело, которое обнимает его и которое он обнимает в ответ, не такое худое и длинное, как он привык. Но такой уют Эд не ощущал долгое время, и он уснул с улыбкой на губах.
Гримаса исказила лицо генерала Мустанга, когда он отёр влагу со лба чуть дрожащей рукой и перчатка окрасилась ярко-алым. Перестрелка уже длилась больше часа и не собиралась прекращаться, что весьма и весьма тревожило Мустанга. Они собирались окружить руины Йееима, вернее, старый город-призрак, с его зданиями, почти не тронутыми природой, за исключением разросшейся кое-где редкой северной флоры, намеревались зайти с пяти сторон и медленно подобраться к центру. Они понимали, что их присутствие будет очевидно, и рассчитывали, что юкрейтяне в силу этого побегут из своих укрытий. Несмотря на общее убеждение, легче победить добычу, которая убегает, чем ту, что забилась в нору и отбивается. Они учли все возможные ошибки, все возможные варианты.
Но чего они не учли, что когда они стянут плотнее кольцо в руинах, юкрейтяне выставят похищенных детей как щит.
Первой, глупой и романтической мыслью Мустанга было, что они решили отпустить заложников, но сразу стало понятно, что это не так, когда сержант слева рухнул на землю со знакомым предсмертным хрипом. Боль черкнула по лбу Мустанга, глаза тут же залило его же собственной кровью, и он ещё с парой дюжин аместрийских военных укрылся за ближайшим зданием. Мустанг не мог использовать алхимию и остался с простым револьвером в качестве оружия. Разум отчаянно изворачивался, пытаясь придумать способ убрать с пути детей, но Рой был шокирован внезапным, пугающим затишьем, когда аместрийцы начали выбираться из укрытия и стрелять по юкрейтянам, не обращая внимания на детей. Его грозные окрики прекратить огонь потонули в тонких детских воплях. Юные голоса кричали, потом начались рыдания, которые Рой как-то расслышал сквозь треск ружейных выстрелов и звуки металла, врезающегося в землю или в плоть. Он приложил ладони к земле, воздвигая стену между юкрейтянами и аместрийцами, страдая от того, что должен защищать детей от пуль своих же.
Огонь был приостановлен, когда приказы Мустанга наконец возымели действие и можно было слышать только перестрелку других групп среди руин. В какой-то момент юкрейтяне начали отступать, и Мустанг повёл команду на осторожное преследование. Начало положил старший лейтенант Амсель, перескочивший через стену прямо перед юкрейтянами, схвативший ребёнка и нырнувший за угол здания. Несколько военных последовали его примеру, и тогда уже Мустанг смог применить боевую алхимию.
Спустя полчаса переговоров между пятью отрядами, все собрались в центре с детьми и уцелевшими юкрейтянами.
Девять. Мустанг без толку тёр руки, только размазывая кровь по перчаткам и думая, не спалить ли их к хренам вместе с кожей. Девять детей погибли.
Ледяное онемение растеклось по венам, послав ещё одну волну дрожи по позвоночнику, в животе заворочалась тяжёлая тошнота. Рою хотелось проблеваться, закричать, сравнять руины с землёй. Но он мог только безучастно смотреть, как слева старший лейтенант Амсель протягивает ему платок. Спокойные глаза, впившиеся в глаза Роя, заставили его распрямиться и натянуть маску.
- Лейтенант Амсель, - сказал Мустанг голосом, хриплым от дыма, произведённого алхимией. Запах обугленной плоти всё ещё висел в воздухе, более острый, чем при похоронной церемонии. – Я хотел бы официально поблагодарить вас за помощь нашему отряду. Тактика была очень эффективная, хоть и опасная. Некоторые назвали бы это самоубийством.
Амсель как будто совсем не отреагировал. Просто на миг смерил Мустанга взглядом, заставив внутренности генерала похолодеть ещё сильнее. Наконец лейтенант кивнул.
- Спасибо, генерал.
И снова Мустанг остался один, глядя в спину лейтенанту, который отправился осмотреть солдат и оценить их ранения. Мустанг тяжело сглотнул и поднёс платок ко лбу, даже не вздрогнув, когда ткань ужалила след от пули. Если бы та прошла чуть левее…
В груди чуть заныло, когда он подумал, что чуть не нарушил обещание, данное Эдварду.
Он не успел это обдумать или вообще собраться, как к нему поспешил сержант.
- Генерал! Мы заперли юкрейтян в старом соборе, в исповедальнях. К счастью, их всего-то около десятка. Ещё парочку заперли там же в отдельной комнате. Ваши приказания?
Рой быстро прикинул, глядя на темнеющее небо. Они прибыли на машинах, так что не зависели от расписания поездов и время у них ещё было.
- А дети где?
- Мы уже разместили их в грузовике. Врачи их уже осматривают, скоро их напоят и накормят.
- Отлично. Подгоните другой грузовик к руинам и юкрейтян тоже грузите. Убедитесь, что вы тщательно обыскали каждого. Хоть догола раздевайте, только проверьте, что они полностью разоружены. Я имею в виду, совершенно полностью, - генерал помахал перчатками с кругом трансмутации перед глазами сержанта, чтобы тот понял. – И оставьте одного в здании, главаря или того, кто выглядит поважнее.
- Есть! – ответил сержант и поспешил в проход между двумя дряхлыми каменными зданиями.
- Допрос, командир? – раздался голос, и Рой обернулся к Хавоку, который приближался, с сигаретой, свисающей в уголке рта. К счастью, он был совершенно невредим. Хавок привалился к каменной стене и глубоко втянул никотиновый дым. Мустанг мог видеть напряжённые морщинки возле обычно спокойных глаз, в голубых глазах очевидно было написано страдание. Никто из них не был доволен тем, как всё вышло, хотя фактически они одержали победу.
Девять мёртвых детей уже были сложены в один из грузовиков.
- Надо выяснить, есть ли ещё банды юкрейтян вроде этой. И как они проходили через границу, - просто сказал Рой Хавоку, надеясь, что тот поймёт. Судя по по мстительному выражению на лице, Хавок не собирался возражать, какими бы ни оказались методы допроса.
Что привело Мустанга к новой внутренней борьбе. Как он может допросить одного из этих юкрейтянских монстров без жестокости? В рамках масштабных преобразований в армии инструкции по допросам были значительно изменены, делая физическое воздействие незаконным. Мустанг понимал, что в некоторых случаях этот приказ можно аккуратно обойти. Но каким же он будет фюрером, если не соблюдает основы морали?
На данный момент он не чувствовал себя таким уж амбициозным.
Использовать детей, как щит… Генерал такого до сих пор не видел, крики и плач только сгустили тьму, уже омрачающую его душу. Возможно, это было эгоистично и так же бесчеловечно, как и действия юкрейтян, но у него было острое желание просто уничтожить остатки банды. Жгучий гнев пузырился в венах, такой, какой он ощущал всего пару раз в жизни, главным образом, когда смотрел на гомункулов. Хотя гнев был чуть разбавлен чувством благодарности, что он может укусить зверя-убийцу в ответ в отсутствие Хоукай или Эда. Только представить их лица, прикрыв глаза, немного успокаивало.
Он никоим образом не был морально готов к этому «допросу». Но понимал, что лучший момент сейчас, когда побеждённые юкрейтяне ещё потрясены. Выпрямившись, он кивком приказал Хавоку следовать за собой. Пока они шли, генерал сглатывал огонь и желчь, теснившие горло и грудь, заставляя себя сосредоточиться на сияющих как солнце глазах и ярких улыбках. Он думал об этом уникальном голосе, обладающем бесконечной экспрессивностью и страстью, соединяющем простые слоги в глубокие и гениальные высказывания. Он думал о более юном Эде и о теперешнем, как сильно этот золотой мальчик изменился, как он рос, как сражался. И как не смотря ни на что этот человек сохранил свои моральные принципы.
Рою Мустангу было много чему ещё учиться у Эдварда Элрика.
Собор, очевидно, стал центром операции, и Мустанг отдалённо злился на то, что его не поставили об этом в известность, пока не заметил солдат, под командой лейтенанта Амселя грузивших крепко связанных юкрейтян в грузовик. Встретившись с лейтенантом взглядом, Мустанг только благодарно кивнул, прежде чем отправиться к разрушающемуся входу в некогда великолепную церковь из лилового и чёрного камня. Легко было игнорировать ветер, леденящий руки, не обращать внимания на кровь, сбегающую по вискам, и он уже просто привык к запаху дыма, пропитавшему одежду, как к постоянному напоминанию о его грехах и раскаянии. Но стоило войти в собор и увидеть кровь, разбрызганную по камням, медиков, склонившихся над мертвенно-бледными военными, как все крошечные ощущения вернулись с неослабевающей, неумолимой силой. Слишком ясные воспоминания о пламени, растекающемся по городу, превращая его в ад, удушающем дыме и запахе горелой плоти, наполняющем воздух, словно вязкий смог...
Но тут теплая рука Хавока прижалась к нему, от плеча до запястья, заставляя снова сосредоточиться. Не глядя на лейтенанта, генерал распрямился и вошёл в открытое помещение, чувствуя во рту медный привкус крови, когда проходил мимо раненых аместрийцев, и остановился на минуту, чтобы уделить им внимание. Лидерство обязывало к вынужденным улыбкам и сильным, ободряющим словам. Обычно Рою не нравилось делать это после боя, но если он знал, что это справедливо, и слова приходили легче, и блеск восхищения и ужаса в глазах солдат легче было переносить.
Пройдя к двери за алтарём, где разместили главаря пленных юкрейтян, он попытался подавить любую видимую реакцию на разговоры солдат за своей спиной.
- Сражались вместе с нашим будущим фюрером... не устану об этом рассказывать...
- Он поблагодарил меня... Поверить не могу. Когда-нибудь детям буду рассказывать, как шёл в бой с будущим фюрером.
- Стоило получить шрам ради внимания генерала...
Тяжело сглотнув, Рой положил руку в перчатке на изношенное дерево двери, чувствуя, как холод просачивается сквозь материал и проникает под кожу. Холод всегда помогал ему оставаться в границах, создавал острый ледяной край в мыслях и замораживал все чувства, пытающиеся выскользнуть из-под жёстко контролируемой маски. Он был практически благодарен холоду, когда столкнулся лицом к лицу с бледнокожим мужчиной, у которого были медно-рыжие волосы и яркие изумрудные глаза. Рой посмотрел на двух солдат по обеим сторонам от на удивление молодого человека и жестом приказал им выйти. Кивнув, Хавок закрыл дверь, оставив лишь генерала и юкрейтянина в маленьком, лишённом окон помещении, освещённом только гнутой и поцарапанной железной люстрой со свечами. Покорёженные полки окружали комнату, и юкрейтянин сидел на останках того, что раньше было кроватью.
Мустанг стоял молча, внимательно изучая мужчину, полного напускной уверенности, тот поплёвывал на него, расположившись на древней мебели. Поза юкрейтянина была свободной и открытой, но дрожь рук и подёргивающиеся губы выдавали беспокойство. Когда целая минута прошла в молчании, нервозность проявилась во взгляде человека, заметавшемся между Мустангом, дверью, полом и потолком. Генерал должен был признать, что враг хорошо умеет притворяться. Особенно для своих лет. Ему вряд ли было больше двадцати пяти. Но хороший лидер не имеет возраста, и Мустанг мог видеть яркий проблеск ума в этих бутылочно-зелёных глазах, сильнее было только горящее в них безумие.
Странно, как часто они оба уживаются вместе.
Наконец, спустя ещё четыре минуты молчания, юкрейтянин раскололся. В физическом смысле так же, как и в метафорическом, размышлял Мустанг, глядя, как молодой человек подорвался с кровати и принялся мерить помещение шагами от стены до стены, в добрых пяти футах от генерала.
- Дай угадаю, вы казните нас сейчас, да? - сказал юкрейтянин на аместрийском с сильным акцентом.
Слегка склонив голову, Мустанг ответил:
- Возможно. Это зависит сейчас от вас.
Зелёные глаза впились в него из-под рыжей чёлки.
- Как?
- Если вы ответите на мои вопросы, и ответите честно, я воздержусь от уничтожения ваших... товарищей. Мать вашу, вы даже сможете рассчитывать на справедливый суд.
- Воздержусь? Не знаю такого слова.
Генерал показал, быстрым щелчком пальцев создав кислородную воронку, и огонь поглотил кровать. Точно так же быстро он отогнал кислород прочь, оставив лишь дым и горстку пепла там, где до этого было дерево. Он не спускал глаз с юкрейтянина, поэтому заметил смертельную бледность и вспышку понимания в глазах.
- Ты, - прошипел он. - Я знаю, кто ты. Мой народ зовёт тебя демоном. Шейтан энкарнэ.
Спокойно промычав под нос, Рой сделал шаг вперёд. Юкрейтянин отшатнулся с оскаленными клыками и бешеной улыбкой. В его глазах было безумие, более явное сейчас, когда он понял, кто такой Мустанг. Сам Мустанг не был удивлён. Он был печально известен во всей Аместрис, вероятно, то же можно было сказать и о странах, окружающих их пропитанную кровью родину.
- Может, я и демон, - пробормотал он, оценивая ужас юкрейтянина как горькое оправдание. - Но даже я не стал бы использовать детей как щит.
Выражение сменилось чем-то вроде враждебного отвращения, такое лицо могло принадлежать действительно кому-то ужасному. Юкрейтянин просто фыркнул:
- Ты не понимаешь.
- Тогда объясните мне, - предложил Мустанг, усаживаясь на каменный пол, поскольку вокруг не осталось ни стульев, ни какой-либо другой мебели. После явного колебания, юкрейтянин на другом конце комнаты последовал его примеру, отвращение и страх всё ещё висели в воздухе, как и густой дым, сочащийся из трещин в стенах. - Расскажите мне, что за интерес у вас к аместрийским детям.
Надо было задать сперва стандартные вопросы и просеять ответы на них, прежде чем приступать к действительно важным. По большей части он уже знал, что юкрейтянин расскажет ему о детях и их предназначении. Этот мир действительно жесток.
- Никакого интереса, шейтан. Просто бизнес. Мы берём. Мы очищаем. Мы продаём.
- И как далеко распространяется ваш бизнес? Есть ещё банды вроде вашей в Аместрис?
Глаза юкрейтянина сузились, он сильно нахмурился, колеблясь.
- Ты... не врёшь мои люди жить? Оставишь их жить?
- Клянусь, - сказал Мустанг совершенно искренне, глядя юкрейтянину в глаза и позволяя главарю убедиться в честности. Генерала немного смущала предыдущая уверенность юкрейтянина в том, что он расправится с их бандой. Но раз этот человек считает его демоном... ладно... - С вашими людьми будут обращаться уважительно, пока вы готовы со мной сотрудничать.
Несколько долгих мгновений чистого наблюдения Мустанг систематизировал свои мысли и наблюдал за дрожащим юкрейтянином. У парня был мощный фасад, но Рой был специалистом в своём ремесле и мог легко сорвать маску с его души, слой за слоем, пока не увидит дрожащего, охваченного тревогой ребёнка, скрытого за харизматичной внешностью. Генерал хотел бы встретиться с кем-то старше, сильнее и холоднее, чтобы мочь цепляться за свою ярость. Но этот молодой человек напротив просто заставлял его чувствовать себя опустошённым и истощённым. И он уже знал, что рыжий ответит, прежде чем тот кивнул.
- Есть и другие, не спрашивай, где, я не знаю. На юге и на севере. Они ездят в Юкрейт каждые два... как это по-вашему? Ай? Айлар?
Человек поморщился, когда Мустанг беспомощно попытался понять смысл слова из предыдущей речи. Он абсолютно не понимал юкрейтянского и пожалел, что не может прямо сейчас связаться по радио с Эдвардом. Уж этот гений наверняка бы понял. Или нет, учитывая его проблемы с памятью.
- Дни? Нет, это было бы невозможно для вас, собираться так часто и не быть замеченными. Месяцы, может быть?
Мужчина только пожал плечами.
- Но мы не говорим. Отдаём урун и возвращаемся. Так что я про них не знаю.
- Предполагаю, они так же прячутся в руинах, как вы, правильно? - Мустанг потянулся, сменяя напряжённую позу на скучающую, уперевшись локтем в колено и положив подбородок на ладонь.
Фыркнув, юкрейтянин быстро возразил, телом повторяя движение Мустанга, как генерал и ожидал. Это порождало атмосферу доверия между ними, Рой понимал, что так и будет.
- Я не знаю, но они должны выходить в город. У них всегда хорошая одежда и толстый живот. Обур.
Это звучало не очень дружелюбно.
- Вы их не очень любите? - Мустанг подпустил удивления в голос.
- Хаир, они слишком любят аместрийцев. Оставляют большую часть урун для похоти. Иргенч, - он покачал головой.
Живот скрутило и сердце упало, но Мустанг сочувственно вздохнул. Ему не надо было знать юкрейтянский, чтобы понять, о чём речь.
Итак, вместо продажи другие группы держат детей как сексуальных рабов. Охуенно. А я уж подумал, что ситуация не может быть более извращённой.
Что напомнило ему...
- В Хеллтеме была лаборатория. Вы осеменяли девушек и использовали алхимию, чтобы изменить и укрепить матки. Я понял это из сохранившихся записей и схем в алхимических кругах. Очевидно, это не сработало, но меня удивляет, почему никто из вас не погиб при человеческой трансмутации? Можете рассказать мне больше об этом? Какой была основная цель, и как вы этого добились?
- Я не знаю, - пробормотал юкрейтянин, с очевидным дискомфортом. Это началось, как только Мустанг упомянул лабораторию, и росло в геометрической прогрессии.
- Но вы возглавляли группу в Хеллтеме, так?
- Да. Но я не знаю. Магия, я её не умею.
- Вы имели в виду алхимию?
- Да, я не знаю. Это билим адамлары, а не я. Айзек, Френсис и Артабанус. Я знаю, они хотели вывести новых людей. Сильнее и умнее. Ставят круг на живот, огонь, и женщина умирает. А не должна.
Что за ебанутые на всю голову люди... До сих пор всё указывало на религию и прибыль. Очищение детей путём удаления гениталий, продажа людям с их родины, как религиозных предметов, вера, что алхимия - это магия, вера в демонов и дьяволов... но это! Это научно и вполне логично - использовать алхимию для улучшения человеческой расы. Каким-то образом у них хватило не только опыта и умения нарисовать круги, но и использовать их, обойдя дисбаланс, возникающий при трансмутации человека. Хотя все трансмутации были неудачными, мы смогли найти в лаборатории только трупы множества женщин и пару унций серы и железа. Контраст между этими двумя взглядами на жизнь просто невероятный.
Мне необходимо поговорить с кем-то из людей, которых он упомянул. Айзек в коме после нападения Эдварда, я не в курсе, кто это Фрэнсис. Кстати, об Артабанусе...
Одно упоминание имени послало раскалённый добела, ослепляющий гнев по венам, и Мустанг уцепился за гнев, но постарался скрыть его при разговоре, выводя юкрейтянина из явно проблемных мыслей:
- Расскажите мне про этого Артабануса.
Губы юкрейтянина сложились в нечто среднее между улыбкой и гримасой.
- Артабанус, добрый брат. Хороший алхимик, вы бы сказали. Он давно рехнулся. Его... такинти? Сильный интерес к Эдварду ранил его. Но я всё ещё люблю нашего брата. Самого божественного из всех.
Сердце Роя облилось жаром и болью, ему пришлось подавить эти чувства, задавая следующий вопрос:
- Ты знаешь про Эдварда. Что Артабанус с ним делал?
Юкрейтянин, до этого безучастно смотревший в пол, поднял глаза, искра в них усиливала ощущение безумия. Кровь Роя застыла ещё до того, как пленный начал говорить.
- Артабанус любил Эдварда. Называл его богом и божественным существом. Но... держал его... кажется, вы говорите "питомец"? Щупал его от похоти и делал больно от жадности. Так и не очистил мальчишку. Совсем гарип. Не знаю, как сказать.
Расстроенный, Мустанг стиснул зубы, поднялся и принялся ходить туда-сюда, снова и снова про себя повторяя слова. "Питомец" особенно заставлял кипеть кровь в венах, а костяшки ныли от желания щёлкнуть пальцами и спалить всё вокруг. Ярость внутри была глубокой и чудовищной, как безумная сила океанского шторма, тёмная и неумолимая. Но всё же он хотел больше информации, хотел подробностей, чтобы просто знать. Незнание каждой подробности об Эдварде рвало его как когти дикого животного, раздирая логичный разум бунтующими чувствами.
Начиналось то редкое явление, когда контроль Мустанга был выброшен в окно, лицо загорелось местью, и жгучий взгляд пригвоздил юкрейтянина к полу.
- Эдвард потерял память за девять месяцев. Скажи мне, что случилось.
К тому времени, как он снова выбрался на улицы Йееима, уже давно стемнело. Три грузовика рычали у входа в собор, омывая камень бесчувственным жёлтым светом. В компании Хавока и с главарём юкрейтян на буксире, Мустанг подошёл к лейтенанту Амселю. Тот стоял возле машин, зловеще подсвеченный искусственным светом, и молча ждал.
Мустанг на мгновение помедлил перед ним, оглядывая руины в последний раз.
- Мы готовы возвращаться в Западный штаб, лейтенант?
- Да, сэр. Дети, вероятно, уже в городе. Мы ждали только вас.
- Я готов. Поехали.
Обратный путь в Западный штаб показался коротким, по дороге мысли Мустанга медленно вращались в дымке усталости. Глаза таращились в ночь, задерживаясь на огоньках случайных городов, через которые проезжала машина, Рой представлял семьи, укладывающие детей спать. Там было столько светлого будущего, как обещания в тёплом свете свечей, парящих за стёклами. Время скользило мимо как песчинки в часах, но превращалось в зыбучие пески. Хавок рядом заснул беззвучным сном, что было заметно только по прикрытым глазам и расслабленным плечам. Мустанг с лёгкой улыбкой посмотрел на верного друга, потом снова поднял глаза на звёзды.
Так много света... так много зла, желающего погасить его... цветы, оплакивающие его изящными, беззвучными словами. Лица, обрезанные на фотографиях, серебристые острия врезаются в поверхность глянцевой бумаги.
Рой почувствовал внезапное, головокружительное желание утопиться в бутылке чего-нибудь крепкого и отшибающего мозги, такое резкое желание, что грудь сдавило, а глаза обожгло. Его список действий по прибытии в Западный город не начал меняться даже когда солдат объявил о скором прибытии. Двадцать минут спустя Мустанг выбрался из машины и приказал Хавоку вперёд него отправляться в госпиталь. Он получил горький, понимающий взгляд, но ничего не сказал, направляясь в Западный штаб вслед за Амселем. Подведение итогов операции длилось всего полчаса, в течение которых мысли Мустанга снова и снова возвращались к жидкому спасению. Он оставил местных военных оформлять документы, пожелал им спокойной ночи и отправился из здания в первый же бар, который смог найти.
Тот уже закрывался, но владелец рад был продать бутыль самого крепкого виски неосторожному генералу. Итак, на рассвете Мустанг болтался по улочкам и переулкам, делая большие глотки из бутылки, ласкал узкое горлышко пальцами в перчатке, алкоголь жёг горло и спутывал разум. Время от времени ему кто-то попадался навстречу, в основном бездомные или проститутки, но они миновали его без слов и не заботясь о его состоянии.
Рой добрался до госпиталя и проигнорировал потрясённые и неодобрительные взгляды, преследовавшие его в центральном холле и коридорах. К этому моменту он впал в пьяное равнодушие и не заметил Хавока, пока тот не положил руку ему на плечо и не отвёл его к стене, где он смог встать прямо и посмотреть в суровые голубые глаза. Губы Хавока кривились и двигались. Слишком быстро, чтобы затуманенный разум генерала мог разобрать, и поэтому он слабо отмахнулся, давая Хавоку понять, чтобы тот прекратил.
- Да послушай же, мать твою! - рявкнул на него Хавок, и Мустанг был шокирован болью в щеке мгновение спустя. Рука Хавока была всё ещё поднята, губы всё ещё кривились.
Волна ненависти к себе заставила колени Мустанга подогнуться, но лейтенант удержал его за ворот.
- Рой. Послушай меня, - сказал Хавок, на этот раз спокойнее. - Когда мы уехали, Артабанус был замечен поблизости. Полез в окно к Эду со двора. К счастью, патрульные заметили его раньше, чем он проник в госпиталь. Дошло? Эд ещё в опасности. Ты не можешь так себя вести. Если кто и может остановить этого бандита, так это ты. А в таком виде ты бесполезен.
Паника была как горошина по сравнению с качающимся и крутящимся пейзажем разума Роя. Он тупо гадал, куда же делась бутылка пойла и где он потерял китель. Потом он удивился, откуда в руках у него появилась чашка дымящегося кофе и почему он рыдает над ней, как сломленное существо, как с его губ срываются слова, от которых мужчина напротив бледнеет. Хавоку явно сделалось плохо от его слов.
А потом Рой оказался сидящим в палате Эда на раскладном стуле, живот нещадно крутило, а голова зверски болела. Рассвет наконец разлился над пейзажем, и нежные, розовые оттенки, брошенные им по комнате, осветили два тела, свернувшихся на кровати. Лёгкий свет, сияющий на волосах Эда, заставил их мерцать золотисто-розовыми. Рой восхитился прекрасным, ангельским лицом спящего Эда и улыбнулся видимой части Альфонса - юноша уткнулся носом в спину старшего брата. Они выглядели такими спокойными, такими довольными...
Эти две души Рой добавил к группе людей, за которых бы с радостью отдал жизнь. Такие красивые, такие драгоценные... эти юноши стоили мира и более того для генерала. Он не заметил, что встал, пока не оказался возле кровати, потянувшись убрать медово-миндальные пряди с лица Ала. Он наклонился дальше, прижался губами ко лбу Эда, отстранившись, когда старший Элрик зашевелился во сне.
- С возвращением, - произнёс тихий, сонный голос, и Мустанг взглянул в усталые золотые глаза.
Рой почувствовал что-то резкое, колючее, тёплое, успокаивающее, и ему едва удалось сдержать эмоции, пока они не брызнули слезами из глаз. Тем не менее он с дрожащим вздохом провёл пальцами по волосам Эда, прежде чем уткнуться носом в лавандовый запах. Ответом ему было тихое бормотание, пока его не потянули за рукав, заставляя двигаться, и он не оказался полулежащим на кровати, привалившись спиной к стене, и Эд приподнялся, чтобы посмотреть на него. Что-то происходило между ними, невидимое, но тяжёлое, потрескивающее между каменно-серым и сияющим золотым.
Но Эд улыбнулся, и всё стало хорошо.
Рой опустил одну руку на распущенные волосы Ала, другой обхватил локоть руки Эда, которой тот обнял его за живот. Вес Эда, накрывший его сверху, заставил сердце Роя споткнуться от боли и тепла. Эд уже снова уснул.
Рой провёл большим пальцем по коже живой руки Эда, глядя на спокойное лицо спящего юноши, на довольную улыбку Ала.
Я этого не заслужил.
Он откинул голову, закрыл глаза, мускулы начали расслабляться. Солнечный свет коснулся лица, напряжение совершенно ушло из тела, и Рой провалился во тьму. Дыхание Эда коснулось запястья Роя, заставив уголки губ дёрнуться в улыбке.
Как и ночь, его сознание утекло с приходом рассвета.
Глава 21
читать дальше
Вода окружала его, мягко убаюкивая чувства. Подобно ауре плыл успокаивающий аромат лаванды, обволакивающий, как неосязаемые руки, давая небольшой источник утешения, тогда как разум блуждал. Нежные руки мягко тёрли кожу и металл автоброни, разминали напряжённые мышцы, и он чувствовал почти эйфорию. Руки спустились по телу, исчезая под водой, и тень улыбки появилась на губах Эда. Без лишней просьбы он повернул голову и приподнял подбородок. Чужие губы автоматически прижались к его, и последовал медленный, тёплый поцелуй. Было не то, чтобы очень приятно, но уже не так отвратительно, и Эд обнаружил, что хихикнул, когда Артабанус разделся и забрался в ванну к нему. Было тесновато, пока Артабанус не устроил его у себя на коленях. Пар шёл от воды, и тепло их тел добавляло жара атмосфере. Лаванда и мята обволакивали Эда, и рой горячих искр пронзил его тело, когда Артабанус потребовал большего. Остались только тихие вздохи Артабануса, звуки случайных поцелуев и плеск воды.
Молчание должно было быть комфортным, но скоро стало удушливым.
Эд моргнул, глаза медленно сфокусировались на покрытой белой плиткой стене над ванной, в которой он лежал. Выпрямившись, он скривился от боли, и медленно начал возвращать конечности к жизни. Он чувствовал себя тяжёлым, уставшим, но приятно онемевшим. Слабый запах дешёвого экстракта лаванды шёл от мутной воды, в которой Эд валялся, видимо, он и послужил причиной воспоминания. Или это снова был провал?
Рой бы знал.
Быстро приходя в себя, Эд достаточно соображал, чтобы забеспокоиться о генерале и операции в Йееиме. Оглядевшись, он понял, что в маленькой ванной, прилегавшей к его палате, не было часов. Эд вздохнул и откинул голову, игнорируя резкий приступ боли в шее. Он предположил, что просидел в ванне около часа, судя по тому, насколько остыла вода. Но у него не было сил поднять тело из полной, сияющей белым фарфором ванны. Казалось, прошли годы с тех пор, как Артабанус устраивал ему великолепные купания, хотя на самом деле это было всего две недели назад.
Время - странная вещь, а для Эда в последние дни оно к тому же стало изменчивым и запутанным. Как будто времени больше не было места в жизни Эда, и он рад был позволить ему ускользнуть. Кроме таких минут, когда он волновался за Роя. Теперь минуты, казалось, превращались в часы, пока невидящие золотые глаза глядели на стену ванной.
- Ты даже не зарисовал круги Артабануса. Не хотел их исследовать. Последние недели даже не думал об алхимии. Не похоже на тебя, малыш...
Эд вздохнул и уронил голову, вода лизнула опустившийся подбородок. Он закрыл глаза и слова снова потекли через него. Это была правда, конечно же. Он совсем не думал об алхимии. Он был так поглощён постоянным стрессом, волнением за детей, мыслями о юкрейтянах. И Артабанусе...
Мысли превратились в поток воспоминаний и образов, вспыхивающих перед глазами мириадами цветов и линий. Всё стало разрозненным и абстрактным, разум вернулся в защитное состояние размытой бесформенности. Он видел невинные, измученные лица детей, которых не смог защитить. Он видел Джеймса, и Уинри, и Альфонса. Иногда он мельком видел отца и слышал тихий, призрачный голос матери. Но по большей части он видел Роя, Хьюза и Артабануса.
Когда вспыхнул особенно яркий образ Артабануса, листающего какой-то текст, с лёгкой улыбкой, играющей на губах, Эд почувствовал, что его лицо отражает то же выражение.
- ...ты не любишь его, Эд. Ты ведь хорошо понимаешь это?
Эд автоматически напрягся, распахнул глаза, оглядываясь по сторонам, выпрямился и зарычал:
- Конечно, я не люблю этого урода! Прости, если у меня не получается сразу выйти из роли, которую я играл так долго! Не смей, блядь, меня осуждать! Только не ты!
Как и ожидалось, он орал на пустой воздух. Он начал медленно приходить в себя, мускулы стали постепенно расслабляться в холодной воде. Ругая себя, он чуть не прозевал прозвучавшие сверху тихие слова, сопровождаемые тёплым прикосновением воздуха к плечам, напоминающим прикосновение рук.
- Я бы никогда не осудил тебя, Эд... Я просто боюсь...
Холод пронзил тело Эдварда от слов Хьюза, он тяжело сглотнул, подняв левую руку, чтобы накрыть тепло, лежавшее на плече. Конечно же, там не было ничего, но тепло осталось. Эд наклонился вперёд, свернулся, утыкаясь лбом в колени, и сосредоточился на тепле, всё ещё согревающем плечо. Мысли полностью исчезли, он остался с невозможно быстрым калейдоскопом, превращающим эмоции в гонку с безумными виражами. Страх-тревога-гнев-облегчение-почти что счастье. Он не чувствовал, как стиснул зубы, и пришёл в себя, только когда в ванной раздался резкий треск. Эд вздрогнул и уставился на правый край ванны, где автоброня вцепилась так, что фарфор треснул. Сердце стало биться ровнее, когда он заметил, что до сих пор один.
Он вздохнул и усмехнулся.
- Ты слишком переживаешь, Хьюз. Речь же обо мне.
- Именно поэтому я обеспокоен, - последовал горький ответ, и тепло исчезло с плеча. - Ты, Эдвард Элрик, не умеешь просить о помощи, когда она нужна.
- Мне не нужна помощь, - автоматичски ответил Эд, натягивая улыбку. - Всё уже кончилось. Рой освободит оставшихся детей, арестует юкрейтян, и тема будет закрыта.
После небольшой паузы Хьюз снова заговорил, и Эд ясно расслышал разочарование в голосе:
- Хватит быть таким идиотски упрямым, Эд. Ты знаешь, Артабанус только и ждёт шанса тебя вернуть. Ты и правда уверен, что справишься с ним в одиночку, если он придёт? Не говоря уж о том, что у тебя крыша съехала. Например, до сих пор разговариваешь с мертвецами.
Поморщившись, Эд подавил разъедающие его вину и стыд.
- Сомневаюсь, что Ал и Рой позволят кому-то до меня доебаться. Они и помогут мне с Артабанусом... А с головой мне уже никто не поможет.
Что с того, что он всё ещё разговаривает с Хьюзом? Это немного поддерживало, пока он был один. Конечно, прошло много времени с последнего такого разговора, но на этот раз голос Хьюза был твёрдым и ясным. Как ни тяжело было смотреть в лицо правде, но Эд с радостью признал бы себя сумасшедшим, чтобы сохранить возможность разговаривать со старым другом. А нормальным-то всегда можно прикинуться...
- Тебе нужно поговорить с Роем.
Эд промолчал.
- Эд, если кто-то и поймёт, через что ты прошёл, так это Рой.
- С чего бы? Его похитили и ебали во все дыры целый год? - с издёвкой спросил Эд, закатив глаза и драматически взмахнув руками, отчего вода выплеснулась из ванны.
- Нет, - сказал Хьюз, понижая голос. - Но он тоже многое пережил. Если кто и может понять твоё состояние, это Рой.
Внезапно Эд вспомнил, как в прежние годы подчинённые шептались о пристрастии Мустанга к алкоголю. Он вспомнил, как Мустанг чётко следил за количеством выпитого в баре. Он вспомнил тьму в этих угольно-чёрных глазах, тень, которая никогда окончательно их не покидала. Смолкнув, Эд сидел и обдумывал это, пока вода из прохладной превращалась в ледяную.
Хьюз исчез, и холод пришёл на смену его присутствию вместе с леденящей хваткой реальности.
Который час? Сколько он здесь просидел? Была ли операция Мустанга успешной?
Он не мог узнать всего этого, пока не встанет и не проверит, но просто не находил силы воли, чтобы сдвинуться с места. В соответствии с циклической природой большинства всего в жизни, мысли вернулись к началу, разум играл на тех же струнах, что привели его к этой точке. Как прошла операция? Сколько времени он здесь?
Когда он снова будет чувствовать себя нормально?
Что-то тёмное, удушающее, маслянистое наполнило его изнутри, как густой, жирный дым, покрыв внутренности толстым слоем копоти. Он чувствовал себя тяжёлым, разжиревшим, расплывшимся, отчего-то словно забывшим, как двигаться, как работает тело. Но по большей части ему было плевать. Он просто закрыл глаза, откинувшись на скользкий, холодный фарфор, сосредоточившись на отсветах под веками, сиявших как факелы в багровой ночи.
Запах лаванды и тихий звук капель из крана привели его в полубессознательное, беспокойное состояние, оставив разум блаженно пустым.
- Я бы не сделал ничего подобного, если бы опасался, что ты не сможешь спастись. Помни об этом, ладно?..
- ...всё, что ты когда-либо делал, лишь поднимало мой дух…
- Ты божественный, совершенный…
- Будь осторожнее…
Может, это и вправду была судьба?
- …тик! Братик!
Голос брата привёл Эда в себя, он открыл глаза и пронаблюдал, как Ал с бешеной скоростью опорожняет ванну и укутывает его в кучу полотенец.
Увидев, что глаза Эда открыты, Ал испустил вздох облегчения и внимательно посмотрел на него.
- Ты что, убить себя хочешь? Ты весь замёрз. Как ты умудрился уснуть в ванне?
Сев, Эд поморщился от напряжения в мускулах. Должно быть, он действительно заснул. Он слабо улыбнулся, когда Ал принялся вытирать его, как мамаша-наседка.
- Всё со мной хорошо, Ал. Сколько времени?
- Уже за полночь, - голос Ала был всё ещё полон тревоги, когда он отступил на шаг, чтобы взять свисающую со столика одежду.
Эд решил, что если он сам вытрется и оденется, это успокоит Ала, так что оставил вопросы и принялся тереть грубой, царапучей тканью по коже. Госпитальное полотенце так отличалось от мягкого, пушистого, которым его вытирал Артабанус. Снова он поймал себя на том, что скучает по чему-то из времён с Артабанусом, и скривился, сосредотачиваясь на том, как натягивает рубашку через голову, а потом свободные брюки на бёдра.
Он поднял голову и заметил, что Ал смотрит на него с улыбкой, полной светлой грусти. Сложив на груди руки, Эд выжидающе поднял бровь.
- Ничего, братик. Я просто подумал, что ты наел себе брюшко.
Эд побледнел, схватился рукой за мягкий живот, потом хмуро глянул на смеющегося брата.
- Посмотрел бы я на тебя, если бы ты год провалялся в кровати. Клянусь, как только меня выпустят отсюда, я надеру тебе задницу, Ал.
Брат только засмеялся громче. Тогда Эд подошёл поближе и отвесил ему подзатыльник. От этого Ал просто сложился пополам и смех стал почти истерическим. Наконец сдавшись, Эд улыбнулся и стал ждать. Он знал, что это один из типичных способов справиться для Ала. Обнаружить Эда без сознания в ванной могло, наверно, напугать Ала до паники. Преувеличенно вздохнув, Эд задрал подбородок и отправился к двери. Заползти в кровать было огромным облегчением как для его ноющего, замёрзшего тела, так и для измученного разума. При этом Эда уже тошнило от валяния в кровати. Желание просто встать и пройти милю или две было безумно трудно подавить.
Ал подошёл следом и сел рядом с кроватью, всё ещё широко улыбаясь. Ал излучал настоящее счастье, какого Эд не видел так давно, так что не смог удержаться и чуть улыбнулся в ответ. Позволил младшему брату разогнать своим светом тьму в душе. Прилив любви и благодарности внезапно затопил Эда, он резко подался вперёд и крепко стиснул руку Ала в своей.
- Я скучал по тебе, - пробормотал Эд с дрожащей улыбкой.
Несмотря на неловкость, последовавшую за эмоциональным всплеском, Ал быстро ответил взаимностью, стиснув живую руку Эда в своих, слёзы блеснули у него в глазах.
- Я тоже скучал по тебе, братик.
Что-то давящее и тяжёлое начало рассасываться в груди у Эда, и уютная тишина наполнила палату. Он сосредоточился только на дыхании Ала и едва заметном особенном запахе брата. Он никогда не замечал до того, как Ал вернул своё тело, но у Ала был собственный запах, по которому Эд определённо скучал. Больше не было металлического запаха железа, теперь Ал пах хлопком, землёй и дождём. Эд уже начал уплывать в сон, нежная тьма стала затягивать мысли, но Ал разорвал молчание.
- Я хотел сказать тебе, братик. Сержант Фьюри связался по радио с Уинри. В Йееиме всё закончилось удачно, к рассвету генерал вернётся с подробностями.
Цунами облегчения обрушилась на Эда, и он позволил этому быть услышанным с большим вздохом:
- Конечно, всё прошло хорошо. Мы же говорим об этом ублюдке, Ал.
Альфонс громко фыркнул, и Эд приоткрыл один глаз, чтобы взглянуть на его озорную усмешку.
- Да ладно тебе, братик. Я знаю, как ты за него волнуешься. Иногда я подумываю, что ты и генерал…
- Подумываешь? – сказал Эд. И лицо его начало гореть при мысли о странной ситуации, в которой они были перед уходом Мустанга.
Кинув на Эда взгляд, говорящий «меня не одурачить», Ал чуть подался вперёд.
- Ты знаешь, о чём я, Эд. Ты к нему неровно дышишь лет с тринадцати, - на ужас и ошеломление во взгляде Эда он лишь усмехнулся. – Как я мог НЕ заметить? Ты шептал его имя во сне, как в глупой театральной постановке. Я уж не говорю о моментах, когда твоё тело очень радовалось мыслям о нём!
Эд не мог ответить. Кровь так прилила к лицу, и он мог только бормотать бесполезные звуки, в которых не было даже слогов. Однако Ал продолжил, сменив широкую ухмылку на серьёзную, но тёплую улыбку.
- Я просто никогда не думал, что он относится к тебе так же. Пока ты не исчез. Вот тогда я осознал всю глубину его чувств к тебе.
Слова дошли до Эда, несмотря на всё его смущение. Странная смесь любопытства и сожаления заставила всё внутри сжаться. Голова наполнилась чем-то лёгким, как гелий. Он не представлял, что однажды будет говорить с Алом о таком, хоть они и говорили друг с другом обо всём на свете. И Эд не думал, что у него хватит сил обсуждать это сейчас с Алом.
Поэтому он резко, очевидно и без выкрутасов сменил тему.
- У меня были галлюцинации.
Ал уставился на него, бронзовые глаза мерцали удивлением и беспокойством.
- Галлюцинации?..
Эд тяжело сглотнул и уселся, тщетно пытаясь разобраться в эмоциях, переполнявших всё его существо.
- Да… они начались через пару месяцев пребывания у Артабануса, - и, проклятье, почему произнести это имя вслух при Але было так тяжело? – Вначале я думал, что просто в моих мыслях звучат голоса других людей, но они стали подавать идеи, о которых я до этого и не думал, понимаешь? Они помогли мне разработать план, говорили со мной, когда я был уверен, что схожу с ума. Утешали, когда всё казалось безнадёжным. Они стали слабеть и пропадать, как я думал. Но вот только что, когда я был в ванной, всё вернулось. Это самое странное, Ал. Мне кажется, что эти люди по-настоящему говорят со мной. Я и не знаю, что думать об этом.
Ал долго молчал, воздух между ними переполнился беспокойством и тревогой. Такими густыми, что трудно стало дышать. И всё же каким-то образом атмосфера казалась Эду утешающей, потому что он был с Алом.
- Кто это был? – спросил наконец Ал, и Эд вздрогнул от внезапного вопроса.
- Хьюз и Мустанг, - пробормотал он, в первый раз ощущая, что это немного странно… - Я слышал только их.
Внезапно Эд задался вопросом, почему он никогда не слышал голоса Ала, или Уинри, или даже мамы. Наверно, эти голоса были бы более утешительными, чем Хьюз с Мустангом.
Очевидно, эта мысль отразилась на лице, потому что Ал болезненно улыбнулся.
- Похоже, твой разум выбрал отцовские фигуры из имевшихся под рукой. Я имею в виду, тех, кого ты больше всего уважал. Эти люди были сильными и давали тебе опору в то время.
Эдвард фыркнул, но не мог отрицать логики этого утверждения. Отцовские фигуры, ага. Хотя большинство важных людей в его жизни были женщинами – мама, бабушка Пинако, Учитель, даже Хоукай. Это не значит, что Хьюз или Мустанг были неважными… важными, но иначе. Хотя они были не совсем отцовскими фигурами, скорее…
Скорее, друзьями, подумал Эд, молча хмурясь. Он уважал их совершенно, несмотря на стычки и препирательства с Мустангом, и чувствовал себя на удивление равным им, несмотря на обстоятельства. Иногда рядом с Мустангом он ощущал себя незрелым или ребячливым, но чувство равенства и взаимопонимания между ними оставалось сильным. То же самое и с Хьюзом. Эд не мог классифицировать их отношения как отцовские, или братские, или дружеские, просто это было… нечто совсем отдельное. Но важное настолько, что и не выразить словами.
Такая была связь с этими двумя – нечто глубокое и неописуемое, что он к ним чувствовал. Только его связь с Мустангом выросла, вышла за пределы, словно лоза, вырвавшаяся из почки, разрастаясь, обретая силу и жизнь по мере роста.
Возможно, поэтому голос Мустанга исчез, а голос Хьюза ещё остался. Это действительно какая-то пытка подсознания, которую я применяю сам к себе. Ебись эта травма конём.
И снова Эд каким-то образом почувствовал, что возвращается к прежнему себе, словно на него навели фокус в микроскопе. Фокус размывается… и наводится на совершенно другое.
Он поднял взгляд и заметил, что Ал пристально за ним наблюдает. Что-то в поведении Эда явно изменилось, судя по любопытному и настороженному взгляду Ала.
- С тобой всё хорошо, братик?
Эд улыбнулся, но замер, когда кое-что внезапно поразило его. Разум прояснялся день ото дня, явно приходя в порядок. Многие психологи, рассказывавшие ему, как мозг восстанавливается после травмы, говорили, что всё начинается с медленного, но неуклонного восстановления. Но некоторое время спустя, говорили они, начнут прорываться совсем другие вещи. Такие, как пропавшие воспоминания.
Если мне уже лучше, я прихожу в себя, мой разум перестраивается… когда упадёт второй сапог? Я вспомню сразу девять пропавших месяцев?
Упрямое отрицание поднялось навстречу ужасу, начинающему биться в горле Эда, но оно не было достаточно сильным, чтобы скрыть головокружительный поток панических мыслей. Представить только, что могло произойти за эти девять месяцев…
От чего именно мой разум пытается меня защитить?
Маятник эмоций жестоко раскачивался внутри туда и сюда, заставляя метаться мысли быстрее, чем Эд мог за ними успеть. Но в конце концов что-то пробилось через тяжёлые вдохи и заливающую глаза чернильную тьму, и это был Альфонс, крепко держащий его за руки и мягко что-то говорящий. Повторяющий и повторяющий, пока Эд не рассмеялся.
- Ты что, периодическую таблицу пересказываешь?
Брат широко улыбнулся.
- Конечно, братик. Она тебя всегда успокаивает, верно?
Эд фыркнул и снова сел, распутывая конечности, потому что перед этим снова свернулся в плотный клубок. Одну руку он оставил в руке Ала и погладил тёплую, чуть влажную кожу, чтобы убедиться в существовании брата. Он не знал, принадлежал пот между ладонями Алу или ему самому, но тем не менее лелеял руку, бездумно глядя на белые госпитальные простыни.
- Уже прошло… две недели? – тихо спросил Эд, и Ал кивнул. – Ты поверишь, если я скажу, что готов вернуться в Централ?
Подняв глаза, Эд увидел на лице Ала сомнение и проблески надежды. Словно он хотел поверить, но всё остальное говорило ему, что это невозможно. Так что младший Элрик лишь шевельнул губами и снова сильнее сжал руку брата.
- Если я буду торчать здесь, это мне не поможет, Ал, - практически прошептал Эд, чувствуя, как странная сила давит на помещение и требует тишины, которая наполняет его. – Я просто застыну во времени, у меня будет куча возможностей обсасывать предыдущий год. А я хочу двигаться вперёд. Ты же понимаешь?
- Эд… ты мог погибнуть. Практически все поверили, что ты умер. Ты даже не рассказываешь мне, что этот человек сделал с тобой! Шрамы у тебя на запястье, и на ноге, и на шее, и на животе… Они пугают меня до смерти, братик! И ты хочешь просто… двигаться вперёд? Как?
От этого взрыва Эд виновато ушёл в себя, но он просто не знал, как ответить брату, разве что:
- Мне просто необходимо двигаться вперёд, Ал. Я не хочу оглядываться назад, - и хоть лёгкий надлом в голосе заставил Ала с сожалением отвернуться, да будет так.
Разговор на этом прекратился, и холод в палате привёл их к единодушному решению. Ал забрался на кровать к Эду и скользнул под одеяло. Их ноги тут же переплелись, и Эд с облегчением выдохнул в макушку Ала, зарываясь носом в щекочущие волосы. Но земляной запах Ала обволакивал его как ничто другое. И он обнаружил, что засыпает, с некоторым ощущением странности. С тревожным чувством, что тело, которое обнимает его и которое он обнимает в ответ, не такое худое и длинное, как он привык. Но такой уют Эд не ощущал долгое время, и он уснул с улыбкой на губах.
Гримаса исказила лицо генерала Мустанга, когда он отёр влагу со лба чуть дрожащей рукой и перчатка окрасилась ярко-алым. Перестрелка уже длилась больше часа и не собиралась прекращаться, что весьма и весьма тревожило Мустанга. Они собирались окружить руины Йееима, вернее, старый город-призрак, с его зданиями, почти не тронутыми природой, за исключением разросшейся кое-где редкой северной флоры, намеревались зайти с пяти сторон и медленно подобраться к центру. Они понимали, что их присутствие будет очевидно, и рассчитывали, что юкрейтяне в силу этого побегут из своих укрытий. Несмотря на общее убеждение, легче победить добычу, которая убегает, чем ту, что забилась в нору и отбивается. Они учли все возможные ошибки, все возможные варианты.
Но чего они не учли, что когда они стянут плотнее кольцо в руинах, юкрейтяне выставят похищенных детей как щит.
Первой, глупой и романтической мыслью Мустанга было, что они решили отпустить заложников, но сразу стало понятно, что это не так, когда сержант слева рухнул на землю со знакомым предсмертным хрипом. Боль черкнула по лбу Мустанга, глаза тут же залило его же собственной кровью, и он ещё с парой дюжин аместрийских военных укрылся за ближайшим зданием. Мустанг не мог использовать алхимию и остался с простым револьвером в качестве оружия. Разум отчаянно изворачивался, пытаясь придумать способ убрать с пути детей, но Рой был шокирован внезапным, пугающим затишьем, когда аместрийцы начали выбираться из укрытия и стрелять по юкрейтянам, не обращая внимания на детей. Его грозные окрики прекратить огонь потонули в тонких детских воплях. Юные голоса кричали, потом начались рыдания, которые Рой как-то расслышал сквозь треск ружейных выстрелов и звуки металла, врезающегося в землю или в плоть. Он приложил ладони к земле, воздвигая стену между юкрейтянами и аместрийцами, страдая от того, что должен защищать детей от пуль своих же.
Огонь был приостановлен, когда приказы Мустанга наконец возымели действие и можно было слышать только перестрелку других групп среди руин. В какой-то момент юкрейтяне начали отступать, и Мустанг повёл команду на осторожное преследование. Начало положил старший лейтенант Амсель, перескочивший через стену прямо перед юкрейтянами, схвативший ребёнка и нырнувший за угол здания. Несколько военных последовали его примеру, и тогда уже Мустанг смог применить боевую алхимию.
Спустя полчаса переговоров между пятью отрядами, все собрались в центре с детьми и уцелевшими юкрейтянами.
Девять. Мустанг без толку тёр руки, только размазывая кровь по перчаткам и думая, не спалить ли их к хренам вместе с кожей. Девять детей погибли.
Ледяное онемение растеклось по венам, послав ещё одну волну дрожи по позвоночнику, в животе заворочалась тяжёлая тошнота. Рою хотелось проблеваться, закричать, сравнять руины с землёй. Но он мог только безучастно смотреть, как слева старший лейтенант Амсель протягивает ему платок. Спокойные глаза, впившиеся в глаза Роя, заставили его распрямиться и натянуть маску.
- Лейтенант Амсель, - сказал Мустанг голосом, хриплым от дыма, произведённого алхимией. Запах обугленной плоти всё ещё висел в воздухе, более острый, чем при похоронной церемонии. – Я хотел бы официально поблагодарить вас за помощь нашему отряду. Тактика была очень эффективная, хоть и опасная. Некоторые назвали бы это самоубийством.
Амсель как будто совсем не отреагировал. Просто на миг смерил Мустанга взглядом, заставив внутренности генерала похолодеть ещё сильнее. Наконец лейтенант кивнул.
- Спасибо, генерал.
И снова Мустанг остался один, глядя в спину лейтенанту, который отправился осмотреть солдат и оценить их ранения. Мустанг тяжело сглотнул и поднёс платок ко лбу, даже не вздрогнув, когда ткань ужалила след от пули. Если бы та прошла чуть левее…
В груди чуть заныло, когда он подумал, что чуть не нарушил обещание, данное Эдварду.
Он не успел это обдумать или вообще собраться, как к нему поспешил сержант.
- Генерал! Мы заперли юкрейтян в старом соборе, в исповедальнях. К счастью, их всего-то около десятка. Ещё парочку заперли там же в отдельной комнате. Ваши приказания?
Рой быстро прикинул, глядя на темнеющее небо. Они прибыли на машинах, так что не зависели от расписания поездов и время у них ещё было.
- А дети где?
- Мы уже разместили их в грузовике. Врачи их уже осматривают, скоро их напоят и накормят.
- Отлично. Подгоните другой грузовик к руинам и юкрейтян тоже грузите. Убедитесь, что вы тщательно обыскали каждого. Хоть догола раздевайте, только проверьте, что они полностью разоружены. Я имею в виду, совершенно полностью, - генерал помахал перчатками с кругом трансмутации перед глазами сержанта, чтобы тот понял. – И оставьте одного в здании, главаря или того, кто выглядит поважнее.
- Есть! – ответил сержант и поспешил в проход между двумя дряхлыми каменными зданиями.
- Допрос, командир? – раздался голос, и Рой обернулся к Хавоку, который приближался, с сигаретой, свисающей в уголке рта. К счастью, он был совершенно невредим. Хавок привалился к каменной стене и глубоко втянул никотиновый дым. Мустанг мог видеть напряжённые морщинки возле обычно спокойных глаз, в голубых глазах очевидно было написано страдание. Никто из них не был доволен тем, как всё вышло, хотя фактически они одержали победу.
Девять мёртвых детей уже были сложены в один из грузовиков.
- Надо выяснить, есть ли ещё банды юкрейтян вроде этой. И как они проходили через границу, - просто сказал Рой Хавоку, надеясь, что тот поймёт. Судя по по мстительному выражению на лице, Хавок не собирался возражать, какими бы ни оказались методы допроса.
Что привело Мустанга к новой внутренней борьбе. Как он может допросить одного из этих юкрейтянских монстров без жестокости? В рамках масштабных преобразований в армии инструкции по допросам были значительно изменены, делая физическое воздействие незаконным. Мустанг понимал, что в некоторых случаях этот приказ можно аккуратно обойти. Но каким же он будет фюрером, если не соблюдает основы морали?
На данный момент он не чувствовал себя таким уж амбициозным.
Использовать детей, как щит… Генерал такого до сих пор не видел, крики и плач только сгустили тьму, уже омрачающую его душу. Возможно, это было эгоистично и так же бесчеловечно, как и действия юкрейтян, но у него было острое желание просто уничтожить остатки банды. Жгучий гнев пузырился в венах, такой, какой он ощущал всего пару раз в жизни, главным образом, когда смотрел на гомункулов. Хотя гнев был чуть разбавлен чувством благодарности, что он может укусить зверя-убийцу в ответ в отсутствие Хоукай или Эда. Только представить их лица, прикрыв глаза, немного успокаивало.
Он никоим образом не был морально готов к этому «допросу». Но понимал, что лучший момент сейчас, когда побеждённые юкрейтяне ещё потрясены. Выпрямившись, он кивком приказал Хавоку следовать за собой. Пока они шли, генерал сглатывал огонь и желчь, теснившие горло и грудь, заставляя себя сосредоточиться на сияющих как солнце глазах и ярких улыбках. Он думал об этом уникальном голосе, обладающем бесконечной экспрессивностью и страстью, соединяющем простые слоги в глубокие и гениальные высказывания. Он думал о более юном Эде и о теперешнем, как сильно этот золотой мальчик изменился, как он рос, как сражался. И как не смотря ни на что этот человек сохранил свои моральные принципы.
Рою Мустангу было много чему ещё учиться у Эдварда Элрика.
Собор, очевидно, стал центром операции, и Мустанг отдалённо злился на то, что его не поставили об этом в известность, пока не заметил солдат, под командой лейтенанта Амселя грузивших крепко связанных юкрейтян в грузовик. Встретившись с лейтенантом взглядом, Мустанг только благодарно кивнул, прежде чем отправиться к разрушающемуся входу в некогда великолепную церковь из лилового и чёрного камня. Легко было игнорировать ветер, леденящий руки, не обращать внимания на кровь, сбегающую по вискам, и он уже просто привык к запаху дыма, пропитавшему одежду, как к постоянному напоминанию о его грехах и раскаянии. Но стоило войти в собор и увидеть кровь, разбрызганную по камням, медиков, склонившихся над мертвенно-бледными военными, как все крошечные ощущения вернулись с неослабевающей, неумолимой силой. Слишком ясные воспоминания о пламени, растекающемся по городу, превращая его в ад, удушающем дыме и запахе горелой плоти, наполняющем воздух, словно вязкий смог...
Но тут теплая рука Хавока прижалась к нему, от плеча до запястья, заставляя снова сосредоточиться. Не глядя на лейтенанта, генерал распрямился и вошёл в открытое помещение, чувствуя во рту медный привкус крови, когда проходил мимо раненых аместрийцев, и остановился на минуту, чтобы уделить им внимание. Лидерство обязывало к вынужденным улыбкам и сильным, ободряющим словам. Обычно Рою не нравилось делать это после боя, но если он знал, что это справедливо, и слова приходили легче, и блеск восхищения и ужаса в глазах солдат легче было переносить.
Пройдя к двери за алтарём, где разместили главаря пленных юкрейтян, он попытался подавить любую видимую реакцию на разговоры солдат за своей спиной.
- Сражались вместе с нашим будущим фюрером... не устану об этом рассказывать...
- Он поблагодарил меня... Поверить не могу. Когда-нибудь детям буду рассказывать, как шёл в бой с будущим фюрером.
- Стоило получить шрам ради внимания генерала...
Тяжело сглотнув, Рой положил руку в перчатке на изношенное дерево двери, чувствуя, как холод просачивается сквозь материал и проникает под кожу. Холод всегда помогал ему оставаться в границах, создавал острый ледяной край в мыслях и замораживал все чувства, пытающиеся выскользнуть из-под жёстко контролируемой маски. Он был практически благодарен холоду, когда столкнулся лицом к лицу с бледнокожим мужчиной, у которого были медно-рыжие волосы и яркие изумрудные глаза. Рой посмотрел на двух солдат по обеим сторонам от на удивление молодого человека и жестом приказал им выйти. Кивнув, Хавок закрыл дверь, оставив лишь генерала и юкрейтянина в маленьком, лишённом окон помещении, освещённом только гнутой и поцарапанной железной люстрой со свечами. Покорёженные полки окружали комнату, и юкрейтянин сидел на останках того, что раньше было кроватью.
Мустанг стоял молча, внимательно изучая мужчину, полного напускной уверенности, тот поплёвывал на него, расположившись на древней мебели. Поза юкрейтянина была свободной и открытой, но дрожь рук и подёргивающиеся губы выдавали беспокойство. Когда целая минута прошла в молчании, нервозность проявилась во взгляде человека, заметавшемся между Мустангом, дверью, полом и потолком. Генерал должен был признать, что враг хорошо умеет притворяться. Особенно для своих лет. Ему вряд ли было больше двадцати пяти. Но хороший лидер не имеет возраста, и Мустанг мог видеть яркий проблеск ума в этих бутылочно-зелёных глазах, сильнее было только горящее в них безумие.
Странно, как часто они оба уживаются вместе.
Наконец, спустя ещё четыре минуты молчания, юкрейтянин раскололся. В физическом смысле так же, как и в метафорическом, размышлял Мустанг, глядя, как молодой человек подорвался с кровати и принялся мерить помещение шагами от стены до стены, в добрых пяти футах от генерала.
- Дай угадаю, вы казните нас сейчас, да? - сказал юкрейтянин на аместрийском с сильным акцентом.
Слегка склонив голову, Мустанг ответил:
- Возможно. Это зависит сейчас от вас.
Зелёные глаза впились в него из-под рыжей чёлки.
- Как?
- Если вы ответите на мои вопросы, и ответите честно, я воздержусь от уничтожения ваших... товарищей. Мать вашу, вы даже сможете рассчитывать на справедливый суд.
- Воздержусь? Не знаю такого слова.
Генерал показал, быстрым щелчком пальцев создав кислородную воронку, и огонь поглотил кровать. Точно так же быстро он отогнал кислород прочь, оставив лишь дым и горстку пепла там, где до этого было дерево. Он не спускал глаз с юкрейтянина, поэтому заметил смертельную бледность и вспышку понимания в глазах.
- Ты, - прошипел он. - Я знаю, кто ты. Мой народ зовёт тебя демоном. Шейтан энкарнэ.
Спокойно промычав под нос, Рой сделал шаг вперёд. Юкрейтянин отшатнулся с оскаленными клыками и бешеной улыбкой. В его глазах было безумие, более явное сейчас, когда он понял, кто такой Мустанг. Сам Мустанг не был удивлён. Он был печально известен во всей Аместрис, вероятно, то же можно было сказать и о странах, окружающих их пропитанную кровью родину.
- Может, я и демон, - пробормотал он, оценивая ужас юкрейтянина как горькое оправдание. - Но даже я не стал бы использовать детей как щит.
Выражение сменилось чем-то вроде враждебного отвращения, такое лицо могло принадлежать действительно кому-то ужасному. Юкрейтянин просто фыркнул:
- Ты не понимаешь.
- Тогда объясните мне, - предложил Мустанг, усаживаясь на каменный пол, поскольку вокруг не осталось ни стульев, ни какой-либо другой мебели. После явного колебания, юкрейтянин на другом конце комнаты последовал его примеру, отвращение и страх всё ещё висели в воздухе, как и густой дым, сочащийся из трещин в стенах. - Расскажите мне, что за интерес у вас к аместрийским детям.
Надо было задать сперва стандартные вопросы и просеять ответы на них, прежде чем приступать к действительно важным. По большей части он уже знал, что юкрейтянин расскажет ему о детях и их предназначении. Этот мир действительно жесток.
- Никакого интереса, шейтан. Просто бизнес. Мы берём. Мы очищаем. Мы продаём.
- И как далеко распространяется ваш бизнес? Есть ещё банды вроде вашей в Аместрис?
Глаза юкрейтянина сузились, он сильно нахмурился, колеблясь.
- Ты... не врёшь мои люди жить? Оставишь их жить?
- Клянусь, - сказал Мустанг совершенно искренне, глядя юкрейтянину в глаза и позволяя главарю убедиться в честности. Генерала немного смущала предыдущая уверенность юкрейтянина в том, что он расправится с их бандой. Но раз этот человек считает его демоном... ладно... - С вашими людьми будут обращаться уважительно, пока вы готовы со мной сотрудничать.
Несколько долгих мгновений чистого наблюдения Мустанг систематизировал свои мысли и наблюдал за дрожащим юкрейтянином. У парня был мощный фасад, но Рой был специалистом в своём ремесле и мог легко сорвать маску с его души, слой за слоем, пока не увидит дрожащего, охваченного тревогой ребёнка, скрытого за харизматичной внешностью. Генерал хотел бы встретиться с кем-то старше, сильнее и холоднее, чтобы мочь цепляться за свою ярость. Но этот молодой человек напротив просто заставлял его чувствовать себя опустошённым и истощённым. И он уже знал, что рыжий ответит, прежде чем тот кивнул.
- Есть и другие, не спрашивай, где, я не знаю. На юге и на севере. Они ездят в Юкрейт каждые два... как это по-вашему? Ай? Айлар?
Человек поморщился, когда Мустанг беспомощно попытался понять смысл слова из предыдущей речи. Он абсолютно не понимал юкрейтянского и пожалел, что не может прямо сейчас связаться по радио с Эдвардом. Уж этот гений наверняка бы понял. Или нет, учитывая его проблемы с памятью.
- Дни? Нет, это было бы невозможно для вас, собираться так часто и не быть замеченными. Месяцы, может быть?
Мужчина только пожал плечами.
- Но мы не говорим. Отдаём урун и возвращаемся. Так что я про них не знаю.
- Предполагаю, они так же прячутся в руинах, как вы, правильно? - Мустанг потянулся, сменяя напряжённую позу на скучающую, уперевшись локтем в колено и положив подбородок на ладонь.
Фыркнув, юкрейтянин быстро возразил, телом повторяя движение Мустанга, как генерал и ожидал. Это порождало атмосферу доверия между ними, Рой понимал, что так и будет.
- Я не знаю, но они должны выходить в город. У них всегда хорошая одежда и толстый живот. Обур.
Это звучало не очень дружелюбно.
- Вы их не очень любите? - Мустанг подпустил удивления в голос.
- Хаир, они слишком любят аместрийцев. Оставляют большую часть урун для похоти. Иргенч, - он покачал головой.
Живот скрутило и сердце упало, но Мустанг сочувственно вздохнул. Ему не надо было знать юкрейтянский, чтобы понять, о чём речь.
Итак, вместо продажи другие группы держат детей как сексуальных рабов. Охуенно. А я уж подумал, что ситуация не может быть более извращённой.
Что напомнило ему...
- В Хеллтеме была лаборатория. Вы осеменяли девушек и использовали алхимию, чтобы изменить и укрепить матки. Я понял это из сохранившихся записей и схем в алхимических кругах. Очевидно, это не сработало, но меня удивляет, почему никто из вас не погиб при человеческой трансмутации? Можете рассказать мне больше об этом? Какой была основная цель, и как вы этого добились?
- Я не знаю, - пробормотал юкрейтянин, с очевидным дискомфортом. Это началось, как только Мустанг упомянул лабораторию, и росло в геометрической прогрессии.
- Но вы возглавляли группу в Хеллтеме, так?
- Да. Но я не знаю. Магия, я её не умею.
- Вы имели в виду алхимию?
- Да, я не знаю. Это билим адамлары, а не я. Айзек, Френсис и Артабанус. Я знаю, они хотели вывести новых людей. Сильнее и умнее. Ставят круг на живот, огонь, и женщина умирает. А не должна.
Что за ебанутые на всю голову люди... До сих пор всё указывало на религию и прибыль. Очищение детей путём удаления гениталий, продажа людям с их родины, как религиозных предметов, вера, что алхимия - это магия, вера в демонов и дьяволов... но это! Это научно и вполне логично - использовать алхимию для улучшения человеческой расы. Каким-то образом у них хватило не только опыта и умения нарисовать круги, но и использовать их, обойдя дисбаланс, возникающий при трансмутации человека. Хотя все трансмутации были неудачными, мы смогли найти в лаборатории только трупы множества женщин и пару унций серы и железа. Контраст между этими двумя взглядами на жизнь просто невероятный.
Мне необходимо поговорить с кем-то из людей, которых он упомянул. Айзек в коме после нападения Эдварда, я не в курсе, кто это Фрэнсис. Кстати, об Артабанусе...
Одно упоминание имени послало раскалённый добела, ослепляющий гнев по венам, и Мустанг уцепился за гнев, но постарался скрыть его при разговоре, выводя юкрейтянина из явно проблемных мыслей:
- Расскажите мне про этого Артабануса.
Губы юкрейтянина сложились в нечто среднее между улыбкой и гримасой.
- Артабанус, добрый брат. Хороший алхимик, вы бы сказали. Он давно рехнулся. Его... такинти? Сильный интерес к Эдварду ранил его. Но я всё ещё люблю нашего брата. Самого божественного из всех.
Сердце Роя облилось жаром и болью, ему пришлось подавить эти чувства, задавая следующий вопрос:
- Ты знаешь про Эдварда. Что Артабанус с ним делал?
Юкрейтянин, до этого безучастно смотревший в пол, поднял глаза, искра в них усиливала ощущение безумия. Кровь Роя застыла ещё до того, как пленный начал говорить.
- Артабанус любил Эдварда. Называл его богом и божественным существом. Но... держал его... кажется, вы говорите "питомец"? Щупал его от похоти и делал больно от жадности. Так и не очистил мальчишку. Совсем гарип. Не знаю, как сказать.
Расстроенный, Мустанг стиснул зубы, поднялся и принялся ходить туда-сюда, снова и снова про себя повторяя слова. "Питомец" особенно заставлял кипеть кровь в венах, а костяшки ныли от желания щёлкнуть пальцами и спалить всё вокруг. Ярость внутри была глубокой и чудовищной, как безумная сила океанского шторма, тёмная и неумолимая. Но всё же он хотел больше информации, хотел подробностей, чтобы просто знать. Незнание каждой подробности об Эдварде рвало его как когти дикого животного, раздирая логичный разум бунтующими чувствами.
Начиналось то редкое явление, когда контроль Мустанга был выброшен в окно, лицо загорелось местью, и жгучий взгляд пригвоздил юкрейтянина к полу.
- Эдвард потерял память за девять месяцев. Скажи мне, что случилось.
К тому времени, как он снова выбрался на улицы Йееима, уже давно стемнело. Три грузовика рычали у входа в собор, омывая камень бесчувственным жёлтым светом. В компании Хавока и с главарём юкрейтян на буксире, Мустанг подошёл к лейтенанту Амселю. Тот стоял возле машин, зловеще подсвеченный искусственным светом, и молча ждал.
Мустанг на мгновение помедлил перед ним, оглядывая руины в последний раз.
- Мы готовы возвращаться в Западный штаб, лейтенант?
- Да, сэр. Дети, вероятно, уже в городе. Мы ждали только вас.
- Я готов. Поехали.
Обратный путь в Западный штаб показался коротким, по дороге мысли Мустанга медленно вращались в дымке усталости. Глаза таращились в ночь, задерживаясь на огоньках случайных городов, через которые проезжала машина, Рой представлял семьи, укладывающие детей спать. Там было столько светлого будущего, как обещания в тёплом свете свечей, парящих за стёклами. Время скользило мимо как песчинки в часах, но превращалось в зыбучие пески. Хавок рядом заснул беззвучным сном, что было заметно только по прикрытым глазам и расслабленным плечам. Мустанг с лёгкой улыбкой посмотрел на верного друга, потом снова поднял глаза на звёзды.
Так много света... так много зла, желающего погасить его... цветы, оплакивающие его изящными, беззвучными словами. Лица, обрезанные на фотографиях, серебристые острия врезаются в поверхность глянцевой бумаги.
Рой почувствовал внезапное, головокружительное желание утопиться в бутылке чего-нибудь крепкого и отшибающего мозги, такое резкое желание, что грудь сдавило, а глаза обожгло. Его список действий по прибытии в Западный город не начал меняться даже когда солдат объявил о скором прибытии. Двадцать минут спустя Мустанг выбрался из машины и приказал Хавоку вперёд него отправляться в госпиталь. Он получил горький, понимающий взгляд, но ничего не сказал, направляясь в Западный штаб вслед за Амселем. Подведение итогов операции длилось всего полчаса, в течение которых мысли Мустанга снова и снова возвращались к жидкому спасению. Он оставил местных военных оформлять документы, пожелал им спокойной ночи и отправился из здания в первый же бар, который смог найти.
Тот уже закрывался, но владелец рад был продать бутыль самого крепкого виски неосторожному генералу. Итак, на рассвете Мустанг болтался по улочкам и переулкам, делая большие глотки из бутылки, ласкал узкое горлышко пальцами в перчатке, алкоголь жёг горло и спутывал разум. Время от времени ему кто-то попадался навстречу, в основном бездомные или проститутки, но они миновали его без слов и не заботясь о его состоянии.
Рой добрался до госпиталя и проигнорировал потрясённые и неодобрительные взгляды, преследовавшие его в центральном холле и коридорах. К этому моменту он впал в пьяное равнодушие и не заметил Хавока, пока тот не положил руку ему на плечо и не отвёл его к стене, где он смог встать прямо и посмотреть в суровые голубые глаза. Губы Хавока кривились и двигались. Слишком быстро, чтобы затуманенный разум генерала мог разобрать, и поэтому он слабо отмахнулся, давая Хавоку понять, чтобы тот прекратил.
- Да послушай же, мать твою! - рявкнул на него Хавок, и Мустанг был шокирован болью в щеке мгновение спустя. Рука Хавока была всё ещё поднята, губы всё ещё кривились.
Волна ненависти к себе заставила колени Мустанга подогнуться, но лейтенант удержал его за ворот.
- Рой. Послушай меня, - сказал Хавок, на этот раз спокойнее. - Когда мы уехали, Артабанус был замечен поблизости. Полез в окно к Эду со двора. К счастью, патрульные заметили его раньше, чем он проник в госпиталь. Дошло? Эд ещё в опасности. Ты не можешь так себя вести. Если кто и может остановить этого бандита, так это ты. А в таком виде ты бесполезен.
Паника была как горошина по сравнению с качающимся и крутящимся пейзажем разума Роя. Он тупо гадал, куда же делась бутылка пойла и где он потерял китель. Потом он удивился, откуда в руках у него появилась чашка дымящегося кофе и почему он рыдает над ней, как сломленное существо, как с его губ срываются слова, от которых мужчина напротив бледнеет. Хавоку явно сделалось плохо от его слов.
А потом Рой оказался сидящим в палате Эда на раскладном стуле, живот нещадно крутило, а голова зверски болела. Рассвет наконец разлился над пейзажем, и нежные, розовые оттенки, брошенные им по комнате, осветили два тела, свернувшихся на кровати. Лёгкий свет, сияющий на волосах Эда, заставил их мерцать золотисто-розовыми. Рой восхитился прекрасным, ангельским лицом спящего Эда и улыбнулся видимой части Альфонса - юноша уткнулся носом в спину старшего брата. Они выглядели такими спокойными, такими довольными...
Эти две души Рой добавил к группе людей, за которых бы с радостью отдал жизнь. Такие красивые, такие драгоценные... эти юноши стоили мира и более того для генерала. Он не заметил, что встал, пока не оказался возле кровати, потянувшись убрать медово-миндальные пряди с лица Ала. Он наклонился дальше, прижался губами ко лбу Эда, отстранившись, когда старший Элрик зашевелился во сне.
- С возвращением, - произнёс тихий, сонный голос, и Мустанг взглянул в усталые золотые глаза.
Рой почувствовал что-то резкое, колючее, тёплое, успокаивающее, и ему едва удалось сдержать эмоции, пока они не брызнули слезами из глаз. Тем не менее он с дрожащим вздохом провёл пальцами по волосам Эда, прежде чем уткнуться носом в лавандовый запах. Ответом ему было тихое бормотание, пока его не потянули за рукав, заставляя двигаться, и он не оказался полулежащим на кровати, привалившись спиной к стене, и Эд приподнялся, чтобы посмотреть на него. Что-то происходило между ними, невидимое, но тяжёлое, потрескивающее между каменно-серым и сияющим золотым.
Но Эд улыбнулся, и всё стало хорошо.
Рой опустил одну руку на распущенные волосы Ала, другой обхватил локоть руки Эда, которой тот обнял его за живот. Вес Эда, накрывший его сверху, заставил сердце Роя споткнуться от боли и тепла. Эд уже снова уснул.
Рой провёл большим пальцем по коже живой руки Эда, глядя на спокойное лицо спящего юноши, на довольную улыбку Ала.
Я этого не заслужил.
Он откинул голову, закрыл глаза, мускулы начали расслабляться. Солнечный свет коснулся лица, напряжение совершенно ушло из тела, и Рой провалился во тьму. Дыхание Эда коснулось запястья Роя, заставив уголки губ дёрнуться в улыбке.
Как и ночь, его сознание утекло с приходом рассвета.
Обморок. Занавес. (с)
Мастерпост dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
Глава 20
читать дальше
- Эд?..
Сердце замерло, во рту пересохло и горло сдавило, стоило увидеть ореховые глаза Джеймса. Время остановилось, шестерёнки в мозгу завертелись назад, возвращая в тот момент, когда он в последний раз видел Джеймса. Лежащим на столе, яростно рыдающим, между тем как сам Эд заносил лезвие автоброни.
Кровь. Ненависть, сколько ненависти, гнева и опустошения. Мир закручивается внутрь себя и вспыхивает, чтобы оставить от себя только сажу и обломки. Смуглая кожа бледнеет и ореховые глаза тускнеют от шока. Рука на плече, поглаживающая и ободряющая, голос, шепчущий слова гордости и страсти. Мускулы дрожат, руки трясутся. Тошнотворное, тёплое ощущение крови, покрывшей кожу.
- Джеймс... - не прошептал, а почти выдохнул Эд и замер, когда мальчик резко спустил ноги с кровати и бросился вперёд. Эд ожидал кулака в челюсть, пальцев на горле, так что обвившие его руки и прижавшаяся к груди голова оказались неожиданностью.
Джеймса трясло, и Эд обнял мальчика, как только прошло удивление. Миновало больше года с тех пор, как он видел своего студента. Иногда он надеялся, что всё произошедшее окажется дурным сном, что Джеймса никогда не похищали вместе с ним, но дрожащий, плачущий мальчик у него в объятиях доказывал обратное самым наихудшим образом. И сердце Эда рвалось на тысячу частей, разлетаясь и дробясь, как осколки бутылки на залитой солнцем обочине.
Джеймс бормотал, вцепившись в него, так что у Эда внутри всё обрывалось.
- Я думал, ты у... умер. Они сказали, что ты умер. Что они тебя убили. Доктора сказали, что ты жив, но я им не поверил. Сэмюэл всегда говорил мне, что ты умер, но ты... ты живой! Я поверить не могу... Прости меня, Эд, сэр, мне так жаль...
За что ему-то просить прощения? - подумал мрачно Эд. - Это всё моя вина. Драхманцам и Артабанусу был нужен я, а не он.
Но у него не хватало сил сказать это вслух. Путаясь в словах, он прижал Джеймса крепче, игнорируя запах антибиотиков и химикалий, исходящий от них обоих:
- Прости, Джеймс, прости, пожалуйста...
Некоторое время мир был неподвижен, они двое прижались друг к другу, делясь так многим через эти объятия. Весь ужас, весь стресс, вся безнадёжность минувшего года пробежали между ними, но также облегчение и робкая надежда начали расцветать. Впервые с тех пор, как Эда "спасли", он почувствовал, что всё по-настоящему, что это не сон, который кончится, стоит в очередной раз закрыть глаза. Это было странное ощущение.
Он стоял здесь, в госпитале, под охраной военных, вместе с Джеймсом, вместо того, чтобы заниматься обычными ежедневными делами. Вместо Артабануса, торчащего в дверях со сложенными на груди руками и нечитаемой улыбкой, был Мустанг.
Когда учитель и ученик наконец смогли отлепиться друг от друга и пройти к кровати Джеймса, время снова ожило. Как и дикий водоворот эмоций Эда. Но ему было легче сосредоточиться на настоящем и игнорировать дикую борьбу в голове, хотя бы на пару часов. Конечно, всё могло измениться в любой момент, и он это понимал. Лихорадка, вероятно, усугубляла ситуацию, и теперь, после приёма лекарств, он чувствовал себя более устойчиво.
Не уверен, что я справлюсь с повторением вчерашнего дня. Это было бы слишком.
Встряхнувшись, он сфокусировался на Джеймсе, который всё не мог на него наглядеться, словно не в силах поверить, что его учитель действительно жив.
Эду снова захотелось кого-нибудь убить, когда он осмыслил слова Джеймса.
Ага, конечно, они сказали ему, что я умер. Это только помогло сломать его, сделать послушным. Больные ублюдки. Повезло им, что Мустанг не выпускает меня из госпиталя.
- Джеймс, насколько... они повредили тебе? - спрашивать мальчика, всё ли с ним хорошо, было бы нелепо и оскорбительно. С ними всеми было всё плохо.
Джеймс покачал головой, улыбаясь сквозь слёзы.
- Нет, всё в порядке... Они ничего больше мне не сделали после того...
Слова оборвались, но Эда снова охватила вина, скручивающая внутренности, превращающая сердце в кусок льда. Эд глянул на Мустанга, всё ещё маячившего в дверях, хотя и лицом к коридору, чтобы дать Эду больше личного пространства.
- Джеймс, ты знаешь, что я бы никогда... никогда, если бы я мог... я бы не... прости...
Тёплая рука, сжавшая плечо, снова поразила его, он встретился с пылающими глазами Джеймса.
- Это не ваша вина, сэр... Эд. Я знаю, что они тебя заставили. Я видел алхимию.
Эд задрал брови, боль внутри усилилась от слов Джеймса.
- Ты видел?
- Да, такие фиолетовые вспышки под кожей, когда он до тебя дотрагивался. Я помню фиолетовый свет, проходивший по твоим мускулам и сосудам. Это было так странно, но я понял, что это алхимия. Я мог её чувствовать. Что это за тип алхимии? Я о таком раньше никогда не слышал!
Эд смутился и мог лишь покачать головой в ответ. Он знал, что это за алхимия, Артабанус объяснял ему. Один из видов биоалхимии. Но он не замечал каких-то цветов или чего-то подобного, когда Артабанус применял алхимию к нему. Как это Джеймс увидел, а он сам нет?
Фиолетовый, надо же!
Фиолетовая вспышка.
- Давай, Эдвард, хватит сопротивляться.
- Иди... на хуй...
Новая фиолетовая вспышка, ещё ярче, мускулы так дрожали, что он готов был поклясться, они вот-вот прорвут кожу, сердце колотилось так, что едва не вырывалось из груди. Голова трещала, из носа бежали струйки крови, он сомневался, что справится, но не мог позволить Артабанусу продолжать побеждать, продолжать делать это с ним.
Он больше не хотел участвовать в этих больных фантазиях, не по доброй воле, пусть даже борьба может убить его. Как будто его гнули, и наконец получили отдачу. Он практически мог видеть, как энергия из кругов на кончиках пальцев Артабануса отталкивается его явным отказом и упорством воли. Алхимия, которую он изучал во время странствий, действительно была очень духовной вещью. Как только Эд осмыслил это и смог противостоять алхимии Артабануса в своём теле, он стал делать всё возможное. Сопротивляться способом, который вначале казался нематериальным и бесполезным, но через какое-то время появились успехи, даже если ему всего лишь удавалось смотреть в пол, когда Артабанус приказывал поднять взгляд. Каждый успех был вехой в борьбе с этой алхимией.
Хотя сопротивление само по себе вызывало отдачу, и без того невероятно опасное событие, становившееся опаснее в тысячу раз, поскольку происходило внутри его тела.
- Эдвард, ты убьёшь себя, - слова обдали теплом щёку, за ними последовал поцелуй, и Эд удесятерил усилия по сдерживанию чужой алхимии, даже несмотря на сильно отвлекавший чужой рот, присосавшийся к его собственному.
Холодная, длиннопалая рука, вцепившаяся в бедро, сжала сильнее, почти совсем нарушая концентрацию Эда. Но он не мог сдаться.
- Артабанус, мне не нравится сопротивляться, но я больше так не могу. Я больше не могу позволить тебе принуждать меня к этому.
Мягкий смех коснулся его губ, рождая желание отвернуться, но он сдержался. Борьба с алхимией и осторожное убеждение Артабануса в том, что ему нужно, - вот что требовалось. Он понимал, что быстро устанет, и столь же быстро должен уговорить Артабануса. Он уже несколько минут сопротивлялся, гудение крови в голове и струйки из носа становились всё хуже. Тело медленно разрушалось, рвалось и обрушивалось внутрь. Он гадал, через какое время сердце лопнет от напряжения.
- Твоё тело говорит мне, что ты хочешь этого, - рука, гуляющая между ног Эда, заставила концентрацию заметно пошатнуться, и последовала новая вспышка фиолетового в районе бедра, но он снова собрался. - Твоё упрямство мешает тебе наслаждаться. Тебе надо просто расслабиться. Разве ты меня не любишь, Эдвард?
Новая фиолетовая вспышка, ещё один дрожащий вздох Эда, когда рука между ног стала вести себя ещё вольнее, новая болезненная пульсация в голове. Он не мог бы ответить, даже если бы хотел. Он так ослабел, так устал. Всё, что он мог, это цепляться за силу воли, выставляя её как щит против алхимии Артабануса. Прошла минута... другая... и боль в голове и теле Эда стала столь жестокой, что он как лист задрожал под руками Артабануса.
Ему было так больно, что он даже не испытал облегчения, когда алхимия исчезла. Голубые глаза горели знакомо раздражением, нежностью и весёлым гневом.
- Отлично. Хочешь без алхимии, значит, без алхимии.
Эд хотел сопротивляться рукам, заломившим его руки за спину, хотел бороться, когда Артабанус начал раздевать его, быстро и ловко. Хотел кричать, ругаться, ударить юкрейтянина, когда тот всё равно начал брать то, что хотел.
Но он был вымотан. И единственное, о чём он думал, теряя сознание от боли, что он больше не марионетка в руках Артабануса.
- ...д! Эд! Эд, мы здесь. Вернись к нам, всё хорошо. Мы в госпитале, - голос Мустанга был ровным и абсолютно спокойным, в отличие от других, в панике задававших вопросы на заднем фоне.
Эду пришлось долго моргать, пока расфокусированные глаза не разглядели фигуру Мустанга, который стоял в футе или двух, протянув к нему руку и легонько потряхивая за плечо. Джеймс расхаживал позади Роя туда-сюда, поглядывая на преподавателя с беспокойством, заметным по складкам у губ и на лбу. Эд кашлянул, выпрямился и осознал, что сидит на кровати Джеймса, так крепко вцепившись в металлическую спинку, что пришлось потрудиться, чтобы разжать пальцы. Даже когда он положил руку на колено, костяшки ещё не вернулись к нормальному цвету.
- На сколько я вырубился? - спросил он, наконец встретившись с тёмными спокойными глазами Мустанга. Отсутствие страха или паники в них успокоило Эда, и он не хотел отводить взгляд от этих успокаивающих серых ониксов.
- Минут на пять, - ответил генерал, отпуская плечо Эда и отступая в сторону, чтобы Джеймс мог сесть на кровать рядом с ним. Однако Эд не сводил глаз с Мустанга, боясь снова провалиться в бог знает что. Одна мысль об этом утягивала назад, наполняя тем же ужасом, усталостью, болью, страхом, гневом, всей этой адской смесью, тысячью крошечных вещей, раздиравших его на части в это время.
В воспоминания о том времени, память о котором была утеряна. Что же случилось?
За год, который я практически не помню?..
Чувствуя себя больным, он изо всех сил попытался сосредоточиться на Мустанге. Красиво уложенные угольно-чёрные волосы, морщинка на лбу, раскосые острые, умные глаза. Высокие скулы, элегантная, но мужественная линия челюсти. Горькая морщинка в углу рта. Прямые плечи и крепко сложенные на груди руки. Эд подумал о том, почему форма Мустанга в некоторых местах болтается на нём, например, там, где живот казался слишком впалым. Сколько же веса Мустанг потерял в последние пару лет и почему?
Спустя несколько минут разглядывания Мустанга, что генерал заметил, но никак не откомментировал, Эд в конце концов снова начал чувствовать себя лучше, дурные предчувствия и паника отступили как шторм за горизонт его души. Погрузившись в себя и усилием воли расслабляя мышцы, он неровно вздохнул и наконец снова повернулся к Джеймсу. Мальчик всё ещё смотрел на него с беспокойством, так что Эд ободряюще улыбнулся ему.
- Всё хорошо, Джеймс, извини. Это было просто... как мы называем это, Мустанг?
Тёмные глаза на миг встретились с его глазами.
- Какое именно "это"? Навязчивые воспоминания или панические атаки?
- Видишь, Джеймс? Этот ублюдок язвит. Это значит, со мной точно всё в порядке и беспокоиться не о чем.
Фырканье Мустанга и приглушённый смех Джеймса вызвали у Эда тёплую улыбку.
Может быть, я снова смогу стать Эдвардом Элриком.
Следующие несколько дней прошли относительно мирно. Каждое утро Эд просыпался между семью и восемью, поднимался и ходил по комнате, либо рисовал пару часов, пока медсёстры не приносили завтрак, потом отправлялся в кабинет к доктору Нельсону. Каждое утро доктор расспрашивал, что он помнит, что он чувствует, и хотя Эд знал, что всё это в медицинских целях, он был не слишком разговорчив. Около полудня приходили Ал и Уинри, и все трое болтали или просто наслаждались присутствием друг друга. Когда под вечер ребята уходили, Эд шёл посидеть к Джеймсу до ужина. А потом уходил в свою палату, чтобы долгие часы мучиться в темноте и одиночестве.
Странно... неправильно... не хватало прижимающегося к нему тела, когда он пытался уснуть. Он так привык к обнимающим рукам Артабануса, к тому, что мужчина прижимался к его спине, что всю ночь вертелся и крутился, никак не получалось устроиться удобно, чтобы хорошенько выспаться.
Уинри наконец закончила ремонт автоброни, и процедура присоединения была самой нежной, какую когда-либо проводила его подруга детства. Каждый раз, когда девушка смотрела на него или даже дотрагивалась, казалось, она на всякий случай хочет запомнить о нём каждую подробность. Ал в первые пару дней вёл себя так же, но потом потихоньку расслабился, поверив яркой и приносящей восторг реальности, что Эд вернулся и никуда не денется.
Мустанг приходил хотя бы раз в день всю эту неделю, но служебные обязанности с него никто не снимал.
За эти дни Эд узнал, что курсы, которые он вёл, были временно распущены с тех пор, как он пропал, потому что Университет не нашёл никого того же уровня, за исключением Альфонса, но должность постеснялись предложить брату пропавшего преподавателя. Несколько аместрийских детей, которых спасли вместе с Альфонсом, уже выписали из госпиталя под опеку родственников, которые клялись обеспечить детям психологическую помощь. Как и предполагал Эд, все мальчики были изуродованы и возвращались домой отнюдь не прежними невинными детьми. Большинство опекунов собирались отдать детей в закрытое духовное училище, и это была самая мрачная ирония, о какой только мог подумать Эд.
Джеймс, очевидно, собирался уехать, как только родные приедут за ним с востока. Его сестра Вероника была уже в пути. Она очень скучала по младшему брату и чуть с ума не сошла после звонка, Эд понял это по выражению лица Джеймса. Снова навалилась вина. Джеймс никогда не будет прежним, и в этом виноват только Эд. Во всём. Но Джеймс выглядел странно оптимистичным каждый раз, как садился сыграть с Эдом в шахматы перед ужином. Эд слушал, как его студент собирается закончить образование в университете, а потом отправиться в Аэруго с Вероникой. Переживая, но не желая показаться абсолютно бесчувственным, Эд не спрашивал, собирается ли Джеймс заводить романтические отношения, вступать в брак... детей он иметь уже не мог. Такая большая часть жизни отсечена одним резким движением Эда.
Иногда это казалось совершенно непереносимым.
Другие дети оставались в его душе как призраки, взывающие о помощи. Он продолжал думать и о тех спасённых, кто не отвечал на расспросы военных. И о тех, кого ещё не нашли...
Мустанг каждый день уверял его, что их ищут, что прокуратура прислала лучшие кадры в Хеллтем, что на северо-западе увеличено военное присутствие. Но история о Стальном алхимике распространилась, а с нею и сведения о том, что он вместе с детьми был похищен иностранной религиозной группировкой. Народное внимание подтолкнуло фюрера выделить больше ресурсов Мустангу и Западному штабу. Похищения детей сильно тревожили обычных людей, поэтому Мустанг встретился с журналистами и передал отцензуренную версию произошедшего, потребовав написать в газетах: военные всё ещё ищут детей, каждый, кто что-либо знает об этом или заметил подозрительных субъектов с западным акцентом, должен обратиться к ближайшему военному форпосту. Пока что в этом районе ничего замечено не было, но Мустанг считал, что рано или поздно юкрейтяне или их пособники-бандиты проколются. Хоукай и Бреда уехали через пару дней, убедившись, что в госпиталь проведена прямая радиосвязь с Централом на экстренный случай, Эд едва успел с ними проститься.
Эд хотел бы присоединиться к всенародным поискам, но всё это казалось таким маленьким отсюда, с госпитальной кровати. Таким маленьким и далёким, приводя ко всё большему разочарованию в себе с каждым днём без вести о детях. Раз или два Ал робко предлагал заняться их поисками сам, обещая сделать всё, как попросит старший брат. В этом предложении было столько тепла и доброты, что Эдакая это просто душило, и он эгоистично просил брата остаться. Эд не был уверен, что сможет сейчас расстаться с братом. Не так скоро после возвращения.
Уинри стала гонцом между госпиталем и Западным штабом, постоянно курсируя между ними. Поскольку на телефоне теперь поймать никого было невозможно, она оказалась весьма полезной. Эд удивлялся каждый раз, как Уинри врывалась в его палату, вымотанная, и падала на край кровати. Она орала и ворчала, что её втянули в помощь военным, но никогда не ругала Мустанга лично, что успокаивало Эда. Мустанг и Уинри никогда не ладили друг с другом, начиная со дня, когда тот прибыл в Ризенбург, чтобы предложить Эду и Алу будущее. Возможно, это тревожило её до сих пор. Уинри никогда не ругала Мустанга, нет, но иногда, когда он входил в палату, а Уинри была там, она смотрела на него очень странным взглядом. Взглядом, какого Эд никогда прежде у неё не видел: почти с угрозой и злостью, но не совсем. Морщинки в углах рта, нахмуренные брови, нечто, закипающее на дне океанских глаз. Хотя Эд не мог точно сказать, что именно.
Кроме того, границы были усилены военными патрулями. Даже западная и южная границы были перекрыты со времени вторжения драхманцев, были запрещены иммиграция и даже въезд транспорта. Переговоры и попытки заключения мира между Драхмой и Аместрис всё ещё продолжались, и ещё потребуются годы и годы, чтобы восстановить подобие дружбы. В первую очередь, было удивительно, как юкрейтяне просочились через заблокированную границу, когда армия Аместрис обыскивала эти районы на предмет драхманских террористов. Наверняка аместрийские солдаты пропустили их.
Эд сказал об этом Мустангу при следующей встрече, и тот мрачно согласился, пообещав вызвать из Централа ещё группу прокурорских.
Так много ресурсов было брошено на это дело, Эду хотелось надеяться, что они вовремя настигнут юкрейтян и спасут детей, но всё ещё терзался виной и дурными предчувствиями.
После разговора с Мустангом, к удивлению Эда, появился доктор Марко и без особых предисловий принялся исследовать физическое состояние его тела. Эд почувствовал унижение, когда доктор, задрав бровь, оглядел шрамы на его ноге, животе, запястье, щиколотке и шее, и ни слова не сказал на бормотание Марко. Очевидно, доктор был расстроен тем, что обнаружил во время краткого осмотра. Или, скорее, тем, чего не обнаружил, подумал Эд.
В любом случае, теперь не только доктор Нельсон кружил над ним, как ястреб, но и доктор Марко. Оставалось только радоваться, что его ещё не гонят к основному специалисту, к "психологу".
Просто цирк.
Альфонс находился с ним рядом практически безотлучно, в нём Эд черпал силы в самые ужасные моменты, когда открывал глаза, и не понимал, где находится, и думал, что всё ещё в подземелье. И хотя в глазах младшего брата горело очевидное любопытство, Ал никогда не задавал вопросов после того, как Эд интересовался, где Артабанус.
Эд никому и ничего не рассказывал про Артабануса, даже Мустангу, осторожно спросившему, что за тип алхимии тот использует. Эд не знал, почему, но стоило открыть рот, чтобы рассказать о своём пленителе, огромное, выворачивающее наизнанку ощущение неправильности накатывало на него, и он не мог сказать ни слова. Словно он предаст Артабануса, рассказав о нём.
Но в чём предательство? Это он - монстр... почему я должен о нём волноваться?..
Это раздражало и расстраивало Эда до невозможности, но он пытался откладывать и откладывать эту мысль в долгий ящик.
Прошли две недели. Недели, за которые тело Эда медленно исцелялось, а разум так же медленно следовал за ним. Приступы становились реже и реже, раз или два в несколько дней, что было облегчением для всех. Кошмары оставались мучительно постоянными, но, несмотря на это, количество дней, в которые Эд понимал, кто он и где, росло.
Итак, Эд проснулся утром в пятницу, счастливо избежав паники и путаницы три дня подряд. Поглядев на белый потолок палаты, он позволил себе чуть улыбнуться, прикрыл глаза и вздохнул.
- Я Эдвард Элрик, - шёпотом сказал он себе. - Брат Альфонса Элрика, друг Уинри Рокбелл, коллега Роя Мустанга...
...учитель мальчика, которого изуродовал. Любовник человека, которого ненавижу.
Он устало открыл глаза и сосредоточился на солнечном свете, падавшем в окно и согревавшем ноги золотыми лучами. Щебет птиц за окном, радостно приветствующих новый день, был едва ли не громче, чем шум проехавшего мимо автомобиля. За прикрытой дверью приглушённые голоса, торопливые шаги, позвякивание металла показывали, что жизнь в госпитале уже шла полным ходом. Лишь легчайшая прохлада пробиралась сквозь тонкое одеяло, в которое Эд был завёрнут, как в хрупкий кокон. Хотя Эд едва это замечал. Тело ощущалось странно онемевшим этим утром, стоило потянуться за бумагой и ручкой, он почувствовал себя заранее вымотанным и оставил саму мысль. Тёмное, удушающее чувство начало охватывать внутренности, чувство, так знакомое по плену. Так же, как и тогда, он не находил в себе достаточно воли, чтобы сдвинуться хотя бы на миллиметр. И на этот раз не было руки Артабануса, чтобы заставить его шевелиться.
Он лежал, свернувшись в клубок, не отводя взгляда от стены, руки безвольно покоились на подушке в паре дюймов от лица. Так же, как сейчас, он проснулся, чувствуя себя таким усталым... таким слабым... он не хотел шевелиться. Даже почувствовав, как Артабанус за спиной начинает двигаться, обвивает руками талию, он был не в состоянии сесть, или выпутаться из объятий, или даже пробормотать "доброе утро". Словно он был парализован, хоть на самом деле это было не так. Он мог бы сделать всё это, если бы очень захотел, но... Он не хотел. Не знал, как. Не делал. Спустя пару минут Артабанус полностью проснулся и довольно замычал, заметив, что Эд уже не спит, но не пытается вырваться из объятий. Тёплое прикосновение губ ко лбу не тронуло Эда ни в малейшей степени. Его пустые глаза всё ещё таращились прямо вперёд, он едва замечал, как их начинает печь от того, что они так долго открыты. Артабанус что-то прошептал ему в волосы и стал выбираться из кровати. Ощущение потери пронзило грудь Эда, но он подавил его быстро и молча.
Он не знал, сколько времени спустя встревоженное и раздражённое лицо Артабануса нависло над ним.
- Эдвард, мой драгоценный. Ты слышишь меня? Уже слишком поздно, чтобы валяться в кровати. Дел полно.
Оставь меня в покое, была отчаянная, слабая, измученная мысль, скользнувшая по разуму Эда, но он не мог произнести ни слова, не то, что подняться с кровати. Было невозможно даже подумать о каком-либо действии в этот момент.
Не дождавшись ответа, Артабанус потянул Эда за вялую левую руку.
- Поднимаемся, мой драгоценный.
Принуждение к движению было мучительно, и в какой-то момент тело так запротестовало, что даже не шелохнулось. Это весьма удивило Артабануса, в голубых глазах даже мелькнул испуг. Но миг спустя тело Эда село, несмотря на ментальную, эмоциональную и физическую пытку, которую это причиняло.
После того, как Эд поднялся на ноги, Артабанус некоторое время молча изучающе разглядывал юного любовника.
Но потом мужчина улыбнулся, критическое выражение сменилось на тёплое и ласковое.
- Не волнуйся, мой драгоценный, после завтрака тебе станет лучше. Пошли, разомнём твои косточки.
Как ни странно, после завтрака Эд действительно почувствовал себя лучше и даже пару раз за день поговорил с Артабанусом. Чувство благодарности к Артабанусу было тошнотворным и успокаивающим. И когда Артабанус этой ночью обнял его за талию, Эд повернулся и обнял его в ответ, облегчённый отсутствием холода и онемения, накрывавших его этим утром. Дрожащий вздох в волосы и сжатие рук заставили его прижаться ближе, хотя голос Артабануса чуть не испортил этот момент утешения.
- Эдвард, никогда не покидай меня, любовь моя.
Тёмные тени, мечущиеся по каменным стенам, сменялись на стерильную, плоскую белизну потолка. Тяжело сглотнув, Эд поморгал, стараясь отогнать остатки воспоминания и заглушить боль в груди. Опять пустота вокруг талии, где обычно обнимали надёжные руки, вызывала явные пустоту и одиночество. Даже холод. Мысленно встряхнувшись, он почти захотел сесть и зарыться лицом в руки.
Что за хуйня со мной творится? Какого хуя мне не хватает этого ушлёпка? Какая чушь!
Разочарование жгло глаза, словно кислотой, и призрак ухмылки искривил губы. Эд всё ещё не находил сил, чтобы сесть и встретить новый день лицом к лицу. Он бы предпочёл погрязнуть в этих дурацких мыслях и чувствах.
Ну, может, я и не скучаю по нему... может, я физически привык к тому, что меня обнимают.
Менее тревожная, но всё ещё тошнотворная мысль. Он вздохнул и на минуту прикрыл глаза, усмиряя эмоции, которые вновь начали сотрясать тело. Прошедшие недели он трудился над тем, чтобы восстановить нечто, сломавшееся внутри, что бы ни вызывало внутренний хаос, но любые успехи, которых он достиг, были сметены в этот момент. И теперь снова всё вокруг кружилось во тьме, словно вспышки молний поглощались чёрным, бушующим небом голодного шторма.
Сквозь непогоду внутри себя он разобрал что-то вовне. Ровный, знакомый скрип пера по листу, неравномерные паузы. Шорох убираемой бумаги. Покашливание.
Это напомнило Эду раннюю юность, как он иногда ускользал от Ала и переезжал на диван в кабинете Мустанга, если они задерживались в столице. Он закрывал глаза и устраивался на неудобных подушках, слушая, как его командир занимается бумажной работой. Мустанг ничего не говорил о случайных появлениях Эда, разве что задирал бровь и сардонически улыбался, прежде чем снова вернуться к столу. Эд ценил это молчаливое согласие. Очень странные фантазии посещали Эда, когда он лежал вот так на диване Мустанга и слушал, как тот работает. Фантазии, которые теперь Эд приписывал пубертатному периоду, смущающие и пугающие, потому что никто с ним не говорил о таком, а он был либо занят, либо стеснялся спросить о переменах, происходящих в теле. Конечно, он немного владел темой, но понятия не имел, какие мысли будут лезть в голову.
Например, что Мустанг наклоняется над диваном и начинает целоваться, или как он будет выглядеть голым. Мысли, которые заставляли его вспыхивать от стыда даже сейчас.
Кстати, об ублюдке...
Ошеломление одолело изнутри изнуряющую тьму, которая стала потихоньку рассеиваться, и Эду удалось повернуть голову вправо, где Мустанг обосновался на металлическом стуле в футе от кровати, между Эдом и дверью. Эд улыбнулся, глядя, как тёмная голова склоняется над папкой, ненадёжно балансирующей на колене ноги, перекинутой через другую ногу. Ручка-наливайка лениво покачивалась в руке, затянутой в перчатку, морщинка на лбу демонстрировала разочарование. Вид был настолько знакомый, что у Эда внутри забурлило желание истерически рассмеяться.
Мустанг случайно поднял голову как раз когда губы Эда стали складываться в яркую улыбку. Он чуть улыбнулся в ответ с облегчением, заставляя сердце Эда вспыхнуть пылающим жаром.
Блядь, я скучал по нему...
- Казалось, что ты далеко отсюда, так что я решил подождать, - сказал Мустанг ровным и спокойным голосом, в котором проскальзывали тревожные нотки.
- Надеюсь, ты не будешь обращаться со мной, как будто я стеклянный? - вздохнул Эд, хотя и продолжая улыбаться. - Когда ты вошёл?
Глянув на часы на дальней стене, Мустанг пожал плечами, собрал бумаги и переложил на тумбочку, рядом с почеркушками Эда.
- Минут десять назад. Я сперва подумал что ты спишь, но у тебя глаза были открыты.
- А может, я сплю с открытыми глазами, - садиться оказалось очень утомительно, но Эд справился, и силы его, казалось, росли, пока Мустанг говорил и смотрел на него.
Мустанг громко фыркнул, в глазах заплясали весёлые искорки.
- Ты столько раз спал у меня на диване, Эд. Я знаю, как ты спишь: закроешь глаза и сопишь, как паровоз.
Засмеявшись, Эд улыбнулся ещё шире.
- Вон что вспомнил! Я тоже сейчас думал о тех временах.
Улыбка озарила лица обоих при разговоре о приятных воспоминаниях, и установилось уютное молчание, Эд довольно купался в его тепле. Мустанг в конце концов удивил его, придвинув стул ближе к кровати, так, что коленями упёрся в матрас, когда снова сел. Между их лицами остался всего фут, и сердце Эда сжалось самым нелогичным образом. Он сглотнул, пытаясь понять, чувствует он тревогу или восторг, или то и другое. Когда улыбка Мустанга превратилась во что-то серьёзное и осторожное, грудь Эда сжалась ещё сильнее. Он не знал, чего ожидал, но точно не того, что дальше сказал Мустанг.
- Эд, у нас есть отчёт из Элксомира. Знаешь такое место, к северу? - когда Эд кивнул, Мустанг мрачно продолжил: - Один лавочник оттуда донёс, что вчера к нему заявилась группа людей со странным акцентом, чтобы заказать большую партию зерна. Массовая закупка. Такая крупная, что он решил сперва, они от армии. Но когда прочитал статью о похищениях в газете, тут же сообщил в Северный штаб.
Сердце Эда дрогнуло уже совсем по-другому, облегчение, беспокойство и страх начали бороться в нём.
Наверняка это то самое. Наверняка это они. Значит...
- Эд. Думаешь, юкрейтяне будут действовать по старой схеме? Расположатся в руинах поблизости?
- Да, - ответил он без раздумий. - Они чувствуют себя в безопасности подальше от внимания публики, а люди склонны избегать старых развалин. Страх перед сверхъестественным, вот как мне это объяснили. К тому же, если они поселятся в городе, их тут же заметят. Нет, у них, наверняка, есть несколько баз в руинах по всей Аместрис. И им есть из чего выбирать, - добавил Эд мрачно, Мустанг понимал его, судя по сочувствующему кивку.
- Если так, ближайшие места, где они могут прятаться, - Йееим, Хаой и Ксайер. Они заброшены уже века, это старые города драхманцев, которые были разрушены, когда ксерксы завоевали Аместрис.
Жалея, что Мустанг не принёс карту, Эд обдумал его слова и нахмурился.
- Что ближе всего к Элксомиру?
- Йееим. Километрах в двенадцати.
- Вот оно. Вот где они, - уверенно сказал Эд, выпрямляясь и неожиданно чувствуя прилив адреналина. Желание подскочить с кровати и рвануть на север поглотило его.
Мустанг поглядел на него долгим взглядом, возвращающим к ярким ночам и дымным барам, так эти глаза смотрели на него во время задумчивых слов и смущающих улыбок.
- Почему ты так уверен?
- Они всегда закупаются в ближайшем городе. В большинстве случаев не хотят отъезжать дальше тридцати километров от базы. Может, у них и прибыльное дело, - при этих словах Эд сердито нахмурился, - но они всегда жмутся на бензин. Поверь, Мустанг, они в Йееиме.
Генерал кивнул, потом заколебался, и у Эда появилось отчётливое ощущение, что Мустанг хочет сказать ему что-то. Что-то важное. Но не успел он подумать, как мужчина поднялся и снова отодвинул стул от кровати.
- Понял. Спасибо, Эд. Я поведу два отряда в Йееим через пару часов. Если повезёт, до вечера закончим, и дело можно считать закрытым.
Эд хотел было потребовать, чтобы его взяли с собой, но воспоминание о последней операции удержало просьбу, готовую сорваться с губ. Обеспокоенный тем, что Мустанг пойдёт в бой без него, мучаясь облегчением и тревогой одновременно, он не мог найти подходящих слов. Мустанг, похоже, не был против, он стоял у кровати Эда, руки в карманах кителя, и глядел на Эда. Так многое проносилось в глазах генерала, что Эд даже не надеялся уловить всё или понять.
- Я вернусь.
Это обещание было произнесено с убеждённостью и чувством, каких Эд не ожидал. Снова и снова Мустанг заставал его врасплох. Глядя на мужественного генерала, Эд вздохнул, закатил глаза и резко спустил ноги с кровати. Мгновение он изо всех сил пытался встать, но Мустанг, не колеблясь, помог ему в этом. В обычное время такое выбесило бы Эда, но из-за вихря эмоций в душе такая мелочь его не заботила. Впившись пальцами в форменный воротник, он позволил себе прижаться лбом к груди мужчины, впитывая ощущение рук, легко обнявших его плечи в ответ.
Свет и тьма входили ему в грудь как осколки стекла и тёплая мазь, оставляя за собой разрушение и покой. В объятиях Роя было ощущение, что всё хорошо. Что хаос в разуме и сердце - это нормально.
Желая и дольше купаться в этом ореоле, Эд буквально силой заставил себя отстраниться достаточно, чтобы поймать взгляд Мустанга.
- Смотри у меня, возвращайся.
Бледные губы мужчины вздрогнули, он чуть подался вперёд, заставив сердце Эда подскочить от удивления и наконец успокоиться. Их лбы прижимались друг к другу, Эду даже казалось, что он слышит мысли, крутящиеся в этом хитром, изворотливом мозгу. Со вздохом, коснувшимся губ Эда, Рой отступил и не оглядываясь вышел из палаты. Эд рухнул на кровать.
Ему остались смущение, тепло и беспокойство, клубившиеся вокруг, и он взглянул на бумаги, оставленные Роем. Он взял листы и провёл пальцами живой руки по строчкам, написанным рукой генерала, улыбаясь уголками рта.
Я думал, что он собирается...
Ой, да это же Мустанг. Он бы не стал, ни в коем разе.
Или?..
Жар в груди был странным и почти болезненным, но в то же время он растапливал ледяной покров, покрывавший всё внутри. Это было долгожданное облегчение от онемения, но Эд сглотнул, осознав источник подобного нирване ощущения.
Мустанг.
Глава 20
читать дальше
- Эд?..
Сердце замерло, во рту пересохло и горло сдавило, стоило увидеть ореховые глаза Джеймса. Время остановилось, шестерёнки в мозгу завертелись назад, возвращая в тот момент, когда он в последний раз видел Джеймса. Лежащим на столе, яростно рыдающим, между тем как сам Эд заносил лезвие автоброни.
Кровь. Ненависть, сколько ненависти, гнева и опустошения. Мир закручивается внутрь себя и вспыхивает, чтобы оставить от себя только сажу и обломки. Смуглая кожа бледнеет и ореховые глаза тускнеют от шока. Рука на плече, поглаживающая и ободряющая, голос, шепчущий слова гордости и страсти. Мускулы дрожат, руки трясутся. Тошнотворное, тёплое ощущение крови, покрывшей кожу.
- Джеймс... - не прошептал, а почти выдохнул Эд и замер, когда мальчик резко спустил ноги с кровати и бросился вперёд. Эд ожидал кулака в челюсть, пальцев на горле, так что обвившие его руки и прижавшаяся к груди голова оказались неожиданностью.
Джеймса трясло, и Эд обнял мальчика, как только прошло удивление. Миновало больше года с тех пор, как он видел своего студента. Иногда он надеялся, что всё произошедшее окажется дурным сном, что Джеймса никогда не похищали вместе с ним, но дрожащий, плачущий мальчик у него в объятиях доказывал обратное самым наихудшим образом. И сердце Эда рвалось на тысячу частей, разлетаясь и дробясь, как осколки бутылки на залитой солнцем обочине.
Джеймс бормотал, вцепившись в него, так что у Эда внутри всё обрывалось.
- Я думал, ты у... умер. Они сказали, что ты умер. Что они тебя убили. Доктора сказали, что ты жив, но я им не поверил. Сэмюэл всегда говорил мне, что ты умер, но ты... ты живой! Я поверить не могу... Прости меня, Эд, сэр, мне так жаль...
За что ему-то просить прощения? - подумал мрачно Эд. - Это всё моя вина. Драхманцам и Артабанусу был нужен я, а не он.
Но у него не хватало сил сказать это вслух. Путаясь в словах, он прижал Джеймса крепче, игнорируя запах антибиотиков и химикалий, исходящий от них обоих:
- Прости, Джеймс, прости, пожалуйста...
Некоторое время мир был неподвижен, они двое прижались друг к другу, делясь так многим через эти объятия. Весь ужас, весь стресс, вся безнадёжность минувшего года пробежали между ними, но также облегчение и робкая надежда начали расцветать. Впервые с тех пор, как Эда "спасли", он почувствовал, что всё по-настоящему, что это не сон, который кончится, стоит в очередной раз закрыть глаза. Это было странное ощущение.
Он стоял здесь, в госпитале, под охраной военных, вместе с Джеймсом, вместо того, чтобы заниматься обычными ежедневными делами. Вместо Артабануса, торчащего в дверях со сложенными на груди руками и нечитаемой улыбкой, был Мустанг.
Когда учитель и ученик наконец смогли отлепиться друг от друга и пройти к кровати Джеймса, время снова ожило. Как и дикий водоворот эмоций Эда. Но ему было легче сосредоточиться на настоящем и игнорировать дикую борьбу в голове, хотя бы на пару часов. Конечно, всё могло измениться в любой момент, и он это понимал. Лихорадка, вероятно, усугубляла ситуацию, и теперь, после приёма лекарств, он чувствовал себя более устойчиво.
Не уверен, что я справлюсь с повторением вчерашнего дня. Это было бы слишком.
Встряхнувшись, он сфокусировался на Джеймсе, который всё не мог на него наглядеться, словно не в силах поверить, что его учитель действительно жив.
Эду снова захотелось кого-нибудь убить, когда он осмыслил слова Джеймса.
Ага, конечно, они сказали ему, что я умер. Это только помогло сломать его, сделать послушным. Больные ублюдки. Повезло им, что Мустанг не выпускает меня из госпиталя.
- Джеймс, насколько... они повредили тебе? - спрашивать мальчика, всё ли с ним хорошо, было бы нелепо и оскорбительно. С ними всеми было всё плохо.
Джеймс покачал головой, улыбаясь сквозь слёзы.
- Нет, всё в порядке... Они ничего больше мне не сделали после того...
Слова оборвались, но Эда снова охватила вина, скручивающая внутренности, превращающая сердце в кусок льда. Эд глянул на Мустанга, всё ещё маячившего в дверях, хотя и лицом к коридору, чтобы дать Эду больше личного пространства.
- Джеймс, ты знаешь, что я бы никогда... никогда, если бы я мог... я бы не... прости...
Тёплая рука, сжавшая плечо, снова поразила его, он встретился с пылающими глазами Джеймса.
- Это не ваша вина, сэр... Эд. Я знаю, что они тебя заставили. Я видел алхимию.
Эд задрал брови, боль внутри усилилась от слов Джеймса.
- Ты видел?
- Да, такие фиолетовые вспышки под кожей, когда он до тебя дотрагивался. Я помню фиолетовый свет, проходивший по твоим мускулам и сосудам. Это было так странно, но я понял, что это алхимия. Я мог её чувствовать. Что это за тип алхимии? Я о таком раньше никогда не слышал!
Эд смутился и мог лишь покачать головой в ответ. Он знал, что это за алхимия, Артабанус объяснял ему. Один из видов биоалхимии. Но он не замечал каких-то цветов или чего-то подобного, когда Артабанус применял алхимию к нему. Как это Джеймс увидел, а он сам нет?
Фиолетовый, надо же!
Фиолетовая вспышка.
- Давай, Эдвард, хватит сопротивляться.
- Иди... на хуй...
Новая фиолетовая вспышка, ещё ярче, мускулы так дрожали, что он готов был поклясться, они вот-вот прорвут кожу, сердце колотилось так, что едва не вырывалось из груди. Голова трещала, из носа бежали струйки крови, он сомневался, что справится, но не мог позволить Артабанусу продолжать побеждать, продолжать делать это с ним.
Он больше не хотел участвовать в этих больных фантазиях, не по доброй воле, пусть даже борьба может убить его. Как будто его гнули, и наконец получили отдачу. Он практически мог видеть, как энергия из кругов на кончиках пальцев Артабануса отталкивается его явным отказом и упорством воли. Алхимия, которую он изучал во время странствий, действительно была очень духовной вещью. Как только Эд осмыслил это и смог противостоять алхимии Артабануса в своём теле, он стал делать всё возможное. Сопротивляться способом, который вначале казался нематериальным и бесполезным, но через какое-то время появились успехи, даже если ему всего лишь удавалось смотреть в пол, когда Артабанус приказывал поднять взгляд. Каждый успех был вехой в борьбе с этой алхимией.
Хотя сопротивление само по себе вызывало отдачу, и без того невероятно опасное событие, становившееся опаснее в тысячу раз, поскольку происходило внутри его тела.
- Эдвард, ты убьёшь себя, - слова обдали теплом щёку, за ними последовал поцелуй, и Эд удесятерил усилия по сдерживанию чужой алхимии, даже несмотря на сильно отвлекавший чужой рот, присосавшийся к его собственному.
Холодная, длиннопалая рука, вцепившаяся в бедро, сжала сильнее, почти совсем нарушая концентрацию Эда. Но он не мог сдаться.
- Артабанус, мне не нравится сопротивляться, но я больше так не могу. Я больше не могу позволить тебе принуждать меня к этому.
Мягкий смех коснулся его губ, рождая желание отвернуться, но он сдержался. Борьба с алхимией и осторожное убеждение Артабануса в том, что ему нужно, - вот что требовалось. Он понимал, что быстро устанет, и столь же быстро должен уговорить Артабануса. Он уже несколько минут сопротивлялся, гудение крови в голове и струйки из носа становились всё хуже. Тело медленно разрушалось, рвалось и обрушивалось внутрь. Он гадал, через какое время сердце лопнет от напряжения.
- Твоё тело говорит мне, что ты хочешь этого, - рука, гуляющая между ног Эда, заставила концентрацию заметно пошатнуться, и последовала новая вспышка фиолетового в районе бедра, но он снова собрался. - Твоё упрямство мешает тебе наслаждаться. Тебе надо просто расслабиться. Разве ты меня не любишь, Эдвард?
Новая фиолетовая вспышка, ещё один дрожащий вздох Эда, когда рука между ног стала вести себя ещё вольнее, новая болезненная пульсация в голове. Он не мог бы ответить, даже если бы хотел. Он так ослабел, так устал. Всё, что он мог, это цепляться за силу воли, выставляя её как щит против алхимии Артабануса. Прошла минута... другая... и боль в голове и теле Эда стала столь жестокой, что он как лист задрожал под руками Артабануса.
Ему было так больно, что он даже не испытал облегчения, когда алхимия исчезла. Голубые глаза горели знакомо раздражением, нежностью и весёлым гневом.
- Отлично. Хочешь без алхимии, значит, без алхимии.
Эд хотел сопротивляться рукам, заломившим его руки за спину, хотел бороться, когда Артабанус начал раздевать его, быстро и ловко. Хотел кричать, ругаться, ударить юкрейтянина, когда тот всё равно начал брать то, что хотел.
Но он был вымотан. И единственное, о чём он думал, теряя сознание от боли, что он больше не марионетка в руках Артабануса.
- ...д! Эд! Эд, мы здесь. Вернись к нам, всё хорошо. Мы в госпитале, - голос Мустанга был ровным и абсолютно спокойным, в отличие от других, в панике задававших вопросы на заднем фоне.
Эду пришлось долго моргать, пока расфокусированные глаза не разглядели фигуру Мустанга, который стоял в футе или двух, протянув к нему руку и легонько потряхивая за плечо. Джеймс расхаживал позади Роя туда-сюда, поглядывая на преподавателя с беспокойством, заметным по складкам у губ и на лбу. Эд кашлянул, выпрямился и осознал, что сидит на кровати Джеймса, так крепко вцепившись в металлическую спинку, что пришлось потрудиться, чтобы разжать пальцы. Даже когда он положил руку на колено, костяшки ещё не вернулись к нормальному цвету.
- На сколько я вырубился? - спросил он, наконец встретившись с тёмными спокойными глазами Мустанга. Отсутствие страха или паники в них успокоило Эда, и он не хотел отводить взгляд от этих успокаивающих серых ониксов.
- Минут на пять, - ответил генерал, отпуская плечо Эда и отступая в сторону, чтобы Джеймс мог сесть на кровать рядом с ним. Однако Эд не сводил глаз с Мустанга, боясь снова провалиться в бог знает что. Одна мысль об этом утягивала назад, наполняя тем же ужасом, усталостью, болью, страхом, гневом, всей этой адской смесью, тысячью крошечных вещей, раздиравших его на части в это время.
В воспоминания о том времени, память о котором была утеряна. Что же случилось?
За год, который я практически не помню?..
Чувствуя себя больным, он изо всех сил попытался сосредоточиться на Мустанге. Красиво уложенные угольно-чёрные волосы, морщинка на лбу, раскосые острые, умные глаза. Высокие скулы, элегантная, но мужественная линия челюсти. Горькая морщинка в углу рта. Прямые плечи и крепко сложенные на груди руки. Эд подумал о том, почему форма Мустанга в некоторых местах болтается на нём, например, там, где живот казался слишком впалым. Сколько же веса Мустанг потерял в последние пару лет и почему?
Спустя несколько минут разглядывания Мустанга, что генерал заметил, но никак не откомментировал, Эд в конце концов снова начал чувствовать себя лучше, дурные предчувствия и паника отступили как шторм за горизонт его души. Погрузившись в себя и усилием воли расслабляя мышцы, он неровно вздохнул и наконец снова повернулся к Джеймсу. Мальчик всё ещё смотрел на него с беспокойством, так что Эд ободряюще улыбнулся ему.
- Всё хорошо, Джеймс, извини. Это было просто... как мы называем это, Мустанг?
Тёмные глаза на миг встретились с его глазами.
- Какое именно "это"? Навязчивые воспоминания или панические атаки?
- Видишь, Джеймс? Этот ублюдок язвит. Это значит, со мной точно всё в порядке и беспокоиться не о чем.
Фырканье Мустанга и приглушённый смех Джеймса вызвали у Эда тёплую улыбку.
Может быть, я снова смогу стать Эдвардом Элриком.
Следующие несколько дней прошли относительно мирно. Каждое утро Эд просыпался между семью и восемью, поднимался и ходил по комнате, либо рисовал пару часов, пока медсёстры не приносили завтрак, потом отправлялся в кабинет к доктору Нельсону. Каждое утро доктор расспрашивал, что он помнит, что он чувствует, и хотя Эд знал, что всё это в медицинских целях, он был не слишком разговорчив. Около полудня приходили Ал и Уинри, и все трое болтали или просто наслаждались присутствием друг друга. Когда под вечер ребята уходили, Эд шёл посидеть к Джеймсу до ужина. А потом уходил в свою палату, чтобы долгие часы мучиться в темноте и одиночестве.
Странно... неправильно... не хватало прижимающегося к нему тела, когда он пытался уснуть. Он так привык к обнимающим рукам Артабануса, к тому, что мужчина прижимался к его спине, что всю ночь вертелся и крутился, никак не получалось устроиться удобно, чтобы хорошенько выспаться.
Уинри наконец закончила ремонт автоброни, и процедура присоединения была самой нежной, какую когда-либо проводила его подруга детства. Каждый раз, когда девушка смотрела на него или даже дотрагивалась, казалось, она на всякий случай хочет запомнить о нём каждую подробность. Ал в первые пару дней вёл себя так же, но потом потихоньку расслабился, поверив яркой и приносящей восторг реальности, что Эд вернулся и никуда не денется.
Мустанг приходил хотя бы раз в день всю эту неделю, но служебные обязанности с него никто не снимал.
За эти дни Эд узнал, что курсы, которые он вёл, были временно распущены с тех пор, как он пропал, потому что Университет не нашёл никого того же уровня, за исключением Альфонса, но должность постеснялись предложить брату пропавшего преподавателя. Несколько аместрийских детей, которых спасли вместе с Альфонсом, уже выписали из госпиталя под опеку родственников, которые клялись обеспечить детям психологическую помощь. Как и предполагал Эд, все мальчики были изуродованы и возвращались домой отнюдь не прежними невинными детьми. Большинство опекунов собирались отдать детей в закрытое духовное училище, и это была самая мрачная ирония, о какой только мог подумать Эд.
Джеймс, очевидно, собирался уехать, как только родные приедут за ним с востока. Его сестра Вероника была уже в пути. Она очень скучала по младшему брату и чуть с ума не сошла после звонка, Эд понял это по выражению лица Джеймса. Снова навалилась вина. Джеймс никогда не будет прежним, и в этом виноват только Эд. Во всём. Но Джеймс выглядел странно оптимистичным каждый раз, как садился сыграть с Эдом в шахматы перед ужином. Эд слушал, как его студент собирается закончить образование в университете, а потом отправиться в Аэруго с Вероникой. Переживая, но не желая показаться абсолютно бесчувственным, Эд не спрашивал, собирается ли Джеймс заводить романтические отношения, вступать в брак... детей он иметь уже не мог. Такая большая часть жизни отсечена одним резким движением Эда.
Иногда это казалось совершенно непереносимым.
Другие дети оставались в его душе как призраки, взывающие о помощи. Он продолжал думать и о тех спасённых, кто не отвечал на расспросы военных. И о тех, кого ещё не нашли...
Мустанг каждый день уверял его, что их ищут, что прокуратура прислала лучшие кадры в Хеллтем, что на северо-западе увеличено военное присутствие. Но история о Стальном алхимике распространилась, а с нею и сведения о том, что он вместе с детьми был похищен иностранной религиозной группировкой. Народное внимание подтолкнуло фюрера выделить больше ресурсов Мустангу и Западному штабу. Похищения детей сильно тревожили обычных людей, поэтому Мустанг встретился с журналистами и передал отцензуренную версию произошедшего, потребовав написать в газетах: военные всё ещё ищут детей, каждый, кто что-либо знает об этом или заметил подозрительных субъектов с западным акцентом, должен обратиться к ближайшему военному форпосту. Пока что в этом районе ничего замечено не было, но Мустанг считал, что рано или поздно юкрейтяне или их пособники-бандиты проколются. Хоукай и Бреда уехали через пару дней, убедившись, что в госпиталь проведена прямая радиосвязь с Централом на экстренный случай, Эд едва успел с ними проститься.
Эд хотел бы присоединиться к всенародным поискам, но всё это казалось таким маленьким отсюда, с госпитальной кровати. Таким маленьким и далёким, приводя ко всё большему разочарованию в себе с каждым днём без вести о детях. Раз или два Ал робко предлагал заняться их поисками сам, обещая сделать всё, как попросит старший брат. В этом предложении было столько тепла и доброты, что Эдакая это просто душило, и он эгоистично просил брата остаться. Эд не был уверен, что сможет сейчас расстаться с братом. Не так скоро после возвращения.
Уинри стала гонцом между госпиталем и Западным штабом, постоянно курсируя между ними. Поскольку на телефоне теперь поймать никого было невозможно, она оказалась весьма полезной. Эд удивлялся каждый раз, как Уинри врывалась в его палату, вымотанная, и падала на край кровати. Она орала и ворчала, что её втянули в помощь военным, но никогда не ругала Мустанга лично, что успокаивало Эда. Мустанг и Уинри никогда не ладили друг с другом, начиная со дня, когда тот прибыл в Ризенбург, чтобы предложить Эду и Алу будущее. Возможно, это тревожило её до сих пор. Уинри никогда не ругала Мустанга, нет, но иногда, когда он входил в палату, а Уинри была там, она смотрела на него очень странным взглядом. Взглядом, какого Эд никогда прежде у неё не видел: почти с угрозой и злостью, но не совсем. Морщинки в углах рта, нахмуренные брови, нечто, закипающее на дне океанских глаз. Хотя Эд не мог точно сказать, что именно.
Кроме того, границы были усилены военными патрулями. Даже западная и южная границы были перекрыты со времени вторжения драхманцев, были запрещены иммиграция и даже въезд транспорта. Переговоры и попытки заключения мира между Драхмой и Аместрис всё ещё продолжались, и ещё потребуются годы и годы, чтобы восстановить подобие дружбы. В первую очередь, было удивительно, как юкрейтяне просочились через заблокированную границу, когда армия Аместрис обыскивала эти районы на предмет драхманских террористов. Наверняка аместрийские солдаты пропустили их.
Эд сказал об этом Мустангу при следующей встрече, и тот мрачно согласился, пообещав вызвать из Централа ещё группу прокурорских.
Так много ресурсов было брошено на это дело, Эду хотелось надеяться, что они вовремя настигнут юкрейтян и спасут детей, но всё ещё терзался виной и дурными предчувствиями.
После разговора с Мустангом, к удивлению Эда, появился доктор Марко и без особых предисловий принялся исследовать физическое состояние его тела. Эд почувствовал унижение, когда доктор, задрав бровь, оглядел шрамы на его ноге, животе, запястье, щиколотке и шее, и ни слова не сказал на бормотание Марко. Очевидно, доктор был расстроен тем, что обнаружил во время краткого осмотра. Или, скорее, тем, чего не обнаружил, подумал Эд.
В любом случае, теперь не только доктор Нельсон кружил над ним, как ястреб, но и доктор Марко. Оставалось только радоваться, что его ещё не гонят к основному специалисту, к "психологу".
Просто цирк.
Альфонс находился с ним рядом практически безотлучно, в нём Эд черпал силы в самые ужасные моменты, когда открывал глаза, и не понимал, где находится, и думал, что всё ещё в подземелье. И хотя в глазах младшего брата горело очевидное любопытство, Ал никогда не задавал вопросов после того, как Эд интересовался, где Артабанус.
Эд никому и ничего не рассказывал про Артабануса, даже Мустангу, осторожно спросившему, что за тип алхимии тот использует. Эд не знал, почему, но стоило открыть рот, чтобы рассказать о своём пленителе, огромное, выворачивающее наизнанку ощущение неправильности накатывало на него, и он не мог сказать ни слова. Словно он предаст Артабануса, рассказав о нём.
Но в чём предательство? Это он - монстр... почему я должен о нём волноваться?..
Это раздражало и расстраивало Эда до невозможности, но он пытался откладывать и откладывать эту мысль в долгий ящик.
Прошли две недели. Недели, за которые тело Эда медленно исцелялось, а разум так же медленно следовал за ним. Приступы становились реже и реже, раз или два в несколько дней, что было облегчением для всех. Кошмары оставались мучительно постоянными, но, несмотря на это, количество дней, в которые Эд понимал, кто он и где, росло.
Итак, Эд проснулся утром в пятницу, счастливо избежав паники и путаницы три дня подряд. Поглядев на белый потолок палаты, он позволил себе чуть улыбнуться, прикрыл глаза и вздохнул.
- Я Эдвард Элрик, - шёпотом сказал он себе. - Брат Альфонса Элрика, друг Уинри Рокбелл, коллега Роя Мустанга...
...учитель мальчика, которого изуродовал. Любовник человека, которого ненавижу.
Он устало открыл глаза и сосредоточился на солнечном свете, падавшем в окно и согревавшем ноги золотыми лучами. Щебет птиц за окном, радостно приветствующих новый день, был едва ли не громче, чем шум проехавшего мимо автомобиля. За прикрытой дверью приглушённые голоса, торопливые шаги, позвякивание металла показывали, что жизнь в госпитале уже шла полным ходом. Лишь легчайшая прохлада пробиралась сквозь тонкое одеяло, в которое Эд был завёрнут, как в хрупкий кокон. Хотя Эд едва это замечал. Тело ощущалось странно онемевшим этим утром, стоило потянуться за бумагой и ручкой, он почувствовал себя заранее вымотанным и оставил саму мысль. Тёмное, удушающее чувство начало охватывать внутренности, чувство, так знакомое по плену. Так же, как и тогда, он не находил в себе достаточно воли, чтобы сдвинуться хотя бы на миллиметр. И на этот раз не было руки Артабануса, чтобы заставить его шевелиться.
Он лежал, свернувшись в клубок, не отводя взгляда от стены, руки безвольно покоились на подушке в паре дюймов от лица. Так же, как сейчас, он проснулся, чувствуя себя таким усталым... таким слабым... он не хотел шевелиться. Даже почувствовав, как Артабанус за спиной начинает двигаться, обвивает руками талию, он был не в состоянии сесть, или выпутаться из объятий, или даже пробормотать "доброе утро". Словно он был парализован, хоть на самом деле это было не так. Он мог бы сделать всё это, если бы очень захотел, но... Он не хотел. Не знал, как. Не делал. Спустя пару минут Артабанус полностью проснулся и довольно замычал, заметив, что Эд уже не спит, но не пытается вырваться из объятий. Тёплое прикосновение губ ко лбу не тронуло Эда ни в малейшей степени. Его пустые глаза всё ещё таращились прямо вперёд, он едва замечал, как их начинает печь от того, что они так долго открыты. Артабанус что-то прошептал ему в волосы и стал выбираться из кровати. Ощущение потери пронзило грудь Эда, но он подавил его быстро и молча.
Он не знал, сколько времени спустя встревоженное и раздражённое лицо Артабануса нависло над ним.
- Эдвард, мой драгоценный. Ты слышишь меня? Уже слишком поздно, чтобы валяться в кровати. Дел полно.
Оставь меня в покое, была отчаянная, слабая, измученная мысль, скользнувшая по разуму Эда, но он не мог произнести ни слова, не то, что подняться с кровати. Было невозможно даже подумать о каком-либо действии в этот момент.
Не дождавшись ответа, Артабанус потянул Эда за вялую левую руку.
- Поднимаемся, мой драгоценный.
Принуждение к движению было мучительно, и в какой-то момент тело так запротестовало, что даже не шелохнулось. Это весьма удивило Артабануса, в голубых глазах даже мелькнул испуг. Но миг спустя тело Эда село, несмотря на ментальную, эмоциональную и физическую пытку, которую это причиняло.
После того, как Эд поднялся на ноги, Артабанус некоторое время молча изучающе разглядывал юного любовника.
Но потом мужчина улыбнулся, критическое выражение сменилось на тёплое и ласковое.
- Не волнуйся, мой драгоценный, после завтрака тебе станет лучше. Пошли, разомнём твои косточки.
Как ни странно, после завтрака Эд действительно почувствовал себя лучше и даже пару раз за день поговорил с Артабанусом. Чувство благодарности к Артабанусу было тошнотворным и успокаивающим. И когда Артабанус этой ночью обнял его за талию, Эд повернулся и обнял его в ответ, облегчённый отсутствием холода и онемения, накрывавших его этим утром. Дрожащий вздох в волосы и сжатие рук заставили его прижаться ближе, хотя голос Артабануса чуть не испортил этот момент утешения.
- Эдвард, никогда не покидай меня, любовь моя.
Тёмные тени, мечущиеся по каменным стенам, сменялись на стерильную, плоскую белизну потолка. Тяжело сглотнув, Эд поморгал, стараясь отогнать остатки воспоминания и заглушить боль в груди. Опять пустота вокруг талии, где обычно обнимали надёжные руки, вызывала явные пустоту и одиночество. Даже холод. Мысленно встряхнувшись, он почти захотел сесть и зарыться лицом в руки.
Что за хуйня со мной творится? Какого хуя мне не хватает этого ушлёпка? Какая чушь!
Разочарование жгло глаза, словно кислотой, и призрак ухмылки искривил губы. Эд всё ещё не находил сил, чтобы сесть и встретить новый день лицом к лицу. Он бы предпочёл погрязнуть в этих дурацких мыслях и чувствах.
Ну, может, я и не скучаю по нему... может, я физически привык к тому, что меня обнимают.
Менее тревожная, но всё ещё тошнотворная мысль. Он вздохнул и на минуту прикрыл глаза, усмиряя эмоции, которые вновь начали сотрясать тело. Прошедшие недели он трудился над тем, чтобы восстановить нечто, сломавшееся внутри, что бы ни вызывало внутренний хаос, но любые успехи, которых он достиг, были сметены в этот момент. И теперь снова всё вокруг кружилось во тьме, словно вспышки молний поглощались чёрным, бушующим небом голодного шторма.
Сквозь непогоду внутри себя он разобрал что-то вовне. Ровный, знакомый скрип пера по листу, неравномерные паузы. Шорох убираемой бумаги. Покашливание.
Это напомнило Эду раннюю юность, как он иногда ускользал от Ала и переезжал на диван в кабинете Мустанга, если они задерживались в столице. Он закрывал глаза и устраивался на неудобных подушках, слушая, как его командир занимается бумажной работой. Мустанг ничего не говорил о случайных появлениях Эда, разве что задирал бровь и сардонически улыбался, прежде чем снова вернуться к столу. Эд ценил это молчаливое согласие. Очень странные фантазии посещали Эда, когда он лежал вот так на диване Мустанга и слушал, как тот работает. Фантазии, которые теперь Эд приписывал пубертатному периоду, смущающие и пугающие, потому что никто с ним не говорил о таком, а он был либо занят, либо стеснялся спросить о переменах, происходящих в теле. Конечно, он немного владел темой, но понятия не имел, какие мысли будут лезть в голову.
Например, что Мустанг наклоняется над диваном и начинает целоваться, или как он будет выглядеть голым. Мысли, которые заставляли его вспыхивать от стыда даже сейчас.
Кстати, об ублюдке...
Ошеломление одолело изнутри изнуряющую тьму, которая стала потихоньку рассеиваться, и Эду удалось повернуть голову вправо, где Мустанг обосновался на металлическом стуле в футе от кровати, между Эдом и дверью. Эд улыбнулся, глядя, как тёмная голова склоняется над папкой, ненадёжно балансирующей на колене ноги, перекинутой через другую ногу. Ручка-наливайка лениво покачивалась в руке, затянутой в перчатку, морщинка на лбу демонстрировала разочарование. Вид был настолько знакомый, что у Эда внутри забурлило желание истерически рассмеяться.
Мустанг случайно поднял голову как раз когда губы Эда стали складываться в яркую улыбку. Он чуть улыбнулся в ответ с облегчением, заставляя сердце Эда вспыхнуть пылающим жаром.
Блядь, я скучал по нему...
- Казалось, что ты далеко отсюда, так что я решил подождать, - сказал Мустанг ровным и спокойным голосом, в котором проскальзывали тревожные нотки.
- Надеюсь, ты не будешь обращаться со мной, как будто я стеклянный? - вздохнул Эд, хотя и продолжая улыбаться. - Когда ты вошёл?
Глянув на часы на дальней стене, Мустанг пожал плечами, собрал бумаги и переложил на тумбочку, рядом с почеркушками Эда.
- Минут десять назад. Я сперва подумал что ты спишь, но у тебя глаза были открыты.
- А может, я сплю с открытыми глазами, - садиться оказалось очень утомительно, но Эд справился, и силы его, казалось, росли, пока Мустанг говорил и смотрел на него.
Мустанг громко фыркнул, в глазах заплясали весёлые искорки.
- Ты столько раз спал у меня на диване, Эд. Я знаю, как ты спишь: закроешь глаза и сопишь, как паровоз.
Засмеявшись, Эд улыбнулся ещё шире.
- Вон что вспомнил! Я тоже сейчас думал о тех временах.
Улыбка озарила лица обоих при разговоре о приятных воспоминаниях, и установилось уютное молчание, Эд довольно купался в его тепле. Мустанг в конце концов удивил его, придвинув стул ближе к кровати, так, что коленями упёрся в матрас, когда снова сел. Между их лицами остался всего фут, и сердце Эда сжалось самым нелогичным образом. Он сглотнул, пытаясь понять, чувствует он тревогу или восторг, или то и другое. Когда улыбка Мустанга превратилась во что-то серьёзное и осторожное, грудь Эда сжалась ещё сильнее. Он не знал, чего ожидал, но точно не того, что дальше сказал Мустанг.
- Эд, у нас есть отчёт из Элксомира. Знаешь такое место, к северу? - когда Эд кивнул, Мустанг мрачно продолжил: - Один лавочник оттуда донёс, что вчера к нему заявилась группа людей со странным акцентом, чтобы заказать большую партию зерна. Массовая закупка. Такая крупная, что он решил сперва, они от армии. Но когда прочитал статью о похищениях в газете, тут же сообщил в Северный штаб.
Сердце Эда дрогнуло уже совсем по-другому, облегчение, беспокойство и страх начали бороться в нём.
Наверняка это то самое. Наверняка это они. Значит...
- Эд. Думаешь, юкрейтяне будут действовать по старой схеме? Расположатся в руинах поблизости?
- Да, - ответил он без раздумий. - Они чувствуют себя в безопасности подальше от внимания публики, а люди склонны избегать старых развалин. Страх перед сверхъестественным, вот как мне это объяснили. К тому же, если они поселятся в городе, их тут же заметят. Нет, у них, наверняка, есть несколько баз в руинах по всей Аместрис. И им есть из чего выбирать, - добавил Эд мрачно, Мустанг понимал его, судя по сочувствующему кивку.
- Если так, ближайшие места, где они могут прятаться, - Йееим, Хаой и Ксайер. Они заброшены уже века, это старые города драхманцев, которые были разрушены, когда ксерксы завоевали Аместрис.
Жалея, что Мустанг не принёс карту, Эд обдумал его слова и нахмурился.
- Что ближе всего к Элксомиру?
- Йееим. Километрах в двенадцати.
- Вот оно. Вот где они, - уверенно сказал Эд, выпрямляясь и неожиданно чувствуя прилив адреналина. Желание подскочить с кровати и рвануть на север поглотило его.
Мустанг поглядел на него долгим взглядом, возвращающим к ярким ночам и дымным барам, так эти глаза смотрели на него во время задумчивых слов и смущающих улыбок.
- Почему ты так уверен?
- Они всегда закупаются в ближайшем городе. В большинстве случаев не хотят отъезжать дальше тридцати километров от базы. Может, у них и прибыльное дело, - при этих словах Эд сердито нахмурился, - но они всегда жмутся на бензин. Поверь, Мустанг, они в Йееиме.
Генерал кивнул, потом заколебался, и у Эда появилось отчётливое ощущение, что Мустанг хочет сказать ему что-то. Что-то важное. Но не успел он подумать, как мужчина поднялся и снова отодвинул стул от кровати.
- Понял. Спасибо, Эд. Я поведу два отряда в Йееим через пару часов. Если повезёт, до вечера закончим, и дело можно считать закрытым.
Эд хотел было потребовать, чтобы его взяли с собой, но воспоминание о последней операции удержало просьбу, готовую сорваться с губ. Обеспокоенный тем, что Мустанг пойдёт в бой без него, мучаясь облегчением и тревогой одновременно, он не мог найти подходящих слов. Мустанг, похоже, не был против, он стоял у кровати Эда, руки в карманах кителя, и глядел на Эда. Так многое проносилось в глазах генерала, что Эд даже не надеялся уловить всё или понять.
- Я вернусь.
Это обещание было произнесено с убеждённостью и чувством, каких Эд не ожидал. Снова и снова Мустанг заставал его врасплох. Глядя на мужественного генерала, Эд вздохнул, закатил глаза и резко спустил ноги с кровати. Мгновение он изо всех сил пытался встать, но Мустанг, не колеблясь, помог ему в этом. В обычное время такое выбесило бы Эда, но из-за вихря эмоций в душе такая мелочь его не заботила. Впившись пальцами в форменный воротник, он позволил себе прижаться лбом к груди мужчины, впитывая ощущение рук, легко обнявших его плечи в ответ.
Свет и тьма входили ему в грудь как осколки стекла и тёплая мазь, оставляя за собой разрушение и покой. В объятиях Роя было ощущение, что всё хорошо. Что хаос в разуме и сердце - это нормально.
Желая и дольше купаться в этом ореоле, Эд буквально силой заставил себя отстраниться достаточно, чтобы поймать взгляд Мустанга.
- Смотри у меня, возвращайся.
Бледные губы мужчины вздрогнули, он чуть подался вперёд, заставив сердце Эда подскочить от удивления и наконец успокоиться. Их лбы прижимались друг к другу, Эду даже казалось, что он слышит мысли, крутящиеся в этом хитром, изворотливом мозгу. Со вздохом, коснувшимся губ Эда, Рой отступил и не оглядываясь вышел из палаты. Эд рухнул на кровать.
Ему остались смущение, тепло и беспокойство, клубившиеся вокруг, и он взглянул на бумаги, оставленные Роем. Он взял листы и провёл пальцами живой руки по строчкам, написанным рукой генерала, улыбаясь уголками рта.
Я думал, что он собирается...
Ой, да это же Мустанг. Он бы не стал, ни в коем разе.
Или?..
Жар в груди был странным и почти болезненным, но в то же время он растапливал ледяной покров, покрывавший всё внутри. Это было долгожданное облегчение от онемения, но Эд сглотнул, осознав источник подобного нирване ощущения.
Мустанг.
среда, 17 июня 2020
Обморок. Занавес. (с)
Мастерпост dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
Глава 19
читать дальше
Холодный металл под рукой успокаивал, внушал чувство надёжности, даже будучи неподвижным. Изучая изящное, но суровое устройство автоброни, пальцы Роя обводили каждую деталь, запоминали каждую крохотную царапинку, каждую вмятинку. Глаза скользили по спокойному лицу мирно спящего Эда, разум свободно блуждал. Генерал сидел, подавшись вперёд, на ужасно неудобном складном металлическом стуле. Тёмные ресницы, лежащие на высоких скулах, время от времени привлекали его внимание, как и редкие подёргивания губ Эда во сне. Несколько минут спустя Рой отпустил автоброню и глянул на Ала, который сидел с другой стороны кровати, держась за живую руку. Ал уснул больше часа назад, но Рой не хотел его будить.
Они оба столько пережили. Им надо отдохнуть, пока есть возможность.
Уголок рта Роя приподнялся в улыбке при взгляде на спящих братьев. Казалось, прошли века с тех пор, как он видел их такими уязвимыми. Хотя однажды усталость должна была взять своё. Как и прочие потрясения. При мысли об этом улыбка Роя исчезла и он отодвинулся от Элриков.
"Голоден", сказал доктор. Что я за командир, нет, что я за друг, если не замечаю таких очевидных вещей. Конечно, Эд был голоден уже когда проснулся, и обезвожен, и вымотан. Но казалось, что он почти... в порядке.
Образ слишком знакомого сердитого выражения лица Эда промелькнул в уме Мустанга, и он зажал руками рот, чтобы удержать беспомощный вздох. Глянув снова на Альфонса, он слегка расслабился. Юноша словно стоял на страже брата, крепко сжимая его руку, хотя оба спали. Ал был таким поразительным человеком...
Холодная зима неотвратимо приближалась, это было заметно по тому, как в комнату просачивался холод. Рой смотрел в потолок, просто ожидая. Он знал что уже почти рассвет, он радовался, что наступили выходные, хотя с утра всё равно придётся провести краткую встречу. Краткую встречу, которая задержит его в штабе минимум на несколько часов. Но незачем было беспокоиться об этом прямо сейчас. Можно и попозже. Сейчас важнее было будущее в целом. Похожий на тиканье часов приглушённый шум сопровождал тишину, окутывавшую всё уютным покрывалом. Рой поднялся и зажёг свечу у изголовья при помощи оставленных рядом спичек. Подойдя к своей кровати, он поднял часы, едва глянул на военный символ и щёлкнул крышкой.
Было около половины пятого утра.
Ну что ж, позже, чем обычно. Если бы ему удалось хоть чуть поспать, он бы оценил, как поздно встал. А так он провёл руками по лицу, зарылся в волосы, грубо пригладил чёрные пряди и встал с тяжёлым вздохом. Он затянул ремень, взял свечу и спустился вниз. Ступени мягко поскрипывали под ногами, он замер на миг и прислушался, звуки всё ещё раздавались и только стали громче. Добравшись до последней ступени, он не повернул к входной двери, а прошёл по коридору, ведущему в гостиную. Шепчущий плач и дрожащие вздохи заставили его замедлить шаг, но он продолжил идти, поставил свечу на журнальный столик и только тогда посмотрел на Ала.
Юноша свернулся в такой клубок на диване, что Рой подивился, как он вообще не исчез среди чёрной кожи и белых простыней. Подушка вообще неведомым образом оказалась в пяти футах от дивана. Мустанг коротко потёр глаза, усмехнулся над тем, как спит Ал, но тут очередной всхлип дрожащего юноши заставил его присесть с совсем не весёлым выражением лица. Пришлось некоторое время трясти Ала за плечи, пока он не начал потихоньку просыпаться, огромные, дикие янтарные глаза в ужасе уставились на Роя, но постепенно осталось только раздражение.
- Я снова разбудил вас, генерал.
Рой криво улыбнулся.
- Всё в порядке, Ал. Я не спал.
Молчание вернулось, оно словно ждало, пока Рой разбудит младшего Элрика, чтобы снова окутать Роя собой. Но у него не было ни времени, ни желания, он глянул в притуманенные глаза Ала.
- Ал, я как раз собирался готовить кофе. Могу заварить тебе чая с мятой.
Лицо юноши немного прояснилось, он почти естественно улыбнулся.
- Было бы замечательно. Вам помочь?
- Нет, я справлюсь, - Рой поднялся и взъерошил и без того спутанные волосы Ала. - Почему бы тебе не расправить простыни и не устроиться поудобнее?
После этого замечания Рой пошёл прочь, но по дороге поднял подушку и запустил в Ала, который испуганно вскрикнул. Губы Роя снова дёрнулись в улыбке, но он не хотел - и не мог - улыбаться по-настоящему. Теперь, когда он поднялся и двигался, слепая тьма превратилась в туман внутри, окутывающий сердце и голову, очерняя и заражая каждую мысль. Эд всё ещё не вернулся, и Рой не единственный пытался взять себя в руки, он не мог позволить Алу переживать в одиночестве и старался помочь чем мог. Очевидно, он помогал Алу лучше, чем себе. Но таков уж он был.
Я не заслуживаю помощи, горько думал он, грея воду для кофе и чая.
Прошло несколько минут, он разлил по чашкам кипяток, потом открыл бутылку и добавил резко пахнущей, прозрачной жидкости в свою. Ему нужна была своего рода помощь, чтобы устоять на ногах и пережить встречу, грозящую затянуться на несколько часов.
Он снова побрёл по коридору в гостиную, осторожно передал Альфонсу горячую кружку и сел на диван рядом с ним. Натянув перчатку и щёлкнув пальцами, он откинулся на спинку, потягивая горький, кисловатый кофе и глядя на огонь, разгорающийся в камине. Минуты шли в дружеском молчании, ставшем привычным за последние несколько месяцев.
Потом Ал поставил кружку, подтянул колени к груди, устроил на них подбородок и поглядел на Роя.
- Мне приснилось, что Эд пришёл в Центральный штаб, - начал Ал, голосом таким тихим и таким нежным, таким живым и открытым, что Рой испытал укол вины за то, что не хватает смелости взглянуть ему в глаза. - Он прошёл мимо всех нас. Конечно, мы побежали за ним, но не могли почему-то его догнать. Мы бежали за ним по лестнице на крышу и... ну... мы были всего в паре шагов, но не смогли остановить его. Он спрыгнул. И хуже... хуже всего было, когда я услышал удар о землю, и он закричал, как животное, и потом - тишина. Мы все застыли, и я не мог отвести взгляд от места, откуда он шагнул.
Рой мог ясно представить это, и его ужасно тревожили придушенные звуки, мешавшие Алу говорить. Теперь слёзы густо текли по лицу юноши, и Рой мог только смотреть на это, а потом отвёл глаза к огню. Жгучая, маслянистая вина растекалась у него внутри, следуя за растекающимся алкоголем. Он глотнул побольше сдобренного коньяком кофе и закашлялся.
- Звучит ужасно, - только и смог он выдавить, как ни старался подобрать слова получше, но он просто понятия не имел, как справиться в этой ситуации. Вот бы Хоукай была здесь. Она замечательно утешала людей.
Раздались резкие вдохи, означающие попытку Ала собраться с силами, и Рой почувствовал очередную волну сожаления, понимая, что для юноши будет лучше, если он позволит себе выплакаться. Когда генерал повернулся, чтобы сказать об этом, тёмно-золотые глаза поймали его взгляд. Горящие, обведённые красным, они не отпускали Роя. Расстройство обычно заставляло Роя чувствовать себя неловко и вынуждало отступать, но это же был Альфонс Элрик, он просто не мог.
- Почему... почему, как вы думаете, мне это приснилось? - дрожащий голос Ала заставил грудь Роя сильнее сжаться от боли.
- А сам ты как думаешь? - спросил он, спустя несколько долгих мгновений.
Ал разорвал контакт взглядов, опустил глаза на руки, обнимавшие колени так сильно, что Рой видел дрожь мускулов.
- Я... я боюсь. За Эда. Я боюсь, что уже слишком поздно. Я боюсь, что с ним уже произошло что-то по-настоящему плохое. Как вы думаете... как вы думаете, что он делает сейчас? Вот в этот самый момент?
Образ Эда, тянущего медовый виски и насмешливо улыбающегося Рою через целый фут расстояния между ними, тут же возник перед глазами. Как золотые глаза светятся от смеха над очередным сардоническим замечанием Роя. Как он морщит нос, помогая Рою дойти до дома из бара. Его руки обнимают Эда, а руки Эда обнимают его...
- Наверно, он думает о тебе, - просто ответил Мустанг, выпрямляясь и старательно улыбаясь Альфонсу. - Наверно, пытается придумать, как к тебе вернуться.
Это была оптимистичная и сладкая ложь, Мустанг понимал. Всё, что он мог представить, что Эд привязан к стулу в грязном подвале, и его пытают. Или он валяется в углу клетки. Рой не мог сказать такое Алу. Но, возможно, были и другие способы его успокоить.
- У меня тоже такое было, - он выдавил ещё одну улыбку, и Ал озадаченно глянул в ответ. - Сны про Эдварда. Они начались сразу, как он пропал, и продолжаются до сих пор. Я думаю, это нормально, наши страхи вылезают ночью, чтобы наверстать упущенное, если мы прячем их днём. Наши сны показывают нам то, что мы хотим утаить от себя. Ничего странного в том, что тебе приснилось, как Эд сдался.
Ал медленно кивнул, потом положил дрожащие пальцы Мустангу на запястье.
- Что вам снится про него?
Подумав, Рой не стал говорить про те сны, где хладнокровно пускает пулю Эду в лоб. Таким он не собирался делиться ни с кем. Или где Эд был сжавшимся в комок ишварским ребёнком, которого Рой поджигает после секундного раздумья. Или где от Эда отрезают кусок за куском у него на глазах...
- Иногда мне снится, что между мной и Эдом стеклянная стена. И как бы я по ней ни бил, как бы ни стрелял в неё, какую бы алхимию ни применял, не появляется ни трещинки. И я вижу Эда на той стороне, бьющегося в стекло и что-то кричащего. Но я не слышу его.
Пальцы чуть сильнее сжали его запястье, потом Ал снова свернулся клубком. Вдалеке зачирикали птицы, и Рой вдруг испытал приступ ненависти к рассвету. Но затем, смирившись с нарастающим светом солнца, он вздохнул и поднялся, испытывая лишь лёгкое головокружение и неустойчивость. Он проглотил остатки кофе, обернулся к Алу и погладил его по голове.
- Ты должен ещё поспать, Ал. Я отлучусь в штаб на пару часов, а потом мы можем вернуться к поискам.
Юноша кивнул, но даже не подумал лечь и расслабиться, так что Рой пожал плечами и отправился на кухню. Он уже выходил из комнаты, когда до него донёсся мягкий голос Ала:
- В следующий раз будьте осторожнее с тем, что наливаете в кружку. От вас пахнет спиртным.
Слова не были грубыми или осуждающими, но пронзили сердце Роя как пуля. С ненавистью к себе, наполнившей вены, он опустил пустые кружки в раковину и отправился в душ.
Надеясь, что удастся смыть всё это...
Напряжённый вздох в непосредственной близости вырвал его из мечтаний, он моментально вскочил, заметив, что Эд проснулся и пытается приподняться на локтях. Мустанг нежно надавил ему на плечи, прижимая к простыням и подушкам.
- Не двигайся пока, Эд. Как ты себя чувствуешь?
- Как будто Хоукай меня подстрелила, а Уинри добавила гаечным ключом по башке, - слабо прохрипел Эд, скривился и повернул голову к Рою. Золотые волосы разметавшиеся по подушке, снова заставили сердце Мустанга сжаться от облегчения и неверия.
Он правда вернулся. Он цел.
- Странно. Я действительно вижу тебя, - пробормотал голос Эда, в котором чего-то не хватало. Смутившись, Мустанг подтащил металлический стул ближе к кровати и сел.
- Что ты имеешь в виду?
- Что я действительно вижу тебя. А не только слышу. Наверно, я окончательно свихнулся, а? - тень обычной нахальной усмешки Эда мелькнула на лице и сменилась невесёлой улыбкой. - Значит, и Хьюза я теперь смогу видеть? Я был бы рад увидеть Хьюза.
Сердце сжалось так сильно, что дух перехватило, он мог бы поклясться. Мустанг поднялся на подгибающиеся ноги и направился к двери. Это уже было для него слишком.
Почему Хьюз? Похоже, Эд думает, что я плод его воображения... но почему... почему Хьюз?
Может, это всё было от того, что Эд только что проснулся, но Мустангу казалось, что ему не хватит сил вернуть Эда к реальности. Не после этого. Он тяжело сглотнул, выходя из палаты, дверь легко щёлкнула за спиной, и в тот же миг раздался сонный голос Ала.
Следующие несколько минут Рой простоял за дверью, с лейтенантами, охранявшими палату. Время от времени он смотрел на Хоукай и Хавока, но они оставались совершенно бесстрастными. Это успокаивало, и Рой в благодарность решил принести им кофе. Покидать госпиталь казалось неправильным, но борющиеся солнце и ледяной ветер взбодрили его, заставляя снова почувствовать себя живым.
Эд. Здесь. Напомнил он себе снова, и ему становилось немного легче с каждым разом, как он это повторял. Никто не будет прежним после двух лет жестокой разлуки с близкими. Эд не исключение. Но это всё ещё Эдвард Элрик.
Рой отправился в ближайшую закусочную, взял четыре стаканчика кофе и ванильный чай и пошёл обратно, замедляя темп по мере приближения к палате. Он думал о том, что надо сходить в Западный штаб и оформить документы, чтобы перевезти Эда в Централ. Или навестить Уинри, которая наверняка трудится над новой автобронёй, необходимой Эду. Он думал о тысяче вещей, которые необходимо сделать, но всё же, хоть и колебался, а ноги принесли его к палате Эда. Отдав кофе подчинённым, благодарно улыбнувшимся в ответ, он подмигнул Хавоку и снова остановился.
Но Хоукай посмотрела на него с пониманием, сжав губы, глаза были тёплыми, однако строгими. Он достаточно хорошо знал её, чтобы понять, что она хочет сказать этим взглядом.
"Неважно, что ты чувствуешь, ты необходим Эду."
Рой изобразил нечто, возможно, напоминающее улыбку, собрал в кулак остатки уверенности и толкнул дверь. Он не сразу поверил в то, что увидел, но тепло тут же смыло все чёрные мысли.
Ал сидел на кровати, крепко прижавшись к брату, и оживлённо что-то рассказывал ему. А Эд улыбался, скорее всего, присутствию брата, чем потугам Фьюри устроить шикарное свидание. Однако когда Эд заметил Мустанга, стоящего в дверях, нечто противоречивое вспыхнуло у него в глазах, и это заставило генерала немного встревожиться. Как будто он увидел призрака. Однако постепенно в золотых глазах появилось извиняющееся выражение. Общее знание и общая скорбь повисли между двоими. Мустанг едва заметно кивнул, выражая понимание. Его сердце то леденело, то рвалось на части, но он сделал всё возможное, чтобы отогнать дурные эмоции.
Пройдя вперёд, он поставил стаканы на тумбочку и сел на стул. Эд сделал глоток кофе и застонал так, что Ал и Рой задрали брови. Но Эду было плевать, он сорвал со стакана крышечку и сунул язык в исходящую паром жидкость.
- Спокойней, Эдвард. Это первое, что ты пьёшь, кроме воды, эээ... за неделю.
Удивительно, но Эд тут же успокоился и стал просто медленно пить.
- Спасибо, Мустанг. Как раз то, что было нужно, - пробормотал он, глядя в стакан.
И тогда напряжённая тишина охватила всех троих. Ал выглядел потерянным и обеспокоенным, словно прижатый навалившейся тяжестью, но Рой не пытался проанализировать это. Им надо было поговорить с доктором. Они знали диагноз Эда, и тот был не самым приятным. Мустанг гадал, как сам Эд это воспримет.
Не то чтобы военную истерию легко было вылечить, хотя она полностью относилась к области психологии.
Но, как сказал доктор, это была только половина проблемы. Или до сих пор это было теорией. Происходило и что-то физическое, загадочное.
- Эд... что ты помнишь? - возможно, это был не самый лучший вопрос, чтобы разорвать тишину, но Рою было необходимо знать.
Эд вздрогнул и пальцы на стаканчике непроизвольно сжались. Он заговорил тихо и явно через силу.
- Всё, более или менее. С тех пор, как мы прибыли в Хеллтем, остальное как в тумане. Но я помню всё до... до этого провала длинной в год.
- Доктор Нельсон считает, что понял, почему у тебя проблемы с памятью. Хотя бы отчасти. И... другие проблемы.
Эд снова уставился на Мустанга, и у того в который раз перехватило дыхание от чистого золота этих глаз. Ни у кого больше не было таких глаз. Даже у Хоэнхайма не было таких ярких, таких похожих на драгоценности.
- Доктор Нельсон... Доктор Айзек Нельсон... - Эд моментально отвлёкся, и Рой обменялся взглядами с Алом. - А как Айзек из подземелья? Его лечат?
Точно. Человек, которого Эд избил до полусмерти.
Рой подался вперёд, поставил локти на колени и сплёл пальцы под подбородком.
- Да, с ним всё в порядке, Эд. Не хочешь знать, почему ты вышел из себя?
- Военная истерия, - Эд пожал плечами в ответ на удивлённые взгляды. - Слышал, как доктор говорил об этом перед тем, как я последний раз вырубился. Кажется, я читал о чём-то таком когда-то давно. Это как-то связано с головой, да? Не с самим мозгом, а с психологией, правильно?
- Всё правильно, Эд. Военная истерия обычно проявляется у военных, вернувшихся с войны, но мы наблюдали её и в других случаях...
Эд поднял брови.
- Например?
Мустанг распрямился и скрестил руки, чувствуя себя неудобно. Не слишком ли рано для Эда? Он и так сильно травмирован, возможно, не стоит вываливать на него всё вот так сразу? Но любопытство и настойчивое ожидание ответа в глазах Эда пересилили осторожность Мустанга.
- Ну, природные бедствия, пытки, сексуальное насилие, в целом, всё, что тем или иным образом травмирует человека, может её вызвать. Такова неофициальная теория. На самом деле этот диагноз обычно применяется только к участникам военных действий, но доктор Нельсон уже вписал его в твою карту.
У генерала внутри всё перевернулось, он сильнее сжал руки, заметив пустое выражение лица Эда, когда закончил говорить. Взгляд, изменившийся, как только "сексуальное насилие" сорвалось с губ Мустанга. Он уже догадывался, уже предполагал, исходя из поведения Артабануса, когда тому удалось пробраться в госпиталь. Но всё равно что-то горячее и жестокое попыталось взломать его грудную клетку, и одновременно холодное и тошнотворное скользнуло по коже. Ярость было трудно сдержать, но последнее, чего хотел Рой, это чтобы Эд закрылся. Он жаждал потребовать ответа, что же на самом деле произошло, сию же минуту, но более логичная часть понимала, что это наихудшая вещь, которую можно сделать.
Эд всё ещё был слишком хрупким. Один толчок, и он сломается совсем.
Ал обвил брата руками и оба стали легонько покачиваться. Это выглядело смешно и неловко, но глаза Эда начали снова медленно проясняться, он мягко улыбнулся брату. Сердце Роя потянулось к ним, сейчас он больше всего хотел быть вместе с ними, но понимал, что не стоит вставать между братьями. Может быть, когда они с Эдом останутся наедине, будет шанс показать, как он истосковался за его отсутствие. Как много Эд значит для него. Грудь сжалась, таким уязвимым он себя почувствовал, и он откашлялся.
- Наряду с провалами в памяти, стресс и сильное беспокойство являются симптомами военной истерии. А также бессонница, кошмары, навязчивые воспоминания и тому подобное. Возможно, они не так... очевидны на данный момент. Но в конце концов они, скорее всего, проявятся, - нейтральный тон сохранять было сложно, полезли воспоминания о собственных проблемах после Ишвара. Голос всё равно выдал его, но Элрики ничего не сказали, просто посмотрели удивлённо.
- Так вот чего мне ждать. Восхитительно, - сказал Эд, мрачнея, и Рой его очень хорошо понимал.
В этот момент Эд казался совершенно вымотанным, и Мустанг снова подумал, что было глупо так и сразу всё ему рассказать. Но кроме краткого момента, когда Эд отключился, в целом всё прошло более-менее. Например, у него не было приступа из-за стрессовой ситуации. Мустанг решил, что это добрый знак.
Он старался всё, что мог, считать добрыми знаками, например, что глаза Эда были ясны, когда смотрели на него.
- Как... как Джеймс и остальные дети?
Конечно же, Эд хотел это знать. Из всего, о чём мог спросить Эд, он спрашивал о состоянии других. Это было настолько характерно для него, что генерал с облегчением вздохнул.
- С ними всё в порядке. Они в этом же госпитале, в отделении восстановительной терапии.
Облегчение, исходившее от Эда, растопило напряжение в комнате. Дрожащая улыбка появилась на лице юноши, и он, казалось, немного пришёл в себя.
- Как Джеймс? Он в порядке? Что он говорит? Что говорят остальные?
И это было самой трудной частью.
- Не много, - ответил Мустанг, глядя на Эда и Ала. - Они в основном молчат, как Хоукай и Бреда ни пытаются их разговорить. Даже ты рассказал больше, чем они.
Улыбка Эда стала самоуничижительной, он снова уставился на стаканчик с кофе, стараясь ни с кем не встречаться глазами.
- Что ж, им пришлось куда хуже, чем мне. Их уже осмотрели врачи?
- Доктора хотят, чтобы дети слегка освоились здесь, прежде чем проводить всякие пугающие процедуры... А что?
Эд вздохнул и откинулся на подушки, едва взглянув на Ала, который успокаивающе накрыл его руку своей. И снова повернулся к Мустангу.
- Вы наверняка обнаружите следы пыток. Вероятно, сексуального насилия. И все мальчики... - Эд тяжело сглотнул. - У них отсутствуют гениталии.
Холод и тошнота накрыли Мустанга, голова закружилась, и ему пришлось сглотнуть из-за жжения в горле.
Ал испуганно вскрикнул, Эд повернулся к нему со слабой улыбкой, очевидно, мучаясь от вины, - вины спасшегося, как понимал Рой.
- Не бойся, Ал, со мной они этого не сделали. Но я абсолютно уверен, что являюсь исключением из правил.
Это было слишком. Рой наклонил голову и вцепился в волосы. Сердце колотилось и голова кружилась.
Чего же насмотрелся Эд за минувший год? Через что прошёл... как может сидеть здесь, улыбаться и разговаривать? Шрамы на его теле, приступы, как у него хватает сил изображать улыбку?
Рой понял, что не уделил Эду должного внимания. Может, слишком надеялся, что Эд придёт в себя, что Эд достаточно сильный, чтобы справиться. Оказалось, он был слишком наивен, оптимистичен или эгоистичен. Теперь он был поражён силой, которую Эд демонстрировал прямо сейчас. Только кто-то такой сильный и мужественный, как Эд, мог вести себя после всего этого относительно нормально. Как Рой мог ожидать другого?
Путь предстоит непростой, признал генерал с горечью. Будет очень трудно вернуть Эда в нормальное состояние. Если на это есть вообще хоть какой-то шанс.
Это пиздец как несправедливо. После всего, через что прошёл Эд, за всё время, за большую часть своей жизни, почему так вышло? Почему на него свалилось ещё и это? Нет никакой возможности это уравновесить. Во всём мире не хватит радости и счастья, чтобы компенсировать пережитое Эдом и этими детьми. Какой уж тут эквивалентный обмен!
- Мустанг... - голос Эда был тихим и напряжённым, а лицо исказилось молчаливой болью, когда Рой поднял глаза. - Со мной всё будет хорошо... в конце концов. Не переживай за меня. Мы должны сосредоточиться на том, чтобы освободить остальных детей и остановить юкрейтян.
И это снова был Эд, он заботился о других и давал Мустангу возможность избавиться от разочарования в себе самом. Генералу захотелось встряхнуть Эда, обнять и никогда не отпускать, укрыть от всего остального мира. Но он лишь тяжело вздохнул и потёр переносицу, чувствуя подступающую мигрень.
- Разведка и прокуратура уже обыскивают руины Хеллтема, проверяют подземелье и окружающие его бункеры. Как только мы поймём, куда именно на север отправились юкрейтяне, мы сядем им на хвост. У нас три отряда, отдыхающие и бодрствующие посменно, так что мы будем готовы в любой момент. Поверь, Эд, мы сделаем всё возможное, чтобы их спасти. Более актуальный вопрос, что собираешься делать ты? Доктор Нельсон ясно дал понять, что тебя надо держать в госпитале ещё хотя бы три недели, - Эд тут же открыл рот, чтобы возразить, но Мустанг поднял руку, предупреждая его возражения. - Чтобы предотвратить новые жестокие приступы, вроде того, что у тебя был в Хеллтеме. Мы ещё не до конца понимаем, что с тобой происходит, и хоть доктор Нельсон считает, что это больше из области психологии, он всё ещё добивается, чтобы ты остался под присмотром у него, а не у какого-нибудь столичного светила. Но, конечно, выбирать тебе, Эдвард. Хочешь остаться здесь с доктором Нельсоном или вернуться в столицу, где тебе придётся пройти стационарное лечение в одной из новых психиатрических клиник?
Эд не ответил сразу, просто прекратил осматривать палату с таким видом, словно само пространство его оскорбляло, и ушёл в себя, тень то и дело пробегала по его лицу. Минуты шли, Мустанг ждал, давая Эду возможность всё взвесить. Генерал думал, что у Эда не часто бывала возможность выбора за прошедшие два года, и над этим придётся поработать тоже. Эд снова должен научиться принимать участие в собственной жизни. Это не займёт много времени, решил Рой, потому что обычно Эд быстро приходил в себя. Такие мелочи, как совершать выбор, гулять одному, свободно делать то, что хочется, Эд быстро вспомнит. Это последнее, о чём волновался Рой. Навязчивые воспоминания, приступы, тьма и пустота, неожиданно омрачавшие прекрасное лицо, вот чего он боялся.
Рой из своего опыта знал, что это может тянуться долго... годы... десятилетия... И его убивало то, что он не мог защитить Эда от всего этого. Не мог защитить его от его же самого.
- Я хочу увидеть Джеймса, - наконец сказал Эд, будто бы совершенно забыв о предыдущем разговоре. Но напряжение в теле доказывало, что он принял слова Мустанга близко к сердцу. Надо было сделать выбор, и Рой предполагал, что выберет Эд. Эд был не из тех, кто охотно пойдет туда, где придётся говорить о себе, о собственных чувствах и переживаниях. Так что ни в какой Централ он не поедет. И Мустангу придётся чаще бывать на западе.
Может, просто оформить временный перевод, подумал он. После секундного раздумья согласился с собой и внёс это в длинный список дел, которые надо сделать, как только он окажется в Западном штабе.
- Ты уверен, что готов, Эд?
Лицо юноши просияло, и Ал улыбнулся при виде этого.
- Конечно, я готов. Если бы я не был готов, разве сказал бы, что хочу его видеть?
- Так же готов, как когда отправился с нами в Хеллтем?
От таких слов оба Элрика погрузились в мрачное молчание. Но Эд не рассердился. Он только поднял золотую бровь и слегка пожал плечами.
- Я должен увидеться с Джеймсом, готов я или нет.
- Ладно, - мягко сказал генерал и ласково улыбнулся своему бывшему подчинённому. Дни, когда они вместе зависали в баре, болтали об алхимии и обменивались подколками, казались такими далёкими... - Тогда пошли. Он будет рад тебя увидеть, уверен. И услышать, что кошмар кончился.
Почти кончился, поправил он себя, глядя на красивого, сияющего блондина, который выбрался из кровати при помощи верного младшего брата. Нам ещё надо найти остальных детей, и юкрейтян, и прекратить всю их деятельность. И Артабанус... о нём тоже надо позаботиться. Но кошмар почти закончился. Почти...
Глава 19
читать дальше
Холодный металл под рукой успокаивал, внушал чувство надёжности, даже будучи неподвижным. Изучая изящное, но суровое устройство автоброни, пальцы Роя обводили каждую деталь, запоминали каждую крохотную царапинку, каждую вмятинку. Глаза скользили по спокойному лицу мирно спящего Эда, разум свободно блуждал. Генерал сидел, подавшись вперёд, на ужасно неудобном складном металлическом стуле. Тёмные ресницы, лежащие на высоких скулах, время от времени привлекали его внимание, как и редкие подёргивания губ Эда во сне. Несколько минут спустя Рой отпустил автоброню и глянул на Ала, который сидел с другой стороны кровати, держась за живую руку. Ал уснул больше часа назад, но Рой не хотел его будить.
Они оба столько пережили. Им надо отдохнуть, пока есть возможность.
Уголок рта Роя приподнялся в улыбке при взгляде на спящих братьев. Казалось, прошли века с тех пор, как он видел их такими уязвимыми. Хотя однажды усталость должна была взять своё. Как и прочие потрясения. При мысли об этом улыбка Роя исчезла и он отодвинулся от Элриков.
"Голоден", сказал доктор. Что я за командир, нет, что я за друг, если не замечаю таких очевидных вещей. Конечно, Эд был голоден уже когда проснулся, и обезвожен, и вымотан. Но казалось, что он почти... в порядке.
Образ слишком знакомого сердитого выражения лица Эда промелькнул в уме Мустанга, и он зажал руками рот, чтобы удержать беспомощный вздох. Глянув снова на Альфонса, он слегка расслабился. Юноша словно стоял на страже брата, крепко сжимая его руку, хотя оба спали. Ал был таким поразительным человеком...
Холодная зима неотвратимо приближалась, это было заметно по тому, как в комнату просачивался холод. Рой смотрел в потолок, просто ожидая. Он знал что уже почти рассвет, он радовался, что наступили выходные, хотя с утра всё равно придётся провести краткую встречу. Краткую встречу, которая задержит его в штабе минимум на несколько часов. Но незачем было беспокоиться об этом прямо сейчас. Можно и попозже. Сейчас важнее было будущее в целом. Похожий на тиканье часов приглушённый шум сопровождал тишину, окутывавшую всё уютным покрывалом. Рой поднялся и зажёг свечу у изголовья при помощи оставленных рядом спичек. Подойдя к своей кровати, он поднял часы, едва глянул на военный символ и щёлкнул крышкой.
Было около половины пятого утра.
Ну что ж, позже, чем обычно. Если бы ему удалось хоть чуть поспать, он бы оценил, как поздно встал. А так он провёл руками по лицу, зарылся в волосы, грубо пригладил чёрные пряди и встал с тяжёлым вздохом. Он затянул ремень, взял свечу и спустился вниз. Ступени мягко поскрипывали под ногами, он замер на миг и прислушался, звуки всё ещё раздавались и только стали громче. Добравшись до последней ступени, он не повернул к входной двери, а прошёл по коридору, ведущему в гостиную. Шепчущий плач и дрожащие вздохи заставили его замедлить шаг, но он продолжил идти, поставил свечу на журнальный столик и только тогда посмотрел на Ала.
Юноша свернулся в такой клубок на диване, что Рой подивился, как он вообще не исчез среди чёрной кожи и белых простыней. Подушка вообще неведомым образом оказалась в пяти футах от дивана. Мустанг коротко потёр глаза, усмехнулся над тем, как спит Ал, но тут очередной всхлип дрожащего юноши заставил его присесть с совсем не весёлым выражением лица. Пришлось некоторое время трясти Ала за плечи, пока он не начал потихоньку просыпаться, огромные, дикие янтарные глаза в ужасе уставились на Роя, но постепенно осталось только раздражение.
- Я снова разбудил вас, генерал.
Рой криво улыбнулся.
- Всё в порядке, Ал. Я не спал.
Молчание вернулось, оно словно ждало, пока Рой разбудит младшего Элрика, чтобы снова окутать Роя собой. Но у него не было ни времени, ни желания, он глянул в притуманенные глаза Ала.
- Ал, я как раз собирался готовить кофе. Могу заварить тебе чая с мятой.
Лицо юноши немного прояснилось, он почти естественно улыбнулся.
- Было бы замечательно. Вам помочь?
- Нет, я справлюсь, - Рой поднялся и взъерошил и без того спутанные волосы Ала. - Почему бы тебе не расправить простыни и не устроиться поудобнее?
После этого замечания Рой пошёл прочь, но по дороге поднял подушку и запустил в Ала, который испуганно вскрикнул. Губы Роя снова дёрнулись в улыбке, но он не хотел - и не мог - улыбаться по-настоящему. Теперь, когда он поднялся и двигался, слепая тьма превратилась в туман внутри, окутывающий сердце и голову, очерняя и заражая каждую мысль. Эд всё ещё не вернулся, и Рой не единственный пытался взять себя в руки, он не мог позволить Алу переживать в одиночестве и старался помочь чем мог. Очевидно, он помогал Алу лучше, чем себе. Но таков уж он был.
Я не заслуживаю помощи, горько думал он, грея воду для кофе и чая.
Прошло несколько минут, он разлил по чашкам кипяток, потом открыл бутылку и добавил резко пахнущей, прозрачной жидкости в свою. Ему нужна была своего рода помощь, чтобы устоять на ногах и пережить встречу, грозящую затянуться на несколько часов.
Он снова побрёл по коридору в гостиную, осторожно передал Альфонсу горячую кружку и сел на диван рядом с ним. Натянув перчатку и щёлкнув пальцами, он откинулся на спинку, потягивая горький, кисловатый кофе и глядя на огонь, разгорающийся в камине. Минуты шли в дружеском молчании, ставшем привычным за последние несколько месяцев.
Потом Ал поставил кружку, подтянул колени к груди, устроил на них подбородок и поглядел на Роя.
- Мне приснилось, что Эд пришёл в Центральный штаб, - начал Ал, голосом таким тихим и таким нежным, таким живым и открытым, что Рой испытал укол вины за то, что не хватает смелости взглянуть ему в глаза. - Он прошёл мимо всех нас. Конечно, мы побежали за ним, но не могли почему-то его догнать. Мы бежали за ним по лестнице на крышу и... ну... мы были всего в паре шагов, но не смогли остановить его. Он спрыгнул. И хуже... хуже всего было, когда я услышал удар о землю, и он закричал, как животное, и потом - тишина. Мы все застыли, и я не мог отвести взгляд от места, откуда он шагнул.
Рой мог ясно представить это, и его ужасно тревожили придушенные звуки, мешавшие Алу говорить. Теперь слёзы густо текли по лицу юноши, и Рой мог только смотреть на это, а потом отвёл глаза к огню. Жгучая, маслянистая вина растекалась у него внутри, следуя за растекающимся алкоголем. Он глотнул побольше сдобренного коньяком кофе и закашлялся.
- Звучит ужасно, - только и смог он выдавить, как ни старался подобрать слова получше, но он просто понятия не имел, как справиться в этой ситуации. Вот бы Хоукай была здесь. Она замечательно утешала людей.
Раздались резкие вдохи, означающие попытку Ала собраться с силами, и Рой почувствовал очередную волну сожаления, понимая, что для юноши будет лучше, если он позволит себе выплакаться. Когда генерал повернулся, чтобы сказать об этом, тёмно-золотые глаза поймали его взгляд. Горящие, обведённые красным, они не отпускали Роя. Расстройство обычно заставляло Роя чувствовать себя неловко и вынуждало отступать, но это же был Альфонс Элрик, он просто не мог.
- Почему... почему, как вы думаете, мне это приснилось? - дрожащий голос Ала заставил грудь Роя сильнее сжаться от боли.
- А сам ты как думаешь? - спросил он, спустя несколько долгих мгновений.
Ал разорвал контакт взглядов, опустил глаза на руки, обнимавшие колени так сильно, что Рой видел дрожь мускулов.
- Я... я боюсь. За Эда. Я боюсь, что уже слишком поздно. Я боюсь, что с ним уже произошло что-то по-настоящему плохое. Как вы думаете... как вы думаете, что он делает сейчас? Вот в этот самый момент?
Образ Эда, тянущего медовый виски и насмешливо улыбающегося Рою через целый фут расстояния между ними, тут же возник перед глазами. Как золотые глаза светятся от смеха над очередным сардоническим замечанием Роя. Как он морщит нос, помогая Рою дойти до дома из бара. Его руки обнимают Эда, а руки Эда обнимают его...
- Наверно, он думает о тебе, - просто ответил Мустанг, выпрямляясь и старательно улыбаясь Альфонсу. - Наверно, пытается придумать, как к тебе вернуться.
Это была оптимистичная и сладкая ложь, Мустанг понимал. Всё, что он мог представить, что Эд привязан к стулу в грязном подвале, и его пытают. Или он валяется в углу клетки. Рой не мог сказать такое Алу. Но, возможно, были и другие способы его успокоить.
- У меня тоже такое было, - он выдавил ещё одну улыбку, и Ал озадаченно глянул в ответ. - Сны про Эдварда. Они начались сразу, как он пропал, и продолжаются до сих пор. Я думаю, это нормально, наши страхи вылезают ночью, чтобы наверстать упущенное, если мы прячем их днём. Наши сны показывают нам то, что мы хотим утаить от себя. Ничего странного в том, что тебе приснилось, как Эд сдался.
Ал медленно кивнул, потом положил дрожащие пальцы Мустангу на запястье.
- Что вам снится про него?
Подумав, Рой не стал говорить про те сны, где хладнокровно пускает пулю Эду в лоб. Таким он не собирался делиться ни с кем. Или где Эд был сжавшимся в комок ишварским ребёнком, которого Рой поджигает после секундного раздумья. Или где от Эда отрезают кусок за куском у него на глазах...
- Иногда мне снится, что между мной и Эдом стеклянная стена. И как бы я по ней ни бил, как бы ни стрелял в неё, какую бы алхимию ни применял, не появляется ни трещинки. И я вижу Эда на той стороне, бьющегося в стекло и что-то кричащего. Но я не слышу его.
Пальцы чуть сильнее сжали его запястье, потом Ал снова свернулся клубком. Вдалеке зачирикали птицы, и Рой вдруг испытал приступ ненависти к рассвету. Но затем, смирившись с нарастающим светом солнца, он вздохнул и поднялся, испытывая лишь лёгкое головокружение и неустойчивость. Он проглотил остатки кофе, обернулся к Алу и погладил его по голове.
- Ты должен ещё поспать, Ал. Я отлучусь в штаб на пару часов, а потом мы можем вернуться к поискам.
Юноша кивнул, но даже не подумал лечь и расслабиться, так что Рой пожал плечами и отправился на кухню. Он уже выходил из комнаты, когда до него донёсся мягкий голос Ала:
- В следующий раз будьте осторожнее с тем, что наливаете в кружку. От вас пахнет спиртным.
Слова не были грубыми или осуждающими, но пронзили сердце Роя как пуля. С ненавистью к себе, наполнившей вены, он опустил пустые кружки в раковину и отправился в душ.
Надеясь, что удастся смыть всё это...
Напряжённый вздох в непосредственной близости вырвал его из мечтаний, он моментально вскочил, заметив, что Эд проснулся и пытается приподняться на локтях. Мустанг нежно надавил ему на плечи, прижимая к простыням и подушкам.
- Не двигайся пока, Эд. Как ты себя чувствуешь?
- Как будто Хоукай меня подстрелила, а Уинри добавила гаечным ключом по башке, - слабо прохрипел Эд, скривился и повернул голову к Рою. Золотые волосы разметавшиеся по подушке, снова заставили сердце Мустанга сжаться от облегчения и неверия.
Он правда вернулся. Он цел.
- Странно. Я действительно вижу тебя, - пробормотал голос Эда, в котором чего-то не хватало. Смутившись, Мустанг подтащил металлический стул ближе к кровати и сел.
- Что ты имеешь в виду?
- Что я действительно вижу тебя. А не только слышу. Наверно, я окончательно свихнулся, а? - тень обычной нахальной усмешки Эда мелькнула на лице и сменилась невесёлой улыбкой. - Значит, и Хьюза я теперь смогу видеть? Я был бы рад увидеть Хьюза.
Сердце сжалось так сильно, что дух перехватило, он мог бы поклясться. Мустанг поднялся на подгибающиеся ноги и направился к двери. Это уже было для него слишком.
Почему Хьюз? Похоже, Эд думает, что я плод его воображения... но почему... почему Хьюз?
Может, это всё было от того, что Эд только что проснулся, но Мустангу казалось, что ему не хватит сил вернуть Эда к реальности. Не после этого. Он тяжело сглотнул, выходя из палаты, дверь легко щёлкнула за спиной, и в тот же миг раздался сонный голос Ала.
Следующие несколько минут Рой простоял за дверью, с лейтенантами, охранявшими палату. Время от времени он смотрел на Хоукай и Хавока, но они оставались совершенно бесстрастными. Это успокаивало, и Рой в благодарность решил принести им кофе. Покидать госпиталь казалось неправильным, но борющиеся солнце и ледяной ветер взбодрили его, заставляя снова почувствовать себя живым.
Эд. Здесь. Напомнил он себе снова, и ему становилось немного легче с каждым разом, как он это повторял. Никто не будет прежним после двух лет жестокой разлуки с близкими. Эд не исключение. Но это всё ещё Эдвард Элрик.
Рой отправился в ближайшую закусочную, взял четыре стаканчика кофе и ванильный чай и пошёл обратно, замедляя темп по мере приближения к палате. Он думал о том, что надо сходить в Западный штаб и оформить документы, чтобы перевезти Эда в Централ. Или навестить Уинри, которая наверняка трудится над новой автобронёй, необходимой Эду. Он думал о тысяче вещей, которые необходимо сделать, но всё же, хоть и колебался, а ноги принесли его к палате Эда. Отдав кофе подчинённым, благодарно улыбнувшимся в ответ, он подмигнул Хавоку и снова остановился.
Но Хоукай посмотрела на него с пониманием, сжав губы, глаза были тёплыми, однако строгими. Он достаточно хорошо знал её, чтобы понять, что она хочет сказать этим взглядом.
"Неважно, что ты чувствуешь, ты необходим Эду."
Рой изобразил нечто, возможно, напоминающее улыбку, собрал в кулак остатки уверенности и толкнул дверь. Он не сразу поверил в то, что увидел, но тепло тут же смыло все чёрные мысли.
Ал сидел на кровати, крепко прижавшись к брату, и оживлённо что-то рассказывал ему. А Эд улыбался, скорее всего, присутствию брата, чем потугам Фьюри устроить шикарное свидание. Однако когда Эд заметил Мустанга, стоящего в дверях, нечто противоречивое вспыхнуло у него в глазах, и это заставило генерала немного встревожиться. Как будто он увидел призрака. Однако постепенно в золотых глазах появилось извиняющееся выражение. Общее знание и общая скорбь повисли между двоими. Мустанг едва заметно кивнул, выражая понимание. Его сердце то леденело, то рвалось на части, но он сделал всё возможное, чтобы отогнать дурные эмоции.
Пройдя вперёд, он поставил стаканы на тумбочку и сел на стул. Эд сделал глоток кофе и застонал так, что Ал и Рой задрали брови. Но Эду было плевать, он сорвал со стакана крышечку и сунул язык в исходящую паром жидкость.
- Спокойней, Эдвард. Это первое, что ты пьёшь, кроме воды, эээ... за неделю.
Удивительно, но Эд тут же успокоился и стал просто медленно пить.
- Спасибо, Мустанг. Как раз то, что было нужно, - пробормотал он, глядя в стакан.
И тогда напряжённая тишина охватила всех троих. Ал выглядел потерянным и обеспокоенным, словно прижатый навалившейся тяжестью, но Рой не пытался проанализировать это. Им надо было поговорить с доктором. Они знали диагноз Эда, и тот был не самым приятным. Мустанг гадал, как сам Эд это воспримет.
Не то чтобы военную истерию легко было вылечить, хотя она полностью относилась к области психологии.
Но, как сказал доктор, это была только половина проблемы. Или до сих пор это было теорией. Происходило и что-то физическое, загадочное.
- Эд... что ты помнишь? - возможно, это был не самый лучший вопрос, чтобы разорвать тишину, но Рою было необходимо знать.
Эд вздрогнул и пальцы на стаканчике непроизвольно сжались. Он заговорил тихо и явно через силу.
- Всё, более или менее. С тех пор, как мы прибыли в Хеллтем, остальное как в тумане. Но я помню всё до... до этого провала длинной в год.
- Доктор Нельсон считает, что понял, почему у тебя проблемы с памятью. Хотя бы отчасти. И... другие проблемы.
Эд снова уставился на Мустанга, и у того в который раз перехватило дыхание от чистого золота этих глаз. Ни у кого больше не было таких глаз. Даже у Хоэнхайма не было таких ярких, таких похожих на драгоценности.
- Доктор Нельсон... Доктор Айзек Нельсон... - Эд моментально отвлёкся, и Рой обменялся взглядами с Алом. - А как Айзек из подземелья? Его лечат?
Точно. Человек, которого Эд избил до полусмерти.
Рой подался вперёд, поставил локти на колени и сплёл пальцы под подбородком.
- Да, с ним всё в порядке, Эд. Не хочешь знать, почему ты вышел из себя?
- Военная истерия, - Эд пожал плечами в ответ на удивлённые взгляды. - Слышал, как доктор говорил об этом перед тем, как я последний раз вырубился. Кажется, я читал о чём-то таком когда-то давно. Это как-то связано с головой, да? Не с самим мозгом, а с психологией, правильно?
- Всё правильно, Эд. Военная истерия обычно проявляется у военных, вернувшихся с войны, но мы наблюдали её и в других случаях...
Эд поднял брови.
- Например?
Мустанг распрямился и скрестил руки, чувствуя себя неудобно. Не слишком ли рано для Эда? Он и так сильно травмирован, возможно, не стоит вываливать на него всё вот так сразу? Но любопытство и настойчивое ожидание ответа в глазах Эда пересилили осторожность Мустанга.
- Ну, природные бедствия, пытки, сексуальное насилие, в целом, всё, что тем или иным образом травмирует человека, может её вызвать. Такова неофициальная теория. На самом деле этот диагноз обычно применяется только к участникам военных действий, но доктор Нельсон уже вписал его в твою карту.
У генерала внутри всё перевернулось, он сильнее сжал руки, заметив пустое выражение лица Эда, когда закончил говорить. Взгляд, изменившийся, как только "сексуальное насилие" сорвалось с губ Мустанга. Он уже догадывался, уже предполагал, исходя из поведения Артабануса, когда тому удалось пробраться в госпиталь. Но всё равно что-то горячее и жестокое попыталось взломать его грудную клетку, и одновременно холодное и тошнотворное скользнуло по коже. Ярость было трудно сдержать, но последнее, чего хотел Рой, это чтобы Эд закрылся. Он жаждал потребовать ответа, что же на самом деле произошло, сию же минуту, но более логичная часть понимала, что это наихудшая вещь, которую можно сделать.
Эд всё ещё был слишком хрупким. Один толчок, и он сломается совсем.
Ал обвил брата руками и оба стали легонько покачиваться. Это выглядело смешно и неловко, но глаза Эда начали снова медленно проясняться, он мягко улыбнулся брату. Сердце Роя потянулось к ним, сейчас он больше всего хотел быть вместе с ними, но понимал, что не стоит вставать между братьями. Может быть, когда они с Эдом останутся наедине, будет шанс показать, как он истосковался за его отсутствие. Как много Эд значит для него. Грудь сжалась, таким уязвимым он себя почувствовал, и он откашлялся.
- Наряду с провалами в памяти, стресс и сильное беспокойство являются симптомами военной истерии. А также бессонница, кошмары, навязчивые воспоминания и тому подобное. Возможно, они не так... очевидны на данный момент. Но в конце концов они, скорее всего, проявятся, - нейтральный тон сохранять было сложно, полезли воспоминания о собственных проблемах после Ишвара. Голос всё равно выдал его, но Элрики ничего не сказали, просто посмотрели удивлённо.
- Так вот чего мне ждать. Восхитительно, - сказал Эд, мрачнея, и Рой его очень хорошо понимал.
В этот момент Эд казался совершенно вымотанным, и Мустанг снова подумал, что было глупо так и сразу всё ему рассказать. Но кроме краткого момента, когда Эд отключился, в целом всё прошло более-менее. Например, у него не было приступа из-за стрессовой ситуации. Мустанг решил, что это добрый знак.
Он старался всё, что мог, считать добрыми знаками, например, что глаза Эда были ясны, когда смотрели на него.
- Как... как Джеймс и остальные дети?
Конечно же, Эд хотел это знать. Из всего, о чём мог спросить Эд, он спрашивал о состоянии других. Это было настолько характерно для него, что генерал с облегчением вздохнул.
- С ними всё в порядке. Они в этом же госпитале, в отделении восстановительной терапии.
Облегчение, исходившее от Эда, растопило напряжение в комнате. Дрожащая улыбка появилась на лице юноши, и он, казалось, немного пришёл в себя.
- Как Джеймс? Он в порядке? Что он говорит? Что говорят остальные?
И это было самой трудной частью.
- Не много, - ответил Мустанг, глядя на Эда и Ала. - Они в основном молчат, как Хоукай и Бреда ни пытаются их разговорить. Даже ты рассказал больше, чем они.
Улыбка Эда стала самоуничижительной, он снова уставился на стаканчик с кофе, стараясь ни с кем не встречаться глазами.
- Что ж, им пришлось куда хуже, чем мне. Их уже осмотрели врачи?
- Доктора хотят, чтобы дети слегка освоились здесь, прежде чем проводить всякие пугающие процедуры... А что?
Эд вздохнул и откинулся на подушки, едва взглянув на Ала, который успокаивающе накрыл его руку своей. И снова повернулся к Мустангу.
- Вы наверняка обнаружите следы пыток. Вероятно, сексуального насилия. И все мальчики... - Эд тяжело сглотнул. - У них отсутствуют гениталии.
Холод и тошнота накрыли Мустанга, голова закружилась, и ему пришлось сглотнуть из-за жжения в горле.
Ал испуганно вскрикнул, Эд повернулся к нему со слабой улыбкой, очевидно, мучаясь от вины, - вины спасшегося, как понимал Рой.
- Не бойся, Ал, со мной они этого не сделали. Но я абсолютно уверен, что являюсь исключением из правил.
Это было слишком. Рой наклонил голову и вцепился в волосы. Сердце колотилось и голова кружилась.
Чего же насмотрелся Эд за минувший год? Через что прошёл... как может сидеть здесь, улыбаться и разговаривать? Шрамы на его теле, приступы, как у него хватает сил изображать улыбку?
Рой понял, что не уделил Эду должного внимания. Может, слишком надеялся, что Эд придёт в себя, что Эд достаточно сильный, чтобы справиться. Оказалось, он был слишком наивен, оптимистичен или эгоистичен. Теперь он был поражён силой, которую Эд демонстрировал прямо сейчас. Только кто-то такой сильный и мужественный, как Эд, мог вести себя после всего этого относительно нормально. Как Рой мог ожидать другого?
Путь предстоит непростой, признал генерал с горечью. Будет очень трудно вернуть Эда в нормальное состояние. Если на это есть вообще хоть какой-то шанс.
Это пиздец как несправедливо. После всего, через что прошёл Эд, за всё время, за большую часть своей жизни, почему так вышло? Почему на него свалилось ещё и это? Нет никакой возможности это уравновесить. Во всём мире не хватит радости и счастья, чтобы компенсировать пережитое Эдом и этими детьми. Какой уж тут эквивалентный обмен!
- Мустанг... - голос Эда был тихим и напряжённым, а лицо исказилось молчаливой болью, когда Рой поднял глаза. - Со мной всё будет хорошо... в конце концов. Не переживай за меня. Мы должны сосредоточиться на том, чтобы освободить остальных детей и остановить юкрейтян.
И это снова был Эд, он заботился о других и давал Мустангу возможность избавиться от разочарования в себе самом. Генералу захотелось встряхнуть Эда, обнять и никогда не отпускать, укрыть от всего остального мира. Но он лишь тяжело вздохнул и потёр переносицу, чувствуя подступающую мигрень.
- Разведка и прокуратура уже обыскивают руины Хеллтема, проверяют подземелье и окружающие его бункеры. Как только мы поймём, куда именно на север отправились юкрейтяне, мы сядем им на хвост. У нас три отряда, отдыхающие и бодрствующие посменно, так что мы будем готовы в любой момент. Поверь, Эд, мы сделаем всё возможное, чтобы их спасти. Более актуальный вопрос, что собираешься делать ты? Доктор Нельсон ясно дал понять, что тебя надо держать в госпитале ещё хотя бы три недели, - Эд тут же открыл рот, чтобы возразить, но Мустанг поднял руку, предупреждая его возражения. - Чтобы предотвратить новые жестокие приступы, вроде того, что у тебя был в Хеллтеме. Мы ещё не до конца понимаем, что с тобой происходит, и хоть доктор Нельсон считает, что это больше из области психологии, он всё ещё добивается, чтобы ты остался под присмотром у него, а не у какого-нибудь столичного светила. Но, конечно, выбирать тебе, Эдвард. Хочешь остаться здесь с доктором Нельсоном или вернуться в столицу, где тебе придётся пройти стационарное лечение в одной из новых психиатрических клиник?
Эд не ответил сразу, просто прекратил осматривать палату с таким видом, словно само пространство его оскорбляло, и ушёл в себя, тень то и дело пробегала по его лицу. Минуты шли, Мустанг ждал, давая Эду возможность всё взвесить. Генерал думал, что у Эда не часто бывала возможность выбора за прошедшие два года, и над этим придётся поработать тоже. Эд снова должен научиться принимать участие в собственной жизни. Это не займёт много времени, решил Рой, потому что обычно Эд быстро приходил в себя. Такие мелочи, как совершать выбор, гулять одному, свободно делать то, что хочется, Эд быстро вспомнит. Это последнее, о чём волновался Рой. Навязчивые воспоминания, приступы, тьма и пустота, неожиданно омрачавшие прекрасное лицо, вот чего он боялся.
Рой из своего опыта знал, что это может тянуться долго... годы... десятилетия... И его убивало то, что он не мог защитить Эда от всего этого. Не мог защитить его от его же самого.
- Я хочу увидеть Джеймса, - наконец сказал Эд, будто бы совершенно забыв о предыдущем разговоре. Но напряжение в теле доказывало, что он принял слова Мустанга близко к сердцу. Надо было сделать выбор, и Рой предполагал, что выберет Эд. Эд был не из тех, кто охотно пойдет туда, где придётся говорить о себе, о собственных чувствах и переживаниях. Так что ни в какой Централ он не поедет. И Мустангу придётся чаще бывать на западе.
Может, просто оформить временный перевод, подумал он. После секундного раздумья согласился с собой и внёс это в длинный список дел, которые надо сделать, как только он окажется в Западном штабе.
- Ты уверен, что готов, Эд?
Лицо юноши просияло, и Ал улыбнулся при виде этого.
- Конечно, я готов. Если бы я не был готов, разве сказал бы, что хочу его видеть?
- Так же готов, как когда отправился с нами в Хеллтем?
От таких слов оба Элрика погрузились в мрачное молчание. Но Эд не рассердился. Он только поднял золотую бровь и слегка пожал плечами.
- Я должен увидеться с Джеймсом, готов я или нет.
- Ладно, - мягко сказал генерал и ласково улыбнулся своему бывшему подчинённому. Дни, когда они вместе зависали в баре, болтали об алхимии и обменивались подколками, казались такими далёкими... - Тогда пошли. Он будет рад тебя увидеть, уверен. И услышать, что кошмар кончился.
Почти кончился, поправил он себя, глядя на красивого, сияющего блондина, который выбрался из кровати при помощи верного младшего брата. Нам ещё надо найти остальных детей, и юкрейтян, и прекратить всю их деятельность. И Артабанус... о нём тоже надо позаботиться. Но кошмар почти закончился. Почти...
понедельник, 15 июня 2020
Обморок. Занавес. (с)
Откопали в закромах рипстик старшенького. Мелкий поехал на втором "занятии", спустя неделю пытается делать трюки. А также озадачился втянуть в это дело меня. А я чё... я за... только возраст и наетые килограммы сопротивляются. На первом занятии плюс-минус научилась вставать, расплатившись ушибленным копчиком, потом два дня еле таскала ноги, но мелкий всё равно выгнал меня на тренировку, и я уже даже иногда могу проехать метр-полтора. Второй раз грохнулась и опять на спину, ободрала локоть. Вечером толчковую ногу заносила на стул руками.
И всему, блин, парку интересно, чем же таким мы занимаемся.
Старость не радость, мля, а я ещё ухитрилась за время сидения дома практически не поправиться, двигалась больше всего своего семейства вместе взятого и таскала сумочки. И всё равно тяжко.
И всему, блин, парку интересно, чем же таким мы занимаемся.
Старость не радость, мля, а я ещё ухитрилась за время сидения дома практически не поправиться, двигалась больше всего своего семейства вместе взятого и таскала сумочки. И всё равно тяжко.
Обморок. Занавес. (с)
Мастерпост dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
Глава 18
читать дальше
Воздух был сухим и холодным, только хуже делал свирепый ветер, проносившийся над мёртвыми пустынными землями, словно волна стеклянной пыли, царапая военных, выбравшихся из машин, заставляя их поднимать воротники. Эду было трудно дышать, и он не знал, из-за подступающей тошноты или из-за погоды. Горло сжалось, тело онемело, он не обращал внимания на руку Ала, оттаскивающего его осторожно от армейской машины.
Эд был более-менее в порядке, когда проводил их по древним, рассыпающимся руинам к этому месту, но теперь, оказавшись здесь, почувствовал, как будто покидает собственное тело. Золотые глаза слепо обводили пять башен, стоявшие вокруг, зазубренные и лишённые некоторых частей, напоминающие разбитые чашки. Как будто они раскололись и никто не удосужился трансмутировать их обратно в целое состояние.
Артабанус, обнимающий Эда за плечи, с рассеянной улыбкой указал на одну из башен.
- Видишь вон ту? Изначальные обитатели Хеллтема использовали её для молитв. Они забирались на самый верх и молились, глядя вон в те окна, смотрели на город и просили богов защитить его от враждебных дикарей, которых мы сейчас называем драхманцами. Подозреваю, они забыли обратиться за помощью против нашествия с востока, а?
Глядя на довольную улыбку Артабануса, Эд почувствовал, что его собственные губы так же изгибаются в ответ.
- Это вряд ли. Но откуда ты всё это знаешь?
Промычав, Артабанус проводил его к секретному входу в подземелье, который Эд раньше не видел, это был грузовой вход, не похожий на центральный.
- В руинах нашлись старинные рукописи, когда первая группа юкрейтян прибыла в Хеллтем. Странно, что никто больше сюда не заявился. Они думают, что это место проклято, или вроде того, - Артабанус подмигнул, и Эд фыркнул.
Место проклято? Смешно. Но когда они спустились по лестнице в подземное укрепление, его любопытство возросло.
- Ты сказал, первая группа. Как давно вы, юкрейтяне, в Хеллтеме?
Артабанус пожал плечами, прижимая Эда к себе, когда несколько человек прошли мимо, кивая, с пустыми ящиками в руках. Когда люди исчезли на верхних ступенях лестницы, Артабанус заметно расслабился.
Наверно, действительно трудно всё время беспокоиться насчёт намерений членов собственной "семьи".
- Первые юкрейтяне, приехавшие в Хеллтем, на самом деле были археологами, они просто интересовались страной и её историей. Они хотели посмотреть, не осталось ли здесь что-то ценное, не богата ли чем эта земля. Но, задержавшись здесь надолго, они привязались к старому городу и перевезли с родины свои семьи. Потом стали прибывать новые и новые юкрейтяне, скоро обнаружили и подземелья. Я думаю, всё это произошло около 1860-го года. Прошло много времени, и никто нас никогда не беспокоил.
Эд задумался об этом, пока они углублялись в подземелье, и почти не заметил, когда Артабанус быстро поцеловал его в губы у поворота на западное крыло.
- Эдвард... Эд... Твою мать, я же говорил, что надо оставить его в госпитале нахуй. Он не в форме, чтобы быть здесь. Альфонс, я хочу, чтобы ты взял машину и отвёз Стального обратно в Западный.
Он снова сфокусировал зрение и увидел нахмуренные чёрные брови и полные паники тёмные глаза. Несколько раз сморгнув, чтобы собраться, Эд понял, что вокруг него собрались Ал, Мустанг, генерал Тулсон и Хавок, и все они выглядели очень неловко.
- Мне ни к чему возвращаться, - сказал Эд без раздумья, в его голосе было мало тепла и много тревоги.
Мустанг моментально скис, и Эд вздрогнул, только сейчас заметив, что тот держит его за плечи.
Как давно он меня держит?
- Слушай меня, Эд. Просто покажи нам вход, и дальше мы сами, ладно?
Резкий ветер дунул и бросил Эду волосы в лицо, когда он стал оглядывать место среди стоящих кольцом башен. Вход был спрятан внутри самой северной башни, он знал, что проход башни обвалился, оставив зияющую дыру, которую юкрейтяне укрыли брезентом. Преодолевая охватившее тело и разум онемение, он указал куда нужно.
- Вот здесь, внутри. Там металлическая панель, которая открывается на...
Резкий скрип разорвал воздух, и всё пришло в движение. Эд едва успел вздрогнуть от внезапных брызг тёплой влаги на лице, как Мустанг дёрнул его за машину и пригнул, пряча за ней. Всё случилось так быстро, кажется, пока они прятались за автомобиль, прозвучало ещё два выстрела. Военные уже перекликались, показывая на вершину северной башни. Снайпер.
Адреналин нахлынул на Эда, что-то щёлкнуло внутри, пелена, затуманивающая разум, разошлась. Прояснившимся взглядом он пробежался по себе, потом по Мустангу, который тяжело дышал, привалившись к боку машины. Холодные тёмные глаза были куда спокойнее, чем ожидал Эд, генерал высунулся из-за капота и тут же нырнул назад, когда пуля проскрипела по металлу в паре дюймов.
- Твою мать, Мустанг, пригни свою тупую башку! - автоматически крикнул Эд, и наконец заметил, что по плечу мужчины расплылось тёмное пятно. - Блядь, они в тебя попали! Не двигайся, сука, слышал меня, Рой?
На испуганный взгляд в ответ Эд только нахмурился и сам высунулся из укрытия, быстро оценивая ситуацию. Остальные военные прятались за машинами и руинами башен. Три тела валялись на том месте, где все только что стояли, и Эд выругался, узнав генерала Тулсона. С вершины северной башни по-прежнему постреливали, и юкрейтянские бандиты начали потихоньку вылезать на поверхность.
Сколько же там этих уёбков? Я думал, около пятидесяти, но они совсем ебанутые, если пошлют всех сюда, на верную смерть.
Недолго думая, Эд выскочил из укрытия, игнорируя панические крики Мустанга, и хлопнул в ладоши. Шесть юкрейтян, стоявших в центре площадки, моментально прицелились в него, лишь на миг ошеломлённые его появлением. Эд узнал некоторых, но без колебаний прижал руки к земле. С грохотом четыре гигантских стены поднялись, поймав юкрейтян в ловушку.
Что-то серебристое мелькнуло на периферии зрения Эда, он вздрогнул и откатился в сторону, а пуля за пулей врезались в землю следом за ним. С сердцем, бьющимся в горле, он заставил себя двигаться, хотя от удара о землю болело всё тело.
Дерьмо, это было глупо. Но, по крайней мере, это помешало им добраться до Роя.
Ему кричали, ледяной пот тёк по шее и щекотал ключицы, комья грязи врезались в тело как осколки стекла. Обострившиеся чувства заставили его замереть в середине переката и больно упасть на бок, когда знакомые щелчок и хлопок разорвали воздух. Тяжело дыша, Эд потёр ноющие левую руку и грудь, глядя на вершину северной башни, которая теперь представляла пылающий в холодном сером небе факел. Эд ошеломлённо уставился на Мустанга. Генерал стоял возле земляной ловушки, которую соорудил Эд, левой рукой держась за правое плечо, а правая рука была готова щёлкнуть в любой момент, если понадобится. При виде сквозившей силой позы, огня в его глазах, Эда как молния прошила. Он поднялся на ноги и направился к Мустангу, теперь обращавшемуся к пойманным в ловушку юкрейтянам.
- Вы все взяты в плен аместрийской армией. Вы будете оставаться внутри, пока не прибудет дополнительный транспорт, так что устраивайтесь поудобнее. Это ещё не скоро.
А потом эти тёмные, яростные глаза поглядели на Эда, заставив его вздрогнуть от бушующего в них хаоса.
- Эд! О чём ты, блядь, думал? - резкий, сердитый тон вернул Эда во времена ранней юности. Он напрягся, горячий, крутящийся шар образовался в груди и начал подниматься к горлу.
Сузив глаза, он хмуро глянул на Мустанга, смутно осознавая, каким непривычным ощущается выражение на лице, и сказал:
- Слушай, Мустанг, даже не начинай. Тебя ранили, всё пошло по пизде, я сделал, что должен был. Давай не будем спорить, а двинем дальше, пока все говнюки не разбежались.
Пылая знакомым праведным гневом, Эд пронёсся мимо генерала, не обращая внимания ни на окрики, ни на ругань, с которой Мустанг собирал остальных. Жар постепенно сменялся холодом, и обернувшись через плечо, Эд увидел Ала, следующего за ним в башню.
Я знаю, что веду себя по-детски. Блядь, почему у меня такое настроение... невъебенно раздражает. Мне надо просто сосредоточиться на Джеймсе. Я должен вернуть его, помочь ему.
Мысли свернули на студентов, решимость немного укрепилась, но какая-то часть продолжала впадать в онемение. Как будто его разум швырнули в калейдоскоп, и он постоянно вращался, двигался, перемешивался, оставаясь тем же самым. Внутри у Эда всё было так перепутано и разбито, что он даже не пытался рассортировать и правильно сложить осколки. Так что в его душе осталось только одно твёрдое убеждение.
Просто продолжай двигаться вперёд.
Грязь хрустела под ногами, превращаясь в пыль, которая набивалась в нос, заставляя морщиться. Было всё так же холодно, а солнце уже начало клониться к западу. Оставалось не так мало светлого времени. Был слышен резкий голос Мустанга, отдающего приказы. Засада внесёт помехи в их планы, а Эд знал, что военным понадобится время, чтобы собраться, прежде чем двигаться дальше.
У меня нет этого времени. Возможно, и у Джеймса его нет.
Глянув на Ала, который смотрел на солдат, стаскивавших тела в одну кучу, Эд замер. Он словно увидел лицо Джеймса, омрачённое отчаяньем. Горло сдавило словно железными пальцами, мгновенная, пронизывающая паника прокатилась по венам.
Паника. Удары сапог о землю отдавались в ногах. Пальцы обхватили поцарапанные, ржавые прутья и потянули. Теперь - резкий спуск под землю, едва освещённый несколькими масляными лампами, развешанными вдоль грязного тоннеля. Чем ниже они спускались, тем плотнее становился воздух, тем сильнее душил его. Призрачное дыхание на шее, воспоминание о серо-голубых глазах, глядящих на него из темноты. Еле слышный шёпот сквозь поцелуи в шею, руки, прижимающие его к твёрдой каменной стене, мягкая улыбка, изгибающая губы, сочащиеся тёмным ядом... Обожание и насилие. Любовь и страх. Медь и золото.
Сквозь подступившие видения прошлого Эд таращился на коридор, к которому привёл тоннель, едва ли в силах вспомнить дорогу. Он пронёсся по коридору, распахивая все двери подряд, дыхание перехватывало, по лбу тёк холодный пот.
Пусто, пусто, пусто. Пустые складские помещения, окутанные воспоминаниями о трансмутации полок, вскрытии ящиков и сортировке содержимого. Образ рыжеволосого мужчины, перешучивающегося с другими юкрейтянами. Серо-голубые глаза смотрят на него, восхищение наполняет их, и улыбка смягчается.
Артабанус... где же ты?..
Пустые помещения сменялись одно за другим, взгляд Эда всё более беспорядочно метался в поисках вспышки рыжих волос или голубых глаз. Северный коридор оказался совершенно пустым, так же, как и огромный круг столовой. Восточный коридор был безжизненным, но носил очевидные следы поспешного бегства: столы перевёрнуты, инструменты рассыпаны по полу маленьких кабинетов клиники. Унылые золотые глаза оглядели разгром, и Эд отправился в западное крыло.
Пусто. Пусто. Пусто. Все разбежались...
Внезапно он застыл в дверях слишком знакомой комнаты, правая рука неуверенно замерла на деревянном косяке, пока он вглядывался в полутёмное пространство. Знакомые кандалы всё ещё были прикреплены к стене, к которой была придвинута кровать, царапины на полу и старые пятна на стенах всё ещё были заметны, хотя со дня памятной битвы прошёл почти год. Со дня резни, которую устроил Артабанус. Не хватало многих вещей с тех пор, как они перебрались в отдельный бункер, но воспоминания всё ещё жили здесь, запечатлённые на каждой поверхности. Комната была так же знакома Эду, как его старая квартира, а может, и лучше.
Куча разнородных эмоций обрушилась на Эда, и он неуверенно попятился, тяжело сглотнул и практически силой заставил себя отвернуться.
Артабанус в... Стоп, нет. Я ищу Джеймса, а не Артабануса.
Снова остановившись в столовой, он замер и постарался привести мысли в порядок, но понял, что терпит неудачу. Всё просачивалось сквозь палцы, как он ни старался ухватить связную цепочку мыслей, и чем он больше пытался, тем хуже становилось. Борьба с растерянностью всё усугублялась, он никак не мог справиться. Наконец спустя время, показавшееся минутой или двумя, он попытался вернуться во внешний мир, но обнаружил, что смотрит на южный коридор. Дурное предчувствие прибавилось ко всему, что бушевало в душе Эда, но шаг за шагом он впервые двинулся по этому коридору.
Здесь оказалось не так много дверей, но коридор казался бесконечным из-за того, что масляные лампы слабо освещали его лишь на пару шагов вперёд. Подойдя к первой двери слева, Эд взялся за ручку, дёрнул её и заглянул. После напряжённого и душераздирающего мгновения Эд понял, что здесь нет ничего, кроме пустых кроваток и ванн. Странно было видеть столько ванн в одном помещении, с полдюжины, наверно, но Эду было плевать, он двинулся дальше по коридору. Всё, что он видел, проникало в разум и тут же ускользало, заставляя его жить одним моментом. Возможно, это был единственный способ разума удержать его в рабочем состоянии.
Я ищу... я ищу что-то. Нет, кого-то. Артабануса?.. Джеймса?..
Руки у него задрожали, стоило подойти к четвёртой двери в коридоре, тошнота скрутила живот, подступила к горлу, ледяной пот сильнее заструился по лбу и вискам. Что-то определённо было не так, подумал он, заставляя дрожащие пальцы ухватиться за дверную ручку, но он не мог сказать, что именно, не мог вспомнить последнюю пару комнат.
Мир начал кружиться, Эд практически упал внутрь и тупо уставился на потрескавшийся камень стен, пытаясь дышать.
Это безумие когда-нибудь закончится? Краткая мысль испарилась за долю секунды, сменившись мрачной растерянностью, из-за которой он снова выпрямился. Вдруг он почувствовал ужасную слабость, голова закружилась, сердце тревожно забилось. Ещё раз с силой сморгнув, он снова собрался сфокусироваться и не сразу понял, что ручка повернулась.
И остановилась со знакомым щелчком. Дверь была заперта. Без раздумья Эд сложил руки и прижал к замку, представляя, как засов внутри при помощи простейших кругов отодвигается и тает, стекая по краю двери. И миг спустя дверь настежь распахнулась под его руками.
Эд резко вздохнул и оглядел расплывающуюся перед глазами комнату. Мороз продрал по позвоночнику, когда он заметил, что с другого конца комнаты кто-то удивлённо смотрит в ответ. Это явно был юкрейтянин, судя по апельсиново-рыжим волосам, блестевшим в свете ламп, как начищенная медь, и ярко-зелёным глазам. Внимание Эда на миг привлёк пронзительно-белый электрический свет, ошеломляющий высоким качеством технологии. Нигде в подземелье не было ничего подобного, и обежав взглядом остальную часть комнаты, он понял, что здесь есть и более высокотехнологичные устройства. Комната была довольно большой, стены и пол покрывала плитка, всё сияло стерильной белизной. В середине комнаты находились три металлических стола, а вдоль всех стен стояли стеклянные тубусы от пола до потолка. Большинство были пусты, но два или три были... заняты. Внезапно почувствовав резкий приступ тошноты, Эд зажал рот рукой при виде разлагающихся трупов в тубусах. Когда-то все они были молодыми женщинами, но Эду действительно пришлось присмотреться к распадающимся телам, чтобы это понять. Однако худшая вещь в комнате находилась на столе, перед которым стоял юкрейтянин. Он держал в руке скальпель, которым потрошил грудную клетку младенца, всё ещё связанного с неподвижной, безжизненной матерью. Живот женщины был безжалостно разорван, органы разлетелись по столу, а застывшие, остекленевшие ореховые глаза смотрели на Эда.
Нет... не женщина. Девочка.
Должно быть, не старше тринадцати.
Эд хотел отвернуться от этой сцены, собраться достаточно, чтобы не считать происходящее лишь вязким кошмаром. Представить, что он здесь - сила, а не держаться с трудом за косяк.
- Эдвард? - глубокий, растерянный голос вырвал его из удушья, заставив глаза снова метнуться к юкрейтянину, который медленно оторвался от своего... проекта... и медленно подошёл. - Эдвард, это ты? Ты себя плохо чувствуешь? - заговорил он на ломанном аместрийском, но Эд понял и узнал этого человека. Доктор, над которым он смеялся в медпункте... кажется, недели назад... Айзек был хорошим человеком... то есть Эд так думал.
- Что... что это?... - спросил Эд не своим голосом. Его голос никогда не был таким тихим, таким слабым, пустым и надломленным.
Большие, тёплые руки взяли его за плечи и подтолкнули к выходу из комнаты. Дверь закрылась, скрывая ужасную сцену. Айзек приподнял его подбородок. Бледно-зелёные глаза встретились с его глазами, оглядели его с ног до головы. Эд вздрогнул, когда одна из рук мужчины легла ему на лоб. Заметив, что в какой-то момент Айзек снял перчатки, Эд снова попытался собраться, он помнил, что подобный жест таил угрозу.
Айзек хороший... но нет, он же плохой? Почему он плохой? Я пришёл за... где Артабанус?
-...вард! Эдвард! - безумные крики снова заставили его посмотреть на медно-рыжего юкрейтянина, который теперь слегка его тряс. - Эдвард, ты дрожишь от лихорадки! Сильной лихорадки! Где Артабанус? Все ушли, почему ты остался? С кем ты пришёл? Эдвард, ты меня слышишь?
- Да... - Эд сглотнул и скосил глаза на Айзека. - Айзек, где Арта...
Что-то щёлкнуло, и эмоции Эда сменились без предупреждения, бросая его в новую ситуацию.
Эд уставился на Айзека, валяющегося на полу на спине. Алхимик нависал над ним, одной рукой вцепившись в белый халат, приподнимая мужчину, чтобы металлический кулак мог врезаться в челюсть снова и снова. Айзек рыдал, умолял Эда остановиться, но гневный крик Эда был ещё громче.
Треск костей был так приятен, сладкий вкус мести чувствовался на языке.
- Где Джеймс? - закричал он снова, ярость как буря сотрясала тело Эда, унося разум напрочь. - Я, блядь, задал тебе вопрос, Айзек! ГДЕ ДЖЕЙМС?!!!
Он сорвался на пронзительный визг, практически заглушивший топот тяжёлых сапог и криков утешительно знакомого голоса, достигшего его слуха. Руки вцепились ему в плечи, пытаясь оторвать его от скрюченного тела Айзека, но он кричал и вырывался, пальцами в беспамятстве сжимая глотку юкрейтянина.
- ГДЕ, БЛЯДЬ, ДЖЕЙМС? ГДЕ МОЙ УЧЕНИК? ОТВЕЧАЙ, ГДЕ ОН!!!!
- Эд, Эд! Я здесь, я Мустанг, Рой! УЙМИСЬ! ОН БЕЗ СОЗНАНИЯ! СТАЛЬНОЙ!
Сильные руки, схватившие за талию, наконец смогли оторвать его от Айзека, и он упал спиной на грудь мужчины, который его удерживал. Эд бился, вырывался, пытался вывернуться и снова накинуться на Айзека.
- Эд, хватит. Всё хорошо. Я здесь, успокойся. Эд, пожалуйста. Эд, прекрати!
Повторяющиеся слова, звучащие в ушах, потихоньку стали доходить до Эда, и он понемногу начал расслабляться, всё ещё тяжело дыша и дрожа от адреналина. Много долгих секунд подряд тело под ним просто крепко удерживало его, но уже не так сильно, чтобы оставить синяки. Мысли всё ещё оставались суматохой красок и ярких воспоминаний, сменявших друг друга. Одно из них возвращалось снова и снова: автопротез, преобразованный в нож, опускается, брызгает кровь. Джеймс изуродован. В первое время этот кошмар был ужасен, мучил его каждый момент бодрствования, и теперь он возвращался в полную силу.
- Эд... почему ты просишь прощения? Просто... просто расслабься. Я здесь.
Он трясся в руках Мустанга, медленно возвращаясь к реальности. Всё произошедшее казалось пятнами и тьмой. Последнее, что он помнил, как смотрел на Мустанга около ловушки... снаружи... Но сейчас они внутри?.. Он растерянно уставился в потолок, вдруг сообразив, что его обхватывают чьи-то руки и сам он лежит на ком-то.
- Что... Мустанг? Что за хуйня здесь творится? - Эд поёрзал, пытаясь встать, но руки вокруг него сжались крепче. - Мустанг, отпусти!
Спустя несколько секунд позора и замешательства для Эда, Мустанг с явным колебанием уступил, оставив на плече Эда тяжёлую руку, когда они сели и немного отодвинулись друг от друга. Юноша огляделся, и всё внутри сжалось от ужаса при виде того, что находилось вокруг. Затем нахлынули воспоминания, и глаза метнулись к телу, валяющемуся на полу в паре шагов. Ужас усилился. Словно отдёрнули занавеску, скрывающую, что же он натворил. Лицо Айзека представляло собой кровавое месиво, черты едва можно было разобрать, а на шее проступали чёрные синяки.
- Он... он?..
Мустанг поднялся, потом встал на колени возле тела Айзека, снял перчатку и прижал пальцы к шее. Рука поискала и остановилась.
Молчание, наполнявшее эти мгновения, становилось гуще и гуще, не давая Эду дышать, он в отчаянье смотрел на Мустанга. Нет, нет... пусть Мустанг скажет, что всё в порядке... Чтобы всё было хорошо, чтобы всё оказалось сном. Но доказательства обратного окружали его: трупы в стеклянных тубусах и избитое тело на полу.
- Он жив, - сказал в конце концов Мустанг. Сердце Эда замерло, он с облегчением опустил голову.
Дрожащие руки появились в поле его зрения, он уставился на кровь, покрывающую перчатки, и тут же сорвал ткань с тела и металла, отшвырнул в сторону и свернулся в комок. Гулкая апатия приливала и отливала, эмоции кипели под тихой поверхностью этих тёмных вод, и только перепад температур не давал снова разыграться шторму.
Я не в порядке. Со мной действительно что-то очень плохо.
Он почувствовал тепло, и одна рука опустилась ему на спину, а вторая на живую ладонь, прямо перед краем рукава военной формы. Эд не понимал, что его трясёт, пока тёплое прикосновение не уменьшило холодную дрожь. На мгновение он хотел только развернуться и потянуться к утешению Мустанга, к этим надёжным объятиям, но сдержался, не зная, как отреагируют на такое бурное проявление эмоций.
- Эд... что случилось?
Железный шар в горле не шелохнулся, как Эд ни пытался сглотнуть его, и мысли, несущиеся в голове на бешеной скорости, были слишком быстрыми и минутными, чтобы их уловить, так что он позволил рту открыться и любым словам, пришедшим на ум, быть произнесёнными.
- Я отключился. Я не помню ничего с тех пор, как ты уничтожил юкрейтян в башне. Я думаю... я думаю, что искал Джеймса. Где Джеймс? - золотые глаза впились в Мустанга.
Генерал выглядел усталым и измождённым, глаза были обведены тёмными кругами, а форма - в совершенном беспорядке. Не говоря уж об идеальной причёске, которой он стал одержим с Того Дня, теперь больше походившей на швабру. Но даже пусть он выглядел так, словно только что выбрался из преисподней, осязаемая сила исходила от его тела, окутывая Эда, которого он утешающе обнимал.
В тёмных глазах мелькнул намёк на облегчение, когда они глянули на Эда.
- Джеймс в безопасности. И ещё семеро детей. Машина, которая обходила город с восточной стороны, перехватила грузовик, на котором бандиты пытались уйти. Джеймс и дети в безопасности, и мы можем вернуться в госпиталь.
Эд уже не слушал под конец. Сильное облегчение и растущий страх боролись в нём. Он снова тяжело сглотнул, всё ещё не в силах сдвинуть шар, застрявший в горле.
- Всего восемь, включая Джеймса?
Тяжесть тихих слов Эда обрушилась на Мустанга со всей очевидностью, плечи напряглись.
- Мы ещё обыскиваем руины и подземелье, но да. Это все, кого мы пока нашли. Ты мне говорил, здесь было больше детей?
С трудом кивнув, Эд двинул подбородком, показывая, что хочет встать. Мустанг помог ему без слов, поддержав за локоть, когда юноша чуть не свалился от головокружения.
- В подземельях обычно содержали одновременно до двух дюжин детей. Это значит, что по крайней мере шестнадцать детей куда-то вывезли.
- Ты знаешь, куда они могли бы направиться? - спросил Мустанг, осторожно провожая Эда к двери и помогая выйти в коридор.
- Не очень. Арта... ну... Я знаю, что к северу отсюда есть похожее место. Не знаю, где, просто к северу отсюда. С другой стороны, они могли податься сразу к драхманской границе. У них есть, ух... - оглядев столовую, через которую они в тот момент проходили, Эд был поражён дюжиной солдат, бродящих по залу, - есть место на границе, где драхманская полиция позволяет им пройти. У юкрейтян какая-то сделка с их полицией.
- Значит, если они прорвутся к границе и уйдут в Драхму, мы потеряем шанс спасти детей, - больше для себя пробормотал Мустанг, поворачивая в северное крыло.
- Погоди, - Эд остановил его, положив руку на плечо. - Пойдём через западное крыло. Я не знаю дороги от северного входа в мой... Артабануса... отдельный бункер.
Напряжённая тишина была ему единственным ответом, но Мустанг не остановил его и пошёл следом, когда Эд направился в западное крыло. Они задержались только на минуту, чтобы Мустанг предупредил солдат. Следующие несколько минут алхимики шли молча, пока Эд не начал подниматься по каменной лестнице, ведущей на холм, который он так любил. Солнце, которое грело его по утрам, когда он сбегал от Артабануса... это было так прекрасно. Почти сакрально.
На полпути по лестнице, когда Эд начал набирать скорость, желая побыстрее выбраться из тёмного, холодного подземелья, руки Мустанга крепко обхватили его запястье, мгновенно останавливая движение. Несколько долгих мгновений Эд глядел вперёд, на пятна света, отбрасываемые масляными лампами, и ему казалось, что это рука Артабануса держит его.
- Стальной. Ты сказал, мы идём в его личный бункер? Это место, где тебя держали?
- Да, большую часть времени, - в этот момент Эд оглянулся через плечо и увидел, как лицо Мустанга искажается от тревоги, гнева и ужаса, вместе образующих ядовитую смесь.
- Ты уверен, что хочешь пойти туда? Ты не обязан, сам знаешь. Мы можем оставить это разведчикам, которые прибудут для расследования.
Раздражение вспыхнуло в груди Эда.
- Я справлюсь, Мустанг.
- Проклятье, Эд, прекрати быть таким упрямым! - этот взрыв заставил Эда подскочить, шок остудил эмоции, а Мустанг продолжал: - Очевидно, что сейчас ты не в состоянии справиться, Стальной. Ты только что пережил приступ из-за появления здесь, и тут же хочешь отправиться туда, где тебя держали предыдущий год? Нет. Нахрен. Я больше не дам тебе сделать ни шага. Я отведу тебя к машинам, и вы с Альфонсом отправитесь прямо в госпиталь, без разговоров.
Это был очевидный приказ, и какое-то время Эд просто разрывался. Одна его часть вспыхнула в ответ на командный тон и твёрдый взгляд. Но другая часть свернулась клубочком, лишая остатков воли. Так что Эд посмотрел Мустангу в глаза и кивнул, потом бросил последний взгляд на лестницу и позволил увести себя в подземелье.
Возможно, он прав... Эд пытался бороться с этой мыслью, как только она пришла ему на ум, но более зрелая его часть старалась урезонить внутреннего малолетнего засранца, конечно же, он прав. Мустанг никогда так не давил бы на меня, если бы не надо было вернуть меня к реальности. Я не в порядке... может, это из-за памяти, может, ещё из-за чего, но я точно знаю, что всё очень, очень плохо.
И я должен быть уверен, что больше никому не наврежу...
Эд невольно начал потирать руки, как будто чувствуя, что на них осталась кровь, которую надо отмыть. Почему он так набросился на Айзека? Память была совершенно пуста. Несмотря на потерю "эпизода" в целом, он помнил, как спрашивал Айзека о чём-то, а потом сразу - как первый раз знакомит его физиономию с кулаком. Провал между этими моментами и сила эмоций вызвали у Эда тошноту и страх.
Вдруг это никогда не кончится? Вдруг он проклят навеки терпеть эти самые провалы, этот всепоглощающий страх, ненависть, гнев, панику, отвращение и онемение? Эда кидало то в одну крайность, то в другую, и это ужасно выматывало. Он даже не испугался, что это может стать обыденной частью его жизни, начиная погружаться в онемение. Часть разума следила за тем, чтобы не отставать от Мустанга, другая же полностью отключилась, и он просто смотрел в спину генерала, тупо переставляя ноги.
Порыв ветра на лице и брошенная им горсть песка, царапнувшая живую руку, были едва замечены, так же, как и бешеный голос и сильные руки, обхватившие плечи. Узнав Ала, крошечная часть разума очнулась достаточно, чтобы на миг поднять глаза - и опустить их снова.
Через его голову переговаривались, но он не понимал смысла слов. Некоторые торчали из общего шума: "голоден", "обезвожен", "шок", "сон", но он не обращал особого внимания. Ему было наплевать. О чём бы там ни говорили, кто бы ни помогал ему забраться на кожаное сиденье урчащего автомобиля, чьи бы тёмные глаза ни смотрели на него, чей бы голос ни обращался прямо к нему. Даже то, что утешительное тепло слева пропало, даже когда Ал взял его за руку и тихонько заплакал. Эд ни на что не обращал внимания, ничего не чувствовал, онемение полностью охватило его.
Спустя некоторое время, плывя в успокаивающей темноте, он услышал голос, настаивающий, чтобы он проснулся, и почувствовал смещение тела, означающее, что его трясут. Когда он успел закрыть глаза? Он открыл их и слепо уставился в окно, едва различая маленькое кирпичное здание, перед которым они находились. Ал потянул его из машины за руку, и тело покорно последовало за ним.
Потом его уложили в кровать и заставили проглотить целую кружку какого-то бульона или отвара. Не то чтобы его нужно было убеждать, тело автоматически следовало приказам. Ничто из попавшего в рот не имело вкуса. Потом была вода, и наконец резкий укол в левой руке частично привёл его в себя, заставляя оглянуться и увидеть, как в него втыкают шприц. Нет, капельницу.
Ал был рядом, сжимал его ладонь, объяснял, чем его накачивают, чтобы он уснул. Эд открыл было рот, собираясь напомнить Алу, что тот разбудил его всего минуту назад, но начал погружаться в глубокий и спокойный сон.
- Кажется, я частично понял, что с ним, - услышал Эд, плавающий между явью и абсолютной пустотой, бормотание доктора, обращённое к Алу. - Военная истерия. Мы часто наблюдаем её у военных, возвращающихся с особенно жестоких войн, фактически, этот термин был придуман после Ишвара, такие симптомы были замечены у сотен военных после Восстания, и их связали между собой. Это считается психологической...
Эд цеплялся за слова, хотел не спать и дослушать продолжение разговора, но несколько секунд спустя пришлось сдаться.
Соскальзывая в бездну сна, он видел единственную мысль, сияющую во тьме как факел, прокладывая путь в пустоте, которая одна и останется завтра.
Я больше не я. Внутри меня кто-то другой, и это уже не Эдвард Элрик. Эдвард Элрик не такой слабак. Эдвард Элрик боролся бы и полностью контролировал себя, никогда бы не позволил родным и близким волноваться за себя. А я полная противоположность. Напуганный, слабый, сосредоточенный на себе. Это не... это не Эдвард Элрик.
Но тогда... кто же я?..
Глава 18
читать дальше
Воздух был сухим и холодным, только хуже делал свирепый ветер, проносившийся над мёртвыми пустынными землями, словно волна стеклянной пыли, царапая военных, выбравшихся из машин, заставляя их поднимать воротники. Эду было трудно дышать, и он не знал, из-за подступающей тошноты или из-за погоды. Горло сжалось, тело онемело, он не обращал внимания на руку Ала, оттаскивающего его осторожно от армейской машины.
Эд был более-менее в порядке, когда проводил их по древним, рассыпающимся руинам к этому месту, но теперь, оказавшись здесь, почувствовал, как будто покидает собственное тело. Золотые глаза слепо обводили пять башен, стоявшие вокруг, зазубренные и лишённые некоторых частей, напоминающие разбитые чашки. Как будто они раскололись и никто не удосужился трансмутировать их обратно в целое состояние.
Артабанус, обнимающий Эда за плечи, с рассеянной улыбкой указал на одну из башен.
- Видишь вон ту? Изначальные обитатели Хеллтема использовали её для молитв. Они забирались на самый верх и молились, глядя вон в те окна, смотрели на город и просили богов защитить его от враждебных дикарей, которых мы сейчас называем драхманцами. Подозреваю, они забыли обратиться за помощью против нашествия с востока, а?
Глядя на довольную улыбку Артабануса, Эд почувствовал, что его собственные губы так же изгибаются в ответ.
- Это вряд ли. Но откуда ты всё это знаешь?
Промычав, Артабанус проводил его к секретному входу в подземелье, который Эд раньше не видел, это был грузовой вход, не похожий на центральный.
- В руинах нашлись старинные рукописи, когда первая группа юкрейтян прибыла в Хеллтем. Странно, что никто больше сюда не заявился. Они думают, что это место проклято, или вроде того, - Артабанус подмигнул, и Эд фыркнул.
Место проклято? Смешно. Но когда они спустились по лестнице в подземное укрепление, его любопытство возросло.
- Ты сказал, первая группа. Как давно вы, юкрейтяне, в Хеллтеме?
Артабанус пожал плечами, прижимая Эда к себе, когда несколько человек прошли мимо, кивая, с пустыми ящиками в руках. Когда люди исчезли на верхних ступенях лестницы, Артабанус заметно расслабился.
Наверно, действительно трудно всё время беспокоиться насчёт намерений членов собственной "семьи".
- Первые юкрейтяне, приехавшие в Хеллтем, на самом деле были археологами, они просто интересовались страной и её историей. Они хотели посмотреть, не осталось ли здесь что-то ценное, не богата ли чем эта земля. Но, задержавшись здесь надолго, они привязались к старому городу и перевезли с родины свои семьи. Потом стали прибывать новые и новые юкрейтяне, скоро обнаружили и подземелья. Я думаю, всё это произошло около 1860-го года. Прошло много времени, и никто нас никогда не беспокоил.
Эд задумался об этом, пока они углублялись в подземелье, и почти не заметил, когда Артабанус быстро поцеловал его в губы у поворота на западное крыло.
- Эдвард... Эд... Твою мать, я же говорил, что надо оставить его в госпитале нахуй. Он не в форме, чтобы быть здесь. Альфонс, я хочу, чтобы ты взял машину и отвёз Стального обратно в Западный.
Он снова сфокусировал зрение и увидел нахмуренные чёрные брови и полные паники тёмные глаза. Несколько раз сморгнув, чтобы собраться, Эд понял, что вокруг него собрались Ал, Мустанг, генерал Тулсон и Хавок, и все они выглядели очень неловко.
- Мне ни к чему возвращаться, - сказал Эд без раздумья, в его голосе было мало тепла и много тревоги.
Мустанг моментально скис, и Эд вздрогнул, только сейчас заметив, что тот держит его за плечи.
Как давно он меня держит?
- Слушай меня, Эд. Просто покажи нам вход, и дальше мы сами, ладно?
Резкий ветер дунул и бросил Эду волосы в лицо, когда он стал оглядывать место среди стоящих кольцом башен. Вход был спрятан внутри самой северной башни, он знал, что проход башни обвалился, оставив зияющую дыру, которую юкрейтяне укрыли брезентом. Преодолевая охватившее тело и разум онемение, он указал куда нужно.
- Вот здесь, внутри. Там металлическая панель, которая открывается на...
Резкий скрип разорвал воздух, и всё пришло в движение. Эд едва успел вздрогнуть от внезапных брызг тёплой влаги на лице, как Мустанг дёрнул его за машину и пригнул, пряча за ней. Всё случилось так быстро, кажется, пока они прятались за автомобиль, прозвучало ещё два выстрела. Военные уже перекликались, показывая на вершину северной башни. Снайпер.
Адреналин нахлынул на Эда, что-то щёлкнуло внутри, пелена, затуманивающая разум, разошлась. Прояснившимся взглядом он пробежался по себе, потом по Мустангу, который тяжело дышал, привалившись к боку машины. Холодные тёмные глаза были куда спокойнее, чем ожидал Эд, генерал высунулся из-за капота и тут же нырнул назад, когда пуля проскрипела по металлу в паре дюймов.
- Твою мать, Мустанг, пригни свою тупую башку! - автоматически крикнул Эд, и наконец заметил, что по плечу мужчины расплылось тёмное пятно. - Блядь, они в тебя попали! Не двигайся, сука, слышал меня, Рой?
На испуганный взгляд в ответ Эд только нахмурился и сам высунулся из укрытия, быстро оценивая ситуацию. Остальные военные прятались за машинами и руинами башен. Три тела валялись на том месте, где все только что стояли, и Эд выругался, узнав генерала Тулсона. С вершины северной башни по-прежнему постреливали, и юкрейтянские бандиты начали потихоньку вылезать на поверхность.
Сколько же там этих уёбков? Я думал, около пятидесяти, но они совсем ебанутые, если пошлют всех сюда, на верную смерть.
Недолго думая, Эд выскочил из укрытия, игнорируя панические крики Мустанга, и хлопнул в ладоши. Шесть юкрейтян, стоявших в центре площадки, моментально прицелились в него, лишь на миг ошеломлённые его появлением. Эд узнал некоторых, но без колебаний прижал руки к земле. С грохотом четыре гигантских стены поднялись, поймав юкрейтян в ловушку.
Что-то серебристое мелькнуло на периферии зрения Эда, он вздрогнул и откатился в сторону, а пуля за пулей врезались в землю следом за ним. С сердцем, бьющимся в горле, он заставил себя двигаться, хотя от удара о землю болело всё тело.
Дерьмо, это было глупо. Но, по крайней мере, это помешало им добраться до Роя.
Ему кричали, ледяной пот тёк по шее и щекотал ключицы, комья грязи врезались в тело как осколки стекла. Обострившиеся чувства заставили его замереть в середине переката и больно упасть на бок, когда знакомые щелчок и хлопок разорвали воздух. Тяжело дыша, Эд потёр ноющие левую руку и грудь, глядя на вершину северной башни, которая теперь представляла пылающий в холодном сером небе факел. Эд ошеломлённо уставился на Мустанга. Генерал стоял возле земляной ловушки, которую соорудил Эд, левой рукой держась за правое плечо, а правая рука была готова щёлкнуть в любой момент, если понадобится. При виде сквозившей силой позы, огня в его глазах, Эда как молния прошила. Он поднялся на ноги и направился к Мустангу, теперь обращавшемуся к пойманным в ловушку юкрейтянам.
- Вы все взяты в плен аместрийской армией. Вы будете оставаться внутри, пока не прибудет дополнительный транспорт, так что устраивайтесь поудобнее. Это ещё не скоро.
А потом эти тёмные, яростные глаза поглядели на Эда, заставив его вздрогнуть от бушующего в них хаоса.
- Эд! О чём ты, блядь, думал? - резкий, сердитый тон вернул Эда во времена ранней юности. Он напрягся, горячий, крутящийся шар образовался в груди и начал подниматься к горлу.
Сузив глаза, он хмуро глянул на Мустанга, смутно осознавая, каким непривычным ощущается выражение на лице, и сказал:
- Слушай, Мустанг, даже не начинай. Тебя ранили, всё пошло по пизде, я сделал, что должен был. Давай не будем спорить, а двинем дальше, пока все говнюки не разбежались.
Пылая знакомым праведным гневом, Эд пронёсся мимо генерала, не обращая внимания ни на окрики, ни на ругань, с которой Мустанг собирал остальных. Жар постепенно сменялся холодом, и обернувшись через плечо, Эд увидел Ала, следующего за ним в башню.
Я знаю, что веду себя по-детски. Блядь, почему у меня такое настроение... невъебенно раздражает. Мне надо просто сосредоточиться на Джеймсе. Я должен вернуть его, помочь ему.
Мысли свернули на студентов, решимость немного укрепилась, но какая-то часть продолжала впадать в онемение. Как будто его разум швырнули в калейдоскоп, и он постоянно вращался, двигался, перемешивался, оставаясь тем же самым. Внутри у Эда всё было так перепутано и разбито, что он даже не пытался рассортировать и правильно сложить осколки. Так что в его душе осталось только одно твёрдое убеждение.
Просто продолжай двигаться вперёд.
Грязь хрустела под ногами, превращаясь в пыль, которая набивалась в нос, заставляя морщиться. Было всё так же холодно, а солнце уже начало клониться к западу. Оставалось не так мало светлого времени. Был слышен резкий голос Мустанга, отдающего приказы. Засада внесёт помехи в их планы, а Эд знал, что военным понадобится время, чтобы собраться, прежде чем двигаться дальше.
У меня нет этого времени. Возможно, и у Джеймса его нет.
Глянув на Ала, который смотрел на солдат, стаскивавших тела в одну кучу, Эд замер. Он словно увидел лицо Джеймса, омрачённое отчаяньем. Горло сдавило словно железными пальцами, мгновенная, пронизывающая паника прокатилась по венам.
Паника. Удары сапог о землю отдавались в ногах. Пальцы обхватили поцарапанные, ржавые прутья и потянули. Теперь - резкий спуск под землю, едва освещённый несколькими масляными лампами, развешанными вдоль грязного тоннеля. Чем ниже они спускались, тем плотнее становился воздух, тем сильнее душил его. Призрачное дыхание на шее, воспоминание о серо-голубых глазах, глядящих на него из темноты. Еле слышный шёпот сквозь поцелуи в шею, руки, прижимающие его к твёрдой каменной стене, мягкая улыбка, изгибающая губы, сочащиеся тёмным ядом... Обожание и насилие. Любовь и страх. Медь и золото.
Сквозь подступившие видения прошлого Эд таращился на коридор, к которому привёл тоннель, едва ли в силах вспомнить дорогу. Он пронёсся по коридору, распахивая все двери подряд, дыхание перехватывало, по лбу тёк холодный пот.
Пусто, пусто, пусто. Пустые складские помещения, окутанные воспоминаниями о трансмутации полок, вскрытии ящиков и сортировке содержимого. Образ рыжеволосого мужчины, перешучивающегося с другими юкрейтянами. Серо-голубые глаза смотрят на него, восхищение наполняет их, и улыбка смягчается.
Артабанус... где же ты?..
Пустые помещения сменялись одно за другим, взгляд Эда всё более беспорядочно метался в поисках вспышки рыжих волос или голубых глаз. Северный коридор оказался совершенно пустым, так же, как и огромный круг столовой. Восточный коридор был безжизненным, но носил очевидные следы поспешного бегства: столы перевёрнуты, инструменты рассыпаны по полу маленьких кабинетов клиники. Унылые золотые глаза оглядели разгром, и Эд отправился в западное крыло.
Пусто. Пусто. Пусто. Все разбежались...
Внезапно он застыл в дверях слишком знакомой комнаты, правая рука неуверенно замерла на деревянном косяке, пока он вглядывался в полутёмное пространство. Знакомые кандалы всё ещё были прикреплены к стене, к которой была придвинута кровать, царапины на полу и старые пятна на стенах всё ещё были заметны, хотя со дня памятной битвы прошёл почти год. Со дня резни, которую устроил Артабанус. Не хватало многих вещей с тех пор, как они перебрались в отдельный бункер, но воспоминания всё ещё жили здесь, запечатлённые на каждой поверхности. Комната была так же знакома Эду, как его старая квартира, а может, и лучше.
Куча разнородных эмоций обрушилась на Эда, и он неуверенно попятился, тяжело сглотнул и практически силой заставил себя отвернуться.
Артабанус в... Стоп, нет. Я ищу Джеймса, а не Артабануса.
Снова остановившись в столовой, он замер и постарался привести мысли в порядок, но понял, что терпит неудачу. Всё просачивалось сквозь палцы, как он ни старался ухватить связную цепочку мыслей, и чем он больше пытался, тем хуже становилось. Борьба с растерянностью всё усугублялась, он никак не мог справиться. Наконец спустя время, показавшееся минутой или двумя, он попытался вернуться во внешний мир, но обнаружил, что смотрит на южный коридор. Дурное предчувствие прибавилось ко всему, что бушевало в душе Эда, но шаг за шагом он впервые двинулся по этому коридору.
Здесь оказалось не так много дверей, но коридор казался бесконечным из-за того, что масляные лампы слабо освещали его лишь на пару шагов вперёд. Подойдя к первой двери слева, Эд взялся за ручку, дёрнул её и заглянул. После напряжённого и душераздирающего мгновения Эд понял, что здесь нет ничего, кроме пустых кроваток и ванн. Странно было видеть столько ванн в одном помещении, с полдюжины, наверно, но Эду было плевать, он двинулся дальше по коридору. Всё, что он видел, проникало в разум и тут же ускользало, заставляя его жить одним моментом. Возможно, это был единственный способ разума удержать его в рабочем состоянии.
Я ищу... я ищу что-то. Нет, кого-то. Артабануса?.. Джеймса?..
Руки у него задрожали, стоило подойти к четвёртой двери в коридоре, тошнота скрутила живот, подступила к горлу, ледяной пот сильнее заструился по лбу и вискам. Что-то определённо было не так, подумал он, заставляя дрожащие пальцы ухватиться за дверную ручку, но он не мог сказать, что именно, не мог вспомнить последнюю пару комнат.
Мир начал кружиться, Эд практически упал внутрь и тупо уставился на потрескавшийся камень стен, пытаясь дышать.
Это безумие когда-нибудь закончится? Краткая мысль испарилась за долю секунды, сменившись мрачной растерянностью, из-за которой он снова выпрямился. Вдруг он почувствовал ужасную слабость, голова закружилась, сердце тревожно забилось. Ещё раз с силой сморгнув, он снова собрался сфокусироваться и не сразу понял, что ручка повернулась.
И остановилась со знакомым щелчком. Дверь была заперта. Без раздумья Эд сложил руки и прижал к замку, представляя, как засов внутри при помощи простейших кругов отодвигается и тает, стекая по краю двери. И миг спустя дверь настежь распахнулась под его руками.
Эд резко вздохнул и оглядел расплывающуюся перед глазами комнату. Мороз продрал по позвоночнику, когда он заметил, что с другого конца комнаты кто-то удивлённо смотрит в ответ. Это явно был юкрейтянин, судя по апельсиново-рыжим волосам, блестевшим в свете ламп, как начищенная медь, и ярко-зелёным глазам. Внимание Эда на миг привлёк пронзительно-белый электрический свет, ошеломляющий высоким качеством технологии. Нигде в подземелье не было ничего подобного, и обежав взглядом остальную часть комнаты, он понял, что здесь есть и более высокотехнологичные устройства. Комната была довольно большой, стены и пол покрывала плитка, всё сияло стерильной белизной. В середине комнаты находились три металлических стола, а вдоль всех стен стояли стеклянные тубусы от пола до потолка. Большинство были пусты, но два или три были... заняты. Внезапно почувствовав резкий приступ тошноты, Эд зажал рот рукой при виде разлагающихся трупов в тубусах. Когда-то все они были молодыми женщинами, но Эду действительно пришлось присмотреться к распадающимся телам, чтобы это понять. Однако худшая вещь в комнате находилась на столе, перед которым стоял юкрейтянин. Он держал в руке скальпель, которым потрошил грудную клетку младенца, всё ещё связанного с неподвижной, безжизненной матерью. Живот женщины был безжалостно разорван, органы разлетелись по столу, а застывшие, остекленевшие ореховые глаза смотрели на Эда.
Нет... не женщина. Девочка.
Должно быть, не старше тринадцати.
Эд хотел отвернуться от этой сцены, собраться достаточно, чтобы не считать происходящее лишь вязким кошмаром. Представить, что он здесь - сила, а не держаться с трудом за косяк.
- Эдвард? - глубокий, растерянный голос вырвал его из удушья, заставив глаза снова метнуться к юкрейтянину, который медленно оторвался от своего... проекта... и медленно подошёл. - Эдвард, это ты? Ты себя плохо чувствуешь? - заговорил он на ломанном аместрийском, но Эд понял и узнал этого человека. Доктор, над которым он смеялся в медпункте... кажется, недели назад... Айзек был хорошим человеком... то есть Эд так думал.
- Что... что это?... - спросил Эд не своим голосом. Его голос никогда не был таким тихим, таким слабым, пустым и надломленным.
Большие, тёплые руки взяли его за плечи и подтолкнули к выходу из комнаты. Дверь закрылась, скрывая ужасную сцену. Айзек приподнял его подбородок. Бледно-зелёные глаза встретились с его глазами, оглядели его с ног до головы. Эд вздрогнул, когда одна из рук мужчины легла ему на лоб. Заметив, что в какой-то момент Айзек снял перчатки, Эд снова попытался собраться, он помнил, что подобный жест таил угрозу.
Айзек хороший... но нет, он же плохой? Почему он плохой? Я пришёл за... где Артабанус?
-...вард! Эдвард! - безумные крики снова заставили его посмотреть на медно-рыжего юкрейтянина, который теперь слегка его тряс. - Эдвард, ты дрожишь от лихорадки! Сильной лихорадки! Где Артабанус? Все ушли, почему ты остался? С кем ты пришёл? Эдвард, ты меня слышишь?
- Да... - Эд сглотнул и скосил глаза на Айзека. - Айзек, где Арта...
Что-то щёлкнуло, и эмоции Эда сменились без предупреждения, бросая его в новую ситуацию.
Эд уставился на Айзека, валяющегося на полу на спине. Алхимик нависал над ним, одной рукой вцепившись в белый халат, приподнимая мужчину, чтобы металлический кулак мог врезаться в челюсть снова и снова. Айзек рыдал, умолял Эда остановиться, но гневный крик Эда был ещё громче.
Треск костей был так приятен, сладкий вкус мести чувствовался на языке.
- Где Джеймс? - закричал он снова, ярость как буря сотрясала тело Эда, унося разум напрочь. - Я, блядь, задал тебе вопрос, Айзек! ГДЕ ДЖЕЙМС?!!!
Он сорвался на пронзительный визг, практически заглушивший топот тяжёлых сапог и криков утешительно знакомого голоса, достигшего его слуха. Руки вцепились ему в плечи, пытаясь оторвать его от скрюченного тела Айзека, но он кричал и вырывался, пальцами в беспамятстве сжимая глотку юкрейтянина.
- ГДЕ, БЛЯДЬ, ДЖЕЙМС? ГДЕ МОЙ УЧЕНИК? ОТВЕЧАЙ, ГДЕ ОН!!!!
- Эд, Эд! Я здесь, я Мустанг, Рой! УЙМИСЬ! ОН БЕЗ СОЗНАНИЯ! СТАЛЬНОЙ!
Сильные руки, схватившие за талию, наконец смогли оторвать его от Айзека, и он упал спиной на грудь мужчины, который его удерживал. Эд бился, вырывался, пытался вывернуться и снова накинуться на Айзека.
- Эд, хватит. Всё хорошо. Я здесь, успокойся. Эд, пожалуйста. Эд, прекрати!
Повторяющиеся слова, звучащие в ушах, потихоньку стали доходить до Эда, и он понемногу начал расслабляться, всё ещё тяжело дыша и дрожа от адреналина. Много долгих секунд подряд тело под ним просто крепко удерживало его, но уже не так сильно, чтобы оставить синяки. Мысли всё ещё оставались суматохой красок и ярких воспоминаний, сменявших друг друга. Одно из них возвращалось снова и снова: автопротез, преобразованный в нож, опускается, брызгает кровь. Джеймс изуродован. В первое время этот кошмар был ужасен, мучил его каждый момент бодрствования, и теперь он возвращался в полную силу.
- Эд... почему ты просишь прощения? Просто... просто расслабься. Я здесь.
Он трясся в руках Мустанга, медленно возвращаясь к реальности. Всё произошедшее казалось пятнами и тьмой. Последнее, что он помнил, как смотрел на Мустанга около ловушки... снаружи... Но сейчас они внутри?.. Он растерянно уставился в потолок, вдруг сообразив, что его обхватывают чьи-то руки и сам он лежит на ком-то.
- Что... Мустанг? Что за хуйня здесь творится? - Эд поёрзал, пытаясь встать, но руки вокруг него сжались крепче. - Мустанг, отпусти!
Спустя несколько секунд позора и замешательства для Эда, Мустанг с явным колебанием уступил, оставив на плече Эда тяжёлую руку, когда они сели и немного отодвинулись друг от друга. Юноша огляделся, и всё внутри сжалось от ужаса при виде того, что находилось вокруг. Затем нахлынули воспоминания, и глаза метнулись к телу, валяющемуся на полу в паре шагов. Ужас усилился. Словно отдёрнули занавеску, скрывающую, что же он натворил. Лицо Айзека представляло собой кровавое месиво, черты едва можно было разобрать, а на шее проступали чёрные синяки.
- Он... он?..
Мустанг поднялся, потом встал на колени возле тела Айзека, снял перчатку и прижал пальцы к шее. Рука поискала и остановилась.
Молчание, наполнявшее эти мгновения, становилось гуще и гуще, не давая Эду дышать, он в отчаянье смотрел на Мустанга. Нет, нет... пусть Мустанг скажет, что всё в порядке... Чтобы всё было хорошо, чтобы всё оказалось сном. Но доказательства обратного окружали его: трупы в стеклянных тубусах и избитое тело на полу.
- Он жив, - сказал в конце концов Мустанг. Сердце Эда замерло, он с облегчением опустил голову.
Дрожащие руки появились в поле его зрения, он уставился на кровь, покрывающую перчатки, и тут же сорвал ткань с тела и металла, отшвырнул в сторону и свернулся в комок. Гулкая апатия приливала и отливала, эмоции кипели под тихой поверхностью этих тёмных вод, и только перепад температур не давал снова разыграться шторму.
Я не в порядке. Со мной действительно что-то очень плохо.
Он почувствовал тепло, и одна рука опустилась ему на спину, а вторая на живую ладонь, прямо перед краем рукава военной формы. Эд не понимал, что его трясёт, пока тёплое прикосновение не уменьшило холодную дрожь. На мгновение он хотел только развернуться и потянуться к утешению Мустанга, к этим надёжным объятиям, но сдержался, не зная, как отреагируют на такое бурное проявление эмоций.
- Эд... что случилось?
Железный шар в горле не шелохнулся, как Эд ни пытался сглотнуть его, и мысли, несущиеся в голове на бешеной скорости, были слишком быстрыми и минутными, чтобы их уловить, так что он позволил рту открыться и любым словам, пришедшим на ум, быть произнесёнными.
- Я отключился. Я не помню ничего с тех пор, как ты уничтожил юкрейтян в башне. Я думаю... я думаю, что искал Джеймса. Где Джеймс? - золотые глаза впились в Мустанга.
Генерал выглядел усталым и измождённым, глаза были обведены тёмными кругами, а форма - в совершенном беспорядке. Не говоря уж об идеальной причёске, которой он стал одержим с Того Дня, теперь больше походившей на швабру. Но даже пусть он выглядел так, словно только что выбрался из преисподней, осязаемая сила исходила от его тела, окутывая Эда, которого он утешающе обнимал.
В тёмных глазах мелькнул намёк на облегчение, когда они глянули на Эда.
- Джеймс в безопасности. И ещё семеро детей. Машина, которая обходила город с восточной стороны, перехватила грузовик, на котором бандиты пытались уйти. Джеймс и дети в безопасности, и мы можем вернуться в госпиталь.
Эд уже не слушал под конец. Сильное облегчение и растущий страх боролись в нём. Он снова тяжело сглотнул, всё ещё не в силах сдвинуть шар, застрявший в горле.
- Всего восемь, включая Джеймса?
Тяжесть тихих слов Эда обрушилась на Мустанга со всей очевидностью, плечи напряглись.
- Мы ещё обыскиваем руины и подземелье, но да. Это все, кого мы пока нашли. Ты мне говорил, здесь было больше детей?
С трудом кивнув, Эд двинул подбородком, показывая, что хочет встать. Мустанг помог ему без слов, поддержав за локоть, когда юноша чуть не свалился от головокружения.
- В подземельях обычно содержали одновременно до двух дюжин детей. Это значит, что по крайней мере шестнадцать детей куда-то вывезли.
- Ты знаешь, куда они могли бы направиться? - спросил Мустанг, осторожно провожая Эда к двери и помогая выйти в коридор.
- Не очень. Арта... ну... Я знаю, что к северу отсюда есть похожее место. Не знаю, где, просто к северу отсюда. С другой стороны, они могли податься сразу к драхманской границе. У них есть, ух... - оглядев столовую, через которую они в тот момент проходили, Эд был поражён дюжиной солдат, бродящих по залу, - есть место на границе, где драхманская полиция позволяет им пройти. У юкрейтян какая-то сделка с их полицией.
- Значит, если они прорвутся к границе и уйдут в Драхму, мы потеряем шанс спасти детей, - больше для себя пробормотал Мустанг, поворачивая в северное крыло.
- Погоди, - Эд остановил его, положив руку на плечо. - Пойдём через западное крыло. Я не знаю дороги от северного входа в мой... Артабануса... отдельный бункер.
Напряжённая тишина была ему единственным ответом, но Мустанг не остановил его и пошёл следом, когда Эд направился в западное крыло. Они задержались только на минуту, чтобы Мустанг предупредил солдат. Следующие несколько минут алхимики шли молча, пока Эд не начал подниматься по каменной лестнице, ведущей на холм, который он так любил. Солнце, которое грело его по утрам, когда он сбегал от Артабануса... это было так прекрасно. Почти сакрально.
На полпути по лестнице, когда Эд начал набирать скорость, желая побыстрее выбраться из тёмного, холодного подземелья, руки Мустанга крепко обхватили его запястье, мгновенно останавливая движение. Несколько долгих мгновений Эд глядел вперёд, на пятна света, отбрасываемые масляными лампами, и ему казалось, что это рука Артабануса держит его.
- Стальной. Ты сказал, мы идём в его личный бункер? Это место, где тебя держали?
- Да, большую часть времени, - в этот момент Эд оглянулся через плечо и увидел, как лицо Мустанга искажается от тревоги, гнева и ужаса, вместе образующих ядовитую смесь.
- Ты уверен, что хочешь пойти туда? Ты не обязан, сам знаешь. Мы можем оставить это разведчикам, которые прибудут для расследования.
Раздражение вспыхнуло в груди Эда.
- Я справлюсь, Мустанг.
- Проклятье, Эд, прекрати быть таким упрямым! - этот взрыв заставил Эда подскочить, шок остудил эмоции, а Мустанг продолжал: - Очевидно, что сейчас ты не в состоянии справиться, Стальной. Ты только что пережил приступ из-за появления здесь, и тут же хочешь отправиться туда, где тебя держали предыдущий год? Нет. Нахрен. Я больше не дам тебе сделать ни шага. Я отведу тебя к машинам, и вы с Альфонсом отправитесь прямо в госпиталь, без разговоров.
Это был очевидный приказ, и какое-то время Эд просто разрывался. Одна его часть вспыхнула в ответ на командный тон и твёрдый взгляд. Но другая часть свернулась клубочком, лишая остатков воли. Так что Эд посмотрел Мустангу в глаза и кивнул, потом бросил последний взгляд на лестницу и позволил увести себя в подземелье.
Возможно, он прав... Эд пытался бороться с этой мыслью, как только она пришла ему на ум, но более зрелая его часть старалась урезонить внутреннего малолетнего засранца, конечно же, он прав. Мустанг никогда так не давил бы на меня, если бы не надо было вернуть меня к реальности. Я не в порядке... может, это из-за памяти, может, ещё из-за чего, но я точно знаю, что всё очень, очень плохо.
И я должен быть уверен, что больше никому не наврежу...
Эд невольно начал потирать руки, как будто чувствуя, что на них осталась кровь, которую надо отмыть. Почему он так набросился на Айзека? Память была совершенно пуста. Несмотря на потерю "эпизода" в целом, он помнил, как спрашивал Айзека о чём-то, а потом сразу - как первый раз знакомит его физиономию с кулаком. Провал между этими моментами и сила эмоций вызвали у Эда тошноту и страх.
Вдруг это никогда не кончится? Вдруг он проклят навеки терпеть эти самые провалы, этот всепоглощающий страх, ненависть, гнев, панику, отвращение и онемение? Эда кидало то в одну крайность, то в другую, и это ужасно выматывало. Он даже не испугался, что это может стать обыденной частью его жизни, начиная погружаться в онемение. Часть разума следила за тем, чтобы не отставать от Мустанга, другая же полностью отключилась, и он просто смотрел в спину генерала, тупо переставляя ноги.
Порыв ветра на лице и брошенная им горсть песка, царапнувшая живую руку, были едва замечены, так же, как и бешеный голос и сильные руки, обхватившие плечи. Узнав Ала, крошечная часть разума очнулась достаточно, чтобы на миг поднять глаза - и опустить их снова.
Через его голову переговаривались, но он не понимал смысла слов. Некоторые торчали из общего шума: "голоден", "обезвожен", "шок", "сон", но он не обращал особого внимания. Ему было наплевать. О чём бы там ни говорили, кто бы ни помогал ему забраться на кожаное сиденье урчащего автомобиля, чьи бы тёмные глаза ни смотрели на него, чей бы голос ни обращался прямо к нему. Даже то, что утешительное тепло слева пропало, даже когда Ал взял его за руку и тихонько заплакал. Эд ни на что не обращал внимания, ничего не чувствовал, онемение полностью охватило его.
Спустя некоторое время, плывя в успокаивающей темноте, он услышал голос, настаивающий, чтобы он проснулся, и почувствовал смещение тела, означающее, что его трясут. Когда он успел закрыть глаза? Он открыл их и слепо уставился в окно, едва различая маленькое кирпичное здание, перед которым они находились. Ал потянул его из машины за руку, и тело покорно последовало за ним.
Потом его уложили в кровать и заставили проглотить целую кружку какого-то бульона или отвара. Не то чтобы его нужно было убеждать, тело автоматически следовало приказам. Ничто из попавшего в рот не имело вкуса. Потом была вода, и наконец резкий укол в левой руке частично привёл его в себя, заставляя оглянуться и увидеть, как в него втыкают шприц. Нет, капельницу.
Ал был рядом, сжимал его ладонь, объяснял, чем его накачивают, чтобы он уснул. Эд открыл было рот, собираясь напомнить Алу, что тот разбудил его всего минуту назад, но начал погружаться в глубокий и спокойный сон.
- Кажется, я частично понял, что с ним, - услышал Эд, плавающий между явью и абсолютной пустотой, бормотание доктора, обращённое к Алу. - Военная истерия. Мы часто наблюдаем её у военных, возвращающихся с особенно жестоких войн, фактически, этот термин был придуман после Ишвара, такие симптомы были замечены у сотен военных после Восстания, и их связали между собой. Это считается психологической...
Эд цеплялся за слова, хотел не спать и дослушать продолжение разговора, но несколько секунд спустя пришлось сдаться.
Соскальзывая в бездну сна, он видел единственную мысль, сияющую во тьме как факел, прокладывая путь в пустоте, которая одна и останется завтра.
Я больше не я. Внутри меня кто-то другой, и это уже не Эдвард Элрик. Эдвард Элрик не такой слабак. Эдвард Элрик боролся бы и полностью контролировал себя, никогда бы не позволил родным и близким волноваться за себя. А я полная противоположность. Напуганный, слабый, сосредоточенный на себе. Это не... это не Эдвард Элрик.
Но тогда... кто же я?..
воскресенье, 14 июня 2020
Обморок. Занавес. (с)
Мастерпост
Глава 17 dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
читать дальше
"Тебя зовут Эдвард Элрик, ты майор армии Аместрис, более известный как Стальной алхимик. Тебе двадцать лет. Сегодня 25 сентября 1919 года. Сейчас ты находишься в госпитале Восточного города и лечишься от потери памяти и навязчивых воспоминаний. Примерно в девять тебя разбудила медсестра, в полдень у тебя встреча с генералом Роем Мустангом. Вечером тебя навестит доктор Айзек Нельсон. Если почувствуешь угрозу или беспокойство, зови своего брата, Альфонса Элрика."
Эд трясущимися руками опустил на колени листок и слепо уставился на текст, нацарапанный черными чернилами, почерк Мустанга он узнал бы где угодно. Он вспомнил, как в детстве утыкался глазами в бумаги, покрывающие стол, лишь бы избежать раздражённого или удивлённого взгляда. Некоторое время он не осознавал, что все эти документы были написаны Мустангом собственноручно, а когда понял, больше зауважал своего командира. Многие считали, что Мустанг лентяй, шовинист и страдает манией величия, но за долгие годы службы под его командованием Эду стало очевидно, что всё наоборот.
Теперь Эд мог только таращиться на записку, обводя буквы кончиками пальцев. Горло сжималось и на глаза наворачивались слёзы. Как давно он видел эти буквы, напоминающие ноты?
Больше года... боги, помогите...
Сердце мучительно сжалось в груди, Эд положил записку на тумбочку, откуда до этого взял, и оглядел помещение. Госпитальная палата была смутно знакома. Окно во внешний мир показывало расползающийся над городским пейзажем серенький рассвет, холодом очерчивающий острые рёбра домов. Это всё сильно отличалось от пустынного сероватого пейзажа, которым он время от времени любовался возле бункера. Нынешний вид был намного лучше, по крайней мере, более живым и реальным.
Караулит ли Артабанус снаружи, выжидая момента, чтобы вернуть меня?
Нечто странное скрутило живот при этой мысли, нечто между отвращением и предвкушением. Последнее заставило ещё больше разочароваться в себе.
Что за хуйня лезет в голову? Я ненавижу этого уёбка за то, что он со мной сделал... за то, что разлучил меня с Алом и студентами... и с Мустангом. Я должен убить его, как увижу, за всё, что он сделал со мной и с теми детьми.
Аместрийскими рабами...
С лица Эда схлынули краски, он застыл, глядя в окно. Судя по всему, прошла уже неделя, как он сбежал от Артабануса на рынке. Если верить листку на тумбочке. Более чем достаточно времени, чтобы юктейтяне сменили местоположение. Сказал ли он кому-то о детях? Их уже спасли? Он не помнил, ебать-колотить!
Дыры в памяти были слишком велики и, он был уверен, расползались с каждой секундой. Но сегодня, по крайней мере, он помнил всё. Прошедшие девять или более месяцев были как чистый лист, но всё остальное было на месте. Эд был достаточно умён, чтобы понимать: не обязательно предыдущие дни были таким же.
Этого-то я и боялся... вашу мать...
И неожиданно он вспомнил предыдущий день. Вчерашний. Артабанус был здесь. Он как-то просочился в госпиталь, в палату Эда, Эд был уверен. Это ни в коем случае не были сон или галлюцинация, всепоглощающая паника и то, как он метался в эти ужасные минуты, были слишком реально.
Он чуть не убил Мустанга.
Тяжёлый, жёсткий железный шар сформировался в горле у Эда, когда осознание затопило его. Но, в конце концов, с Мустангом было всё в порядке, раз он написал записку, лежащую на тумбочке. Со слезами страха и гнева Эд выпутался из тонких госпитальных одеял, доковылял до двери, подёргал ручку и обнаружил, что заперт. Нахмурившись, он поднял кулак и постучал по глянцевому дереву.
- Эй! Выпустите меня! Мне надо поговорить с Мустангом! Эй, кто-нибудь!
Прошло несколько секунд, и Эд сделал шаг назад, полностью готовый трансмутировать дверь в щепки, если понадобится. Но раздался щелчок и дверь распахнулась.
За ней стоял обеспокоенный Ал. Эд немедленно схватил его за руки.
- Ал, слава богам, с тобой всё хорошо... Мне надо спросить у тебя кое-что!
- Братик, сначала вернись в кровать, тебе нельзя переутомляться, - с тревогой сказал Ал, вталкивая Эда обратно в палату.
Но Эд остался на месте, придержав Ала стальной рукой.
- Ал, послушай меня. Это очень важно. Мустанг нашёл Джеймса? Они нашли подземелья Хеллтема?
Младший Элрик замер, и у Эда сердце упало ещё ниже при виде явного замешательства и удивления в глазах брата.
Значит, он никому не сказал.
Блядь! Уже прошла ёбаная неделя! Юкрейтяне наверняка давно сбежали. Я не могу позволить им сбежать.
- Мне нужен Мустанг, - сказал Эд, резко отпуская Ала и шагая в двери, едва прислушиваясь к протестам и вопросам Ала.
- Эд, ты ещё нездоров! Побудь в кровати, я приведу генерала!
- Где он?
- Прямо сейчас он, наверное, спит... Он остался в Западном штабе... Уинри тоже там.
- Тогда идём, Ал, - бросил Эд через плечо, не замедляя шага, но Ал догнал его и схватил за плечи.
Наконец Эд позволил себе остановиться и раздражённо глянул на брата снизу вверх. Ал просто растерянно улыбнулся и приподнял бровь.
- Так и пойдёшь в пижаме? Не хочешь сперва переодеться?
Десять минут спустя Эд выходил из госпитальной ванной, дёргая рукав кителя и пытаясь натянуть жёсткую ткань, чтобы она прикрывала запястье. На золотистой коже появились уродливые отметины - серебристо-белые неровные шрамы обвивали запястье. Он мало что мог сделать с такой же меткой на шее, пусть более тонкой и незаметной, но так хотелось спрятать всё это. Все эти следы... свидетельства позора. Слабости.
Унижения, мрачно продолжил мысль Эд, возвращаясь к тому немногому, что помнил из произошедшего. Не говоря уж о позорном отпечатке зубов на шее после недавнего нападения Артабануса. Этот стыд, это унижение наполняли сердце тошнотворным, тёмным туманом каждый раз при виде этих шрамов.
Почему я не был достаточно сильным? Ёбаный слабак... Как я смогу посмотреть в лицо Мустангу после всего произошедшего?
Стоя под дверью ванной и слепо глядя на Альфонса, восторженно болтавшего об Уинри, Эд внезапно почувствовал, как внутри что-то разбилось. С тех пор, как проснулся, и до этой минуты он чувствовал себя... нормальным. Будто снова самим собой. Но сейчас, сейчас что-то совершенно изменилось в нём, и хотя он знал об изменениях, был не в состоянии предотвратить их.
- Я... Ал, возможно, лучше тебе пойти поговорить с ним, - голос звучал тихо, робко, и это сразу привлекло внимание Ала.
- ...Эд? С тобой всё хорошо?
Нет.
Видения закружились перед внутренним взором, заставляя уходить всё глубже и глубже в себя, меж тем как тело застыло.
Кровь, покрывающая автоброню, заставляет всё его существо замереть, глядя на изуродованное тело Джеймса. Молчаливые, сломленные лица множества детей, мимо которых он должен без всякого сочувствия пройти, не говоря ни слова, не в состоянии даже утешить или пообещать, что всё будет хорошо. Его тело разрывают, ласковый голос бормочет на ухо, кровать скрипит и стонет, а горло гудит от криков и проклятий, которые не могут вырваться. Раскалённая добела ярость, боль, как молния, страх, как захлопнувшаяся тьма гроба, шок как всепоглощающая аура, окружающая его как бы собственным миром, обволакивали его словно уютным одеялом, отгораживая от бушующих эмоций.
Стекло треснуло.
Ничего уже не будет хорошо.
В чём смысл?
Эд не замечал, что сидит на полу, прислонившись к стене и обхватив колени, огромные, невидящие глаза таращатся вперёд, пока руки Ала на плечах и лицо, приблизившееся к его собственному, не вернули его медленно назад.
Губы брата двигались, но Эд не слышал голоса. Почему-то это утешало. С лёгкой иронией он вспомнил все те годы, когда мог только слышать голос Ала, не видя его тела. Теперь всё было наоборот, и почему-то это болезненно забавляло.
- Это неправда... это неправда... - бездумно бормотал под нос Эд, не замечая собственных слов, разум погружался в воспоминания последнего года.
Может, всё это сон. Или проверка. Может, Артабанус наловчился при помощи своей алхимии создавать фальшивый мир и заставил меня жить в нём. Этот может. Он заботится обо мне, и если думает, что я несчастлив, возможно, отправил меня в это место, чтобы я думал, что я с Алом.
Но даже когда Эд так думал, другая его часть возражала.
Нет, если бы это было так, Артабанус не запихнул бы меня в госпиталь. Он знает, как я ненавижу госпиталя. И сам бы он не оказался в этом сконструированном мире.
- ...Эд! Эд! Братик!
Лицо Ала нависало над ним, и наконец Эд протянул живую руку к руке Ала.
- Хорошо... всё хорошо... Мне нужен Мустанг... Юкрейтяне... мы должны забрать Джеймса...
Ал осторожно помог Эду подняться и держал брата за руку, пока они шли к стойке администратора. Небольшая группа мужчин в такой же, как у Эда, форме, ожидала рядом. Ал улыбнулся им, Эд продолжал смотреть в пространство.
- Нам надо в Западный штаб. У вас здесь есть машина?
Лейтенант, который, как помнил Ал, нашёл Эда в Альбупове, молча кивнул, изучая застывшее лицо Эда. Трое солдат проводили братьев наружу, двое других остались охранять госпиталь. После проникновения Артабануса никто не хотел рисковать.
Ал помог Эду забраться на заднее сиденье военной машины, у него было тревожно на душе, когда пустые золотые глаза Эда скользили по нему, не узнавая. Как будто Эд провалился в кому наяву. В нерешительности юноша остановился между машиной и лестницей.
Что, если это приступ, о возможности которых предупреждал доктор?.. Эду точно не стоит покидать госпиталь...
Ал закусил губу, но наконец, покачав головой, скользнул на сиденье рядом с братом. Эд хотел поговорить с Мустангом о чём-то очевидно важном, и любопытство Ала достигло пика. Кажется, сегодня Эд помнил всё. Несмотря на тревогу за брата, Ал понимал, что любую информацию о похищении надо передавать непосредственно генералу, и как можно скорее.
Эд что-то тихо бормотал под нос, и Ал инстинктивно потянулся, чтобы стиснуть его живую руку в своей.
Это неправильно, думал он, сжимая пальцы брата, и глаза жгло, это всё неправильно. Эд не должен был пострадать так. Он сильный, да ещё и упрям как осёл. Мой братик. Это неправильно, Эд.
- Мне так жаль, - прошептал Ал, голос практически потонул в рёве заводимого мотора. - Братик, это я виноват. Надо было остаться здесь.
- Ал... как там в Сине и Аэруго? Ты взял с собой записи?
Похожий на эхо, далёкий голос Эда стал последней каплей. Проклятое давление в груди усилилось настолько, что всхлип вырвался помимо воли, и после этого Ал уже не мог сдерживаться. Слёзы текли по щекам, он прикрыл лицо рукой, другой продолжая сжимать руку Эда.
- Со мной всё будет хорошо, Ал, - голос Эда в этот раз прозвучал твёрже, старший Элрик сжал руку младшего, пытаясь успокоить. - Обещаю.
- Нет, Эд, что-то не так! И я не знаю, как тебе помочь! - практически прокричал Ал сквозь рыдания, и устыдился, что так расклеился на глазах у лейтенанта, ведущего машину.
Эд замолчал. Ал убрал руку от лица, чтобы посмотреть на брата. Сдерживая очередной поток слёз, он выдал дрожащую улыбку в ответ на слабую ухмылку Эда. Ал знал Эда как облупленного, его было не обмануть, изображая фальшивую уверенность.
- Хватит беспокоиться обо мне. Это моя забота, беспокоиться о тебе, а не наоборот.
Ал усмехнулся в ответ на эти слова, успокаиваясь, хотя речи Эда были слабыми и принуждёнными. Просто он казался почти таким, как раньше. И даже если немного не дотягивал, это уже был прогресс.
Остаток дороги до Западного штаба прошёл в молчании, братья повисли друг на друге, словно никогда больше не увидятся, стоит на миг отпустить другого. Лейтенант подъехал к общежитию и провёл их через тихие коридоры. Рассвет уже наступил, но для большинства офицеров было ещё рано вставать, хотя голоса сержантов из учебки уже разносились по плацу. Спустя минуту пути в глубину общежития, лейтенант остановился у одной из дверей и быстро, громко постучал по дереву, а потом отступил на почтительное расстояние.
Ал, всё ещё держа правой рукой левую руку Эда, подошёл к лейтенанту и не смог сдержать лёгкой улыбки, когда из комнаты послышалось ворчливое бормотание. Ал провёл не так много ночей в доме генерала, прежде чем понять, что тот отнюдь не жаворонок. Пребывание в одном из тесных военных общежитий наверняка не радовало Мустанга.
Пока они ждали, когда же мужчина достаточно проснётся, чтобы встать, Ал глянул вправо. Мустанг позаботился, чтобы комнаты Ала и Уинри были рядом с его, на случай, если им что-то понадобится, когда все трое не будут в госпитале, так что он знал, что комната Уинри справа, так же как его собственная - слева. Он так хотел подойти, постучать и рассказать ей, что происходит, но боялся нарушить её сон.
У них обоих в последнюю неделю были проблемы со сном.
Он принял решение, и в этот момент дверь распахнулась. Милая, несмотря на растрёпанные волосы и мешковатую пижаму, девушка-механик смотрела на них усталыми, опухшими глазами.
- Ал? - пробормотала она, потом голубые глаза устремились к Эду. Сначала в её глазах не было ни проблеска узнавания, парой моментов позже рот приоткрылся и глаза распахнулись. - ЭД!
В два больших шага девушка подскочила к ним и обхватила Эда, судя по всему, выдёргивая его оттуда, куда снова уплыл его разум. Он испуганно вскрикнул, и все трое еле удержались на ногах, когда Эда повело от силы объятий.
Тепло нахлынуло на Ала при виде удивления на лице Эда, который смотрел на выгоревшие на солнце волосы девушки, крепко стиснувшей его грудь.
- Уинри?
Наконец улыбка начала расти на лице Эда, и он отпустил руку Ала, чтобы обнять подругу.
- Я так рада, что ты вылез из кровати, хорошо, что ты поправляешься, как ты смел бросить нас так надолго, и я знаю, что твоя автоброня испортилась, так что починим её побыстрее, но не раньше, чем ты достаточно придёшь в себя, и как ты себя чувствуешь, Эд?
Оба Элрика заморгали в ответ на пулемётную очередь из слов, выданную в грудь Эду, повисло молчание, пока слова доходили до них.
Они легко рассмеялись, и Эд ответил:
- Со мной всё хорошо, Уинри. Хотя ремонт определённо нужен. Может, сегодня, чуть попозже. Я уверен, ты все свои железяки притащила с собой.
Ещё одна волна облегчения и счастья затопила Ала при виде прояснившихся глаз Эда. Эти потери внимания начали действительно пугать младшего Элрика, и он мог только гадать, куда во время них проваливается Эд. Выражения, сменявшиеся на его лице, бывали очень настораживающими.
Что они делали с тобой всё это время, братик?
Стряхнув мрачные мысли, Ал как раз вовремя повернулся к двери Мустанга, которая наконец распахнулась, предъявляя помятого генерала, натягивающего китель. Остальные предметы формы уже были на месте.
- Какого хрена меня подняли в такую рань... Эд, - скрипучий голос Мустанга сошёл на нет, когда он заметил упомянутого юношу.
Чувства, написанные на лице генерала, были понятны Алу, и он улыбнулся с пониманием и печалью. Иногда Ал гадал, понимает ли Эд, как сильно заботит Роя. Резко повисла тишина. Эд и Рой смотрели друг на друга, лицо Эда было ясным, как никогда, золотые глаза светились чем-то болезненно знакомым и напряжённым.
Уинри молча отступила в сторону Ала, смущённо глядя на него. Покачав головой с лёгкой улыбкой, Ал без слов показал, что всё объяснит ей позже. Уинри не часто видела, как Рой и Эд общаются, так что этот тихий, напряжённый момент, несомненно, её озадачил. Лейтенант как всегда был безразличен.
Однако то, что Рой шагнул вперёд и обнял Эда, поразило всех.
- Ах ты засранец, заставил меня поволноваться, - с любовью выдал генерал и отстранился на расстояние вытянутой руки, чтобы разглядеть Эда как следует. Тёмные глаза, похожие на угли, оглядели юношу с ног до головы, и Ал не упустил ни малейшего движения, которым Эд ответил на пристальное внимание.
Кажется, Эд не в той степени пришёл в себя, чтобы ответить привычной колкостью, поэтому повисла ещё одна пауза, прежде чем старший Элрик встряхнул Мустанга за руки, заставляя вздрогнуть.
- Подземелье. Меня держали в подземелье под Хеллтемом, это руины к югу отсюда. Ты знаешь, где это?
Рой молча кивнул, лицо его потемнело.
- Там живёт целая банда юкрейтян. У них там перевалочная база по торговле людьми. Нам надо туда как можно скорее, Мустанг. Там куча детей, которых они хотят продать.
Холод пронзил Ала от такого признания, он резко втянул воздух. Конечно, он слышал о торговле людьми и наркотиками на таинственном чёрном рынке, но чтобы Эду удалось увидеть это своими глазами...
Рой тут же глянул на стоящего рядом лейтенанта.
- Будите генерала Тулсона немедленно. Информируйте его о происходящем. Нам нужен отряд хотя бы человек в тридцать. Захватите лейтенанта Хавока на обратном пути.
Коротко отсалютовав, лейтенант поспешил прочь бегом, поняв, насколько всё срочно, по голосу генерала.
Рой снова повернулся к Эду.
- Я бы хотел, чтобы ты вернулся в госпиталь и отдохнул. Мы справимся дальше сами.
Ко всеобщей радости, Эд, как в прежние времена, тут же принялся горячо спорить, его золотые глаза ярко вспыхнули.
- Ни в коем случае, Мустанг. Я иду с вами. Я знаю все входы в подземелье, а у вас уйдут часы на поиски даже одного. Они отнюдь не на виду.
- Там слишком опасно для тебя, - тёмные глаза сузились, так что Эд подался к Алу, заставляя того распрямиться. - Альфонс, отвези его в госпиталь и никуда не выпускай.
От этих слов Уинри тихо фыркнула, но с невинной улыбкой встретила взгляд обернувшегося к ней Мустанга. Ал понимал, что все ризенбуржцы мыслят одинаково.
Ох, генерал. Думал, за это время вы нас узнали лучше.
Чуть улыбнувшись, Ал пожал плечами.
- Если Эд хочет идти с вами, я не смогу его удержать. При всём уважении, сэр.
Возможно, пару лет назад Ал попытался бы удержать Эда, особенно в подобных обстоятельствах, но сейчас всё было слишком важно. Эд непременно нашёл бы способ сбежать из госпиталя, присматривает за ним Ал или нет.
Или, что более вероятно, Эд в конце концов убедил бы Ала отправиться в Хеллтем вместе.
- Я тоже иду с вами, - решительно заявил Ал, бросив на старшего брата строгий взгляд, стоило тому открыть рот для возражений. - И я прослежу, чтобы с Эдом всё было в порядке, генерал.
Внимательно поглядев на братьев, Мустанг кивнул с лёгким раздражением.
- Ну, я думаю, не очень хорошо оставлять вас в стороне. Только держитесь ближе ко мне и не расставайтесь, что бы ни произошло. Поняли?
Оба покорно кивнули.
Всплеск прошёл, плечи Эда вдруг поникли, голос прозвучал так тихо и надломленно, что все помрачнели:
- Наверняка подземелья уже пусты...
Ал проследил, как генерал сунул руку в карман брюк и вытащил пару белых перчаток с красными кругами.
- Тогда мы выследим ублюдков. Им это не сойдёт с рук.
Тёмная, мощная сила в его голосе зажгла в сердце Ала уверенность, он задохнулся от благодарности генералу. Надежда, замерцавшая в глазах Эда, вызвала у Ала желание обнять Мустанга.
Я знал, что вы не откажетесь от нас.
Все смотрели друг на друга, горя новой целью, Уинри с надеждой улыбалась трём мужчинам, глаза которых сверкали жаждой возмездия.
Ал обернулся через плечо на громкий топот сапог и увидел Амселя, Хавока и генерала Тулсона, спешащих к ним.
Эд высказал общую мысль:
- Погнали!
Как ни хотелось им в дело насколько можно быстрее, ещё час они провозились в Западном штабе: набирали достаточно людей, проверяли оружие, готовили машины к двухчасовому пути до Хеллтема, уведомляли Центральный штаб. Голоса протеста, ободрения и осторожности звучали со всех сторон, всё смешалось в кучу озабоченного энтузиазма.
К тому времени, как Рой ухватил Эда за локоть и помог ему забраться в один из множества бронированных автомобилей, выстроившихся перед штабом, несмотря на слабые протесты Эда, генерал уже был измотан разговорами. Эмоции жгли его нервы как огненные муравьи, к раздражению прибавились тревожные предчувствия. Столько вещей одновременно требовали его внимания, что он постоянно пребывал в состоянии перенапряжённой бдительности, выматывающей хуже боя.
- Сэр, фюрер требует, чтобы вы связались с ним как можно скорее, - прозвучал голос Хоукай сквозь помехи связи.
"Генерал Мустанг, я категорически протестую против того, чтобы Эдвард Элрик покидал госпиталь! Его разум и тело всё ещё в опасности! Вы должны вернуть его НЕМЕДЛЕННО," - записка от доктора попахивала безумием.
- Правда, что вы нашли Эда? - спрашивали многие, с кем Мустанг созванивался в последние дни. Грейсия, принц Линг Яо, студенты Эда... его коллеги... Каждый день они звонили в таком количестве, что пришлось переключить на них Хоукай.
- Я получил ваше сообщение. Выезжаю следующим поездом. Буду в Централе к концу недели, - слова доктора Марко едва можно было разобрать из-за шума пациентов и их родственников на заднем фоне. Даже после тяжёлых усилий по восстановлению Ишвара его население страдало от многочисленных болезней.
- Почти никаких следов этого типа, Артабануса, - генерал Тулсон скривился.
- Юкрейт? Знакомое название. Страна? Хорошо, я поищу, сэр... - шелест бумаг раздался ещё до того, как Ческа положила трубку.
Рой вздохнул, помассировал голову, потёр ухо, на котором, как он думал, появится красный отпечаток от телефона. О стольких ресурсах надо позаботиться, за столькими вещами сразу надо уследить... Голова пульсировала, напоминая о не проходящей со вчерашнего дня мигрени. Образ того рыжего в аместрийской форме в сотый раз вставал перед глазами, кулаки болезненно сжимались, красные и чёрные волны поднимались в нём. Такая горячая ярость вскипала в нём каждый раз, как он переживал заново те несколько минут, что он сам себе дивился. Ощущение ледяных пальцев, впивающихся в горло, всё ещё горело на коже, посылая озноб по позвоночнику и вызывая нарастающий гнев. Смущение и унижение, когда он очнулся в госпитальной палате, а заплаканные Альфонс и Уинри глядели на него, было гораздо хуже жгучей, жалящей боли, от которой взрывались лёгкие, когда он терял сознание от недостатка кислорода.
Одна мысль о том, что этот человек держал Эда в плену больше года...
Рой тяжело сглотнул и взглянул налево, где сидел Эд. Юноша был гораздо бледнее, чем когда Рой в последний раз до похищения видел его, но явно набрал вес. Он уже не был худым, как тростинка, линия подбородка смягчилась впервые с тех пор, как он потерял детскую пухлость. Мустанг не понимал, хороший или плохой это знак. Бледная кожа, набор веса и тёмные следы на скулах не были теми последствиями плена, которые беспокоили Роя больше всего. Самым страшным был пустой, невнимательный взгляд прежде острых золотых глаз.
Это происходило гораздо реже, чем неделю назад, когда Эда только нашли, но Рой всё ещё чувствовал поднимающиеся тьму и ярость каждый раз, как эти умные золотые глаза тускнели, а этот блестящий разум погружался в нечто тёмное и тяжёлое.
Рой хотел заставить того человека заплатить.
Он не знал, как помочь Эду, понимал, что не может, и разочарование становилось всё глубже и глубже, пока он не стал желать до дрожи, до смерти отомстить тому, кто так надолго отобрал Эда у них всех.
Но даже с этим багрянцем в разуме и душе он чувствовал себя... живым... снова.
Просто видеть Эда было как удар в грудь, он поймал себя на том, что дыхание замирает каждый раз при виде юного алхимика. Эта слабая, неловкая улыбка, бывшая лишь тенью былой славы, была для Мустанга чем-то потусторонним, он чувствовал себя как человек, впервые за десятилетия видящий солнечный свет. Вспышки в глазах Эда и тембр его голоса... Как будто у Роя весь прошлый год отсутствовала важная часть его самого, и наконец он её нашёл.
Он действительно чувствовал себя так, словно ему вернули душу.
Вздрогнув, когда перед лицом помахали рукой, Рой вернулся в реальность, понимая, что слепо таращился на Эда бог знает сколько времени. Он кашлянул и поёрзал на сиденье, глянул в своё окно, игнорируя смешки Элриков.
Альфонс, сидевший по другую руку от Эда, с довольной улыбкой поглядел на обоих. Не то, чтобы Рой винил его за эту радость. Хоть они и ехали в такое место, которое для Эдварда будет пыткой, - придётся пережить заново всё происшедшее здесь - в конце концов, они были снова все вместе. И Рой будет проклят, если позволит хоть чему-то изменить это.
Помни, мысленно заметил он себе, даже если ты увидишь кого-нибудь из ублюдков, державших Эда в плену, ты должен оставаться рядом с ребятами постоянно.
Он не стал бы патетично оправдываться, что Артабанус тоже человек, если бы пришлось отбивать обоих братьев. Хоть чувства и отношения Артабануса с Эдом пока были не ясны, но одержимость в этих синих глазах была очевидна Рою. Да и укус, который он оставил на шее Эда...
Генерал снова глянул на Эда, на огромный, уродливый синяк, не слишком скрытый за воротником синей формы, и почувствовал новый прилив гнева.
Это больше, чем одержимость. Похоже, что он хотел пометить Эда. Извращенец ебаный. Что же он сделал с Эдом?.. У него был целый год...
Внезапно золотые глаза встретились с его глазами, и было удивительно, как ужесточилось выражение лица Эда в ответ на его новый взгляд. У Роя возникло резкое желание спросить Эда, что же с ним сделали, каждую мелочь, что он мог вспомнить про свой плен. Но стоило ему открыть рот, горло воспротивилось и сжалось.
Это не поможет ситуации прямо сейчас. А то и сделает вещи хуже. Эд может всё отрицать или отказываться говорить, а если он и расскажет, какого хуя я буду с этим дальше делать? Я не представляю, как ему помочь, и эту проблему можно решить ПОСЛЕ того, как мы разберёмся с теми, кто держал Эда в плену.
Лучше просто подождать...
Как только он закрыл рот и отвернулся, мрачно глядя на пробегающий мимо пейзаж, челюсть стала сжиматься всё сильнее.
Ещё час... или полтора...
Стиснув зубы и сцепив руки, Рой попытался сосредоточиться на предстоящих событиях, чтобы не оказаться в ловушке тревог прошлого.
Что-то подсказывало ему, что Эд переживает ту же самую борьбу.
- Рой... Со мной всё будет хорошо, - тихий, искренний голос Эда был как кинжал в сердце.
Нет, не будет. И я нихуя не могу с этим сделать. Единственное, что я могу, это убить ублюдка, который мучил тебя.
Прости меня, Эд. Я такой бесполезный...
Лицо Роя стало жёстче, и он уткнулся взглядом в горизонт, стараясь не смотреть на Эда, даже когда тот измученно, расстроенно вздохнул.
Нет. Если я посмотрю на него, снова начну думать о том, что случилось. Мне надо собраться.
Прошёл час, и что бы ни делал Рой, его разум снова возвращался к Эду, к загадке, что же произошло с ним, и что до сих пор с ним не так. За это время у него было два приступа, а память просто... то появлялась, то пропадала. Лучшей из гипотез доктора было, что стресс сломал его. Или что-то столь ужасное случилось девять месяцев назад, что он забыл всё с тех пор. Произошла странная, похожая на потерю памяти диссоциаця с событиями. Это вроде объясняло, почему Эд медленно поправляется: его разум исцелял сам себя, осознав, что травма прошла.
Но кто может обещать, что двадцать лет спустя Эд не проснётся, забыв всю свою жизнь?
Внутри у Роя всё похолодело, ему стало дурно при одной мысли. Но он всё ещё гадал, что же такого ужасного могло произойти, что привело к потере памяти и столь серьёзной травме.
Глупо было считать, подумал Рой, что как только они вернут Эда, всё станет прекрасно.
Для него самого, по крайней мере, так и было, хотя бы отчасти.
Во всяком случае, теперь они не мучились неизвестностью, Эд хотя бы был жив-здоров. Ну, не совсем здоров, но всё же.
Нам предстоит ещё долгий путь, чтобы вернуть его полностью.
Эд и Ал начали шёпотом переговариваться, и Рой вежливо старался не прислушиваться, насколько это возможно. Ему показалось, что он расслышал что-то о странных кругах и эмпатах, но слишком сильно не задумался об этом. Громкое, мягкое рычание мотора также достаточно заглушало их слова.
Так Рой оставался наедине со своими мыслями до конца поездки, иногда поглядывая вперёд, на Хавока, ведшего бронированный автомобиль. Лейтенант казался отчаянно разъярённым и противился тому, чтобы Эд и Ал ехали с ними, даже не побоялся выразить своё мнение, что порадовало Роя, но замолчал после краткого, твёрдого приказа генерала. Хавоку Рой приказал то же, что и себе: они не должны упускать братьев Элриков из виду.
- Мы почти приехали, генерал. Вижу верхушки руин, - сказал Хавок с переднего сиденья, бросив на Роя предупреждающий взгляд.
При этих словах Эд немедленно замолк, и Рой почувствовал, как рядом напряглось его тело.
Если повезёт, они уже разбежались и не придётся сегодня иметь дело с бандитами. Генерал Тулсон будет охотиться за ними, а мы с Эдом сможем вернуться в Централ.
Эти надежды развеялись, когда издалека стал виден свет, жёлтые вспышки, слишком быстрые, только успевай заметить.
- Ну, генерал, кажется, кто-то дома. Дали пару предупредительных выстрелов, хватило наглости. Будем выкуривать их или сразу подорвём всё гнездо?
Рой нагнулся между передними сиденьями, чувствуя, что Эд почему-то положил ладонь ему на руку. Прищурив глаза, он внимательно осмотрел руины. Они были ещё в паре миль, но дистанция сокращалась, Хавок всё сильнее и сильнее жал на педаль газа. Машины позади них тоже бешено взревели моторами, чтобы не отставать.
Один выстрел осветил серо-красный пейзаж, потом другой, с новой точки, когда до развалин оставалась пара сотен футов. Больше вспышек не последовало. Быстро соображают, подумал Рой.
- Видел, откуда они стреляют? Подъедь как можно ближе к их позициям, желательно, между стрелками.
Генерал вернулся на заднее сиденье и надавил на окно, чтобы открыть его. Стекло повернулось с пронзительным визгом, и он собрал волю в кулак, прежде чем высунуться. Он едва замечал крики Эда и Ала, но почувствовал, как ребята вцепились в его ноги, и теперь уже высунулся далеко как мог. Он оглядел растянувшуюся позади вереницу машин, сражающихся с ледяным ветром.
Поспешно сделав несколько жестов, Рой указал налево, затем направо.
Машины тут же рассредоточились, без колебаний съезжая с дороги, быстро дистанцируясь друг от друга. Три автомобиля остались рядом, не отставая.
Теперь если они решат бежать, у них обязательно кто-то будет на хвосте.
Рой забрался обратно, несколько долгих секунд его била жестокая дрожь, но он слегка рассмеялся при виде двух пар золотых глаз, вытаращившихся на него.
- Да ты ебанулся, идиотина! - Эд хмуро глянул на улыбающегося Мустанга.
- Ещё не совсем, Стальной.
- Генерал, - испуганный голос Хавока привлёк его внимание к тому, что ждало впереди. Светловолосый лейтенант указал на горизонт, изломанный руинами, и...
Глаза Мустанга заскользили по далёким фигурам.
- На данный момент около двадцати человек, и думаю, подтянутся ещё, - совершенно обескураженно сказал Хавок, но Рой только щурился на силуэты, становившиеся больше с каждой секундой, на их странные тени, отброшенные утренним солнцем, наклонившись вперёд между сиденьями.
- В чём проблема, лейтенант?
- Слишком много народу для наших четырёх машин. Они ещё и вооружены к тому же.
Мустанг глянул на подчинённого и сел, не глядя на вспышки золота слева от себя.
- Скажите, когда мы будем в полумиле, лейтенант.
Спустя секунду Хавок понял, и плечи его напряглись.
Тёплая рука накрыла руку генерала, эти тёплые пальцы заставили искры тепла вспыхнуть под его кожей. Рой прикрыл глаза и опустил подбородок вниз.
Рука Эда казалась жгучей и тяжёлой. Хавок начал обратный отсчёт.
- Две мили.
Ощущение кожи Эда на моей коже после столь долгого отсутствия просто невероятно...
- Полторы мили.
Хочу, чтобы не было ни дня, когда я не мог бы увидеть или коснуться Эда. Я не могу жить без него, без того, чтобы знать, что с ним всё хорошо, только не снова...
- Одна миля.
Машина начала притормаживать.
- Рой, - голос Эда был тихим, но так переполнен эмоциями, что генерал почувствовал, как сердце сжимается в ответ. - Пожалуйста, не делай этого.
Я должен.
Эти монстры торгуют детьми, как дешёвым барахлом.
Он вспомнил Элисию, её выцветшая фотография до сих пор была под крышкой часов Роя, хоть на них уже и не было гордого аместрийского зверя.
- Разве она не чудо?
Пламя, вспыхнувшее в душе, отразилось в глазах, пылающих, как горящие угли, когда Рой распахнул их.
Все они монстры. Преступники самого жестокого и отвратительного сорта.
Рука в перчатке толкнула дверь, и он вышел наружу, ощущая убранную руку Эда как потерю части себя.
Шаги вперёд, казалось, длились целую вечность, но наконец он оказался перед капотом машины, лицо его было совершенно лишено эмоций, когда он повернулся к группе из примерно тридцати человек, собравшихся неподалёку. Он не мог разобрать черты и выражения лиц, но дула винтовок - всё, что ему достаточно было увидеть.
Мустанг стоял, подняв руку, замер и ждал.
Ему не пришлось ждать долго. Минуту спустя воздух наполнился ружейным огнём и вспышками.
Крики едва успели раздаться, как пламя охватило всех подошедших.
Мустанг развернулся спиной к зажжённому им огню и крикам агонии, и встретился с пустыми золотыми глазами не больше чем в футе от своего лица.
Он положил руки на плечи Эда, развернул его и сделал пару шагов к машине.
Тело под руками слегка вздрогнуло, и Рой застыл.
- Что, если... что, если...
- Эд...
- Джеймс... я должен найти Джеймса...
Горе сжало грудь Мустанга, он утешающе сжал плечи Эда и повёл его обратно к Хавоку и Алу, которые ждали у машины с мрачным видом.
- Мы найдём его, Эд.
Только не плачь, пожалуйста.
Глава 17 dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
читать дальше
"Тебя зовут Эдвард Элрик, ты майор армии Аместрис, более известный как Стальной алхимик. Тебе двадцать лет. Сегодня 25 сентября 1919 года. Сейчас ты находишься в госпитале Восточного города и лечишься от потери памяти и навязчивых воспоминаний. Примерно в девять тебя разбудила медсестра, в полдень у тебя встреча с генералом Роем Мустангом. Вечером тебя навестит доктор Айзек Нельсон. Если почувствуешь угрозу или беспокойство, зови своего брата, Альфонса Элрика."
Эд трясущимися руками опустил на колени листок и слепо уставился на текст, нацарапанный черными чернилами, почерк Мустанга он узнал бы где угодно. Он вспомнил, как в детстве утыкался глазами в бумаги, покрывающие стол, лишь бы избежать раздражённого или удивлённого взгляда. Некоторое время он не осознавал, что все эти документы были написаны Мустангом собственноручно, а когда понял, больше зауважал своего командира. Многие считали, что Мустанг лентяй, шовинист и страдает манией величия, но за долгие годы службы под его командованием Эду стало очевидно, что всё наоборот.
Теперь Эд мог только таращиться на записку, обводя буквы кончиками пальцев. Горло сжималось и на глаза наворачивались слёзы. Как давно он видел эти буквы, напоминающие ноты?
Больше года... боги, помогите...
Сердце мучительно сжалось в груди, Эд положил записку на тумбочку, откуда до этого взял, и оглядел помещение. Госпитальная палата была смутно знакома. Окно во внешний мир показывало расползающийся над городским пейзажем серенький рассвет, холодом очерчивающий острые рёбра домов. Это всё сильно отличалось от пустынного сероватого пейзажа, которым он время от времени любовался возле бункера. Нынешний вид был намного лучше, по крайней мере, более живым и реальным.
Караулит ли Артабанус снаружи, выжидая момента, чтобы вернуть меня?
Нечто странное скрутило живот при этой мысли, нечто между отвращением и предвкушением. Последнее заставило ещё больше разочароваться в себе.
Что за хуйня лезет в голову? Я ненавижу этого уёбка за то, что он со мной сделал... за то, что разлучил меня с Алом и студентами... и с Мустангом. Я должен убить его, как увижу, за всё, что он сделал со мной и с теми детьми.
Аместрийскими рабами...
С лица Эда схлынули краски, он застыл, глядя в окно. Судя по всему, прошла уже неделя, как он сбежал от Артабануса на рынке. Если верить листку на тумбочке. Более чем достаточно времени, чтобы юктейтяне сменили местоположение. Сказал ли он кому-то о детях? Их уже спасли? Он не помнил, ебать-колотить!
Дыры в памяти были слишком велики и, он был уверен, расползались с каждой секундой. Но сегодня, по крайней мере, он помнил всё. Прошедшие девять или более месяцев были как чистый лист, но всё остальное было на месте. Эд был достаточно умён, чтобы понимать: не обязательно предыдущие дни были таким же.
Этого-то я и боялся... вашу мать...
И неожиданно он вспомнил предыдущий день. Вчерашний. Артабанус был здесь. Он как-то просочился в госпиталь, в палату Эда, Эд был уверен. Это ни в коем случае не были сон или галлюцинация, всепоглощающая паника и то, как он метался в эти ужасные минуты, были слишком реально.
Он чуть не убил Мустанга.
Тяжёлый, жёсткий железный шар сформировался в горле у Эда, когда осознание затопило его. Но, в конце концов, с Мустангом было всё в порядке, раз он написал записку, лежащую на тумбочке. Со слезами страха и гнева Эд выпутался из тонких госпитальных одеял, доковылял до двери, подёргал ручку и обнаружил, что заперт. Нахмурившись, он поднял кулак и постучал по глянцевому дереву.
- Эй! Выпустите меня! Мне надо поговорить с Мустангом! Эй, кто-нибудь!
Прошло несколько секунд, и Эд сделал шаг назад, полностью готовый трансмутировать дверь в щепки, если понадобится. Но раздался щелчок и дверь распахнулась.
За ней стоял обеспокоенный Ал. Эд немедленно схватил его за руки.
- Ал, слава богам, с тобой всё хорошо... Мне надо спросить у тебя кое-что!
- Братик, сначала вернись в кровать, тебе нельзя переутомляться, - с тревогой сказал Ал, вталкивая Эда обратно в палату.
Но Эд остался на месте, придержав Ала стальной рукой.
- Ал, послушай меня. Это очень важно. Мустанг нашёл Джеймса? Они нашли подземелья Хеллтема?
Младший Элрик замер, и у Эда сердце упало ещё ниже при виде явного замешательства и удивления в глазах брата.
Значит, он никому не сказал.
Блядь! Уже прошла ёбаная неделя! Юкрейтяне наверняка давно сбежали. Я не могу позволить им сбежать.
- Мне нужен Мустанг, - сказал Эд, резко отпуская Ала и шагая в двери, едва прислушиваясь к протестам и вопросам Ала.
- Эд, ты ещё нездоров! Побудь в кровати, я приведу генерала!
- Где он?
- Прямо сейчас он, наверное, спит... Он остался в Западном штабе... Уинри тоже там.
- Тогда идём, Ал, - бросил Эд через плечо, не замедляя шага, но Ал догнал его и схватил за плечи.
Наконец Эд позволил себе остановиться и раздражённо глянул на брата снизу вверх. Ал просто растерянно улыбнулся и приподнял бровь.
- Так и пойдёшь в пижаме? Не хочешь сперва переодеться?
Десять минут спустя Эд выходил из госпитальной ванной, дёргая рукав кителя и пытаясь натянуть жёсткую ткань, чтобы она прикрывала запястье. На золотистой коже появились уродливые отметины - серебристо-белые неровные шрамы обвивали запястье. Он мало что мог сделать с такой же меткой на шее, пусть более тонкой и незаметной, но так хотелось спрятать всё это. Все эти следы... свидетельства позора. Слабости.
Унижения, мрачно продолжил мысль Эд, возвращаясь к тому немногому, что помнил из произошедшего. Не говоря уж о позорном отпечатке зубов на шее после недавнего нападения Артабануса. Этот стыд, это унижение наполняли сердце тошнотворным, тёмным туманом каждый раз при виде этих шрамов.
Почему я не был достаточно сильным? Ёбаный слабак... Как я смогу посмотреть в лицо Мустангу после всего произошедшего?
Стоя под дверью ванной и слепо глядя на Альфонса, восторженно болтавшего об Уинри, Эд внезапно почувствовал, как внутри что-то разбилось. С тех пор, как проснулся, и до этой минуты он чувствовал себя... нормальным. Будто снова самим собой. Но сейчас, сейчас что-то совершенно изменилось в нём, и хотя он знал об изменениях, был не в состоянии предотвратить их.
- Я... Ал, возможно, лучше тебе пойти поговорить с ним, - голос звучал тихо, робко, и это сразу привлекло внимание Ала.
- ...Эд? С тобой всё хорошо?
Нет.
Видения закружились перед внутренним взором, заставляя уходить всё глубже и глубже в себя, меж тем как тело застыло.
Кровь, покрывающая автоброню, заставляет всё его существо замереть, глядя на изуродованное тело Джеймса. Молчаливые, сломленные лица множества детей, мимо которых он должен без всякого сочувствия пройти, не говоря ни слова, не в состоянии даже утешить или пообещать, что всё будет хорошо. Его тело разрывают, ласковый голос бормочет на ухо, кровать скрипит и стонет, а горло гудит от криков и проклятий, которые не могут вырваться. Раскалённая добела ярость, боль, как молния, страх, как захлопнувшаяся тьма гроба, шок как всепоглощающая аура, окружающая его как бы собственным миром, обволакивали его словно уютным одеялом, отгораживая от бушующих эмоций.
Стекло треснуло.
Ничего уже не будет хорошо.
В чём смысл?
Эд не замечал, что сидит на полу, прислонившись к стене и обхватив колени, огромные, невидящие глаза таращатся вперёд, пока руки Ала на плечах и лицо, приблизившееся к его собственному, не вернули его медленно назад.
Губы брата двигались, но Эд не слышал голоса. Почему-то это утешало. С лёгкой иронией он вспомнил все те годы, когда мог только слышать голос Ала, не видя его тела. Теперь всё было наоборот, и почему-то это болезненно забавляло.
- Это неправда... это неправда... - бездумно бормотал под нос Эд, не замечая собственных слов, разум погружался в воспоминания последнего года.
Может, всё это сон. Или проверка. Может, Артабанус наловчился при помощи своей алхимии создавать фальшивый мир и заставил меня жить в нём. Этот может. Он заботится обо мне, и если думает, что я несчастлив, возможно, отправил меня в это место, чтобы я думал, что я с Алом.
Но даже когда Эд так думал, другая его часть возражала.
Нет, если бы это было так, Артабанус не запихнул бы меня в госпиталь. Он знает, как я ненавижу госпиталя. И сам бы он не оказался в этом сконструированном мире.
- ...Эд! Эд! Братик!
Лицо Ала нависало над ним, и наконец Эд протянул живую руку к руке Ала.
- Хорошо... всё хорошо... Мне нужен Мустанг... Юкрейтяне... мы должны забрать Джеймса...
Ал осторожно помог Эду подняться и держал брата за руку, пока они шли к стойке администратора. Небольшая группа мужчин в такой же, как у Эда, форме, ожидала рядом. Ал улыбнулся им, Эд продолжал смотреть в пространство.
- Нам надо в Западный штаб. У вас здесь есть машина?
Лейтенант, который, как помнил Ал, нашёл Эда в Альбупове, молча кивнул, изучая застывшее лицо Эда. Трое солдат проводили братьев наружу, двое других остались охранять госпиталь. После проникновения Артабануса никто не хотел рисковать.
Ал помог Эду забраться на заднее сиденье военной машины, у него было тревожно на душе, когда пустые золотые глаза Эда скользили по нему, не узнавая. Как будто Эд провалился в кому наяву. В нерешительности юноша остановился между машиной и лестницей.
Что, если это приступ, о возможности которых предупреждал доктор?.. Эду точно не стоит покидать госпиталь...
Ал закусил губу, но наконец, покачав головой, скользнул на сиденье рядом с братом. Эд хотел поговорить с Мустангом о чём-то очевидно важном, и любопытство Ала достигло пика. Кажется, сегодня Эд помнил всё. Несмотря на тревогу за брата, Ал понимал, что любую информацию о похищении надо передавать непосредственно генералу, и как можно скорее.
Эд что-то тихо бормотал под нос, и Ал инстинктивно потянулся, чтобы стиснуть его живую руку в своей.
Это неправильно, думал он, сжимая пальцы брата, и глаза жгло, это всё неправильно. Эд не должен был пострадать так. Он сильный, да ещё и упрям как осёл. Мой братик. Это неправильно, Эд.
- Мне так жаль, - прошептал Ал, голос практически потонул в рёве заводимого мотора. - Братик, это я виноват. Надо было остаться здесь.
- Ал... как там в Сине и Аэруго? Ты взял с собой записи?
Похожий на эхо, далёкий голос Эда стал последней каплей. Проклятое давление в груди усилилось настолько, что всхлип вырвался помимо воли, и после этого Ал уже не мог сдерживаться. Слёзы текли по щекам, он прикрыл лицо рукой, другой продолжая сжимать руку Эда.
- Со мной всё будет хорошо, Ал, - голос Эда в этот раз прозвучал твёрже, старший Элрик сжал руку младшего, пытаясь успокоить. - Обещаю.
- Нет, Эд, что-то не так! И я не знаю, как тебе помочь! - практически прокричал Ал сквозь рыдания, и устыдился, что так расклеился на глазах у лейтенанта, ведущего машину.
Эд замолчал. Ал убрал руку от лица, чтобы посмотреть на брата. Сдерживая очередной поток слёз, он выдал дрожащую улыбку в ответ на слабую ухмылку Эда. Ал знал Эда как облупленного, его было не обмануть, изображая фальшивую уверенность.
- Хватит беспокоиться обо мне. Это моя забота, беспокоиться о тебе, а не наоборот.
Ал усмехнулся в ответ на эти слова, успокаиваясь, хотя речи Эда были слабыми и принуждёнными. Просто он казался почти таким, как раньше. И даже если немного не дотягивал, это уже был прогресс.
Остаток дороги до Западного штаба прошёл в молчании, братья повисли друг на друге, словно никогда больше не увидятся, стоит на миг отпустить другого. Лейтенант подъехал к общежитию и провёл их через тихие коридоры. Рассвет уже наступил, но для большинства офицеров было ещё рано вставать, хотя голоса сержантов из учебки уже разносились по плацу. Спустя минуту пути в глубину общежития, лейтенант остановился у одной из дверей и быстро, громко постучал по дереву, а потом отступил на почтительное расстояние.
Ал, всё ещё держа правой рукой левую руку Эда, подошёл к лейтенанту и не смог сдержать лёгкой улыбки, когда из комнаты послышалось ворчливое бормотание. Ал провёл не так много ночей в доме генерала, прежде чем понять, что тот отнюдь не жаворонок. Пребывание в одном из тесных военных общежитий наверняка не радовало Мустанга.
Пока они ждали, когда же мужчина достаточно проснётся, чтобы встать, Ал глянул вправо. Мустанг позаботился, чтобы комнаты Ала и Уинри были рядом с его, на случай, если им что-то понадобится, когда все трое не будут в госпитале, так что он знал, что комната Уинри справа, так же как его собственная - слева. Он так хотел подойти, постучать и рассказать ей, что происходит, но боялся нарушить её сон.
У них обоих в последнюю неделю были проблемы со сном.
Он принял решение, и в этот момент дверь распахнулась. Милая, несмотря на растрёпанные волосы и мешковатую пижаму, девушка-механик смотрела на них усталыми, опухшими глазами.
- Ал? - пробормотала она, потом голубые глаза устремились к Эду. Сначала в её глазах не было ни проблеска узнавания, парой моментов позже рот приоткрылся и глаза распахнулись. - ЭД!
В два больших шага девушка подскочила к ним и обхватила Эда, судя по всему, выдёргивая его оттуда, куда снова уплыл его разум. Он испуганно вскрикнул, и все трое еле удержались на ногах, когда Эда повело от силы объятий.
Тепло нахлынуло на Ала при виде удивления на лице Эда, который смотрел на выгоревшие на солнце волосы девушки, крепко стиснувшей его грудь.
- Уинри?
Наконец улыбка начала расти на лице Эда, и он отпустил руку Ала, чтобы обнять подругу.
- Я так рада, что ты вылез из кровати, хорошо, что ты поправляешься, как ты смел бросить нас так надолго, и я знаю, что твоя автоброня испортилась, так что починим её побыстрее, но не раньше, чем ты достаточно придёшь в себя, и как ты себя чувствуешь, Эд?
Оба Элрика заморгали в ответ на пулемётную очередь из слов, выданную в грудь Эду, повисло молчание, пока слова доходили до них.
Они легко рассмеялись, и Эд ответил:
- Со мной всё хорошо, Уинри. Хотя ремонт определённо нужен. Может, сегодня, чуть попозже. Я уверен, ты все свои железяки притащила с собой.
Ещё одна волна облегчения и счастья затопила Ала при виде прояснившихся глаз Эда. Эти потери внимания начали действительно пугать младшего Элрика, и он мог только гадать, куда во время них проваливается Эд. Выражения, сменявшиеся на его лице, бывали очень настораживающими.
Что они делали с тобой всё это время, братик?
Стряхнув мрачные мысли, Ал как раз вовремя повернулся к двери Мустанга, которая наконец распахнулась, предъявляя помятого генерала, натягивающего китель. Остальные предметы формы уже были на месте.
- Какого хрена меня подняли в такую рань... Эд, - скрипучий голос Мустанга сошёл на нет, когда он заметил упомянутого юношу.
Чувства, написанные на лице генерала, были понятны Алу, и он улыбнулся с пониманием и печалью. Иногда Ал гадал, понимает ли Эд, как сильно заботит Роя. Резко повисла тишина. Эд и Рой смотрели друг на друга, лицо Эда было ясным, как никогда, золотые глаза светились чем-то болезненно знакомым и напряжённым.
Уинри молча отступила в сторону Ала, смущённо глядя на него. Покачав головой с лёгкой улыбкой, Ал без слов показал, что всё объяснит ей позже. Уинри не часто видела, как Рой и Эд общаются, так что этот тихий, напряжённый момент, несомненно, её озадачил. Лейтенант как всегда был безразличен.
Однако то, что Рой шагнул вперёд и обнял Эда, поразило всех.
- Ах ты засранец, заставил меня поволноваться, - с любовью выдал генерал и отстранился на расстояние вытянутой руки, чтобы разглядеть Эда как следует. Тёмные глаза, похожие на угли, оглядели юношу с ног до головы, и Ал не упустил ни малейшего движения, которым Эд ответил на пристальное внимание.
Кажется, Эд не в той степени пришёл в себя, чтобы ответить привычной колкостью, поэтому повисла ещё одна пауза, прежде чем старший Элрик встряхнул Мустанга за руки, заставляя вздрогнуть.
- Подземелье. Меня держали в подземелье под Хеллтемом, это руины к югу отсюда. Ты знаешь, где это?
Рой молча кивнул, лицо его потемнело.
- Там живёт целая банда юкрейтян. У них там перевалочная база по торговле людьми. Нам надо туда как можно скорее, Мустанг. Там куча детей, которых они хотят продать.
Холод пронзил Ала от такого признания, он резко втянул воздух. Конечно, он слышал о торговле людьми и наркотиками на таинственном чёрном рынке, но чтобы Эду удалось увидеть это своими глазами...
Рой тут же глянул на стоящего рядом лейтенанта.
- Будите генерала Тулсона немедленно. Информируйте его о происходящем. Нам нужен отряд хотя бы человек в тридцать. Захватите лейтенанта Хавока на обратном пути.
Коротко отсалютовав, лейтенант поспешил прочь бегом, поняв, насколько всё срочно, по голосу генерала.
Рой снова повернулся к Эду.
- Я бы хотел, чтобы ты вернулся в госпиталь и отдохнул. Мы справимся дальше сами.
Ко всеобщей радости, Эд, как в прежние времена, тут же принялся горячо спорить, его золотые глаза ярко вспыхнули.
- Ни в коем случае, Мустанг. Я иду с вами. Я знаю все входы в подземелье, а у вас уйдут часы на поиски даже одного. Они отнюдь не на виду.
- Там слишком опасно для тебя, - тёмные глаза сузились, так что Эд подался к Алу, заставляя того распрямиться. - Альфонс, отвези его в госпиталь и никуда не выпускай.
От этих слов Уинри тихо фыркнула, но с невинной улыбкой встретила взгляд обернувшегося к ней Мустанга. Ал понимал, что все ризенбуржцы мыслят одинаково.
Ох, генерал. Думал, за это время вы нас узнали лучше.
Чуть улыбнувшись, Ал пожал плечами.
- Если Эд хочет идти с вами, я не смогу его удержать. При всём уважении, сэр.
Возможно, пару лет назад Ал попытался бы удержать Эда, особенно в подобных обстоятельствах, но сейчас всё было слишком важно. Эд непременно нашёл бы способ сбежать из госпиталя, присматривает за ним Ал или нет.
Или, что более вероятно, Эд в конце концов убедил бы Ала отправиться в Хеллтем вместе.
- Я тоже иду с вами, - решительно заявил Ал, бросив на старшего брата строгий взгляд, стоило тому открыть рот для возражений. - И я прослежу, чтобы с Эдом всё было в порядке, генерал.
Внимательно поглядев на братьев, Мустанг кивнул с лёгким раздражением.
- Ну, я думаю, не очень хорошо оставлять вас в стороне. Только держитесь ближе ко мне и не расставайтесь, что бы ни произошло. Поняли?
Оба покорно кивнули.
Всплеск прошёл, плечи Эда вдруг поникли, голос прозвучал так тихо и надломленно, что все помрачнели:
- Наверняка подземелья уже пусты...
Ал проследил, как генерал сунул руку в карман брюк и вытащил пару белых перчаток с красными кругами.
- Тогда мы выследим ублюдков. Им это не сойдёт с рук.
Тёмная, мощная сила в его голосе зажгла в сердце Ала уверенность, он задохнулся от благодарности генералу. Надежда, замерцавшая в глазах Эда, вызвала у Ала желание обнять Мустанга.
Я знал, что вы не откажетесь от нас.
Все смотрели друг на друга, горя новой целью, Уинри с надеждой улыбалась трём мужчинам, глаза которых сверкали жаждой возмездия.
Ал обернулся через плечо на громкий топот сапог и увидел Амселя, Хавока и генерала Тулсона, спешащих к ним.
Эд высказал общую мысль:
- Погнали!
Как ни хотелось им в дело насколько можно быстрее, ещё час они провозились в Западном штабе: набирали достаточно людей, проверяли оружие, готовили машины к двухчасовому пути до Хеллтема, уведомляли Центральный штаб. Голоса протеста, ободрения и осторожности звучали со всех сторон, всё смешалось в кучу озабоченного энтузиазма.
К тому времени, как Рой ухватил Эда за локоть и помог ему забраться в один из множества бронированных автомобилей, выстроившихся перед штабом, несмотря на слабые протесты Эда, генерал уже был измотан разговорами. Эмоции жгли его нервы как огненные муравьи, к раздражению прибавились тревожные предчувствия. Столько вещей одновременно требовали его внимания, что он постоянно пребывал в состоянии перенапряжённой бдительности, выматывающей хуже боя.
- Сэр, фюрер требует, чтобы вы связались с ним как можно скорее, - прозвучал голос Хоукай сквозь помехи связи.
"Генерал Мустанг, я категорически протестую против того, чтобы Эдвард Элрик покидал госпиталь! Его разум и тело всё ещё в опасности! Вы должны вернуть его НЕМЕДЛЕННО," - записка от доктора попахивала безумием.
- Правда, что вы нашли Эда? - спрашивали многие, с кем Мустанг созванивался в последние дни. Грейсия, принц Линг Яо, студенты Эда... его коллеги... Каждый день они звонили в таком количестве, что пришлось переключить на них Хоукай.
- Я получил ваше сообщение. Выезжаю следующим поездом. Буду в Централе к концу недели, - слова доктора Марко едва можно было разобрать из-за шума пациентов и их родственников на заднем фоне. Даже после тяжёлых усилий по восстановлению Ишвара его население страдало от многочисленных болезней.
- Почти никаких следов этого типа, Артабануса, - генерал Тулсон скривился.
- Юкрейт? Знакомое название. Страна? Хорошо, я поищу, сэр... - шелест бумаг раздался ещё до того, как Ческа положила трубку.
Рой вздохнул, помассировал голову, потёр ухо, на котором, как он думал, появится красный отпечаток от телефона. О стольких ресурсах надо позаботиться, за столькими вещами сразу надо уследить... Голова пульсировала, напоминая о не проходящей со вчерашнего дня мигрени. Образ того рыжего в аместрийской форме в сотый раз вставал перед глазами, кулаки болезненно сжимались, красные и чёрные волны поднимались в нём. Такая горячая ярость вскипала в нём каждый раз, как он переживал заново те несколько минут, что он сам себе дивился. Ощущение ледяных пальцев, впивающихся в горло, всё ещё горело на коже, посылая озноб по позвоночнику и вызывая нарастающий гнев. Смущение и унижение, когда он очнулся в госпитальной палате, а заплаканные Альфонс и Уинри глядели на него, было гораздо хуже жгучей, жалящей боли, от которой взрывались лёгкие, когда он терял сознание от недостатка кислорода.
Одна мысль о том, что этот человек держал Эда в плену больше года...
Рой тяжело сглотнул и взглянул налево, где сидел Эд. Юноша был гораздо бледнее, чем когда Рой в последний раз до похищения видел его, но явно набрал вес. Он уже не был худым, как тростинка, линия подбородка смягчилась впервые с тех пор, как он потерял детскую пухлость. Мустанг не понимал, хороший или плохой это знак. Бледная кожа, набор веса и тёмные следы на скулах не были теми последствиями плена, которые беспокоили Роя больше всего. Самым страшным был пустой, невнимательный взгляд прежде острых золотых глаз.
Это происходило гораздо реже, чем неделю назад, когда Эда только нашли, но Рой всё ещё чувствовал поднимающиеся тьму и ярость каждый раз, как эти умные золотые глаза тускнели, а этот блестящий разум погружался в нечто тёмное и тяжёлое.
Рой хотел заставить того человека заплатить.
Он не знал, как помочь Эду, понимал, что не может, и разочарование становилось всё глубже и глубже, пока он не стал желать до дрожи, до смерти отомстить тому, кто так надолго отобрал Эда у них всех.
Но даже с этим багрянцем в разуме и душе он чувствовал себя... живым... снова.
Просто видеть Эда было как удар в грудь, он поймал себя на том, что дыхание замирает каждый раз при виде юного алхимика. Эта слабая, неловкая улыбка, бывшая лишь тенью былой славы, была для Мустанга чем-то потусторонним, он чувствовал себя как человек, впервые за десятилетия видящий солнечный свет. Вспышки в глазах Эда и тембр его голоса... Как будто у Роя весь прошлый год отсутствовала важная часть его самого, и наконец он её нашёл.
Он действительно чувствовал себя так, словно ему вернули душу.
Вздрогнув, когда перед лицом помахали рукой, Рой вернулся в реальность, понимая, что слепо таращился на Эда бог знает сколько времени. Он кашлянул и поёрзал на сиденье, глянул в своё окно, игнорируя смешки Элриков.
Альфонс, сидевший по другую руку от Эда, с довольной улыбкой поглядел на обоих. Не то, чтобы Рой винил его за эту радость. Хоть они и ехали в такое место, которое для Эдварда будет пыткой, - придётся пережить заново всё происшедшее здесь - в конце концов, они были снова все вместе. И Рой будет проклят, если позволит хоть чему-то изменить это.
Помни, мысленно заметил он себе, даже если ты увидишь кого-нибудь из ублюдков, державших Эда в плену, ты должен оставаться рядом с ребятами постоянно.
Он не стал бы патетично оправдываться, что Артабанус тоже человек, если бы пришлось отбивать обоих братьев. Хоть чувства и отношения Артабануса с Эдом пока были не ясны, но одержимость в этих синих глазах была очевидна Рою. Да и укус, который он оставил на шее Эда...
Генерал снова глянул на Эда, на огромный, уродливый синяк, не слишком скрытый за воротником синей формы, и почувствовал новый прилив гнева.
Это больше, чем одержимость. Похоже, что он хотел пометить Эда. Извращенец ебаный. Что же он сделал с Эдом?.. У него был целый год...
Внезапно золотые глаза встретились с его глазами, и было удивительно, как ужесточилось выражение лица Эда в ответ на его новый взгляд. У Роя возникло резкое желание спросить Эда, что же с ним сделали, каждую мелочь, что он мог вспомнить про свой плен. Но стоило ему открыть рот, горло воспротивилось и сжалось.
Это не поможет ситуации прямо сейчас. А то и сделает вещи хуже. Эд может всё отрицать или отказываться говорить, а если он и расскажет, какого хуя я буду с этим дальше делать? Я не представляю, как ему помочь, и эту проблему можно решить ПОСЛЕ того, как мы разберёмся с теми, кто держал Эда в плену.
Лучше просто подождать...
Как только он закрыл рот и отвернулся, мрачно глядя на пробегающий мимо пейзаж, челюсть стала сжиматься всё сильнее.
Ещё час... или полтора...
Стиснув зубы и сцепив руки, Рой попытался сосредоточиться на предстоящих событиях, чтобы не оказаться в ловушке тревог прошлого.
Что-то подсказывало ему, что Эд переживает ту же самую борьбу.
- Рой... Со мной всё будет хорошо, - тихий, искренний голос Эда был как кинжал в сердце.
Нет, не будет. И я нихуя не могу с этим сделать. Единственное, что я могу, это убить ублюдка, который мучил тебя.
Прости меня, Эд. Я такой бесполезный...
Лицо Роя стало жёстче, и он уткнулся взглядом в горизонт, стараясь не смотреть на Эда, даже когда тот измученно, расстроенно вздохнул.
Нет. Если я посмотрю на него, снова начну думать о том, что случилось. Мне надо собраться.
Прошёл час, и что бы ни делал Рой, его разум снова возвращался к Эду, к загадке, что же произошло с ним, и что до сих пор с ним не так. За это время у него было два приступа, а память просто... то появлялась, то пропадала. Лучшей из гипотез доктора было, что стресс сломал его. Или что-то столь ужасное случилось девять месяцев назад, что он забыл всё с тех пор. Произошла странная, похожая на потерю памяти диссоциаця с событиями. Это вроде объясняло, почему Эд медленно поправляется: его разум исцелял сам себя, осознав, что травма прошла.
Но кто может обещать, что двадцать лет спустя Эд не проснётся, забыв всю свою жизнь?
Внутри у Роя всё похолодело, ему стало дурно при одной мысли. Но он всё ещё гадал, что же такого ужасного могло произойти, что привело к потере памяти и столь серьёзной травме.
Глупо было считать, подумал Рой, что как только они вернут Эда, всё станет прекрасно.
Для него самого, по крайней мере, так и было, хотя бы отчасти.
Во всяком случае, теперь они не мучились неизвестностью, Эд хотя бы был жив-здоров. Ну, не совсем здоров, но всё же.
Нам предстоит ещё долгий путь, чтобы вернуть его полностью.
Эд и Ал начали шёпотом переговариваться, и Рой вежливо старался не прислушиваться, насколько это возможно. Ему показалось, что он расслышал что-то о странных кругах и эмпатах, но слишком сильно не задумался об этом. Громкое, мягкое рычание мотора также достаточно заглушало их слова.
Так Рой оставался наедине со своими мыслями до конца поездки, иногда поглядывая вперёд, на Хавока, ведшего бронированный автомобиль. Лейтенант казался отчаянно разъярённым и противился тому, чтобы Эд и Ал ехали с ними, даже не побоялся выразить своё мнение, что порадовало Роя, но замолчал после краткого, твёрдого приказа генерала. Хавоку Рой приказал то же, что и себе: они не должны упускать братьев Элриков из виду.
- Мы почти приехали, генерал. Вижу верхушки руин, - сказал Хавок с переднего сиденья, бросив на Роя предупреждающий взгляд.
При этих словах Эд немедленно замолк, и Рой почувствовал, как рядом напряглось его тело.
Если повезёт, они уже разбежались и не придётся сегодня иметь дело с бандитами. Генерал Тулсон будет охотиться за ними, а мы с Эдом сможем вернуться в Централ.
Эти надежды развеялись, когда издалека стал виден свет, жёлтые вспышки, слишком быстрые, только успевай заметить.
- Ну, генерал, кажется, кто-то дома. Дали пару предупредительных выстрелов, хватило наглости. Будем выкуривать их или сразу подорвём всё гнездо?
Рой нагнулся между передними сиденьями, чувствуя, что Эд почему-то положил ладонь ему на руку. Прищурив глаза, он внимательно осмотрел руины. Они были ещё в паре миль, но дистанция сокращалась, Хавок всё сильнее и сильнее жал на педаль газа. Машины позади них тоже бешено взревели моторами, чтобы не отставать.
Один выстрел осветил серо-красный пейзаж, потом другой, с новой точки, когда до развалин оставалась пара сотен футов. Больше вспышек не последовало. Быстро соображают, подумал Рой.
- Видел, откуда они стреляют? Подъедь как можно ближе к их позициям, желательно, между стрелками.
Генерал вернулся на заднее сиденье и надавил на окно, чтобы открыть его. Стекло повернулось с пронзительным визгом, и он собрал волю в кулак, прежде чем высунуться. Он едва замечал крики Эда и Ала, но почувствовал, как ребята вцепились в его ноги, и теперь уже высунулся далеко как мог. Он оглядел растянувшуюся позади вереницу машин, сражающихся с ледяным ветром.
Поспешно сделав несколько жестов, Рой указал налево, затем направо.
Машины тут же рассредоточились, без колебаний съезжая с дороги, быстро дистанцируясь друг от друга. Три автомобиля остались рядом, не отставая.
Теперь если они решат бежать, у них обязательно кто-то будет на хвосте.
Рой забрался обратно, несколько долгих секунд его била жестокая дрожь, но он слегка рассмеялся при виде двух пар золотых глаз, вытаращившихся на него.
- Да ты ебанулся, идиотина! - Эд хмуро глянул на улыбающегося Мустанга.
- Ещё не совсем, Стальной.
- Генерал, - испуганный голос Хавока привлёк его внимание к тому, что ждало впереди. Светловолосый лейтенант указал на горизонт, изломанный руинами, и...
Глаза Мустанга заскользили по далёким фигурам.
- На данный момент около двадцати человек, и думаю, подтянутся ещё, - совершенно обескураженно сказал Хавок, но Рой только щурился на силуэты, становившиеся больше с каждой секундой, на их странные тени, отброшенные утренним солнцем, наклонившись вперёд между сиденьями.
- В чём проблема, лейтенант?
- Слишком много народу для наших четырёх машин. Они ещё и вооружены к тому же.
Мустанг глянул на подчинённого и сел, не глядя на вспышки золота слева от себя.
- Скажите, когда мы будем в полумиле, лейтенант.
Спустя секунду Хавок понял, и плечи его напряглись.
Тёплая рука накрыла руку генерала, эти тёплые пальцы заставили искры тепла вспыхнуть под его кожей. Рой прикрыл глаза и опустил подбородок вниз.
Рука Эда казалась жгучей и тяжёлой. Хавок начал обратный отсчёт.
- Две мили.
Ощущение кожи Эда на моей коже после столь долгого отсутствия просто невероятно...
- Полторы мили.
Хочу, чтобы не было ни дня, когда я не мог бы увидеть или коснуться Эда. Я не могу жить без него, без того, чтобы знать, что с ним всё хорошо, только не снова...
- Одна миля.
Машина начала притормаживать.
- Рой, - голос Эда был тихим, но так переполнен эмоциями, что генерал почувствовал, как сердце сжимается в ответ. - Пожалуйста, не делай этого.
Я должен.
Эти монстры торгуют детьми, как дешёвым барахлом.
Он вспомнил Элисию, её выцветшая фотография до сих пор была под крышкой часов Роя, хоть на них уже и не было гордого аместрийского зверя.
- Разве она не чудо?
Пламя, вспыхнувшее в душе, отразилось в глазах, пылающих, как горящие угли, когда Рой распахнул их.
Все они монстры. Преступники самого жестокого и отвратительного сорта.
Рука в перчатке толкнула дверь, и он вышел наружу, ощущая убранную руку Эда как потерю части себя.
Шаги вперёд, казалось, длились целую вечность, но наконец он оказался перед капотом машины, лицо его было совершенно лишено эмоций, когда он повернулся к группе из примерно тридцати человек, собравшихся неподалёку. Он не мог разобрать черты и выражения лиц, но дула винтовок - всё, что ему достаточно было увидеть.
Мустанг стоял, подняв руку, замер и ждал.
Ему не пришлось ждать долго. Минуту спустя воздух наполнился ружейным огнём и вспышками.
Крики едва успели раздаться, как пламя охватило всех подошедших.
Мустанг развернулся спиной к зажжённому им огню и крикам агонии, и встретился с пустыми золотыми глазами не больше чем в футе от своего лица.
Он положил руки на плечи Эда, развернул его и сделал пару шагов к машине.
Тело под руками слегка вздрогнуло, и Рой застыл.
- Что, если... что, если...
- Эд...
- Джеймс... я должен найти Джеймса...
Горе сжало грудь Мустанга, он утешающе сжал плечи Эда и повёл его обратно к Хавоку и Алу, которые ждали у машины с мрачным видом.
- Мы найдём его, Эд.
Только не плачь, пожалуйста.
суббота, 13 июня 2020
Обморок. Занавес. (с)
Мастерпост dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
Глава 16
читать дальше
Примечания автора: Интерлюдия. POV Артабануса.
*
Внимание! В этой главе будут использованы слова и фразы, заимствованные из турецкого языка.
Эврен (вселенная, космос, творение, бесконечность)
севгили (дорогой, любимый, домашний любимец)
мелек (ангел) / мелегим (мой ангел)
сени севийорум (я люблю тебя)
*
Маски. Лица в масках повсюду. Улыбающиеся, плачущие, издевающиеся, смеющиеся, злые, вежливые... у каждого разные, но всё те же маски. Словно какое-то мерзкое представление на улицах, на рынках, ну... везде.
Дождь сеялся на серый мир, он стоял в одиночестве под зонтом, глядя на толпу в масках, стоял с пустым лицом, и разум был так же пуст, сосредоточен лишь на лживых фигурах, пробегавших перед глазами, как тупые овцы.
Болезненная чернота бушевала в нём, темнее и злее, чем чёрные тучи, растущие на мрачном небе, и несмотря на все усилия, мысли бежали вперёд.
В чём смысл всего этого... когда это кончится...
Я больше не могу.
Только приказы, кровь и смерть. И даже тогда я ничего не чувствую.
Он всё ещё ничего не чувствовал. Словно гигантская рука пробралась внутрь и украла всё, делавшее его человеком... когда-то...
Эта гнилая страна разрушила меня. Она заразила меня, и теперь я не лучше их...
Скосив глаза вправо, он поглядел на собственное отражение в витрине, перед которой стоял последний час. Тень лежала на чертах бледного лица, приросшая к лицу, едва позволяющая просвечивать ярким синим глазам. Ничего не было в этих глазах, и маска уплотнялась с каждым мигом.
Нет... я не могу стать одним из них... я не могу...
Но он никогда не умел обманывать себя. Никогда. И маска была заметна, она изображала безмолвное, безэмоциональное, холодное лицо, напоминая о годах в рабстве у проклятых военных. То, что он делал... те жизни, что он бестрепетно отнял... Он оторвал глаза от витрины, сердце упало в яму с кольями, на месте которой должно было быть что-то светлое и золотое. Наверно, в седьмой раз за прошедший час, он задумывался о том, чтобы оборвать собственную жизнь, а не рыскать в поисках беспризорников по переулкам. После того, как подобрал последнюю жертву - красивую девушку, умирающую от голода, в паре дней от смерти, - он остался практически без сил, физических и душевных, чтобы продолжать всё это. Он мог сейчас вернуться в своё тайное убежище, собрать детей, которых должен был переправить на запад, но не хотел видеть их доверчивые, улыбающиеся лица, слышать их наивную благодарность. Если незнакомец даёт еду и кров, это не значит, что он друг, и дети это скоро узнают.
Размышляя о найденных мальчиках, о том, какую цену за них можно взять, и параллельно - не сунуть ли дуло в рот и не спустить ли курок, из-за лёгкого движения воздуха он вернулся в реальность. Тончайшая вспышка золота исчезла из поля зрения, и он повернул голову, чтобы проследить за ней. Тянущиеся, расходящиеся, похожие на туман лучи наполняли воздух, касались прохожих, заставляя незнакомцев оборачиваться и улыбаться юноше, от которого расходились золотые волны.
Ноги Артабануса двинулись сами собой вслед за парнем, который, ругаясь, бежал под дождём. Артабанус удивился, как тот использует портфель вместо зонтика. Странная хромота тоже была интересной, но, по крайней мере, она позволяла Артабанусу не отставать. Довольно скоро он догнал промокшего и бормочущего человека, но оставался на расстоянии, держась поближе к витринам, подальше от середины улицы, занятой странным, золотым существом.
Сердце Артабануса упало, когда он как следует рассмотрел молодого человека и чуть не споткнулся. Золотые нити, распространявшиеся дальше, чем он когда-либо видел, соответствовали поразительным глазам, смотревшим вдаль, обрамлённым намокшими ресницами, глаза были как расплавленное золото, и через плечо был перекинут хвост золотых волос. Больше всего Артабануса поразило отсутствие маски на лице юноши. Он не мог припомнить, когда видел кого-то без неё, и... молодой человек был великолепен.
Что-то задрожало в глубине души Артабануса, сильное, всепоглощающее и голодное. Он жаждал этого человека. Он жаждал этого сияющего, светловолосого красавца, который, даже нахмурившись и ругаясь на дождь, промочивший его, излучал свет, не похожий ни на какой другой.
- Мелек, - прошептал Артабанус, еле дыша, в груди всё пульсировало.
Всё ещё продолжая идти за блондином, он метнулся сквозь толпу, желание предложить свой зонт столь удивительному существу было слишком сильным. Но он удержался и не подошёл.
Не сейчас... не сейчас... Мне нужно видеть его больше... будет большим грехом просто подойти к нему, не зная о нём каждой крохотной подробности. Нет... когда я встречусь с ним, я буду знать его. Я увижу его, а он увидит меня.
Сердце колотилось о рёбра. Он преследовал юношу до Центрального университета, остановился и смотрел, как блондин забегает в ворота и торопится к учебному корпусу. И Артабанус ждал, стоя под дождём, едва ли обращая внимание на грозу вокруг. Мысли его были просто образами, цветовыми пятнами, светом, вившимися вокруг золотого существа, находившегося за этими стенами, всего в паре сотен футов.
Часы шли. Он отошёл чуть дальше от ворот, когда появились несколько военных, беседующих между собой.
Некоторое время он наблюдал то за военными, то за учебными корпусами, возле которых они ждали, но наконец глубокий, громоподобный звон колокола на башне университета заглушил шум дождя. Студенты хлынули из зданий, одни поспешили к соседним корпусам, другие к воротам. Некоторые юноши и девушки приветствовали военных, прежде чем отчалить к вечернему веселью.
Артабанусу даже не пришлось рассматривать толпу в поисках. Золотая сущность как свет маяка окружала блондина, выходящего из ворот. Сосредоточившись на юноше, Артабанус жадно запоминал улыбку, освещавшую прекрасные, ангельские черты, когда тот беседовал со студентами, идущими рядом. Когда молодой человек подошёл к воротам, его улыбка стала ещё шире при виде военного, и золотые лучи немедленно пролились на троих людей в синей форме, окутывая их светом.
Один из этих, в форме, практически купался в золотом сиянии, и Артабанус почувствовал неожиданный удар зависти и ревности, обрушившийся на него, как таран. Скривив губы, он смотрел, как черноволосый мужчина улыбается блондину в ответ с чем-то вроде лёгкого раздражения. Они разделили беседу и зонтик, армейская змеища и великолепный блондин.
Несколько минут четверо явно по-дружески беседовали, потом звон колокола заставил юношу обернуться.
Они простились и военные ушли. Лёгкая улыбка, изогнувшая прекрасные губы блондина, навеки запечатлелась в памяти Артабануса, пусть она и предназначалась вслед армейской змее.
Внезапно золотые, кошачьи глаза встретились с глазами Артабануса. Горло перехватило, сердце заколотилось, внутри всё затрепетало. Время, казалось, замерло, когда эти глаза нашли его, лишь на короткое мгновение.
В этот момент Артабанус понял. Он понял совершенно, несомненно, бесповоротно, что этот человек будет принадлежать ему.
Все мысли о самоубийстве были сожжены светом. Любые мысли были отброшены прочь, остались только мысли о Нём.
Я хочу его. Жажду. Эврен, помоги мне, он должен быть моим.
Имя ангела было Эдвард Элрик, как он узнал тем же вечером, отправившись в Центральную Публичную Библиотеку. Там были тексты с фотографией мальчика, с двенадцати лет, до нынешних восемнадцати.
Восемнадцать лет... такой юный... такой хрупкий... такой красивый...
С этой ночи начались сны. Фантазии о том, что у него могло бы быть, о том, что у него будет, когда придёт время. Многие из этих фантазий были тёмными и странными, он наслаждался ими безмерно, другие были о погружении в чистый свет Эдварда. Он разгонял тьму, и впервые за десять лет у Артабануса была цель. Он хотел жить, лишь бы получить то, что по праву принадлежало ему. После всего, что он прошёл, он понимал, что Эдвард был даром ему. Эврен поднёс ему Эдварда практически на блюдечке, всё, что требовалось от Артабануса, - протянуть руку и взять.
Его соотечественники оказались не столь понимающими и приказали ему продолжать работать, и Артабанус после недолгих препирательств согласился. Не было смысла терять место в секретной штаб-квартире земляков среди руин на западе. Это место прекрасно подходило для содержания Эдварда, когда он заполучит его себе. И поэтому Артабанус неохотно продолжил, физически и душевно страдая, когда пришлось покинуть город с полудюжиной детей.
С каждой милей, отделявшей его от Эдварда, он чувствовал, как сердце ниже и ниже опускается в тёмную яму с кольями, туда, где должна была быть его душа.
Но мечты и планы были с ним, мысли о том, как это золотое существо окажется у него в руках, помогали жить дальше.
Во время долгого, как обычно, пребывания в подземелье, он обзавёлся иглами и чернилами с ближайших рынков и начал восстанавливать полустёртые круги на пальцах. В идеале надо было делать это каждые два года, но алхимия не нужна была ему так давно. Теперь, для воплощения далеко идущих планов, она, определённо, потребуется.
Я приду к нему в аудиторию и просто заберу с собой после занятий. Это будет так легко... так просто...
И всё же он не спешил. В течение нескольких месяцев он пару раз заглянул на занятия, не слишком удивившись, когда узнал, что Эдвард на самом деле преподаватель. Он быстро понял, что Эдвард гений, возможно, даже больше, чем он сам. Это было не так трудно представить из-за божественной природы Эдварда Элрика.
Когда Артабанус сидел на занятиях, всегда в обычной одежде и парике, чтобы не бросаться в глаза, на случай, если Эдварду известны старые военные тайны, его отвлекали от планов голос Эдварда, движения Эдварда, улыбки, смех, яркое сияние, разливающееся по аудитории и омывающее его золотыми волнами. Постыдно и греховно казалось думать о прикосновении к Эдварду, когда он был в таком удивительном настроении, так что Артабанус откладывал и откладывал похищение.
Хотя события расставили всё по местам год спустя с того дня, как Артабанус отыскал свою величайшую драгоценность. Драхманцы украли Эдварда. Артабанус видел, как это произошло, потому что всегда караулил возле квартиры Эдварда, если не был занят делами. Такая кипящая, всепоглощающая ярость охватила его при виде людей, наносящих вред его Эдварду - его мелеку - что он больше не мог ждать. Время пришло, и Артабанус без колебаний сообщил товарищам на западе, что скоро у них появится новый член семьи. Артабанус сел в машину, больше похожую на танк, которой пользовался последние два года, и легко настиг драхманских мразей.
Это было даже слишком легко, и впервые Артабанус прикоснулся к Эдварду.
Он никогда не испытывал ничего подобного до того, как опустил руки на эту мягкую, тёплую кожу, казалось, мир сократился до них двоих. Свет, окружавший его, был божественным, тело, которое он держал в руках, более чем изумительным.
Вот... - думал он, перевязывая тело юноши. - Эдвард... Мой Эдвард... Мелегим...
Я никогда тебя не отпущу...
Протянув руки, он проследил мягкие черты лица любимого, провёл кончиками пальцев по губам, прежде чем накрыть эти прекрасные губы нежным поцелуем.
- Мелегим, - прошептал он, целуя. - Севгилим, просыпайся.
Он нечаянно потянул за золотую, играющую на свету прядь, попавшую между щекой и пальцами, и с губ юного алхимика сорвался лёгкий стон.
Он отстранился самую малость, как раз чтобы увидеть, как великолепные золотые глаза распахиваются и замирают, узнав его.
- Артабанус, - пробормотал Эдвард, его прекрасный голос был хрипловатым спросонья и посылал жар по всему существу Артабануса. - Я так устал...
Артабанус прижался лбом ко лбу Эдварда, глядя в эти золотые океаны и чувствуя, как жестокий, ледяной огонь чуть утихает.
- Я знаю, севгилим. Я знаю, что ты устал. Я тоже... Мне очень нужно было увидеть тебя, мой драгоценный.
Эдвард нахмурил брови, и Артабанус хотел разгладить их губами, но не смел оторваться от чарующего взгляда.
- Что не так, Артабанус? Что случилось?
- Ты убежал от меня, мой драгоценный Эдвард. Почему? Ты меня не любишь?
Он не понимал, что гнев и боль от предательства просочились в голос, пока глаза Эдварда не распахнулись шире. Повисло молчание, и Артабанусу стало очевидно, что Эдварду вкололи какое-то лекарство, потому что туман никак не желал уходить из этих острых, умных глаз. Тьма снова наполнила грудь мужчины, ощущение тупой боли и оцепенения росло. Чувство, с которым он сталкивался каждый раз, как Эдварду было больно. Следом просыпалось желание разорвать кого-нибудь на части, кусок за куском, позволяя красной крови из богохульного тела залить мир. Такая грязь не заслуживала быть заключённой в мыслящее существо. Любой, кто посмел навредить Эдварду, был ниже самого мерзкого и грязного паразита, и его надлежало выпотрошить.
Хотя не могу же я пока выпотрошить врача, который лечит моего любимого. И остальных, армейских гадюк... но они заплатят за свои дела, уже скоро. Уже скоро, Эдвард, обещаю...
- Прости, - внезапно прохрипел Эдвард, и Артабанус вернулся в реальность, радуясь слезам, выступившим на глазах Эдварда. - Я пытался пойти за тобой, я пошёл... но Ал... мой брат... он вернулся домой. И моя жизнь... но... Артабанус, я...
В конце концов сожаление поглотило юношу и невнятная речь была прервана неожиданным глубоким рыданием. Артабанус выпрямился возле больничной койки, бестрепетно глядя на слёзы, бегущие по щекам Эда.
Чувство удовлетворения до костей пробрало его, он протянул руку, позволяя окружить её золотым нитям, которые сам Эдвард никогда не увидит.
Ты любишь меня, Эдвард...
Кривая улыбка изогнула губы Артабануса, он практически рухнул на кровать и поймал лицо Эдварда в ладони. Поцелуй, который последовал, был быстрым, жёстким, напористым и только сильнее разжёг желание Артабануса. Он позволил своим рукам не очень уж нежно пройтись по телу любовника, ухмыльнулся в ответ на слабый протест и скользнул на кровать между разведённых ног Эдварда.
Он навис над своим ангелом, глядя на страх, боль, сожаление и растерянность в золотых глазах, на золотые, как солнце, пряди, разметавшиеся по подушке, на руки, в защитном жесте прижатые к груди.
Артабанус схватил Эдварда за подбородок, почти машинально активируя круги и заставляя золотые нити окутывать их двоих по его прихоти.
- Поцелуй меня, - громко приказал он, не сдвинувшись ни на дюйм, и Эдвард, опустив руки, подался к его ожидающему рту.
Эти полный контроль, полная власть над душой и телом, наполняли Артабануса таким восторгом, какого ему всегда будет мало.
Ты мой, думал он, оседлав юного алхимика и стискивая его подбородок до синяков, я верну тебя и больше ты не сбежишь.
Инстинкт заставил его прикусить губу Эдварда, так резко, что тот вскрикнул от неожиданности. Артабанус на миг прервал поцелуй, грубо толкая Эдварда на матрас, и снова продолжил целовать, глубоко и болезненно, заставляя Эдварда протестующе стонать ему в рот.
Артабанус не останавливался. Он знал, Эдвард, что бы ни хотел сказать и как бы ни сопротивлялся, всё-таки хотел этого. Он хотел всего, что предложит Артабанус. Эдвард хотел этой связи, того, что они чувствовали друг к другу.
Прошло несколько минут, Артабанус успел избавить Эдварда от рубашки, но металлический звук повернувшейся дверной ручки и сопротивляющегося замка разнёсся по палате. Артабанус предпочёл не обращать внимания на бормотание, а потом и стуки в дверь.
- Эд, открывай! Это я, Рой, помнишь меня? Ал и Уинри подойдут через пару минут. Я просто хочу убедиться, что с тобой всё в порядке.
- Рой, - прорычал Артабанус, пристально глянул на дрожащего Эдварда, потом хмуро бросил в сторону двери: - Эдвард сейчас немного занят, Рой.
Повисла полнейшая тишина, и тёмная радость затопила Артабануса, представившего реакцию человека за дверью.
- Знаешь, Рой, - продолжил он почти радостно, едва замечая, как Эдвард напрягся под ним, - я считаю, что у вас проблемы с охраной. Они пропустили меня, да чуть ли не красную дорожку постелили. Не то, чтобы я возражал... Я действительно польщён, что ты понимаешь, как глупо держать моего Эдварда вдали от меня.
- Артабанус, - наконец еле слышно прошептал Эдвард, голос его исказился от противоречивых эмоций.
Теперь этого не будет.
Артабанус снова вернулся к любовнику, быстро, жёстко, до крови укусил его за шею, заставив Эдварда застонать от боли. Видимо, этот звук был последней каплей для змеищи за дверью.
Дверь взорвалась со вспышкой пламени, это лишь на миг выбило из колеи Артабануса. Он моментально скатился с кровати и дёрнул Эдварда за собой, тем временем как пахнущий горящим деревом дымок заполнял комнату.
Усмехнувшись, он выставил Эдварда перед собой и взял его шею в локтевой захват, принуждая юношу поднять голову.
- Рой Мустанг, надо полагать, - радостно приветствовал Артабанус, когда мужчина шагнул сквозь дымящиеся обломки двери.
Впечатляющая алхимия, с неудовольствием подумал Артабанус, прокручивая в уме множество планов побега. Он знал, что Эдварда придётся оставить, потому что тот ещё не совсем здоров. Лучше было оставить юношу с врачами, которые могут ему помочь. Артабанус был не настолько ослеплён страстью, чтобы этого не понимать.
Хотя одна мысль снова остаться без Эдварда была ненавистна. Прошедшая неделя была ужасно мучительной.
Гадюка, Мустанг, что-то сказал, и Артабанус заставил себя вернуться в реальность, с отвращением анализируя маску мужчины. Она была уродливой, это уж точно. Измученная, но ухмыляющаяся, она выдавала душу, покрытую шрамами, и ложную самоуверенность.
- Прошу прощения? - прорычал гад низким, рокочущим голосом.
Упс. Кажется, последнее сказал вслух.
Ухмыльнувшись ещё шире, Артабанус сделал несколько шагов вперёд, сокращая дистанцию.
- Ты жалкое существо, Мустанг, - весело сказал он. - Ты такой притворщик. Наверно, самый большой лжец, какого я видел. Посмотрите на эти оборванные струны... Тц. У тебя едва ли хватит души, чтобы я смог с ней работать, - выражение лица Мустанга медленно переходило от возмущения и готовности убить к растерянности, пока Артабанус подходил ближе, игнорируя поднятую руку в перчатке с вышитым кроваво-красным кругом. - Но посмотрим, что я смогу сделать.
Без колебаний Артабанус отшвырнул Эдварда в сторону и одним слитным движением прыгнул вперёд, едва увернувшись от огня, вспыхнувшего в каких-то дюймах от лица, настолько близко, что запах палёных волос наполнил помещение. Но несколько потерянных волос стоили выражения полного потрясения на маске мужчины, когда пальцы Артабануса сжали ему горло.
Мустанг был ниже на пару дюймов. Практически одного роста, усмехнулся Артабанус про себя. Почти не думая, он заставил тело мужчины напрячься и рухнуть на колени. Артабанус задрожал от восторга, он весь словно горел. Он глянул на генерала сверху вниз и дал понять своё отвращение изгибом губ.
Ярость охватила Артабануса, когда глаза генерала начали проясняться от шока и расчётливо изучать его.
Нет-нет-нет. Где страх? Только глупая змея не боится орла.
- Ой-ой-ой, генерал! Сейчас-сейчас, только без глупостей. Ах, я знаю, как всё исправить.
Артабанус сосредоточился на мужчине, посылая алхимическую энергию, и мысленно потянулся к печально повисшим нитям, опутывавшим генерала тонкими серыми линиями, как паутина, ухватился за две и сплёл их вместе. Реакция последовала немедленно: глаза гада расширились, тело дёрнулось в спазме. Артабанус, напевая, продолжал давить, заставляя мужчину задержать дыхание вопреки желаниям тела, отстранённо осознавая, что Эдвард поднялся на ноги и стоял столбом в паре футов.
- Смотри, мой драгоценный Эдвард, - пробормотал он, не спуская глаз с Мустанга, - смотри, как этот якобы человек-легенда убивает сам себя по глупейшей причине - потому что не дышит.
Тело под его рукой начало сопротивляться сильнее. Прошла минута... другая...
Труднее всего было контролировать чистые инстинкты, но у Артабануса было достаточно практики, так что это требовало лишь части внимания. Гордый и возбуждённый тем, что этот могущественный генерал сейчас умрёт от удушья, Артабанус едва не прослушал тихие мольбы Эдварда.
- Пожалуйста, не убивай его...
Взбешённый, Артабанус наконец оторвал взгляд от Мустанга, который к этому времени окончательно потерял сознание.
- Почему нет, Эдвард?
- Потому что... он мой друг...
Гнев ударил его как кнут, и он, едва понимая, что делает, отшвырнул Мустанга и схватил за горло уже Эдварда.
- Ты мой, - прошипел он, встряхивая юношу. Он продолжал держать Эдварда, просто заставляя его успокоиться, но заметил страх и усталость в этих золотых океанах. Как Эдвард не может понять? Он принадлежит Артабанусу, и ничто больше не имеет значения. Все эти люди... дураки, гадюки... они все - подделки. Как Эдвард этого не видит?
После целой минуты тишины он отпустил Эдварда, не удерживая, когда тот рухнул на колени. Чувства Артабануса всё ещё метались как маятник от гнева к обожанию и нежности. Мысли молниеносно скакали от чёрного к белому и снова к чёрному. Не было серого в его душе, только чёрный и белый.
Чёрно-белые маски. Чёрно-белый мир.
Не говоря ни слова, Артабанус обвёл глазами палату, на миг задержался на бессознательном теле Мустанга и скользнул дальше спустя секунду. Сейчас этот человек не имел значения. Эдвард может играть со своим дружком, пока Артабанус не вернётся, чтобы забрать его.
Решив, что исчерпал лимит гостеприимства, Артабанус присел на корточки, снова схватил Эдварда за подбородок, сильно, страстно поцеловал его в губы и резко выпрямился.
- Скоро я приду за тобой, мой драгоценный Эдвард. Попрощайся со всеми до моего возвращения. Мы покинем страну, как только тебе станет легче.
Он заметил, что лицо Эдварда бледнеет, и тепло улыбнулся, пытаясь успокоить, но на самом деле ничего не чувствуя в данный момент.
- Не волнуйся, Эдвард. Я вернусь, глазом не успеешь моргнуть. А сейчас мне пора.
Идти к двери было ужасно. Оглядываться и видеть, как Эдвард мрачно смотрит на него, было ещё хуже. Хотелось схватить то, что по праву принадлежит ему, и убраться из страны немедленно, но это было невозможно. Эдвард заслужил быть приведённым в порядок. Его требовалось привести в порядок, иначе Артабанус не знал, что делать.
Что он будет делать со сломанным ангелом?
- До свидания, севгилим. Сени севийорум.
После этого он повернулся и ушёл, не оборачиваясь, потому что не доверял себе. По пути из госпиталя ему пришлось вырубить трёх мужчин в военной форме, что оказалось довольно просто. Надо было только коснуться их, чтобы погрузить в глубокий сон. Всё было просто теперь, когда он снова начал пользоваться алхимией. Ещё лучше, что у него была возможность потренироваться на Эдварде в течение прошлого года.
Он вышел из госпиталя, позади раздавались крики, приказы, начинался хаос, но он лишь удалялся от всего этого с каждым тяжёлым шагом. Войти в госпиталь было легче лёгкого, будучи в форме, но сейчас змей, взорвавший дверь в палату, видимо, поднял шум и убедил всех, что среди них злоумышленник. В сознании генерал или нет, Артабанус понимал, что армейские псы у него на хвосте.
Тем не менее, его походка была медленной и обычной, с очаровательной улыбкой он кивал встречным.
Хаос, охвативший его разум, изгнал все мысли, кроме образа Эдварда. Его прекрасного, драгоценного, ангелоподобного Эдварда. Они будут счастливы вместе, возможно, в Аэруго. Или вернутся в его родной Юкрейт. Главное - неважно, где они окажутся, лишь бы вместе.
Через два квартала от госпиталя он совершенно потерялся в мыслях о будущем и чуть было не пропустил приближающуюся пару. Они оживлённо беседовали, и Артабанус сразу узнал их - из описаний Эдварда.
Яркая улыбка осветила его лицо, стоило увидеть двух самых важных для его любовника людей.
- Альфонс Элрик и Уинри Рокбелл! Как приятно вас встретить!
Молодые люди подняли глаза, прервав разговор, имевший отношение к механике. Один взгляд в эти большие, тёмно-медовые глаза заставил Артабануса влюбиться - пусть и иначе, чем в Эдварда, а подозрительный огонёк в голубых, как море, глазах девушки тоже было приятно видеть. Тёмно-золотые и ярко-зелёные усики, отражавшие энергию пары, были сосредоточенны друг на друге, окутывая одни другого так, что Артабанусу стало ясно, насколько они близки. Это было прекрасно и напоминало о химии между ним и Эдвардом.
- Здравствуйте, - произнёс наконец юноша с сомнением в голосе. - Простите, разве мы знакомы, сэр?
- Ах, нет, - Артабанус улыбнулся, подошёл ближе и слегка поклонился, не вынимая рук из карманов. Он не хотел сейчас применять алхимию к брату своего драгоценного Эдварда и подруге детства. - Я друг Эдварда. Он часто рассказывал о вас. Я просто зашёл навестить его. Приятно видеть, что он поправляется!
Оба продолжали глядеть с подозрением, и Артабанус почувствовал прилив любви к этим красивым ребятам. Очевидно, что члены семьи Эдварда и ближайшие друзья были такими же умными. Они были восхитительны. Даже их маски были не столь ужасны. У девушки была довольно нейтральная, выражавшая лёгкую грусть, но и сильную радость - в линиях глаз и рта. Маска Альфонса показывала много минувшей боли... но также исходила добротой, струившейся в эфире вокруг.
Добротой, которая присутствует и у Эдварда, хотя и несколько иного рода. У Альфонса - подлинная, чистейшая эмпатия. Доброта Эдварда мстительная. Очевидно, кто из них более страстный. Ах, не могу дождаться, когда мой Эдвард снова будет со мной... Так не хватает его в моей постели...
- Да, он поправляется. Это прекрасно. Мы как раз идём навестить его, так что извините, пожалуйста, - Уинри схватила Альфонса за руку и потащила прочь, недоверчиво оглядываясь.
О да. Она мне очень нравится.
И даже с подозрением, сквозящим в глазах, у Альфонса хватило доброты, чтобы выгнуться в захвате девушки и крикнуть через плечо:
- Приятно было познакомиться, эммм...
- Артабанус, - подсказал он с улыбкой и помахал им вслед, но не упустил задумчивого взгляда Альфонса. Юноша явно слышал это имя прежде.
Как восхитительно. Это был чудесный день.
Насвистывая, Артабанус ровным шагом направился к одному из многих явочных домов, которые юкрейтяне обустроили в самых бедных и мрачных уголках города.
Мне просто надо ждать и наблюдать за Эдвардом, и скоро мы покинем эту проклятую богом страну.
И наконец мы с Эдвардом останемся один на один, вместе, в безопасности, и будем счастливы. До конца жизни.
Глава 16
читать дальше
Примечания автора: Интерлюдия. POV Артабануса.
*
Внимание! В этой главе будут использованы слова и фразы, заимствованные из турецкого языка.
Эврен (вселенная, космос, творение, бесконечность)
севгили (дорогой, любимый, домашний любимец)
мелек (ангел) / мелегим (мой ангел)
сени севийорум (я люблю тебя)
*
Маски. Лица в масках повсюду. Улыбающиеся, плачущие, издевающиеся, смеющиеся, злые, вежливые... у каждого разные, но всё те же маски. Словно какое-то мерзкое представление на улицах, на рынках, ну... везде.
Дождь сеялся на серый мир, он стоял в одиночестве под зонтом, глядя на толпу в масках, стоял с пустым лицом, и разум был так же пуст, сосредоточен лишь на лживых фигурах, пробегавших перед глазами, как тупые овцы.
Болезненная чернота бушевала в нём, темнее и злее, чем чёрные тучи, растущие на мрачном небе, и несмотря на все усилия, мысли бежали вперёд.
В чём смысл всего этого... когда это кончится...
Я больше не могу.
Только приказы, кровь и смерть. И даже тогда я ничего не чувствую.
Он всё ещё ничего не чувствовал. Словно гигантская рука пробралась внутрь и украла всё, делавшее его человеком... когда-то...
Эта гнилая страна разрушила меня. Она заразила меня, и теперь я не лучше их...
Скосив глаза вправо, он поглядел на собственное отражение в витрине, перед которой стоял последний час. Тень лежала на чертах бледного лица, приросшая к лицу, едва позволяющая просвечивать ярким синим глазам. Ничего не было в этих глазах, и маска уплотнялась с каждым мигом.
Нет... я не могу стать одним из них... я не могу...
Но он никогда не умел обманывать себя. Никогда. И маска была заметна, она изображала безмолвное, безэмоциональное, холодное лицо, напоминая о годах в рабстве у проклятых военных. То, что он делал... те жизни, что он бестрепетно отнял... Он оторвал глаза от витрины, сердце упало в яму с кольями, на месте которой должно было быть что-то светлое и золотое. Наверно, в седьмой раз за прошедший час, он задумывался о том, чтобы оборвать собственную жизнь, а не рыскать в поисках беспризорников по переулкам. После того, как подобрал последнюю жертву - красивую девушку, умирающую от голода, в паре дней от смерти, - он остался практически без сил, физических и душевных, чтобы продолжать всё это. Он мог сейчас вернуться в своё тайное убежище, собрать детей, которых должен был переправить на запад, но не хотел видеть их доверчивые, улыбающиеся лица, слышать их наивную благодарность. Если незнакомец даёт еду и кров, это не значит, что он друг, и дети это скоро узнают.
Размышляя о найденных мальчиках, о том, какую цену за них можно взять, и параллельно - не сунуть ли дуло в рот и не спустить ли курок, из-за лёгкого движения воздуха он вернулся в реальность. Тончайшая вспышка золота исчезла из поля зрения, и он повернул голову, чтобы проследить за ней. Тянущиеся, расходящиеся, похожие на туман лучи наполняли воздух, касались прохожих, заставляя незнакомцев оборачиваться и улыбаться юноше, от которого расходились золотые волны.
Ноги Артабануса двинулись сами собой вслед за парнем, который, ругаясь, бежал под дождём. Артабанус удивился, как тот использует портфель вместо зонтика. Странная хромота тоже была интересной, но, по крайней мере, она позволяла Артабанусу не отставать. Довольно скоро он догнал промокшего и бормочущего человека, но оставался на расстоянии, держась поближе к витринам, подальше от середины улицы, занятой странным, золотым существом.
Сердце Артабануса упало, когда он как следует рассмотрел молодого человека и чуть не споткнулся. Золотые нити, распространявшиеся дальше, чем он когда-либо видел, соответствовали поразительным глазам, смотревшим вдаль, обрамлённым намокшими ресницами, глаза были как расплавленное золото, и через плечо был перекинут хвост золотых волос. Больше всего Артабануса поразило отсутствие маски на лице юноши. Он не мог припомнить, когда видел кого-то без неё, и... молодой человек был великолепен.
Что-то задрожало в глубине души Артабануса, сильное, всепоглощающее и голодное. Он жаждал этого человека. Он жаждал этого сияющего, светловолосого красавца, который, даже нахмурившись и ругаясь на дождь, промочивший его, излучал свет, не похожий ни на какой другой.
- Мелек, - прошептал Артабанус, еле дыша, в груди всё пульсировало.
Всё ещё продолжая идти за блондином, он метнулся сквозь толпу, желание предложить свой зонт столь удивительному существу было слишком сильным. Но он удержался и не подошёл.
Не сейчас... не сейчас... Мне нужно видеть его больше... будет большим грехом просто подойти к нему, не зная о нём каждой крохотной подробности. Нет... когда я встречусь с ним, я буду знать его. Я увижу его, а он увидит меня.
Сердце колотилось о рёбра. Он преследовал юношу до Центрального университета, остановился и смотрел, как блондин забегает в ворота и торопится к учебному корпусу. И Артабанус ждал, стоя под дождём, едва ли обращая внимание на грозу вокруг. Мысли его были просто образами, цветовыми пятнами, светом, вившимися вокруг золотого существа, находившегося за этими стенами, всего в паре сотен футов.
Часы шли. Он отошёл чуть дальше от ворот, когда появились несколько военных, беседующих между собой.
Некоторое время он наблюдал то за военными, то за учебными корпусами, возле которых они ждали, но наконец глубокий, громоподобный звон колокола на башне университета заглушил шум дождя. Студенты хлынули из зданий, одни поспешили к соседним корпусам, другие к воротам. Некоторые юноши и девушки приветствовали военных, прежде чем отчалить к вечернему веселью.
Артабанусу даже не пришлось рассматривать толпу в поисках. Золотая сущность как свет маяка окружала блондина, выходящего из ворот. Сосредоточившись на юноше, Артабанус жадно запоминал улыбку, освещавшую прекрасные, ангельские черты, когда тот беседовал со студентами, идущими рядом. Когда молодой человек подошёл к воротам, его улыбка стала ещё шире при виде военного, и золотые лучи немедленно пролились на троих людей в синей форме, окутывая их светом.
Один из этих, в форме, практически купался в золотом сиянии, и Артабанус почувствовал неожиданный удар зависти и ревности, обрушившийся на него, как таран. Скривив губы, он смотрел, как черноволосый мужчина улыбается блондину в ответ с чем-то вроде лёгкого раздражения. Они разделили беседу и зонтик, армейская змеища и великолепный блондин.
Несколько минут четверо явно по-дружески беседовали, потом звон колокола заставил юношу обернуться.
Они простились и военные ушли. Лёгкая улыбка, изогнувшая прекрасные губы блондина, навеки запечатлелась в памяти Артабануса, пусть она и предназначалась вслед армейской змее.
Внезапно золотые, кошачьи глаза встретились с глазами Артабануса. Горло перехватило, сердце заколотилось, внутри всё затрепетало. Время, казалось, замерло, когда эти глаза нашли его, лишь на короткое мгновение.
В этот момент Артабанус понял. Он понял совершенно, несомненно, бесповоротно, что этот человек будет принадлежать ему.
Все мысли о самоубийстве были сожжены светом. Любые мысли были отброшены прочь, остались только мысли о Нём.
Я хочу его. Жажду. Эврен, помоги мне, он должен быть моим.
Имя ангела было Эдвард Элрик, как он узнал тем же вечером, отправившись в Центральную Публичную Библиотеку. Там были тексты с фотографией мальчика, с двенадцати лет, до нынешних восемнадцати.
Восемнадцать лет... такой юный... такой хрупкий... такой красивый...
С этой ночи начались сны. Фантазии о том, что у него могло бы быть, о том, что у него будет, когда придёт время. Многие из этих фантазий были тёмными и странными, он наслаждался ими безмерно, другие были о погружении в чистый свет Эдварда. Он разгонял тьму, и впервые за десять лет у Артабануса была цель. Он хотел жить, лишь бы получить то, что по праву принадлежало ему. После всего, что он прошёл, он понимал, что Эдвард был даром ему. Эврен поднёс ему Эдварда практически на блюдечке, всё, что требовалось от Артабануса, - протянуть руку и взять.
Его соотечественники оказались не столь понимающими и приказали ему продолжать работать, и Артабанус после недолгих препирательств согласился. Не было смысла терять место в секретной штаб-квартире земляков среди руин на западе. Это место прекрасно подходило для содержания Эдварда, когда он заполучит его себе. И поэтому Артабанус неохотно продолжил, физически и душевно страдая, когда пришлось покинуть город с полудюжиной детей.
С каждой милей, отделявшей его от Эдварда, он чувствовал, как сердце ниже и ниже опускается в тёмную яму с кольями, туда, где должна была быть его душа.
Но мечты и планы были с ним, мысли о том, как это золотое существо окажется у него в руках, помогали жить дальше.
Во время долгого, как обычно, пребывания в подземелье, он обзавёлся иглами и чернилами с ближайших рынков и начал восстанавливать полустёртые круги на пальцах. В идеале надо было делать это каждые два года, но алхимия не нужна была ему так давно. Теперь, для воплощения далеко идущих планов, она, определённо, потребуется.
Я приду к нему в аудиторию и просто заберу с собой после занятий. Это будет так легко... так просто...
И всё же он не спешил. В течение нескольких месяцев он пару раз заглянул на занятия, не слишком удивившись, когда узнал, что Эдвард на самом деле преподаватель. Он быстро понял, что Эдвард гений, возможно, даже больше, чем он сам. Это было не так трудно представить из-за божественной природы Эдварда Элрика.
Когда Артабанус сидел на занятиях, всегда в обычной одежде и парике, чтобы не бросаться в глаза, на случай, если Эдварду известны старые военные тайны, его отвлекали от планов голос Эдварда, движения Эдварда, улыбки, смех, яркое сияние, разливающееся по аудитории и омывающее его золотыми волнами. Постыдно и греховно казалось думать о прикосновении к Эдварду, когда он был в таком удивительном настроении, так что Артабанус откладывал и откладывал похищение.
Хотя события расставили всё по местам год спустя с того дня, как Артабанус отыскал свою величайшую драгоценность. Драхманцы украли Эдварда. Артабанус видел, как это произошло, потому что всегда караулил возле квартиры Эдварда, если не был занят делами. Такая кипящая, всепоглощающая ярость охватила его при виде людей, наносящих вред его Эдварду - его мелеку - что он больше не мог ждать. Время пришло, и Артабанус без колебаний сообщил товарищам на западе, что скоро у них появится новый член семьи. Артабанус сел в машину, больше похожую на танк, которой пользовался последние два года, и легко настиг драхманских мразей.
Это было даже слишком легко, и впервые Артабанус прикоснулся к Эдварду.
Он никогда не испытывал ничего подобного до того, как опустил руки на эту мягкую, тёплую кожу, казалось, мир сократился до них двоих. Свет, окружавший его, был божественным, тело, которое он держал в руках, более чем изумительным.
Вот... - думал он, перевязывая тело юноши. - Эдвард... Мой Эдвард... Мелегим...
Я никогда тебя не отпущу...
Протянув руки, он проследил мягкие черты лица любимого, провёл кончиками пальцев по губам, прежде чем накрыть эти прекрасные губы нежным поцелуем.
- Мелегим, - прошептал он, целуя. - Севгилим, просыпайся.
Он нечаянно потянул за золотую, играющую на свету прядь, попавшую между щекой и пальцами, и с губ юного алхимика сорвался лёгкий стон.
Он отстранился самую малость, как раз чтобы увидеть, как великолепные золотые глаза распахиваются и замирают, узнав его.
- Артабанус, - пробормотал Эдвард, его прекрасный голос был хрипловатым спросонья и посылал жар по всему существу Артабануса. - Я так устал...
Артабанус прижался лбом ко лбу Эдварда, глядя в эти золотые океаны и чувствуя, как жестокий, ледяной огонь чуть утихает.
- Я знаю, севгилим. Я знаю, что ты устал. Я тоже... Мне очень нужно было увидеть тебя, мой драгоценный.
Эдвард нахмурил брови, и Артабанус хотел разгладить их губами, но не смел оторваться от чарующего взгляда.
- Что не так, Артабанус? Что случилось?
- Ты убежал от меня, мой драгоценный Эдвард. Почему? Ты меня не любишь?
Он не понимал, что гнев и боль от предательства просочились в голос, пока глаза Эдварда не распахнулись шире. Повисло молчание, и Артабанусу стало очевидно, что Эдварду вкололи какое-то лекарство, потому что туман никак не желал уходить из этих острых, умных глаз. Тьма снова наполнила грудь мужчины, ощущение тупой боли и оцепенения росло. Чувство, с которым он сталкивался каждый раз, как Эдварду было больно. Следом просыпалось желание разорвать кого-нибудь на части, кусок за куском, позволяя красной крови из богохульного тела залить мир. Такая грязь не заслуживала быть заключённой в мыслящее существо. Любой, кто посмел навредить Эдварду, был ниже самого мерзкого и грязного паразита, и его надлежало выпотрошить.
Хотя не могу же я пока выпотрошить врача, который лечит моего любимого. И остальных, армейских гадюк... но они заплатят за свои дела, уже скоро. Уже скоро, Эдвард, обещаю...
- Прости, - внезапно прохрипел Эдвард, и Артабанус вернулся в реальность, радуясь слезам, выступившим на глазах Эдварда. - Я пытался пойти за тобой, я пошёл... но Ал... мой брат... он вернулся домой. И моя жизнь... но... Артабанус, я...
В конце концов сожаление поглотило юношу и невнятная речь была прервана неожиданным глубоким рыданием. Артабанус выпрямился возле больничной койки, бестрепетно глядя на слёзы, бегущие по щекам Эда.
Чувство удовлетворения до костей пробрало его, он протянул руку, позволяя окружить её золотым нитям, которые сам Эдвард никогда не увидит.
Ты любишь меня, Эдвард...
Кривая улыбка изогнула губы Артабануса, он практически рухнул на кровать и поймал лицо Эдварда в ладони. Поцелуй, который последовал, был быстрым, жёстким, напористым и только сильнее разжёг желание Артабануса. Он позволил своим рукам не очень уж нежно пройтись по телу любовника, ухмыльнулся в ответ на слабый протест и скользнул на кровать между разведённых ног Эдварда.
Он навис над своим ангелом, глядя на страх, боль, сожаление и растерянность в золотых глазах, на золотые, как солнце, пряди, разметавшиеся по подушке, на руки, в защитном жесте прижатые к груди.
Артабанус схватил Эдварда за подбородок, почти машинально активируя круги и заставляя золотые нити окутывать их двоих по его прихоти.
- Поцелуй меня, - громко приказал он, не сдвинувшись ни на дюйм, и Эдвард, опустив руки, подался к его ожидающему рту.
Эти полный контроль, полная власть над душой и телом, наполняли Артабануса таким восторгом, какого ему всегда будет мало.
Ты мой, думал он, оседлав юного алхимика и стискивая его подбородок до синяков, я верну тебя и больше ты не сбежишь.
Инстинкт заставил его прикусить губу Эдварда, так резко, что тот вскрикнул от неожиданности. Артабанус на миг прервал поцелуй, грубо толкая Эдварда на матрас, и снова продолжил целовать, глубоко и болезненно, заставляя Эдварда протестующе стонать ему в рот.
Артабанус не останавливался. Он знал, Эдвард, что бы ни хотел сказать и как бы ни сопротивлялся, всё-таки хотел этого. Он хотел всего, что предложит Артабанус. Эдвард хотел этой связи, того, что они чувствовали друг к другу.
Прошло несколько минут, Артабанус успел избавить Эдварда от рубашки, но металлический звук повернувшейся дверной ручки и сопротивляющегося замка разнёсся по палате. Артабанус предпочёл не обращать внимания на бормотание, а потом и стуки в дверь.
- Эд, открывай! Это я, Рой, помнишь меня? Ал и Уинри подойдут через пару минут. Я просто хочу убедиться, что с тобой всё в порядке.
- Рой, - прорычал Артабанус, пристально глянул на дрожащего Эдварда, потом хмуро бросил в сторону двери: - Эдвард сейчас немного занят, Рой.
Повисла полнейшая тишина, и тёмная радость затопила Артабануса, представившего реакцию человека за дверью.
- Знаешь, Рой, - продолжил он почти радостно, едва замечая, как Эдвард напрягся под ним, - я считаю, что у вас проблемы с охраной. Они пропустили меня, да чуть ли не красную дорожку постелили. Не то, чтобы я возражал... Я действительно польщён, что ты понимаешь, как глупо держать моего Эдварда вдали от меня.
- Артабанус, - наконец еле слышно прошептал Эдвард, голос его исказился от противоречивых эмоций.
Теперь этого не будет.
Артабанус снова вернулся к любовнику, быстро, жёстко, до крови укусил его за шею, заставив Эдварда застонать от боли. Видимо, этот звук был последней каплей для змеищи за дверью.
Дверь взорвалась со вспышкой пламени, это лишь на миг выбило из колеи Артабануса. Он моментально скатился с кровати и дёрнул Эдварда за собой, тем временем как пахнущий горящим деревом дымок заполнял комнату.
Усмехнувшись, он выставил Эдварда перед собой и взял его шею в локтевой захват, принуждая юношу поднять голову.
- Рой Мустанг, надо полагать, - радостно приветствовал Артабанус, когда мужчина шагнул сквозь дымящиеся обломки двери.
Впечатляющая алхимия, с неудовольствием подумал Артабанус, прокручивая в уме множество планов побега. Он знал, что Эдварда придётся оставить, потому что тот ещё не совсем здоров. Лучше было оставить юношу с врачами, которые могут ему помочь. Артабанус был не настолько ослеплён страстью, чтобы этого не понимать.
Хотя одна мысль снова остаться без Эдварда была ненавистна. Прошедшая неделя была ужасно мучительной.
Гадюка, Мустанг, что-то сказал, и Артабанус заставил себя вернуться в реальность, с отвращением анализируя маску мужчины. Она была уродливой, это уж точно. Измученная, но ухмыляющаяся, она выдавала душу, покрытую шрамами, и ложную самоуверенность.
- Прошу прощения? - прорычал гад низким, рокочущим голосом.
Упс. Кажется, последнее сказал вслух.
Ухмыльнувшись ещё шире, Артабанус сделал несколько шагов вперёд, сокращая дистанцию.
- Ты жалкое существо, Мустанг, - весело сказал он. - Ты такой притворщик. Наверно, самый большой лжец, какого я видел. Посмотрите на эти оборванные струны... Тц. У тебя едва ли хватит души, чтобы я смог с ней работать, - выражение лица Мустанга медленно переходило от возмущения и готовности убить к растерянности, пока Артабанус подходил ближе, игнорируя поднятую руку в перчатке с вышитым кроваво-красным кругом. - Но посмотрим, что я смогу сделать.
Без колебаний Артабанус отшвырнул Эдварда в сторону и одним слитным движением прыгнул вперёд, едва увернувшись от огня, вспыхнувшего в каких-то дюймах от лица, настолько близко, что запах палёных волос наполнил помещение. Но несколько потерянных волос стоили выражения полного потрясения на маске мужчины, когда пальцы Артабануса сжали ему горло.
Мустанг был ниже на пару дюймов. Практически одного роста, усмехнулся Артабанус про себя. Почти не думая, он заставил тело мужчины напрячься и рухнуть на колени. Артабанус задрожал от восторга, он весь словно горел. Он глянул на генерала сверху вниз и дал понять своё отвращение изгибом губ.
Ярость охватила Артабануса, когда глаза генерала начали проясняться от шока и расчётливо изучать его.
Нет-нет-нет. Где страх? Только глупая змея не боится орла.
- Ой-ой-ой, генерал! Сейчас-сейчас, только без глупостей. Ах, я знаю, как всё исправить.
Артабанус сосредоточился на мужчине, посылая алхимическую энергию, и мысленно потянулся к печально повисшим нитям, опутывавшим генерала тонкими серыми линиями, как паутина, ухватился за две и сплёл их вместе. Реакция последовала немедленно: глаза гада расширились, тело дёрнулось в спазме. Артабанус, напевая, продолжал давить, заставляя мужчину задержать дыхание вопреки желаниям тела, отстранённо осознавая, что Эдвард поднялся на ноги и стоял столбом в паре футов.
- Смотри, мой драгоценный Эдвард, - пробормотал он, не спуская глаз с Мустанга, - смотри, как этот якобы человек-легенда убивает сам себя по глупейшей причине - потому что не дышит.
Тело под его рукой начало сопротивляться сильнее. Прошла минута... другая...
Труднее всего было контролировать чистые инстинкты, но у Артабануса было достаточно практики, так что это требовало лишь части внимания. Гордый и возбуждённый тем, что этот могущественный генерал сейчас умрёт от удушья, Артабанус едва не прослушал тихие мольбы Эдварда.
- Пожалуйста, не убивай его...
Взбешённый, Артабанус наконец оторвал взгляд от Мустанга, который к этому времени окончательно потерял сознание.
- Почему нет, Эдвард?
- Потому что... он мой друг...
Гнев ударил его как кнут, и он, едва понимая, что делает, отшвырнул Мустанга и схватил за горло уже Эдварда.
- Ты мой, - прошипел он, встряхивая юношу. Он продолжал держать Эдварда, просто заставляя его успокоиться, но заметил страх и усталость в этих золотых океанах. Как Эдвард не может понять? Он принадлежит Артабанусу, и ничто больше не имеет значения. Все эти люди... дураки, гадюки... они все - подделки. Как Эдвард этого не видит?
После целой минуты тишины он отпустил Эдварда, не удерживая, когда тот рухнул на колени. Чувства Артабануса всё ещё метались как маятник от гнева к обожанию и нежности. Мысли молниеносно скакали от чёрного к белому и снова к чёрному. Не было серого в его душе, только чёрный и белый.
Чёрно-белые маски. Чёрно-белый мир.
Не говоря ни слова, Артабанус обвёл глазами палату, на миг задержался на бессознательном теле Мустанга и скользнул дальше спустя секунду. Сейчас этот человек не имел значения. Эдвард может играть со своим дружком, пока Артабанус не вернётся, чтобы забрать его.
Решив, что исчерпал лимит гостеприимства, Артабанус присел на корточки, снова схватил Эдварда за подбородок, сильно, страстно поцеловал его в губы и резко выпрямился.
- Скоро я приду за тобой, мой драгоценный Эдвард. Попрощайся со всеми до моего возвращения. Мы покинем страну, как только тебе станет легче.
Он заметил, что лицо Эдварда бледнеет, и тепло улыбнулся, пытаясь успокоить, но на самом деле ничего не чувствуя в данный момент.
- Не волнуйся, Эдвард. Я вернусь, глазом не успеешь моргнуть. А сейчас мне пора.
Идти к двери было ужасно. Оглядываться и видеть, как Эдвард мрачно смотрит на него, было ещё хуже. Хотелось схватить то, что по праву принадлежит ему, и убраться из страны немедленно, но это было невозможно. Эдвард заслужил быть приведённым в порядок. Его требовалось привести в порядок, иначе Артабанус не знал, что делать.
Что он будет делать со сломанным ангелом?
- До свидания, севгилим. Сени севийорум.
После этого он повернулся и ушёл, не оборачиваясь, потому что не доверял себе. По пути из госпиталя ему пришлось вырубить трёх мужчин в военной форме, что оказалось довольно просто. Надо было только коснуться их, чтобы погрузить в глубокий сон. Всё было просто теперь, когда он снова начал пользоваться алхимией. Ещё лучше, что у него была возможность потренироваться на Эдварде в течение прошлого года.
Он вышел из госпиталя, позади раздавались крики, приказы, начинался хаос, но он лишь удалялся от всего этого с каждым тяжёлым шагом. Войти в госпиталь было легче лёгкого, будучи в форме, но сейчас змей, взорвавший дверь в палату, видимо, поднял шум и убедил всех, что среди них злоумышленник. В сознании генерал или нет, Артабанус понимал, что армейские псы у него на хвосте.
Тем не менее, его походка была медленной и обычной, с очаровательной улыбкой он кивал встречным.
Хаос, охвативший его разум, изгнал все мысли, кроме образа Эдварда. Его прекрасного, драгоценного, ангелоподобного Эдварда. Они будут счастливы вместе, возможно, в Аэруго. Или вернутся в его родной Юкрейт. Главное - неважно, где они окажутся, лишь бы вместе.
Через два квартала от госпиталя он совершенно потерялся в мыслях о будущем и чуть было не пропустил приближающуюся пару. Они оживлённо беседовали, и Артабанус сразу узнал их - из описаний Эдварда.
Яркая улыбка осветила его лицо, стоило увидеть двух самых важных для его любовника людей.
- Альфонс Элрик и Уинри Рокбелл! Как приятно вас встретить!
Молодые люди подняли глаза, прервав разговор, имевший отношение к механике. Один взгляд в эти большие, тёмно-медовые глаза заставил Артабануса влюбиться - пусть и иначе, чем в Эдварда, а подозрительный огонёк в голубых, как море, глазах девушки тоже было приятно видеть. Тёмно-золотые и ярко-зелёные усики, отражавшие энергию пары, были сосредоточенны друг на друге, окутывая одни другого так, что Артабанусу стало ясно, насколько они близки. Это было прекрасно и напоминало о химии между ним и Эдвардом.
- Здравствуйте, - произнёс наконец юноша с сомнением в голосе. - Простите, разве мы знакомы, сэр?
- Ах, нет, - Артабанус улыбнулся, подошёл ближе и слегка поклонился, не вынимая рук из карманов. Он не хотел сейчас применять алхимию к брату своего драгоценного Эдварда и подруге детства. - Я друг Эдварда. Он часто рассказывал о вас. Я просто зашёл навестить его. Приятно видеть, что он поправляется!
Оба продолжали глядеть с подозрением, и Артабанус почувствовал прилив любви к этим красивым ребятам. Очевидно, что члены семьи Эдварда и ближайшие друзья были такими же умными. Они были восхитительны. Даже их маски были не столь ужасны. У девушки была довольно нейтральная, выражавшая лёгкую грусть, но и сильную радость - в линиях глаз и рта. Маска Альфонса показывала много минувшей боли... но также исходила добротой, струившейся в эфире вокруг.
Добротой, которая присутствует и у Эдварда, хотя и несколько иного рода. У Альфонса - подлинная, чистейшая эмпатия. Доброта Эдварда мстительная. Очевидно, кто из них более страстный. Ах, не могу дождаться, когда мой Эдвард снова будет со мной... Так не хватает его в моей постели...
- Да, он поправляется. Это прекрасно. Мы как раз идём навестить его, так что извините, пожалуйста, - Уинри схватила Альфонса за руку и потащила прочь, недоверчиво оглядываясь.
О да. Она мне очень нравится.
И даже с подозрением, сквозящим в глазах, у Альфонса хватило доброты, чтобы выгнуться в захвате девушки и крикнуть через плечо:
- Приятно было познакомиться, эммм...
- Артабанус, - подсказал он с улыбкой и помахал им вслед, но не упустил задумчивого взгляда Альфонса. Юноша явно слышал это имя прежде.
Как восхитительно. Это был чудесный день.
Насвистывая, Артабанус ровным шагом направился к одному из многих явочных домов, которые юкрейтяне обустроили в самых бедных и мрачных уголках города.
Мне просто надо ждать и наблюдать за Эдвардом, и скоро мы покинем эту проклятую богом страну.
И наконец мы с Эдвардом останемся один на один, вместе, в безопасности, и будем счастливы. До конца жизни.
пятница, 12 июня 2020
Обморок. Занавес. (с)
Мастерпост dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
Глава 15
читать дальше
Свет и тепло солнца струились, заливая золотом зелёные холмы, отражались от металла случайной силосной башни, даря пшеничным полям ощущение покоя. Смех то стихал, то лился, эхом разносясь по пустоши, где трое детей возились, пытаясь показать, кто главный.
- Эд, помедленнее! Это нечестно! У тебя ноги длиннее, чем у нас! - прозвучал пронзительный голос девочки, которая бежала последней.
Светловолосый мальчик, перегнавший остальных, послушно замедлился, а потом ухмыльнулся и повалил брата на землю, давая Уинри шанс вырваться вперёд. Братья Элрики, всё время омываемые ласковым солнцем, смеясь и подвывая, пытались распутать конечности. Голубоглазая девочка наконец добежала до мальчишек, когда те неуверенно поднялись на ноги. Надув губки и скрестив руки, она строго глянула на Эда.
- Так куда мы всё-таки идём? Уже почти ужин, а мама не любит, когда я опаздываю.
- Давай, Уинри, - улыбнулся старший Элрик. - Нам всего лишь за этот холм.
Они пошли дальше, заметили птиц, пролетающих сквозь клубящиеся облака, завизжали, когда рядом приземлилась ворона, и рассмеялись, когда та взлетела с испуганным воплем. Поднявшись на большой холм, больше походивший на маленькую гору, дети огромными глазами смотрели, как солнце опускается к горизонту. Свет заливал холмы и поля золотисто-оранжевым, погружая в глубокую, тёмную тень противоположную сторону холма, на который они наконец забрались.
Широкая улыбка Эда начала потихоньку гаснуть, когда он вгляделся в глубину наползающей тени...
- Немного глубже, Эдвард, пожалуйста.
У Эда дёрнулось лицо, и он поднял глаза на спокойного, как никогда, Артабануса. Рука на плече Эда чуть сильнее сжалась, заставляя кивнуть головой и сильнее податься назад.
Овраг - всего лишь один из многих в широко раскинувшейся бесплодной местности, - увеличился от прикосновения стали и плоти к краю, расталкивая землю вширь и вглубь, больше обычных семи футов, к которым Эд привык. Он хотел спросить, почему этот больше, чем предыдущие, но получил ответ, когда несколько взрослых юкрейтян подошли с маленькими телами, безвольно висящими на руках. Один... два... три... четыре мёртвых ребёнка были небрежно сброшены в яму. Эд ужасно хотел отвести глаза, но он был пойман и смотрел, как грязные, безжизненные тела перепутались друг с другом на дне, скатившись по наклонным стенкам, словно тряпичные куклы.
Артабанус ничего не сказал, но следующее прикосновение к ключице заставило Эда соединить руки и снова коснуться грязной земли. Эд мог только смотреть, как почва сыплется внутрь, хороня безымянных детей, испытывая лишь вину из-за того, что благодарен.
Благодарен, что Джеймса не было среди них.
Солнце ярко и гордо сияло над страшной сценой, и Эд сердился на тепло, согревающее спину, чувствуя себя преданным. Должно было быть дождливо или, по крайней мере, пасмурно, но у богов хватило смелости с улыбкой смотреть на отвратительные дела людей.
Кап... кап... кап...
Эд нахмурился от слишком знакомого звука воды, бьющей в стекло, и повернул голову, пытаясь определить источник шума. Бесплодный, пыльный ландшафт всё ещё простирался вокруг него, пара старинных шпилей торчали здесь и там, как полупогребённые скелеты. Никакого источника воды вокруг было не видно...
- Эдвард. Эдвард Элрик.
Эд обернулся к Артабанусу, который лениво улыбался ему, и поднял бровь.
- Вы слышите меня, майор?
Снова повернувшись, Эд глянул на пустынную местность, совершенно растерявшись. Голос шёл как будто у него из-за плеча...
Неожиданно кто-то физически тряхнул его за плечо, и Эд понял, что это не Артабанус. С криком он попытался отпрянуть, но почувствовал себя застывшим, всё, что он мог сделать, - протянуть руки в ту сторону, отталкивая нечто от себя. Он был вознаграждён приглушёнными проклятиями и исчезновением объекта. Он недоверчиво уставился в том направлении и заморгал посильнее.
Белый мир поприветствовал его, стоило глазам проясниться, Эд поморщился от света и руки тут же поднялись, прикрывая лицо.
- Эдвард, вы с нами? Вы слышите меня?
- Свет! Артабанус, погаси грёбаный свет!
На мгновение наступила тишина, и сонное онемение начало постепенно вытекать из спутанного сознания Эда, в достаточной степени, чтобы понять: что-то не так. Материал, покрывавший его тело от ног до груди, не был привычным толстым пуховым одеялом. Он был тонким, как бумага, и позволял чувствовать сквозняк, обдувающий живот, а воздух был слишком холодным для постоянно сохраняющих одну температуру подземелий.
И голос... кажется, он был глубже, чем у Артабануса? И совсем без акцента.
- Эдвард, я приглушил свет. Меня зовут доктор Нельсон, но вы можете звать мня Айзек, если хотите.
Руки Эда опустились на колени. Потом он открыл глаза и приподнялся на локтях. Комната была неприятно знакомой. Она была почти такой же, как в других госпиталях, где он бывал прежде: белый и бледно-зелёный повсюду. Склонив голову набок, Эд глянул на человека, нагнувшегося над кроватью. Средних лет, с белыми прядями в тёмных волосах, мужчина улыбался Эду, бесстрастный, как металл.
- Где... - голос подвёл Эда, и он переместил взгляд с доктора на окно, которое теперь было единственным источником света в палате. Небо было чёрным, но яркие уличные фонари, стоявшие прямо под окном, давали достаточно света, размытого грязными потёками дождя на прозрачном стекле.
Это далеко не подземелье... как я сюда попал? Эд углубился в себя, пытаясь заполнить пробелы, но сдался и махнул рукой, сосредотачиваясь на последнем, что помнил. Я кричал... Почему я кричал? Напрягшись до головной боли, он бросил это дело и снова вернулся к доктору, внимательно следившему за ним.
- Где я? Что случилось?
- Мы вернёмся к этому через минуту. Сперва я хочу провести несколько тестов, если вы не возражаете.
Доктор подошёл к ряду шкафчиков и полочек у стены, противоположной закрытой двери, и начал рыться в ящичках. Эд полностью сел, голова закружилась и живот свело, и тут наконец до него допёрло. Если бы он был полностью в уме, то удивился бы, что не догадался раньше.
Я... я свободен... да? Артабануса нигде не видно, и этот доктор очевидный аместриец...
Но...
Эд подчинился командам доктора: проследить за ручкой обоими глазами, закрыть один глаз, поднять ноги по очереди, потом руки, - в основном ещё пытаясь разобраться в ситуации. При взгляде на старательную улыбку мужчины холодный комок собрался в груди Эда и ледяная волна прошла по позвоночнику.
Нет. Ни в коем случае Артабанус не мог быть столь беспечен, чтобы упустить меня. Это просто какая-то проверка, подстроенная Артабанусом, чтобы узнать, действительно ли я предан ему.
Вот это правильно. Это имеет смысл. Жестокая вспышка паники начала угасать, как только он молчаливо согласился с собой. Ругая себя за то, что даже начал надеяться, он обратил всё внимание к "доктору". После того, как "доктор" с удовлетворением одобрил общее состояние Эда, тот наконец скрестил руки на груди и устремил пылающие золотые глаза на "доктора", заставив того замолчать.
- Это замечательно и всё такое, сами видите, я в порядке. А теперь я хотел бы вернуться к Артабанусу. Он за дверью? Можете позвать его сюда?
Лицо доктора Нельсона на минуту дрогнуло, выразив что-то вроде беспокойства. Это была первая настоящая эмоция, замеченная у него Эдом, и у того сердце сжалось от боли.
- Майор... кто вообще такой этот Артабанус?
Взбешённый этим издевательством, Эд задавил самые тёмные чувства и продемонстрировал только раздражение:
- Слушайте, как вас там на самом деле, я не люблю играть в такие игры. Дошло? Я вам не идиот, так что давайте, зовите Артабануса, пока не выбесили меня окончательно.
- Здесь нет никакого Артабануса, майор. И я не играю ни в какие игры. Артабанус - это тот человек, который похитил вас?
Помолчав, Эд дал себе время осмыслить эти слова, и лицо его исказилось дикой яростью.
- Нет.
- Хорошо, - доктор ещё раз посмотрел на него испытующе, прежде чем шагнуть ближе и сложить руки на груди. - Слушайте очень внимательно и отвечайте честно, майор Элрик. Сейчас вы ведёте себя цивилизованно и логично, но всего пару часов назад вы говорили довольно тревожащие вещи и повели себя достаточно буйно, чтобы получить укол. Так же, как вели себя при обнаружении в Альбупове. Вы помните хоть что-то из этого? Помните военных, которые нашли вас в Альбупове и доставили сюда? Очень важно, чтобы вы ответили мне честно. Что последнее вы помните?
Альбупов? Город, куда Артабанус ездит за припасами? Нет, я там не был никогда. Он врёт. Он просто хочет меня запутать. Это действительно жестокая проверка, которую затеял Артабанус... Я не понимаю... Что он хочет выяснить? Какие такие военные? Что за?..
Эд сглотнул комок. Ему пришлось немного помолчать, прежде чем ответить:
- Нет. Я не помню ничего такого. Последнее, что я помню...
Рука, запутавшаяся в его волосах, тянет достаточно сильно, чтобы на глазах выступили слёзы, а шея выгнулась назад, подставляя горло зубам, которые тут же сжимаются достаточно сильно, чтобы заставить его вскрикнуть. Мышцы болят, инстинкт приказывает бежать - БЕГИ, ВАЛИ, ТОЛЬКО НЕ СНОВА, Я НЕ МОГУ, БЛЯДЬ! - но невидимая сила удерживает его на месте, словно он сраная статуя, которой не сдвинуться ни на волосок, как бы сильно мысли и адреналин ни убеждали его. Это болезненное и изматывающее ощущение. Горячие, жадные руки шарят по плечам и спине, на плечо опускается чужой подбородок.
- Скажи, что любишь меня, мой драгоценный Эдвард, - тёплый шёпот щекочет щёку, дыхание пахнет мятой.
Что-то внутри Эда сжимается, когда на губах формируются слова и его же монотонный голос произносит их, подчиняясь приказу, его начинает трясти сильнее, когда эти до странного знакомые руки добираются до той части его тела, к которой он никогда не позволил бы прикоснуться, будь контроль у него. Но он вынужден сидеть совершенно неподвижно, пока человек, практически обвившийся вокруг его тела, развлекается. Всё действо проходит по большей части в тишине, с некоторыми дразнящими замечаниями, произнесёнными мягким, приторно-сладким голосом, которые то и дело вырывают Эда из душераздирающей сумятицы. Как будто душа Эда рвётся на части с каждой минутой, тьма прорастает и расцветает по всему телу, как чудовищный сорняк. Сердце гниёт, разум цепенеет. Возникающие мысли забываются в тот же момент и сменяются невысказанными мольбами, чтобы это быстрее закончилось. Долго, долго кажется, что это не кончится никогда. Минуты тянутся как часы в мучительной тишине, существуют только прикосновения и понимание происходящего вокруг...
Но конец всё же наступает, и Эд подвергается следующей пытке, когда Артабанус притягивает его ближе, так, что тела соприкасаются с ног до головы, и принимается шептать комплименты и сладкие обещания, словно уёбищные извинения.
- Ты такой идеальный, Эдвард, такой красивый. Я никому и никогда не позволю нас разлучить - ты мой мир и моя жизнь. Без тебя я ничто. Ты теперь моя причина существовать. Если бы я тебя не увидел, если бы не встретил тебя, я умер бы уже, мне незачем было бы жить. Но ты изменил меня, Эдвард. Я никогда не думал, что смогу полюбить так сильно, как люблю тебя. Я люблю тебя больше самой жизни, и никогда... никогда больше... никогда снова не позволю разлучить нас, никогда. Ошибка судьбы держала нас столько времени вдали друг от друга. Если бы я только встретил тебя ребёнком. Все эти годы, потерянные без тебя. Но, может быть, это было божьим испытанием, держать тебя подальше от меня, чтобы я мог измерить на своём опыте всю мерзость человеческой природы и узнать действительно чистую душу, когда встретил тебя. Я так благодарен, что твои свет и совершенство наполняют каждый день моей жизни. Эдвард... Я люблю тебя. А ты любишь меня?
Пальцы оторвались от кожи Эда, давая ему ответить самому. Эд открыл рот, готовый зарычать, но тихий, саркастичный и серьёзный голос в подсознании воззвал к рассудку и логике.
Будь ты проклят, Мустанг.
- Да, я люблю тебя, - пробормотал Эд так тихо, как мог, чтобы надлом и ярость в голосе не были слышны. Счастливое мычание отдалось в его спине, и он порадовался, что чужие руки вновь легли на него, заставляя молчать и не шевелиться, не давая боли и гневу выплеснуться из сердца.
Да, я люблю тебя...
- Майор... мистер Элрик... Эдвард!
Вернувшись в настоящее, Эд заметил человека, наклонившегося над ним, всего в футе от своего лица. Эд отшатнулся, едва поморщившись, когда приложился затылком об стену, слишком захваченный паникой, нахлынувшей при виде незнакомца.
- Ты ещё что за хуй с горы? Куда съебался Артабанус? УБЕРИ ГРАБЛИ!!! - Эд метнулся в сторону, как только мужчина сделал шаг вперёд и протянул руку. Отсутствие опоры, короткое падение и удар об пол оказались сюрпризом, на миг приведшим его в ступор. Сердце колотилось о рёбра, не давая дышать и мешая слышать сквозь биение крови в ушах. Поэтому он заметил, что мужчина обошёл кровать, только когда тот уже занёс руку со шприцем.
Эд вскочил на ноги, руки автоматически соединились с глухим хлопком металла о плоть. Синие и белые искры вспыхнули и растаяли, оставляя лезвие на том месте, где раньше была стальная рука. Двигаясь исключительно на инстинктах, поскольку разум помахал ручкой, как только прозвучал душераздирающий сигнал тревоги, тело Эда приняло боевую позицию, въевшуюся уже в самые кости.
Мужчина чуть не кувырнулся назад, и что-то крича, выбежал из комнаты без оглядки.
Снова застигнутый врасплох, Эд, не меняя позы, быстро и пристально оглядел своё окружение.
Белая комната, кушетка с клеёнкой, чувак в белом халате. Госпиталь, что ли? Что за херь? Я только что был с Артабанусом...
Взгляд упал на единственное окно в помещении, за которым бушевала буря.
Вот! Вот как я смогу сбежать.
Выпрямившись, Эд бросился к окну, но когда он был едва ли на полпути, дверь снова распахнулась и в неё ворвалось с полдюжины человек. Эд развернулся, чтобы встретить новую угрозу, и выставил автоброню перед собой как щит, когда заметил, что люди в чём-то, напоминающем... аместрийскую военную форму?
Он открыл рот, чтобы заговорить, чтобы спросить, потребовать ответов, каких угодно, но его снова накрыло адреналином, когда мужчины дружно кинулись на него. Бросившись на пол от тянувшихся сверху рук, ногами он сбил по крайней мере троих. Эд откатился в сторону, когда ещё двое вцепились в него, и ударил металлическим локтем назад, по схватившей за плечо руке. Раздался громкий крик боли, и Эд оказался свободен достаточно, чтобы вскочить на ноги и вступить в рукопашную с оставшимися.
Иглы боли пронзали костяшки левой руки каждый раз, как она встречалась с челюстью или лбом, но это было легко игнорировать в нынешнем состоянии. Он не смел пользоваться алхимией, чтобы не покалечить кого-нибудь в такой тесноте, так что оставалось только молча пугать противников лезвием, а потом уклоняться и атаковать левым кулаком, используя своё преимущество в скорости.
Один за другим враги падали, пока не остался один. Этот вытащил пистолет и направил на Эда с лицом таким же пустым, как маска. Эд усмехнулся и выпрямился, вытер кровь, медленно капавшую с подбородка.
Уфф. Не помню, чтобы меня ударили.
- Майор Элрик, прекратите и возьмите себя в руки, пожалуйста.
- Вы правда из армии, что ли? - Эд пригляделся к лентам и звёздам, украшавшим форму. - Старший лейтенант Амсель?
- Да, сэр, - последовал немедленный ответ, именно такой, каким должен быть ответ старшему по званию. Смущение и растерянность охватили Эда, ещё и знакомое чувство паники потихоньку возвращалось, в глазах темнело. Алхимик отогнал его и сморгнул, уцепился взглядом за Амселя и попытался разобрать выражение его лица, старательно подавляя панику.
- Где я? - Эд хотел задать вопрос более солидным голосом, но с губ сорвалась почти мольба. Немедленно стыд и разочарование в себе затопили Эда, и ему захотелось закатить глаза.
Может, дело было в умоляющем тоне, а может, в самом вопросе, но Амсель медленно опустил пистолет.
- Это госпиталь Западного города. Сегодня девятнадцатое сентября, около двадцати двух часов. Я старший лейтенант Рейнар Амсель, под командованием майора Конвея и генерала Тулсона из Западного штаба.
Кажется Артабанус говорил про десятое сентября... Я пропустил девять дней?... Как?
- Что случилось? - только и смог сказать Эд, мысли рассыпались, в глазах всё больше темнело. Неосознанно он соединил ладони и убрал лезвие.
- Я надеялся, ты нам расскажешь, Стальной.
Сердце сжалось, дыхание перехватило, паника рассеялась, а чернота была сметена сияющим жаром. Эд резко развернулся к дверям, глаза распахнулись в неверии, когда реальность окончательно обрушилась на него.
Генерал Рой Мустанг стоял в дверях и небрежно оглядывал разгромленную палату с заметной улыбкой на губах. Когда тёмные глаза снова встретились с озадаченными золотыми, время, казалось, совсем остановилось, давая Эду налюбоваться на этого человека.
Первое, что было очевидно для Эда...
Блин. Ну и видок у него.
Глаза Мустанга ввалились и были обведены тёмными кругами, говорящими, что в последнее время он практически не спал. Он казался бледнее и потерял фунтов двадцать, судя по сильнее проступившим скулам и подбородку. Добавить к этому непрофессионально опущенные плечи и аксельбант, пристёгнутый вверх ногами, и Эд сделал вывод, что Мустанг недавно прошёл через личный ад. Но всё же, даже пусть он был вымотан и измучен, эти глаза потрясали Эда, глаза, которые преследовали его во снах на протяжении всего плена.
Напряжённый взгляд Мустанга, казалось, прожигал Эда до глубины души, что должно было заставить его почувствовать неловкость и отвести глаза, но Эд попал в ловушку этого взгляда. Его сердце билось быстро, но иначе, чем до этого, покалывало и сжималось. Словно разговор происходил между ними, от золота к чернёному серебру и обратно, но Эд не мог расшифровать его. Это было просто... тепло, облегчение, усталость, радость и, кроме прочего, страх.
Что я могу сказать ему... что я должен ему сказать... я хочу...
Когда взгляд затянулся и тишина начала сгущаться, сердце Эда резко заколотилось, напомнив ему о всех тех эмоциях, которые он сдерживал. Что-то, крепко сжимавшее грудь, начало ослабевать, он чувствовал это, как распускающиеся шнурки ботинок, и изо всех сил пытался затянуть их снова. Было ещё не время, он был ещё не готов, но душа бессовестно сопротивлялась, все печати были сорваны следующими словами Мустанга:
- Давно не виделись, а, Стальной?
Эд не помнил, как ноги подломились, как колени врезались в плитку, а руки закрыли лицо. Он мог только скрючиться и рыдать. Измученное сердце болело и рвалось, разум полностью отключился, у Эда началась истерика. Он едва слышал произносимые шёпотом команды, за которыми последовал шорох шагов удаляющихся из комнаты людей, но даже не пытался понять, что происходит за пределами его пузыря боли.
Это охуеть как больно. Блядь, Мустанг, почему именно сейчас?.. Может, это всё нереально и через минуту я проснусь.
Вопреки этой мысли, рука, осторожно сжавшая плечо, и запах горелого дуба заполнили его чувства, обволакивая, как уютное одеяло. Много минут прошло, а Эда всё мучила боль, как будто в груди мучительно медленно проворачивали нож, и конца этому было не видно.
Всё, что произошло... всё, что Артабанус сотворил с ним... всё это вырвалось на поверхность разума, сжимая горло и не позволяя говорить.
Рука с живого плеча вдруг исчезла, и Эд не мог сдерживаться, оплакивая эту потерю. До тех пор, пока на смену ей не пришли крепкие объятия. Сильные руки обхватили его талию, заставили выпрямиться и прижаться к плечу, которое так запросто предлагали.
- Рад видеть тебя, Эд.
Едва ли в состоянии соединить этот дрожащий, полный эмоций голос с так хорошо известным ему гордым мужчиной, Эд не знал другого ответа, кроме как сжать плечи Мустанга изо всех сил. Он хотел навеки замереть в этом мгновении, чтобы успокоиться.
Касаясь его, дыша им, Эд размышлял о том, сколько раз они вместе зависали в баре, практически соприкасаясь головами наклонялись над алхимическими записями, которые становились в большей степени "их", чем кого-то из них по отдельности. Вспоминая привычные вечера, в которые оба обязательно набирались так, что ковыляли домой, практически повисая друг на друге, Эд улыбнулся сквозь слёзы.
В конце концов рыдания утихли и буря в груди улеглась настолько, что Эд смог сделать несколько глубоких вдохов, не сопровождаемых жгучей болью. Тем не менее, они остались всё в той же неудобной, но успокаивающей позе, пока всхлипы совсем не прекратились.
Я должен рассказать ему про Джеймса и про Артабануса, про юкрейтян и про детей... Я не помню, как попал сюда, но не должен упускать этот шанс. Даже если это какой-то извращённый сон.
Когда Эд наконец попытался отстраниться, он удивился оттого, что Мустанг на миг прижал его к себе ещё крепче, так, что Эд чуть не захрипел от ломающей кости силы, прежде, чем отпустить.
Эд улыбнулся, встретившись снова с глазами Мустанга, и заметил в них страх. Должно быть, у Мустанга были неприятности в те пару месяцев, что Эд пропадал. Бедному генералу-ублюдку не хватало собутыльника, который не боялся поставить его на место, хоть трезвый, хоть пьяный.
- Ещё один виски и... что ты там пил, молоко?
Какофония переполненного шумного бара почти заглушила подколку Мустанга, но Эду удалось её расслышать, и он поперхнулся остатками виски. Он закашлялся, горло жгло от попавшего не туда алкоголя.
- Сука... ублюдок... просто принеси мне ещё виски... - пробормотал Эд между приступами кашля.
Придя в себя, с новым стаканом в руке, Эд бездумно стянул ленту с волос и отбросил их с лица, оставив раздражение ради новой порции жидкого огня. Хотя алкоголь на этот раз показался не таким крепким. Практически как вода. Странно. Откинув голову, он выпил содержимое стакана одним глотком, и голова резко закружилась, когда он опустил стакан на стол.
Бурчание слева заставило его обернуться, с рукой, ещё зарывшейся в волосы. Он моргнул, но замер, заметив, что Мустанг пристально смотрит на него, эти ониксовые глаза яркие и горячие от чего-то страстного. Тяжело сглотнув, Эд попытался понять, вызван ли жар, прихлынувший к лицу, алкоголем, или тем, как Мустанг его поглощённо разглядывал.
- Что это было, ублюдок? - Эд не сразу понял, что язык его не слушается. И засмеялся над собой. А Мустанг наклонился ближе, сокращая последнее расстояние между ними.
- Я сказал, что тебя уже принимают за женщину, Стальной. Думаю, тебе стоит подобрать волосы, или кто-нибудь из этих пьяниц попытается тебя проводить до дома.
- Да, отнимет у тебя работу, - ответил Эдвард бездумно, и только потом до него дошло. - ЭЙ! Я НИХУЯ НЕ ПОХОЖ НА ДЕВЧОНКУ!
Бесящая и очаровательная улыбка искривила губы Мустанга, делая его похожим на самодовольного и балованного домашнего кота.
- Ты, конечно, ведёшь себя не как девушка. Это уж точно. Однако, с распущенными волосами, да ещё и с пьяных глаз, кто-нибудь, я уверен, сделает тебе интересное предложение.
Фыркнув, Эд только тряхнул головой, забрасывая волосы за плечо. Мустанг лишь усмехнулся.
- Ладно, ублюдок. Готов биться об заклад, никто не примет меня за девушку. Я НЕ ПОХОЖ на женщину.
Мустанг поставил локти на стол и опустил подбородок на переплетённые руки.
- И что ставим на кон, скажи, пожалуйста?
Вялые мысли Эда путались, на понимание вопроса потребовалось несколько секунд, и ещё больше - чтобы подобрать достойный ответ.
- Выпивку.
- Выпивку? Мне кажется, тебе уже хватит.
- Нет, я имею в виду, ты платишь за выпивку, если никто не захочет проводить меня домой.
- А, понятно. А ты тогда платишь за всё, если кто-то ЗАХОЧЕТ проводить тебя домой?
- Этого не будет, Мустанг, - Эд прикончил содержимое очередного стакана, поклявшись себе, что этот - последний.
Ещё не было полуночи, так что алхимики продолжили болтать, перескакивая с одной темы на другую, по большей части об алхимии, но иногда о команде Мустанга, или о семье Эда - Уинри, Але, бабушке Пинако. В некоторые редкие моменты Рой практически заставлял Эда рассказывать о своём детстве, например, как они с Алом делали фигурки для матери с помощью алхимии. Огненный алхимик был впечатлён уровнем детей пяти и шести лет.
Время от времени случались странные моменты, когда мужчины замолкали и просто смотрели друг на друга. Стоило сказать что-то поддразнивающее или нежно-оскорбительное, их глаза встречались и сердце Эда спотыкалось по какой-то глупой причине. Это было смешно. Хуже того, это происходило всё чаще и чаще с тех пор, как началось год назад.
К счастью, каждый раз они... просто продолжали, словно ничего не произошло. Это действительно было облегчением. С той ночи, когда Мустанг проводил Эда домой и они почти... ну... всё было немного странно. Мустанг с тех пор на их посиделках столько не пил. Это одновременно радовало и расстраивало Эда.
Вскоре после такого взгляда и очередной волны дрожи в животе Эда, Мустанг поднялся и направился к стойке, чтобы взять себе ещё выпить. Эд глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула, поднёс руки к горящему лицу и прижал кончики пальцев к скулам, чувствуя жар. Вздыхая и блуждая в собственных мыслях, он заметил подошедшего к столу мужчину только когда тот наклонился ближе.
- Эй, золотце. Я просто хотел сказать, что у тебя самые потрясающие глаза, какие я видел в жизни.
Упомянутые глаза стали размером с блюдца и уставились на сильно выпившего мужчину.
- Эээ... Спасибо.
Мужчина криво улыбнулся и приобнял Эда за плечи.
- Знаешь, мой дом всего в паре кварталов, почему бы нам...
В этот момент рука в перчатке с красным оттиском оторвала ухажёра от Эда и вежливо направила прочь. Эд смотрел то на Мустанга, то на незнакомца, голова кружилась при попытке сложить два и два. Всё, что он понимал, выражение Мустанга было близко к разгневанному, и это никогда не являлось добрым знаком.
- Думаю, вам стоит вернуться к стойке, - вежливо предложил генерал с едва заметной ноткой раздражения. Никто никуда не собирается с вами идти. Понятно?
Незнакомец кое-как выговорил:
- Дай ей самой решить.
На что Мустанг немедленно ответил, опасно улыбаясь:
- ОН недостаточно трезв, чтобы дать ЕМУ решать. До свидания.
Бросив последний долгий, шокированный взгляд на Эда, пьяница удалился, настолько быстро, насколько это было возможно в его состоянии.
Мустанг снова уселся напротив Эда, сложив пальцы под подбородком, победная ухмылка сменила прежнюю опасную улыбку. Генерал напустил на себя невинный вид, радостно обращаясь к Эду:
- Похоже, сегодня гуляем за твой счёт, Стальной.
Эд задрал бровь, и Мустанг глянул на него пристально, и тогда Эд засмеялся.
- Ты купил мне обед... потому что я заплатил за выпивку... потому что проиграл пари?
Он покачал головой, всё ещё усмехаясь тому, что Мустанг тогда не стал злорадствовать. В груди Эда расцвело тёплое веселье, что по какой-то причине казалось странным; почти как если бы он был в сильном стрессе или после тяжёлой тренировки. Остановившись, чтобы подумать об этом, он снова поднял глаза на Мустанга и немедленно напрягся, потому что на лице мужчины были написаны шок и глубокая тревога.
Стойте... почему Мустанг выглядит настолько иначе? Он похудел, спал с лица, под глазами круги...
Только Эд открыл рот, чтобы сказать что-нибудь или спросить генерала, что не так, его прервал топот сапог, донёсшийся из коридора.
Несколько мгновений спустя в двери проскользнул молодой человек, и Эд тут же вскочил, широко улыбаясь от волнения и яркого счастья, нахлынувшего как приливная волна. Всё остальное стёрлось, когда он смотрел на младшего брата, выглядевшего таким же шокированным, как он сам.
Ал иногда бывает таким дурнем...
- Ал! Что за хрень! Вернулся домой раньше времени и даже не позвонил?
Не давая брату шанса возразить, Эд бросился вперёд и обнял младшего - но всё же переросшего его - Элрика. - Скажи, что ты хотя бы Уинри предупредил! Ты же знаешь, она хотела встретить тебя на вокзале, когда ты вернёшься! Ну, расскажи мне, как всё было, я хочу подробностей, ты захватил исследования или оставил их на квартире?
Слова быстро вылетали изо рта, Эд просто не мог остановиться. Ала не было так долго!
Все беспокойства и сомнения, связанные с нежеланием отпускать младшего брата одного и надолго, улетучились, когда он прижал к себе тёплое, дышащее, дрожащее тело.
Стоп. Почему он дрожит?
- Ал... - Эд отступил, руки ещё с силой сжимали плечи брата, золотые глаза пробежались по бледному лицу. - Ал, что не так? Ты совсем белый. Ты не заболел?
Но потом Эд встретился с Алом взглядом. С этими прекрасными серо-синими глазами...
Сердце Эда упало до самого желудка и тут же подскочило. Шестерёнки в мозгу бешено завертелись при взгляде на парализованного по какой-то причине Альфонса.
Мустанг внезапно изменился, Ал вернулся из Сина раньше времени... и видок у них как после путешествия в ад и обратно.
И Ал... Почему Ал смотрит на меня, как на призрака?
- Что... что случилось?
Вероятно, именно тревога в его голосе привела в чувство двух самых важных людей в его жизни. Внезапно Мустанг оказался рядом, выражение лица соответствовало всем опасениям, которые испытывал Эд.
И в этот момент Эд понял, что даже не представляет, где находится.
Это похоже на больничную палату. Но мы же только что были с Мустангом в кафе...
- Эд!
Эд тупо повернулся к Мустангу.
- Эд, присядь. Я позову доктора, ладно?
Эд хотел возразить, хотел выяснить, что происходит, но что-то его остановило. Он не мог объяснить, но как только приказ был отдан, он прошёл к госпитальной койке и сел на край. Это явно обеспокоило Мустанга и Ала так же сильно, как его самого. Быстрей, чем он понял, Мустанг оказался за дверью, Ал же уселся рядом, взял живую руку и переплёл их пальцы.
Глаза старшего Элрика скользнули по их соединённым рукам, он сосредоточился на слабом биении крови, которое чувствовал в пальцах Альфонса. Этот пульс был тем самым подтверждением, в котором он нуждался. Пока с Алом всё было в порядке - с Эдом всё было в порядке.
- Братик... - Ал больше ничего не смог сказать и разрыдался.
- Всё хорошо, Ал, - пробормотал Эд, осторожно прижимая брата к груди стальной рукой. - Я не знаю, что случилось, но всё будет хорошо. Мы вместе, и это всё, что по-настоящему важно, правда?
По какой-то причине младший Элрик от этих слов только зарыдал громче. Откашлявшись, Эд попытался избавиться от растерянности и беспокойства и только сильнее прижал Ала к себе, чтобы успокоить физическим контактом. В большинстве случаев с тех пор, как Ал вернул тело, это срабатывало, но, похоже, не сегодня.
Что же могло сотворить такое с Алом? Что-то случилось со мной или с кем-то из наших близких?.. Я просто не понимаю!
Наконец, устав мучиться неизвестностью, Эд начал:
- Ал, что...
- Майор, рад видеть вас, уфф... возвращающимся к нормальной жизни, - раздался голос от двери. Эд поднял глаза и посмотрел на того, кто должен был быть доктором, но тот выглядел как-то подозрительно. Обычно у докторов было такое лицо только после нескольких часов его лечения. - Я хотел бы начать исследование прямо сейчас, если вы не против. Если вы пройдёте со мной, мы просканируем ваш мозг. Новое алхимическое изобретение позволит нам увидеть любые аномалии на поверхности вашего мозга. Это будет довольно просто, если вы мне поможете.
- Стоп-стоп-стоп, - Какой быстрый нашёлся. Я уже встречался с этим человеком? Что-то не припомню. - Что происходит? Зачем вам забираться ко мне в голову?
Доктор кое-как унял дрожь, прокашлялся, явно чувствуя неудобство.
- Я не в состоянии получить достаточно информации до того, как увижу эти сканы, кроме того, что вы не ориентируетесь во времени... ох, точнее, я могу только догадываться, что вы страдаете от своего рода провалов в памяти. Но нужны сканы, прежде чем говорить о чём-то ещё.
Провалы в памяти?..
В животе у Эда образовалось ощущение тяжести, как будто туда поместили железный шар.
- ...какое сегодня число?
Его пальцы сжали, и он поднял глаза на Ала, качающего головой.
- Не сейчас, братик, пожалуйста. Просто позволь доктору Нельсону сделать то, что нужно в первую очередь. Пожалуйста.
Мустанг, стоявший всё это время позади доктора, казалось, чувствовал то же, что и Ал, судя по смятению в тёмных глазах. На миг встретившись взглядом с командиром, увидев все чувства, вызывающие тревогу: страх, печаль, сожаление, гнев, вину и ещё нечто нежное и хрупкое, чему Эд не мог дать названия, - он принял решение.
Он послушно последовал за доктором, Ал всё так же держал брата за руку, пока они шли к алхимически разработанной машине. Путь проходил в абсолютной тишине, но Эд то и дело поглядывал на Мустанга и на Ала, которые шли по бокам от него, практически неуютно близко. Ал продолжал смотреть только на него, слёзы блестели в серо-голубых глазах каждый раз, когда они встречались со смущёнными золотыми. Но Мустанг, в свою очередь, смотрел только вперёд, стиснув зубы. Эти стиснутые зубы обычно означали, что Мустанг окончательно взбешён чем-то и жаждет мести, ка было известно Эду. Даже в самом лёгком случае это было заметно. Например, какая-то мелкая сошка не подала вовремя документы, помешав Мустангу в желаемый срок закончить работу. После беседы с Мустангом этот бедняга подал в отставку. Иногда Эд доводил Мустанга до такого состояния, что им можно было детей пугать, и сейчас немного расстраивался при мысли об этом.
Каждый раз такой цирк устраивает... если уж Мустанг решил показать, что чувствует что-то, доводит это чуть ли не до абсурда.
Эд уже жалел того несчастного, на кого сейчас был направлен гнев Мустанга.
Так, увлечённый внутренним монологом, Эд едва не врезался в спину доктора, и только рука Ала удержала его в реальности. Доктор Нельсон поколебался с минуту, бросив на него последний оценивающий взгляд, прежде чем проводить в тёмный кабинет. Мустангу и Алу было запрещено входить, и прежде, чем Эд запротестовал, дверь была закрыта на замок, оставив его наедине с доктором.
С извиняющейся улыбкой мужчина направился к огромному устройству, занимавшему половину кабинета, деревянная кушетка наполовину торчала из неё.
- Простите, майор. Если в кабинете находится больше двух человек, особенно с алхимическими способностями, машина может выдавать ложные показания. А мы хотим быть аккуратными и максимально точными и быстрыми. И будем надеяться, что управимся за один раз. Постараемся?
- Ладно, - сказал Эд, подходя к машине, без сомнения, заинтересованный, как она работает. Она была похожа на половину гроба: верхняя часть койки скрывалась внутри огромного параллелепипеда, подвешенного к потолку на цепях. Он чувствовал энергию алхимии, но предполагал, что для работы машины не требуется активация какого-то круга. Наверняка где-то в ней помещалась энергетическая схема, несколько других схем активировали различные функции машины. Это было очень интересно, и Эд бы с удовольствием посмотрел, какие конкретно круги используются, но были более важные вопросы, с которыми требовалось разобраться первым делом, о чём напомнил доктор, попросив Эда лечь на кушетку и по пояс забраться внутрь машины.
Боясь, что голова закружится от продолжающегося безумия, Эд послушался без возражений.
Когда он лёг на кушетку и устроился как надо, а голова его оказалась в темноте, он подумал о своих студентах и о том, кто же учит их теперь вместо него. Как давно у него эти предполагаемые провалы в памяти? Все ли студенты вовремя выполняют домашние задания? Достаточно ли компетентен тот, кто его заменяет, для разработанного им курса?
Думая об этом, он прикусил губу до крови, но вдруг резкая боль пронзила порты автоброни.
- Блядь! Что за хуйня? - заорал он, живой рукой схватившись за горящее правое плечо. Как будто лёд приложили к голым нервам, посылая искры добела раскалённой боли в торс и в левое бедро, так, что отдавало болью даже в зубы.
- Майор, что с вами? - раздался голос доктора где-то в районе головы.
Сморгнув слёзы и стиснув зубы, Эд тихо выматерился и ответил:
- Делайте, что надо, только побыстрее!
Раздался шорох перекладываемых бумаг, потом шаги снова приблизились.
- Мы закончили, майор, можете вылезать.
В секунду Эд выбрался из машины, боль пронзала его при каждом движении. Он сжался в комок на краю кушетки, вцепившись в ледяное металлическое плечо.
С чего бы это? Такой пиздец был только один раз.
Когда он оставался в Бриггсе, было так холодно, что даже обновлённая автоброня периодически причиняла ему простреливающую, ужасно отвлекающую боль. Он постоянно боялся обморожения вокруг портов и из предосторожности одевался как капуста. Боль, которую он чувствовал сейчас, была практически такой же, как тогда.
Но это имело бы смысл, если бы его автоброня прошла через ад и долго не обслуживалась. Такой боли не должно было быть.
Где-то закоротило распределитель или провода перепутались? Эд ощупал плечо и порт, проверяя, не торчит ли что-нибудь. Ничего очевидного не было, при надавливании не болело, но стоило пошевелиться, боль снова простреливала в полную силу. Определённо, что-то внутри автоброни. Когда он последний раз виделся с Уинри?.. Наверно, год назад? Вероятно, просто пришло время подгонки.
Возможно, у неё готова новая модель. Он улыбнулся, вспоминая, как сияет лицо девушки всякий раз, когда удаются даже самые незначительные улучшения в работе. Внезапно он ужасно захотел увидеть её. Посмотреть в эти выразительные, голубые, как небо, и глубокие, как океаны, глаза, и полностью убедиться, что с ней всё в порядке.
Внезапное желание заставило его почувствовать себя неловко, ему потребовалось, чтобы Мустанг и Ал снова были рядом. Едва прислушиваясь к обеспокоенным вопросам доктора, он встал, поспешил к двери и распахнул её.
Мустанг первым протянул ему надёжные руки, затем Ал обхватил его за плечи. Но что-то было не так. Он чувствовал... зуд, в переносном смысле, нервный. Потерю. Внезапно он понял, что не представляет, где находится, все мысли разом исчезли, оставив его опустошённым и одиноким.
Тёмные и водянисто-серые глаза внимательно смотрели на него сверху.
- Что случилось? - раздался резкий и отчаянный голос человека с обсидианами на месте глаз.
Другой, далёкий голос пробормотал:
- Похоже на приступ. Просто не трогайте его и подождите, пока пройдёт.
- Братик! Ты меня слышишь? Эд!
Реальность начала ускользать, страх потери сознания накрывал волной.
- Генерал! Не трогайте его, просто не...
Тепло окутало тёмные ледяные полосы, всё сильнее сжимавшие Эда, окружая его и унимая страх на короткие мгновения. Что-то внутри потянулось навстречу прикосновениям, погружая невидимые пальцы в тепло, отчаянно пытаясь удержать свет и надежду. Но потом всё исчезло, и тепло тоже, и Эд остался окружён ледяным мраком, бывшим глубже сна.
- Всё будет в порядке, Эд. Всё хорошо. Слышишь меня, Стальной? Ты сильный. Борись.
- Борись.
...борись...
Глава 15
читать дальше
Свет и тепло солнца струились, заливая золотом зелёные холмы, отражались от металла случайной силосной башни, даря пшеничным полям ощущение покоя. Смех то стихал, то лился, эхом разносясь по пустоши, где трое детей возились, пытаясь показать, кто главный.
- Эд, помедленнее! Это нечестно! У тебя ноги длиннее, чем у нас! - прозвучал пронзительный голос девочки, которая бежала последней.
Светловолосый мальчик, перегнавший остальных, послушно замедлился, а потом ухмыльнулся и повалил брата на землю, давая Уинри шанс вырваться вперёд. Братья Элрики, всё время омываемые ласковым солнцем, смеясь и подвывая, пытались распутать конечности. Голубоглазая девочка наконец добежала до мальчишек, когда те неуверенно поднялись на ноги. Надув губки и скрестив руки, она строго глянула на Эда.
- Так куда мы всё-таки идём? Уже почти ужин, а мама не любит, когда я опаздываю.
- Давай, Уинри, - улыбнулся старший Элрик. - Нам всего лишь за этот холм.
Они пошли дальше, заметили птиц, пролетающих сквозь клубящиеся облака, завизжали, когда рядом приземлилась ворона, и рассмеялись, когда та взлетела с испуганным воплем. Поднявшись на большой холм, больше походивший на маленькую гору, дети огромными глазами смотрели, как солнце опускается к горизонту. Свет заливал холмы и поля золотисто-оранжевым, погружая в глубокую, тёмную тень противоположную сторону холма, на который они наконец забрались.
Широкая улыбка Эда начала потихоньку гаснуть, когда он вгляделся в глубину наползающей тени...
- Немного глубже, Эдвард, пожалуйста.
У Эда дёрнулось лицо, и он поднял глаза на спокойного, как никогда, Артабануса. Рука на плече Эда чуть сильнее сжалась, заставляя кивнуть головой и сильнее податься назад.
Овраг - всего лишь один из многих в широко раскинувшейся бесплодной местности, - увеличился от прикосновения стали и плоти к краю, расталкивая землю вширь и вглубь, больше обычных семи футов, к которым Эд привык. Он хотел спросить, почему этот больше, чем предыдущие, но получил ответ, когда несколько взрослых юкрейтян подошли с маленькими телами, безвольно висящими на руках. Один... два... три... четыре мёртвых ребёнка были небрежно сброшены в яму. Эд ужасно хотел отвести глаза, но он был пойман и смотрел, как грязные, безжизненные тела перепутались друг с другом на дне, скатившись по наклонным стенкам, словно тряпичные куклы.
Артабанус ничего не сказал, но следующее прикосновение к ключице заставило Эда соединить руки и снова коснуться грязной земли. Эд мог только смотреть, как почва сыплется внутрь, хороня безымянных детей, испытывая лишь вину из-за того, что благодарен.
Благодарен, что Джеймса не было среди них.
Солнце ярко и гордо сияло над страшной сценой, и Эд сердился на тепло, согревающее спину, чувствуя себя преданным. Должно было быть дождливо или, по крайней мере, пасмурно, но у богов хватило смелости с улыбкой смотреть на отвратительные дела людей.
Кап... кап... кап...
Эд нахмурился от слишком знакомого звука воды, бьющей в стекло, и повернул голову, пытаясь определить источник шума. Бесплодный, пыльный ландшафт всё ещё простирался вокруг него, пара старинных шпилей торчали здесь и там, как полупогребённые скелеты. Никакого источника воды вокруг было не видно...
- Эдвард. Эдвард Элрик.
Эд обернулся к Артабанусу, который лениво улыбался ему, и поднял бровь.
- Вы слышите меня, майор?
Снова повернувшись, Эд глянул на пустынную местность, совершенно растерявшись. Голос шёл как будто у него из-за плеча...
Неожиданно кто-то физически тряхнул его за плечо, и Эд понял, что это не Артабанус. С криком он попытался отпрянуть, но почувствовал себя застывшим, всё, что он мог сделать, - протянуть руки в ту сторону, отталкивая нечто от себя. Он был вознаграждён приглушёнными проклятиями и исчезновением объекта. Он недоверчиво уставился в том направлении и заморгал посильнее.
Белый мир поприветствовал его, стоило глазам проясниться, Эд поморщился от света и руки тут же поднялись, прикрывая лицо.
- Эдвард, вы с нами? Вы слышите меня?
- Свет! Артабанус, погаси грёбаный свет!
На мгновение наступила тишина, и сонное онемение начало постепенно вытекать из спутанного сознания Эда, в достаточной степени, чтобы понять: что-то не так. Материал, покрывавший его тело от ног до груди, не был привычным толстым пуховым одеялом. Он был тонким, как бумага, и позволял чувствовать сквозняк, обдувающий живот, а воздух был слишком холодным для постоянно сохраняющих одну температуру подземелий.
И голос... кажется, он был глубже, чем у Артабануса? И совсем без акцента.
- Эдвард, я приглушил свет. Меня зовут доктор Нельсон, но вы можете звать мня Айзек, если хотите.
Руки Эда опустились на колени. Потом он открыл глаза и приподнялся на локтях. Комната была неприятно знакомой. Она была почти такой же, как в других госпиталях, где он бывал прежде: белый и бледно-зелёный повсюду. Склонив голову набок, Эд глянул на человека, нагнувшегося над кроватью. Средних лет, с белыми прядями в тёмных волосах, мужчина улыбался Эду, бесстрастный, как металл.
- Где... - голос подвёл Эда, и он переместил взгляд с доктора на окно, которое теперь было единственным источником света в палате. Небо было чёрным, но яркие уличные фонари, стоявшие прямо под окном, давали достаточно света, размытого грязными потёками дождя на прозрачном стекле.
Это далеко не подземелье... как я сюда попал? Эд углубился в себя, пытаясь заполнить пробелы, но сдался и махнул рукой, сосредотачиваясь на последнем, что помнил. Я кричал... Почему я кричал? Напрягшись до головной боли, он бросил это дело и снова вернулся к доктору, внимательно следившему за ним.
- Где я? Что случилось?
- Мы вернёмся к этому через минуту. Сперва я хочу провести несколько тестов, если вы не возражаете.
Доктор подошёл к ряду шкафчиков и полочек у стены, противоположной закрытой двери, и начал рыться в ящичках. Эд полностью сел, голова закружилась и живот свело, и тут наконец до него допёрло. Если бы он был полностью в уме, то удивился бы, что не догадался раньше.
Я... я свободен... да? Артабануса нигде не видно, и этот доктор очевидный аместриец...
Но...
Эд подчинился командам доктора: проследить за ручкой обоими глазами, закрыть один глаз, поднять ноги по очереди, потом руки, - в основном ещё пытаясь разобраться в ситуации. При взгляде на старательную улыбку мужчины холодный комок собрался в груди Эда и ледяная волна прошла по позвоночнику.
Нет. Ни в коем случае Артабанус не мог быть столь беспечен, чтобы упустить меня. Это просто какая-то проверка, подстроенная Артабанусом, чтобы узнать, действительно ли я предан ему.
Вот это правильно. Это имеет смысл. Жестокая вспышка паники начала угасать, как только он молчаливо согласился с собой. Ругая себя за то, что даже начал надеяться, он обратил всё внимание к "доктору". После того, как "доктор" с удовлетворением одобрил общее состояние Эда, тот наконец скрестил руки на груди и устремил пылающие золотые глаза на "доктора", заставив того замолчать.
- Это замечательно и всё такое, сами видите, я в порядке. А теперь я хотел бы вернуться к Артабанусу. Он за дверью? Можете позвать его сюда?
Лицо доктора Нельсона на минуту дрогнуло, выразив что-то вроде беспокойства. Это была первая настоящая эмоция, замеченная у него Эдом, и у того сердце сжалось от боли.
- Майор... кто вообще такой этот Артабанус?
Взбешённый этим издевательством, Эд задавил самые тёмные чувства и продемонстрировал только раздражение:
- Слушайте, как вас там на самом деле, я не люблю играть в такие игры. Дошло? Я вам не идиот, так что давайте, зовите Артабануса, пока не выбесили меня окончательно.
- Здесь нет никакого Артабануса, майор. И я не играю ни в какие игры. Артабанус - это тот человек, который похитил вас?
Помолчав, Эд дал себе время осмыслить эти слова, и лицо его исказилось дикой яростью.
- Нет.
- Хорошо, - доктор ещё раз посмотрел на него испытующе, прежде чем шагнуть ближе и сложить руки на груди. - Слушайте очень внимательно и отвечайте честно, майор Элрик. Сейчас вы ведёте себя цивилизованно и логично, но всего пару часов назад вы говорили довольно тревожащие вещи и повели себя достаточно буйно, чтобы получить укол. Так же, как вели себя при обнаружении в Альбупове. Вы помните хоть что-то из этого? Помните военных, которые нашли вас в Альбупове и доставили сюда? Очень важно, чтобы вы ответили мне честно. Что последнее вы помните?
Альбупов? Город, куда Артабанус ездит за припасами? Нет, я там не был никогда. Он врёт. Он просто хочет меня запутать. Это действительно жестокая проверка, которую затеял Артабанус... Я не понимаю... Что он хочет выяснить? Какие такие военные? Что за?..
Эд сглотнул комок. Ему пришлось немного помолчать, прежде чем ответить:
- Нет. Я не помню ничего такого. Последнее, что я помню...
Рука, запутавшаяся в его волосах, тянет достаточно сильно, чтобы на глазах выступили слёзы, а шея выгнулась назад, подставляя горло зубам, которые тут же сжимаются достаточно сильно, чтобы заставить его вскрикнуть. Мышцы болят, инстинкт приказывает бежать - БЕГИ, ВАЛИ, ТОЛЬКО НЕ СНОВА, Я НЕ МОГУ, БЛЯДЬ! - но невидимая сила удерживает его на месте, словно он сраная статуя, которой не сдвинуться ни на волосок, как бы сильно мысли и адреналин ни убеждали его. Это болезненное и изматывающее ощущение. Горячие, жадные руки шарят по плечам и спине, на плечо опускается чужой подбородок.
- Скажи, что любишь меня, мой драгоценный Эдвард, - тёплый шёпот щекочет щёку, дыхание пахнет мятой.
Что-то внутри Эда сжимается, когда на губах формируются слова и его же монотонный голос произносит их, подчиняясь приказу, его начинает трясти сильнее, когда эти до странного знакомые руки добираются до той части его тела, к которой он никогда не позволил бы прикоснуться, будь контроль у него. Но он вынужден сидеть совершенно неподвижно, пока человек, практически обвившийся вокруг его тела, развлекается. Всё действо проходит по большей части в тишине, с некоторыми дразнящими замечаниями, произнесёнными мягким, приторно-сладким голосом, которые то и дело вырывают Эда из душераздирающей сумятицы. Как будто душа Эда рвётся на части с каждой минутой, тьма прорастает и расцветает по всему телу, как чудовищный сорняк. Сердце гниёт, разум цепенеет. Возникающие мысли забываются в тот же момент и сменяются невысказанными мольбами, чтобы это быстрее закончилось. Долго, долго кажется, что это не кончится никогда. Минуты тянутся как часы в мучительной тишине, существуют только прикосновения и понимание происходящего вокруг...
Но конец всё же наступает, и Эд подвергается следующей пытке, когда Артабанус притягивает его ближе, так, что тела соприкасаются с ног до головы, и принимается шептать комплименты и сладкие обещания, словно уёбищные извинения.
- Ты такой идеальный, Эдвард, такой красивый. Я никому и никогда не позволю нас разлучить - ты мой мир и моя жизнь. Без тебя я ничто. Ты теперь моя причина существовать. Если бы я тебя не увидел, если бы не встретил тебя, я умер бы уже, мне незачем было бы жить. Но ты изменил меня, Эдвард. Я никогда не думал, что смогу полюбить так сильно, как люблю тебя. Я люблю тебя больше самой жизни, и никогда... никогда больше... никогда снова не позволю разлучить нас, никогда. Ошибка судьбы держала нас столько времени вдали друг от друга. Если бы я только встретил тебя ребёнком. Все эти годы, потерянные без тебя. Но, может быть, это было божьим испытанием, держать тебя подальше от меня, чтобы я мог измерить на своём опыте всю мерзость человеческой природы и узнать действительно чистую душу, когда встретил тебя. Я так благодарен, что твои свет и совершенство наполняют каждый день моей жизни. Эдвард... Я люблю тебя. А ты любишь меня?
Пальцы оторвались от кожи Эда, давая ему ответить самому. Эд открыл рот, готовый зарычать, но тихий, саркастичный и серьёзный голос в подсознании воззвал к рассудку и логике.
Будь ты проклят, Мустанг.
- Да, я люблю тебя, - пробормотал Эд так тихо, как мог, чтобы надлом и ярость в голосе не были слышны. Счастливое мычание отдалось в его спине, и он порадовался, что чужие руки вновь легли на него, заставляя молчать и не шевелиться, не давая боли и гневу выплеснуться из сердца.
Да, я люблю тебя...
- Майор... мистер Элрик... Эдвард!
Вернувшись в настоящее, Эд заметил человека, наклонившегося над ним, всего в футе от своего лица. Эд отшатнулся, едва поморщившись, когда приложился затылком об стену, слишком захваченный паникой, нахлынувшей при виде незнакомца.
- Ты ещё что за хуй с горы? Куда съебался Артабанус? УБЕРИ ГРАБЛИ!!! - Эд метнулся в сторону, как только мужчина сделал шаг вперёд и протянул руку. Отсутствие опоры, короткое падение и удар об пол оказались сюрпризом, на миг приведшим его в ступор. Сердце колотилось о рёбра, не давая дышать и мешая слышать сквозь биение крови в ушах. Поэтому он заметил, что мужчина обошёл кровать, только когда тот уже занёс руку со шприцем.
Эд вскочил на ноги, руки автоматически соединились с глухим хлопком металла о плоть. Синие и белые искры вспыхнули и растаяли, оставляя лезвие на том месте, где раньше была стальная рука. Двигаясь исключительно на инстинктах, поскольку разум помахал ручкой, как только прозвучал душераздирающий сигнал тревоги, тело Эда приняло боевую позицию, въевшуюся уже в самые кости.
Мужчина чуть не кувырнулся назад, и что-то крича, выбежал из комнаты без оглядки.
Снова застигнутый врасплох, Эд, не меняя позы, быстро и пристально оглядел своё окружение.
Белая комната, кушетка с клеёнкой, чувак в белом халате. Госпиталь, что ли? Что за херь? Я только что был с Артабанусом...
Взгляд упал на единственное окно в помещении, за которым бушевала буря.
Вот! Вот как я смогу сбежать.
Выпрямившись, Эд бросился к окну, но когда он был едва ли на полпути, дверь снова распахнулась и в неё ворвалось с полдюжины человек. Эд развернулся, чтобы встретить новую угрозу, и выставил автоброню перед собой как щит, когда заметил, что люди в чём-то, напоминающем... аместрийскую военную форму?
Он открыл рот, чтобы заговорить, чтобы спросить, потребовать ответов, каких угодно, но его снова накрыло адреналином, когда мужчины дружно кинулись на него. Бросившись на пол от тянувшихся сверху рук, ногами он сбил по крайней мере троих. Эд откатился в сторону, когда ещё двое вцепились в него, и ударил металлическим локтем назад, по схватившей за плечо руке. Раздался громкий крик боли, и Эд оказался свободен достаточно, чтобы вскочить на ноги и вступить в рукопашную с оставшимися.
Иглы боли пронзали костяшки левой руки каждый раз, как она встречалась с челюстью или лбом, но это было легко игнорировать в нынешнем состоянии. Он не смел пользоваться алхимией, чтобы не покалечить кого-нибудь в такой тесноте, так что оставалось только молча пугать противников лезвием, а потом уклоняться и атаковать левым кулаком, используя своё преимущество в скорости.
Один за другим враги падали, пока не остался один. Этот вытащил пистолет и направил на Эда с лицом таким же пустым, как маска. Эд усмехнулся и выпрямился, вытер кровь, медленно капавшую с подбородка.
Уфф. Не помню, чтобы меня ударили.
- Майор Элрик, прекратите и возьмите себя в руки, пожалуйста.
- Вы правда из армии, что ли? - Эд пригляделся к лентам и звёздам, украшавшим форму. - Старший лейтенант Амсель?
- Да, сэр, - последовал немедленный ответ, именно такой, каким должен быть ответ старшему по званию. Смущение и растерянность охватили Эда, ещё и знакомое чувство паники потихоньку возвращалось, в глазах темнело. Алхимик отогнал его и сморгнул, уцепился взглядом за Амселя и попытался разобрать выражение его лица, старательно подавляя панику.
- Где я? - Эд хотел задать вопрос более солидным голосом, но с губ сорвалась почти мольба. Немедленно стыд и разочарование в себе затопили Эда, и ему захотелось закатить глаза.
Может, дело было в умоляющем тоне, а может, в самом вопросе, но Амсель медленно опустил пистолет.
- Это госпиталь Западного города. Сегодня девятнадцатое сентября, около двадцати двух часов. Я старший лейтенант Рейнар Амсель, под командованием майора Конвея и генерала Тулсона из Западного штаба.
Кажется Артабанус говорил про десятое сентября... Я пропустил девять дней?... Как?
- Что случилось? - только и смог сказать Эд, мысли рассыпались, в глазах всё больше темнело. Неосознанно он соединил ладони и убрал лезвие.
- Я надеялся, ты нам расскажешь, Стальной.
Сердце сжалось, дыхание перехватило, паника рассеялась, а чернота была сметена сияющим жаром. Эд резко развернулся к дверям, глаза распахнулись в неверии, когда реальность окончательно обрушилась на него.
Генерал Рой Мустанг стоял в дверях и небрежно оглядывал разгромленную палату с заметной улыбкой на губах. Когда тёмные глаза снова встретились с озадаченными золотыми, время, казалось, совсем остановилось, давая Эду налюбоваться на этого человека.
Первое, что было очевидно для Эда...
Блин. Ну и видок у него.
Глаза Мустанга ввалились и были обведены тёмными кругами, говорящими, что в последнее время он практически не спал. Он казался бледнее и потерял фунтов двадцать, судя по сильнее проступившим скулам и подбородку. Добавить к этому непрофессионально опущенные плечи и аксельбант, пристёгнутый вверх ногами, и Эд сделал вывод, что Мустанг недавно прошёл через личный ад. Но всё же, даже пусть он был вымотан и измучен, эти глаза потрясали Эда, глаза, которые преследовали его во снах на протяжении всего плена.
Напряжённый взгляд Мустанга, казалось, прожигал Эда до глубины души, что должно было заставить его почувствовать неловкость и отвести глаза, но Эд попал в ловушку этого взгляда. Его сердце билось быстро, но иначе, чем до этого, покалывало и сжималось. Словно разговор происходил между ними, от золота к чернёному серебру и обратно, но Эд не мог расшифровать его. Это было просто... тепло, облегчение, усталость, радость и, кроме прочего, страх.
Что я могу сказать ему... что я должен ему сказать... я хочу...
Когда взгляд затянулся и тишина начала сгущаться, сердце Эда резко заколотилось, напомнив ему о всех тех эмоциях, которые он сдерживал. Что-то, крепко сжимавшее грудь, начало ослабевать, он чувствовал это, как распускающиеся шнурки ботинок, и изо всех сил пытался затянуть их снова. Было ещё не время, он был ещё не готов, но душа бессовестно сопротивлялась, все печати были сорваны следующими словами Мустанга:
- Давно не виделись, а, Стальной?
Эд не помнил, как ноги подломились, как колени врезались в плитку, а руки закрыли лицо. Он мог только скрючиться и рыдать. Измученное сердце болело и рвалось, разум полностью отключился, у Эда началась истерика. Он едва слышал произносимые шёпотом команды, за которыми последовал шорох шагов удаляющихся из комнаты людей, но даже не пытался понять, что происходит за пределами его пузыря боли.
Это охуеть как больно. Блядь, Мустанг, почему именно сейчас?.. Может, это всё нереально и через минуту я проснусь.
Вопреки этой мысли, рука, осторожно сжавшая плечо, и запах горелого дуба заполнили его чувства, обволакивая, как уютное одеяло. Много минут прошло, а Эда всё мучила боль, как будто в груди мучительно медленно проворачивали нож, и конца этому было не видно.
Всё, что произошло... всё, что Артабанус сотворил с ним... всё это вырвалось на поверхность разума, сжимая горло и не позволяя говорить.
Рука с живого плеча вдруг исчезла, и Эд не мог сдерживаться, оплакивая эту потерю. До тех пор, пока на смену ей не пришли крепкие объятия. Сильные руки обхватили его талию, заставили выпрямиться и прижаться к плечу, которое так запросто предлагали.
- Рад видеть тебя, Эд.
Едва ли в состоянии соединить этот дрожащий, полный эмоций голос с так хорошо известным ему гордым мужчиной, Эд не знал другого ответа, кроме как сжать плечи Мустанга изо всех сил. Он хотел навеки замереть в этом мгновении, чтобы успокоиться.
Касаясь его, дыша им, Эд размышлял о том, сколько раз они вместе зависали в баре, практически соприкасаясь головами наклонялись над алхимическими записями, которые становились в большей степени "их", чем кого-то из них по отдельности. Вспоминая привычные вечера, в которые оба обязательно набирались так, что ковыляли домой, практически повисая друг на друге, Эд улыбнулся сквозь слёзы.
В конце концов рыдания утихли и буря в груди улеглась настолько, что Эд смог сделать несколько глубоких вдохов, не сопровождаемых жгучей болью. Тем не менее, они остались всё в той же неудобной, но успокаивающей позе, пока всхлипы совсем не прекратились.
Я должен рассказать ему про Джеймса и про Артабануса, про юкрейтян и про детей... Я не помню, как попал сюда, но не должен упускать этот шанс. Даже если это какой-то извращённый сон.
Когда Эд наконец попытался отстраниться, он удивился оттого, что Мустанг на миг прижал его к себе ещё крепче, так, что Эд чуть не захрипел от ломающей кости силы, прежде, чем отпустить.
Эд улыбнулся, встретившись снова с глазами Мустанга, и заметил в них страх. Должно быть, у Мустанга были неприятности в те пару месяцев, что Эд пропадал. Бедному генералу-ублюдку не хватало собутыльника, который не боялся поставить его на место, хоть трезвый, хоть пьяный.
- Ещё один виски и... что ты там пил, молоко?
Какофония переполненного шумного бара почти заглушила подколку Мустанга, но Эду удалось её расслышать, и он поперхнулся остатками виски. Он закашлялся, горло жгло от попавшего не туда алкоголя.
- Сука... ублюдок... просто принеси мне ещё виски... - пробормотал Эд между приступами кашля.
Придя в себя, с новым стаканом в руке, Эд бездумно стянул ленту с волос и отбросил их с лица, оставив раздражение ради новой порции жидкого огня. Хотя алкоголь на этот раз показался не таким крепким. Практически как вода. Странно. Откинув голову, он выпил содержимое стакана одним глотком, и голова резко закружилась, когда он опустил стакан на стол.
Бурчание слева заставило его обернуться, с рукой, ещё зарывшейся в волосы. Он моргнул, но замер, заметив, что Мустанг пристально смотрит на него, эти ониксовые глаза яркие и горячие от чего-то страстного. Тяжело сглотнув, Эд попытался понять, вызван ли жар, прихлынувший к лицу, алкоголем, или тем, как Мустанг его поглощённо разглядывал.
- Что это было, ублюдок? - Эд не сразу понял, что язык его не слушается. И засмеялся над собой. А Мустанг наклонился ближе, сокращая последнее расстояние между ними.
- Я сказал, что тебя уже принимают за женщину, Стальной. Думаю, тебе стоит подобрать волосы, или кто-нибудь из этих пьяниц попытается тебя проводить до дома.
- Да, отнимет у тебя работу, - ответил Эдвард бездумно, и только потом до него дошло. - ЭЙ! Я НИХУЯ НЕ ПОХОЖ НА ДЕВЧОНКУ!
Бесящая и очаровательная улыбка искривила губы Мустанга, делая его похожим на самодовольного и балованного домашнего кота.
- Ты, конечно, ведёшь себя не как девушка. Это уж точно. Однако, с распущенными волосами, да ещё и с пьяных глаз, кто-нибудь, я уверен, сделает тебе интересное предложение.
Фыркнув, Эд только тряхнул головой, забрасывая волосы за плечо. Мустанг лишь усмехнулся.
- Ладно, ублюдок. Готов биться об заклад, никто не примет меня за девушку. Я НЕ ПОХОЖ на женщину.
Мустанг поставил локти на стол и опустил подбородок на переплетённые руки.
- И что ставим на кон, скажи, пожалуйста?
Вялые мысли Эда путались, на понимание вопроса потребовалось несколько секунд, и ещё больше - чтобы подобрать достойный ответ.
- Выпивку.
- Выпивку? Мне кажется, тебе уже хватит.
- Нет, я имею в виду, ты платишь за выпивку, если никто не захочет проводить меня домой.
- А, понятно. А ты тогда платишь за всё, если кто-то ЗАХОЧЕТ проводить тебя домой?
- Этого не будет, Мустанг, - Эд прикончил содержимое очередного стакана, поклявшись себе, что этот - последний.
Ещё не было полуночи, так что алхимики продолжили болтать, перескакивая с одной темы на другую, по большей части об алхимии, но иногда о команде Мустанга, или о семье Эда - Уинри, Але, бабушке Пинако. В некоторые редкие моменты Рой практически заставлял Эда рассказывать о своём детстве, например, как они с Алом делали фигурки для матери с помощью алхимии. Огненный алхимик был впечатлён уровнем детей пяти и шести лет.
Время от времени случались странные моменты, когда мужчины замолкали и просто смотрели друг на друга. Стоило сказать что-то поддразнивающее или нежно-оскорбительное, их глаза встречались и сердце Эда спотыкалось по какой-то глупой причине. Это было смешно. Хуже того, это происходило всё чаще и чаще с тех пор, как началось год назад.
К счастью, каждый раз они... просто продолжали, словно ничего не произошло. Это действительно было облегчением. С той ночи, когда Мустанг проводил Эда домой и они почти... ну... всё было немного странно. Мустанг с тех пор на их посиделках столько не пил. Это одновременно радовало и расстраивало Эда.
Вскоре после такого взгляда и очередной волны дрожи в животе Эда, Мустанг поднялся и направился к стойке, чтобы взять себе ещё выпить. Эд глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула, поднёс руки к горящему лицу и прижал кончики пальцев к скулам, чувствуя жар. Вздыхая и блуждая в собственных мыслях, он заметил подошедшего к столу мужчину только когда тот наклонился ближе.
- Эй, золотце. Я просто хотел сказать, что у тебя самые потрясающие глаза, какие я видел в жизни.
Упомянутые глаза стали размером с блюдца и уставились на сильно выпившего мужчину.
- Эээ... Спасибо.
Мужчина криво улыбнулся и приобнял Эда за плечи.
- Знаешь, мой дом всего в паре кварталов, почему бы нам...
В этот момент рука в перчатке с красным оттиском оторвала ухажёра от Эда и вежливо направила прочь. Эд смотрел то на Мустанга, то на незнакомца, голова кружилась при попытке сложить два и два. Всё, что он понимал, выражение Мустанга было близко к разгневанному, и это никогда не являлось добрым знаком.
- Думаю, вам стоит вернуться к стойке, - вежливо предложил генерал с едва заметной ноткой раздражения. Никто никуда не собирается с вами идти. Понятно?
Незнакомец кое-как выговорил:
- Дай ей самой решить.
На что Мустанг немедленно ответил, опасно улыбаясь:
- ОН недостаточно трезв, чтобы дать ЕМУ решать. До свидания.
Бросив последний долгий, шокированный взгляд на Эда, пьяница удалился, настолько быстро, насколько это было возможно в его состоянии.
Мустанг снова уселся напротив Эда, сложив пальцы под подбородком, победная ухмылка сменила прежнюю опасную улыбку. Генерал напустил на себя невинный вид, радостно обращаясь к Эду:
- Похоже, сегодня гуляем за твой счёт, Стальной.
Эд задрал бровь, и Мустанг глянул на него пристально, и тогда Эд засмеялся.
- Ты купил мне обед... потому что я заплатил за выпивку... потому что проиграл пари?
Он покачал головой, всё ещё усмехаясь тому, что Мустанг тогда не стал злорадствовать. В груди Эда расцвело тёплое веселье, что по какой-то причине казалось странным; почти как если бы он был в сильном стрессе или после тяжёлой тренировки. Остановившись, чтобы подумать об этом, он снова поднял глаза на Мустанга и немедленно напрягся, потому что на лице мужчины были написаны шок и глубокая тревога.
Стойте... почему Мустанг выглядит настолько иначе? Он похудел, спал с лица, под глазами круги...
Только Эд открыл рот, чтобы сказать что-нибудь или спросить генерала, что не так, его прервал топот сапог, донёсшийся из коридора.
Несколько мгновений спустя в двери проскользнул молодой человек, и Эд тут же вскочил, широко улыбаясь от волнения и яркого счастья, нахлынувшего как приливная волна. Всё остальное стёрлось, когда он смотрел на младшего брата, выглядевшего таким же шокированным, как он сам.
Ал иногда бывает таким дурнем...
- Ал! Что за хрень! Вернулся домой раньше времени и даже не позвонил?
Не давая брату шанса возразить, Эд бросился вперёд и обнял младшего - но всё же переросшего его - Элрика. - Скажи, что ты хотя бы Уинри предупредил! Ты же знаешь, она хотела встретить тебя на вокзале, когда ты вернёшься! Ну, расскажи мне, как всё было, я хочу подробностей, ты захватил исследования или оставил их на квартире?
Слова быстро вылетали изо рта, Эд просто не мог остановиться. Ала не было так долго!
Все беспокойства и сомнения, связанные с нежеланием отпускать младшего брата одного и надолго, улетучились, когда он прижал к себе тёплое, дышащее, дрожащее тело.
Стоп. Почему он дрожит?
- Ал... - Эд отступил, руки ещё с силой сжимали плечи брата, золотые глаза пробежались по бледному лицу. - Ал, что не так? Ты совсем белый. Ты не заболел?
Но потом Эд встретился с Алом взглядом. С этими прекрасными серо-синими глазами...
Сердце Эда упало до самого желудка и тут же подскочило. Шестерёнки в мозгу бешено завертелись при взгляде на парализованного по какой-то причине Альфонса.
Мустанг внезапно изменился, Ал вернулся из Сина раньше времени... и видок у них как после путешествия в ад и обратно.
И Ал... Почему Ал смотрит на меня, как на призрака?
- Что... что случилось?
Вероятно, именно тревога в его голосе привела в чувство двух самых важных людей в его жизни. Внезапно Мустанг оказался рядом, выражение лица соответствовало всем опасениям, которые испытывал Эд.
И в этот момент Эд понял, что даже не представляет, где находится.
Это похоже на больничную палату. Но мы же только что были с Мустангом в кафе...
- Эд!
Эд тупо повернулся к Мустангу.
- Эд, присядь. Я позову доктора, ладно?
Эд хотел возразить, хотел выяснить, что происходит, но что-то его остановило. Он не мог объяснить, но как только приказ был отдан, он прошёл к госпитальной койке и сел на край. Это явно обеспокоило Мустанга и Ала так же сильно, как его самого. Быстрей, чем он понял, Мустанг оказался за дверью, Ал же уселся рядом, взял живую руку и переплёл их пальцы.
Глаза старшего Элрика скользнули по их соединённым рукам, он сосредоточился на слабом биении крови, которое чувствовал в пальцах Альфонса. Этот пульс был тем самым подтверждением, в котором он нуждался. Пока с Алом всё было в порядке - с Эдом всё было в порядке.
- Братик... - Ал больше ничего не смог сказать и разрыдался.
- Всё хорошо, Ал, - пробормотал Эд, осторожно прижимая брата к груди стальной рукой. - Я не знаю, что случилось, но всё будет хорошо. Мы вместе, и это всё, что по-настоящему важно, правда?
По какой-то причине младший Элрик от этих слов только зарыдал громче. Откашлявшись, Эд попытался избавиться от растерянности и беспокойства и только сильнее прижал Ала к себе, чтобы успокоить физическим контактом. В большинстве случаев с тех пор, как Ал вернул тело, это срабатывало, но, похоже, не сегодня.
Что же могло сотворить такое с Алом? Что-то случилось со мной или с кем-то из наших близких?.. Я просто не понимаю!
Наконец, устав мучиться неизвестностью, Эд начал:
- Ал, что...
- Майор, рад видеть вас, уфф... возвращающимся к нормальной жизни, - раздался голос от двери. Эд поднял глаза и посмотрел на того, кто должен был быть доктором, но тот выглядел как-то подозрительно. Обычно у докторов было такое лицо только после нескольких часов его лечения. - Я хотел бы начать исследование прямо сейчас, если вы не против. Если вы пройдёте со мной, мы просканируем ваш мозг. Новое алхимическое изобретение позволит нам увидеть любые аномалии на поверхности вашего мозга. Это будет довольно просто, если вы мне поможете.
- Стоп-стоп-стоп, - Какой быстрый нашёлся. Я уже встречался с этим человеком? Что-то не припомню. - Что происходит? Зачем вам забираться ко мне в голову?
Доктор кое-как унял дрожь, прокашлялся, явно чувствуя неудобство.
- Я не в состоянии получить достаточно информации до того, как увижу эти сканы, кроме того, что вы не ориентируетесь во времени... ох, точнее, я могу только догадываться, что вы страдаете от своего рода провалов в памяти. Но нужны сканы, прежде чем говорить о чём-то ещё.
Провалы в памяти?..
В животе у Эда образовалось ощущение тяжести, как будто туда поместили железный шар.
- ...какое сегодня число?
Его пальцы сжали, и он поднял глаза на Ала, качающего головой.
- Не сейчас, братик, пожалуйста. Просто позволь доктору Нельсону сделать то, что нужно в первую очередь. Пожалуйста.
Мустанг, стоявший всё это время позади доктора, казалось, чувствовал то же, что и Ал, судя по смятению в тёмных глазах. На миг встретившись взглядом с командиром, увидев все чувства, вызывающие тревогу: страх, печаль, сожаление, гнев, вину и ещё нечто нежное и хрупкое, чему Эд не мог дать названия, - он принял решение.
Он послушно последовал за доктором, Ал всё так же держал брата за руку, пока они шли к алхимически разработанной машине. Путь проходил в абсолютной тишине, но Эд то и дело поглядывал на Мустанга и на Ала, которые шли по бокам от него, практически неуютно близко. Ал продолжал смотреть только на него, слёзы блестели в серо-голубых глазах каждый раз, когда они встречались со смущёнными золотыми. Но Мустанг, в свою очередь, смотрел только вперёд, стиснув зубы. Эти стиснутые зубы обычно означали, что Мустанг окончательно взбешён чем-то и жаждет мести, ка было известно Эду. Даже в самом лёгком случае это было заметно. Например, какая-то мелкая сошка не подала вовремя документы, помешав Мустангу в желаемый срок закончить работу. После беседы с Мустангом этот бедняга подал в отставку. Иногда Эд доводил Мустанга до такого состояния, что им можно было детей пугать, и сейчас немного расстраивался при мысли об этом.
Каждый раз такой цирк устраивает... если уж Мустанг решил показать, что чувствует что-то, доводит это чуть ли не до абсурда.
Эд уже жалел того несчастного, на кого сейчас был направлен гнев Мустанга.
Так, увлечённый внутренним монологом, Эд едва не врезался в спину доктора, и только рука Ала удержала его в реальности. Доктор Нельсон поколебался с минуту, бросив на него последний оценивающий взгляд, прежде чем проводить в тёмный кабинет. Мустангу и Алу было запрещено входить, и прежде, чем Эд запротестовал, дверь была закрыта на замок, оставив его наедине с доктором.
С извиняющейся улыбкой мужчина направился к огромному устройству, занимавшему половину кабинета, деревянная кушетка наполовину торчала из неё.
- Простите, майор. Если в кабинете находится больше двух человек, особенно с алхимическими способностями, машина может выдавать ложные показания. А мы хотим быть аккуратными и максимально точными и быстрыми. И будем надеяться, что управимся за один раз. Постараемся?
- Ладно, - сказал Эд, подходя к машине, без сомнения, заинтересованный, как она работает. Она была похожа на половину гроба: верхняя часть койки скрывалась внутри огромного параллелепипеда, подвешенного к потолку на цепях. Он чувствовал энергию алхимии, но предполагал, что для работы машины не требуется активация какого-то круга. Наверняка где-то в ней помещалась энергетическая схема, несколько других схем активировали различные функции машины. Это было очень интересно, и Эд бы с удовольствием посмотрел, какие конкретно круги используются, но были более важные вопросы, с которыми требовалось разобраться первым делом, о чём напомнил доктор, попросив Эда лечь на кушетку и по пояс забраться внутрь машины.
Боясь, что голова закружится от продолжающегося безумия, Эд послушался без возражений.
Когда он лёг на кушетку и устроился как надо, а голова его оказалась в темноте, он подумал о своих студентах и о том, кто же учит их теперь вместо него. Как давно у него эти предполагаемые провалы в памяти? Все ли студенты вовремя выполняют домашние задания? Достаточно ли компетентен тот, кто его заменяет, для разработанного им курса?
Думая об этом, он прикусил губу до крови, но вдруг резкая боль пронзила порты автоброни.
- Блядь! Что за хуйня? - заорал он, живой рукой схватившись за горящее правое плечо. Как будто лёд приложили к голым нервам, посылая искры добела раскалённой боли в торс и в левое бедро, так, что отдавало болью даже в зубы.
- Майор, что с вами? - раздался голос доктора где-то в районе головы.
Сморгнув слёзы и стиснув зубы, Эд тихо выматерился и ответил:
- Делайте, что надо, только побыстрее!
Раздался шорох перекладываемых бумаг, потом шаги снова приблизились.
- Мы закончили, майор, можете вылезать.
В секунду Эд выбрался из машины, боль пронзала его при каждом движении. Он сжался в комок на краю кушетки, вцепившись в ледяное металлическое плечо.
С чего бы это? Такой пиздец был только один раз.
Когда он оставался в Бриггсе, было так холодно, что даже обновлённая автоброня периодически причиняла ему простреливающую, ужасно отвлекающую боль. Он постоянно боялся обморожения вокруг портов и из предосторожности одевался как капуста. Боль, которую он чувствовал сейчас, была практически такой же, как тогда.
Но это имело бы смысл, если бы его автоброня прошла через ад и долго не обслуживалась. Такой боли не должно было быть.
Где-то закоротило распределитель или провода перепутались? Эд ощупал плечо и порт, проверяя, не торчит ли что-нибудь. Ничего очевидного не было, при надавливании не болело, но стоило пошевелиться, боль снова простреливала в полную силу. Определённо, что-то внутри автоброни. Когда он последний раз виделся с Уинри?.. Наверно, год назад? Вероятно, просто пришло время подгонки.
Возможно, у неё готова новая модель. Он улыбнулся, вспоминая, как сияет лицо девушки всякий раз, когда удаются даже самые незначительные улучшения в работе. Внезапно он ужасно захотел увидеть её. Посмотреть в эти выразительные, голубые, как небо, и глубокие, как океаны, глаза, и полностью убедиться, что с ней всё в порядке.
Внезапное желание заставило его почувствовать себя неловко, ему потребовалось, чтобы Мустанг и Ал снова были рядом. Едва прислушиваясь к обеспокоенным вопросам доктора, он встал, поспешил к двери и распахнул её.
Мустанг первым протянул ему надёжные руки, затем Ал обхватил его за плечи. Но что-то было не так. Он чувствовал... зуд, в переносном смысле, нервный. Потерю. Внезапно он понял, что не представляет, где находится, все мысли разом исчезли, оставив его опустошённым и одиноким.
Тёмные и водянисто-серые глаза внимательно смотрели на него сверху.
- Что случилось? - раздался резкий и отчаянный голос человека с обсидианами на месте глаз.
Другой, далёкий голос пробормотал:
- Похоже на приступ. Просто не трогайте его и подождите, пока пройдёт.
- Братик! Ты меня слышишь? Эд!
Реальность начала ускользать, страх потери сознания накрывал волной.
- Генерал! Не трогайте его, просто не...
Тепло окутало тёмные ледяные полосы, всё сильнее сжимавшие Эда, окружая его и унимая страх на короткие мгновения. Что-то внутри потянулось навстречу прикосновениям, погружая невидимые пальцы в тепло, отчаянно пытаясь удержать свет и надежду. Но потом всё исчезло, и тепло тоже, и Эд остался окружён ледяным мраком, бывшим глубже сна.
- Всё будет в порядке, Эд. Всё хорошо. Слышишь меня, Стальной? Ты сильный. Борись.
- Борись.
...борись...
четверг, 11 июня 2020
Обморок. Занавес. (с)
Мастерпост dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
Глава 14
читать дальше
Серый свет струился с небес цвета ружейной стали, холод растекался по улицам, предвещая приход зимы в Аместрис. Люди, попадающиеся на улицах, поплотнее кутались в пальто и шали, чтобы укрыться от порывов ветра.
Вспышки золота вырвались из-под капюшона одного такого прохожего, прижавшегося ближе к высокому мужчине, шедшему рядом, при особенно резком порыве. Рыжий мужчина улыбнулся юноше и притянул его к себе, обхватив за плечи, в ответ.
- Ты не очень замёрз, Эдвард? Говорил я тебе, надень два пальто! Представляешь, что было бы, если бы ты остался в любимом красном плаще?
Сердито глянув на Артабануса, Эд пробурчал:
- А что ты хотел? Чтобы я тащил всё и ещё кучу слоёв одежды? Я тебе не вьючный мул!
Юноша продемонстрировал сумки в руках, встряхнув их, и снова нырнул за Артабануса, как только взвыл ветер.
Сука-зима подкралась-таки! Эд нехотя натянул ниже рукав на стальной руке. Он прямо-таки чувствовал, что автоброня доставит ему проблемы в этом году. Тело возле портов уже жгло от холода, дёргая нервы, как больной зуб от сахара. Они шли по городу всего полчаса, а боль в конечностях уже становилась невыносимой.
Это напоминало время, проведённое на севере, в Бриггсе. Этот постоянный, ужасный, жгучий холод, идущий от автоброни, не дававший выспаться после долгих дней нервотрёпки и неопределённого будущего. Сейчас было одновременно и лучше, и хуже... с одной стороны, Артабанус делал всё возможное, чтобы держать Эда в тепле и спокойствии. С другой стороны, автоброня поизносилась. Она всё ещё работала замечательно, конечно, но порты нуждались в обслуживании, и проблема становилась всё острее.
Задумавшись, удастся ли Артабанусу снять автоброню и в принципе позаботиться о портах, Эд чуть не врезался тому в спину, когда он остановился на тротуаре. Стальной алхимик смущённо улыбнулся, но Артабанус вдруг потащил его в противоположном направлении.
Эд попытался разглядеть через его плечо, что вызвало такую реакцию, но Артабанус слегка подтолкнул его, шепнув двигаться вперёд. Заметив выступивший у Артабануса на лбу пот, Эд нервно сглотнул. Что-то определённо было не так. До сих пор утро было прекрасным... но сейчас Атрабанус превратился в того злого, ядовитого человека, которого Эд слегка побаивался.
Они метнулись в переулок и прошли по нему до соседней улицы. Артабанус минуту поколебался, и Эд узнал жёсткий, воинский взгляд, которым тот обшаривал окрестности. Мужчина искал врагов. Тяжело сглотнув, Эд шагнул ближе к спутнику и молча ждал. Наконец, спустя несколько напряжённых минут они вышли на улицу, в повисшем тяжёлом молчании. Эд был всё ещё в замешательстве и дрожал от резкого ветра.
Все эти прекрасные чувства, связанные с выходом из подземелья надолго, - бурлящий восторг и бархатистое облегчение, успокаивающее гудящие нервы, - быстро исчезали перед таким поворотом событий. Раздрай чувств озадачил и встряхнул Эда, заставляя вновь балансировать на грани паники. Он даже не понял, что вцепился в пальто Артабануса, пока взволнованные синие глаза не поймали его взгляд.
- Может, нам просто уйти? - прошептал Эд. Скучая по теплу подземелий, взбудораженный неожиданным поворотом, он хотел только убраться отсюда побыстрее. Его разум просто не мог справиться со всем, что обрушилось на него, и отключался, оставляя тело на милость бушующих чувств.
Вздох вернул Эда в реальность, к нежной улыбке Артабануса.
- Эдвард, нам осталось только купить соли, которые рекомендовал Новальски. Без них мы уйти не можем. Одними леденцами тебя в настоящем не удержишь. Понимаешь?
Эд кивнул головой, опустил взгляд на заиндевевшую брусчатку и двинулся дальше, позволяя руке, обвивающей плечи, направлять его.
По дороге он пытался собрать разбегающиеся мысли и чувства, чтобы запереть в клетке, из которой им как-то удалось вырваться. Так хорошо у него всё было этим утром, и один маленький инцидент полностью выбил его из колеи. Он ненавидел быть таким... хрупким. Расклеиться так легко и без предупреждения... так непохоже на него...
Мысли уплывали, несмотря на то, как сильно он старался справиться с эмоциями, и скоро Эд понял, что совсем оторвался от реальности, странные видения мелькали у него перед глазами. Повторявшиеся изо дня в день сцены захватили его: вот он сидит за столом, потягивает горько-сладкий чай и наблюдает за Артабанусом, листающим журнал или книгу; вот он лежит в ванной, сосредоточившись на касаниях, лёгких, как пёрышко, и стараясь из всех сил не обращать внимания на тупую боль внутри; вот он лежит в кровати, и чувствует, как рука страстно обхватывает его талию...
И неожиданно сцены стали... не совсем обычными.
Артабанус смеётся и улыбается чему-то, они сидят вместе в кровати, и холодные пальцы, обхватив подбородок, притягивают Эда для короткого поцелуя. Краткие, крепкие объятия, после которых Эд не дышит и замирает, позволяя алхимии Артабануса заставлять его двигаться дальше. Руки скользят по его бокам, кончики пальцев вопросительно касаются бёдер, прежде чем рискнуть и...
Рука, сжавшая запястье так крепко, что, кажется, кости хрустнули, вырвала Эда из воспоминаний. Пустые золотые глаза глянули на строй людей перед ними, потом на Артабануса, выглядевшего одновременно спокойным и взволнованным.
Губы мужчины беззвучно шевелились, но разум Эда всё ещё витал слишком далеко, чтобы пытаться разобрать сказанное.
Борясь со своими заботами, он больше не чувствовал холодного ветра и едва замечал ледяные ожоги от портов. Снова всё смыло благословенной волной онемения, и в душе остался только слабый отзвук благодарности. Тёплые руки обхватили лицо Эда, не давая уткнуться взглядом в землю. Артабанус снова что-то говорил, но ушей Эда не достигали никакие звуки, кроме свиста ветра.
Человек, споткнувшийся и оказавшийся между двумя алхимиками, полностью вернул внимание Эда и заставил изо всех сил постараться удержаться на ногах. Он посмотрел на маленькую девочку, та, извиняясь, улыбнулась и пошла дальше, а следом за ней малыш. Эд отступил в сторону, давая мальчику пройти, не замечая, что капюшон свалился и ледяной ветер взъерошил волосы. Проводив глазами детей, он замер.
Выражение полнейшей и абсолютной паники на лице Артабануса тут же отразилось на Эде, заставив его сердце сжаться от колючего страха. Юноша попытался понять, что вызвало у его спутника такой ужас, но не успел открыть рот и спросить, как снова остановился.
Целых шесть футов разделяли их. Они были так далеко друг от друга, но Эд мог чувствовать локти и полы прохожих.
- Беги! НУ ЖЕ!
Эд физически вздрогнул от дружного крика Хьюза и Мустанга, раздавшегося у него за спиной.
Однако ноги не двигались...
- Эд, ДАВАЙ, ЧТОБ ТЕБЯ!
- Стальной, ЖИВО уноси отсюда задницу!
- Я... я не могу... Не могу пошевелиться. Артабанус, он...
- АРТАБАНУС НЕ УПРАВЛЯЕТ ТОБОЙ! БЕГИ!
- Но...
Пронзительный детский голос взлетел над толпой, и Эд уставился на девочку, вставшую между ним и Артабанусом. Она уже перешла улицу до середины, но остановилась, разглядывая Эда, и ткнула в него пальцем почти обвиняюще.
- Эй! Разве это не народный герой?
Люди начали оборачиваться, поднялся шум.
- Стальной алхимик? Эдвард Элрик?
- Неужели это он? Посмотрите на его волосы и глаза - золотые, как у древних ксерксов!
- Быть не может, он год как пропал.
- Но все эти военные... это многое объясняет.
- Майор Элрик?..
Подо всеми этими взглядами Эд пытался заглянуть через плечи толпы туда, откуда осторожно приближалась группа военных. Тот, что позвал его, шагал впереди, разглядывая лицо Эда. Выражение ошеломлённого узнавания появилось на лице офицера, и отряд внезапно ускорился.
Всё произошло слишком быстро.
Можно ли считать это судьбой?
- Эдвард!..
Незнакомец в военной форме, зашедший в тот день в аудиторию...
Резко обернувшись, Эд глянул в огромные, безумные синие глаза, наполняющиеся истерикой, теперь ближе, чем раньше. Адреналин хлынул в жилы юноши, давно знакомое чувство, заставляющее сердце биться сильнее, пульс - стучать в ушах, едва не заглушая какофонию улицы.
Зловещее предсказание Мустанга, ставшее реальностью...
Он мог видеть только Артабануса. Этот человек был его миром и его жизнью... как долго? Все воспоминания, всё, что он помнил, и что забыл, хлынули через край разума.
Джеймс в тот же день пришёл, чтобы разобраться с темой...
- Эдвард, послушай меня... Иди сюда. Пожалуйста. Эдвард, - умолял Артабанус, подбираясь ближе.
Драхманцы напали в ту же ночь...
Шаг назад, за ним другой, и тело Эда снова замерло. Отступление было совершенно инстинктивным, и теперь разум боролся с сердцем, разбираясь с ситуацией. Однако не было времени на раздумья, это стало ясно, когда тело Артабануса напряглось.
А потом... Артабанус...
Глаза Эда распахнулись и резкий, хриплый вздох вырвался из горла. Сердце замерло и он просто... отпустил себя. Позволил телу подчиниться адреналину и выставил руки перед собой. Артабанус бросился вперёд в тот же миг, как соединились ладони в перчатках. Синие и золотые искры рассыпались над брусчаткой от ладоней, передавших энергию земле, заставляя подняться высокую стену. Пятно красного и синего исчезло за серым, и Эд почувствовал под руками вибрацию стены от ударившегося в неё тела Артабануса.
Возможно, это была судьба.
Всё замерло. Эд застыл. Глаза распахнуты, руки прижаты к земле, рот приоткрыт от недоверия. Руки в перчатках, несомненно, были его собственные. Пот струился со лба на пылающее лицо, собираясь на подбородке, лишь крошечный показатель бушующего моря эмоций, медленно поглощавших Эда.
Но если то была судьба... что происходит сейчас?
Секунды текли, но что-то наконец... щёлкнуло.
- Артабанус! Стой! - Эд оторвался от земли и подтянулся на краю стены. Дыханье остановилось, словно в грудь ударили кулаком, когда он оглядел испуганную толпу на той стороне. Артабануса нигде не было видно. Что-то сокрушительное, сводящее с ума, разрывающее, болезненное поглотило Эда. - АРТАБАНУС!
Он уже перекинул одну ногу, тело собиралось догонять Артабануса, но рука, обхватившая запястье, потянула его назад. Новые руки присоединились к ней, и все силы покинули Эда, позволяя ему упасть на землю, наплевав на пытающихся успокоить его солдат.
Нет. Нет-нет-нет-нет-нет. Артабанус, о господи. Я не хотел. Вот дерьмо. Нет! Вернись! Уродливая тьма скрутила живот, затуманила разум, поглощая всё. АРТАБАНУС!
Холодный камень исчез из-под колен, когда Эда подняли на ноги, но всё вокруг кружилось, всё вокруг было невидимо, неважно. Губы Эда шевелились, но он не слышал собственного голоса, собственного бессвязного лепета. Эда волновала только пустота, оставшаяся там, где только что был Артабанус.
- Ты и так идеален, такой, как есть, и ничто не сделает тебя лучше, чем ты есть.
Резкий укол в шею заставил Эда встретиться взглядом с военным, первым узнавшим его. Лицо мужчины превратилось в совершенно бесстрастную маску. Так управляться со своими эмоциями было настоящим даром.
Мустанг бы гордился этим офицером, подумал Эд, перед глазами которого всё темнело и плыло. Тёплые серые глаза глядели на него, даже когда всё остальное затянуло чернотой, указывая путь в сладкие волны забвения.
- Я могу заботиться о тебе, защитить тебя. Ты полюбишь меня, мой драгоценный. Так и будет в конце концов. Никто и никогда не полюбит тебя так, как я.
Последнее, что Эд осознал, что гравитация совсем подвела его и тело оторвалось от земли, а грубый голос сказал:
- Сержант, уведомите генерала. Стальной алхимик, майор Эдвард Элрик, найден.
*
Телефон звякнул, когда трубка опустилась на рычаги, хотя рука в перчатке действовала мягко и осторожно. Не разжимая пальцев вокруг трубки, Мустанг невидяще глядел в окно кабинета, на серые тучи, предвещавшие зимнюю бурю.
Они нашли его... они действительно нашли его... Шок достиг каждой клеточки тела генерала, поселяя в душе неверие. Он не знал, сможет ли до конца поверить, что... его... нашли, пока своими глазами не увидит.
Тёплые золотые глаза улыбаются ему, медовый подбородок опускается и янтарная жидкость касается изогнутых, как лук, губ... белые зубы сверкают в усмешке, поблёскивает стальное плечо. Забавное сердитое сочетание плоти и стали. Идеальной формы чуть вздёрнутый нос... тени и свет...
Сглотнув и грубо встряхнув себя, Мустанг решил двигаться постепенно. Механически отцепил пальцы от телефона и прошагал к двери кабинета, не бросив даже взгляда на кучу бумаг, заваливших журнальный столик после ночных исследований Альфонса.
Альфонс... Нужно найти Альфонса и первым же поездом отправляться в Западный город. Всего десять часов пути, и тогда...
И тогда...
Ну, будем разбираться со всем по мере поступления. Его ум был слишком потрясён и взбаламучен, чтобы справиться с большим, чем чётко поставленные цели.
Толкнув дверь, он вышел в приёмную. Его подчинённые были заняты, как всегда, перебирали бумаги или общались по телефону, придерживая трубку плечом. Не было видно только прапорщика Фармана.
Странно, какими нереальными казались сегодня бледно-жёлтые обои, наклеенные в помещении, обтекающие окна и двери. Такими же, как серо-голубой свет, проникавший сквозь деревянные жалюзи, прикрывающие стёкла. Всё казалось далёким, незнакомым, хотя к настоящему времени он видел это всё на протяжении многих дней.
При виде него Хоукай немедленно встала и быстро отсалютовала, но застыла в середине жеста, потому что Рой мог лишь тупо смотреть сквозь неё. Необычное поведение командира заставило всех отложить трубки и оторваться от бумаг. Хавок был вторым, кто вскочил с места и сделал несколько шагов к Мустангу, обеспокоенный его видом.
- Генерал! - Хоукай наклонила голову, желая привлечь внимание Мустанга.
Мужчина моргнул и откашлялся, стряхивая туман. Выпрямившись и сложив руки за спиной, он оглядел свою команду с некоторой гордостью, сердце трепетало от того, что они так беспокоились о нём. Наконец. Наконец он мог снова смотреть им в лицо без угрызений совести.
- Эдвард Элрик найден в Альбупове, чуть к югу от Западного, - удивление и радость во взглядах только усилились, когда Мустанг добавил: - Он жив.
Поднялось небольшое волнение, Фьюри уронил схему, которую паял, но минуту спустя в приёмной успокоились настолько, что Мустанг смог обратиться к Хоукай:
- Я хочу увидеться с ним... Лейтенант, Альфонс сказал, куда пошёл?
Влажные карие глаза пристально взглянули на него, Хоукай снова отсалютовала.
- Он отправился в столовую двенадцать минут назад, сэр. Скоро вернётся. Я обеспечу вам транспорт до следующего поезда, отправляющегося на запад.
- Отлично, - идя к двери в коридор, он столкнулся с чрезвычайно довольным Хавоком. - Лейтенант?
- Я хотел бы просить разрешения сопровождать вас и Альфонса в Западный город, сэр.
Мустангу потребовалось время, чтобы оценить упрямое выражение на всегда весёлом лице подчинённого. Вспоминая месяцы напряжения между ними, с тех пор, как Эд пропал и Мустанг не отпустил Хавока на поиски, генерал не мог отказать ему.
- Разрешаю, младший лейтенант. Захватите смену одежды для себя и для Альфонса и подгоните машину. Жду вас на плацу через десять минут, - Рой порылся в карманах, нашёл ключ и протянул его. Передавая ключ от личных апартаментов в Центральном штабе, Мустанг покосился на Хоукай, уже висевшую на телефоне.
Подойдя к двери, он оглянулся, чтобы ещё раз взглянуть на свою команду. Что-то вскипело в нём, растапливая ледяной ужас и возвращая улыбку на лицо. Его люди, всё ещё ждавшие чего-то, с тревогой глянули на дрогнувшие губы, но тут же заулыбались в ответ.
- Давайте вернём его домой, - Рой улыбался, настроение становилось всё лучше в ответ на приветственные пожелания, разнёсшиеся по приёмной.
Едва выскочив за дверь, он чуть ли не бегом бросился в столовую, наплевав на все приличия. Он игнорировал странные взгляды и едва поприветствовал единственного встреченного старшего по званию. Внутри бушевали эмоции и мысли, в которых он едва ли мог разобраться.
Что вытерпел Эд за это время? Что мы найдём, когда доберёмся до Западного? Во-первых, кто держал Эда в плену?
Когда я узнаю, кто...
Пальцы Роя покалывало, он едва удерживался от того, чтобы щёлкнуть ими, и загнал эту мысль подальше, входя в столовую.
Его появление не было замечено тремя дюжинами бездельничающих военных, и он остановился, выискивая взглядом тёмно-золотую макушку.
Рой быстро прошёл между столиками, то и дело кивая сослуживцам, но ни на миг не спуская взгляда со светлой шевелюры. За минуту он оказался возле столика в правом углу и положил руку на опущенное плечо Ала. Юноша подскочил на месте и поднял голову, глаза распахнулись при виде выражения лица Мустанга.
И вот теперь Мустанг не знал, что дальше делать. Он поколебался, потом сел на лавку рядом с Алом, отпустил его плечо и крепко сжал руку. Страх, беспокойство и трепет отразились на лице младшего Элрика, и Мустанг взял себя в руки.
- Альфонс... его нашли. Он жив.
Светло-серые глаза распахнулись, встречаясь с его глазами. Всё вело к этому моменту - все те ужасные ночи, что они провели вместе, гадая о судьбе Эдварда. Все те разы, что Рой просыпался в холодном поту, весь дрожа, и сердце сжималось от звуков рыданий, доносящихся из гостиной. Альфонс проводил день за днём, склоняясь над картой и навещая разведчиков ради малейшей информации, тогда как Рой наблюдал за этим из-за стола, придавленный стыдом и виной.
Вся эта тьма, все эти тени, преследовавшие их, куда бы они ни пошли и что бы ни пытались делать...
Всё это кончилось здесь и сейчас.
Рой едва успел собраться, как высокий, долговязый юноша бросился ему на шею. Мустанг крепко сжал руки, чувствуя, как Альфонс неудержимо дрожит, и пытаясь взять собственные чувства под контроль. Рыдания, вырывающиеся у Ала, то и дело перемежались смехом. Смех мучил Мустанга больше всего, он был так полон облегчения, света и чистого счастья. Он не мог вспомнить, когда Альфонс в последний раз смеялся...
Рой обнимал Альфонса пару минут, позволяя обоим расслабиться и успокоиться от облегчения вместе. Осторожно отстранив Ала спустя эти долгие несколько минут, казалось, продлившихся вечность, Рой взял его за плечи, и юноша поглядел на него с покрасневшими глазами и дрожащей улыбкой.
- Он в Альбупове, ты же знаешь, где это? - когда Альфонс легонько кивнул, Мустанг улыбнулся. - Мы сейчас же отправляемся туда. Не знаю, как ты, но я хочу увидеть его своими глазами.
Воздух потяжелел, тысячи мыслей передавались в молчаливой беседе взглядов. Несколько долгих секунд спустя Ал нахмурился, решительно кивнул и тяжело опёрся на руку Мустанга, когда они дружно поднялись, словно не мог двигаться после такого долгожданного известия.
Рой хотел просто увести юношу из столовой, но понимал, что почти все теперь с любопытством смотрят на них. Он ещё не был готов делиться новостями, поэтому обнял Ала за плечи и, поддерживая, повёл прочь из зала.
Хавок ждал у главного входа, прислонившись к машине, которая уже урчала мотором. Лейтенант пробежал им навстречу до середины лестницы, хлопнул Ала по плечу и обнял покрепче. Рой терпеливо подождал, занимаясь восстановлением маски до того, как сесть в машину и отправиться в путь.
Поездка на вокзал оказалась короткой, ещё меньше времени заняло сесть в нужный поезд. Хоукай убедилась, что они доедут по любому, и даже если поезду придётся отклониться от обычного маршрута к югу, то пусть будет так. Народу было мало, так что троица смогла разложить немудрящий багаж по соседним сиденьям.
Как ни странно, они почти не говорили, разве что Мустанг передал им то, что сообщил генерал Тулсон.
- Эдвард был замечен на рынке в Альбупове и задержан. В настоящее время его перевозят в госпиталь Западного для лечения. Тулсон отказался дать какую-либо информацию, кроме этой. Мы узнаем больше, как только попадём в Западный штаб.
Он заметил, что молодые люди, сидящие напротив него в трясущемся вагоне, одновременно верят и не верят услышанному. Он полностью понимал их.
Они все были в состоянии между реальностью и ошеломляющей сюрреалистической страной.
- Братик ранен? Вы не знаете? - спросил Ал. Первое, что он произнёс с тех пор, как узнал, что Эд нашёлся.
С сожалением вздохнув, Рой покачал головой.
- Единственное, что мне известно, он был немедленно госпитализирован и отправлен в Западный для оказания помощи. Я не могу сказать, пострадал ли он и насколько плох, если пострадал. Нам просто надо подождать и увидеть. Просто думайте о том, что он жив. И теперь в безопасности.
Альфонс кивнул, отвернулся и тупо уставился в окно. Губы Роя дрогнули, он почти видел, как крутятся шестерёнки в голове юноши. А потом он повернулся лицом вперёд и встретился со спокойным взглядом Хавока.
- Спасибо, сэр, - негромко пробормотал лейтенант, наклонившись к нему. - То, что вы взяли меня с собой, значит для меня столько, что вы и представить не можете.
- Я задолжал вам куда больше, лейтенант... Я могу только надеяться, что когда-нибудь вы простите меня за слабость и некомпетентность.
Мустанг поймал ошеломлённый взгляд подчинённого и коротко улыбнулся, прежде чем снова отвернуться. Ему всегда было трудно признавать свои ошибки перед другими, но Хавок заслужил увидеть, что Мустанг знает, где проебался. Он должен был позволить Хавоку поискать Эда. Хавок был ни в коем разе не дурак, и с его упрямством они нашли бы Эда гораздо раньше.
Огненный алхимик действительно попутал свои приоритеты. Ослеплённый милитаристскими амбициями, он постоянно подводил себя и самых близких, не слушая голос сердца. Он так устал от неудач.
- Сэр, уж простите меня, но вы идиот, - сказал Хавок, и Мустанг снова уставился на его довольное лицо. - Я уже простил вас. Я понятия не имею, с чем вам приходится сталкиваться каждый день, так что кто я такой, чтобы осуждать вас за дурацкие решения? Да, раньше я был адски зол, но я знаю, как сильно вы переживаете за Эда. Мы нашли его. И это всё, что сейчас имеет значение, правда?
Мустанг принял это, понимая, как много было недосказано, но всё равно кивнул. Он знал, что с Хавоком у них не было особых разногласий. И скорее всего, Хавок тоже это понимал. Ещё часть бремени свалилась с плеч Роя от осознания, что эти долгие месяцы разочарования и размолвки между ним и его подчинённым закончились.
Разумеется, как всегда всё исправил Эдвард, прямо или косвенно.
Вот ведь засранец.
Остальные десять часов пути прошли в молчании, мужчины погрузились в свои раздумья. Примерно к шестому часу мысли Мустанга начали становиться всё темнее. Эйфория и тотальное облегчение превратились в душераздирающее беспокойство, и недавние вопросы снова стали мучить его.
К чему они приедут? Насколько серьёзно пострадал Эд и через что он прошёл за минувший год?
Хоть такое и было редкостью, Мустанг сталкивался с жертвами, которых держали в плену по году и больше. Каждого из этих людей так или иначе подвергали пыткам. Оливер Кэмпбелл, молодой солдат, взятый в заложники в начале ишварского восстания, пришёл ему на ум. Его держали больше двух лет и пытали так, что к моменту спасения он совершенно изменился. Бедняга даже не помнил собственного имени и был посажен под постоянный медицинский надзор из-за регулярных попыток причинить себе вред. Ужасно было думать, что подобное могло произойти и с Эдом.
Мустанг не знал, что будет делать, если Эд настолько сломлен.
Нет. Эд сильнее этого. Он может вынести самые жестокие пытки и не сломаться, пытался успокоить себя Рой.
Он мог лишь надеяться, что это правда.
За тёмным, искривлённым стеклом вагона холмы перешли в плоские поля, зелень сменилась пучками бурой дикой травы. Запад всегда казался таким бесплодным и сухим по сравнению с востоком и югом Аместрис. Даже в лучшие моменты лета трава была гнилостно-коричневой и высотой по пояс.
В каких условиях держали Эда? Мог ли он прогуляться по этим полям, или просидел весь год в подвале?
Они миновали две маленьких деревенских станции без единого ожидающего и наконец добрались до Западного города. Солнце давно уже село, и силуэт Западного превратился в горсть красивых, геометрически правильно расположенных огней.
Все трое обменялись долгими, полными волнения и беспокойства взглядами, прежде чем выбраться из поезда на шумный перрон, полный пассажиров, несмотря на поздний час. Хоть это был и не Централ, царила атмосфера радостного возбуждения. Несколько людей заметили их и разулыбались как на празднике, и до Мустанга дошло.
Весть о нахождении Эдварда разнеслась по всему Западному, несомненно. Наверняка слухи уже добрались и до Централа. В любом случае, они ничего не могли поделать с истерией, только вежливо улыбаться и идти свей дорогой сквозь толпу. Мустанг возглавлял отряд, изо всех сил пытаясь телом прикрыть Альфонса от всех восторгов. Это был очень беспокойный день для всех, особенно для Ала. Бедному мальчику не нужны были кроме прочего ещё и эти сумасшедшие, пытающиеся выжать побольше информации.
К счастью, когда они преодолели самую густую толпу, люди по возможности вежливо расступались, пропуская их, и желали всего хорошего. Мустанг, с привычной маской на лице, благодарно кивал, и тихонько вздохнул от облегчения, когда они оказались на привокзальной улице. Армейская машина ожидала их, залитая лёгким светом уличных фонарей, и толпа прохожих обходила её, поскольку рядом стоял военный с винтовкой.
- Генерал Рой Мустанг! - часовой приветствовал подошедших.
Военный опустил подбородок и открыл перед ними заднюю дверь. Мгновение спустя они уже неслись по улицам Западного к Западному Штабу. Рой глянул на Ала и Хавока, последний из которых прекрасно скрывал своё напряжение.
- Как только мы прибудем в штаб, я обеспечу тебя телефоном, чтобы ты мог связаться с мисс Рокбелл и госпожой Пинако, - тихо сказал Рой Алу.
Удостоившись в ответ лишь благодарной улыбки, он был вынужден бездействовать до конца поездки.
Когда они подъехали, генерал Тулсон ожидал на улице и с радостью показал Алу, откуда позвонить. Хавок остался с юношей, а Мустанг отошёл с Тулсоном.
Тревога, скрутившая внутренности Мустанга, усилилась в десятки раз, когда Тулсон отмахнулся ото всех его вопросов, настаивая, что надо перейти в безопасное место для продолжения беседы. Зайти в отдельный кабинет и запереть дверь заняло всего минуту, но к этому моменту Роя практически трясло от отчаянного желания знать подробности насчёт Эда. Как бы ему ни хотелось поспешить прямо в госпиталь, он понимал, что вначале надо переговорить с Тулсоном. Просто всё настолько затягивалось...
Тулсон прошёлся по пустоватому кабинету и опустился на один из двух кожаных диванов, стоявших напротив друг друга. Они да узкий длинный стол, стоявший между этими коричневыми чудовищами, составляли всю обстановку.
- Пожалуйста, подойдите и присядьте, Мустанг, - вежливо предложил Тулсон.
Тулсон всегда был добродушным человеком, который, казалось, действительно заботился о своих подчинённых. Он был тих и непривлекателен, несмотря на высокий рост и резкие черты лица. Тёмные ореховые глаза тепло взглянули на Роя, севшего напротив.
Вцепившись пальцами в штанины, Рой выпрямился и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, глядя в глаза генералу из Западного. Опасения охватили его настолько, что казалось, он не получает кислород из воздуха, вдыхаемого с таким отчаянием.
Вот дерьмо, неужели всё так плохо... как я скажу Алу?
Спустя несколько долгих секунд, которые, как он понял, Тулсон ему дал, чтобы собраться, Мустанг кивнул.
- Рассказывайте.
Тулсон сложил руки на коленях, подался вперёд и начал говорить, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
- Примерно в одиннадцать тридцать этим утром отряд патруля - выдвинувшийся по вашему приказу, генерал Мустанг, - получил предупреждение о беспорядках на углу улиц Оутрес и Катт в городе Альбупов. Видимо, очевидцы опознали Эдварда Элрика, Стального алхимика, и когда мои солдаты подошли, они заметили несколько вещей, - при этих словах Тулсон опустил взгляд и начал потирать внутреннюю сторону запястья, словно испытывал неудобство. - Майор Элрик был с мужчиной - высоким, с каштановыми волосами, - который, кажется, пытался уговорить майора уйти с ним. Майор Элрик начал отступать, и когда неизвестный попытался преследовать его, активировал какой-то круг и создал стену, используя в качестве материала мостовую...
Тулсон неожиданно поднял глаза на Мустанга, который сидел совершенно тихо, ловя каждое слово.
- Теперь запомните, Мустанг, это информация от очевидцев, из первых рук. Я не утверждаю, что всё произошло именно так. Вам придётся вытащить всю историю из вашего майора при встрече, но... - мужчина вздохнул. - Мои люди сообщили, что майор, похоже, практически сразу испытал сожаление. Майор пытался перелезть через стену и найти в толпе мужчину, которого звал "Артабанус". Когда мои люди добрались до него, сразу пресекли его погоню за этим Артабанусом. Майор начал тут же звать этого человека и, по всей видимости, был в шоке. Он говорил странные вещи и не реагировал на моих людей, так что ему вкололи успокоительное и доставили его без промедления в госпиталь Альбупова.
- Он ранен? - нашёл в себе силы спросить Мустанг. Голова кружилась от таких новостей и попыток понять логику событий. За каким Эд пытался догонять этого типа, Артабануса? Был он похитителем или ещё одним пленником? В таком случае, почему он не попытался сбежать с Эдом? Мустанг, честно говоря, не очень удивился, что Эд находился в шоке, когда солдаты нашли его. Он видел и худшую реакцию у военнопленных после освобождения.
И всё-таки неправильно причислять Эда к этой категории... У Эда самый сильный характер, какой я когда-либо видел.
- Майор Элрик был госпитализирован в основном из-за шока и эмоциональной травмы. Мои люди сообщили, что не было никаких заметных физических повреждений. Хотя они заметили у майора шрамы на запястье и на шее. Больше они ничего не видели. Вам надо будет поговорить с доктором в госпитале насчёт повреждений, которые мои люди могли не заметить.
Полное мыслей молчание охватило их, Мустанг пытался успокоиться, вцепившись в форму. Тревога не ушла, но, к счастью, немного ослабла. Теперь Рой мог собраться с мыслями, паника не нарушала и не рассеивала их. Он начал медленно расслабляться и приходить в себя.
Шрамы вокруг запястья и шеи. Скорее всего, был привязан. Но если остались только шрамы, значит, повреждения старые.
Выдохнув с облегчением, Рой снова встретил сочувственный взгляд Тулсона.
- Это всё, что вам известно?
Лицо мужчины потемнело, он поднялся, и Рой тут же последовал его примеру.
- Мустанг... Он не в себе. Он очнулся после укола несколько часов спустя, начал паниковать, кричать на персонал госпиталя, требовать вернуть Артабануса, или он потеряет память и никогда не проснётся. Нёс что-то о судьбе и алхимии. Продолжал орать чушь и пугать сестёр, пока его снова не успокоили. Простите, что несколько перехожу границы, но я бы настоятельно рекомендовал, чтобы майор Элрик безотлагательно прошёл курс лечения. Это его брат, Альфонс Элрик, прибыл с вами? Я прав? - Мустанг, поколебавшись, кивнул. - Прекрасно. Думаю, встреча с членом семьи положительно повлияет на майора Элрика.
- Согласен, - пробормотал Мустанг, идя за Тулсоном к двери, и вместе они подошли ко входу в штаб, где ждали подозрительно терпеливые Ал и Хавок.
Генерал не совсем понимал, что чувствует. Он опасался, не изменил ли Эда плен, но, возможно...
Возможно, Эд сейчас просто растерян. Ошеломлён свободой после долгого заключения, в первую очередь. Почему он думает, что потеряет память, если не увидит Артабануса?
Это была тревожная мысль, но Рой отогнал её и пошёл навстречу Алу и Хавоку.
- Уинри выезжает следующим поездом из Ризенбурга, - сообщил Ал. Ещё больше Роя успокоила ослепительная улыбка, украшавшая лицо младшего Элрика.
Хавок тоже улыбнулся и подмигнул.
- Я ещё позвонил лейтенанту Хоукай, так что мисс Рокбелл будет здесь через день или около того.
Улыбнувшись обоим, Мустанг жестом показал им идти к выходу и отсалютовал Тулсону, который проводил их и сердечно с ними простился.
Снова скользнув на заднее сиденье, Мустанг столкнулся с более расслабленным и более буйным Альфонсом Элриком и не смог удержаться, улыбнулся ему. Чистая радость от возвращения Эда была заразительна, и Ал был как солнце, которое светит всем. Ослепительное, золотое, проникающее в самые тёмные и мрачные мысли Мустанга, разгоняя тени.
Альфонс в самом деле был так похож на Эдварда...
Мустанг решил умолчать по подозрениях Тулсона, пока сам не переговорит с Эдвардом.
Пока не поговорю с Эдом...
Что-то яркое и горячее вспыхнуло у него в груди, ревущее, как его алхимическое пламя, и выжгло все сомнения. Сжав кулаки и прищурив глаза, он смотрел на спящий город за окном машины, не прислушиваясь к тихому разговору Хавока и Ала.
Эд в безопасности. Он возвращается домой. Вот и всё, что сейчас важно. С остальным разберёмся позже. Всё, что имеет значение, - он жив и я увижу его снова. Поговорю с ним снова. Снова услышу его голос и увижу его улыбку...
Остальное неважно.
Глава 14
читать дальше
Серый свет струился с небес цвета ружейной стали, холод растекался по улицам, предвещая приход зимы в Аместрис. Люди, попадающиеся на улицах, поплотнее кутались в пальто и шали, чтобы укрыться от порывов ветра.
Вспышки золота вырвались из-под капюшона одного такого прохожего, прижавшегося ближе к высокому мужчине, шедшему рядом, при особенно резком порыве. Рыжий мужчина улыбнулся юноше и притянул его к себе, обхватив за плечи, в ответ.
- Ты не очень замёрз, Эдвард? Говорил я тебе, надень два пальто! Представляешь, что было бы, если бы ты остался в любимом красном плаще?
Сердито глянув на Артабануса, Эд пробурчал:
- А что ты хотел? Чтобы я тащил всё и ещё кучу слоёв одежды? Я тебе не вьючный мул!
Юноша продемонстрировал сумки в руках, встряхнув их, и снова нырнул за Артабануса, как только взвыл ветер.
Сука-зима подкралась-таки! Эд нехотя натянул ниже рукав на стальной руке. Он прямо-таки чувствовал, что автоброня доставит ему проблемы в этом году. Тело возле портов уже жгло от холода, дёргая нервы, как больной зуб от сахара. Они шли по городу всего полчаса, а боль в конечностях уже становилась невыносимой.
Это напоминало время, проведённое на севере, в Бриггсе. Этот постоянный, ужасный, жгучий холод, идущий от автоброни, не дававший выспаться после долгих дней нервотрёпки и неопределённого будущего. Сейчас было одновременно и лучше, и хуже... с одной стороны, Артабанус делал всё возможное, чтобы держать Эда в тепле и спокойствии. С другой стороны, автоброня поизносилась. Она всё ещё работала замечательно, конечно, но порты нуждались в обслуживании, и проблема становилась всё острее.
Задумавшись, удастся ли Артабанусу снять автоброню и в принципе позаботиться о портах, Эд чуть не врезался тому в спину, когда он остановился на тротуаре. Стальной алхимик смущённо улыбнулся, но Артабанус вдруг потащил его в противоположном направлении.
Эд попытался разглядеть через его плечо, что вызвало такую реакцию, но Артабанус слегка подтолкнул его, шепнув двигаться вперёд. Заметив выступивший у Артабануса на лбу пот, Эд нервно сглотнул. Что-то определённо было не так. До сих пор утро было прекрасным... но сейчас Атрабанус превратился в того злого, ядовитого человека, которого Эд слегка побаивался.
Они метнулись в переулок и прошли по нему до соседней улицы. Артабанус минуту поколебался, и Эд узнал жёсткий, воинский взгляд, которым тот обшаривал окрестности. Мужчина искал врагов. Тяжело сглотнув, Эд шагнул ближе к спутнику и молча ждал. Наконец, спустя несколько напряжённых минут они вышли на улицу, в повисшем тяжёлом молчании. Эд был всё ещё в замешательстве и дрожал от резкого ветра.
Все эти прекрасные чувства, связанные с выходом из подземелья надолго, - бурлящий восторг и бархатистое облегчение, успокаивающее гудящие нервы, - быстро исчезали перед таким поворотом событий. Раздрай чувств озадачил и встряхнул Эда, заставляя вновь балансировать на грани паники. Он даже не понял, что вцепился в пальто Артабануса, пока взволнованные синие глаза не поймали его взгляд.
- Может, нам просто уйти? - прошептал Эд. Скучая по теплу подземелий, взбудораженный неожиданным поворотом, он хотел только убраться отсюда побыстрее. Его разум просто не мог справиться со всем, что обрушилось на него, и отключался, оставляя тело на милость бушующих чувств.
Вздох вернул Эда в реальность, к нежной улыбке Артабануса.
- Эдвард, нам осталось только купить соли, которые рекомендовал Новальски. Без них мы уйти не можем. Одними леденцами тебя в настоящем не удержишь. Понимаешь?
Эд кивнул головой, опустил взгляд на заиндевевшую брусчатку и двинулся дальше, позволяя руке, обвивающей плечи, направлять его.
По дороге он пытался собрать разбегающиеся мысли и чувства, чтобы запереть в клетке, из которой им как-то удалось вырваться. Так хорошо у него всё было этим утром, и один маленький инцидент полностью выбил его из колеи. Он ненавидел быть таким... хрупким. Расклеиться так легко и без предупреждения... так непохоже на него...
Мысли уплывали, несмотря на то, как сильно он старался справиться с эмоциями, и скоро Эд понял, что совсем оторвался от реальности, странные видения мелькали у него перед глазами. Повторявшиеся изо дня в день сцены захватили его: вот он сидит за столом, потягивает горько-сладкий чай и наблюдает за Артабанусом, листающим журнал или книгу; вот он лежит в ванной, сосредоточившись на касаниях, лёгких, как пёрышко, и стараясь из всех сил не обращать внимания на тупую боль внутри; вот он лежит в кровати, и чувствует, как рука страстно обхватывает его талию...
И неожиданно сцены стали... не совсем обычными.
Артабанус смеётся и улыбается чему-то, они сидят вместе в кровати, и холодные пальцы, обхватив подбородок, притягивают Эда для короткого поцелуя. Краткие, крепкие объятия, после которых Эд не дышит и замирает, позволяя алхимии Артабануса заставлять его двигаться дальше. Руки скользят по его бокам, кончики пальцев вопросительно касаются бёдер, прежде чем рискнуть и...
Рука, сжавшая запястье так крепко, что, кажется, кости хрустнули, вырвала Эда из воспоминаний. Пустые золотые глаза глянули на строй людей перед ними, потом на Артабануса, выглядевшего одновременно спокойным и взволнованным.
Губы мужчины беззвучно шевелились, но разум Эда всё ещё витал слишком далеко, чтобы пытаться разобрать сказанное.
Борясь со своими заботами, он больше не чувствовал холодного ветра и едва замечал ледяные ожоги от портов. Снова всё смыло благословенной волной онемения, и в душе остался только слабый отзвук благодарности. Тёплые руки обхватили лицо Эда, не давая уткнуться взглядом в землю. Артабанус снова что-то говорил, но ушей Эда не достигали никакие звуки, кроме свиста ветра.
Человек, споткнувшийся и оказавшийся между двумя алхимиками, полностью вернул внимание Эда и заставил изо всех сил постараться удержаться на ногах. Он посмотрел на маленькую девочку, та, извиняясь, улыбнулась и пошла дальше, а следом за ней малыш. Эд отступил в сторону, давая мальчику пройти, не замечая, что капюшон свалился и ледяной ветер взъерошил волосы. Проводив глазами детей, он замер.
Выражение полнейшей и абсолютной паники на лице Артабануса тут же отразилось на Эде, заставив его сердце сжаться от колючего страха. Юноша попытался понять, что вызвало у его спутника такой ужас, но не успел открыть рот и спросить, как снова остановился.
Целых шесть футов разделяли их. Они были так далеко друг от друга, но Эд мог чувствовать локти и полы прохожих.
- Беги! НУ ЖЕ!
Эд физически вздрогнул от дружного крика Хьюза и Мустанга, раздавшегося у него за спиной.
Однако ноги не двигались...
- Эд, ДАВАЙ, ЧТОБ ТЕБЯ!
- Стальной, ЖИВО уноси отсюда задницу!
- Я... я не могу... Не могу пошевелиться. Артабанус, он...
- АРТАБАНУС НЕ УПРАВЛЯЕТ ТОБОЙ! БЕГИ!
- Но...
Пронзительный детский голос взлетел над толпой, и Эд уставился на девочку, вставшую между ним и Артабанусом. Она уже перешла улицу до середины, но остановилась, разглядывая Эда, и ткнула в него пальцем почти обвиняюще.
- Эй! Разве это не народный герой?
Люди начали оборачиваться, поднялся шум.
- Стальной алхимик? Эдвард Элрик?
- Неужели это он? Посмотрите на его волосы и глаза - золотые, как у древних ксерксов!
- Быть не может, он год как пропал.
- Но все эти военные... это многое объясняет.
- Майор Элрик?..
Подо всеми этими взглядами Эд пытался заглянуть через плечи толпы туда, откуда осторожно приближалась группа военных. Тот, что позвал его, шагал впереди, разглядывая лицо Эда. Выражение ошеломлённого узнавания появилось на лице офицера, и отряд внезапно ускорился.
Всё произошло слишком быстро.
Можно ли считать это судьбой?
- Эдвард!..
Незнакомец в военной форме, зашедший в тот день в аудиторию...
Резко обернувшись, Эд глянул в огромные, безумные синие глаза, наполняющиеся истерикой, теперь ближе, чем раньше. Адреналин хлынул в жилы юноши, давно знакомое чувство, заставляющее сердце биться сильнее, пульс - стучать в ушах, едва не заглушая какофонию улицы.
Зловещее предсказание Мустанга, ставшее реальностью...
Он мог видеть только Артабануса. Этот человек был его миром и его жизнью... как долго? Все воспоминания, всё, что он помнил, и что забыл, хлынули через край разума.
Джеймс в тот же день пришёл, чтобы разобраться с темой...
- Эдвард, послушай меня... Иди сюда. Пожалуйста. Эдвард, - умолял Артабанус, подбираясь ближе.
Драхманцы напали в ту же ночь...
Шаг назад, за ним другой, и тело Эда снова замерло. Отступление было совершенно инстинктивным, и теперь разум боролся с сердцем, разбираясь с ситуацией. Однако не было времени на раздумья, это стало ясно, когда тело Артабануса напряглось.
А потом... Артабанус...
Глаза Эда распахнулись и резкий, хриплый вздох вырвался из горла. Сердце замерло и он просто... отпустил себя. Позволил телу подчиниться адреналину и выставил руки перед собой. Артабанус бросился вперёд в тот же миг, как соединились ладони в перчатках. Синие и золотые искры рассыпались над брусчаткой от ладоней, передавших энергию земле, заставляя подняться высокую стену. Пятно красного и синего исчезло за серым, и Эд почувствовал под руками вибрацию стены от ударившегося в неё тела Артабануса.
Возможно, это была судьба.
Всё замерло. Эд застыл. Глаза распахнуты, руки прижаты к земле, рот приоткрыт от недоверия. Руки в перчатках, несомненно, были его собственные. Пот струился со лба на пылающее лицо, собираясь на подбородке, лишь крошечный показатель бушующего моря эмоций, медленно поглощавших Эда.
Но если то была судьба... что происходит сейчас?
Секунды текли, но что-то наконец... щёлкнуло.
- Артабанус! Стой! - Эд оторвался от земли и подтянулся на краю стены. Дыханье остановилось, словно в грудь ударили кулаком, когда он оглядел испуганную толпу на той стороне. Артабануса нигде не было видно. Что-то сокрушительное, сводящее с ума, разрывающее, болезненное поглотило Эда. - АРТАБАНУС!
Он уже перекинул одну ногу, тело собиралось догонять Артабануса, но рука, обхватившая запястье, потянула его назад. Новые руки присоединились к ней, и все силы покинули Эда, позволяя ему упасть на землю, наплевав на пытающихся успокоить его солдат.
Нет. Нет-нет-нет-нет-нет. Артабанус, о господи. Я не хотел. Вот дерьмо. Нет! Вернись! Уродливая тьма скрутила живот, затуманила разум, поглощая всё. АРТАБАНУС!
Холодный камень исчез из-под колен, когда Эда подняли на ноги, но всё вокруг кружилось, всё вокруг было невидимо, неважно. Губы Эда шевелились, но он не слышал собственного голоса, собственного бессвязного лепета. Эда волновала только пустота, оставшаяся там, где только что был Артабанус.
- Ты и так идеален, такой, как есть, и ничто не сделает тебя лучше, чем ты есть.
Резкий укол в шею заставил Эда встретиться взглядом с военным, первым узнавшим его. Лицо мужчины превратилось в совершенно бесстрастную маску. Так управляться со своими эмоциями было настоящим даром.
Мустанг бы гордился этим офицером, подумал Эд, перед глазами которого всё темнело и плыло. Тёплые серые глаза глядели на него, даже когда всё остальное затянуло чернотой, указывая путь в сладкие волны забвения.
- Я могу заботиться о тебе, защитить тебя. Ты полюбишь меня, мой драгоценный. Так и будет в конце концов. Никто и никогда не полюбит тебя так, как я.
Последнее, что Эд осознал, что гравитация совсем подвела его и тело оторвалось от земли, а грубый голос сказал:
- Сержант, уведомите генерала. Стальной алхимик, майор Эдвард Элрик, найден.
*
Телефон звякнул, когда трубка опустилась на рычаги, хотя рука в перчатке действовала мягко и осторожно. Не разжимая пальцев вокруг трубки, Мустанг невидяще глядел в окно кабинета, на серые тучи, предвещавшие зимнюю бурю.
Они нашли его... они действительно нашли его... Шок достиг каждой клеточки тела генерала, поселяя в душе неверие. Он не знал, сможет ли до конца поверить, что... его... нашли, пока своими глазами не увидит.
Тёплые золотые глаза улыбаются ему, медовый подбородок опускается и янтарная жидкость касается изогнутых, как лук, губ... белые зубы сверкают в усмешке, поблёскивает стальное плечо. Забавное сердитое сочетание плоти и стали. Идеальной формы чуть вздёрнутый нос... тени и свет...
Сглотнув и грубо встряхнув себя, Мустанг решил двигаться постепенно. Механически отцепил пальцы от телефона и прошагал к двери кабинета, не бросив даже взгляда на кучу бумаг, заваливших журнальный столик после ночных исследований Альфонса.
Альфонс... Нужно найти Альфонса и первым же поездом отправляться в Западный город. Всего десять часов пути, и тогда...
И тогда...
Ну, будем разбираться со всем по мере поступления. Его ум был слишком потрясён и взбаламучен, чтобы справиться с большим, чем чётко поставленные цели.
Толкнув дверь, он вышел в приёмную. Его подчинённые были заняты, как всегда, перебирали бумаги или общались по телефону, придерживая трубку плечом. Не было видно только прапорщика Фармана.
Странно, какими нереальными казались сегодня бледно-жёлтые обои, наклеенные в помещении, обтекающие окна и двери. Такими же, как серо-голубой свет, проникавший сквозь деревянные жалюзи, прикрывающие стёкла. Всё казалось далёким, незнакомым, хотя к настоящему времени он видел это всё на протяжении многих дней.
При виде него Хоукай немедленно встала и быстро отсалютовала, но застыла в середине жеста, потому что Рой мог лишь тупо смотреть сквозь неё. Необычное поведение командира заставило всех отложить трубки и оторваться от бумаг. Хавок был вторым, кто вскочил с места и сделал несколько шагов к Мустангу, обеспокоенный его видом.
- Генерал! - Хоукай наклонила голову, желая привлечь внимание Мустанга.
Мужчина моргнул и откашлялся, стряхивая туман. Выпрямившись и сложив руки за спиной, он оглядел свою команду с некоторой гордостью, сердце трепетало от того, что они так беспокоились о нём. Наконец. Наконец он мог снова смотреть им в лицо без угрызений совести.
- Эдвард Элрик найден в Альбупове, чуть к югу от Западного, - удивление и радость во взглядах только усилились, когда Мустанг добавил: - Он жив.
Поднялось небольшое волнение, Фьюри уронил схему, которую паял, но минуту спустя в приёмной успокоились настолько, что Мустанг смог обратиться к Хоукай:
- Я хочу увидеться с ним... Лейтенант, Альфонс сказал, куда пошёл?
Влажные карие глаза пристально взглянули на него, Хоукай снова отсалютовала.
- Он отправился в столовую двенадцать минут назад, сэр. Скоро вернётся. Я обеспечу вам транспорт до следующего поезда, отправляющегося на запад.
- Отлично, - идя к двери в коридор, он столкнулся с чрезвычайно довольным Хавоком. - Лейтенант?
- Я хотел бы просить разрешения сопровождать вас и Альфонса в Западный город, сэр.
Мустангу потребовалось время, чтобы оценить упрямое выражение на всегда весёлом лице подчинённого. Вспоминая месяцы напряжения между ними, с тех пор, как Эд пропал и Мустанг не отпустил Хавока на поиски, генерал не мог отказать ему.
- Разрешаю, младший лейтенант. Захватите смену одежды для себя и для Альфонса и подгоните машину. Жду вас на плацу через десять минут, - Рой порылся в карманах, нашёл ключ и протянул его. Передавая ключ от личных апартаментов в Центральном штабе, Мустанг покосился на Хоукай, уже висевшую на телефоне.
Подойдя к двери, он оглянулся, чтобы ещё раз взглянуть на свою команду. Что-то вскипело в нём, растапливая ледяной ужас и возвращая улыбку на лицо. Его люди, всё ещё ждавшие чего-то, с тревогой глянули на дрогнувшие губы, но тут же заулыбались в ответ.
- Давайте вернём его домой, - Рой улыбался, настроение становилось всё лучше в ответ на приветственные пожелания, разнёсшиеся по приёмной.
Едва выскочив за дверь, он чуть ли не бегом бросился в столовую, наплевав на все приличия. Он игнорировал странные взгляды и едва поприветствовал единственного встреченного старшего по званию. Внутри бушевали эмоции и мысли, в которых он едва ли мог разобраться.
Что вытерпел Эд за это время? Что мы найдём, когда доберёмся до Западного? Во-первых, кто держал Эда в плену?
Когда я узнаю, кто...
Пальцы Роя покалывало, он едва удерживался от того, чтобы щёлкнуть ими, и загнал эту мысль подальше, входя в столовую.
Его появление не было замечено тремя дюжинами бездельничающих военных, и он остановился, выискивая взглядом тёмно-золотую макушку.
Рой быстро прошёл между столиками, то и дело кивая сослуживцам, но ни на миг не спуская взгляда со светлой шевелюры. За минуту он оказался возле столика в правом углу и положил руку на опущенное плечо Ала. Юноша подскочил на месте и поднял голову, глаза распахнулись при виде выражения лица Мустанга.
И вот теперь Мустанг не знал, что дальше делать. Он поколебался, потом сел на лавку рядом с Алом, отпустил его плечо и крепко сжал руку. Страх, беспокойство и трепет отразились на лице младшего Элрика, и Мустанг взял себя в руки.
- Альфонс... его нашли. Он жив.
Светло-серые глаза распахнулись, встречаясь с его глазами. Всё вело к этому моменту - все те ужасные ночи, что они провели вместе, гадая о судьбе Эдварда. Все те разы, что Рой просыпался в холодном поту, весь дрожа, и сердце сжималось от звуков рыданий, доносящихся из гостиной. Альфонс проводил день за днём, склоняясь над картой и навещая разведчиков ради малейшей информации, тогда как Рой наблюдал за этим из-за стола, придавленный стыдом и виной.
Вся эта тьма, все эти тени, преследовавшие их, куда бы они ни пошли и что бы ни пытались делать...
Всё это кончилось здесь и сейчас.
Рой едва успел собраться, как высокий, долговязый юноша бросился ему на шею. Мустанг крепко сжал руки, чувствуя, как Альфонс неудержимо дрожит, и пытаясь взять собственные чувства под контроль. Рыдания, вырывающиеся у Ала, то и дело перемежались смехом. Смех мучил Мустанга больше всего, он был так полон облегчения, света и чистого счастья. Он не мог вспомнить, когда Альфонс в последний раз смеялся...
Рой обнимал Альфонса пару минут, позволяя обоим расслабиться и успокоиться от облегчения вместе. Осторожно отстранив Ала спустя эти долгие несколько минут, казалось, продлившихся вечность, Рой взял его за плечи, и юноша поглядел на него с покрасневшими глазами и дрожащей улыбкой.
- Он в Альбупове, ты же знаешь, где это? - когда Альфонс легонько кивнул, Мустанг улыбнулся. - Мы сейчас же отправляемся туда. Не знаю, как ты, но я хочу увидеть его своими глазами.
Воздух потяжелел, тысячи мыслей передавались в молчаливой беседе взглядов. Несколько долгих секунд спустя Ал нахмурился, решительно кивнул и тяжело опёрся на руку Мустанга, когда они дружно поднялись, словно не мог двигаться после такого долгожданного известия.
Рой хотел просто увести юношу из столовой, но понимал, что почти все теперь с любопытством смотрят на них. Он ещё не был готов делиться новостями, поэтому обнял Ала за плечи и, поддерживая, повёл прочь из зала.
Хавок ждал у главного входа, прислонившись к машине, которая уже урчала мотором. Лейтенант пробежал им навстречу до середины лестницы, хлопнул Ала по плечу и обнял покрепче. Рой терпеливо подождал, занимаясь восстановлением маски до того, как сесть в машину и отправиться в путь.
Поездка на вокзал оказалась короткой, ещё меньше времени заняло сесть в нужный поезд. Хоукай убедилась, что они доедут по любому, и даже если поезду придётся отклониться от обычного маршрута к югу, то пусть будет так. Народу было мало, так что троица смогла разложить немудрящий багаж по соседним сиденьям.
Как ни странно, они почти не говорили, разве что Мустанг передал им то, что сообщил генерал Тулсон.
- Эдвард был замечен на рынке в Альбупове и задержан. В настоящее время его перевозят в госпиталь Западного для лечения. Тулсон отказался дать какую-либо информацию, кроме этой. Мы узнаем больше, как только попадём в Западный штаб.
Он заметил, что молодые люди, сидящие напротив него в трясущемся вагоне, одновременно верят и не верят услышанному. Он полностью понимал их.
Они все были в состоянии между реальностью и ошеломляющей сюрреалистической страной.
- Братик ранен? Вы не знаете? - спросил Ал. Первое, что он произнёс с тех пор, как узнал, что Эд нашёлся.
С сожалением вздохнув, Рой покачал головой.
- Единственное, что мне известно, он был немедленно госпитализирован и отправлен в Западный для оказания помощи. Я не могу сказать, пострадал ли он и насколько плох, если пострадал. Нам просто надо подождать и увидеть. Просто думайте о том, что он жив. И теперь в безопасности.
Альфонс кивнул, отвернулся и тупо уставился в окно. Губы Роя дрогнули, он почти видел, как крутятся шестерёнки в голове юноши. А потом он повернулся лицом вперёд и встретился со спокойным взглядом Хавока.
- Спасибо, сэр, - негромко пробормотал лейтенант, наклонившись к нему. - То, что вы взяли меня с собой, значит для меня столько, что вы и представить не можете.
- Я задолжал вам куда больше, лейтенант... Я могу только надеяться, что когда-нибудь вы простите меня за слабость и некомпетентность.
Мустанг поймал ошеломлённый взгляд подчинённого и коротко улыбнулся, прежде чем снова отвернуться. Ему всегда было трудно признавать свои ошибки перед другими, но Хавок заслужил увидеть, что Мустанг знает, где проебался. Он должен был позволить Хавоку поискать Эда. Хавок был ни в коем разе не дурак, и с его упрямством они нашли бы Эда гораздо раньше.
Огненный алхимик действительно попутал свои приоритеты. Ослеплённый милитаристскими амбициями, он постоянно подводил себя и самых близких, не слушая голос сердца. Он так устал от неудач.
- Сэр, уж простите меня, но вы идиот, - сказал Хавок, и Мустанг снова уставился на его довольное лицо. - Я уже простил вас. Я понятия не имею, с чем вам приходится сталкиваться каждый день, так что кто я такой, чтобы осуждать вас за дурацкие решения? Да, раньше я был адски зол, но я знаю, как сильно вы переживаете за Эда. Мы нашли его. И это всё, что сейчас имеет значение, правда?
Мустанг принял это, понимая, как много было недосказано, но всё равно кивнул. Он знал, что с Хавоком у них не было особых разногласий. И скорее всего, Хавок тоже это понимал. Ещё часть бремени свалилась с плеч Роя от осознания, что эти долгие месяцы разочарования и размолвки между ним и его подчинённым закончились.
Разумеется, как всегда всё исправил Эдвард, прямо или косвенно.
Вот ведь засранец.
Остальные десять часов пути прошли в молчании, мужчины погрузились в свои раздумья. Примерно к шестому часу мысли Мустанга начали становиться всё темнее. Эйфория и тотальное облегчение превратились в душераздирающее беспокойство, и недавние вопросы снова стали мучить его.
К чему они приедут? Насколько серьёзно пострадал Эд и через что он прошёл за минувший год?
Хоть такое и было редкостью, Мустанг сталкивался с жертвами, которых держали в плену по году и больше. Каждого из этих людей так или иначе подвергали пыткам. Оливер Кэмпбелл, молодой солдат, взятый в заложники в начале ишварского восстания, пришёл ему на ум. Его держали больше двух лет и пытали так, что к моменту спасения он совершенно изменился. Бедняга даже не помнил собственного имени и был посажен под постоянный медицинский надзор из-за регулярных попыток причинить себе вред. Ужасно было думать, что подобное могло произойти и с Эдом.
Мустанг не знал, что будет делать, если Эд настолько сломлен.
Нет. Эд сильнее этого. Он может вынести самые жестокие пытки и не сломаться, пытался успокоить себя Рой.
Он мог лишь надеяться, что это правда.
За тёмным, искривлённым стеклом вагона холмы перешли в плоские поля, зелень сменилась пучками бурой дикой травы. Запад всегда казался таким бесплодным и сухим по сравнению с востоком и югом Аместрис. Даже в лучшие моменты лета трава была гнилостно-коричневой и высотой по пояс.
В каких условиях держали Эда? Мог ли он прогуляться по этим полям, или просидел весь год в подвале?
Они миновали две маленьких деревенских станции без единого ожидающего и наконец добрались до Западного города. Солнце давно уже село, и силуэт Западного превратился в горсть красивых, геометрически правильно расположенных огней.
Все трое обменялись долгими, полными волнения и беспокойства взглядами, прежде чем выбраться из поезда на шумный перрон, полный пассажиров, несмотря на поздний час. Хоть это был и не Централ, царила атмосфера радостного возбуждения. Несколько людей заметили их и разулыбались как на празднике, и до Мустанга дошло.
Весть о нахождении Эдварда разнеслась по всему Западному, несомненно. Наверняка слухи уже добрались и до Централа. В любом случае, они ничего не могли поделать с истерией, только вежливо улыбаться и идти свей дорогой сквозь толпу. Мустанг возглавлял отряд, изо всех сил пытаясь телом прикрыть Альфонса от всех восторгов. Это был очень беспокойный день для всех, особенно для Ала. Бедному мальчику не нужны были кроме прочего ещё и эти сумасшедшие, пытающиеся выжать побольше информации.
К счастью, когда они преодолели самую густую толпу, люди по возможности вежливо расступались, пропуская их, и желали всего хорошего. Мустанг, с привычной маской на лице, благодарно кивал, и тихонько вздохнул от облегчения, когда они оказались на привокзальной улице. Армейская машина ожидала их, залитая лёгким светом уличных фонарей, и толпа прохожих обходила её, поскольку рядом стоял военный с винтовкой.
- Генерал Рой Мустанг! - часовой приветствовал подошедших.
Военный опустил подбородок и открыл перед ними заднюю дверь. Мгновение спустя они уже неслись по улицам Западного к Западному Штабу. Рой глянул на Ала и Хавока, последний из которых прекрасно скрывал своё напряжение.
- Как только мы прибудем в штаб, я обеспечу тебя телефоном, чтобы ты мог связаться с мисс Рокбелл и госпожой Пинако, - тихо сказал Рой Алу.
Удостоившись в ответ лишь благодарной улыбки, он был вынужден бездействовать до конца поездки.
Когда они подъехали, генерал Тулсон ожидал на улице и с радостью показал Алу, откуда позвонить. Хавок остался с юношей, а Мустанг отошёл с Тулсоном.
Тревога, скрутившая внутренности Мустанга, усилилась в десятки раз, когда Тулсон отмахнулся ото всех его вопросов, настаивая, что надо перейти в безопасное место для продолжения беседы. Зайти в отдельный кабинет и запереть дверь заняло всего минуту, но к этому моменту Роя практически трясло от отчаянного желания знать подробности насчёт Эда. Как бы ему ни хотелось поспешить прямо в госпиталь, он понимал, что вначале надо переговорить с Тулсоном. Просто всё настолько затягивалось...
Тулсон прошёлся по пустоватому кабинету и опустился на один из двух кожаных диванов, стоявших напротив друг друга. Они да узкий длинный стол, стоявший между этими коричневыми чудовищами, составляли всю обстановку.
- Пожалуйста, подойдите и присядьте, Мустанг, - вежливо предложил Тулсон.
Тулсон всегда был добродушным человеком, который, казалось, действительно заботился о своих подчинённых. Он был тих и непривлекателен, несмотря на высокий рост и резкие черты лица. Тёмные ореховые глаза тепло взглянули на Роя, севшего напротив.
Вцепившись пальцами в штанины, Рой выпрямился и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, глядя в глаза генералу из Западного. Опасения охватили его настолько, что казалось, он не получает кислород из воздуха, вдыхаемого с таким отчаянием.
Вот дерьмо, неужели всё так плохо... как я скажу Алу?
Спустя несколько долгих секунд, которые, как он понял, Тулсон ему дал, чтобы собраться, Мустанг кивнул.
- Рассказывайте.
Тулсон сложил руки на коленях, подался вперёд и начал говорить, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
- Примерно в одиннадцать тридцать этим утром отряд патруля - выдвинувшийся по вашему приказу, генерал Мустанг, - получил предупреждение о беспорядках на углу улиц Оутрес и Катт в городе Альбупов. Видимо, очевидцы опознали Эдварда Элрика, Стального алхимика, и когда мои солдаты подошли, они заметили несколько вещей, - при этих словах Тулсон опустил взгляд и начал потирать внутреннюю сторону запястья, словно испытывал неудобство. - Майор Элрик был с мужчиной - высоким, с каштановыми волосами, - который, кажется, пытался уговорить майора уйти с ним. Майор Элрик начал отступать, и когда неизвестный попытался преследовать его, активировал какой-то круг и создал стену, используя в качестве материала мостовую...
Тулсон неожиданно поднял глаза на Мустанга, который сидел совершенно тихо, ловя каждое слово.
- Теперь запомните, Мустанг, это информация от очевидцев, из первых рук. Я не утверждаю, что всё произошло именно так. Вам придётся вытащить всю историю из вашего майора при встрече, но... - мужчина вздохнул. - Мои люди сообщили, что майор, похоже, практически сразу испытал сожаление. Майор пытался перелезть через стену и найти в толпе мужчину, которого звал "Артабанус". Когда мои люди добрались до него, сразу пресекли его погоню за этим Артабанусом. Майор начал тут же звать этого человека и, по всей видимости, был в шоке. Он говорил странные вещи и не реагировал на моих людей, так что ему вкололи успокоительное и доставили его без промедления в госпиталь Альбупова.
- Он ранен? - нашёл в себе силы спросить Мустанг. Голова кружилась от таких новостей и попыток понять логику событий. За каким Эд пытался догонять этого типа, Артабануса? Был он похитителем или ещё одним пленником? В таком случае, почему он не попытался сбежать с Эдом? Мустанг, честно говоря, не очень удивился, что Эд находился в шоке, когда солдаты нашли его. Он видел и худшую реакцию у военнопленных после освобождения.
И всё-таки неправильно причислять Эда к этой категории... У Эда самый сильный характер, какой я когда-либо видел.
- Майор Элрик был госпитализирован в основном из-за шока и эмоциональной травмы. Мои люди сообщили, что не было никаких заметных физических повреждений. Хотя они заметили у майора шрамы на запястье и на шее. Больше они ничего не видели. Вам надо будет поговорить с доктором в госпитале насчёт повреждений, которые мои люди могли не заметить.
Полное мыслей молчание охватило их, Мустанг пытался успокоиться, вцепившись в форму. Тревога не ушла, но, к счастью, немного ослабла. Теперь Рой мог собраться с мыслями, паника не нарушала и не рассеивала их. Он начал медленно расслабляться и приходить в себя.
Шрамы вокруг запястья и шеи. Скорее всего, был привязан. Но если остались только шрамы, значит, повреждения старые.
Выдохнув с облегчением, Рой снова встретил сочувственный взгляд Тулсона.
- Это всё, что вам известно?
Лицо мужчины потемнело, он поднялся, и Рой тут же последовал его примеру.
- Мустанг... Он не в себе. Он очнулся после укола несколько часов спустя, начал паниковать, кричать на персонал госпиталя, требовать вернуть Артабануса, или он потеряет память и никогда не проснётся. Нёс что-то о судьбе и алхимии. Продолжал орать чушь и пугать сестёр, пока его снова не успокоили. Простите, что несколько перехожу границы, но я бы настоятельно рекомендовал, чтобы майор Элрик безотлагательно прошёл курс лечения. Это его брат, Альфонс Элрик, прибыл с вами? Я прав? - Мустанг, поколебавшись, кивнул. - Прекрасно. Думаю, встреча с членом семьи положительно повлияет на майора Элрика.
- Согласен, - пробормотал Мустанг, идя за Тулсоном к двери, и вместе они подошли ко входу в штаб, где ждали подозрительно терпеливые Ал и Хавок.
Генерал не совсем понимал, что чувствует. Он опасался, не изменил ли Эда плен, но, возможно...
Возможно, Эд сейчас просто растерян. Ошеломлён свободой после долгого заключения, в первую очередь. Почему он думает, что потеряет память, если не увидит Артабануса?
Это была тревожная мысль, но Рой отогнал её и пошёл навстречу Алу и Хавоку.
- Уинри выезжает следующим поездом из Ризенбурга, - сообщил Ал. Ещё больше Роя успокоила ослепительная улыбка, украшавшая лицо младшего Элрика.
Хавок тоже улыбнулся и подмигнул.
- Я ещё позвонил лейтенанту Хоукай, так что мисс Рокбелл будет здесь через день или около того.
Улыбнувшись обоим, Мустанг жестом показал им идти к выходу и отсалютовал Тулсону, который проводил их и сердечно с ними простился.
Снова скользнув на заднее сиденье, Мустанг столкнулся с более расслабленным и более буйным Альфонсом Элриком и не смог удержаться, улыбнулся ему. Чистая радость от возвращения Эда была заразительна, и Ал был как солнце, которое светит всем. Ослепительное, золотое, проникающее в самые тёмные и мрачные мысли Мустанга, разгоняя тени.
Альфонс в самом деле был так похож на Эдварда...
Мустанг решил умолчать по подозрениях Тулсона, пока сам не переговорит с Эдвардом.
Пока не поговорю с Эдом...
Что-то яркое и горячее вспыхнуло у него в груди, ревущее, как его алхимическое пламя, и выжгло все сомнения. Сжав кулаки и прищурив глаза, он смотрел на спящий город за окном машины, не прислушиваясь к тихому разговору Хавока и Ала.
Эд в безопасности. Он возвращается домой. Вот и всё, что сейчас важно. С остальным разберёмся позже. Всё, что имеет значение, - он жив и я увижу его снова. Поговорю с ним снова. Снова услышу его голос и увижу его улыбку...
Остальное неважно.
среда, 10 июня 2020
Обморок. Занавес. (с)
Мастерпост dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
Глава 13
читать дальше
Нос Эда нещадно жгло, как будто он только что обеими ноздрями вдохнул чистую кислоту, которая теперь затекала в самые лёгкие. Жестоко кашляя, Эд скрючился на краю кровати и прижал руку ко рту, перед глазами всё расплывалось от горячих слёз, вызванных отравой, поднесённой к лицу.
- Блядь, - выдохнул он, отодвигая мучающий его мешочек и игнорируя упорные руки медика, мешавшие его собственным и старающиеся поднести мешочек поближе. - Да убери ты нахуй это дерьмо! Мне больно!
- Хватит ныть, малыш, - мужчина отвёл стальную руку Эда и сунул мешочек без всякой осторожности. - Это нюхательные соли. Они помогут тебе оставаться в настоящем и, возможно, со временем даже восстановить память. Так что пользуйся ими. Это лекарство.
- Нет уж, спасибо, зачем мне лекарство, которое меня убивает.
Пытаясь абстрагироваться от резкого запаха, Эд, который всё утро терзал себя обрывками памяти, пытаясь вспомнить каждую малейшую деталь произошедшего, сосредоточился на прохладе металлического стола под собой и аромате лавандового масла, исходящего от его собственных волос после ванны, принятой этим утром. В этой части подземелья было холодно. Он и забыл к этому времени, как холодно может быть здесь по сравнению с другими частями, что было странно, поскольку большинство входов были расположены в северном крыле, там в первую очередь хранились запасы, там находились огромные ящики с провиантом и прочими полезными вещами, их как-то надо было спустить, так что по логике вещей там и должно было быть больше сквозняков. И всё же Эд дрожал и мечтал укутаться в длинное красное пальто, сейчас свисавшее с руки Артабануса.
Мужчина ласково улыбнулся ему и сделал едва заметное движение рукой, говорящее "скоро".
- Эдвард, ты меня слышишь?
Горькие золотые глаза вновь уставились на юного медика из Юкрейта, который с сердитым лицом держал маленький чёрный бархатный мешочек, выражая что-то вроде миролюбивого нетерпения. Эд взял мешочек в ладонь стальной руки и сморщил нос.
- Теперь тебе придётся часто этим дышать. Так что обновляй содержимое каждые три дня. Главный компонент - карбонат аммония, который несложно найти. Я знаю аптекаршу в Альбупове, у которого есть все ингредиенты. Артабанус тоже знаком с этой женщиной, так что вам помогут, если придёте туда. Кроме того, - доктор повернулся к Артабанусу, - давай Эдварду леденцы. Много. Преимущественно с резким вкусом. Оральная фиксация творит чудеса со вниманием. Ты знаешь, где такой магазин на рынке?
Артабанус кивнул и снова улыбнулся Эду.
- Значит, леденцы и соль? Это лучшее, что мы можем сделать?
Медик строго глянул на Артабануса.
- Ему нужен настоящий врач. Ты должен вернуть его в госпиталь как можно быстрее. Я не понимаю, почему ты не отвёл его туда сразу, как начались провалы в памяти. Кто знает, что ещё было затронуто?
- Значит, когда мы будем в городе, запастись леденцами, химикатами и заглянуть в госпиталь. Это всё?
Смущение клубилось вокруг Эда тонкой дымкой, смешиваясь с гудящей паникой, не покидавшей его в течение прошедшего дня, с тех пор, как он узнал о провалах в памяти. Сегодня Артабанус был... раздражительным. Хотя нет. Он был резок со всеми, кто попадался навстречу, и сарказм был чем-то новым, чего Эд никак от него не ожидал, но всё же весь день тот лился свободно. Может, это потому, что мужчина был выбит из колеи, но Эд действительно не знал, что думать. Однако под шумом в голове и неуверенностью в себе были горячий, густой стыд и гнев, заливавший всё перед глазами красным. Только Эд не мог позволить своему разуму выразить всё это. Не здесь, не сейчас.
Оставайся в настоящем, резко сказал он себе, наконец сдаваясь и развязывая верёвочки мешочка, чтобы вдохнуть аммиак. Так, на всякий случай. Голова тут же откинулась назад от резкого, едкого запаха, и мозг затопило лёгкостью, словно облако распустилось под черепом.
- Вы уверены, что это меня не убьёт? Я думаю, это убьёт меня, - Эд растёр слипшиеся соли и поморщился от лёгкой пульсации в висках. Он должен был признать, что резкий запах привёл его в более собранное состояние, успокоил паническую нервную дрожь, которая была постоянной с прошлой ночи.
- Краткосрочное применение безвредно, Эдвард. Соли в основном используются, чтобы привести в себя упавшего в обморок, так что это нечто проверенное годами. Однако, - медик постучал ручкой по краю кровати в подкрепление своих слов, - тебе нужно обратиться к врачу, чтобы решить эту проблему. Действительно невозможно предсказать, что эти вещества сделают с твоим мозгом за длительный период времени. Ни в коем разе не является окончательным решением использовать их до конца жизни. Это просто лучшее, что я могу сделать прямо сейчас.
И снова полный скрытого недовольства взгляд был адресован Артабанусу, прежде чем дрожащему Эду было разрешено слезть с металлического стола-койки.
За ними наблюдали, когда они выходили из стерильного кабинета, и Эд мог только тискать в ладони мешочек и чувствовать, как укоренившийся страх пытается выбраться на поверхность. Но он изо всех сил сопротивлялся чувству, въевшемуся в кости. Казалось, это было всё, что он делал в последние дни, - слабо скрёб внутри себя, пытаясь найти и почувствовать правильные вещи, чтобы сражаться с собой же, в основном. Он вспоминал времена, когда был полностью уверен в себе - по крайней мере, большую часть времени - и очертя голову кидался в любое дело, приняв решение. Будучи подростком и даже ребёнком, он обладал колоссальной стойкостью ко всему, что сопротивлялось ему или испытывало его. Если бы он бывший увидел себя нынешнего...
Даже не он сам в юности. Что бы подумал Мустанг? Что бы подумал Ал?
Глухая вина корчилась в груди, и он пытался игнорировать её, уставившись на ноги Артабануса по дороге через восточное крыло в сторону столовой. Ал бы не порадовался. Возможно, он не был бы недоволен Эдом непосредственно, но наверняка был бы расстроен полнейшей неуверенностью, которая пришла на место прежним страсти и амбициозности. Однако Эд был единственным, кто виноват в этом, на самом-то деле...
Всё то, что произошло за это время - сколько? год? - было его виной, и никто не мог это отрицать.
Он не должен был впускать Джеймса к себе в квартиру той ночью. Это привело к тому, что Эд был схвачен без возможности дать отпор, опасаясь, что его любимому студенту причинят вред. Он не должен был вести себя так, чтобы заинтересовать Артабануса. Он никогда не пытался прятаться или держаться высокомерно, и теперь понимал, что все предупреждения Мустанга были уместны и до боли обоснованы. Вот к чему привели его невнимание и недальновидность: его вина, что Джеймс теперь навсегда изуродован, а сам он настолько прогнил изнутри.
Жестокая, ледяная боль сжимала и жгла его сердце, пока он следовал за Артабанусом, бархат ласкал его пальцы, и всеми фибрами души Эд мечтал повернуть время вспять.
Ал, конечно, уже вернулся из Сина. И насколько же больно ему было узнать о пропаже Эда? Мустанг, наверно, позаботится об Але и Уинри. Но это всё равно не излечит их горе. Уинри, наверняка, сейчас переживает за его автоброню, хотя искусственные конечности держатся прекрасно, но она-то не может знать наверняка. И Ал... у него столько информации, чтобы поделиться с Эдом. Эд мог представить искры нетерпения, вспыхивающие в глазах младшего брата, слова чужого знания, рвущиеся с восторженных губ. Эд почти чувствовал руки брата, который должен был заключить его в объятия по возвращении.
Сколько месяцев уже не было Ала? Наверно, год.
И это разверзло новые раны в груди Эда. Они с братом никогда не разлучались так надолго. Он чувствовал Ала частью себя, отсутствующим жизненно важным органом. По неосторожности он мог бы ляпнуть, что у него тень пропала. Но Ал был куда большим, чем простая тень, - большинство людей просто не осознавали его гениальность. Ал всегда был известен благодаря славе Эда как младший брат Стального алхимика, Альфонс Элрик. Эду это казалось несправедливым. Ал был таким же умным, как он, только на свой манер. Нет двух разумов, работающих одинаково, почему ум должен основываться только на одном или на другом?
Мысли унеслись так далеко, что когда он прекратил движение и поднял глаза, то понял, что они с Артабанусом стоят, и тот смотрит на него сверху вниз с беспокойно изогнутой бровью.
- Всё будет хорошо, мой драгоценный Эдвард. Обещаю. Первым делом завтра с утра мы отправимся в город, ладно?
- Ладно, - пробормотал в ответ Эд, снова опуская глаза. Артабанус не пытался исправить его движение, и прежде, чем Эд осознал, они оказались в своём маленьком бункере по соседству с остальным подземельем. Артабанус долго, тягуче поцеловал Эда, тот справился, хотя его и не удерживали алхимией, и похититель удалился. Горящие губы Эда дрожали, но он, удержав мучительную тошноту, подступающую к горлу, решил пойти лечь на кровать, закрыть глаза покрепче и молиться о том, чтобы уснуть.
*
Дождь стекал по стеклу, образуя дорожки, которые генералу Мустангу хотелось проследить пальцами одетой в перчатку руки. Серые глаза, прищурившись, глядели на серые, мрачные улицы за воротами Центрального штаба. Генерал позволил мыслям соскользнуть на пропавшего самого юного подчинённого. Потеря ещё была как нож в сердце, особенно когда воспоминания о прошлом вихрем поднимались в сознании. Эд долгое время был ему кем-то вроде приёмного сына, и Мустанг думал, так вышло бы у каждого порядочного офицера с таким юным подчинённым. Эду было только... - сколько? - двенадцать, когда он вступил в армию.
Слишком юный...
И теперь Мустанг подвёл его наихудшим образом. Зарывшись руками в волосы, он поник головой за закрытыми дверями посреди этого особенно мрачного дня. Может быть... может быть, если бы он отправил Хавока в первые дни после исчезновения Эда... Может быть, если бы он перестал стараться быть идеальным в глазах нового фюрера Груммана и сам бросился искать своего человека...
Может быть, если бы... он обнаружил, что в последнее время всё чаще и чаще спрашивает себя.
Проходили минуты, предательские мысли терзали душу, корчащуюся от неописуемых вины и одиночества. Что, если они с Алом будут искать и искать годами, а Эд так никогда и не появится? Или хуже, если они найдут его мёртвым?
Что ему делать тогда?
Он даже представить не мог.
Ещё одна волна безнадёжности захлестнула его.
И в этом виде Альфонс Элрик нашёл знаменитого Роя Мустанга полтора часа спустя. Юный алхимик открыл дверь без стука, эта привычка, унаследованная от Эда, в последнее время стала горьким напоминанием. Ему предстал вид сломленного мужчины, уронившего голову на руки. Младший Элрик всё понимал, но из всех людей видеть именно Роя Мустанга с этими мыслями, ясно написанными в опущенных плечах и дрожащих руках, заставило что-то резкое и жгучее пробудиться в груди Ала. Без слов он захлопнул за собой дверь и широкими шагами подошёл к столу. Мустанг, как только хлопнула дверь, выпрямился и расправил плечи, но Ал не спустил ему, упёрся руками в стол и навис над Мустангом.
- Ал... - осторожно начал тот защитную речь, но Альфонс плевал на это.
Слёзы брызнули из глаз младшего Элрика, когда тысячи эмоций, бурля, вырвались на поверхность.
- Нет, - сказал Ал опасно тихим голосом. - Вы не смеете так поступать. Вы всегда были сильным. Вы не можете сдаться сейчас. Ради меня. Ради Эда.
Слова вонзили копьё вины и тоски в сердце генерала, он мог только в отчаянье уронить голову, но Ал стукнул кулаком по крепкому дереву, привлекая внимание мужчины.
- Нет. После нашей попытки трансмутации Эд был потерян. Он не мог сосредоточиться, не мог больше... осознавать происходящее. Как будто ему стало всё равно, как будто он сдался, неважно, как я старался заставить его вернуться... - странное выражение скользнуло по лицу Ала. - А потом пришли вы. Вы поговорили с ним... то есть наорали на него. Но всё же! После этого братик стал другим. Воодушевлённым, наполненным силами. Что бы вы ему ни сказали, это оставило след и заставило двигаться вперёд. Он стал строить планы и поклялся исправить совершённые нами ошибки. Вот Рой Мустанг, которого я знал. Тот, кто поднял Эда, и чьи слова наполнили его невероятной волей. Рой Мустанг, которого я знал... знаю... не сдался бы сейчас. Не сейчас. Ещё не слишком поздно.
Потрясённый до полного онемения, Мустанг мог только сидеть и смотреть, как Ал неуверенно убирает руки со стола и отступает назад. Младший Элрик прошёл к двери и бросил последний прощальный взгляд.
- Ещё не слишком поздно для моего брата, генерал. И вы это знаете. Эд сильнее этого. И вы нужны ему сейчас. Так что не проебите всё.
Дверь громко захлопнулась за юношей, и Рой просто сидел за столом, потом снова поглядел на дождь, поливающий мир за окном, и разум его был благословенно пуст.
Конечно, нейроны в какой-то момент снова должны были начать передавать импульсы, так что некоторое время спустя Мустанг заметил, что слова Ала крутятся у него в мозгу, заканчиваясь и начинаясь снова. Это был бесконечный цикл, который служил только к усугублению вины, превращению в чёрный ураган грязи в душе. И тогда слова наконец дошли до него.
Рой помог Эду вернуться к реальности после той семейной беды, вызванной гордостью и алхимией. Одно воспоминание об этом времени было как оплеуха, и он быстро глянул на руки в перчатках. Ему показалось, что отчёты, полученные в те годы, всё ещё у него в руках, но нет. Эти страницы давно затерялись во времени. Все они упоминали имя Элрик, и описывали некоторые инциденты, во время которых алхимик заставил подняться по крайней мере несколько бровей потрясающими трансмутациями. Достаточно знаменательно, что эти отчёты попали к Мустангу, одному из ведущих армейских алхимиков.
Наконец, после трёх или четырёх сходных отчётов, подполковник обнаружил, что ему любопытно, решил устроить небольшой отпуск от бумажной работы, взял Хоукай и сел на первый же поезд в Восточный город. Там они пересели в поезд на Ризенбург. Путешествие было беззаботным и приятным, и давало ему два или три дня на отдых от Централа и вечно преследовавших его документов.
Даже по дороге от станции к дому Элрика всё было спокойно, несмотря на то, что местные поглядывали на них с усмешкой. Мустанг достаточно насмотрелся таких взглядов, так что едва их замечал.
Хотя, когда они подошли к большому деревенскому дому Элриков, мрачные предчувствия одолели Роя. Любой хороший алхимик ощущает, когда рядом произведена крупная трансмутация, даже несколько месяцев спустя, и подполковник чувствовал, каким холодом тянуло от этого дома. Вкус ржавчины и меди застыл на языке, напоминая о временах в академии, когда он получил кулаком в лицо от отвергнутого любовника. Кровь из прокушенной щеки наполнила рот, и он несколько дней при полоскании сплёвывал красным.
Здешняя атмосфера полнилась застарелой кровью, оседала во рту, заставляя бороться с рвотным рефлексом. Он удивил Хоукай тем, что бросился к двери и ворвался в дом, даже не удосужившись постучать. Он быстро отыскал подвал и оглядел, как тёмная кровь запятнала каменный пол, заметил огромный круг трансмутации, идеально вычерченный белым мелом. Тьма и холод в воздухе здесь, внизу, кажется, пробирали до самых костей. Если какое-либо место могло стать проклятым в силу происходивших там событий, теперь этот дом точно был окружён дурными знамениями.
Он вышел из дома с растерянной и обеспокоенной Хоукай, следовавшей за ним по пятам, перед глазами у него всё было залито красным. Плевать, что говорили отчёты, плевать, насколько талантлив был Эдвард Элрик, он должен был хорошенько подумать, прежде чем пытаться. Любой должен был хорошенько подумать. Где-то неделю спустя Мустанг признал гениальность и искусность нарисованного на полу круга. Но в тот момент он был в ярости, слеп ко всему, кроме одного простого факта: этот так называемый "великий" алхимик провёл трансмутацию человека. И судя по чернильно-чёрной крови в центре смертельного круга, ему удалось что-то вернуть.
Последующий час всё мутилось перед глазами Роя. Покинув дом, он вбежал по лестнице ближайшей к нему мастерской автоброни и вломился в открытую дверь. Белобрысый мальчик сидел с отсутствующим видом в инвалидном кресле. Рой даже не заметил доспехи, вздёрнув мальчишку в воздух, крича и требуя ответов. Потом большая железная рука тронула его и тихие извинения раздались из пустого шлема, произнесённые на удивление тонким и ломким голосом. Леденящий душу ужас и жалость были настолько сильными, что Мустанг чувствовал их даже сейчас.
Теперь было даже хуже. Теперь имелся Альфонс из плоти и крови, чтобы сравнить с... с тем, что было.
Всё это было слишком, но спустя какое-то время эмоции улеглись. Рой даже догадался предложить мальчишкам шанс. Очевидно было, что если Эд смог провести человеческую трансмутацию и выжить, да ещё и связать душу с доспехами, то он представлял большую ценность для армии. Рой сделал своё предложение к вящему возмущению Пинако. Женщина не смогла слушать дальше, встала и вышла из комнаты.
Рой наконец остался один на один с братьями Элриками и бросил взгляд на Альфонса, а потом пристально разглядел Эдварда.
Может, они и были юными, может, они и были глупыми, но мать вашу! Судя по тому, что он увидел в подвале, эти ребята были рождены для великих дел. Измерив безнадёжность в тусклых золотых глазах Эда, Рой почувствовал, как в нём пробуждается что-то горячее и упрямое. Он не собирался уходить, прежде чем мальчики прислушаются к сказанному им. Они могли сделать собственный выбор позже, но прямо здесь, прямо сейчас... нет.
- Я не принуждаю тебя. Я просто даю тебе возможность, - взгляд Эда оставался таким же пустым, и Рой решительно продолжил. - Будешь сидеть в этом кресле, утопая в жалости к себе, или встанешь и воспользуешься шансом, который тебе даёт армия?
Что-то едва блеснуло в золотых глазах. Что-то свирепое и жгучее, но исчезло почти сразу, как появилось.
Этого было недостаточно. Но у Роя теперь был план, и если поднажать...
- Если вы верите, что есть возможность вернуть ваши тела, надо отыскать её. Продолжайте двигаться, чего бы это ни стоило. Даже если придётся залезть по уши в дерьмо.
Рой помолчал некоторое время. Он глянул на Ала, потом на Эда. Они оба были такие притихшие. Такие юные. Такие сломленные. Жалость и гнев бились в подполковнике, но он прикладывал все силы, чтобы оставаться спокойным.
- Ещё не слишком поздно. Для тебя и для Альфонса. Ты меня понимаешь, Эдвард? Поздно будет, когда ты решишь, что поздно. Ты готов сдаться, потерять всё, в том числе и брата, лишь из-за того, что один раз оказался повержен? Ты действительно настолько слаб, или достаточно силён, чтобы подняться и двигаться вперёд?
- Я не слабак, - голос был тихий, но сильный, и наконец, наконец Эдвард Элрик поднял глаза и без колебаний встретился взглядом с Мустангом.
Расплавленное, горящее золото кипело таким количеством эмоций, что у Роя грудь сжалась до остановки дыхания.
Рой подался вперёд, довольный успехом, не отпуская взгляд Эда.
- Тогда докажи.
После этого он уехал, не сказав больше ни слова.
Но как бы далеко ни уехал он от мальчика, эти глаза запечатлелись в памяти. Несколько недель спустя, сидя в штабе, он увидел золотую вспышку и тут же подумал об Эдварде Элрике. С нетерпением ждал дня, когда мальчик появится в столице. Это заняло не так уж и много времени, как сейчас отмечал Мустанг, но тогда показалось, что прошла целая жизнь, прежде чем Эд приехал на экзамен Государственных Алхимиков. Как только Эд сообщил, что покидает Ризенбург и направляется в Централ, Мустанг немедленно покинул Восточный штаб, чтобы присутствовать на экзамене.
Он вспоминал, с какими волнением, радостью и благоговением смотрел, как двенадцатилетка сдаёт экзамен с блеском.
А потом вручил Эду часы...
Всё это было так давно, но оглядываясь назад, Рой понимал, как страшен и напряжён был этот момент. Тьма и свет.
Будешь сидеть и тонуть в жалости к себе или встанешь и пойдёшь вперёд? Собственные слова ударили словно током, он сидел и смотрел на пустой кабинет невидящими глазами. Что он делал весь минувший год?
В этот момент он понял, насколько изменился с Того Дня. С момента подъёма по службе. Он так боялся кого-то задеть, преступить границы, что почти не двигался. Ни для того, чтобы помочь Эду, ни для того, чтобы помочь себе. Это было просто смешно.
- Если вы верите, что есть возможность, надо отыскать её. Продолжайте двигаться, чего бы это ни стоило. Даже если придётся залезть по уши в дерьмо.
Он усмехнулся про себя и резко встал, руки на столе сжались в кулаки.
Я даже не попытался ничего сделать. Я думал о том, что потерял Эдварда, а не о том, как вернуть его. Если я не прислушиваюсь к собственным советам, как я могу приказывать другим?
- Хорошо, думай. Что наиболее вероятно? Эда увезли на запад драхманские шпионы. Их тела и обломки автомобиля были найдены совсем рядом с Западным городом...
Продолжая бормотать, Мустанг вытащил карту Аместрис и развернул на столе. Часы шли, он изучал карту, разум метался, а виски начали пульсировать зарождающейся головной болью.
Запад... запад... где же может быть Эд? Если бы я похитил кого-нибудь, где бы я спрятал его? Конечно, не в таком большом и густонаселённом месте, как Западный город. Может, в городке поблизости? Поглядим... здесь Азамем, Айзехеп, Зокссов... это если к востоку. Может, к северу или к югу. Ойсиксайкс, Бибкес, Альбупов, Пендлтон... слишком большой выбор.
Но всё же, постояв и поприглядывавшись, он принялся рыться в отчётах, возможно, связанных с Эдом, которые накопились в шкафу. Очень скоро он разбросал отчёты и залез в каждую папку, перепутанные бумаги засыпали стол и пол. Он провёл ручкой по некоторым документам, тёмные глаза отчаянно заметались. Некоторое время назад Ал говорил, что Эд должен быть ближе к драхманской границе. Ал предполагал, что даже если похитители Эда не связаны с Драхмой, они будут держать Эда как можно ближе к границе, чтобы аместрийская армия побоялась развернуть его массовые поиски. Тогда Мустанг молча покивал, подписывая одну бумагу за другой, придушенный горем и отрицанием. Теперь он думал, что Ал говорил дело.
Рой пометил папки с отчётами о событиях, наиболее близких к границе Драхмы, отложил остальные в сторону, и в конце концов у его ног собралась целая стопка. В какой-то момент он даже снял перчатки, чтобы легче было листать страницы.
Должно было быть что-то... хоть что-нибудь... из сотни отчётов должен быть хоть один подходящий...
Сразу как эта мысль пришла ему в голову, он вытащил один листок из стопки, поднёс ближе к глазам. Отчёту было уже несколько месяцев, изначально врач обращался в военную полицию. Кое-что было написано внизу страницы, из-за чего Рой решил перечитать ещё раз и чуть не придушил себя.
Как мы с Алом это пропустили?..
Очевидно, у пациента в организме были остатки сильного и опасного яда. Доктор забеспокоился насчёт происшедшего пару недель спустя и в конце концов решил сообщить военным. Он велел дяде пациента являться раз в неделю, чтобы убедиться, что яд полностью вышел, и проследить за пост-эффектами, которые могли возникнуть, но больше никогда не видел юношу.
Дядя представился как Айзек, юношу звали Чарли. Айзек сказал доктору, что Чарли немой. На просьбу описать "Чарли" доктор ответил, что у него золотые волосы и глаза.
- Нихуя ж себе, - пробормотал Мустанг. Он видел этот отчёт и раньше, но до сих пор не обратил внимания на словесный портрет.
Ну я еблан...
Ругая себя, он сорвал трубку с рычагов и быстро набрал номер, всё ещё не сводя глаз с листка, который мял в руках. Пот струился со лба. Отчёту было несколько месяцев, конечно же, но это всё, что у них на самом деле было. Он не мог разочаровывать Альфонса дальше. Не мог разочаровывать дальше себя.
Спустя долгие, напряжённые мгновения его соединили. Вежливый голос отозвался, но был перебит.
- Это генерал Рой Мустанг из Центрального штаба. Мне надо переговорить с генералом Тулсоном, немедленно. Всё равно, сколько времени потребуется и кого придётся поднять, мне нужен Тулсон, у телефона, ПРЯМО СЕЙЧАС!
Пары минут не прошло, как нужный человек был у аппарата.
Мустанг, прислонясь к столу, хмуро глядел на листок бумаги в руках. Раз или два ему в голову пришла мысль о том, что он злоупотребляет властью, но...
На хую я это всё вертел. Эд важнее сраного звания.
- Генерал Тулсон. Это Мустанг. Слушайте внимательно. Есть новые сведения о поисках Стального. Я знаю, что в вашем распоряжении есть определённое количество солдат при Западном штабе, так что я прошу отправить как можно больше людей в город Альбупов и его окрестности. Я тем временем договорюсь насчёт дополнительных людей и свяжусь с разведкой, но мне нужно отправить туда как можно больше патрулей и как можно быстрее. Им следует искать майора Элрика, Стального алхимика. Описание: светлые волосы, светлая кожа, золотые глаза. Скорее всего, находится с человеком, представляющимся как Айзек.
Несколько вопросов прозвучало на том конце провода, но Рой отмахнулся.
- Да, да, я знаю, что Альбупов у самой границы и что это может показаться подозрительным. Я это понимаю, слышите? Хочу просто, чтобы ваши солдаты патрулировали улицы и прочесали местность. С политикой разберёмся позже. Я полностью беру на себя ответственность за любые недопонимания с драхманцами. Наш главный приоритет - найти майора Элрика.
Отдав ещё пару распоряжений, Мустанг повесил трубку. Ему надо было найти Ала.
Раздался стук в дверь, и Мустанг рассеянно пригласил войти, всё ещё перечитывая отчёт из Альбупова. Он вернулся в реальность только когда почувствовал что-то странное справа. Наконец обернувшись, чтобы посмотреть на вошедшего, он был смущён взглядом рассерженной Хоукай. Женщина смотрела на него так строго, что ему захотелось спрятаться, но часть разума, ответственная за инстинкт самосохранения, видимо, была ещё далеко на западе.
- Что случилось, Хоукай?
- Сэр... у вас беспорядок в кабинете.
Раздражение вспыхнуло в нём. Не было печали...
- В настоящее время есть более важные вещи, чем порядок в моём кабинете, лейтенант.
- Сэр, вчера вы договорились, что сегодня проведёте здесь личную встречу с фюрером Грумманом. Фюрер ждёт в приёмной.
- ...дерьмо.
ПыСы с направлениями у меня бядаааа
Глава 13
читать дальше
Нос Эда нещадно жгло, как будто он только что обеими ноздрями вдохнул чистую кислоту, которая теперь затекала в самые лёгкие. Жестоко кашляя, Эд скрючился на краю кровати и прижал руку ко рту, перед глазами всё расплывалось от горячих слёз, вызванных отравой, поднесённой к лицу.
- Блядь, - выдохнул он, отодвигая мучающий его мешочек и игнорируя упорные руки медика, мешавшие его собственным и старающиеся поднести мешочек поближе. - Да убери ты нахуй это дерьмо! Мне больно!
- Хватит ныть, малыш, - мужчина отвёл стальную руку Эда и сунул мешочек без всякой осторожности. - Это нюхательные соли. Они помогут тебе оставаться в настоящем и, возможно, со временем даже восстановить память. Так что пользуйся ими. Это лекарство.
- Нет уж, спасибо, зачем мне лекарство, которое меня убивает.
Пытаясь абстрагироваться от резкого запаха, Эд, который всё утро терзал себя обрывками памяти, пытаясь вспомнить каждую малейшую деталь произошедшего, сосредоточился на прохладе металлического стола под собой и аромате лавандового масла, исходящего от его собственных волос после ванны, принятой этим утром. В этой части подземелья было холодно. Он и забыл к этому времени, как холодно может быть здесь по сравнению с другими частями, что было странно, поскольку большинство входов были расположены в северном крыле, там в первую очередь хранились запасы, там находились огромные ящики с провиантом и прочими полезными вещами, их как-то надо было спустить, так что по логике вещей там и должно было быть больше сквозняков. И всё же Эд дрожал и мечтал укутаться в длинное красное пальто, сейчас свисавшее с руки Артабануса.
Мужчина ласково улыбнулся ему и сделал едва заметное движение рукой, говорящее "скоро".
- Эдвард, ты меня слышишь?
Горькие золотые глаза вновь уставились на юного медика из Юкрейта, который с сердитым лицом держал маленький чёрный бархатный мешочек, выражая что-то вроде миролюбивого нетерпения. Эд взял мешочек в ладонь стальной руки и сморщил нос.
- Теперь тебе придётся часто этим дышать. Так что обновляй содержимое каждые три дня. Главный компонент - карбонат аммония, который несложно найти. Я знаю аптекаршу в Альбупове, у которого есть все ингредиенты. Артабанус тоже знаком с этой женщиной, так что вам помогут, если придёте туда. Кроме того, - доктор повернулся к Артабанусу, - давай Эдварду леденцы. Много. Преимущественно с резким вкусом. Оральная фиксация творит чудеса со вниманием. Ты знаешь, где такой магазин на рынке?
Артабанус кивнул и снова улыбнулся Эду.
- Значит, леденцы и соль? Это лучшее, что мы можем сделать?
Медик строго глянул на Артабануса.
- Ему нужен настоящий врач. Ты должен вернуть его в госпиталь как можно быстрее. Я не понимаю, почему ты не отвёл его туда сразу, как начались провалы в памяти. Кто знает, что ещё было затронуто?
- Значит, когда мы будем в городе, запастись леденцами, химикатами и заглянуть в госпиталь. Это всё?
Смущение клубилось вокруг Эда тонкой дымкой, смешиваясь с гудящей паникой, не покидавшей его в течение прошедшего дня, с тех пор, как он узнал о провалах в памяти. Сегодня Артабанус был... раздражительным. Хотя нет. Он был резок со всеми, кто попадался навстречу, и сарказм был чем-то новым, чего Эд никак от него не ожидал, но всё же весь день тот лился свободно. Может, это потому, что мужчина был выбит из колеи, но Эд действительно не знал, что думать. Однако под шумом в голове и неуверенностью в себе были горячий, густой стыд и гнев, заливавший всё перед глазами красным. Только Эд не мог позволить своему разуму выразить всё это. Не здесь, не сейчас.
Оставайся в настоящем, резко сказал он себе, наконец сдаваясь и развязывая верёвочки мешочка, чтобы вдохнуть аммиак. Так, на всякий случай. Голова тут же откинулась назад от резкого, едкого запаха, и мозг затопило лёгкостью, словно облако распустилось под черепом.
- Вы уверены, что это меня не убьёт? Я думаю, это убьёт меня, - Эд растёр слипшиеся соли и поморщился от лёгкой пульсации в висках. Он должен был признать, что резкий запах привёл его в более собранное состояние, успокоил паническую нервную дрожь, которая была постоянной с прошлой ночи.
- Краткосрочное применение безвредно, Эдвард. Соли в основном используются, чтобы привести в себя упавшего в обморок, так что это нечто проверенное годами. Однако, - медик постучал ручкой по краю кровати в подкрепление своих слов, - тебе нужно обратиться к врачу, чтобы решить эту проблему. Действительно невозможно предсказать, что эти вещества сделают с твоим мозгом за длительный период времени. Ни в коем разе не является окончательным решением использовать их до конца жизни. Это просто лучшее, что я могу сделать прямо сейчас.
И снова полный скрытого недовольства взгляд был адресован Артабанусу, прежде чем дрожащему Эду было разрешено слезть с металлического стола-койки.
За ними наблюдали, когда они выходили из стерильного кабинета, и Эд мог только тискать в ладони мешочек и чувствовать, как укоренившийся страх пытается выбраться на поверхность. Но он изо всех сил сопротивлялся чувству, въевшемуся в кости. Казалось, это было всё, что он делал в последние дни, - слабо скрёб внутри себя, пытаясь найти и почувствовать правильные вещи, чтобы сражаться с собой же, в основном. Он вспоминал времена, когда был полностью уверен в себе - по крайней мере, большую часть времени - и очертя голову кидался в любое дело, приняв решение. Будучи подростком и даже ребёнком, он обладал колоссальной стойкостью ко всему, что сопротивлялось ему или испытывало его. Если бы он бывший увидел себя нынешнего...
Даже не он сам в юности. Что бы подумал Мустанг? Что бы подумал Ал?
Глухая вина корчилась в груди, и он пытался игнорировать её, уставившись на ноги Артабануса по дороге через восточное крыло в сторону столовой. Ал бы не порадовался. Возможно, он не был бы недоволен Эдом непосредственно, но наверняка был бы расстроен полнейшей неуверенностью, которая пришла на место прежним страсти и амбициозности. Однако Эд был единственным, кто виноват в этом, на самом-то деле...
Всё то, что произошло за это время - сколько? год? - было его виной, и никто не мог это отрицать.
Он не должен был впускать Джеймса к себе в квартиру той ночью. Это привело к тому, что Эд был схвачен без возможности дать отпор, опасаясь, что его любимому студенту причинят вред. Он не должен был вести себя так, чтобы заинтересовать Артабануса. Он никогда не пытался прятаться или держаться высокомерно, и теперь понимал, что все предупреждения Мустанга были уместны и до боли обоснованы. Вот к чему привели его невнимание и недальновидность: его вина, что Джеймс теперь навсегда изуродован, а сам он настолько прогнил изнутри.
Жестокая, ледяная боль сжимала и жгла его сердце, пока он следовал за Артабанусом, бархат ласкал его пальцы, и всеми фибрами души Эд мечтал повернуть время вспять.
Ал, конечно, уже вернулся из Сина. И насколько же больно ему было узнать о пропаже Эда? Мустанг, наверно, позаботится об Але и Уинри. Но это всё равно не излечит их горе. Уинри, наверняка, сейчас переживает за его автоброню, хотя искусственные конечности держатся прекрасно, но она-то не может знать наверняка. И Ал... у него столько информации, чтобы поделиться с Эдом. Эд мог представить искры нетерпения, вспыхивающие в глазах младшего брата, слова чужого знания, рвущиеся с восторженных губ. Эд почти чувствовал руки брата, который должен был заключить его в объятия по возвращении.
Сколько месяцев уже не было Ала? Наверно, год.
И это разверзло новые раны в груди Эда. Они с братом никогда не разлучались так надолго. Он чувствовал Ала частью себя, отсутствующим жизненно важным органом. По неосторожности он мог бы ляпнуть, что у него тень пропала. Но Ал был куда большим, чем простая тень, - большинство людей просто не осознавали его гениальность. Ал всегда был известен благодаря славе Эда как младший брат Стального алхимика, Альфонс Элрик. Эду это казалось несправедливым. Ал был таким же умным, как он, только на свой манер. Нет двух разумов, работающих одинаково, почему ум должен основываться только на одном или на другом?
Мысли унеслись так далеко, что когда он прекратил движение и поднял глаза, то понял, что они с Артабанусом стоят, и тот смотрит на него сверху вниз с беспокойно изогнутой бровью.
- Всё будет хорошо, мой драгоценный Эдвард. Обещаю. Первым делом завтра с утра мы отправимся в город, ладно?
- Ладно, - пробормотал в ответ Эд, снова опуская глаза. Артабанус не пытался исправить его движение, и прежде, чем Эд осознал, они оказались в своём маленьком бункере по соседству с остальным подземельем. Артабанус долго, тягуче поцеловал Эда, тот справился, хотя его и не удерживали алхимией, и похититель удалился. Горящие губы Эда дрожали, но он, удержав мучительную тошноту, подступающую к горлу, решил пойти лечь на кровать, закрыть глаза покрепче и молиться о том, чтобы уснуть.
*
Дождь стекал по стеклу, образуя дорожки, которые генералу Мустангу хотелось проследить пальцами одетой в перчатку руки. Серые глаза, прищурившись, глядели на серые, мрачные улицы за воротами Центрального штаба. Генерал позволил мыслям соскользнуть на пропавшего самого юного подчинённого. Потеря ещё была как нож в сердце, особенно когда воспоминания о прошлом вихрем поднимались в сознании. Эд долгое время был ему кем-то вроде приёмного сына, и Мустанг думал, так вышло бы у каждого порядочного офицера с таким юным подчинённым. Эду было только... - сколько? - двенадцать, когда он вступил в армию.
Слишком юный...
И теперь Мустанг подвёл его наихудшим образом. Зарывшись руками в волосы, он поник головой за закрытыми дверями посреди этого особенно мрачного дня. Может быть... может быть, если бы он отправил Хавока в первые дни после исчезновения Эда... Может быть, если бы он перестал стараться быть идеальным в глазах нового фюрера Груммана и сам бросился искать своего человека...
Может быть, если бы... он обнаружил, что в последнее время всё чаще и чаще спрашивает себя.
Проходили минуты, предательские мысли терзали душу, корчащуюся от неописуемых вины и одиночества. Что, если они с Алом будут искать и искать годами, а Эд так никогда и не появится? Или хуже, если они найдут его мёртвым?
Что ему делать тогда?
Он даже представить не мог.
Ещё одна волна безнадёжности захлестнула его.
И в этом виде Альфонс Элрик нашёл знаменитого Роя Мустанга полтора часа спустя. Юный алхимик открыл дверь без стука, эта привычка, унаследованная от Эда, в последнее время стала горьким напоминанием. Ему предстал вид сломленного мужчины, уронившего голову на руки. Младший Элрик всё понимал, но из всех людей видеть именно Роя Мустанга с этими мыслями, ясно написанными в опущенных плечах и дрожащих руках, заставило что-то резкое и жгучее пробудиться в груди Ала. Без слов он захлопнул за собой дверь и широкими шагами подошёл к столу. Мустанг, как только хлопнула дверь, выпрямился и расправил плечи, но Ал не спустил ему, упёрся руками в стол и навис над Мустангом.
- Ал... - осторожно начал тот защитную речь, но Альфонс плевал на это.
Слёзы брызнули из глаз младшего Элрика, когда тысячи эмоций, бурля, вырвались на поверхность.
- Нет, - сказал Ал опасно тихим голосом. - Вы не смеете так поступать. Вы всегда были сильным. Вы не можете сдаться сейчас. Ради меня. Ради Эда.
Слова вонзили копьё вины и тоски в сердце генерала, он мог только в отчаянье уронить голову, но Ал стукнул кулаком по крепкому дереву, привлекая внимание мужчины.
- Нет. После нашей попытки трансмутации Эд был потерян. Он не мог сосредоточиться, не мог больше... осознавать происходящее. Как будто ему стало всё равно, как будто он сдался, неважно, как я старался заставить его вернуться... - странное выражение скользнуло по лицу Ала. - А потом пришли вы. Вы поговорили с ним... то есть наорали на него. Но всё же! После этого братик стал другим. Воодушевлённым, наполненным силами. Что бы вы ему ни сказали, это оставило след и заставило двигаться вперёд. Он стал строить планы и поклялся исправить совершённые нами ошибки. Вот Рой Мустанг, которого я знал. Тот, кто поднял Эда, и чьи слова наполнили его невероятной волей. Рой Мустанг, которого я знал... знаю... не сдался бы сейчас. Не сейчас. Ещё не слишком поздно.
Потрясённый до полного онемения, Мустанг мог только сидеть и смотреть, как Ал неуверенно убирает руки со стола и отступает назад. Младший Элрик прошёл к двери и бросил последний прощальный взгляд.
- Ещё не слишком поздно для моего брата, генерал. И вы это знаете. Эд сильнее этого. И вы нужны ему сейчас. Так что не проебите всё.
Дверь громко захлопнулась за юношей, и Рой просто сидел за столом, потом снова поглядел на дождь, поливающий мир за окном, и разум его был благословенно пуст.
Конечно, нейроны в какой-то момент снова должны были начать передавать импульсы, так что некоторое время спустя Мустанг заметил, что слова Ала крутятся у него в мозгу, заканчиваясь и начинаясь снова. Это был бесконечный цикл, который служил только к усугублению вины, превращению в чёрный ураган грязи в душе. И тогда слова наконец дошли до него.
Рой помог Эду вернуться к реальности после той семейной беды, вызванной гордостью и алхимией. Одно воспоминание об этом времени было как оплеуха, и он быстро глянул на руки в перчатках. Ему показалось, что отчёты, полученные в те годы, всё ещё у него в руках, но нет. Эти страницы давно затерялись во времени. Все они упоминали имя Элрик, и описывали некоторые инциденты, во время которых алхимик заставил подняться по крайней мере несколько бровей потрясающими трансмутациями. Достаточно знаменательно, что эти отчёты попали к Мустангу, одному из ведущих армейских алхимиков.
Наконец, после трёх или четырёх сходных отчётов, подполковник обнаружил, что ему любопытно, решил устроить небольшой отпуск от бумажной работы, взял Хоукай и сел на первый же поезд в Восточный город. Там они пересели в поезд на Ризенбург. Путешествие было беззаботным и приятным, и давало ему два или три дня на отдых от Централа и вечно преследовавших его документов.
Даже по дороге от станции к дому Элрика всё было спокойно, несмотря на то, что местные поглядывали на них с усмешкой. Мустанг достаточно насмотрелся таких взглядов, так что едва их замечал.
Хотя, когда они подошли к большому деревенскому дому Элриков, мрачные предчувствия одолели Роя. Любой хороший алхимик ощущает, когда рядом произведена крупная трансмутация, даже несколько месяцев спустя, и подполковник чувствовал, каким холодом тянуло от этого дома. Вкус ржавчины и меди застыл на языке, напоминая о временах в академии, когда он получил кулаком в лицо от отвергнутого любовника. Кровь из прокушенной щеки наполнила рот, и он несколько дней при полоскании сплёвывал красным.
Здешняя атмосфера полнилась застарелой кровью, оседала во рту, заставляя бороться с рвотным рефлексом. Он удивил Хоукай тем, что бросился к двери и ворвался в дом, даже не удосужившись постучать. Он быстро отыскал подвал и оглядел, как тёмная кровь запятнала каменный пол, заметил огромный круг трансмутации, идеально вычерченный белым мелом. Тьма и холод в воздухе здесь, внизу, кажется, пробирали до самых костей. Если какое-либо место могло стать проклятым в силу происходивших там событий, теперь этот дом точно был окружён дурными знамениями.
Он вышел из дома с растерянной и обеспокоенной Хоукай, следовавшей за ним по пятам, перед глазами у него всё было залито красным. Плевать, что говорили отчёты, плевать, насколько талантлив был Эдвард Элрик, он должен был хорошенько подумать, прежде чем пытаться. Любой должен был хорошенько подумать. Где-то неделю спустя Мустанг признал гениальность и искусность нарисованного на полу круга. Но в тот момент он был в ярости, слеп ко всему, кроме одного простого факта: этот так называемый "великий" алхимик провёл трансмутацию человека. И судя по чернильно-чёрной крови в центре смертельного круга, ему удалось что-то вернуть.
Последующий час всё мутилось перед глазами Роя. Покинув дом, он вбежал по лестнице ближайшей к нему мастерской автоброни и вломился в открытую дверь. Белобрысый мальчик сидел с отсутствующим видом в инвалидном кресле. Рой даже не заметил доспехи, вздёрнув мальчишку в воздух, крича и требуя ответов. Потом большая железная рука тронула его и тихие извинения раздались из пустого шлема, произнесённые на удивление тонким и ломким голосом. Леденящий душу ужас и жалость были настолько сильными, что Мустанг чувствовал их даже сейчас.
Теперь было даже хуже. Теперь имелся Альфонс из плоти и крови, чтобы сравнить с... с тем, что было.
Всё это было слишком, но спустя какое-то время эмоции улеглись. Рой даже догадался предложить мальчишкам шанс. Очевидно было, что если Эд смог провести человеческую трансмутацию и выжить, да ещё и связать душу с доспехами, то он представлял большую ценность для армии. Рой сделал своё предложение к вящему возмущению Пинако. Женщина не смогла слушать дальше, встала и вышла из комнаты.
Рой наконец остался один на один с братьями Элриками и бросил взгляд на Альфонса, а потом пристально разглядел Эдварда.
Может, они и были юными, может, они и были глупыми, но мать вашу! Судя по тому, что он увидел в подвале, эти ребята были рождены для великих дел. Измерив безнадёжность в тусклых золотых глазах Эда, Рой почувствовал, как в нём пробуждается что-то горячее и упрямое. Он не собирался уходить, прежде чем мальчики прислушаются к сказанному им. Они могли сделать собственный выбор позже, но прямо здесь, прямо сейчас... нет.
- Я не принуждаю тебя. Я просто даю тебе возможность, - взгляд Эда оставался таким же пустым, и Рой решительно продолжил. - Будешь сидеть в этом кресле, утопая в жалости к себе, или встанешь и воспользуешься шансом, который тебе даёт армия?
Что-то едва блеснуло в золотых глазах. Что-то свирепое и жгучее, но исчезло почти сразу, как появилось.
Этого было недостаточно. Но у Роя теперь был план, и если поднажать...
- Если вы верите, что есть возможность вернуть ваши тела, надо отыскать её. Продолжайте двигаться, чего бы это ни стоило. Даже если придётся залезть по уши в дерьмо.
Рой помолчал некоторое время. Он глянул на Ала, потом на Эда. Они оба были такие притихшие. Такие юные. Такие сломленные. Жалость и гнев бились в подполковнике, но он прикладывал все силы, чтобы оставаться спокойным.
- Ещё не слишком поздно. Для тебя и для Альфонса. Ты меня понимаешь, Эдвард? Поздно будет, когда ты решишь, что поздно. Ты готов сдаться, потерять всё, в том числе и брата, лишь из-за того, что один раз оказался повержен? Ты действительно настолько слаб, или достаточно силён, чтобы подняться и двигаться вперёд?
- Я не слабак, - голос был тихий, но сильный, и наконец, наконец Эдвард Элрик поднял глаза и без колебаний встретился взглядом с Мустангом.
Расплавленное, горящее золото кипело таким количеством эмоций, что у Роя грудь сжалась до остановки дыхания.
Рой подался вперёд, довольный успехом, не отпуская взгляд Эда.
- Тогда докажи.
После этого он уехал, не сказав больше ни слова.
Но как бы далеко ни уехал он от мальчика, эти глаза запечатлелись в памяти. Несколько недель спустя, сидя в штабе, он увидел золотую вспышку и тут же подумал об Эдварде Элрике. С нетерпением ждал дня, когда мальчик появится в столице. Это заняло не так уж и много времени, как сейчас отмечал Мустанг, но тогда показалось, что прошла целая жизнь, прежде чем Эд приехал на экзамен Государственных Алхимиков. Как только Эд сообщил, что покидает Ризенбург и направляется в Централ, Мустанг немедленно покинул Восточный штаб, чтобы присутствовать на экзамене.
Он вспоминал, с какими волнением, радостью и благоговением смотрел, как двенадцатилетка сдаёт экзамен с блеском.
А потом вручил Эду часы...
Всё это было так давно, но оглядываясь назад, Рой понимал, как страшен и напряжён был этот момент. Тьма и свет.
Будешь сидеть и тонуть в жалости к себе или встанешь и пойдёшь вперёд? Собственные слова ударили словно током, он сидел и смотрел на пустой кабинет невидящими глазами. Что он делал весь минувший год?
В этот момент он понял, насколько изменился с Того Дня. С момента подъёма по службе. Он так боялся кого-то задеть, преступить границы, что почти не двигался. Ни для того, чтобы помочь Эду, ни для того, чтобы помочь себе. Это было просто смешно.
- Если вы верите, что есть возможность, надо отыскать её. Продолжайте двигаться, чего бы это ни стоило. Даже если придётся залезть по уши в дерьмо.
Он усмехнулся про себя и резко встал, руки на столе сжались в кулаки.
Я даже не попытался ничего сделать. Я думал о том, что потерял Эдварда, а не о том, как вернуть его. Если я не прислушиваюсь к собственным советам, как я могу приказывать другим?
- Хорошо, думай. Что наиболее вероятно? Эда увезли на запад драхманские шпионы. Их тела и обломки автомобиля были найдены совсем рядом с Западным городом...
Продолжая бормотать, Мустанг вытащил карту Аместрис и развернул на столе. Часы шли, он изучал карту, разум метался, а виски начали пульсировать зарождающейся головной болью.
Запад... запад... где же может быть Эд? Если бы я похитил кого-нибудь, где бы я спрятал его? Конечно, не в таком большом и густонаселённом месте, как Западный город. Может, в городке поблизости? Поглядим... здесь Азамем, Айзехеп, Зокссов... это если к востоку. Может, к северу или к югу. Ойсиксайкс, Бибкес, Альбупов, Пендлтон... слишком большой выбор.
Но всё же, постояв и поприглядывавшись, он принялся рыться в отчётах, возможно, связанных с Эдом, которые накопились в шкафу. Очень скоро он разбросал отчёты и залез в каждую папку, перепутанные бумаги засыпали стол и пол. Он провёл ручкой по некоторым документам, тёмные глаза отчаянно заметались. Некоторое время назад Ал говорил, что Эд должен быть ближе к драхманской границе. Ал предполагал, что даже если похитители Эда не связаны с Драхмой, они будут держать Эда как можно ближе к границе, чтобы аместрийская армия побоялась развернуть его массовые поиски. Тогда Мустанг молча покивал, подписывая одну бумагу за другой, придушенный горем и отрицанием. Теперь он думал, что Ал говорил дело.
Рой пометил папки с отчётами о событиях, наиболее близких к границе Драхмы, отложил остальные в сторону, и в конце концов у его ног собралась целая стопка. В какой-то момент он даже снял перчатки, чтобы легче было листать страницы.
Должно было быть что-то... хоть что-нибудь... из сотни отчётов должен быть хоть один подходящий...
Сразу как эта мысль пришла ему в голову, он вытащил один листок из стопки, поднёс ближе к глазам. Отчёту было уже несколько месяцев, изначально врач обращался в военную полицию. Кое-что было написано внизу страницы, из-за чего Рой решил перечитать ещё раз и чуть не придушил себя.
Как мы с Алом это пропустили?..
Очевидно, у пациента в организме были остатки сильного и опасного яда. Доктор забеспокоился насчёт происшедшего пару недель спустя и в конце концов решил сообщить военным. Он велел дяде пациента являться раз в неделю, чтобы убедиться, что яд полностью вышел, и проследить за пост-эффектами, которые могли возникнуть, но больше никогда не видел юношу.
Дядя представился как Айзек, юношу звали Чарли. Айзек сказал доктору, что Чарли немой. На просьбу описать "Чарли" доктор ответил, что у него золотые волосы и глаза.
- Нихуя ж себе, - пробормотал Мустанг. Он видел этот отчёт и раньше, но до сих пор не обратил внимания на словесный портрет.
Ну я еблан...
Ругая себя, он сорвал трубку с рычагов и быстро набрал номер, всё ещё не сводя глаз с листка, который мял в руках. Пот струился со лба. Отчёту было несколько месяцев, конечно же, но это всё, что у них на самом деле было. Он не мог разочаровывать Альфонса дальше. Не мог разочаровывать дальше себя.
Спустя долгие, напряжённые мгновения его соединили. Вежливый голос отозвался, но был перебит.
- Это генерал Рой Мустанг из Центрального штаба. Мне надо переговорить с генералом Тулсоном, немедленно. Всё равно, сколько времени потребуется и кого придётся поднять, мне нужен Тулсон, у телефона, ПРЯМО СЕЙЧАС!
Пары минут не прошло, как нужный человек был у аппарата.
Мустанг, прислонясь к столу, хмуро глядел на листок бумаги в руках. Раз или два ему в голову пришла мысль о том, что он злоупотребляет властью, но...
На хую я это всё вертел. Эд важнее сраного звания.
- Генерал Тулсон. Это Мустанг. Слушайте внимательно. Есть новые сведения о поисках Стального. Я знаю, что в вашем распоряжении есть определённое количество солдат при Западном штабе, так что я прошу отправить как можно больше людей в город Альбупов и его окрестности. Я тем временем договорюсь насчёт дополнительных людей и свяжусь с разведкой, но мне нужно отправить туда как можно больше патрулей и как можно быстрее. Им следует искать майора Элрика, Стального алхимика. Описание: светлые волосы, светлая кожа, золотые глаза. Скорее всего, находится с человеком, представляющимся как Айзек.
Несколько вопросов прозвучало на том конце провода, но Рой отмахнулся.
- Да, да, я знаю, что Альбупов у самой границы и что это может показаться подозрительным. Я это понимаю, слышите? Хочу просто, чтобы ваши солдаты патрулировали улицы и прочесали местность. С политикой разберёмся позже. Я полностью беру на себя ответственность за любые недопонимания с драхманцами. Наш главный приоритет - найти майора Элрика.
Отдав ещё пару распоряжений, Мустанг повесил трубку. Ему надо было найти Ала.
Раздался стук в дверь, и Мустанг рассеянно пригласил войти, всё ещё перечитывая отчёт из Альбупова. Он вернулся в реальность только когда почувствовал что-то странное справа. Наконец обернувшись, чтобы посмотреть на вошедшего, он был смущён взглядом рассерженной Хоукай. Женщина смотрела на него так строго, что ему захотелось спрятаться, но часть разума, ответственная за инстинкт самосохранения, видимо, была ещё далеко на западе.
- Что случилось, Хоукай?
- Сэр... у вас беспорядок в кабинете.
Раздражение вспыхнуло в нём. Не было печали...
- В настоящее время есть более важные вещи, чем порядок в моём кабинете, лейтенант.
- Сэр, вчера вы договорились, что сегодня проведёте здесь личную встречу с фюрером Грумманом. Фюрер ждёт в приёмной.
- ...дерьмо.
ПыСы с направлениями у меня бядаааа
Обморок. Занавес. (с)
Мастерпост
Глава 12 dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
читать дальше
Пыль закручивалась толстыми спиралями, превращая падающие солнечные лучи в сверкающий туман. Рой наблюдал за этим явлением, позволяя всем мыслям и заботам, бившимся о стенки разума, рассеиваться, и следил за каждой пылинкой, опускающейся перед окном его кабинета. Это возвращало его в детство... кажется, целые века прошли с тех пор, как он был маленьким, хлипким слабаком, который сидел в гостиной и конспектировал свежие тексты по алхимии. Он вспомнил лёгкое раздражение, с которым решил, что клубы танцующей на солнце пыли испортят записи, и решил отогнать их, чем лишь продлевал процесс снова и снова, так как был слишком ленив, чтобы уйти с солнечного света. Когда его родители погибли в железнодорожной аварии, он был ещё слишком юн, и его отдали на попечение тётке. Та всегда осуждала его любовь к алхимии и старалась привлечь внимание к таким вещам, как этикет и кулинарное искусство.
Он избежал этого, отправившись в школу, а там удирал с уроков, чтобы шляться по восточной части Централа, где зависали старшеклассники, студенты и алхимики, и наблюдал много мест, торгующих разными интересными штуковинами. Магазины на этих улицах были полны книг, антиквариата и прочих подобных вещей, способных заинтересовать алхимика. Мустанг, впрочем, искал человека, и хотя он просматривал предложенное, не спускал глаз и с людей вокруг.
Быстро изучив язык тела, он разобрался, кто будет дружелюбным, а кто враждебным, если с ним заговорить, и довольно скоро - не без помощи приёмной матери - научился поддерживать разговор и сплетать столь хитрую сеть слов, что даже в самом скучающем вызывал интерес. Для начала он заговаривал о политике, о том, что узнавал из газет или от Мадам Кристмас, а потом находил себя достаточно смелым, чтобы обсуждать алхимию с незнакомцами. Он был удивлён тем, насколько разнообразны оказались мнения о науке, и сохранял мысли каждого в тайном уголке разума.
Он был как ныряльщик, и знания об алхимии были той водой, которую он страстно искал.
Именно благодаря таким поискам, случайным и судьбоносным совпадениям, однажды подросток-Рой столкнулся в букинистическом магазине с самой миловидной девушкой. Её глаза цвета тёмного вина постоянно оглядывали помещение - признак интеллекта выше среднего или какой-то формы боевой подготовки. Она шла, проводя пальцами по полкам, мимо которых проходила, не проявляя никакого интереса к черноволосому мальчику, который сидел между полок, изучая старинную куклу. Рой не мог точно сказать, почему вещь привлекла его внимание, но был достаточно заинтригован, чтобы снять её с полки, и стал запоминать каждую деталь. Однако с приближением прекрасной девы он быстро отложил куклу и упёрся ладонями в стул. Когда девушка не взглянула на него, будучи уже в пяти шагах, он подумал, не наступит ли она на него, раз такое дело.
Словно уловив эту мысль, девушка остановила на нём острый взгляд и замерла. Рой был впечатлён её уверенным, скучающим взглядом и ответил на него со всей интенсивностью. Большинство девушек её возраста в таком случае тут же отводили глаза, начинали краснеть и заикаться. Но не эта прелестная блондинка. Она была так же спокойна в его присутствии, как и большинство встреченных им мужчин. Аномалия озадачила, но и обрадовала Роя, и прежде, чем он осознал, губы тронула улыбка. Когда их поединок взглядов длился уже больше минуты, из-за полок раздался сильный, хоть и дрожащий голос.
- Риза, куда ты запропастилась, девочка? Ты меня доконаешь. Иди сюда сейчас же.
- Да, отец, - шлейф светлых волос перетёк, как жидкость, когда девушка повернулась на точёных каблучках.
Рой был рад, что она стоит спиной, пока он неуклюже поднимается на ноги.
- Извините, можно вас на минутку, мисс?
Холодные винные глаза оглядели его ещё раз, и он почувствовал, как от этого внимания что-то тает внутри. Эта девушка... было в ней что-то такое... нечто, засасывающее в её глаза, как вакуум.
- Рой Мустанг, - он протянул руку.
И каким-то образом она поняла этот простой жест, схватила его за руку и крепко встряхнула.
Обычно молодые леди и джентльмены так не делали. Согласно советам тётушки Кристмас, наилучшим по этикету полагалось поцеловать руку девушки при первом знакомстве. Рукопожатие было для мужчин, но это был единственный способ, какой видел Рой, чтобы выказать уважение, и каким-то образом блондинка его отлично поняла.
- Риза Хоукай.
- Моё почтение, - Рой улыбнулся, когда она слегка кивнула и повернулась, чтобы идти к отцу. Рой не смог удержаться и пошёл следом, чтобы наблюдать за ними издалека. Старик перелистывал страницы древнего тома, глаза его сияли. Рой заметил название: "Historia Alchimia et Alius Usus", и ещё больше заинтересовался, вышел из-за полок и официально представился Бертольду Хоукаю.
Именно тогда, когда они обсуждали книгу, которую мужчина держал в руках и которую Рой прочитал годом ранее, Рой понял, что нашёл своего учителя. Тёмно-ореховые глаза сверкали от каждой фразы, которую цитировал Рой, и ониксовые глаза мальчика блестели от внимания, которое ему оказывал взрослый алхимик.
Мастер Хоукай учил его в последующие годы, вплоть до того, как Рой вступил в армию, и хотя эти годы были наполнены стерильными, химическими запахами и вспышками белого (учитель боролся с какой-то болезнью, поглощающей тело), Рой запомнил его как сильного человека. Он был фигурой, значительной во всех отношениях. Его тело заполняло весь дверной проём, его громкий голос заставлял умолкнуть всех прочих в помещении, он гасил споры одним серьёзным взглядом. Некоторые из самых ярких подростковых воспоминаний Роя были, как он сидит в огромной библиотеке учителя на потрёпанном диване, с книгой на коленях, и следит за человеком, неустанно ходящим перед ним туда и сюда. Гениальные слова срывались с сухих старческих губ, иногда перемежаясь с удивительно площадными, но Рой всё равно был восхищён.
А потом Рой вступил в армию, и от него тут же отказались и учитель, и приёмная мать, она же тётка по отцовской линии. С восемнадцати до двадцати одного он общался только с армейскими товарищами, с которыми быстро сошёлся. Учитель умер, Рой получил его секреты от славной и многофункциональной Ризы, а потом началось восстание в Ишваре...
Воспоминания теперь уже генерала были затуманены красным, серым и глубоко чёрным, когда он думал о тех временах, поэтому он позволил разуму снова вернуться назад и сосредоточиться на Бертольде Хоукае. Старый, горький ум, извергавший мудрость пополам с грубостями из больного и слабеющего горла... сейчас Рою было странно оглядываться назад. В те времена мужчина заполнял его горизонт от края до края. Учитель был для него всем. Только теперь Рой понимал, насколько тот был болен, хотя старательно учил своего юного любопытного ученика. В те долгие дни, когда Рой сидел у больничной кровати, он как-то не думал о его болезни, а только стремился к большему количеству нужных как воздух знаний, цепляясь за каждый слог как за спасательный круг. Запах лекарств и бинтов стал настолько привычен, что его даже не хватало, когда Рой возвращался в дом приёмной матери. Он предполагал, почему теперь, оказываясь в госпитале, чувствовал себя как дома.
Бертольд Хоукай был очень похож на Идзуми Кёртис, думал Рой со светлой грустью. Эта женщина была намного более... колючей... чем его учитель, конечно же, но оба они обладали одинаково острым умом, и если уж уверились в пользе какого знания, усиленно вколачивали его в учеников. Страх, который братья Элрики испытывали к своему учителю, был забавным и щекотал нервы. Та, кому удалось внушить страх неунывающему и взрывному Эдварду Элрику, должна была быть воистину ужасающим существом. Эдвард глазом не моргнув встречал кошмарные вещи, вроде боя с химерами или столкновения с людьми впятеро его больше, но при упоминании миссис Кёртис мальчик бледнел как простыня и дрожал как лист. Мустанг задумывался, как сильно эта женщина поколачивала братьев. Конечно, они любили её, но чтобы такой ужас укоренился, они должны были пройти через многие страдания, как физические, так и моральные. Он не сомневался, что если бы всё это вышло на свет, Идзуми вполне могла попасть в тюрьму за насилие. Элрики тогда ведь были ещё детьми. С другой стороны, Кёртис придерживалась той же философии, что Хоукай внедрил в Роя:
Как только кто-либо вкладывает всё своё существо в алхимию, чувствуя её своим призванием, он уже не ребёнок, не мальчик, или девочка, или взрослый. Он становится существом без пола и возраста. Он становится алхимиком, чистым и простым.
О такой позиции Рой размышлял так часто, как мог. Именно она повлияла на решение призвать Эдварда в армию. После всего, через что прошёл старший Элрик, из-за его ума и способностей, он никогда не был ребёнком в глазах Роя. Хотя и был.
Ночь опускается, Эд сидит на каменных ступенях под проливным дождём, сжимая плечо автоброни. Слёзы свободно текут по прекрасному, измученному лицу, слова о богах и людях горько вырываются из нежных губ. Ужас, боль, ненависть к себе в этом надломленном голосе заставляют дрожать всё внутри Мустанга от бешеного желания добраться до Барри-Мясника и убить его, отрубая по одной конечности за раз. Но единственное его утешение - стоять в отдалении, наблюдать за великолепным, надломленным мальчишкой и понимать, что нет, Эдвард не бог. Даже не взрослый. Он ребёнок. Ему больно, и Рой не знает, как этому помочь.
Эта беспомощность ещё долго терзала душу тогда ещё подполковника. Она снова вытащила на поверхность воспоминания о войне и глазах мёртвого ребёнка, понимание, что он ничего не может сделать, чтобы это исправить. Это была тёмная, тяжёлая, гулкая боль, резонирующая в каждой клетке тела, перетаскивающая разум за грань пустоты, в море теней, которые грозили засосать его глубже.
Это же самое чудовище отдавалось в нём эхом сейчас, становилось всё больше и голоднее с каждым днём, практически заглатывая его в моменты вроде такого, когда он отрывал взгляд от бумаг и переводил на фигуру, откинувшуюся на спинку дивана в его кабинете. Короткие тёмно-золотые волосы торчали во все стороны, угольно-чёрные тени залегли под глазами молодого человека - ничего похожего на живого, жизнерадостного юношу, вошедшего в этот кабинет шесть месяцев назад, по возвращении из путешествия в Син. Альфонс Элрик как будто постарел на десять лет за прошедшие месяцы, и Рой подозревал, что сам выглядит не лучше. Вздохнув и отложив ещё один отчёт, он вернулся к карте, разложенной на мустанговском чайном столике красного дерева, глаза тупо обшаривали её в миллионный раз. Рой смотрел, как заляпанные чернилами пальцы беспомощно трепещут над пёстрым листом, словно юноша надеется найти искомое одним только чутьём. Сочувствие сжало сердце генерала, и он, отложив дела, подошёл к Алу.
Он положил руку на сильное, но ссутуленное плечо, на миг испытав страх: так делал Эд, да, так действительно делал Эд, вернув брата из Врат, - и сел рядом с младшим Элриком.
- Ты снова был здесь весь день, Альфонс, - Рой не удивился, когда Ал лишь слабо пожал плечами, тёмно-янтарные глаза сосредоточились на развёрнутой карте Аместрис. - Тебе надо поспать. Я скажу Хавоку отвезти тебя домой, ладно? Мы не найдём его, если будем вымотаны...
- Я должен продолжать поиски, - Альфонс снова протянул руку к кипе свежеотпечатанных отчётов, высотой в фут. - Последние сто тридцать два отчёта оказались бесполезны, но может быть... может в этих что-то есть... я уверен, что есть... Эд всегда доставляет много хлопот, где бы он ни появился, так что это лучший способ отыскать его.
Рой помолчал, вникая в сказанное, потом безуспешно попытался сглотнуть холодный и тяжёлый камень, застрявший в горле. Так было последние три недели. Каждый день младший Элрик приходил к нему в кабинет, требуя все до единого отчёты о необычной алхимической активности из каждого уголка страны. Видя, что Ал не будет сдерживаться, Рой всегда быстро давал ему то, что он хочет, и Ал проводил дни бок-о-бок с Роем в этом уединённом кабинете. Больно было наблюдать за угасанием такого яркого юноши, как Ал, поскольку недели проходили без единой зацепки... но Рой полагал, ситуация была лучше, чем несколько месяцев назад. Как только Ал узнал о пропаже Эда, а в особенности, сколько его не могут найти, он тут же примчался в Централ, чтобы обыскивать страну самостоятельно. Это было шесть месяцев назад. Лишь несколько недель назад младший Элрик снова появился на его радаре, пришёл прямо в кабинет, рухнул на диван и тут же разрыдался. Рой утешал его как мог, и Ал тут же ухватился за это, что и привело к новому распорядку дня.
По крайней мере, Рой мог приглядывать за ним и подставлять плечо при необходимости. И, как генерал виновато признавался себе, приятно было видеть рядом кого-то, кому Эда не хватало больше, чем ему самому.
В некоторые дни он задавался вопросом, как же другие вокруг существуют как ни в чём не бывало, как движется вечно грохочущая, смазанная машина, когда сам он ощущает себя разваливающимся. Не было ни всполоха огненного золота глаз, сияющего горячее самого лучшего виски, чтобы осветить весь кабинет, ни блеска солнечно-золотых волос, пляшущих в плену кожаного шнурка, ни волчьей вспышки белого между медовых губ... ничего. И всё же его люди вели себя так, словно ничего не случилось, словно никто не пропадал. Как у них получалось? Конечно, Рой заметил, как они замолкают, стоит ему появиться на пороге кабинета, какие странные взгляды на него кидают в штабе, но эти знаки касались только его самого, а никак не отсутствия Эда.
Рой глянул на карту, на которой Ал делал пометки. Почти каждый дюйм её был покрыт собственным кодовым языком Ала, что было наверняка связано с дюжиной отсмотренных им отчётов.
Все поисковые отряды, всё время и ресурсы были брошены на розыск Эдварда Элрика, Стального алхимика, народного героя, и всё свелось к этому... два сообщника сидели над обычной картой и рассматривали бесполезные зацепки...
Стычки между Аместрис и Драхмой утихли через четыре или пять месяцев, и хотя они ещё случались и будут случаться в последующие долгие годы, всё было взято под достаточный контроль благодаря компетентному командованию Мустанга, после чего он смог запросить официального содействия в поиске похищенных военных. С этого момента секретным частям аместрийской разведки не понадобилось много времени, чтобы отследить пропавших офицеров. Все они были найдены в течение двух месяцев, даже подполковник Фауст, к тому времени покойный. Но только не Эдвард Элрик. Одному из подразделений разведки всё ещё было поручено искать его, но надежды таяли, и они даже не удосуживались покидать Централ.
Год с исчезновения Эдварда был долгим и трудным. Потеря юного алхимика была... неописуема для Мустанга. Словно что-то вырвали из его сердца, и в оставшуюся дыру вполз колючий, извивающийся монстр. При мысли об Эде ему становилось физически больно. Такая невероятная тоска по вечерам, которые они проводили, болтая об алхимии, о прошлом и о жизни в целом, переполняла его, заставляя идти прямиком домой и сидеть в одиночестве с бутылкой янтарного лекарства. Он больше не проводил дни в компании. Как он мог идти в бар, где его не поприветствуют продуманным, двусмысленным оскорблением? Нет, уж лучше он посидит один, чем с дюжиной людей, ни один из которых не Эдвард Элрик.
Хотя - его глаза метнулись к Алу, который бормотал что-то про приближающуюся зиму и то, что Эду нужно заменить автоброню, - теперь нашёлся кто-то ещё, кто мог пойти с ним домой и сделать его ночи самую чуточку менее одинокими.
Рою иногда приходилось силой уводить Ала к себе домой, чтобы проследить, что юноша действительно поспит и поест, прежде чем снова кинуться на поиски брата. Рой чувствовал себя свиньёй, потому что был рад компании, хотя временами Ал был так же несчастен, как и он. Много ночей он просидел, наблюдая, как тело Ала устало разметалось на диване, натягивал одеяло юноше на плечи, всем сердцем желая, чтобы тот, на кого он смотрит, был другим Элриком.
Не то чтобы ему не нравился Альфонс. Фактически, последние несколько недель Рой уважал и ценил юношу как никогда. Просто тот не был Эдом.
- Как вы думаете, он ещё жив?
Ужасный вопрос вырвал Роя из раздумий, и холод растёкся по венам от отчаяния в обведённых кругами глазах Ала. Там была безнадёжность, пустота, и мужчина снова вспомнил, как давно пропал Эд. Мысль о том, что Эд просто исчез из жизни, без эпичной сцены, не от руки великого злодея, была безумной, но...
Но все скептики, все ведущие дело военные предлагали списать его со счетов месяцы назад как пропавшего без вести. Сомнения только укрепились, когда было найдено тело подполковника. Для всех, кроме Ала и Роя, получалось, что Эдвард Элрик умер давным-давно. Сам Рой и то иногда сомневался, жив ли Эд...
Но если даже Ал подверг сомнению их усилия?
- А ты как думаешь? - только и придумал он спросить в ответ.
Ал задержал на нём взгляд, потом моргнул и отвёл глаза.
- Братик боец.
- Да, - с готовностью согласился Рой.
- Он не умрёт просто так...
- Да.
Рой гадал, что происходит за этими тёмно-янтарными глазами, пытался уловить движение шестерёнок, но не мог понять, что думает Ал. Рою хватало ума признать, что братья Элрики, Эд, и в большей степени Ал, имели слишком уникальный способ мышления, который он и подумать не мог воспроизвести из-за его сложности.
- Братик ещё жив. Мы пережили столько всего, что должно было нас убить... он проходил через Врата и возвращался столько раз... он никак не мог умереть теперь. Он бы себе не позволил.
Неважно, насколько сильно Рой хотел согласиться, подтверждения замерли у него в горле, прежде чем он успел их произнести, и он с минуту сидел молча. Он поразглядывал круги, которыми были обведены города, и задержался на одном, в западной части.
- Я думаю, нам надо начать искать на востоке и на юге. Мы обыскивали север из запад из-за заварушки с Драхмой, но что, если пропажа Эда с ней никак не связана? Что если похитители, кем бы он ни были, решили укрыться в части страны, которой военные уделяют поменьше внимания, и повезли его на восток? Мало того, что военных там сейчас поменьше, там ещё достаточно мест, чтобы укрыться от людей, если вы к тому же тащите с собой похищенного. К несчастью, несколько человек могут легко проскользнуть мимо постов, расставленных на всех главных дорогах. Я считаю, его увезли на восток.
Ал минуту обдумывал это.
- Так вы думаете... Эда украли... не из военных соображений?
Нет. Рой так не считал. К настоящему времени, по крайней мере. Если бы Эда захватили в заложники, то давно бы уже выставили условия его возвращения, или он был бы найден в числе других похищенных офицеров. Но не было ничего - ни слова вообще. Даже пленные, которых они взяли, отрицали, что видели Эда. Кроме тех, кого они поймали в первый день, признавшихся, что трое мужчин, найденных мёртвыми, были отряжены на поимку Стального. Значит, тот, у кого Эд находился теперь, не был связан с драхманцами. Но это поднимало вопрос, который трепал нервы Рою. Каков же тогда мотив похищения Эда? Причин могло быть так много.
Эд был блестящим алхимиком, неоспоримым гением с опытом трансмутации человека. Кроме того, он выглядел великолепно, да и его характер был не похож ни на чей другой. Было слишком много причин, по которым кто-либо мог желать захватить Эда и присвоить его.
- Не думаю, что это как-то связано с Драхмой, - наконец он озвучил мысль терпеливому Альфонсу. - Я думаю, тут что-то более личное. Более опасное, - на тревожное, безумное выражение лица Ала, Рой бросился исправлять свою ошибку. - Но этому не поможешь, сидя здесь и гадая на кофейной гуще. Это не имеет смысла, правда? Мы просто должны продолжить поиски, и мы его найдём.
- Ага... - Ал вздохнул и провёл пальцем по карте до Восточного города. - Я подумываю о том, чтобы нанять частного детектива. Уинри говорила со мной об этом на прошлой неделе. Эти люди на самом деле учатся собирать информацию и проводят свою жизнь, расследуя подобные случаи, - разыскивая людей за деньги. Однажды мама говорила с бабушкой Пинако о таком, потому что очень хотела найти отца, а Уинри подслушивала.
Конечно же, Рой слышал о частных детективах. На самом деле, у него даже был друг, с которым они вместе служили в Ишваре и который оставил армию, чтобы подвизаться на этом поприще. Но Мустанг сомневался, что один человек может сделать больше, чем лучший отдел военной разведки. Тем не менее, он знал, что должен разжечь умирающую надежду Альфонса. Если - нет, когда, - Эд вернётся, он на стенку полезет, узнав, что Мустанг позволил Альфонсу тонуть в безнадёжной депрессии, которая уже вонзила когти в самого генерала.
Так что, поглубже вздохнув и мгновенно натянув маску, Мустанг кивнул.
- Хорошая мысль, Альфонс. Я знаком с одним таким человеком, могу дать тебе его номер. Что касается оплаты... Уверен, ты знаешь, что Эд назвал тебя единственным наследником своих счетов. Теперь, когда армия объявила его... пропавшим... ты можешь вступить во владение. Я знаю, что у него там была очень большая сумма, которая может пригодиться тебе для расследования.
- Спасибо, сэр, - тихо пробормотал юноша, вытаскивая очередной отчёт из большой стопки.
Рой остановил его осторожно, но твёрдо.
- Хватит, Ал. Думаю, нам обоим пора домой. Я приготовлю томатный суп. Как тебе такое?
- Замечательно, генерал.
И с дрожащей улыбкой младший Элрик уступил, схватил пальто и, бросив последний болезненно-тоскливый взгляд на свою работу, последовал за Роем из кабинета. Подчинённые Роя пожелали им вежливо доброй ночи, и они ответили на бесполезное пожелание с двумя одинаковыми пустыми улыбками. Тёмно-винные глаза Хоукай задержали его взгляд на долгий миг, передав так много за такой краткий промежуток времени, прежде чем Рой отвёл глаза. Он был не готов говорить с ней, не сейчас. Он не нуждается в её заботе, пока не уверится окончательно в смерти Эда. Только после этого он сломается, и сломается сильно, и тогда, что было известно и Рою, и Ризе, именно к ней он и обратится. Он всегда обращался именно к ней. Они были как родственные души, как своего рода семья. Они были слишком похожи, чтобы создать что-то более личное, и знали это.
У Роя было большое подозрение, что она знает о силе и глубине его чувств к Эду. Пряча волнение, он повёл Ала прочь из Центрального штаба, в свой скромный дом всего в паре кварталов. Его тело продолжало беседу с Алом - о том, как становится прохладно, о том, как поживают Элисия и Грейсия, - тогда как разум находился в сотне миль.
Янтарь. Всё, чего он хотел, вернуть этот золотой янтарь. Быстрые, как молния, янтарные глаза бешено горят над озорной жемчужной улыбкой. Тусклый янтарь течёт мимо этих саркастически оскаленных зубов в этот уверенный рот. Если бы Рою надо было описать Эда одним словом, он сказал бы "золотой". Всё в нём было ярким, насыщенным и кипучим. Если бы кто-то назвал Эда скучным, Рой не сомневался, некая высшая сила тут же покарала бы этого человека за вопиющее богохульство.
И если кто-то убил Эда, как если бы тот был обычным солдатом...
Какое же наказание было бы достаточным за такой ужасный грех? Рой ничего не мог придумать. Даже сто лет горения в адском огне не было бы достаточно.
Они с Алом ели в основном молча, едва перекинувшись парой слов об Эде и о его поисках, но по большей части думали про себя, что Рой считал к лучшему. После этого стресс и постоянные раздумья доконали Ала. Едва растянувшись на роскошном диване Роя, юноша уснул как камень.
Нежность накрыла Роя, и он несколько минут смотрел на спящего Ала, прежде чем уйти в спальню.
Как всегда, прежде, чем провалиться в беспокойный, мучительный кошмар, он думал об Эде.
Где же ты, Эд? Скорее возвращайся домой... Не знаю, сколько ещё я смогу помочь продержаться Алу...
Я не знаю, сколько смогу продержаться сам...
Я ведь говорил тебе, ты нужен мне рядом.
Я не справлюсь без тебя.
С чем он не справится, Рой не давал себе времени задуматься.
Тьма одолела его, скрыв из глаз образ Эда, заменив его городами, объятыми пламенем, и воплями сотен умирающих. Песок бил в лицо, впиваясь в плоть, как осколки стекла, солнце палило нещадно, а пальцы щёлкали и щёлкали, высекая искру за искрой, превращая беззащитный город в ревущий костёр. Слёзы жгли ему глаза, он уверял себя, что это от жара и укусов песка, но ноющая пустота в сердце пела другую мелодию.
Внезапно руки сжали его плечи сквозь форму и обожгли словно огнём. Левая, маленькая, но крепкая, ладонь держала с такой силой, что разум Роя затрепетал перед ней. Справа - жёсткий, ледяной укус металла в форме руки. Правая и левая, как полные противоположности, цепляли и вытягивали из него разные вещи. Он был переполнен чудесным потоком энергии слева - это было успокаивающее чувство, затапливающее до кончиков пальцев, - тогда как правая поддерживала его с абсолютной стабильностью. Его пальцы, принявшие позицию и готовые щёлкнуть, расслабились. Руки упали вдоль тела, он был поражён ощущением полного покоя. Он обернулся и обнял Эда, стоящего и хмурящего брови. Эд смягчился в его объятиях после небольшого сопротивления, что было далеко от реальности, но Мустанг знал, что это сон.
- Это не твоя вина, - эти слова, сказанные этим голосом, заставили его сломаться. Он сжал маленькое тело в объятьях ещё крепче, и смог мгновенно забыть о бойне и смерти за спиной. Он забыл о красном камне, который жестоко и злобно блестел в кольце у него на пальце, и о тех мёртвых глазах, которые видел каждый день. Всё, что он замечал, было янтарным и золотым спасением.
Когда Рой проснулся всего четыре часа спустя, от рыдающих звуков, доносящихся из гостиной, он почувствовал, как надлом растёт от столкновения с жестокой реальностью, в которой он был теперь пойман. Не было для него золота, не было спасения от монстров, вопящих в его снах из прошлого.
Потому что его спасение растаяло в воздухе больше года назад.
Глава 12 dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
читать дальше
Пыль закручивалась толстыми спиралями, превращая падающие солнечные лучи в сверкающий туман. Рой наблюдал за этим явлением, позволяя всем мыслям и заботам, бившимся о стенки разума, рассеиваться, и следил за каждой пылинкой, опускающейся перед окном его кабинета. Это возвращало его в детство... кажется, целые века прошли с тех пор, как он был маленьким, хлипким слабаком, который сидел в гостиной и конспектировал свежие тексты по алхимии. Он вспомнил лёгкое раздражение, с которым решил, что клубы танцующей на солнце пыли испортят записи, и решил отогнать их, чем лишь продлевал процесс снова и снова, так как был слишком ленив, чтобы уйти с солнечного света. Когда его родители погибли в железнодорожной аварии, он был ещё слишком юн, и его отдали на попечение тётке. Та всегда осуждала его любовь к алхимии и старалась привлечь внимание к таким вещам, как этикет и кулинарное искусство.
Он избежал этого, отправившись в школу, а там удирал с уроков, чтобы шляться по восточной части Централа, где зависали старшеклассники, студенты и алхимики, и наблюдал много мест, торгующих разными интересными штуковинами. Магазины на этих улицах были полны книг, антиквариата и прочих подобных вещей, способных заинтересовать алхимика. Мустанг, впрочем, искал человека, и хотя он просматривал предложенное, не спускал глаз и с людей вокруг.
Быстро изучив язык тела, он разобрался, кто будет дружелюбным, а кто враждебным, если с ним заговорить, и довольно скоро - не без помощи приёмной матери - научился поддерживать разговор и сплетать столь хитрую сеть слов, что даже в самом скучающем вызывал интерес. Для начала он заговаривал о политике, о том, что узнавал из газет или от Мадам Кристмас, а потом находил себя достаточно смелым, чтобы обсуждать алхимию с незнакомцами. Он был удивлён тем, насколько разнообразны оказались мнения о науке, и сохранял мысли каждого в тайном уголке разума.
Он был как ныряльщик, и знания об алхимии были той водой, которую он страстно искал.
Именно благодаря таким поискам, случайным и судьбоносным совпадениям, однажды подросток-Рой столкнулся в букинистическом магазине с самой миловидной девушкой. Её глаза цвета тёмного вина постоянно оглядывали помещение - признак интеллекта выше среднего или какой-то формы боевой подготовки. Она шла, проводя пальцами по полкам, мимо которых проходила, не проявляя никакого интереса к черноволосому мальчику, который сидел между полок, изучая старинную куклу. Рой не мог точно сказать, почему вещь привлекла его внимание, но был достаточно заинтригован, чтобы снять её с полки, и стал запоминать каждую деталь. Однако с приближением прекрасной девы он быстро отложил куклу и упёрся ладонями в стул. Когда девушка не взглянула на него, будучи уже в пяти шагах, он подумал, не наступит ли она на него, раз такое дело.
Словно уловив эту мысль, девушка остановила на нём острый взгляд и замерла. Рой был впечатлён её уверенным, скучающим взглядом и ответил на него со всей интенсивностью. Большинство девушек её возраста в таком случае тут же отводили глаза, начинали краснеть и заикаться. Но не эта прелестная блондинка. Она была так же спокойна в его присутствии, как и большинство встреченных им мужчин. Аномалия озадачила, но и обрадовала Роя, и прежде, чем он осознал, губы тронула улыбка. Когда их поединок взглядов длился уже больше минуты, из-за полок раздался сильный, хоть и дрожащий голос.
- Риза, куда ты запропастилась, девочка? Ты меня доконаешь. Иди сюда сейчас же.
- Да, отец, - шлейф светлых волос перетёк, как жидкость, когда девушка повернулась на точёных каблучках.
Рой был рад, что она стоит спиной, пока он неуклюже поднимается на ноги.
- Извините, можно вас на минутку, мисс?
Холодные винные глаза оглядели его ещё раз, и он почувствовал, как от этого внимания что-то тает внутри. Эта девушка... было в ней что-то такое... нечто, засасывающее в её глаза, как вакуум.
- Рой Мустанг, - он протянул руку.
И каким-то образом она поняла этот простой жест, схватила его за руку и крепко встряхнула.
Обычно молодые леди и джентльмены так не делали. Согласно советам тётушки Кристмас, наилучшим по этикету полагалось поцеловать руку девушки при первом знакомстве. Рукопожатие было для мужчин, но это был единственный способ, какой видел Рой, чтобы выказать уважение, и каким-то образом блондинка его отлично поняла.
- Риза Хоукай.
- Моё почтение, - Рой улыбнулся, когда она слегка кивнула и повернулась, чтобы идти к отцу. Рой не смог удержаться и пошёл следом, чтобы наблюдать за ними издалека. Старик перелистывал страницы древнего тома, глаза его сияли. Рой заметил название: "Historia Alchimia et Alius Usus", и ещё больше заинтересовался, вышел из-за полок и официально представился Бертольду Хоукаю.
Именно тогда, когда они обсуждали книгу, которую мужчина держал в руках и которую Рой прочитал годом ранее, Рой понял, что нашёл своего учителя. Тёмно-ореховые глаза сверкали от каждой фразы, которую цитировал Рой, и ониксовые глаза мальчика блестели от внимания, которое ему оказывал взрослый алхимик.
Мастер Хоукай учил его в последующие годы, вплоть до того, как Рой вступил в армию, и хотя эти годы были наполнены стерильными, химическими запахами и вспышками белого (учитель боролся с какой-то болезнью, поглощающей тело), Рой запомнил его как сильного человека. Он был фигурой, значительной во всех отношениях. Его тело заполняло весь дверной проём, его громкий голос заставлял умолкнуть всех прочих в помещении, он гасил споры одним серьёзным взглядом. Некоторые из самых ярких подростковых воспоминаний Роя были, как он сидит в огромной библиотеке учителя на потрёпанном диване, с книгой на коленях, и следит за человеком, неустанно ходящим перед ним туда и сюда. Гениальные слова срывались с сухих старческих губ, иногда перемежаясь с удивительно площадными, но Рой всё равно был восхищён.
А потом Рой вступил в армию, и от него тут же отказались и учитель, и приёмная мать, она же тётка по отцовской линии. С восемнадцати до двадцати одного он общался только с армейскими товарищами, с которыми быстро сошёлся. Учитель умер, Рой получил его секреты от славной и многофункциональной Ризы, а потом началось восстание в Ишваре...
Воспоминания теперь уже генерала были затуманены красным, серым и глубоко чёрным, когда он думал о тех временах, поэтому он позволил разуму снова вернуться назад и сосредоточиться на Бертольде Хоукае. Старый, горький ум, извергавший мудрость пополам с грубостями из больного и слабеющего горла... сейчас Рою было странно оглядываться назад. В те времена мужчина заполнял его горизонт от края до края. Учитель был для него всем. Только теперь Рой понимал, насколько тот был болен, хотя старательно учил своего юного любопытного ученика. В те долгие дни, когда Рой сидел у больничной кровати, он как-то не думал о его болезни, а только стремился к большему количеству нужных как воздух знаний, цепляясь за каждый слог как за спасательный круг. Запах лекарств и бинтов стал настолько привычен, что его даже не хватало, когда Рой возвращался в дом приёмной матери. Он предполагал, почему теперь, оказываясь в госпитале, чувствовал себя как дома.
Бертольд Хоукай был очень похож на Идзуми Кёртис, думал Рой со светлой грустью. Эта женщина была намного более... колючей... чем его учитель, конечно же, но оба они обладали одинаково острым умом, и если уж уверились в пользе какого знания, усиленно вколачивали его в учеников. Страх, который братья Элрики испытывали к своему учителю, был забавным и щекотал нервы. Та, кому удалось внушить страх неунывающему и взрывному Эдварду Элрику, должна была быть воистину ужасающим существом. Эдвард глазом не моргнув встречал кошмарные вещи, вроде боя с химерами или столкновения с людьми впятеро его больше, но при упоминании миссис Кёртис мальчик бледнел как простыня и дрожал как лист. Мустанг задумывался, как сильно эта женщина поколачивала братьев. Конечно, они любили её, но чтобы такой ужас укоренился, они должны были пройти через многие страдания, как физические, так и моральные. Он не сомневался, что если бы всё это вышло на свет, Идзуми вполне могла попасть в тюрьму за насилие. Элрики тогда ведь были ещё детьми. С другой стороны, Кёртис придерживалась той же философии, что Хоукай внедрил в Роя:
Как только кто-либо вкладывает всё своё существо в алхимию, чувствуя её своим призванием, он уже не ребёнок, не мальчик, или девочка, или взрослый. Он становится существом без пола и возраста. Он становится алхимиком, чистым и простым.
О такой позиции Рой размышлял так часто, как мог. Именно она повлияла на решение призвать Эдварда в армию. После всего, через что прошёл старший Элрик, из-за его ума и способностей, он никогда не был ребёнком в глазах Роя. Хотя и был.
Ночь опускается, Эд сидит на каменных ступенях под проливным дождём, сжимая плечо автоброни. Слёзы свободно текут по прекрасному, измученному лицу, слова о богах и людях горько вырываются из нежных губ. Ужас, боль, ненависть к себе в этом надломленном голосе заставляют дрожать всё внутри Мустанга от бешеного желания добраться до Барри-Мясника и убить его, отрубая по одной конечности за раз. Но единственное его утешение - стоять в отдалении, наблюдать за великолепным, надломленным мальчишкой и понимать, что нет, Эдвард не бог. Даже не взрослый. Он ребёнок. Ему больно, и Рой не знает, как этому помочь.
Эта беспомощность ещё долго терзала душу тогда ещё подполковника. Она снова вытащила на поверхность воспоминания о войне и глазах мёртвого ребёнка, понимание, что он ничего не может сделать, чтобы это исправить. Это была тёмная, тяжёлая, гулкая боль, резонирующая в каждой клетке тела, перетаскивающая разум за грань пустоты, в море теней, которые грозили засосать его глубже.
Это же самое чудовище отдавалось в нём эхом сейчас, становилось всё больше и голоднее с каждым днём, практически заглатывая его в моменты вроде такого, когда он отрывал взгляд от бумаг и переводил на фигуру, откинувшуюся на спинку дивана в его кабинете. Короткие тёмно-золотые волосы торчали во все стороны, угольно-чёрные тени залегли под глазами молодого человека - ничего похожего на живого, жизнерадостного юношу, вошедшего в этот кабинет шесть месяцев назад, по возвращении из путешествия в Син. Альфонс Элрик как будто постарел на десять лет за прошедшие месяцы, и Рой подозревал, что сам выглядит не лучше. Вздохнув и отложив ещё один отчёт, он вернулся к карте, разложенной на мустанговском чайном столике красного дерева, глаза тупо обшаривали её в миллионный раз. Рой смотрел, как заляпанные чернилами пальцы беспомощно трепещут над пёстрым листом, словно юноша надеется найти искомое одним только чутьём. Сочувствие сжало сердце генерала, и он, отложив дела, подошёл к Алу.
Он положил руку на сильное, но ссутуленное плечо, на миг испытав страх: так делал Эд, да, так действительно делал Эд, вернув брата из Врат, - и сел рядом с младшим Элриком.
- Ты снова был здесь весь день, Альфонс, - Рой не удивился, когда Ал лишь слабо пожал плечами, тёмно-янтарные глаза сосредоточились на развёрнутой карте Аместрис. - Тебе надо поспать. Я скажу Хавоку отвезти тебя домой, ладно? Мы не найдём его, если будем вымотаны...
- Я должен продолжать поиски, - Альфонс снова протянул руку к кипе свежеотпечатанных отчётов, высотой в фут. - Последние сто тридцать два отчёта оказались бесполезны, но может быть... может в этих что-то есть... я уверен, что есть... Эд всегда доставляет много хлопот, где бы он ни появился, так что это лучший способ отыскать его.
Рой помолчал, вникая в сказанное, потом безуспешно попытался сглотнуть холодный и тяжёлый камень, застрявший в горле. Так было последние три недели. Каждый день младший Элрик приходил к нему в кабинет, требуя все до единого отчёты о необычной алхимической активности из каждого уголка страны. Видя, что Ал не будет сдерживаться, Рой всегда быстро давал ему то, что он хочет, и Ал проводил дни бок-о-бок с Роем в этом уединённом кабинете. Больно было наблюдать за угасанием такого яркого юноши, как Ал, поскольку недели проходили без единой зацепки... но Рой полагал, ситуация была лучше, чем несколько месяцев назад. Как только Ал узнал о пропаже Эда, а в особенности, сколько его не могут найти, он тут же примчался в Централ, чтобы обыскивать страну самостоятельно. Это было шесть месяцев назад. Лишь несколько недель назад младший Элрик снова появился на его радаре, пришёл прямо в кабинет, рухнул на диван и тут же разрыдался. Рой утешал его как мог, и Ал тут же ухватился за это, что и привело к новому распорядку дня.
По крайней мере, Рой мог приглядывать за ним и подставлять плечо при необходимости. И, как генерал виновато признавался себе, приятно было видеть рядом кого-то, кому Эда не хватало больше, чем ему самому.
В некоторые дни он задавался вопросом, как же другие вокруг существуют как ни в чём не бывало, как движется вечно грохочущая, смазанная машина, когда сам он ощущает себя разваливающимся. Не было ни всполоха огненного золота глаз, сияющего горячее самого лучшего виски, чтобы осветить весь кабинет, ни блеска солнечно-золотых волос, пляшущих в плену кожаного шнурка, ни волчьей вспышки белого между медовых губ... ничего. И всё же его люди вели себя так, словно ничего не случилось, словно никто не пропадал. Как у них получалось? Конечно, Рой заметил, как они замолкают, стоит ему появиться на пороге кабинета, какие странные взгляды на него кидают в штабе, но эти знаки касались только его самого, а никак не отсутствия Эда.
Рой глянул на карту, на которой Ал делал пометки. Почти каждый дюйм её был покрыт собственным кодовым языком Ала, что было наверняка связано с дюжиной отсмотренных им отчётов.
Все поисковые отряды, всё время и ресурсы были брошены на розыск Эдварда Элрика, Стального алхимика, народного героя, и всё свелось к этому... два сообщника сидели над обычной картой и рассматривали бесполезные зацепки...
Стычки между Аместрис и Драхмой утихли через четыре или пять месяцев, и хотя они ещё случались и будут случаться в последующие долгие годы, всё было взято под достаточный контроль благодаря компетентному командованию Мустанга, после чего он смог запросить официального содействия в поиске похищенных военных. С этого момента секретным частям аместрийской разведки не понадобилось много времени, чтобы отследить пропавших офицеров. Все они были найдены в течение двух месяцев, даже подполковник Фауст, к тому времени покойный. Но только не Эдвард Элрик. Одному из подразделений разведки всё ещё было поручено искать его, но надежды таяли, и они даже не удосуживались покидать Централ.
Год с исчезновения Эдварда был долгим и трудным. Потеря юного алхимика была... неописуема для Мустанга. Словно что-то вырвали из его сердца, и в оставшуюся дыру вполз колючий, извивающийся монстр. При мысли об Эде ему становилось физически больно. Такая невероятная тоска по вечерам, которые они проводили, болтая об алхимии, о прошлом и о жизни в целом, переполняла его, заставляя идти прямиком домой и сидеть в одиночестве с бутылкой янтарного лекарства. Он больше не проводил дни в компании. Как он мог идти в бар, где его не поприветствуют продуманным, двусмысленным оскорблением? Нет, уж лучше он посидит один, чем с дюжиной людей, ни один из которых не Эдвард Элрик.
Хотя - его глаза метнулись к Алу, который бормотал что-то про приближающуюся зиму и то, что Эду нужно заменить автоброню, - теперь нашёлся кто-то ещё, кто мог пойти с ним домой и сделать его ночи самую чуточку менее одинокими.
Рою иногда приходилось силой уводить Ала к себе домой, чтобы проследить, что юноша действительно поспит и поест, прежде чем снова кинуться на поиски брата. Рой чувствовал себя свиньёй, потому что был рад компании, хотя временами Ал был так же несчастен, как и он. Много ночей он просидел, наблюдая, как тело Ала устало разметалось на диване, натягивал одеяло юноше на плечи, всем сердцем желая, чтобы тот, на кого он смотрит, был другим Элриком.
Не то чтобы ему не нравился Альфонс. Фактически, последние несколько недель Рой уважал и ценил юношу как никогда. Просто тот не был Эдом.
- Как вы думаете, он ещё жив?
Ужасный вопрос вырвал Роя из раздумий, и холод растёкся по венам от отчаяния в обведённых кругами глазах Ала. Там была безнадёжность, пустота, и мужчина снова вспомнил, как давно пропал Эд. Мысль о том, что Эд просто исчез из жизни, без эпичной сцены, не от руки великого злодея, была безумной, но...
Но все скептики, все ведущие дело военные предлагали списать его со счетов месяцы назад как пропавшего без вести. Сомнения только укрепились, когда было найдено тело подполковника. Для всех, кроме Ала и Роя, получалось, что Эдвард Элрик умер давным-давно. Сам Рой и то иногда сомневался, жив ли Эд...
Но если даже Ал подверг сомнению их усилия?
- А ты как думаешь? - только и придумал он спросить в ответ.
Ал задержал на нём взгляд, потом моргнул и отвёл глаза.
- Братик боец.
- Да, - с готовностью согласился Рой.
- Он не умрёт просто так...
- Да.
Рой гадал, что происходит за этими тёмно-янтарными глазами, пытался уловить движение шестерёнок, но не мог понять, что думает Ал. Рою хватало ума признать, что братья Элрики, Эд, и в большей степени Ал, имели слишком уникальный способ мышления, который он и подумать не мог воспроизвести из-за его сложности.
- Братик ещё жив. Мы пережили столько всего, что должно было нас убить... он проходил через Врата и возвращался столько раз... он никак не мог умереть теперь. Он бы себе не позволил.
Неважно, насколько сильно Рой хотел согласиться, подтверждения замерли у него в горле, прежде чем он успел их произнести, и он с минуту сидел молча. Он поразглядывал круги, которыми были обведены города, и задержался на одном, в западной части.
- Я думаю, нам надо начать искать на востоке и на юге. Мы обыскивали север из запад из-за заварушки с Драхмой, но что, если пропажа Эда с ней никак не связана? Что если похитители, кем бы он ни были, решили укрыться в части страны, которой военные уделяют поменьше внимания, и повезли его на восток? Мало того, что военных там сейчас поменьше, там ещё достаточно мест, чтобы укрыться от людей, если вы к тому же тащите с собой похищенного. К несчастью, несколько человек могут легко проскользнуть мимо постов, расставленных на всех главных дорогах. Я считаю, его увезли на восток.
Ал минуту обдумывал это.
- Так вы думаете... Эда украли... не из военных соображений?
Нет. Рой так не считал. К настоящему времени, по крайней мере. Если бы Эда захватили в заложники, то давно бы уже выставили условия его возвращения, или он был бы найден в числе других похищенных офицеров. Но не было ничего - ни слова вообще. Даже пленные, которых они взяли, отрицали, что видели Эда. Кроме тех, кого они поймали в первый день, признавшихся, что трое мужчин, найденных мёртвыми, были отряжены на поимку Стального. Значит, тот, у кого Эд находился теперь, не был связан с драхманцами. Но это поднимало вопрос, который трепал нервы Рою. Каков же тогда мотив похищения Эда? Причин могло быть так много.
Эд был блестящим алхимиком, неоспоримым гением с опытом трансмутации человека. Кроме того, он выглядел великолепно, да и его характер был не похож ни на чей другой. Было слишком много причин, по которым кто-либо мог желать захватить Эда и присвоить его.
- Не думаю, что это как-то связано с Драхмой, - наконец он озвучил мысль терпеливому Альфонсу. - Я думаю, тут что-то более личное. Более опасное, - на тревожное, безумное выражение лица Ала, Рой бросился исправлять свою ошибку. - Но этому не поможешь, сидя здесь и гадая на кофейной гуще. Это не имеет смысла, правда? Мы просто должны продолжить поиски, и мы его найдём.
- Ага... - Ал вздохнул и провёл пальцем по карте до Восточного города. - Я подумываю о том, чтобы нанять частного детектива. Уинри говорила со мной об этом на прошлой неделе. Эти люди на самом деле учатся собирать информацию и проводят свою жизнь, расследуя подобные случаи, - разыскивая людей за деньги. Однажды мама говорила с бабушкой Пинако о таком, потому что очень хотела найти отца, а Уинри подслушивала.
Конечно же, Рой слышал о частных детективах. На самом деле, у него даже был друг, с которым они вместе служили в Ишваре и который оставил армию, чтобы подвизаться на этом поприще. Но Мустанг сомневался, что один человек может сделать больше, чем лучший отдел военной разведки. Тем не менее, он знал, что должен разжечь умирающую надежду Альфонса. Если - нет, когда, - Эд вернётся, он на стенку полезет, узнав, что Мустанг позволил Альфонсу тонуть в безнадёжной депрессии, которая уже вонзила когти в самого генерала.
Так что, поглубже вздохнув и мгновенно натянув маску, Мустанг кивнул.
- Хорошая мысль, Альфонс. Я знаком с одним таким человеком, могу дать тебе его номер. Что касается оплаты... Уверен, ты знаешь, что Эд назвал тебя единственным наследником своих счетов. Теперь, когда армия объявила его... пропавшим... ты можешь вступить во владение. Я знаю, что у него там была очень большая сумма, которая может пригодиться тебе для расследования.
- Спасибо, сэр, - тихо пробормотал юноша, вытаскивая очередной отчёт из большой стопки.
Рой остановил его осторожно, но твёрдо.
- Хватит, Ал. Думаю, нам обоим пора домой. Я приготовлю томатный суп. Как тебе такое?
- Замечательно, генерал.
И с дрожащей улыбкой младший Элрик уступил, схватил пальто и, бросив последний болезненно-тоскливый взгляд на свою работу, последовал за Роем из кабинета. Подчинённые Роя пожелали им вежливо доброй ночи, и они ответили на бесполезное пожелание с двумя одинаковыми пустыми улыбками. Тёмно-винные глаза Хоукай задержали его взгляд на долгий миг, передав так много за такой краткий промежуток времени, прежде чем Рой отвёл глаза. Он был не готов говорить с ней, не сейчас. Он не нуждается в её заботе, пока не уверится окончательно в смерти Эда. Только после этого он сломается, и сломается сильно, и тогда, что было известно и Рою, и Ризе, именно к ней он и обратится. Он всегда обращался именно к ней. Они были как родственные души, как своего рода семья. Они были слишком похожи, чтобы создать что-то более личное, и знали это.
У Роя было большое подозрение, что она знает о силе и глубине его чувств к Эду. Пряча волнение, он повёл Ала прочь из Центрального штаба, в свой скромный дом всего в паре кварталов. Его тело продолжало беседу с Алом - о том, как становится прохладно, о том, как поживают Элисия и Грейсия, - тогда как разум находился в сотне миль.
Янтарь. Всё, чего он хотел, вернуть этот золотой янтарь. Быстрые, как молния, янтарные глаза бешено горят над озорной жемчужной улыбкой. Тусклый янтарь течёт мимо этих саркастически оскаленных зубов в этот уверенный рот. Если бы Рою надо было описать Эда одним словом, он сказал бы "золотой". Всё в нём было ярким, насыщенным и кипучим. Если бы кто-то назвал Эда скучным, Рой не сомневался, некая высшая сила тут же покарала бы этого человека за вопиющее богохульство.
И если кто-то убил Эда, как если бы тот был обычным солдатом...
Какое же наказание было бы достаточным за такой ужасный грех? Рой ничего не мог придумать. Даже сто лет горения в адском огне не было бы достаточно.
Они с Алом ели в основном молча, едва перекинувшись парой слов об Эде и о его поисках, но по большей части думали про себя, что Рой считал к лучшему. После этого стресс и постоянные раздумья доконали Ала. Едва растянувшись на роскошном диване Роя, юноша уснул как камень.
Нежность накрыла Роя, и он несколько минут смотрел на спящего Ала, прежде чем уйти в спальню.
Как всегда, прежде, чем провалиться в беспокойный, мучительный кошмар, он думал об Эде.
Где же ты, Эд? Скорее возвращайся домой... Не знаю, сколько ещё я смогу помочь продержаться Алу...
Я не знаю, сколько смогу продержаться сам...
Я ведь говорил тебе, ты нужен мне рядом.
Я не справлюсь без тебя.
С чем он не справится, Рой не давал себе времени задуматься.
Тьма одолела его, скрыв из глаз образ Эда, заменив его городами, объятыми пламенем, и воплями сотен умирающих. Песок бил в лицо, впиваясь в плоть, как осколки стекла, солнце палило нещадно, а пальцы щёлкали и щёлкали, высекая искру за искрой, превращая беззащитный город в ревущий костёр. Слёзы жгли ему глаза, он уверял себя, что это от жара и укусов песка, но ноющая пустота в сердце пела другую мелодию.
Внезапно руки сжали его плечи сквозь форму и обожгли словно огнём. Левая, маленькая, но крепкая, ладонь держала с такой силой, что разум Роя затрепетал перед ней. Справа - жёсткий, ледяной укус металла в форме руки. Правая и левая, как полные противоположности, цепляли и вытягивали из него разные вещи. Он был переполнен чудесным потоком энергии слева - это было успокаивающее чувство, затапливающее до кончиков пальцев, - тогда как правая поддерживала его с абсолютной стабильностью. Его пальцы, принявшие позицию и готовые щёлкнуть, расслабились. Руки упали вдоль тела, он был поражён ощущением полного покоя. Он обернулся и обнял Эда, стоящего и хмурящего брови. Эд смягчился в его объятиях после небольшого сопротивления, что было далеко от реальности, но Мустанг знал, что это сон.
- Это не твоя вина, - эти слова, сказанные этим голосом, заставили его сломаться. Он сжал маленькое тело в объятьях ещё крепче, и смог мгновенно забыть о бойне и смерти за спиной. Он забыл о красном камне, который жестоко и злобно блестел в кольце у него на пальце, и о тех мёртвых глазах, которые видел каждый день. Всё, что он замечал, было янтарным и золотым спасением.
Когда Рой проснулся всего четыре часа спустя, от рыдающих звуков, доносящихся из гостиной, он почувствовал, как надлом растёт от столкновения с жестокой реальностью, в которой он был теперь пойман. Не было для него золота, не было спасения от монстров, вопящих в его снах из прошлого.
Потому что его спасение растаяло в воздухе больше года назад.
вторник, 09 июня 2020
Обморок. Занавес. (с)
Мастерпост dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
Глава 11
читать дальше
Недели проходили. Текли, как песчинки в песочных часах, дни переходили от одного мгновения к другому, время бесконечно тянулось. Эд заметил, что часто думает о песочных часах. В кабинете Хоэнхайма имелись песочные часы, когда они были детьми: на минуту, на час, и даже такие, которым требовался целый день, чтобы последняя песчинка присоединилась к своим подружкам. Они были огромными, и он смутно помнил, как отец объяснял принцип работы, хотя Эду было тогда не больше трёх.
Он мог припомнить несколько ночей, когда, стоило маме уйти спать, они с Алом пробирались в кабинет Хоэнхайма, беззвучно ступая маленькими ножками по холодным половицам, и сидели бок-о-бок, глядя на большие часы. Их ни разу не переворачивали с тех пор, как ушёл отец, но однажды, сидя на полу, они с Алом заговорили об алхимии, стащили с полки огромный пыльный том и принялись с тихим шелестом листать страницы.
- Братик, мы попадём в неприятности, - Ал очень боялся расстроить маму.
- Всё в порядке, Ал. Мы сделаем что-нибудь для неё, и она обрадуется, подожди, вот увидишь.
С пальцами, перемазанными мелом, они провели первую трансмутацию. Вместе.
Эд помнил, как вспышка статики поразила их, разогнав все тени в комнате и достигнув каждого угла, он всё ещё чувствовал прилив в груди чего-то сильного и мощного, наполняющего всё существо чувством правоты и гордости, знанием, что он тот, кто он есть. Просто и ясно, он был алхимиком. Он осознал это в тот день, много лет назад. Он понял, что будет великим алхимиком. Совсем как Хоэнхайм.
Ал так восхищался, восклицал так громко, что Эд повалил младшего брата на пол и зажал ему рот. Конечно, Эд тоже был в восторге, когда маленькая деревянная шишка, похожая на профиль человека, высунулась из покорёженного пола, но он смог сдержать свои шок, и удивление, и гордость.
Песочные часы были свидетелями того момента, и, приведя пол в порядок, они с Алом оба молча уставились на часы. По неведомой причине они решили перевернуть часы, хотя отец всё ещё не вернулся. Они пришли к общему решению без слов, как это порой случалось между ними. В то время они проводили вместе практически каждую минуту и были связаны так, что периодически думали одинаково. Перевернуть часы оказалось трудновато, даже вдвоём, потому что тогда братья были ещё маленькими и слабыми. Эд до сих пор помнил боль в мышцах и упрямое сопение, которое Ал издавал от напряжения.
После этого они дружно отступили назад и улыбнулись друг дружке. Лица всё ещё были перемазаны мелом, и свет трансмутации всё ещё горел в глазах.
Эд и сейчас мог представить эти часы: прочное дубовое основание, покрытое лаком, стекло, заляпанное там и сям случайными отпечатками пальцев, блеск бледно-золотистого песка внутри.
Он как будто мог ощутить гладкое, прохладное стекло кончиками пальцев, вдохнуть тонкий запах дыма, окутывавший дом его детства.
Он глубоко вдохнул, но всё, что почувствовал, - влажный, чуть травяной запах подземелий.
- Эдвард, мой драгоценный.
Эд хотел съёжиться при звуке этого голоса, забиться в нору и никогда не вылезать, но он привык справляться. Немедленного и резкого приступа тошноты не последовало. Только слабое раздражение разлилось в груди, сжимая рёбра почти незаметно.
Он приоткрыл глаза и глянул через плечо на Артабануса. Тот сидел на кровати, с подносом на коленях, и Эд уловил слишком знакомый запах кленового сиропа. Кленовая овсянка, так называл её Артабанус, была обычным завтраком в этом месте, потому что зерно долго не портилось, и всё, что требовалось для приготовления, - горячая вода и кленовый сироп. Со вздохом Эд кое-как сел, покрутил плечами и выставил руки перед собой.
В конце концов, его теперь не приковывали, как раба. После того случая, который, казалось, был годы назад, Артабанус не привязывал Эда. Вместо этого он сконструировал что-то вроде антиалхимических наручников, с металлическим прутом посередине, не позволявшим соединить руки.
Это не помешало бы Эду сбежать, не то, что четыре антиалхимических круга, выгравированных на манжетах. Конечно, наручники были удобнее, Эд мог двигаться, как хотел, но оставался всё тем же пленником.
Ему ещё раз напомнила об этом факте вспышка боли, прострелившая при попытке двинуться сломанную ногу. Он не мог сбежать без помощи алхимии.
Скривившись в ответ на смешок Артабануса, Эд чуть было не отказался от предложенного блюда, но довольно быстро сдался. Еда была единственным, чем он здесь пользовался с радостью. Пока он ел, Артабанус принялся рассказывать о положении дел в подземелье. Трой и его прихвостни собирались в очередной набег за рабами на Централ, а Эд с Артабанусом должны были присматривать за оставшимися детьми, пока его нет. Примерно неделю назад работорговцы каким-то образом переправили большую часть детей в Юкрейт. Эд предполагал, что есть некая договорённость между юкрейтянами и аместрийскими пограничниками. Не могло столько народу просто пересечь границу, не подняв тревоги.
Двенадцать. Двенадцать детей увезли. В подземелье осталось всего четверо. Холодный ужас разлился в груди Эда, когда он услышал об этом. Он подвёл этих детей. Он должен был их спасти...
Эд замер над недоеденным завтраком и отодвинул поднос в сторону, аппетит теперь окончательно пропал. Ебать-колотить, как он может здесь сидеть и есть, будто довольный домашний любимец, когда эти дети бог знает где, когда с ними творят такие кошмары, что и вообразить невозможно.
И эти люди отправляются за новыми, скорее всего, в Централ, чтобы выбрать получше среди многочисленных беспризорников с его улиц. Эд познакомился с парочкой таких, в последние два года оседлой жизни, и поглядывал, чтобы у них были деньги, еда и ночлег. К себе он их не тащил, конечно, но давал им денег, чтобы хватило переночевать в безопасном месте. Маленькая Элизабет, Тревис, Бенджамин... Эд не переживёт, если с ними случится что-то и он не сможет помочь.
- Эдвард, с тобой всё хорошо? Ты почти не ешь в последние дни...
- Всё хорошо, - Эд вздохнул, позволил Артабанусу забрать поднос и теперь мог откинуть одеяло. Сначала было ужасно неудобно обращаться с вещами, когда руки скованы в запястьях, но стало легче спустя - сколько? пять недель? шесть? - Эд понятия не имел. Ему казалось, прошли годы.
Он всё это время не видел Джеймса, хотя Артабанус уверял, что студент всё ещё в подземелье. В течение первых недель образ Джеймса преследовал Эда как беспокойный дух - вид, ощущение брызг тёплой крови на лице, её металлический привкус, собственная опускающаяся рука, плоть, поддающаяся напору автоброни...
Но теперь, спустя время, случались часы и даже дни, когда он не думал о своём студенте. И когда наконец вспоминал, вина обрушивалась на него. Артабанус волновался больше и больше, но Эд понимал, тот не отпустит ни его, ни Джеймса.
- Как сегодня твоя нога? Получше?
Глаза Эда сосредоточились на провалах и изгибах складок трусов - единственного, что он носил в эти дни кроме рубашки, потому что практически не вставал с кровати. Если раньше он сравнивал себя с домашним животным, то сейчас он был точно как толстый, сытый кот, мурлычущий на коленях у принца. Поначалу, особенно после избиения, было совсем хуёво ощущать себя таким зависимым. Он всегда ненавидел застревать в госпитале или оставаться неподвижным надолго. Но сейчас... это было не так уж и плохо... в каком-то смысле...
Он вспоминал Мустанга, ленивого ублюдка, и думал, бывал ли у Огненного алхимика длинный отпуск вроде такого. Представляя, как тот сидит за рабочим столом в расслабленной позе, расплывшись в улыбке, и пытается всеми силами избежать бумажной работы, в это можно было поверить. Но Эд видел его и тогда, когда всё начало разваливаться, накануне Того Дня. И потом, в подвалах Центрального штаба, и помнил его взгляд, когда он сжёг Зависть до золы...
Огонь, пылавший в углях его зрачков и пепле радужек, шёл прямиком из души, это были глаза человека, который прогрыз себе путь из ада и слишком много потерял по дороге. Нет, Эд не думал, что Мустангу в жизни довелось много отдыхать.
- Эдвард!
Эд вскинул золотые глаза и едва не вздрогнул, потом что лицо Артабануса оказалось в каких-то дюймах от его собственного.
- Что?
Брови мужчины чуть дёрнулись, но в остальном его лицо осталось абсолютно спокойным. По бровям Эд теперь пытался угадывать эмоции, и у него было довольно времени, чтобы изучать малейшие оттенки выражения лица. У Артабануса был довольно острый подбородок и достаточно узкий, так что Эд мог заметить, если мужчина вдруг стискивал зубы, и понять, что подействовал ему на нервы. Это было забавно, и Эд злоупотреблял этим чаще, чем было бы разумно, но лёгкая дрожь волнения, которую он ощущал при виде минутного сжатия зубов, стоила риска. Тем более, Артабанус не делал в ответ ничего плохого. Как ни странно, губы Артабануса едва ли отражали его эмоции. Его улыбка казалась натянутой и по большей части фальшивой, будто накладной. Если он мрачнел, ну... он никогда не мрачнел. Его рот либо представлял прямую линию, либо уголки были болезненно вздёрнуты вверх, изображая на фасаде улыбку. Остальная часть лица всегда оставалась неподвижной, за исключением бровей. Сейчас они чуть хмурились, показывая Эду смесь разочарования и беспокойства.
- Я спросил, как сегодня твоя нога, Эдвард. Где ты витаешь, парень?
- Это... - Артабанус был так близко... Эд вернулся в тот момент, когда мужчина впервые поцеловал его. Воспоминание вспыхнуло, как падающая звезда, - его тело так легко отвечало на мерзкие действия. Теперь он не мог подробно вспомнить ощущений, только ошеломление и замешательство.
Ладонь прижалась ко лбу Эда, и юноша вздрогнул. Кожу обожгло, словно к ней приложили ледышку.
Когда Артабанус практически зашипел, Эд испытал новый уровень головокружительной растерянности. Он просто старался смотреть в голубые глаза и держаться за реальность.
- Эдвард, ты весь горишь. Это плохо. Я никогда раньше не видел такой сильной лихорадки...
- Лихорадки? - Эд, прищурясь, глянул на него сквозь туман, начинающий застилать глаза. Что за дрянь творится? С ним всё было в порядке ещё двадцать минут назад, а теперь казалось, что голова в милях отсюда и тело гудело от какого-то странного онемения. Если прикрыть глаза, ему мерещилось, что он под водой и весит легче, чем на воздухе. От этого ощущения у него скрутило живот, а голова закружилась ещё сильнее.
- Ложись, Эдвард. Я принесу тебе лекарство. Я вернусь через пять минут, обещаю.
Ледяные руки мягко подтолкнули его плечи, и Эдвард, оставшийся в одиночестве, замер, вяло пялясь в потолок. Он никогда по-настоящему не болел. Может, пару раз в детстве, или когда только начинал служить, но ни разу не заболевал так сильно и внезапно.
Он пожал плечами и попытался сжать руками одеяло, обёрнутое вокруг него, как тёплый кокон. Было всё ещё в сотню раз менее больно, чем при подключении автоброни. После него-то он валялся слабым и в холодном поту несколько дней. Когда крепили порт к ключице, он совсем отрубился на двенадцать часов. Так что сейчас ещё цветочки.
Сколько бы раз он ни попытался сосредоточиться и думать, разум уплывал далеко от тела, мысли и видения беспорядочно перемешивались и падали, паззл его души был разбит на тысячу мелких кусочков. Единственное, с чем он мог сравнить ощущение, - это когда перебирал с напитками, которые радушно предлагал любимый бар. Такое случалось не часто, возможно, несколько раз с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать, но каждый из этих вечеров кончался одинаково.
В первый раз Ал кое-как дотащил его от бара до квартиры, и Эд только запомнил лёгкое, воздушное ощущение тошноты в желудке и вспышки более тёмного золота глаз брата. Успокаивающее ощущение от беспокойных, раздражённых рук, помогающих ему в простых вещах, которые никогда не были такими сложными до сих пор.
Потом Ал отправился в Син, и Эд обнаружил, что чаще всего выпивает с Мустангом.
Эд мог отметить несколько случаев, когда его состояние было полностью виной генерала. Один раз, например, Мустанг втянул его в соревнование, кто кого перепьёт. Разумеется, это не кончилось ничем хорошим для Эда. Всё, что он помнил с этой ночи, - тёплые сильные руки на талии, направляющие его к его же собственной квартире сквозь прохладу ночи. Тихие слова, сказанные на ухо, которые он тут же забыл, но помнил глубокий, хрипловатый, успокаивающий голос и тёплую волну дыхания на лице. Эти же тёплые руки помогли ему в спальне, он знал, хотя и не помнил этой части вечера. Последнее, что он помнил, - как лежал, пялясь в потолок, и нёс бог весть что, может, про алхимческую теорию, может, нет, а Мустанг сидел на краю кровати и просто слушал. Эд часто гадал, почему в ту ночь Мустанг не ушёл, доведя его до дома, почему сидел рядом, как сторож, или хуй его знает кто.
Другую ночь вроде этой Эд помнил яснее, хотя перед Мустангом делал вид, что забыл.
Это был день рождения Хавока, так что весь отдел отправился в бар на праздничный ужин. Эд по большей части просто сидел, наблюдая, как остальные празднуют, смеются и болтают. Наблюдение, вместо того чтобы принести свет и счастье, вернуло его в те страшные годы, которые привели к Тому Дню. Боль и страдания, через которые они все прошли, когда Эда не было рядом… Может быть, в первую очередь, Хавока бы не ранили, если бы Эд был там. Может, Эду надо было оставаться в Централе, помогая им изо всех сил. Изменило бы это что-нибудь? Если да, то что? Что было бы, если бы Эд не ушёл в бега, а остался и бился, как остальные люди Мустанга? Но жертвы, которые он должен был принести, чтобы сделать своё дело... нет. Они разыграли всё наилучшим образом... так ведь?
В какой-то момент Мустанг утащил его к барной стойке, где они уселись и стали смотреть на команду вместе. Остальные и не заметили их исчезновения.
- Вот плата за то, что принимаешь самые трудные решения... Это отделяет тебя от прочих пешек, не так ли?
Эд повернулся на эти слова, глаза вспыхнули тёмным огнём.
- Не называй их грёбаными пешками, самодовольный ублюдок. Эти люди - твои друзья.
Мустанг наконец встретился с ним взглядом и чуть улыбнулся, заставляя сердце Эда разрастись и сжаться одновременно.
- Осади, Стальной. Это моя мать сказала мне когда-то, - серебристо-ониксовые глаза остро глянули на него. - Я догадываюсь, о чём ты думаешь, Эд. Прекрати. Может, я и лицемерю, когда говорю это, но нечего волноваться о том, что прошло. Прошлое - прошло. Пусть твои заботы умрут там.
Предчувствуя долгий и тяжёлый разговор, Эд махнул бармену и заказал стакан виски, чтобы быть готовым.
- И что, Мустанг? Я не был каким-то лидером на передовой, принимающим тяжёлые решения. Я просто справлялся с тем, что на меня сваливалось.
- Хуйню несёшь, сам знаешь, - Мустанг придвинулся ближе, и Эд даже вынужден был повернуться, чтобы выпить, не коснувшись его. - Ты тот, кто привёл нас к победе, Эд. Тебя не просто так называют героем. Я и представить не могу, через что ты прошёл, чтобы это случилось.
В этот момент Эду стало неудобно, и он попытался свести разговор на нет. Если бы не самоуничижение, помноженное на темперамент.
- Я вытерпел не больше, чем ты. И ты тоже сидишь здесь, а не там, так что убеждай в первую очередь себя. После драки кулаками не машут, так что прекрати переживать.
- Я виноват в том, что Хавок и Лиза были так тяжело ранены.
- Я виноват в смерти Хьюза.
Тёмная туча вины накрыла Эда, он мог только сидеть и смотреть, как множество мучительных выражений сменяется на лице Мустанга. Оба замолчали и потянулись к алкоголю, видимо, потеряв надежду успокоить друг друга словами. Не было слов, способных унять раны, которые они отчаянно пытались залечить всеми возможными средствами. Эд это знал и гадал, почему же они всё ещё пытаются. Он знал, что Мустанг тяжело запил после Ишвара, об этом шептались подчинённые. Конечно, они случайно проболтались, а Эд случайно услышал. Как в тот день, когда Мустанг пришёл на службу - вернее, явился под конвоем Хоукай, на десять минут позже, с тёмными кругами под глазами и жутким выражением лица. Хавок шепнул Брэде, что у Мустанга накануне был "вечер воспоминаний". Эд всё пропустил, потому что был на задании, но мужчины тревожно переглянулись. Потом старший лейтенант обеспокоенно выразил надежду, что генерал не уйдёт снова в запой. Звучало не очень хорошо, и Эд мысленно пометил себе быть осторожнее с "отдыхом" в барах.
- Это не твоя вина, - сказал Мустанг, возвращая Эда в реальность. Эд повернул голову, отчего она слегка закружилась, и почувствовал, как жар в теле сменяется приятным онемением. - Хьюз был взрослым, умным человеком, сделавшим собственный выбор. Единственный, кто виноват в его смерти, - убийца. И это не ты.
- Почём ты знаешь, - пробормотал Эд, глотнул жидкости, обжёгшей горло, как кислота, и опустил стакан на стойку вверх ногами, порадовавшись глухому и резкому звуку, с которым тот стукнулся о полированную поверхность дерева.
- Бесполезно убеждать тебя в обратном. Ты уже напился.
- Нет, - тут же возразил Эд, хотя хмурящееся лицо Мустанга слегка расплывалось перед глазами. - Почему бы тебе не пойти к ребятам? У меня сегодня плохая ночь, я только испорчу тебе настроение.
- Напротив, всё, что ты когда-либо делал, лишь поднимало мой дух.
Эду показалось, что эти слова прозвучали только у него самого в мозгу, и то, как небрежно Мустанг перевёл взгляд на собственный стакан, должно было только укрепить Эда в этом мнении, но он знал, что они и правда были. Престранное чувство охватило юного алхимика, не поддающееся объяснению, одновременно физическое и эмоциональное. Словно дюжина крошечных огоньков разом вспыхнула в груди, одновременно холодных и горячих, дыхание перехватило от волнения и восторга. Ему казалось, что грудь сейчас разорвётся, особенно из-за сокрушительной надежды, пронизывающей всё это. В этот момент он с горечью осознал, что чувствует к Рою Мустангу нечто особенное. Что-то кроме ненависти, полуприятельства-полувражды, или даже безмятежной дружбы. Последнего и быть не могло, если уж говорить начистоту. Между ними всегда были огонь и ледяной, жгучий металл, так что не оставалось места такой хрупкой вещи, как дружба.
Пытаясь уложить в голове этот факт, Эд не заметил, как выпил ещё пару стаканов, до тех пор, как крепкая рука на запястье не заставила посмотреть на Мустанга. Глаза никак не фокусировались, и он просто повесил голову.
- Думаю, тебе хватит, Стальной, - мягкость в этом голосе казалась настолько чуждой, что Эду захотелось со смехом указать на это, но какой-то тёмный монстр поймал все эти мелкие весёлые мысли в сеть и уволок.
- Я хочу домой, - попытался сказать Эд, но не был уверен, что вышло. Мустанг, похоже, догадался и помог ему встать с табурета. Эд был настолько неустойчив, что упал бы, если бы не сильная рука, обхватившая талию, грубоватая, но ласковая.
- Чтоб тебя, Эд. Зачем ты столько пил? Не бери в голову, давай отведём тебя домой.
Эда провели мимо компании военных, которые были куда трезвее него, и Мустанг попрощался за обоих. Прохлада аместрийской ночи поцеловала Эда в лицо, и он откинул голову, наслаждаясь, неожиданно чувствуя себя лучше. Он не понимал, насколько перегрелся в этом тесном, плотно набитом баре, пока не оказался на улице. Реальность немного взяла своё, и Эд понял, что Мустанг практически тащит его по тротуару, левая рука обхватывает широкие плечи мужчины, а тот всё ещё обнимает его талию. Странная идея пришла тогда в голову Эду, будто они солдаты на поле боя, Эд ранен, а Мустанг спасает его. Странность и сила этого видения заставили Эда прижаться лбом к плечу Мустанга.
- Можешь оставить меня здесь, знаешь ли. Просто иди, - Эд был совершенно серьёзен, но генерал рассмеялся так, как Эд никогда раньше не слышал. Смех был громким, жестоким, но наполненным неиссякаемым весельем. Он казался таким неуместным посреди тьмы, наполнявшей душу Эда.
- Эд, я отведу тебя домой. Ты точно не в себе. Ты хоть знаешь, где мы?
- На улице.
- Вижу, ты настолько пьян, что уже не язвишь. Я даже комментировать не хочу.
Улыбка чуть тронула онемевшие губы Эда, и тьма немного отступила, давая легче дышать.
Они провели в пути то ли минуты, то ли секунды, Эд и оглянуться не успел, как они стояли под дверью его квартиры и Мустанг нерешительно спрашивал у него про ключи. Судя по тону, спрашивал уже не в первый раз, так что Эд быстро сунул руку в карман пиджака и вытащил ключ. Эд потянулся было открыть дверь, но Мустанг быстро отобрал у него маленький бронзовый инструмент и справился сам, вызвав крошечную волну раздражения, прокатившуюся по нервам Эда. В обычной ситуации Эд заорал бы и пустился причитать, что он уже не ребёнок и может сам открыть ёбаную дверь к хуям, но он остался тих и позволил ублюдку-генералу проводить его внутрь.
Он и сам не знал, почему. Может быть, из-за странной... атмосферы, охватившей их, стоило оказаться по ту сторону двери. До этой минуты всё было легко и просто, а теперь нечто... удушающее опутывало его, как саван. Мустанг чувствовал то же самое, Эд мог сказать по тому, как генерал замолчал и напрягся всем телом. Заметив это по линии челюсти, по глазам, по плечам, Эд ощутил практически вину. Потому что как-то знал, что сам явился причиной этого.
Они стояли в убогой гостиной Эда, Мустанг недоверчиво и безрадостно оглядывал обстановку из коробок долгую минуту или две, оба смущённо молчали, потом Мустанг вздохнул.
- Ну, Стальной, давай отведём тебя в кровать, пока ты не вырубился, где стоишь.
- Я не настолько пьян, Мустанг, - наконец отозвался Эд, характер позволил рассеять напряжение, которое чем-то его тревожило.
- Ну разумеется. Тогда иди сам.
Эд так и сделал. Заметно качаясь, он добрёл до спальни без помощи Мустанга, только иногда подхватываемый под локоть. Как будто он пиздец хрупкий и разобьётся при малейшем толчке. Снять пальто оказалось немножко сложнее, и Мустанг молча помог, и это дурацкое давление воздуха вернулось с новой силой, когда руки мужчины прошлись по горячей коже Эда. Что-то вспыхнуло внутри, и он попытался погасить это, смущаясь и сердясь, что не понимает, отчего его тело реагирует таким странным образом. На Мустанга. Внезапно он захотел, чтобы генерал ушёл. Немедленно. Что бы это ни было, Эд хотел справиться с этим в одиночестве.
- Послушай, Мустанг, ты дол...
- Знаешь, ты можешь звать меня Рой, когда мы не на службе.
Это неожиданное предложение сбивало с толку.
- Даже Хоукай не зовёт тебя по имени. Рой.
Приятно холодная рука провела по щеке Эда, заставляя его беспомощно взглянуть в тёмные глаза. Огонь в животе разгорелся ярче, затопил грудь, и Эд почувствовал себя уязвимым. Это испугало его до крайности. Он быстро протрезвел и понял, как это опасно. Мустанг касался его так интимно, так свободно, что это было... ненормально.
- Я хочу, чтобы ты звал меня Рой, Эд. Потому что ты не Хоукай, и не Хавок, и не кто-либо ещё из моих людей. Ты отличаешься от них - для меня. Ты не такой. Особенный.
У Эда задрожали руки, он с трудом удержал себя от того, чтобы не поцеловать этого человека или не сотворить ещё что-нибудь такое же идиотское. Пока его разум и чувства боролись между собой, он повторял про себя: Мустанг его командир, ублюдок, манипулятор, и ни для кого не секрет, какой он ходок по женской части. Но эмоции возражали. Мустанг показал себя как умный, интересный собеседник, они бились плечом к плечу и до сих пор были готовы сражаться друг за друга, он видел проблески человечности Мустанга и хотел знать о нём каждую мелочь. Эд хотел говорить с ним о большем, чем алхимия или прошлое, узнать о чём-то более личном. И без малейших колебаний Эд признался себе, что его тело определённо что-то чувствует к Мустангу.
Может, и Мустанг тоже?
Эти прохладные руки на лице, успокаивающий голос...
- Рой, я...
- Кто такой Рой? Эдвард, я здесь. Ты меня слышишь?
Эд смотрел в эти тёмные глаза, жар схлынул, на его место пришло смятение. Это был не тот голос. Слишком высокий, без командных ноток. Не голос Мустанга. Эд заморгал, и весь мир уплыл.
Какого хуя?
Он только что стоял, он был уверен, а теперь он лежал на койке и смотрел в голубые глаза.
Реальность ударила его как кувалдой. Он заболел, Артабанус ушёл за лекарством...
Он всё ещё чувствовал себя ужасно, тошнило, голова кружилась, словно он был пьян, как той ночью, три месяца назад. Оглядевшись, он сразу понял, что находится не в подземелье. Золотые блики солнца на белом кафельном полу вызвали в нём такой неожиданный восторг, что он по-настоящему улыбнулся, внезапно почувствовав себя в сто раз лучше. Чуть больше времени заняло осознать, что он не только на поверхности впервые за месяц, но и в настоящем госпитале. Топот ног и шум голосов за слегка побитой дверью дали ему намёк, но отчётливый химический запах, пропитавший всё вокруг, был последним кусочком мозаики, и Эд мог только сидеть в безмолвном удивлении. Он был в настоящем госпитале. С настоящими людьми. Здесь были врачи и медсёстры, так что он мог...
- Эдвард! Ты в порядке?
Артабанус не настолько глуп. Он не может быть настолько глуп.
- Мы...
Атабанус, не вставая со стула около кровати, осторожно положил руку на плечо Эда. Речь и движение сразу стали недоступны, и Эд захотел кричать и плакать от разочарования, забурлившего внутри. Конечно, Артабанус не дурак. Он так давно не применял к Эду алхимию, что тот расслабился.
- Эдвард, тебя отравили. Ты был без сознания четыре дня... Докторам пришлось сделать переливание крови. Ты чуть не умер...
От того, как дрогнул голос Артабануса, грудь Эда сжалась. Пытаясь не обращать внимание, он сосредоточился на внутренних ощущениях, чтобы понять, насколько всё плохо. Нога болела что пиздец, но боль была глухой, - на самом деле каждая клеточка тела казалась онемевшей, и он понял, что находится под сильным обезболивающим. Если они делали переливание крови...
Золотые глаза метнулись влево - в противоположную от Артабануса сторону - и упёрлись в капельницу на железной стойке, от которой трубка вела к живой руке.
Четыре дня, сказал Артабанус. Только миг назад, казалось, Эд лежал на кровати под землёй. Он пропустил поездку до города, что бы за город это ни был, и провалялся - в коме? Отравили...
У него было так много вопросов, он хотел знать ответы и боролся с усталостью как мог, но не получалось прорваться сквозь хватку алхимии, обнимавшей его нежным коконом.
- Я пока не знаю, кто это сделал, но когда узнаю, обещаю, я срежу мясо с их костей, как со свиньи.
От таких слов холодный страх лениво растёкся по венам Эда. Самым худшим было, что он ни минуты не сомневался: Артабанус говорит совершенно буквально. Эд пытался вызвать в себе гнев или отвращение к этому человеку, но он так устал... тьма пыталась затопить глаза, как он ни старался не заснуть.
Ему нельзя было спать сейчас. Это был его шанс. Может быть, Артабанус заснёт. Может быть, кто-то узнает его. Кто-то же здесь должен был его узнать, правда? Этот город довольно большой, если медицина тут выше среднего. В большинстве городов госпиталь представлял собой маленькое, в пять комнат, здание из дерева и гипса. А это явно было сложено из кирпичей и покрыто черепицей.
- Просто расслабься, Эдвард. Мы не вернёмся в большие подземелья. Я обустроил нам жильё по соседству от основного комплекса. Мои земляки по какой-то причине упорно хотят убить тебя, так что некоторое время лучше держаться от них подальше. Я уверен, скоро они поймут, какой ты замечательный. И я позабочусь, чтобы никто больше не обидел тебя. Всё будет хорошо, Эдвард. Вот увидишь.
Артабанус замолчал, едва лишь устало скрипнула дверь. Седая голова просунулась в неё, и дружелюбное лицо расплылось в улыбке, стоило взгляду карих глаз упасть на Эда.
- Ну, привет. Мой любимый пациент наконец проснулся, как я погляжу. Как ты себя чувствуешь, Чарли?
Чарли?
Подбородок Эда опустился по беззвучному приказу, прокатившемуся по нервам. Но он продолжал смотреть на доктора, всем взглядом умоляя. Видимо, доктор не понял, потому что неловко помялся и закрыл за собой дверь.
- Ничего. Твой дядя сказал мне, что ты не говоришь. Я и забыл. Извини, Чарли. Ну что, Айзек? Похоже, что он нормально функционирует?
Артабанус задумчиво помычал, и Эд ощутил истерическую смесь раздражения и веселья, поскольку тот превратил всё в огромную шараду.
- Физически, думаю, он в порядке. Насчёт разума не уверен... Вы говорили, у него могут быть провалы в памяти?
- Да-да. Надеюсь, обойдётся, - доктор подошёл к Эду и немедленно полез к нему. Имей Эд контроль над телом, он бы отпрянул, но он мог только терпеть дискомфорт от слишком тесного контакта, когда старик поднял ему веки повыше и присмотрелся к глазам. - Зрачки не расширены, это хороший знак. Глаза не расфокусированы... значит, мы правильно подобрали анестетик. С теми, у кого автоброня, это та ещё лотерея. Слишком трудно подобрать подходящую, безопасную дозу. Хорошо, Чарли, можешь последить глазами за моим пальцем?
Доктор отступил на шаг назад, и Эд облегчённо вздохнул, прежде чем последовать команде и проследить глазами за пальцем, двигавшимся туда и сюда на периферии зрения. Эд ненавидел докторов. Они вечно пытались воткнуть в него иголки, что им обычно удавалось, и относились к нему как к ребёнку. Это было так, когда он был двенадцатилетним взрослым на службе в армии, оставалось так и сейчас, доктор сюсюкался с ним. Ради всего святого, Эд выглядел так молодо или все доктора такие снисходительные придурки?
От доктора несло мускусным одеколоном, Эд задыхался, но старался игнорировать это изо всех сил, сосредоточившись на том, как Артабанус двигает его телом, следуя командам доктора. Одна рука поднялась, затем вторая, они сжались в кулаки, потом дело дошло до ног. И доктор не затыкался.
Это было ужасно. Он был настолько слеп к тому, что Эд был пленником, заложником. И Эд мог только пристально смотреть на него, пытаясь передать сообщение таким способом. Каждый раз, как карие глаза встречались с золотыми, жгучая надежда вспыхивала у него внутри. И каждый раз доктор отводил взгляд, не понимая, не замечая.
Десять мучительных минут спустя доктор написал что-то длинное в карте и ушёл. Все надежды Эда в тот же миг растаяли, поглощённые тьмой отчаяния. Ласковая рука взъерошила его распущенные волосы, Артабанус тихим голосом принялся успокаивать Эда, уложив его тело в кровать.
Горячие, жгучие слёзы разочарования жгли глаза Эда, и он зажмурил веки изо всех сил, не желая показывать врагу, насколько ему больно.
Будет ли Эд когда-нибудь свободен?
Как давно он числится без вести пропавшим?
Когда его хватились?
Да и хватились ли? Может, это извращённый кошмар, затянувшийся до бесконечности? Всё казалось таким ненастоящим... он только что выпивал в баре с Мустангом, он был в этом уверен. Так может это такой ночной кошмар. Это имело смысл - Эд ненавидел госпитали. Доктора всегда сюсюкались с ним как с мелким, даже теперь, когда он был очевидно взрослым. И вечно пытались воткнуть в него трубки и иголки...
- Поспи, Эдвард.
Артабанус наклонился над ним, лёгкая, чуть встревоженная улыбка осветила мужественное лицо. Артабанус здесь, значит, Эд в безопасности, правильно? Пока он слушается Артабануса, всё будет хорошо...
Каждая клеточка его тела разрывалась между растерянностью и усталостью, но Эд не хотел проваливаться в чёрную дыру усталости. Он хотел знать, что происходило вокруг, с тех пор, как он попал в госпиталь. Эти доктора вечно хотели повтыкать в него трубки или выкачать побольше крови. И он должен был бодрствовать, чтобы сердиться на них, когда они обращаются с ним как с ребёнком, что было актуально даже сейчас.
Эд ненавидел госпитали...
- Сладких снов, Эд, - прошептал Мустанг, укрывая ватным одеялом онемевшее, отравленное тело Эда. Юноша просто уставился на него, молча, на полпути подавив крик, глядя в эти тёмные, нежные глаза.
Эд хотел сесть, сказать Мустангу что-нибудь, что угодно, но не мог заставить себя двигаться, как бы ни напрягал мускулы. Мустанг наклонился над ним, и всё тело Эда пронзила молния от поцелуя в лоб. Тем не менее, удивления и восторга не хватило, чтобы выиграть битву с потерей сознания. Последним, что увидел Эд, были эти тёмные глаза на бледном лице, шёлковый блеск чёрных, как ночь, волос, отражающих сияние фонарей за окном.
Или это были яркие синие глаза, которые с сожалением отдалялись от него?
*
На небо ворвался рассвет. Нежные оранжевые полосы засветились у горизонта, золотой великан пробудился ото сна, чтобы начать новый день. Ночь бежала от очищающего света, унося с собой чудовищ и кошмары, прячущиеся в тенях, на смену им приходили успокаивающие янтарные лучи.
Эд следил за ним пристальным взглядом, присматривался к каждой детали на склоне холма, лежащего перед ним, и радовался дразнящему ветерку нового утра.
Всё было циклично, даже дни ходили по кругу: эквивалентный обмен. Ночь переходила в день, а день в ночь, и циклы продолжались целую вечность, как и вся жизнь. Это было главное правило существования, которое Эд выучил давно. Всё в одном и одно во всём.
Без него - в чём смысл повторений, а без повторений - какой смысл в нём?
Он размышлял об этом часто, и обычно выбирался из подземелий в начале и в конце каждого дня, чтобы подумать в одиночестве. Он знал, что Артабанус может проснуться в любой момент, но был не в силах удержаться. Солнце было слишком большим искушением. Оно пленяло своей дарующей жизнь аурой, поднимало его высоко и подготавливало к новому дню.
Внутренний голос твердил, что надо бежать, он же уже над землёй, вдали от Артабануса.
- Заткнись, Мустанг, - пробормотал он с равнодушием в голосе, - я всё ещё в этих дурацких наручниках. Даже если я попытаюсь сбежать, как далеко я уйду, прежде чем Артабанус притащит меня обратно? Не так уж и далеко, держу пари.
Эд опустил глаза, его пальцы почти дотягивались до железа наручников, запястье болело от того, как сильно было вывернуто. Всё потеряло смысл. Он никогда не сбежит. Он сделался глух к этому факту, и только мельчайшие огоньки тлели под толстым слоем равнодушия, покрывшим все эмоции.
- Ты даже не пытаешься, Стальной, - слова, произнесённые этим глубоким, страстным голосом, не были вопросом. Это было утверждение, наполненное той же беспомощностью и безнадёжностью, что ощущал сам Эд. Юноша начал уставать от того, как голос Мустанга постепенно становился всё более похож на его собственный. Он радовался их беседам, но теперь они стали просто... тухлыми. Безэмоциональными.
И поэтому он не ответил ничего, просто расслабил руки и снова перевёл глаза на солнце, позволяя разуму стереть беспокойство, голос Мустанга и эти тёмные глаза, полные разочарования. Иногда воспоминание об этих глазах грозило сломать Эда. Он и так не был уверен, не сломался ли уже.
Как он может понять? Как выглядит сломленность?
Ещё одна тема для осмысления, для заполнения свободного времени. Он мысленно пробежался по списку вещей, которые следовало обдумать. Он любил думать большую часть времени. Это было единственным, чем он мог всегда заняться, когда Артабанус брал контроль над его телом. За исключением некоторых моментов - повторяющихся всё чаще и чаще - когда мысли внезапно, необъяснимо поворачивали и он начинал гадать...
В чём был смысл моей жизни? Никакого смысла не было в том, что привело к этому моменту, к этой точке. Вот так я и проведу остаток своих дней? Бездельничая и ожидая момента, когда юкрейтяне наконец меня убьют? Они уже пытались трижды, и это только вопрос времени... Что приводило его к совсем смущающим ум мыслям - от которых он чувствовал ужас даже спустя часы и дни после первого посещения - Насколько легко будет покончить с собой?
- Не настолько легко, как ты думаешь, - проворчал Мустанг, и Эд вздрогнул от того, насколько пуст был голос.
Он посидел ещё, наблюдая, как шар выкатывается из-за горизонта, как лучи, раскиданные по небу, гладят кончиками пальцев и согревают землю. Это действительно походило на то, как чудовище восстаёт над землёй, чтобы угрожающе, но и защищающе парить над миром.
Ещё один круг, пылающий в небе, как воплощение алхимической теории, освещающий путь к знаниям и жизни.
- Ты молодец, Стальной. Просто помни про наш план...
- Я помню, Мустанг.
План. Притворяться, что хорошо относится к Артабанусу, соглашаться на все его предложения, чтобы завоевать доверие. Хоть какой-то план. Он был в плену уже три месяца. Он подыгрывал Артабанусу, изображал улыбку время от времени, делал вид, что доволен и послушен, как объезженная кляча...
Прежний Эдвард Элрик не мог бы осуществить такой план. Он противился этому всем своим существом, бился и кричал с пламенеющими яростью и ненавистью. Прежний Эдвард был как неукротимый жеребец. А теперь...
Эд так устал сражаться. После отравления он приходил в себя целый месяц, и он всё ещё хромал на сломанную ногу. Он гадал, сможет ли когда-нибудь стать прежним, и проходило несколько минут, как внутренний голос начинал успокаивать, что да, конечно, всё будет хорошо, что всё это только временно...
Но прав ли он был?
Эд не сразу понял, что мысли снова пошли по кругу, и прикрыл глаза, чтобы унять злое, горячее удивление. Оно потихоньку проходило... проклятье...
- Эдвард!
Эд вздрогнул, встряхнулся и оглянулся через плечо. Тёмно-рыжая голова показалась из-под земли, раздался скрежет железа о металл, когда фальшивый валун легко отъехал в сторону. Артабанус выбрался из-под земли целиком, и Эд знал, что там каменная лестница, сейчас освещённая лампами. Будучи любопытным от природы, Эд научился пробираться в полной темноте три недели назад, когда они перебрались из основных подземелий в это отдельное укрытие. Артабанус всегда выражал недоумение, почему же Эд крадётся в темноте, чтобы посмотреть на восход солнца. Но, конечно, в голосе всё равно сквозила любовь.
Теперь прищуренные голубые глаза раздражённо смотрели на него.
- Эдвард, вот ты где. Я тебя обыскался. Завтрак остынет.
- Прости, - пробормотал Эд, кое-как поднялся, пытаясь скрыть дёргающую боль, от которой сводило зубы. Ногу обожгло ледяным жаром, и Эд вздохнул. Он просто мечтал, чтобы эта блядская нога уже зажила к хренам собачьим.
Очевидно, он совершенно не умел скрывать физическую боль, потому что миг спустя Артабанус уже был рядом и обхватил его за спину, поддерживая.
- Видишь, Эдвард, вот почему мне не нравится, когда ты отходишь далеко от меня. Ты можешь пораниться ещё сильнее. Пойдём. Я помогу тебе спуститься.
- Спасибо.
Они двинулись по лестнице в полумрак подземного жилища, Артабанус чуть задержался, чтобы прикрыть вход. Спускаясь в почти полной тишине, Эд сосредоточился на топоте сапог по камню. Это вернуло его во времена, когда они с Алом возвращались в Центральный штаб с заданий: слаженный топот множества ног, когда солдаты маршировали на плацу. Обычно Эд не обращал на них особого внимания, но теперь вспомнил в подробностях: группы синего цвета, отработанная слаженность шагов, маски равнодушия на лицах. Эд даже мог представить, как они маршируют на бой. Крошечная, предательская часть спросила, почему они не маршируют спасать его. Он усмехнулся себе под нос и отмахнулся от удивлённо замычавшего Артабануса.
- Ничего такого, прости. Просто глупость пришла в голову.
- Тебе - и глупость? Что ты, Эдвард, ни за что не поверю.
Если бы такое сказал Мустанг или даже Ал, это был бы, конечно, сарказм, даже пусть и беззлобный. Но нет, Артабанус всегда говорил так искренне и... льстиво.
Самое печальное, что у Эда это уже не вызывало ничего, кроме минутной вспышки раздражения. Он настолько привык к такому поведению, что просто тут же забывал о произошедшем.
Когда Эд вышел из раздумий, они были уже на кухне и тарелка была полупустой. Он опустил вилку и поглядел на Артабануса, читавшего что-то. Это была их единственная общая страсть. Сильное стремление к знаниям. Для Артабануса не было ничего удивительного в чтении за едой или в постели по ночам. После переезда в новое убежище Артабанус предложил спать в одной кровати, чтобы экономить место, а Эд был ещё слишком не в себе, чтобы отказаться. И так это стало вполне обыденным. Ничего особо нового, Эд как правило засыпал после вечернего чая и плевал, что там Артабанус делал потом, но иногда ему удавалось не спать час или два, и мужчина, сидя в кровати, читал при скудном свете лампы. В эти моменты Эд замечал, что больше увлечён выражением лица Артабануса, чем книгой, что тот читал. Эд разглядывал черты лица, всё ближе знакомясь с ними. Наблюдений обычно бывало достаточно, чтобы склонить его ко сну, а просыпаясь, он чувствовал обвивающие его длинные конечности.
- Алхимическая теория? - спросил Эд без особого интереса. Он просто хотел разорвать проклятую тишину. Постоянную тишину.
- Нет, философия. В последние годы я заинтересовался некоторыми философами. Один из них, автор этой работы, к примеру, - прежде чем продолжить, Артабанус приподнял скромно выглядящий том, - пытается не считать алхимию за науку. Они утверждают, что она имеет больше отношений к духовности и душе, превращая алхимию в своего рода магию.
- Разумеется, люди вроде него просто идиоты, - откинувшись на стуле и скрестив руки, Эд отвёл глаза, не желая смотреть на Артабануса в этот момент. - Они видят алхимию в действии и сразу считают, что это невероятно, должно быть что-то совершенно противоестественное. А этого нет, всего лишь деконструкця и реконструкция материи.
Артабанус помычал, словно не желая открыть возражать Эду.
- Ну, он определённо хорошо знаком с алхимией и тем, как она действует. Я точно знаю, что он ознакомился со всеми основными трудами и зашёл так далеко, что упоминает химер и философский камень. Он, несомненно, исследовал эту тему. И всё-таки он выступает против науки и указывает на странные вещи. Вот как на самом деле происходит трансмутация? Круги, символы силы, направленная энергия - это всё ясно и понятно. Просто. Но он поднимает этот вопрос - как такая простая вещь, как круг, нарисованный на поверхности, может черпать силу из земли или воздуха? Это должно быть невозможно, правда? А потом он продолжает спорить с собой и с собственными теориями. Этот человек удивителен! Весь текст - его борьба за понимание, в подробностях, доступных для нас!
Эд взял паузу, чтобы осмыслить только что сказанное Артабанусом. Тот говорил как о захватывающем романе. Только Эда это ужасно раздражало, потому что он знал ответ на поставленный вопрос: Врата. Всё сводилось к Вратам, особенно алхимия. Они соединяли всё, в первую очередь души с окружающей их материей. Это была Истина. Не было никакого смысла ставить это под сомнение... ох уж эти философы.
- Моя алхимия, конечно, немного отличается от твоей, - задумчиво продолжил Артабанус. - Она полностью относится к биологии и вся - о трансформации мысли в команду через физический контакт. Я не деконструирую и не реконструирую материю, просто управляю нервами и мышцами с помощью мысли. Странно, насколько по-разному работает наша алхимия, правда, Эдвард?
- Это всё та же наука. Как и синская Альмедика. Они выглядят по-разному, но на деле одно и то же.
Как Эд мог объяснить Артабанусу Истину? Это всеведущее существо, возвещающее саму природу жизни. Как он мог передать всё, что узнал во Вратах? Поверит ли этот человек, если он просто расскажет о Вратах?
Конечно, поверит. Но поймёт ли, другой вопрос. Артабанус, может, и гений, но, не увидев сам, вряд ли поймёт то, что знает Эд.
Юноша уткнулся взглядом в тарелку и молчал ещё несколько минут, гоняя кусок тоста по фарфоровому кругу. Он глянул на Артабануса и заметил, что тот уже покончил со своей едой и полностью погрузился в книгу.
- Снова читаешь алхимическую теорию? - ему было на самом деле всё равно, но мучила скука, да и тишина начинала доставать. Иногда было слишком тяжело не слышать ничьего голоса, оставаться без ответа. Он был порой почти рад Артабанусу, когда тот что-либо отвечал мягким, успокаивающим тенором.
Голубые глаза взглянули как-то странно.
- Нет, Эдвард. На этот раз философию.
В ожидании развёрнутого ответа прошла минута, и Эд громко вздохнул. Как-то странно. Обычно, если Эд задавал вопрос, Артабанус трепался сто лет. Так что то ли со злости, то ли со скуки Эд усмехнулся.
- Все эти философы идиоты. Не знаю, какого хрена ты это читаешь. Они видят что-нибудь, чего не понимают, и раздувают из этого великую загадку.
- Действительно.
Теперь Эд замолчал, совершенно ошеломлённый. Он чем-то рассердил Артабануса? Может, тем, что сбежал на поверхность с утра? Что-то он сам на себя не похож. Эд внимательно присмотрелся к мужчине, который равнодушно продолжал читать, но, конечно же, по языку тела понять было ничего нельзя.
Не то, чтобы Эду стоило сильно волноваться. В следующий раз он осознал себя лежащим в ванне, поглаживая запястье там, где его ночью натёрли наручники. Артабанус болтал о том, о сём, намыливая ему волосы. Запах вишни поднимался от воды, и Эд расслабился, прикрывая глаза и позволяя привычному онемению завладеть им.
- Эдвард, сколько мы уже вместе?
При этих словах Эд заметил, что они снова за столом, и вкус соли на языке заставил его непроизвольно сглотнуть. Кусок еды провалился в горло, Эд попытался встряхнуться и долго пил воду, прежде чем повернуться к Артабанусу. Тот смотрел на него очень странным взглядом.
- Ээээ... Не знаю. А что?
- Попробуй угадать, Эдвард.
- Месяца три? Или чуть больше?
- Точно. Угадал, - улыбка Артабануса погасла. Но почему? Он разве не рад, что Эд с ним? Неужели разлюбил?
Эд даже не хотел надеяться. Он постарался вырвать этот крошечный росток чувства, но тот прорвался, калеча сердце.
Артабанус ничего больше не сказал, впрочем, а в следующий миг Эд понял, что укладывается в постель, радуясь отсутствию боли в ноге. Обычно забираться на кровать было охуеть как больно. Сегодня не болело, такая радость. Нога выздоравливает. Наконец-то.
Но в мозгу звякнуло крохотное предупреждение. Что-то было не так...
Он оглянулся на Артабануса, улёгшегося следом.
- Сегодня не будет чая?
Он слабо улыбнулся. Мужчина потянулся и пригасил лампу на тумбочке. Это тоже было не так. Артабанус обычно долго сидел, читая перед сном.
- Нет, Эдвард, сегодня не будет чая. Скажи мне, Эдвард, сколько мы уже вместе?
Эд поднял бровь и прикинул в уме недели. Следить за временем было пиздец как трудно, он что, правда думал, что у Эда получится?
- Не знаю. А что?
- Угадай.
- Месяца три, думаю...
- Сегодня исполняется год с тех пор, как я спас тебя от драхманцев, Эдвард.
Эд долго смотрел на Артабануса, ожидая подвоха, но тот только глядел в ответ, и в голубых глазах переплеталась странная смесь эмоций. Но... это же было три или четыре месяца...
Правда, его отравили, и с тех пор он ловил себя на том, что мысли то и дело бегали по кругу. Какой-то безумный сон...
Ужас нахлынул на него, лишая дыхания. Что... да быть не может...
- Прости, Эдвард. Я думал, ты знаешь. Ты забываешь то, что сказал или сделал, почти сразу... Я подумал, что потеря памяти может быть избирательной, я просто не мог в это поверить. И я был неправ. Вот дерьмо, я должен был сделать что-то раньше! Я такой дурак! Наверно, это побочный эффект того отравления...
Нет. Не мог пройти целый год. Ни хуя не мог.
- Он врёт, Стальной. Не позволяй ему дурачить тебя, он просто...
Просто что? Какая причина может заставить Артабануса лгать?
- Этим утром ты ходил смотреть на восход, помнишь? Этим утром. Не позволяй ему манипулировать тобой.
В ЭТОМ НЕТ НИКАКОГО СМЫСЛА, ТУПОЙ ТЫ УБЛЮДОК! Артабанус любит меня, какого ХУЯ ему устраивать цирк? Это всё чушь!
- Эдвард, дыши.
Руки ласково обняли его, но Эд не почувствовал успокоения. Он просто пребывал в охуении от происходящего - блядь, это всё на самом деле, плавно перетекающем в панику - девять месяцев не могли пройти так быстро, а дальше был ужас - в следующий раз я проснусь старым, на смертном одре, не помня своей жизни...
- Всё будет хорошо, мой драгоценный, я возьму тебя с собой, когда в следующий раз отправлюсь в город за припасами. Мы покажем тебя доктору. Ладно? Успокойся. Мы всё поправим. Обещаю.
Пальцы пробежались по волосам - достававшим уже до талии, как он заметил, подавляя всхлип ужаса и расстройства, - и лишь немного успокоили его. Он закрыл глаза и сосредоточился на этом физическом прикосновении. Ногти нежно царапнули кожу головы, успокаивающее, случайное движение. Ему потребовалось некоторое время, чтобы выбраться из облака всеобъемлющей паники, но он смог, медленно агонизируя.
Он прикрикнул на себя, чтобы остаться в настоящем, и стал отмечать каждую мелочь, чтобы сохранить разум в действии: как Артабанус обнимает его своим телом, мята, запах и вкус которой всегда были на губах Артабануса...
Губы на его губах, горячие и требовательные, его-не-его стоны, его собственные руки срывают одежду с... рыжего... с голубыми глазами...
Что за хуйня?.. Нет. Не может быть. Нет...
Горячие ладони шарят по его телу, по таким местам, которых никто раньше не касался, бешеная смесь шока и удовольствия охватывает всё его существо, сдобренная леденящим душу страхом, запах мяты, мелодичный голос, повторяющий его имя тихо и жалобно.
Ужас и унижение затапливают Эда, лоб моментально покрывается потом, он хочет только драться и кричать, но...
Но эти руки лежат на нём и требуют послушания.
Нет. Блядь, нет. НЕТ!
Боль, такая резкая и такая непохожая ни на какую, испытанную ранее, скручивает позвоночник, а крик настолько быстрый и инстинктивный, что вырывается, несмотря на крепкие узы, в которых его держит Артабанус.
- Шшшш, Эдвард. Боль скоро пройдёт. Просто расслабься.
Но боль не проходит, ему хочется кричать и БЕЖАТЬ. Однако его тело движется в такт с другим, как будто не испытывает ни капли боли, всё ещё отдающейся в спине и бёдрах. Она жестокая, настолько жгучая и ошеломляющая, что он задерживает дыхание, пока перед глазами не начинают плясать чёрные точки.
Нет возможности уйти в свои мысли, и Эд может сосредоточиться только на БОЛИ, ужасе, шоке, неверии, отвращении, ненависти, - всё это скручивается в нём, как злобная змея, дрожащая всем напряжённым телом, желая вырваться на свободу.
Он чувствует, что собственное тело предаёт его наихудшим образом, откликаясь на каждое прикосновение Артабануса, лаская тело ушлёпка так, как тому нравится.
Унижение настолько сильное, что Эд мечтает умереть от боли на месте.
Но этого не случается, боль, как и сказал Артабанус, начинает спадать, переходя в резкую пульсацию.
Кажется, всё действо затянулось на часы, но Эд понимает, что оно не может длиться так долго. Такое вообще возможно? Всё равно, когда руки, впившиеся до побелевших костяшек, притягивают его к себе с такой силой, что на бёдрах остаются синяки, и это предвещает близкое окончание, он погружается в такое состояние шока, что даже не шевелится.
Даже когда Артабанус выходит из него. Больше минуты он лежит, замерев, а потом Артабанус снова обвивает его руками и притягивает ближе к себе. Эд слушает, как ему в волосы шепчут признания в вечной любви, запах мяты щекочет нос.
Великое Нечто раскололось внутри Эда, оставив его беспомощно валяться среди осколков собственной гордости. И что-то глубокое, острое, взрезало тонкую оболочку сердца, и чернота расползалась по ней с каждым миллиметром проникновения. Словно какая-то безумная инфекция. Он почувствовал, как его внутренности темнеют, дрожат, и он мог только сидеть и тупо пялиться на Артабануса, который смотрел на него обеспокоенно и обнимал, пытаясь... утешить?
Эд хотел вырваться, хотел размахнуться стальной рукой, хотел с удовольствием почувствовать, как под ударом ломается челюсть. Воспоминание было таким ярким, что Эд ещё чувствовал боль, раздирающую позвоночник маленькими электрическими разрядами, разжигая огонь в груди и заставляя онеметь всё остальное.
Окончательное осознание было как стальной каблук, топчущий обломки, которые теперь представлял из себя Эдвард Элрик.
Девять месяцев пропали за долю секунды... что ещё он забыл?
- Эдвард...
Артабанус наклонил голову, и губы Эда вспыхнули от вкуса мяты.
Глава 11
читать дальше
Недели проходили. Текли, как песчинки в песочных часах, дни переходили от одного мгновения к другому, время бесконечно тянулось. Эд заметил, что часто думает о песочных часах. В кабинете Хоэнхайма имелись песочные часы, когда они были детьми: на минуту, на час, и даже такие, которым требовался целый день, чтобы последняя песчинка присоединилась к своим подружкам. Они были огромными, и он смутно помнил, как отец объяснял принцип работы, хотя Эду было тогда не больше трёх.
Он мог припомнить несколько ночей, когда, стоило маме уйти спать, они с Алом пробирались в кабинет Хоэнхайма, беззвучно ступая маленькими ножками по холодным половицам, и сидели бок-о-бок, глядя на большие часы. Их ни разу не переворачивали с тех пор, как ушёл отец, но однажды, сидя на полу, они с Алом заговорили об алхимии, стащили с полки огромный пыльный том и принялись с тихим шелестом листать страницы.
- Братик, мы попадём в неприятности, - Ал очень боялся расстроить маму.
- Всё в порядке, Ал. Мы сделаем что-нибудь для неё, и она обрадуется, подожди, вот увидишь.
С пальцами, перемазанными мелом, они провели первую трансмутацию. Вместе.
Эд помнил, как вспышка статики поразила их, разогнав все тени в комнате и достигнув каждого угла, он всё ещё чувствовал прилив в груди чего-то сильного и мощного, наполняющего всё существо чувством правоты и гордости, знанием, что он тот, кто он есть. Просто и ясно, он был алхимиком. Он осознал это в тот день, много лет назад. Он понял, что будет великим алхимиком. Совсем как Хоэнхайм.
Ал так восхищался, восклицал так громко, что Эд повалил младшего брата на пол и зажал ему рот. Конечно, Эд тоже был в восторге, когда маленькая деревянная шишка, похожая на профиль человека, высунулась из покорёженного пола, но он смог сдержать свои шок, и удивление, и гордость.
Песочные часы были свидетелями того момента, и, приведя пол в порядок, они с Алом оба молча уставились на часы. По неведомой причине они решили перевернуть часы, хотя отец всё ещё не вернулся. Они пришли к общему решению без слов, как это порой случалось между ними. В то время они проводили вместе практически каждую минуту и были связаны так, что периодически думали одинаково. Перевернуть часы оказалось трудновато, даже вдвоём, потому что тогда братья были ещё маленькими и слабыми. Эд до сих пор помнил боль в мышцах и упрямое сопение, которое Ал издавал от напряжения.
После этого они дружно отступили назад и улыбнулись друг дружке. Лица всё ещё были перемазаны мелом, и свет трансмутации всё ещё горел в глазах.
Эд и сейчас мог представить эти часы: прочное дубовое основание, покрытое лаком, стекло, заляпанное там и сям случайными отпечатками пальцев, блеск бледно-золотистого песка внутри.
Он как будто мог ощутить гладкое, прохладное стекло кончиками пальцев, вдохнуть тонкий запах дыма, окутывавший дом его детства.
Он глубоко вдохнул, но всё, что почувствовал, - влажный, чуть травяной запах подземелий.
- Эдвард, мой драгоценный.
Эд хотел съёжиться при звуке этого голоса, забиться в нору и никогда не вылезать, но он привык справляться. Немедленного и резкого приступа тошноты не последовало. Только слабое раздражение разлилось в груди, сжимая рёбра почти незаметно.
Он приоткрыл глаза и глянул через плечо на Артабануса. Тот сидел на кровати, с подносом на коленях, и Эд уловил слишком знакомый запах кленового сиропа. Кленовая овсянка, так называл её Артабанус, была обычным завтраком в этом месте, потому что зерно долго не портилось, и всё, что требовалось для приготовления, - горячая вода и кленовый сироп. Со вздохом Эд кое-как сел, покрутил плечами и выставил руки перед собой.
В конце концов, его теперь не приковывали, как раба. После того случая, который, казалось, был годы назад, Артабанус не привязывал Эда. Вместо этого он сконструировал что-то вроде антиалхимических наручников, с металлическим прутом посередине, не позволявшим соединить руки.
Это не помешало бы Эду сбежать, не то, что четыре антиалхимических круга, выгравированных на манжетах. Конечно, наручники были удобнее, Эд мог двигаться, как хотел, но оставался всё тем же пленником.
Ему ещё раз напомнила об этом факте вспышка боли, прострелившая при попытке двинуться сломанную ногу. Он не мог сбежать без помощи алхимии.
Скривившись в ответ на смешок Артабануса, Эд чуть было не отказался от предложенного блюда, но довольно быстро сдался. Еда была единственным, чем он здесь пользовался с радостью. Пока он ел, Артабанус принялся рассказывать о положении дел в подземелье. Трой и его прихвостни собирались в очередной набег за рабами на Централ, а Эд с Артабанусом должны были присматривать за оставшимися детьми, пока его нет. Примерно неделю назад работорговцы каким-то образом переправили большую часть детей в Юкрейт. Эд предполагал, что есть некая договорённость между юкрейтянами и аместрийскими пограничниками. Не могло столько народу просто пересечь границу, не подняв тревоги.
Двенадцать. Двенадцать детей увезли. В подземелье осталось всего четверо. Холодный ужас разлился в груди Эда, когда он услышал об этом. Он подвёл этих детей. Он должен был их спасти...
Эд замер над недоеденным завтраком и отодвинул поднос в сторону, аппетит теперь окончательно пропал. Ебать-колотить, как он может здесь сидеть и есть, будто довольный домашний любимец, когда эти дети бог знает где, когда с ними творят такие кошмары, что и вообразить невозможно.
И эти люди отправляются за новыми, скорее всего, в Централ, чтобы выбрать получше среди многочисленных беспризорников с его улиц. Эд познакомился с парочкой таких, в последние два года оседлой жизни, и поглядывал, чтобы у них были деньги, еда и ночлег. К себе он их не тащил, конечно, но давал им денег, чтобы хватило переночевать в безопасном месте. Маленькая Элизабет, Тревис, Бенджамин... Эд не переживёт, если с ними случится что-то и он не сможет помочь.
- Эдвард, с тобой всё хорошо? Ты почти не ешь в последние дни...
- Всё хорошо, - Эд вздохнул, позволил Артабанусу забрать поднос и теперь мог откинуть одеяло. Сначала было ужасно неудобно обращаться с вещами, когда руки скованы в запястьях, но стало легче спустя - сколько? пять недель? шесть? - Эд понятия не имел. Ему казалось, прошли годы.
Он всё это время не видел Джеймса, хотя Артабанус уверял, что студент всё ещё в подземелье. В течение первых недель образ Джеймса преследовал Эда как беспокойный дух - вид, ощущение брызг тёплой крови на лице, её металлический привкус, собственная опускающаяся рука, плоть, поддающаяся напору автоброни...
Но теперь, спустя время, случались часы и даже дни, когда он не думал о своём студенте. И когда наконец вспоминал, вина обрушивалась на него. Артабанус волновался больше и больше, но Эд понимал, тот не отпустит ни его, ни Джеймса.
- Как сегодня твоя нога? Получше?
Глаза Эда сосредоточились на провалах и изгибах складок трусов - единственного, что он носил в эти дни кроме рубашки, потому что практически не вставал с кровати. Если раньше он сравнивал себя с домашним животным, то сейчас он был точно как толстый, сытый кот, мурлычущий на коленях у принца. Поначалу, особенно после избиения, было совсем хуёво ощущать себя таким зависимым. Он всегда ненавидел застревать в госпитале или оставаться неподвижным надолго. Но сейчас... это было не так уж и плохо... в каком-то смысле...
Он вспоминал Мустанга, ленивого ублюдка, и думал, бывал ли у Огненного алхимика длинный отпуск вроде такого. Представляя, как тот сидит за рабочим столом в расслабленной позе, расплывшись в улыбке, и пытается всеми силами избежать бумажной работы, в это можно было поверить. Но Эд видел его и тогда, когда всё начало разваливаться, накануне Того Дня. И потом, в подвалах Центрального штаба, и помнил его взгляд, когда он сжёг Зависть до золы...
Огонь, пылавший в углях его зрачков и пепле радужек, шёл прямиком из души, это были глаза человека, который прогрыз себе путь из ада и слишком много потерял по дороге. Нет, Эд не думал, что Мустангу в жизни довелось много отдыхать.
- Эдвард!
Эд вскинул золотые глаза и едва не вздрогнул, потом что лицо Артабануса оказалось в каких-то дюймах от его собственного.
- Что?
Брови мужчины чуть дёрнулись, но в остальном его лицо осталось абсолютно спокойным. По бровям Эд теперь пытался угадывать эмоции, и у него было довольно времени, чтобы изучать малейшие оттенки выражения лица. У Артабануса был довольно острый подбородок и достаточно узкий, так что Эд мог заметить, если мужчина вдруг стискивал зубы, и понять, что подействовал ему на нервы. Это было забавно, и Эд злоупотреблял этим чаще, чем было бы разумно, но лёгкая дрожь волнения, которую он ощущал при виде минутного сжатия зубов, стоила риска. Тем более, Артабанус не делал в ответ ничего плохого. Как ни странно, губы Артабануса едва ли отражали его эмоции. Его улыбка казалась натянутой и по большей части фальшивой, будто накладной. Если он мрачнел, ну... он никогда не мрачнел. Его рот либо представлял прямую линию, либо уголки были болезненно вздёрнуты вверх, изображая на фасаде улыбку. Остальная часть лица всегда оставалась неподвижной, за исключением бровей. Сейчас они чуть хмурились, показывая Эду смесь разочарования и беспокойства.
- Я спросил, как сегодня твоя нога, Эдвард. Где ты витаешь, парень?
- Это... - Артабанус был так близко... Эд вернулся в тот момент, когда мужчина впервые поцеловал его. Воспоминание вспыхнуло, как падающая звезда, - его тело так легко отвечало на мерзкие действия. Теперь он не мог подробно вспомнить ощущений, только ошеломление и замешательство.
Ладонь прижалась ко лбу Эда, и юноша вздрогнул. Кожу обожгло, словно к ней приложили ледышку.
Когда Артабанус практически зашипел, Эд испытал новый уровень головокружительной растерянности. Он просто старался смотреть в голубые глаза и держаться за реальность.
- Эдвард, ты весь горишь. Это плохо. Я никогда раньше не видел такой сильной лихорадки...
- Лихорадки? - Эд, прищурясь, глянул на него сквозь туман, начинающий застилать глаза. Что за дрянь творится? С ним всё было в порядке ещё двадцать минут назад, а теперь казалось, что голова в милях отсюда и тело гудело от какого-то странного онемения. Если прикрыть глаза, ему мерещилось, что он под водой и весит легче, чем на воздухе. От этого ощущения у него скрутило живот, а голова закружилась ещё сильнее.
- Ложись, Эдвард. Я принесу тебе лекарство. Я вернусь через пять минут, обещаю.
Ледяные руки мягко подтолкнули его плечи, и Эдвард, оставшийся в одиночестве, замер, вяло пялясь в потолок. Он никогда по-настоящему не болел. Может, пару раз в детстве, или когда только начинал служить, но ни разу не заболевал так сильно и внезапно.
Он пожал плечами и попытался сжать руками одеяло, обёрнутое вокруг него, как тёплый кокон. Было всё ещё в сотню раз менее больно, чем при подключении автоброни. После него-то он валялся слабым и в холодном поту несколько дней. Когда крепили порт к ключице, он совсем отрубился на двенадцать часов. Так что сейчас ещё цветочки.
Сколько бы раз он ни попытался сосредоточиться и думать, разум уплывал далеко от тела, мысли и видения беспорядочно перемешивались и падали, паззл его души был разбит на тысячу мелких кусочков. Единственное, с чем он мог сравнить ощущение, - это когда перебирал с напитками, которые радушно предлагал любимый бар. Такое случалось не часто, возможно, несколько раз с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать, но каждый из этих вечеров кончался одинаково.
В первый раз Ал кое-как дотащил его от бара до квартиры, и Эд только запомнил лёгкое, воздушное ощущение тошноты в желудке и вспышки более тёмного золота глаз брата. Успокаивающее ощущение от беспокойных, раздражённых рук, помогающих ему в простых вещах, которые никогда не были такими сложными до сих пор.
Потом Ал отправился в Син, и Эд обнаружил, что чаще всего выпивает с Мустангом.
Эд мог отметить несколько случаев, когда его состояние было полностью виной генерала. Один раз, например, Мустанг втянул его в соревнование, кто кого перепьёт. Разумеется, это не кончилось ничем хорошим для Эда. Всё, что он помнил с этой ночи, - тёплые сильные руки на талии, направляющие его к его же собственной квартире сквозь прохладу ночи. Тихие слова, сказанные на ухо, которые он тут же забыл, но помнил глубокий, хрипловатый, успокаивающий голос и тёплую волну дыхания на лице. Эти же тёплые руки помогли ему в спальне, он знал, хотя и не помнил этой части вечера. Последнее, что он помнил, - как лежал, пялясь в потолок, и нёс бог весть что, может, про алхимческую теорию, может, нет, а Мустанг сидел на краю кровати и просто слушал. Эд часто гадал, почему в ту ночь Мустанг не ушёл, доведя его до дома, почему сидел рядом, как сторож, или хуй его знает кто.
Другую ночь вроде этой Эд помнил яснее, хотя перед Мустангом делал вид, что забыл.
Это был день рождения Хавока, так что весь отдел отправился в бар на праздничный ужин. Эд по большей части просто сидел, наблюдая, как остальные празднуют, смеются и болтают. Наблюдение, вместо того чтобы принести свет и счастье, вернуло его в те страшные годы, которые привели к Тому Дню. Боль и страдания, через которые они все прошли, когда Эда не было рядом… Может быть, в первую очередь, Хавока бы не ранили, если бы Эд был там. Может, Эду надо было оставаться в Централе, помогая им изо всех сил. Изменило бы это что-нибудь? Если да, то что? Что было бы, если бы Эд не ушёл в бега, а остался и бился, как остальные люди Мустанга? Но жертвы, которые он должен был принести, чтобы сделать своё дело... нет. Они разыграли всё наилучшим образом... так ведь?
В какой-то момент Мустанг утащил его к барной стойке, где они уселись и стали смотреть на команду вместе. Остальные и не заметили их исчезновения.
- Вот плата за то, что принимаешь самые трудные решения... Это отделяет тебя от прочих пешек, не так ли?
Эд повернулся на эти слова, глаза вспыхнули тёмным огнём.
- Не называй их грёбаными пешками, самодовольный ублюдок. Эти люди - твои друзья.
Мустанг наконец встретился с ним взглядом и чуть улыбнулся, заставляя сердце Эда разрастись и сжаться одновременно.
- Осади, Стальной. Это моя мать сказала мне когда-то, - серебристо-ониксовые глаза остро глянули на него. - Я догадываюсь, о чём ты думаешь, Эд. Прекрати. Может, я и лицемерю, когда говорю это, но нечего волноваться о том, что прошло. Прошлое - прошло. Пусть твои заботы умрут там.
Предчувствуя долгий и тяжёлый разговор, Эд махнул бармену и заказал стакан виски, чтобы быть готовым.
- И что, Мустанг? Я не был каким-то лидером на передовой, принимающим тяжёлые решения. Я просто справлялся с тем, что на меня сваливалось.
- Хуйню несёшь, сам знаешь, - Мустанг придвинулся ближе, и Эд даже вынужден был повернуться, чтобы выпить, не коснувшись его. - Ты тот, кто привёл нас к победе, Эд. Тебя не просто так называют героем. Я и представить не могу, через что ты прошёл, чтобы это случилось.
В этот момент Эду стало неудобно, и он попытался свести разговор на нет. Если бы не самоуничижение, помноженное на темперамент.
- Я вытерпел не больше, чем ты. И ты тоже сидишь здесь, а не там, так что убеждай в первую очередь себя. После драки кулаками не машут, так что прекрати переживать.
- Я виноват в том, что Хавок и Лиза были так тяжело ранены.
- Я виноват в смерти Хьюза.
Тёмная туча вины накрыла Эда, он мог только сидеть и смотреть, как множество мучительных выражений сменяется на лице Мустанга. Оба замолчали и потянулись к алкоголю, видимо, потеряв надежду успокоить друг друга словами. Не было слов, способных унять раны, которые они отчаянно пытались залечить всеми возможными средствами. Эд это знал и гадал, почему же они всё ещё пытаются. Он знал, что Мустанг тяжело запил после Ишвара, об этом шептались подчинённые. Конечно, они случайно проболтались, а Эд случайно услышал. Как в тот день, когда Мустанг пришёл на службу - вернее, явился под конвоем Хоукай, на десять минут позже, с тёмными кругами под глазами и жутким выражением лица. Хавок шепнул Брэде, что у Мустанга накануне был "вечер воспоминаний". Эд всё пропустил, потому что был на задании, но мужчины тревожно переглянулись. Потом старший лейтенант обеспокоенно выразил надежду, что генерал не уйдёт снова в запой. Звучало не очень хорошо, и Эд мысленно пометил себе быть осторожнее с "отдыхом" в барах.
- Это не твоя вина, - сказал Мустанг, возвращая Эда в реальность. Эд повернул голову, отчего она слегка закружилась, и почувствовал, как жар в теле сменяется приятным онемением. - Хьюз был взрослым, умным человеком, сделавшим собственный выбор. Единственный, кто виноват в его смерти, - убийца. И это не ты.
- Почём ты знаешь, - пробормотал Эд, глотнул жидкости, обжёгшей горло, как кислота, и опустил стакан на стойку вверх ногами, порадовавшись глухому и резкому звуку, с которым тот стукнулся о полированную поверхность дерева.
- Бесполезно убеждать тебя в обратном. Ты уже напился.
- Нет, - тут же возразил Эд, хотя хмурящееся лицо Мустанга слегка расплывалось перед глазами. - Почему бы тебе не пойти к ребятам? У меня сегодня плохая ночь, я только испорчу тебе настроение.
- Напротив, всё, что ты когда-либо делал, лишь поднимало мой дух.
Эду показалось, что эти слова прозвучали только у него самого в мозгу, и то, как небрежно Мустанг перевёл взгляд на собственный стакан, должно было только укрепить Эда в этом мнении, но он знал, что они и правда были. Престранное чувство охватило юного алхимика, не поддающееся объяснению, одновременно физическое и эмоциональное. Словно дюжина крошечных огоньков разом вспыхнула в груди, одновременно холодных и горячих, дыхание перехватило от волнения и восторга. Ему казалось, что грудь сейчас разорвётся, особенно из-за сокрушительной надежды, пронизывающей всё это. В этот момент он с горечью осознал, что чувствует к Рою Мустангу нечто особенное. Что-то кроме ненависти, полуприятельства-полувражды, или даже безмятежной дружбы. Последнего и быть не могло, если уж говорить начистоту. Между ними всегда были огонь и ледяной, жгучий металл, так что не оставалось места такой хрупкой вещи, как дружба.
Пытаясь уложить в голове этот факт, Эд не заметил, как выпил ещё пару стаканов, до тех пор, как крепкая рука на запястье не заставила посмотреть на Мустанга. Глаза никак не фокусировались, и он просто повесил голову.
- Думаю, тебе хватит, Стальной, - мягкость в этом голосе казалась настолько чуждой, что Эду захотелось со смехом указать на это, но какой-то тёмный монстр поймал все эти мелкие весёлые мысли в сеть и уволок.
- Я хочу домой, - попытался сказать Эд, но не был уверен, что вышло. Мустанг, похоже, догадался и помог ему встать с табурета. Эд был настолько неустойчив, что упал бы, если бы не сильная рука, обхватившая талию, грубоватая, но ласковая.
- Чтоб тебя, Эд. Зачем ты столько пил? Не бери в голову, давай отведём тебя домой.
Эда провели мимо компании военных, которые были куда трезвее него, и Мустанг попрощался за обоих. Прохлада аместрийской ночи поцеловала Эда в лицо, и он откинул голову, наслаждаясь, неожиданно чувствуя себя лучше. Он не понимал, насколько перегрелся в этом тесном, плотно набитом баре, пока не оказался на улице. Реальность немного взяла своё, и Эд понял, что Мустанг практически тащит его по тротуару, левая рука обхватывает широкие плечи мужчины, а тот всё ещё обнимает его талию. Странная идея пришла тогда в голову Эду, будто они солдаты на поле боя, Эд ранен, а Мустанг спасает его. Странность и сила этого видения заставили Эда прижаться лбом к плечу Мустанга.
- Можешь оставить меня здесь, знаешь ли. Просто иди, - Эд был совершенно серьёзен, но генерал рассмеялся так, как Эд никогда раньше не слышал. Смех был громким, жестоким, но наполненным неиссякаемым весельем. Он казался таким неуместным посреди тьмы, наполнявшей душу Эда.
- Эд, я отведу тебя домой. Ты точно не в себе. Ты хоть знаешь, где мы?
- На улице.
- Вижу, ты настолько пьян, что уже не язвишь. Я даже комментировать не хочу.
Улыбка чуть тронула онемевшие губы Эда, и тьма немного отступила, давая легче дышать.
Они провели в пути то ли минуты, то ли секунды, Эд и оглянуться не успел, как они стояли под дверью его квартиры и Мустанг нерешительно спрашивал у него про ключи. Судя по тону, спрашивал уже не в первый раз, так что Эд быстро сунул руку в карман пиджака и вытащил ключ. Эд потянулся было открыть дверь, но Мустанг быстро отобрал у него маленький бронзовый инструмент и справился сам, вызвав крошечную волну раздражения, прокатившуюся по нервам Эда. В обычной ситуации Эд заорал бы и пустился причитать, что он уже не ребёнок и может сам открыть ёбаную дверь к хуям, но он остался тих и позволил ублюдку-генералу проводить его внутрь.
Он и сам не знал, почему. Может быть, из-за странной... атмосферы, охватившей их, стоило оказаться по ту сторону двери. До этой минуты всё было легко и просто, а теперь нечто... удушающее опутывало его, как саван. Мустанг чувствовал то же самое, Эд мог сказать по тому, как генерал замолчал и напрягся всем телом. Заметив это по линии челюсти, по глазам, по плечам, Эд ощутил практически вину. Потому что как-то знал, что сам явился причиной этого.
Они стояли в убогой гостиной Эда, Мустанг недоверчиво и безрадостно оглядывал обстановку из коробок долгую минуту или две, оба смущённо молчали, потом Мустанг вздохнул.
- Ну, Стальной, давай отведём тебя в кровать, пока ты не вырубился, где стоишь.
- Я не настолько пьян, Мустанг, - наконец отозвался Эд, характер позволил рассеять напряжение, которое чем-то его тревожило.
- Ну разумеется. Тогда иди сам.
Эд так и сделал. Заметно качаясь, он добрёл до спальни без помощи Мустанга, только иногда подхватываемый под локоть. Как будто он пиздец хрупкий и разобьётся при малейшем толчке. Снять пальто оказалось немножко сложнее, и Мустанг молча помог, и это дурацкое давление воздуха вернулось с новой силой, когда руки мужчины прошлись по горячей коже Эда. Что-то вспыхнуло внутри, и он попытался погасить это, смущаясь и сердясь, что не понимает, отчего его тело реагирует таким странным образом. На Мустанга. Внезапно он захотел, чтобы генерал ушёл. Немедленно. Что бы это ни было, Эд хотел справиться с этим в одиночестве.
- Послушай, Мустанг, ты дол...
- Знаешь, ты можешь звать меня Рой, когда мы не на службе.
Это неожиданное предложение сбивало с толку.
- Даже Хоукай не зовёт тебя по имени. Рой.
Приятно холодная рука провела по щеке Эда, заставляя его беспомощно взглянуть в тёмные глаза. Огонь в животе разгорелся ярче, затопил грудь, и Эд почувствовал себя уязвимым. Это испугало его до крайности. Он быстро протрезвел и понял, как это опасно. Мустанг касался его так интимно, так свободно, что это было... ненормально.
- Я хочу, чтобы ты звал меня Рой, Эд. Потому что ты не Хоукай, и не Хавок, и не кто-либо ещё из моих людей. Ты отличаешься от них - для меня. Ты не такой. Особенный.
У Эда задрожали руки, он с трудом удержал себя от того, чтобы не поцеловать этого человека или не сотворить ещё что-нибудь такое же идиотское. Пока его разум и чувства боролись между собой, он повторял про себя: Мустанг его командир, ублюдок, манипулятор, и ни для кого не секрет, какой он ходок по женской части. Но эмоции возражали. Мустанг показал себя как умный, интересный собеседник, они бились плечом к плечу и до сих пор были готовы сражаться друг за друга, он видел проблески человечности Мустанга и хотел знать о нём каждую мелочь. Эд хотел говорить с ним о большем, чем алхимия или прошлое, узнать о чём-то более личном. И без малейших колебаний Эд признался себе, что его тело определённо что-то чувствует к Мустангу.
Может, и Мустанг тоже?
Эти прохладные руки на лице, успокаивающий голос...
- Рой, я...
- Кто такой Рой? Эдвард, я здесь. Ты меня слышишь?
Эд смотрел в эти тёмные глаза, жар схлынул, на его место пришло смятение. Это был не тот голос. Слишком высокий, без командных ноток. Не голос Мустанга. Эд заморгал, и весь мир уплыл.
Какого хуя?
Он только что стоял, он был уверен, а теперь он лежал на койке и смотрел в голубые глаза.
Реальность ударила его как кувалдой. Он заболел, Артабанус ушёл за лекарством...
Он всё ещё чувствовал себя ужасно, тошнило, голова кружилась, словно он был пьян, как той ночью, три месяца назад. Оглядевшись, он сразу понял, что находится не в подземелье. Золотые блики солнца на белом кафельном полу вызвали в нём такой неожиданный восторг, что он по-настоящему улыбнулся, внезапно почувствовав себя в сто раз лучше. Чуть больше времени заняло осознать, что он не только на поверхности впервые за месяц, но и в настоящем госпитале. Топот ног и шум голосов за слегка побитой дверью дали ему намёк, но отчётливый химический запах, пропитавший всё вокруг, был последним кусочком мозаики, и Эд мог только сидеть в безмолвном удивлении. Он был в настоящем госпитале. С настоящими людьми. Здесь были врачи и медсёстры, так что он мог...
- Эдвард! Ты в порядке?
Артабанус не настолько глуп. Он не может быть настолько глуп.
- Мы...
Атабанус, не вставая со стула около кровати, осторожно положил руку на плечо Эда. Речь и движение сразу стали недоступны, и Эд захотел кричать и плакать от разочарования, забурлившего внутри. Конечно, Артабанус не дурак. Он так давно не применял к Эду алхимию, что тот расслабился.
- Эдвард, тебя отравили. Ты был без сознания четыре дня... Докторам пришлось сделать переливание крови. Ты чуть не умер...
От того, как дрогнул голос Артабануса, грудь Эда сжалась. Пытаясь не обращать внимание, он сосредоточился на внутренних ощущениях, чтобы понять, насколько всё плохо. Нога болела что пиздец, но боль была глухой, - на самом деле каждая клеточка тела казалась онемевшей, и он понял, что находится под сильным обезболивающим. Если они делали переливание крови...
Золотые глаза метнулись влево - в противоположную от Артабануса сторону - и упёрлись в капельницу на железной стойке, от которой трубка вела к живой руке.
Четыре дня, сказал Артабанус. Только миг назад, казалось, Эд лежал на кровати под землёй. Он пропустил поездку до города, что бы за город это ни был, и провалялся - в коме? Отравили...
У него было так много вопросов, он хотел знать ответы и боролся с усталостью как мог, но не получалось прорваться сквозь хватку алхимии, обнимавшей его нежным коконом.
- Я пока не знаю, кто это сделал, но когда узнаю, обещаю, я срежу мясо с их костей, как со свиньи.
От таких слов холодный страх лениво растёкся по венам Эда. Самым худшим было, что он ни минуты не сомневался: Артабанус говорит совершенно буквально. Эд пытался вызвать в себе гнев или отвращение к этому человеку, но он так устал... тьма пыталась затопить глаза, как он ни старался не заснуть.
Ему нельзя было спать сейчас. Это был его шанс. Может быть, Артабанус заснёт. Может быть, кто-то узнает его. Кто-то же здесь должен был его узнать, правда? Этот город довольно большой, если медицина тут выше среднего. В большинстве городов госпиталь представлял собой маленькое, в пять комнат, здание из дерева и гипса. А это явно было сложено из кирпичей и покрыто черепицей.
- Просто расслабься, Эдвард. Мы не вернёмся в большие подземелья. Я обустроил нам жильё по соседству от основного комплекса. Мои земляки по какой-то причине упорно хотят убить тебя, так что некоторое время лучше держаться от них подальше. Я уверен, скоро они поймут, какой ты замечательный. И я позабочусь, чтобы никто больше не обидел тебя. Всё будет хорошо, Эдвард. Вот увидишь.
Артабанус замолчал, едва лишь устало скрипнула дверь. Седая голова просунулась в неё, и дружелюбное лицо расплылось в улыбке, стоило взгляду карих глаз упасть на Эда.
- Ну, привет. Мой любимый пациент наконец проснулся, как я погляжу. Как ты себя чувствуешь, Чарли?
Чарли?
Подбородок Эда опустился по беззвучному приказу, прокатившемуся по нервам. Но он продолжал смотреть на доктора, всем взглядом умоляя. Видимо, доктор не понял, потому что неловко помялся и закрыл за собой дверь.
- Ничего. Твой дядя сказал мне, что ты не говоришь. Я и забыл. Извини, Чарли. Ну что, Айзек? Похоже, что он нормально функционирует?
Артабанус задумчиво помычал, и Эд ощутил истерическую смесь раздражения и веселья, поскольку тот превратил всё в огромную шараду.
- Физически, думаю, он в порядке. Насчёт разума не уверен... Вы говорили, у него могут быть провалы в памяти?
- Да-да. Надеюсь, обойдётся, - доктор подошёл к Эду и немедленно полез к нему. Имей Эд контроль над телом, он бы отпрянул, но он мог только терпеть дискомфорт от слишком тесного контакта, когда старик поднял ему веки повыше и присмотрелся к глазам. - Зрачки не расширены, это хороший знак. Глаза не расфокусированы... значит, мы правильно подобрали анестетик. С теми, у кого автоброня, это та ещё лотерея. Слишком трудно подобрать подходящую, безопасную дозу. Хорошо, Чарли, можешь последить глазами за моим пальцем?
Доктор отступил на шаг назад, и Эд облегчённо вздохнул, прежде чем последовать команде и проследить глазами за пальцем, двигавшимся туда и сюда на периферии зрения. Эд ненавидел докторов. Они вечно пытались воткнуть в него иголки, что им обычно удавалось, и относились к нему как к ребёнку. Это было так, когда он был двенадцатилетним взрослым на службе в армии, оставалось так и сейчас, доктор сюсюкался с ним. Ради всего святого, Эд выглядел так молодо или все доктора такие снисходительные придурки?
От доктора несло мускусным одеколоном, Эд задыхался, но старался игнорировать это изо всех сил, сосредоточившись на том, как Артабанус двигает его телом, следуя командам доктора. Одна рука поднялась, затем вторая, они сжались в кулаки, потом дело дошло до ног. И доктор не затыкался.
Это было ужасно. Он был настолько слеп к тому, что Эд был пленником, заложником. И Эд мог только пристально смотреть на него, пытаясь передать сообщение таким способом. Каждый раз, как карие глаза встречались с золотыми, жгучая надежда вспыхивала у него внутри. И каждый раз доктор отводил взгляд, не понимая, не замечая.
Десять мучительных минут спустя доктор написал что-то длинное в карте и ушёл. Все надежды Эда в тот же миг растаяли, поглощённые тьмой отчаяния. Ласковая рука взъерошила его распущенные волосы, Артабанус тихим голосом принялся успокаивать Эда, уложив его тело в кровать.
Горячие, жгучие слёзы разочарования жгли глаза Эда, и он зажмурил веки изо всех сил, не желая показывать врагу, насколько ему больно.
Будет ли Эд когда-нибудь свободен?
Как давно он числится без вести пропавшим?
Когда его хватились?
Да и хватились ли? Может, это извращённый кошмар, затянувшийся до бесконечности? Всё казалось таким ненастоящим... он только что выпивал в баре с Мустангом, он был в этом уверен. Так может это такой ночной кошмар. Это имело смысл - Эд ненавидел госпитали. Доктора всегда сюсюкались с ним как с мелким, даже теперь, когда он был очевидно взрослым. И вечно пытались воткнуть в него трубки и иголки...
- Поспи, Эдвард.
Артабанус наклонился над ним, лёгкая, чуть встревоженная улыбка осветила мужественное лицо. Артабанус здесь, значит, Эд в безопасности, правильно? Пока он слушается Артабануса, всё будет хорошо...
Каждая клеточка его тела разрывалась между растерянностью и усталостью, но Эд не хотел проваливаться в чёрную дыру усталости. Он хотел знать, что происходило вокруг, с тех пор, как он попал в госпиталь. Эти доктора вечно хотели повтыкать в него трубки или выкачать побольше крови. И он должен был бодрствовать, чтобы сердиться на них, когда они обращаются с ним как с ребёнком, что было актуально даже сейчас.
Эд ненавидел госпитали...
- Сладких снов, Эд, - прошептал Мустанг, укрывая ватным одеялом онемевшее, отравленное тело Эда. Юноша просто уставился на него, молча, на полпути подавив крик, глядя в эти тёмные, нежные глаза.
Эд хотел сесть, сказать Мустангу что-нибудь, что угодно, но не мог заставить себя двигаться, как бы ни напрягал мускулы. Мустанг наклонился над ним, и всё тело Эда пронзила молния от поцелуя в лоб. Тем не менее, удивления и восторга не хватило, чтобы выиграть битву с потерей сознания. Последним, что увидел Эд, были эти тёмные глаза на бледном лице, шёлковый блеск чёрных, как ночь, волос, отражающих сияние фонарей за окном.
Или это были яркие синие глаза, которые с сожалением отдалялись от него?
*
На небо ворвался рассвет. Нежные оранжевые полосы засветились у горизонта, золотой великан пробудился ото сна, чтобы начать новый день. Ночь бежала от очищающего света, унося с собой чудовищ и кошмары, прячущиеся в тенях, на смену им приходили успокаивающие янтарные лучи.
Эд следил за ним пристальным взглядом, присматривался к каждой детали на склоне холма, лежащего перед ним, и радовался дразнящему ветерку нового утра.
Всё было циклично, даже дни ходили по кругу: эквивалентный обмен. Ночь переходила в день, а день в ночь, и циклы продолжались целую вечность, как и вся жизнь. Это было главное правило существования, которое Эд выучил давно. Всё в одном и одно во всём.
Без него - в чём смысл повторений, а без повторений - какой смысл в нём?
Он размышлял об этом часто, и обычно выбирался из подземелий в начале и в конце каждого дня, чтобы подумать в одиночестве. Он знал, что Артабанус может проснуться в любой момент, но был не в силах удержаться. Солнце было слишком большим искушением. Оно пленяло своей дарующей жизнь аурой, поднимало его высоко и подготавливало к новому дню.
Внутренний голос твердил, что надо бежать, он же уже над землёй, вдали от Артабануса.
- Заткнись, Мустанг, - пробормотал он с равнодушием в голосе, - я всё ещё в этих дурацких наручниках. Даже если я попытаюсь сбежать, как далеко я уйду, прежде чем Артабанус притащит меня обратно? Не так уж и далеко, держу пари.
Эд опустил глаза, его пальцы почти дотягивались до железа наручников, запястье болело от того, как сильно было вывернуто. Всё потеряло смысл. Он никогда не сбежит. Он сделался глух к этому факту, и только мельчайшие огоньки тлели под толстым слоем равнодушия, покрывшим все эмоции.
- Ты даже не пытаешься, Стальной, - слова, произнесённые этим глубоким, страстным голосом, не были вопросом. Это было утверждение, наполненное той же беспомощностью и безнадёжностью, что ощущал сам Эд. Юноша начал уставать от того, как голос Мустанга постепенно становился всё более похож на его собственный. Он радовался их беседам, но теперь они стали просто... тухлыми. Безэмоциональными.
И поэтому он не ответил ничего, просто расслабил руки и снова перевёл глаза на солнце, позволяя разуму стереть беспокойство, голос Мустанга и эти тёмные глаза, полные разочарования. Иногда воспоминание об этих глазах грозило сломать Эда. Он и так не был уверен, не сломался ли уже.
Как он может понять? Как выглядит сломленность?
Ещё одна тема для осмысления, для заполнения свободного времени. Он мысленно пробежался по списку вещей, которые следовало обдумать. Он любил думать большую часть времени. Это было единственным, чем он мог всегда заняться, когда Артабанус брал контроль над его телом. За исключением некоторых моментов - повторяющихся всё чаще и чаще - когда мысли внезапно, необъяснимо поворачивали и он начинал гадать...
В чём был смысл моей жизни? Никакого смысла не было в том, что привело к этому моменту, к этой точке. Вот так я и проведу остаток своих дней? Бездельничая и ожидая момента, когда юкрейтяне наконец меня убьют? Они уже пытались трижды, и это только вопрос времени... Что приводило его к совсем смущающим ум мыслям - от которых он чувствовал ужас даже спустя часы и дни после первого посещения - Насколько легко будет покончить с собой?
- Не настолько легко, как ты думаешь, - проворчал Мустанг, и Эд вздрогнул от того, насколько пуст был голос.
Он посидел ещё, наблюдая, как шар выкатывается из-за горизонта, как лучи, раскиданные по небу, гладят кончиками пальцев и согревают землю. Это действительно походило на то, как чудовище восстаёт над землёй, чтобы угрожающе, но и защищающе парить над миром.
Ещё один круг, пылающий в небе, как воплощение алхимической теории, освещающий путь к знаниям и жизни.
- Ты молодец, Стальной. Просто помни про наш план...
- Я помню, Мустанг.
План. Притворяться, что хорошо относится к Артабанусу, соглашаться на все его предложения, чтобы завоевать доверие. Хоть какой-то план. Он был в плену уже три месяца. Он подыгрывал Артабанусу, изображал улыбку время от времени, делал вид, что доволен и послушен, как объезженная кляча...
Прежний Эдвард Элрик не мог бы осуществить такой план. Он противился этому всем своим существом, бился и кричал с пламенеющими яростью и ненавистью. Прежний Эдвард был как неукротимый жеребец. А теперь...
Эд так устал сражаться. После отравления он приходил в себя целый месяц, и он всё ещё хромал на сломанную ногу. Он гадал, сможет ли когда-нибудь стать прежним, и проходило несколько минут, как внутренний голос начинал успокаивать, что да, конечно, всё будет хорошо, что всё это только временно...
Но прав ли он был?
Эд не сразу понял, что мысли снова пошли по кругу, и прикрыл глаза, чтобы унять злое, горячее удивление. Оно потихоньку проходило... проклятье...
- Эдвард!
Эд вздрогнул, встряхнулся и оглянулся через плечо. Тёмно-рыжая голова показалась из-под земли, раздался скрежет железа о металл, когда фальшивый валун легко отъехал в сторону. Артабанус выбрался из-под земли целиком, и Эд знал, что там каменная лестница, сейчас освещённая лампами. Будучи любопытным от природы, Эд научился пробираться в полной темноте три недели назад, когда они перебрались из основных подземелий в это отдельное укрытие. Артабанус всегда выражал недоумение, почему же Эд крадётся в темноте, чтобы посмотреть на восход солнца. Но, конечно, в голосе всё равно сквозила любовь.
Теперь прищуренные голубые глаза раздражённо смотрели на него.
- Эдвард, вот ты где. Я тебя обыскался. Завтрак остынет.
- Прости, - пробормотал Эд, кое-как поднялся, пытаясь скрыть дёргающую боль, от которой сводило зубы. Ногу обожгло ледяным жаром, и Эд вздохнул. Он просто мечтал, чтобы эта блядская нога уже зажила к хренам собачьим.
Очевидно, он совершенно не умел скрывать физическую боль, потому что миг спустя Артабанус уже был рядом и обхватил его за спину, поддерживая.
- Видишь, Эдвард, вот почему мне не нравится, когда ты отходишь далеко от меня. Ты можешь пораниться ещё сильнее. Пойдём. Я помогу тебе спуститься.
- Спасибо.
Они двинулись по лестнице в полумрак подземного жилища, Артабанус чуть задержался, чтобы прикрыть вход. Спускаясь в почти полной тишине, Эд сосредоточился на топоте сапог по камню. Это вернуло его во времена, когда они с Алом возвращались в Центральный штаб с заданий: слаженный топот множества ног, когда солдаты маршировали на плацу. Обычно Эд не обращал на них особого внимания, но теперь вспомнил в подробностях: группы синего цвета, отработанная слаженность шагов, маски равнодушия на лицах. Эд даже мог представить, как они маршируют на бой. Крошечная, предательская часть спросила, почему они не маршируют спасать его. Он усмехнулся себе под нос и отмахнулся от удивлённо замычавшего Артабануса.
- Ничего такого, прости. Просто глупость пришла в голову.
- Тебе - и глупость? Что ты, Эдвард, ни за что не поверю.
Если бы такое сказал Мустанг или даже Ал, это был бы, конечно, сарказм, даже пусть и беззлобный. Но нет, Артабанус всегда говорил так искренне и... льстиво.
Самое печальное, что у Эда это уже не вызывало ничего, кроме минутной вспышки раздражения. Он настолько привык к такому поведению, что просто тут же забывал о произошедшем.
Когда Эд вышел из раздумий, они были уже на кухне и тарелка была полупустой. Он опустил вилку и поглядел на Артабануса, читавшего что-то. Это была их единственная общая страсть. Сильное стремление к знаниям. Для Артабануса не было ничего удивительного в чтении за едой или в постели по ночам. После переезда в новое убежище Артабанус предложил спать в одной кровати, чтобы экономить место, а Эд был ещё слишком не в себе, чтобы отказаться. И так это стало вполне обыденным. Ничего особо нового, Эд как правило засыпал после вечернего чая и плевал, что там Артабанус делал потом, но иногда ему удавалось не спать час или два, и мужчина, сидя в кровати, читал при скудном свете лампы. В эти моменты Эд замечал, что больше увлечён выражением лица Артабануса, чем книгой, что тот читал. Эд разглядывал черты лица, всё ближе знакомясь с ними. Наблюдений обычно бывало достаточно, чтобы склонить его ко сну, а просыпаясь, он чувствовал обвивающие его длинные конечности.
- Алхимическая теория? - спросил Эд без особого интереса. Он просто хотел разорвать проклятую тишину. Постоянную тишину.
- Нет, философия. В последние годы я заинтересовался некоторыми философами. Один из них, автор этой работы, к примеру, - прежде чем продолжить, Артабанус приподнял скромно выглядящий том, - пытается не считать алхимию за науку. Они утверждают, что она имеет больше отношений к духовности и душе, превращая алхимию в своего рода магию.
- Разумеется, люди вроде него просто идиоты, - откинувшись на стуле и скрестив руки, Эд отвёл глаза, не желая смотреть на Артабануса в этот момент. - Они видят алхимию в действии и сразу считают, что это невероятно, должно быть что-то совершенно противоестественное. А этого нет, всего лишь деконструкця и реконструкция материи.
Артабанус помычал, словно не желая открыть возражать Эду.
- Ну, он определённо хорошо знаком с алхимией и тем, как она действует. Я точно знаю, что он ознакомился со всеми основными трудами и зашёл так далеко, что упоминает химер и философский камень. Он, несомненно, исследовал эту тему. И всё-таки он выступает против науки и указывает на странные вещи. Вот как на самом деле происходит трансмутация? Круги, символы силы, направленная энергия - это всё ясно и понятно. Просто. Но он поднимает этот вопрос - как такая простая вещь, как круг, нарисованный на поверхности, может черпать силу из земли или воздуха? Это должно быть невозможно, правда? А потом он продолжает спорить с собой и с собственными теориями. Этот человек удивителен! Весь текст - его борьба за понимание, в подробностях, доступных для нас!
Эд взял паузу, чтобы осмыслить только что сказанное Артабанусом. Тот говорил как о захватывающем романе. Только Эда это ужасно раздражало, потому что он знал ответ на поставленный вопрос: Врата. Всё сводилось к Вратам, особенно алхимия. Они соединяли всё, в первую очередь души с окружающей их материей. Это была Истина. Не было никакого смысла ставить это под сомнение... ох уж эти философы.
- Моя алхимия, конечно, немного отличается от твоей, - задумчиво продолжил Артабанус. - Она полностью относится к биологии и вся - о трансформации мысли в команду через физический контакт. Я не деконструирую и не реконструирую материю, просто управляю нервами и мышцами с помощью мысли. Странно, насколько по-разному работает наша алхимия, правда, Эдвард?
- Это всё та же наука. Как и синская Альмедика. Они выглядят по-разному, но на деле одно и то же.
Как Эд мог объяснить Артабанусу Истину? Это всеведущее существо, возвещающее саму природу жизни. Как он мог передать всё, что узнал во Вратах? Поверит ли этот человек, если он просто расскажет о Вратах?
Конечно, поверит. Но поймёт ли, другой вопрос. Артабанус, может, и гений, но, не увидев сам, вряд ли поймёт то, что знает Эд.
Юноша уткнулся взглядом в тарелку и молчал ещё несколько минут, гоняя кусок тоста по фарфоровому кругу. Он глянул на Артабануса и заметил, что тот уже покончил со своей едой и полностью погрузился в книгу.
- Снова читаешь алхимическую теорию? - ему было на самом деле всё равно, но мучила скука, да и тишина начинала доставать. Иногда было слишком тяжело не слышать ничьего голоса, оставаться без ответа. Он был порой почти рад Артабанусу, когда тот что-либо отвечал мягким, успокаивающим тенором.
Голубые глаза взглянули как-то странно.
- Нет, Эдвард. На этот раз философию.
В ожидании развёрнутого ответа прошла минута, и Эд громко вздохнул. Как-то странно. Обычно, если Эд задавал вопрос, Артабанус трепался сто лет. Так что то ли со злости, то ли со скуки Эд усмехнулся.
- Все эти философы идиоты. Не знаю, какого хрена ты это читаешь. Они видят что-нибудь, чего не понимают, и раздувают из этого великую загадку.
- Действительно.
Теперь Эд замолчал, совершенно ошеломлённый. Он чем-то рассердил Артабануса? Может, тем, что сбежал на поверхность с утра? Что-то он сам на себя не похож. Эд внимательно присмотрелся к мужчине, который равнодушно продолжал читать, но, конечно же, по языку тела понять было ничего нельзя.
Не то, чтобы Эду стоило сильно волноваться. В следующий раз он осознал себя лежащим в ванне, поглаживая запястье там, где его ночью натёрли наручники. Артабанус болтал о том, о сём, намыливая ему волосы. Запах вишни поднимался от воды, и Эд расслабился, прикрывая глаза и позволяя привычному онемению завладеть им.
- Эдвард, сколько мы уже вместе?
При этих словах Эд заметил, что они снова за столом, и вкус соли на языке заставил его непроизвольно сглотнуть. Кусок еды провалился в горло, Эд попытался встряхнуться и долго пил воду, прежде чем повернуться к Артабанусу. Тот смотрел на него очень странным взглядом.
- Ээээ... Не знаю. А что?
- Попробуй угадать, Эдвард.
- Месяца три? Или чуть больше?
- Точно. Угадал, - улыбка Артабануса погасла. Но почему? Он разве не рад, что Эд с ним? Неужели разлюбил?
Эд даже не хотел надеяться. Он постарался вырвать этот крошечный росток чувства, но тот прорвался, калеча сердце.
Артабанус ничего больше не сказал, впрочем, а в следующий миг Эд понял, что укладывается в постель, радуясь отсутствию боли в ноге. Обычно забираться на кровать было охуеть как больно. Сегодня не болело, такая радость. Нога выздоравливает. Наконец-то.
Но в мозгу звякнуло крохотное предупреждение. Что-то было не так...
Он оглянулся на Артабануса, улёгшегося следом.
- Сегодня не будет чая?
Он слабо улыбнулся. Мужчина потянулся и пригасил лампу на тумбочке. Это тоже было не так. Артабанус обычно долго сидел, читая перед сном.
- Нет, Эдвард, сегодня не будет чая. Скажи мне, Эдвард, сколько мы уже вместе?
Эд поднял бровь и прикинул в уме недели. Следить за временем было пиздец как трудно, он что, правда думал, что у Эда получится?
- Не знаю. А что?
- Угадай.
- Месяца три, думаю...
- Сегодня исполняется год с тех пор, как я спас тебя от драхманцев, Эдвард.
Эд долго смотрел на Артабануса, ожидая подвоха, но тот только глядел в ответ, и в голубых глазах переплеталась странная смесь эмоций. Но... это же было три или четыре месяца...
Правда, его отравили, и с тех пор он ловил себя на том, что мысли то и дело бегали по кругу. Какой-то безумный сон...
Ужас нахлынул на него, лишая дыхания. Что... да быть не может...
- Прости, Эдвард. Я думал, ты знаешь. Ты забываешь то, что сказал или сделал, почти сразу... Я подумал, что потеря памяти может быть избирательной, я просто не мог в это поверить. И я был неправ. Вот дерьмо, я должен был сделать что-то раньше! Я такой дурак! Наверно, это побочный эффект того отравления...
Нет. Не мог пройти целый год. Ни хуя не мог.
- Он врёт, Стальной. Не позволяй ему дурачить тебя, он просто...
Просто что? Какая причина может заставить Артабануса лгать?
- Этим утром ты ходил смотреть на восход, помнишь? Этим утром. Не позволяй ему манипулировать тобой.
В ЭТОМ НЕТ НИКАКОГО СМЫСЛА, ТУПОЙ ТЫ УБЛЮДОК! Артабанус любит меня, какого ХУЯ ему устраивать цирк? Это всё чушь!
- Эдвард, дыши.
Руки ласково обняли его, но Эд не почувствовал успокоения. Он просто пребывал в охуении от происходящего - блядь, это всё на самом деле, плавно перетекающем в панику - девять месяцев не могли пройти так быстро, а дальше был ужас - в следующий раз я проснусь старым, на смертном одре, не помня своей жизни...
- Всё будет хорошо, мой драгоценный, я возьму тебя с собой, когда в следующий раз отправлюсь в город за припасами. Мы покажем тебя доктору. Ладно? Успокойся. Мы всё поправим. Обещаю.
Пальцы пробежались по волосам - достававшим уже до талии, как он заметил, подавляя всхлип ужаса и расстройства, - и лишь немного успокоили его. Он закрыл глаза и сосредоточился на этом физическом прикосновении. Ногти нежно царапнули кожу головы, успокаивающее, случайное движение. Ему потребовалось некоторое время, чтобы выбраться из облака всеобъемлющей паники, но он смог, медленно агонизируя.
Он прикрикнул на себя, чтобы остаться в настоящем, и стал отмечать каждую мелочь, чтобы сохранить разум в действии: как Артабанус обнимает его своим телом, мята, запах и вкус которой всегда были на губах Артабануса...
Губы на его губах, горячие и требовательные, его-не-его стоны, его собственные руки срывают одежду с... рыжего... с голубыми глазами...
Что за хуйня?.. Нет. Не может быть. Нет...
Горячие ладони шарят по его телу, по таким местам, которых никто раньше не касался, бешеная смесь шока и удовольствия охватывает всё его существо, сдобренная леденящим душу страхом, запах мяты, мелодичный голос, повторяющий его имя тихо и жалобно.
Ужас и унижение затапливают Эда, лоб моментально покрывается потом, он хочет только драться и кричать, но...
Но эти руки лежат на нём и требуют послушания.
Нет. Блядь, нет. НЕТ!
Боль, такая резкая и такая непохожая ни на какую, испытанную ранее, скручивает позвоночник, а крик настолько быстрый и инстинктивный, что вырывается, несмотря на крепкие узы, в которых его держит Артабанус.
- Шшшш, Эдвард. Боль скоро пройдёт. Просто расслабься.
Но боль не проходит, ему хочется кричать и БЕЖАТЬ. Однако его тело движется в такт с другим, как будто не испытывает ни капли боли, всё ещё отдающейся в спине и бёдрах. Она жестокая, настолько жгучая и ошеломляющая, что он задерживает дыхание, пока перед глазами не начинают плясать чёрные точки.
Нет возможности уйти в свои мысли, и Эд может сосредоточиться только на БОЛИ, ужасе, шоке, неверии, отвращении, ненависти, - всё это скручивается в нём, как злобная змея, дрожащая всем напряжённым телом, желая вырваться на свободу.
Он чувствует, что собственное тело предаёт его наихудшим образом, откликаясь на каждое прикосновение Артабануса, лаская тело ушлёпка так, как тому нравится.
Унижение настолько сильное, что Эд мечтает умереть от боли на месте.
Но этого не случается, боль, как и сказал Артабанус, начинает спадать, переходя в резкую пульсацию.
Кажется, всё действо затянулось на часы, но Эд понимает, что оно не может длиться так долго. Такое вообще возможно? Всё равно, когда руки, впившиеся до побелевших костяшек, притягивают его к себе с такой силой, что на бёдрах остаются синяки, и это предвещает близкое окончание, он погружается в такое состояние шока, что даже не шевелится.
Даже когда Артабанус выходит из него. Больше минуты он лежит, замерев, а потом Артабанус снова обвивает его руками и притягивает ближе к себе. Эд слушает, как ему в волосы шепчут признания в вечной любви, запах мяты щекочет нос.
Великое Нечто раскололось внутри Эда, оставив его беспомощно валяться среди осколков собственной гордости. И что-то глубокое, острое, взрезало тонкую оболочку сердца, и чернота расползалась по ней с каждым миллиметром проникновения. Словно какая-то безумная инфекция. Он почувствовал, как его внутренности темнеют, дрожат, и он мог только сидеть и тупо пялиться на Артабануса, который смотрел на него обеспокоенно и обнимал, пытаясь... утешить?
Эд хотел вырваться, хотел размахнуться стальной рукой, хотел с удовольствием почувствовать, как под ударом ломается челюсть. Воспоминание было таким ярким, что Эд ещё чувствовал боль, раздирающую позвоночник маленькими электрическими разрядами, разжигая огонь в груди и заставляя онеметь всё остальное.
Окончательное осознание было как стальной каблук, топчущий обломки, которые теперь представлял из себя Эдвард Элрик.
Девять месяцев пропали за долю секунды... что ещё он забыл?
- Эдвард...
Артабанус наклонил голову, и губы Эда вспыхнули от вкуса мяты.
Обморок. Занавес. (с)
Мастерпост dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
Глава 10
Предупреждения: открытые сцены избиения и особо жестокого убийства
читать дальше
Липкий пот струился по напряжённому, горящему телу, когда Эд в очередной раз дёрнул вниз стальной рукой. Разочарованный вздох сорвался с губ, и он, откинув голову, уставился в бледно-серый потолок, пробежал глазами по паутинкам трещин, расползающимся по камню, как плетущиеся побеги. Он задавался вопросом, откуда они взялись. Дразнящая чернота этих трещинок заставляла считать камень слабым, но как бы сильно он ни бился в своих оковах, камень, окружавший прутья, даже не дрогнул от его усилий.
Он не мог сказать, как давно ушёл Артабанус. Стресс и потеря ощущения времени оставили его в полном неведении. Это могли быть и минуты, и часы. Судя по тому, насколько он устал, могло пройти и больше часа. Но, с другой стороны, будучи ранен, а потом неделю буквально прикован к кровати, он мог и ослабеть.
Несмотря на это, он дал себе минуту передышки. Всё тело дрожало, мускулы живой руки онемели от напряжения. В какой-то момент он решил сосредоточиться на том, чтобы освободить только автопротез, тогда остальное можно будет сделать при помощи трансмутации. Но даже с автобронёй он не достиг никаких успехов, и снова испытал злость и разочарование из-за мастерски изготовленных проклятых оков. Попытки выпростать ноги из верёвок тоже оказались бесплодными, у него только разболелся порт на ноге, чего не случалось с тех пор, как он начал использовать эту хрень.
Наполнив грудь вонючим, застоявшимся воздухом, он попытался успокоить себя дыхательными упражнениями, которые показывала Учитель им с Алом много лет назад. Они ему ничуть не помогали, даже больше бесили из-за того, что не получались, но от ещё одной попытки хуже не будет.
Пока он дышал глубоко и медленно, мысли крутились вокруг истории Артабануса и очевидной боли, прорвавшейся сквозь прочную маску, которую постоянно носил этот человек. Вот что больше всего потрясло Эда - что мужчина позволил себе показать ранимость перед ним. Взгляд, полный глубокой боли, когда Артабанус рассказывал о своём прошлом, был для Эда как удар в лицо.
Даже у ебанутого психа бывают чувства.
А потом на ум Эду резко пришёл поцелуй, настолько внезапно и детально, что юноше показалось, что он вновь переживает всё это, так что пот заструился по коже и всё тело жестоко задрожало. Словно холодная рука с силой сжала всё внутри, и он тяжело сглотнул.
Я должен убраться отсюда. Освободиться, взять детей и валить.
Он фыркнул и слабо потянул правую руку. Легче сказать, чем сделать. Но, блядь, ради всего святого, пусть это будет легко! Он же Стальной алхимик, народный герой, победитель Того Дня! Ему же такое раз плюнуть.
Было, по крайней мере, и он почувствовал очередной прилив стыда, вспомнив, как много великих вещей они с братом совершили за годы странствий. Сейчас он не мог освободить руки от пары дюймов металла. Может быть, и правда Ал был самым сильным из них двоих... Младший брат был единственным, чего не хватало в этом уравнении.
Тёмные ресницы взмахнули, влажные золотые глаза закрылись.
Конечно. Не надо было отпускать Ала одного. Они всегда были и будут сильнее вместе. Ничего подобного не случилось бы, если бы Эд отправился с Алом в Син или Ал остался бы со старшим братом в Аместрис.
Ему надо выбраться отсюда прежде, чем Ал поймёт, что случилось. Младший брат явится за Эдом, несмотря ни на какую опасность, в этом нет ни малейшего сомнения. И если Артабанус наложит лапы на Альфонса... Эд даже подумать о таком не мог, его резко заворотило.
Я с этим справлюсь. Я сильный. Ал... Я не позволю ему даже приблизиться к этому месту, не сейчас, когда он может наслаждаться отпущенной ему жизнью.
Не то, чтобы Ал был слаб. Но Эд проклял бы себя, если бы брат снова попал в беду из-за него.
Я просто должен выбраться, он с отвращением, хмуро глянул на металл, обхватывающий левое запястье, покрытый холодной, липкой кровью, которая продолжала струиться вниз, к локтю, и капать на красные простыни. Но, возможно, другим способом...
Неохотно признавая поражение, Эд прислонился головой к стене и снова принялся разглядывать тонкие, как волос, трещины на потолке. Казалось, его разум угасает и наполняется случайными видениями и мыслями, в их мелькании не было чёткой последовательности, но, по какой-то причине, всё время всплывал Хьюз. Эд не мог сформулировать, почему этот человек как заноза торчал в сознании, что заставляло его снова и снова видеть зеленоглазого военного. Он попытался представить, что бы сделал Хьюз на его месте. Наверняка обставил бы похитителя.
Маэс Хьюз был одним из самых умных людей, кого знал Эд, и губы алхимика дёрнулись в слабой улыбке. Он представил, как Хьюз сидит рядом, скрестив руки, и выжидающе смотрит острыми глазами.
- Так почему ты ещё не сбежал, коротышка? Я думал, ты неукротимая сила, которую нельзя остановить.
Эд вздрогнул от насмешливого тона. Он никак не ожидал, что его разум заставит Хьюза вести себя как засранец.
- Я не знаю, Хьюз... я пытался...
Призрачное прикосновение к щеке заставило Эда повернуться, но рядом никого не было.
- Давай, Эд, я думал, ты умнее. Сосредоточься. Что ты знаешь о характере этого Артабануса?
Эд усмирил свою паранойю и прикрыл глаза, прокручивая в уме все связанные с Артабанусом события. И скривил от отвращения рот, припомнив самые недавние.
- У него бред. Он непредсказуем. Я понятия не имею, как его разгадать...
- Подумай, как он с тобой обращается, Эд.
- Он говорит, что любит меня. Он заботится обо мне, будто я что-то вроде бога... или домашнего питомца. Но говорит со мной на равных и рассказал мне историю своей жизни...
- Вещи, которые были бы невероятно компрометирующими, если бы их вытащили на свет?
- Да. Конечно. То есть он думает, что я никогда отсюда не выйду, - мысль ужаснула Эда. Неужели Артабанус настолько не в себе, что воображает, будто они будут жить здесь вместе до конца дней? Что за хрень!
- А ещё?
- Он хочет, чтобы я был его любовником, - от одной мысли грудь Эда жестоко сжалась. - И он собирается получить то, что хочет. Моё тело полностью повинуется ему, как только он дотрагивается до меня. Это случится, даже если я буду против.
- Успокойся, Эд. Вернись на секунду назад. Он любит тебя - сосредоточься на этом. Любовь это слабость. Я думал, ты понял это, пройдя через всё, что вы пережили с Альфонсом. Так как ты можешь использовать это против Артабануса?
Эд сердито закатил золотые глаза.
- Ну, он, может, и любит меня, или что-то вроде, но это не мешает ему бить меня и полностью игнорировать мои желания. Не то, чтобы он шёл по традиционному пути.
Голос Хьюза молчал у Эда в голове, но тот мог сказать, что Хьюз просто ждёт. Сложно вести разговоры с самим собой: когда один собеседник оказывается в тупике, то же происходит и с другим. Тем не менее Эд почувствовал накатывающее разочарование. После разговоров только с Артабанусом, кажется, уже тысячу лет, даже такой собеседник казался счастьем. Не хотелось его терять, и Эд в последний раз уцепился за воображаемого Хьюза.
- А ты бы что сделал, Хьюз?
В комнате повисла тишина, и несколько долгих минут спустя разум Эда снова начал блуждать. Он составлял полупродуманные планы и тактики, которые сам же и отвергал, качая головой. Он был умён, безусловно, но был отвратительным тактиком, когда влипал в подобное дерьмо. Планирование удавалось ему только в пылу битвы, когда быстрый, как кнут, разум реагировал инстинктивно. Как будто лучшие озарения приходили, когда смерть кружила рядом, только пан или пропал, и ничего между.
- Ты справишься.
От этого знакомого, глубокого голоса Эд чуть из штанов не выпрыгнул. Сердце болезненно заколотилось о рёбра, подбородок дёрнулся, и Эд дико заозирался.
- Не будь слишком очевидным, но дай ему понять, что начал отвечать на его чувства. Пусть он начнёт доверять тебе. Только так ты сможешь управлять им.
Эд тяжело сглотнул, обдумал совет и чуть покачал головой. Он не умел притворяться. Это плохая идея.
- Ты сможешь, Стальной. Или хочешь торчать тут вечно?
Отъебись, Мустанг, с горечью подумал Эд, задумавшись о своём психическом здоровье и о том, что голос ёбаного генерала прозвучал неспроста. Это не так просто.
- Прости, Стальной, я думал, ты сделаешь что угодно для достижения цели. Раньше было так, я думал - так и осталось. Разве ты не хочешь на свободу? Или ты настолько безнадёжен, что сдашься, не испробовав каждый вариант?
Эд стиснул зубы и опустил горящие глаза. Сраный ублюдок всегда знал, как до него докопаться.
- Боишься? Ну и что? Тебе это когда-нибудь мешало?
Это правда, но сейчас было по-другому. И с какой стати генерал ему выговаривал? Кажется, он пока не сдался...
Но даже при мысли об этом слабость тела и колебания настроения снизили его боевой дух. Всё то, что они прошли раньше, не было таким тяжёлым? Он наконец понял это. Темперамент мог разбушеваться, но на сердце оставалось тяжело. Неделя в плену ослабила волю, и он даже не заметил, как это подкралось к нему.
Теперь, покопавшись в себе, он ясно это понял. Сердце упало и потонуло в самых тёмных тенях его существа.
То, что он сделал с Джеймсом... Может, он и не заслуживал свободы. Может, он уже превратился в монстра. Час назад Эд мечтал только ударить Артабануса и почувствовать его кровь на своей коже, возможно, чтобы стереть призрачные прикосновения, преследовавшие Эда повсеместно, и хотя этот человек был болен и наверняка совершил зло, какое Эд и вообразить не мог, никто не имел права судить, заслуживает он смерти или нет.
Правдивость этого заставила Эда встать в защитную позу. Обычно эта его часть кричала о своих убеждениях и смеялась над самой вероятностью сломаться, но сейчас она была удручающе тиха. Лёгкое колебание, а не уверенная твёрдая сила, которой она была не более двух недель назад.
Может быть, он уже сдался.
- Да.
- Нет.
- Докажи.
- Не могу.
- Ты слабак, Стальной.
Тон был полон разочарования, и Эд очень точно мог представить сопровождавшее его выражение лица. Губы Мустанга искривлены в тончайший ухмылке, взгляд тёмных глаз, холодный и тяжёлый, показывает, насколько низко, по его представлениям, пал Эд. Тот удостаивался подобного взгляда раз или два, пока был мелким упрямым говнюком, только начавшим работать на армию. Каждый раз его пробирало до глубины души, и сейчас он чувствовал, что всем существом бежит от этого разочарования.
- Я не слабак.
- Так докажи же мне. Ты можешь солгать, и так сбежать, Эд, это легко.
- Может быть, для тебя, манипулятор хренов. Но не для тех, у кого нет многолетнего опыта.
- Любой умеет врать, упрямый ты идиот. Ты не хочешь рискнуть, потому что боишься провала. Если бы человечество сразу выкидывало белый флаг перед слегка пугающими вещами, мы все были бы уже мертвы. Нет никакой разницы, Стальной. Просто нужна воля для движения вперёд.
- Я понимаю, ублюдок.
- Нет, не понимаешь, потому что не хочешь ко мне прислушаться. А знаешь, почему, Стальной?
Эд почувствовал, что заводится, и изо всех сил постарался сдержаться, но одновременно обрадовался ощущению разгорающихся углей в сердце. Он вдруг понял, почему его разум выбрал посланцем Мустанга.
- Потому что ты слабак.
- Я НЕ СЛАБАК! - заорал он в полный голос.
Звук снаружи прекратил его спор с самим собой, словно гигантская рука разогнала дым в помещении. Он вернулся в реальность, ошеломлённый и растерянный, и не сразу сообразил, что Артабанус должен вернуться с минуты на минуту.
И действительно, металлический скрежет замка говорил об этом. Хотя... в замке поворачивался не ключ. Послышалось приглушённое проклятие, и Эд оскалил клыки, услышав незнакомый голос. Военные нашли укрытие? Он не слышал шума, сопровождающего подобные события, так что вряд ли.
Только он собирался позвать того, кто ломился снаружи, раздался громкий визг металла и дверь распахнулась.
Эд напрягся всем телом, когда в комнату ввалились трое мужчин. Он узнал одного, с которым Артабанус как-то перекинулся парой слов за ужином, остальные были незнакомы. Тот, который ломал дверь, держал в руке здоровенные кусачки. Последний запер дверь за собой, и все трое уставились на Эда.
- Так-так, вот он какой, Стальной алхимик, - сказал малознакомый тип, главарь, судя по громкому и напористому голосу. Он улыбался, и вся речь сочилась сарказмом: - Буду честен с тобой, малыш. Ты не такой внушительный, как я ожидал.
Эд постарался придать лицу выражение, не слишком выдающее тревогу.
- Ага, слыхали мы такое. Какого хуя вам надо?
Улыбка сползла с лица главаря, светло-зелёные глаза злобно сверкнули. Эд сразу заметил, что гнев направлен не только на него.
- Мы хотим покончить с повёрнутостью Арта на тебе. Он был хорошим командиром, хорошим бойцом, пока ты не появился, и теперь практически бесполезен. Вы, аместрийцы, разрушили его своим колдовством, и должны поплатиться за это.
Дерьмо. Паника сдавила горло Эда.
- Я тут при чём? Он похитил меня, если вы не знали. Блядь, он держит меня связанным половину времени, а в остальное время я не могу сопротивляться тому, что он хочет!
- Ты не одурачишь нас, аместриец! Ты околдовал его! Он никогда таким не был, пока не увидел тебя! - другой мужчина, с угольно-чёрными волосами и горящими голубыми глазами, подошёл к кровати и навис над Эдом. Кулаки его дрожали от плохо скрываемой ярости.
Вопреки здравому смыслу, Эд подался вперёд, как можно ближе к его лицу.
- Околдовал? Вы верите в магию или типа того, ебланы? А я-то думал, что вы, дубьё, поклоняетесь нам или что-то вроде! А это всё брехня, чтоб не было так стыдно торговать людьми как сраной скотиной!
Руки вцепились в воротник рубашки Эда и отшвырнули юношу к стене, крепко приложив головой о камень. Тёмные пятна заплясали перед глазами, по волосам потекла тёплая влага.
Блядь, а это было больно. Но оно и к лучшему. Боль избавила его от страха и удушающей паники. Он уже заебался быть таким беспомощным.
- Артабанус и другие наши земляки, там, дома, может, и очарованы вами, дьяволы, но мы-то нет! - рявкнул мужчина, всё ещё сжимающий рубашку Эда. - Как только Арт увидит твоё тело, раскиданное по всей комнате, он поймёт, что ты такой же человек, как мы, а не домашний любимчик, которому надо лизать задницу. Твоё заклятье будет разбито, и он придёт в ум.
- Вы такие же пизданутые, как он, - прошептал Эд, которого мутило. Мысли разбегались, и он не мог достаточно собраться, чтобы придумать план, но хотя бы подавил страх. Это было ему знакомо. Издёвки, спор, не считая фанатических заскоков и того, что физически он ответить не мог, это было так похоже на его прежние драки.
Разозлить мужчин ещё сильнее доставляло Эду удовольствие, и он во второй раз за день усомнился в собственной адекватности.
- Джек, обожди, - главарь встал с другой стороны кровати и бесстрастно уставился на Эда. Несколько долгих мгновений спустя черноволосый юкрейтянин послушно отступил. - Эдвард Элрик, тебя тут считают народным героем?
Эд не ответил, но это и не было нужно. Мужчина без паузы продолжил.
- Тогда наш выбор для казни будет уместным. Ты яркий представитель своей страны. Твои глупые амбиции, твоё желание победить всё, что ты считаешь угрозой, твоё невежество. Твои глаза и волосы... И конечно же, я слыхал истории о твоей магии. Что твоя алхимия одна из самых мощных. Говорят, ты можешь даже колдовать, не рисуя пентаграмму. Это делает тебя особо опасным. От тебя следует избавиться.
Эд был шокирован и растерян, пытался найти ответ, или способ объяснить этим людям, насколько они неправы, но на ум ничего не приходило. А если бы он и нашёл слова, то лишь бы зря сотряс воздух, эти ушлёпки были непоколебимы в своём решении.
И поэтому он сказал единственное, на что они могли хоть как-то отреагировать.
- Артабанус убьёт вас, если вы меня хоть пальцем тронете. Знаете, нет?
Джек зарычал, но главарь только зыркнул на него. Третий мужчина, тот, который держал кусачки, тоже подошёл к кровати и обратил иссечённое шрамами лицо к Эду.
- Как только ты умрёшь, заклятье спадёт. Он не убьёт нас.
Сердце Эда упало от полной убеждённости, прозвучавшей в голосе.
Ну, в конце концов, я пытался, подумал он за миг до того, как кусачки опустились.
В живой ноге вспыхнула боль, громкий треск кости разорвал воздух. Всё тело скрутило спазмом, рот наполнился кровью из прокушенного языка, но приглушённый крик всё же вызвал радость у чужаков, круживших вокруг Эда, как акулы.
Ёбаное зверьё!
Слёзы жгли глаза, он откинулся назад, задерживая дыхание.
Блядь. Самое время твоей заднице притащиться сюда, Артабанус, сраный ты ублюдок!
- Ну, кто теперь крутой парень? - поддел Джек и повернулся к мужчине, стоявшему в ногах Эда. - Отличный удар, Брейден. Давай теперь я попробую.
Тяжёлая железка перешла из рук в руки, и Эд крепко зажмурился, думая, что ожидание удара хуже, чем сам удар. Но это оказалось не так, и когда сокрушающая кости сила врезалась ему в грудь, он весь сжался, задохнулся и не мог бы сделать полный вдох даже ради спасения своей жизни.
Ужас наконец прорвался душащими рыданиями. Он пытался не обращать внимания на смех и издевательства мужчин, но эти голоса только подстёгивали душераздирающую истерику. Стиснув зубы и пытаясь сосредоточиться на чём-то, кроме ноги и рёбер, он сделал последнюю попытку вдохнуть. К счастью, кислород потёк, несмотря на жгучую, мучительную боль в груди.
- Блядь... блядь... - выдохнул он, совершенно безразличный теперь к тому, что показывает свои страдания.
- Да ладно, дьявол, перестань тут изображать. Мы даже ещё не начали.
От этих слов Эд вздрогнул и открыл глаза. Он поднял лицо к потолку и снова упёрся взглядом в трещины, теперь расплывающиеся от боли, затуманившей глаза.
- Может, порезать это личико? - нетерпеливо спросил один из мужчин, Джек, как смутно отметил Эд. - Пусть Арт увидит, какой он на самом деле урод.
- Хммм... возможно, мы скоро доберёмся до этого, - прикинул главарь, отбирая кусачки у своего прихвостня. - А пока давайте повеселимся.
После этого удары обрушивались практически размеренно, один сокрушительный удар металла о нежную плоть и хрупкие кости за другим. Эд не успевал приходить в себя после каждого и начал глубже и глубже погружаться в какое-то отчуждённое, отстранённое состояние, когда мучения превратились в нарастающее крещендо боли. Раздумья остались в прошлом. Всё, что было, - боль, повсюду, в каждой мышце и каждой кости, она вцепилась в него жестокими когтями, скручивала, ломала и разрывала его слабое тело.
А потом боль превратилась в борьбу за каждый вдох. За каждый похожий на пытку вдох приходилось биться, и это всё, на чём Эд мог сосредоточиться.
Внезапно нападение прекратилось, и Эд не мог сообразить, почему, не в состоянии почувствовать даже крошечную надежду, что это закончилось насовсем.
Сквозь шум в ушах крики и удары дошли до Эда, и он медленно, очень медленно начал приходить в себя. Даже когда он открыл глаза, понадобилась минута, чтобы зрение прояснилось и сфокусировалось. Всё тело болело так сильно, что он даже не понимал, в какой момент оказался отвязан и почему теперь лежал лицом вниз на холодном каменном полу. Камень обжигал обнажённую грудь, и Эд предпринял слабую попытку приподняться, но вспышка раскалённой боли в левом плече вызвала дрожь в руках.
Он оставался неподвижен минуту или две, прежде чем сглотнуть все невидимые осколки и ножи, вонзившиеся в него. Приподнявшись на стальной руке, он наконец нашёл силы поднять голову, хоть это и было тяжело.
Первым, что он увидел, был его рыжий знакомец, зажавший кусачками один из пальцев Уэйда. Бедного ублюдка приложили об зеркало, а потом прострелили ему ноги, судя по кровавым дырам на брюках в районе коленей. Грозный инструмент щёлкнул, и Эд быстро отвёл глаза, но успел увидеть, как палец отделился от руки.
Сострадание к этому человеку и, наверно, растерянность, были единственными чувствами, которые Эд ощущал в тот момент. Остальное всё ещё было как в тумане. Избиение тоже было в тумане, он не мог даже предположить, сколько оно продолжалось.
Слепо оглядевшись, юный алхимик заметил, что и другие двое были не в лучшем состоянии, и наконец звон в ушах достаточно стих, чтобы он смог расслышать их мольбы, их крики. Главарь тройки валялся без сознания среди обломков тумбочки, его ноги были вывернуты под странными углами, он походил на сломанную куклу, равнодушно брошенную капризным малышом. Кровь покрывала стены и пол, будто кто-то расплескал алую краску, и её количество заставило Эда осознать, что он с головы до ног покрыт той же самой подсыхающей жидкостью. Джек, весь бледный, был на кровати, закованный в привычные кандалы Эда.
Как давно Артабанус здесь?..
Глаза цвета жидкого золота невольно обратились к похитителю, который взялся за другую руку кричащего и плачущего человека. На левой руке пальцев уже не осталось.
Эда затошнило от ужасного зрелища, и наконец туман в голове несколько прояснился.
Он всех поубивает, если я это не прекращу.
- Арт... Артабанус... стой... - с трудом просипел Эд, вздрогнув от звука собственного голоса.
Всё, что бы он ни хотел сказать, замерло на языке, когда Артабанус медленно повернул голову. Дикие глаза, как горящие сапфиры, были совершенно пусты, если не считать убийственной, животной ярости. У Эдварда во рту пересохло, когда эти глаза остановились на нём. Захотелось выдохнуть с облегчением, когда в них появился проблеск нормальности.
- Эдвард, любовь моя. Я так рад, что ты жив, - как только он заговорил, оптимизм Эда помахал ручкой, таким механическим и отстранённым был тон. - Просто оставайся на месте, мой дорогой, я скоро вернусь к тебе.
Бывший военный продолжил своё занятие, и Эд только устало прикрыл глаза, когда крики усилились.
Блядь, это вышло из-под контроля. Ладно, соберись, Эд.
Мысленно отстранившись от резни, происходившей рядом с его изломанным телом, он осторожно попытался исследовать собственные повреждения. Не было никаких сомнений, что ему не хватит сил подняться и помочь мужчинам, и Артабанус, очевидно, это понимал, оставалось только выяснить, насколько всё плохо.
Нога точно сломана. Блядь, ну и болит же, сука. Может быть, несколько ушибленных рёбер, одно, похоже, сломано. У этого Джека слабые руки... Ключица сломана. Несколько синяков и царапин, ну, я думаю, и всё. Никаких разрывов органов, во всяком случае, кажется. Вот мне повезло-то.
Он было вздохнул, но не смог удержать стон, когда от этого в лёгкие словно кинжал вонзился. В конце концов, он выжил. Он был уверен, что раны кажутся намного хуже, чем есть на самом деле. И, судя по реакции Артабануса, выглядели они тоже довольно стрёмно.
Теперь, когда его не избивали, волны жара и холода начали спадать, и он почувствовал достаточно сил, чтобы попытаться опереться на ноги и сесть, прислонившись к ножке кровати, которая была совсем рядом с его стальной ногой. Закусив нижнюю губу и приготовившись к неизбежной боли, он перенёс весь вес на искусственные конечности и медленно начал двигать наименее избитыми мышцами.
Безжалостная молния пронзила его, но спустя несколько бесконечных секунд он сидел, тяжело дыша, прислонившись спиной к жёсткой ножке кровати, и правой рукой сжимал бедро, куда отдавала боль из сломанной голени. Он позволил себе медленно вернуться в реальность и заметил, что теперь Артабанус взялся за Джека. Когда раздались крики, Эд порадовался, что не видит происходящего, и тут же ощутил вину за это.
Взамен этого его глаза уцепились за труп Уэйда, которого Артабанус прикончил, перерезав глотку. Раскрытые серые глаза слепо таращились на Эда.
Крики и удары привлекли внимание Эда к двери, которая была теперь просто кучей щепок и обломков рядом с бывшим дверным проёмом. На её месте находился ровный камень, всё ещё испускавший тонкие струйки пара. На останках двери Эд смог разглядеть меловые кусочки круга трансмутации и понял происхождение металлического привкуса в воздухе, раздражающего горло при каждом вздохе.
Стало быть, Артабанус немного шарит в аместрийской алхимии.
Целая группа мужчин, похоже, топталась за стеной, пытаясь добраться до своего вопящего приятеля. Эд мог бы трансмутировать стену обратно, но для этого потребовались бы силы, которых у него уже не осталось. Осознание того, что сейчас был бы идеальный момент для побега, наполнило его слабой, нарастающей злостью.
Конечно же, проклятый шанс подвернулся именно тогда, когда он слаб, избит и нихуя не может.
Он смотрел на тени, пляшущие по полу от оранжевого пламени свечи, и слушал мучительные крики человека, приближающегося к смерти с каждой секундой. Ему казалось, что он попал в ад: тени, закручивающиеся и обвивающиеся вокруг друг друга, как конечности, и Эд практически мог видеть демонические лица в их движении. Лица, которые ухмылялись, скалились, хрипло насмехались над тем, как он тут сидит, совершенно бесполезный.
Они походили на тело монстра, подсвеченное алхимическим светом, возникшее на залитом кровью полу, среди нацарапанных мелом линий. Горящие красные глаза таращились на него, рот двигался в попытке глотнуть воздуха.
Тоска охватила юного алхимика, он подтянул к груди левое колено, игнорируя острый протест рёбер, обхватил его правой рукой и прижался лбом к холодному, твёрдому металлу. Он не чувствовал соприкосновения этих конечностей, и это делало всё только хуже, но у него больше не было силы воли, чтобы двигаться. Он так устал...
Наконец наступила тишина, вырывая Эда из тумана, в котором он плавал.
Даже не глядя, он мог сказать, что все трое мертвы или почти мертвы. Он всё ещё слышал булькающие вздохи не то Джека, не то главаря, захлёбывающегося собственной кровью. Ещё минуту спустя он услышал приближающиеся и замершие возле него шаги. Раздался шорох ткани и дыхание взъерошило пару прядей на голове. У него не было сил напрячься, как обычно, когда рука провела по его волосам почти осторожно.
Но он не чувствовал алхимических токов, свидетельствующих, что его тело взяли под контроль, и, собрав остаток сил, поднял голову. Артабанус опустился на колени, осторожно расположившись так, чтобы не задеть больную ногу Эда. Безумные голубые глаза стали тёплыми, полными боли, сожаления и ещё чего-то такого глубокого, что Эд побоялся в этом разбираться.
Было поразительно трудно встретиться с этими глазами, особенно учитывая, что Артабанус только что сделал. Он был действительно болен, Эд всем своим существом был теперь уверен. Не то, чтобы раньше были какие-то сомнения, но произошедшее железобетонно утвердило этот факт в сознании Эда. Однако болезнь не извиняла того, что Артабанус всё ещё был отвратительным извергом.
Глядя в эти сосредоточенные глаза, Эд припомнил давешние слова "Мустанга". Может, он и был прав. Может, стоило попробовать другой способ выбраться отсюда, а не рубить, как обычно, с плеча. Однако трудность заключалась в том, что такой план требовал времени для исполнения, а Эдвард Элрик никогда не отличался терпением.
- Эдвард... С тобой всё хорошо? Боже, мне так жаль, я никогда не должен был оставлять тебя одного так надолго. Это всё я виноват. Эти чудовища... они сильно ранили тебя?
Эд просто смотрел в ответ. И нечто вспыхнуло у него в груди.
У него нет терпения... но он должен попробовать.
Эд осторожно распрямил стальную ногу, позволяя Артабанусу придвинуться ближе. Из груди вырвался вздох, но Эд быстро исправился, задавливая подступающее привычное отвращение, и сделал вид, что это был всхлип. Волнуясь, Артабанус протянул руку в перчатке к щеке Эда, и с нарастающей дрожью Эд подался навстречу прикосновению. Он надеялся, что не слишком форсирует события, не в силах разгадать выражение лица Артабануса.
Ну что ж, тут либо пан, либо пропал.
Стальная рука поднялась и легла на плечо Артабануса. Эд позволил осторожным рукам обнять его в ответ. Нерешительность действия удивила его, но он уверил себя, что это добрый знак. Пессимизм в таких обстоятельствах только навредил бы ему. Всё, что ему было нужно, это подыграть. Это просто роль. Так они с Алом в детстве воображали себя принцами, скачущими бок-о-бок к дому бабушки Пинако спасать принцессу Уинри. Он сам всегда уговаривал подругу сыграть в эту игру. Он всегда умел хорошо убеждать, если чего-то хотел. Он сможет устроить правдоподобное представление, без проблем.
Полностью отдавшись объятиям и не давая усомниться в своих действиях, Эдвард Элрик прижался к груди Артабануса. И с этим он почувствовал, что последние силы покидают его, оставляя тело как будто без костей, и оно свинцовым грузом повисает на поддерживающем его мужчине.
- Спасибо, что спас меня, - сказал Эд тихо, стараясь подпустить в голос благодарность и облегчение, а потом всё вокруг начало тускнеть и заливаться темнотой.
Прикосновение губ к макушке было последним, что Эд почувствовал, прежде чем тёмные, перекатывающиеся волны беспамятства сомкнулись над ним.
Мустанг... Лучше бы ты оказался прав.
Глава 10
Предупреждения: открытые сцены избиения и особо жестокого убийства
читать дальше
Липкий пот струился по напряжённому, горящему телу, когда Эд в очередной раз дёрнул вниз стальной рукой. Разочарованный вздох сорвался с губ, и он, откинув голову, уставился в бледно-серый потолок, пробежал глазами по паутинкам трещин, расползающимся по камню, как плетущиеся побеги. Он задавался вопросом, откуда они взялись. Дразнящая чернота этих трещинок заставляла считать камень слабым, но как бы сильно он ни бился в своих оковах, камень, окружавший прутья, даже не дрогнул от его усилий.
Он не мог сказать, как давно ушёл Артабанус. Стресс и потеря ощущения времени оставили его в полном неведении. Это могли быть и минуты, и часы. Судя по тому, насколько он устал, могло пройти и больше часа. Но, с другой стороны, будучи ранен, а потом неделю буквально прикован к кровати, он мог и ослабеть.
Несмотря на это, он дал себе минуту передышки. Всё тело дрожало, мускулы живой руки онемели от напряжения. В какой-то момент он решил сосредоточиться на том, чтобы освободить только автопротез, тогда остальное можно будет сделать при помощи трансмутации. Но даже с автобронёй он не достиг никаких успехов, и снова испытал злость и разочарование из-за мастерски изготовленных проклятых оков. Попытки выпростать ноги из верёвок тоже оказались бесплодными, у него только разболелся порт на ноге, чего не случалось с тех пор, как он начал использовать эту хрень.
Наполнив грудь вонючим, застоявшимся воздухом, он попытался успокоить себя дыхательными упражнениями, которые показывала Учитель им с Алом много лет назад. Они ему ничуть не помогали, даже больше бесили из-за того, что не получались, но от ещё одной попытки хуже не будет.
Пока он дышал глубоко и медленно, мысли крутились вокруг истории Артабануса и очевидной боли, прорвавшейся сквозь прочную маску, которую постоянно носил этот человек. Вот что больше всего потрясло Эда - что мужчина позволил себе показать ранимость перед ним. Взгляд, полный глубокой боли, когда Артабанус рассказывал о своём прошлом, был для Эда как удар в лицо.
Даже у ебанутого психа бывают чувства.
А потом на ум Эду резко пришёл поцелуй, настолько внезапно и детально, что юноше показалось, что он вновь переживает всё это, так что пот заструился по коже и всё тело жестоко задрожало. Словно холодная рука с силой сжала всё внутри, и он тяжело сглотнул.
Я должен убраться отсюда. Освободиться, взять детей и валить.
Он фыркнул и слабо потянул правую руку. Легче сказать, чем сделать. Но, блядь, ради всего святого, пусть это будет легко! Он же Стальной алхимик, народный герой, победитель Того Дня! Ему же такое раз плюнуть.
Было, по крайней мере, и он почувствовал очередной прилив стыда, вспомнив, как много великих вещей они с братом совершили за годы странствий. Сейчас он не мог освободить руки от пары дюймов металла. Может быть, и правда Ал был самым сильным из них двоих... Младший брат был единственным, чего не хватало в этом уравнении.
Тёмные ресницы взмахнули, влажные золотые глаза закрылись.
Конечно. Не надо было отпускать Ала одного. Они всегда были и будут сильнее вместе. Ничего подобного не случилось бы, если бы Эд отправился с Алом в Син или Ал остался бы со старшим братом в Аместрис.
Ему надо выбраться отсюда прежде, чем Ал поймёт, что случилось. Младший брат явится за Эдом, несмотря ни на какую опасность, в этом нет ни малейшего сомнения. И если Артабанус наложит лапы на Альфонса... Эд даже подумать о таком не мог, его резко заворотило.
Я с этим справлюсь. Я сильный. Ал... Я не позволю ему даже приблизиться к этому месту, не сейчас, когда он может наслаждаться отпущенной ему жизнью.
Не то, чтобы Ал был слаб. Но Эд проклял бы себя, если бы брат снова попал в беду из-за него.
Я просто должен выбраться, он с отвращением, хмуро глянул на металл, обхватывающий левое запястье, покрытый холодной, липкой кровью, которая продолжала струиться вниз, к локтю, и капать на красные простыни. Но, возможно, другим способом...
Неохотно признавая поражение, Эд прислонился головой к стене и снова принялся разглядывать тонкие, как волос, трещины на потолке. Казалось, его разум угасает и наполняется случайными видениями и мыслями, в их мелькании не было чёткой последовательности, но, по какой-то причине, всё время всплывал Хьюз. Эд не мог сформулировать, почему этот человек как заноза торчал в сознании, что заставляло его снова и снова видеть зеленоглазого военного. Он попытался представить, что бы сделал Хьюз на его месте. Наверняка обставил бы похитителя.
Маэс Хьюз был одним из самых умных людей, кого знал Эд, и губы алхимика дёрнулись в слабой улыбке. Он представил, как Хьюз сидит рядом, скрестив руки, и выжидающе смотрит острыми глазами.
- Так почему ты ещё не сбежал, коротышка? Я думал, ты неукротимая сила, которую нельзя остановить.
Эд вздрогнул от насмешливого тона. Он никак не ожидал, что его разум заставит Хьюза вести себя как засранец.
- Я не знаю, Хьюз... я пытался...
Призрачное прикосновение к щеке заставило Эда повернуться, но рядом никого не было.
- Давай, Эд, я думал, ты умнее. Сосредоточься. Что ты знаешь о характере этого Артабануса?
Эд усмирил свою паранойю и прикрыл глаза, прокручивая в уме все связанные с Артабанусом события. И скривил от отвращения рот, припомнив самые недавние.
- У него бред. Он непредсказуем. Я понятия не имею, как его разгадать...
- Подумай, как он с тобой обращается, Эд.
- Он говорит, что любит меня. Он заботится обо мне, будто я что-то вроде бога... или домашнего питомца. Но говорит со мной на равных и рассказал мне историю своей жизни...
- Вещи, которые были бы невероятно компрометирующими, если бы их вытащили на свет?
- Да. Конечно. То есть он думает, что я никогда отсюда не выйду, - мысль ужаснула Эда. Неужели Артабанус настолько не в себе, что воображает, будто они будут жить здесь вместе до конца дней? Что за хрень!
- А ещё?
- Он хочет, чтобы я был его любовником, - от одной мысли грудь Эда жестоко сжалась. - И он собирается получить то, что хочет. Моё тело полностью повинуется ему, как только он дотрагивается до меня. Это случится, даже если я буду против.
- Успокойся, Эд. Вернись на секунду назад. Он любит тебя - сосредоточься на этом. Любовь это слабость. Я думал, ты понял это, пройдя через всё, что вы пережили с Альфонсом. Так как ты можешь использовать это против Артабануса?
Эд сердито закатил золотые глаза.
- Ну, он, может, и любит меня, или что-то вроде, но это не мешает ему бить меня и полностью игнорировать мои желания. Не то, чтобы он шёл по традиционному пути.
Голос Хьюза молчал у Эда в голове, но тот мог сказать, что Хьюз просто ждёт. Сложно вести разговоры с самим собой: когда один собеседник оказывается в тупике, то же происходит и с другим. Тем не менее Эд почувствовал накатывающее разочарование. После разговоров только с Артабанусом, кажется, уже тысячу лет, даже такой собеседник казался счастьем. Не хотелось его терять, и Эд в последний раз уцепился за воображаемого Хьюза.
- А ты бы что сделал, Хьюз?
В комнате повисла тишина, и несколько долгих минут спустя разум Эда снова начал блуждать. Он составлял полупродуманные планы и тактики, которые сам же и отвергал, качая головой. Он был умён, безусловно, но был отвратительным тактиком, когда влипал в подобное дерьмо. Планирование удавалось ему только в пылу битвы, когда быстрый, как кнут, разум реагировал инстинктивно. Как будто лучшие озарения приходили, когда смерть кружила рядом, только пан или пропал, и ничего между.
- Ты справишься.
От этого знакомого, глубокого голоса Эд чуть из штанов не выпрыгнул. Сердце болезненно заколотилось о рёбра, подбородок дёрнулся, и Эд дико заозирался.
- Не будь слишком очевидным, но дай ему понять, что начал отвечать на его чувства. Пусть он начнёт доверять тебе. Только так ты сможешь управлять им.
Эд тяжело сглотнул, обдумал совет и чуть покачал головой. Он не умел притворяться. Это плохая идея.
- Ты сможешь, Стальной. Или хочешь торчать тут вечно?
Отъебись, Мустанг, с горечью подумал Эд, задумавшись о своём психическом здоровье и о том, что голос ёбаного генерала прозвучал неспроста. Это не так просто.
- Прости, Стальной, я думал, ты сделаешь что угодно для достижения цели. Раньше было так, я думал - так и осталось. Разве ты не хочешь на свободу? Или ты настолько безнадёжен, что сдашься, не испробовав каждый вариант?
Эд стиснул зубы и опустил горящие глаза. Сраный ублюдок всегда знал, как до него докопаться.
- Боишься? Ну и что? Тебе это когда-нибудь мешало?
Это правда, но сейчас было по-другому. И с какой стати генерал ему выговаривал? Кажется, он пока не сдался...
Но даже при мысли об этом слабость тела и колебания настроения снизили его боевой дух. Всё то, что они прошли раньше, не было таким тяжёлым? Он наконец понял это. Темперамент мог разбушеваться, но на сердце оставалось тяжело. Неделя в плену ослабила волю, и он даже не заметил, как это подкралось к нему.
Теперь, покопавшись в себе, он ясно это понял. Сердце упало и потонуло в самых тёмных тенях его существа.
То, что он сделал с Джеймсом... Может, он и не заслуживал свободы. Может, он уже превратился в монстра. Час назад Эд мечтал только ударить Артабануса и почувствовать его кровь на своей коже, возможно, чтобы стереть призрачные прикосновения, преследовавшие Эда повсеместно, и хотя этот человек был болен и наверняка совершил зло, какое Эд и вообразить не мог, никто не имел права судить, заслуживает он смерти или нет.
Правдивость этого заставила Эда встать в защитную позу. Обычно эта его часть кричала о своих убеждениях и смеялась над самой вероятностью сломаться, но сейчас она была удручающе тиха. Лёгкое колебание, а не уверенная твёрдая сила, которой она была не более двух недель назад.
Может быть, он уже сдался.
- Да.
- Нет.
- Докажи.
- Не могу.
- Ты слабак, Стальной.
Тон был полон разочарования, и Эд очень точно мог представить сопровождавшее его выражение лица. Губы Мустанга искривлены в тончайший ухмылке, взгляд тёмных глаз, холодный и тяжёлый, показывает, насколько низко, по его представлениям, пал Эд. Тот удостаивался подобного взгляда раз или два, пока был мелким упрямым говнюком, только начавшим работать на армию. Каждый раз его пробирало до глубины души, и сейчас он чувствовал, что всем существом бежит от этого разочарования.
- Я не слабак.
- Так докажи же мне. Ты можешь солгать, и так сбежать, Эд, это легко.
- Может быть, для тебя, манипулятор хренов. Но не для тех, у кого нет многолетнего опыта.
- Любой умеет врать, упрямый ты идиот. Ты не хочешь рискнуть, потому что боишься провала. Если бы человечество сразу выкидывало белый флаг перед слегка пугающими вещами, мы все были бы уже мертвы. Нет никакой разницы, Стальной. Просто нужна воля для движения вперёд.
- Я понимаю, ублюдок.
- Нет, не понимаешь, потому что не хочешь ко мне прислушаться. А знаешь, почему, Стальной?
Эд почувствовал, что заводится, и изо всех сил постарался сдержаться, но одновременно обрадовался ощущению разгорающихся углей в сердце. Он вдруг понял, почему его разум выбрал посланцем Мустанга.
- Потому что ты слабак.
- Я НЕ СЛАБАК! - заорал он в полный голос.
Звук снаружи прекратил его спор с самим собой, словно гигантская рука разогнала дым в помещении. Он вернулся в реальность, ошеломлённый и растерянный, и не сразу сообразил, что Артабанус должен вернуться с минуты на минуту.
И действительно, металлический скрежет замка говорил об этом. Хотя... в замке поворачивался не ключ. Послышалось приглушённое проклятие, и Эд оскалил клыки, услышав незнакомый голос. Военные нашли укрытие? Он не слышал шума, сопровождающего подобные события, так что вряд ли.
Только он собирался позвать того, кто ломился снаружи, раздался громкий визг металла и дверь распахнулась.
Эд напрягся всем телом, когда в комнату ввалились трое мужчин. Он узнал одного, с которым Артабанус как-то перекинулся парой слов за ужином, остальные были незнакомы. Тот, который ломал дверь, держал в руке здоровенные кусачки. Последний запер дверь за собой, и все трое уставились на Эда.
- Так-так, вот он какой, Стальной алхимик, - сказал малознакомый тип, главарь, судя по громкому и напористому голосу. Он улыбался, и вся речь сочилась сарказмом: - Буду честен с тобой, малыш. Ты не такой внушительный, как я ожидал.
Эд постарался придать лицу выражение, не слишком выдающее тревогу.
- Ага, слыхали мы такое. Какого хуя вам надо?
Улыбка сползла с лица главаря, светло-зелёные глаза злобно сверкнули. Эд сразу заметил, что гнев направлен не только на него.
- Мы хотим покончить с повёрнутостью Арта на тебе. Он был хорошим командиром, хорошим бойцом, пока ты не появился, и теперь практически бесполезен. Вы, аместрийцы, разрушили его своим колдовством, и должны поплатиться за это.
Дерьмо. Паника сдавила горло Эда.
- Я тут при чём? Он похитил меня, если вы не знали. Блядь, он держит меня связанным половину времени, а в остальное время я не могу сопротивляться тому, что он хочет!
- Ты не одурачишь нас, аместриец! Ты околдовал его! Он никогда таким не был, пока не увидел тебя! - другой мужчина, с угольно-чёрными волосами и горящими голубыми глазами, подошёл к кровати и навис над Эдом. Кулаки его дрожали от плохо скрываемой ярости.
Вопреки здравому смыслу, Эд подался вперёд, как можно ближе к его лицу.
- Околдовал? Вы верите в магию или типа того, ебланы? А я-то думал, что вы, дубьё, поклоняетесь нам или что-то вроде! А это всё брехня, чтоб не было так стыдно торговать людьми как сраной скотиной!
Руки вцепились в воротник рубашки Эда и отшвырнули юношу к стене, крепко приложив головой о камень. Тёмные пятна заплясали перед глазами, по волосам потекла тёплая влага.
Блядь, а это было больно. Но оно и к лучшему. Боль избавила его от страха и удушающей паники. Он уже заебался быть таким беспомощным.
- Артабанус и другие наши земляки, там, дома, может, и очарованы вами, дьяволы, но мы-то нет! - рявкнул мужчина, всё ещё сжимающий рубашку Эда. - Как только Арт увидит твоё тело, раскиданное по всей комнате, он поймёт, что ты такой же человек, как мы, а не домашний любимчик, которому надо лизать задницу. Твоё заклятье будет разбито, и он придёт в ум.
- Вы такие же пизданутые, как он, - прошептал Эд, которого мутило. Мысли разбегались, и он не мог достаточно собраться, чтобы придумать план, но хотя бы подавил страх. Это было ему знакомо. Издёвки, спор, не считая фанатических заскоков и того, что физически он ответить не мог, это было так похоже на его прежние драки.
Разозлить мужчин ещё сильнее доставляло Эду удовольствие, и он во второй раз за день усомнился в собственной адекватности.
- Джек, обожди, - главарь встал с другой стороны кровати и бесстрастно уставился на Эда. Несколько долгих мгновений спустя черноволосый юкрейтянин послушно отступил. - Эдвард Элрик, тебя тут считают народным героем?
Эд не ответил, но это и не было нужно. Мужчина без паузы продолжил.
- Тогда наш выбор для казни будет уместным. Ты яркий представитель своей страны. Твои глупые амбиции, твоё желание победить всё, что ты считаешь угрозой, твоё невежество. Твои глаза и волосы... И конечно же, я слыхал истории о твоей магии. Что твоя алхимия одна из самых мощных. Говорят, ты можешь даже колдовать, не рисуя пентаграмму. Это делает тебя особо опасным. От тебя следует избавиться.
Эд был шокирован и растерян, пытался найти ответ, или способ объяснить этим людям, насколько они неправы, но на ум ничего не приходило. А если бы он и нашёл слова, то лишь бы зря сотряс воздух, эти ушлёпки были непоколебимы в своём решении.
И поэтому он сказал единственное, на что они могли хоть как-то отреагировать.
- Артабанус убьёт вас, если вы меня хоть пальцем тронете. Знаете, нет?
Джек зарычал, но главарь только зыркнул на него. Третий мужчина, тот, который держал кусачки, тоже подошёл к кровати и обратил иссечённое шрамами лицо к Эду.
- Как только ты умрёшь, заклятье спадёт. Он не убьёт нас.
Сердце Эда упало от полной убеждённости, прозвучавшей в голосе.
Ну, в конце концов, я пытался, подумал он за миг до того, как кусачки опустились.
В живой ноге вспыхнула боль, громкий треск кости разорвал воздух. Всё тело скрутило спазмом, рот наполнился кровью из прокушенного языка, но приглушённый крик всё же вызвал радость у чужаков, круживших вокруг Эда, как акулы.
Ёбаное зверьё!
Слёзы жгли глаза, он откинулся назад, задерживая дыхание.
Блядь. Самое время твоей заднице притащиться сюда, Артабанус, сраный ты ублюдок!
- Ну, кто теперь крутой парень? - поддел Джек и повернулся к мужчине, стоявшему в ногах Эда. - Отличный удар, Брейден. Давай теперь я попробую.
Тяжёлая железка перешла из рук в руки, и Эд крепко зажмурился, думая, что ожидание удара хуже, чем сам удар. Но это оказалось не так, и когда сокрушающая кости сила врезалась ему в грудь, он весь сжался, задохнулся и не мог бы сделать полный вдох даже ради спасения своей жизни.
Ужас наконец прорвался душащими рыданиями. Он пытался не обращать внимания на смех и издевательства мужчин, но эти голоса только подстёгивали душераздирающую истерику. Стиснув зубы и пытаясь сосредоточиться на чём-то, кроме ноги и рёбер, он сделал последнюю попытку вдохнуть. К счастью, кислород потёк, несмотря на жгучую, мучительную боль в груди.
- Блядь... блядь... - выдохнул он, совершенно безразличный теперь к тому, что показывает свои страдания.
- Да ладно, дьявол, перестань тут изображать. Мы даже ещё не начали.
От этих слов Эд вздрогнул и открыл глаза. Он поднял лицо к потолку и снова упёрся взглядом в трещины, теперь расплывающиеся от боли, затуманившей глаза.
- Может, порезать это личико? - нетерпеливо спросил один из мужчин, Джек, как смутно отметил Эд. - Пусть Арт увидит, какой он на самом деле урод.
- Хммм... возможно, мы скоро доберёмся до этого, - прикинул главарь, отбирая кусачки у своего прихвостня. - А пока давайте повеселимся.
После этого удары обрушивались практически размеренно, один сокрушительный удар металла о нежную плоть и хрупкие кости за другим. Эд не успевал приходить в себя после каждого и начал глубже и глубже погружаться в какое-то отчуждённое, отстранённое состояние, когда мучения превратились в нарастающее крещендо боли. Раздумья остались в прошлом. Всё, что было, - боль, повсюду, в каждой мышце и каждой кости, она вцепилась в него жестокими когтями, скручивала, ломала и разрывала его слабое тело.
А потом боль превратилась в борьбу за каждый вдох. За каждый похожий на пытку вдох приходилось биться, и это всё, на чём Эд мог сосредоточиться.
Внезапно нападение прекратилось, и Эд не мог сообразить, почему, не в состоянии почувствовать даже крошечную надежду, что это закончилось насовсем.
Сквозь шум в ушах крики и удары дошли до Эда, и он медленно, очень медленно начал приходить в себя. Даже когда он открыл глаза, понадобилась минута, чтобы зрение прояснилось и сфокусировалось. Всё тело болело так сильно, что он даже не понимал, в какой момент оказался отвязан и почему теперь лежал лицом вниз на холодном каменном полу. Камень обжигал обнажённую грудь, и Эд предпринял слабую попытку приподняться, но вспышка раскалённой боли в левом плече вызвала дрожь в руках.
Он оставался неподвижен минуту или две, прежде чем сглотнуть все невидимые осколки и ножи, вонзившиеся в него. Приподнявшись на стальной руке, он наконец нашёл силы поднять голову, хоть это и было тяжело.
Первым, что он увидел, был его рыжий знакомец, зажавший кусачками один из пальцев Уэйда. Бедного ублюдка приложили об зеркало, а потом прострелили ему ноги, судя по кровавым дырам на брюках в районе коленей. Грозный инструмент щёлкнул, и Эд быстро отвёл глаза, но успел увидеть, как палец отделился от руки.
Сострадание к этому человеку и, наверно, растерянность, были единственными чувствами, которые Эд ощущал в тот момент. Остальное всё ещё было как в тумане. Избиение тоже было в тумане, он не мог даже предположить, сколько оно продолжалось.
Слепо оглядевшись, юный алхимик заметил, что и другие двое были не в лучшем состоянии, и наконец звон в ушах достаточно стих, чтобы он смог расслышать их мольбы, их крики. Главарь тройки валялся без сознания среди обломков тумбочки, его ноги были вывернуты под странными углами, он походил на сломанную куклу, равнодушно брошенную капризным малышом. Кровь покрывала стены и пол, будто кто-то расплескал алую краску, и её количество заставило Эда осознать, что он с головы до ног покрыт той же самой подсыхающей жидкостью. Джек, весь бледный, был на кровати, закованный в привычные кандалы Эда.
Как давно Артабанус здесь?..
Глаза цвета жидкого золота невольно обратились к похитителю, который взялся за другую руку кричащего и плачущего человека. На левой руке пальцев уже не осталось.
Эда затошнило от ужасного зрелища, и наконец туман в голове несколько прояснился.
Он всех поубивает, если я это не прекращу.
- Арт... Артабанус... стой... - с трудом просипел Эд, вздрогнув от звука собственного голоса.
Всё, что бы он ни хотел сказать, замерло на языке, когда Артабанус медленно повернул голову. Дикие глаза, как горящие сапфиры, были совершенно пусты, если не считать убийственной, животной ярости. У Эдварда во рту пересохло, когда эти глаза остановились на нём. Захотелось выдохнуть с облегчением, когда в них появился проблеск нормальности.
- Эдвард, любовь моя. Я так рад, что ты жив, - как только он заговорил, оптимизм Эда помахал ручкой, таким механическим и отстранённым был тон. - Просто оставайся на месте, мой дорогой, я скоро вернусь к тебе.
Бывший военный продолжил своё занятие, и Эд только устало прикрыл глаза, когда крики усилились.
Блядь, это вышло из-под контроля. Ладно, соберись, Эд.
Мысленно отстранившись от резни, происходившей рядом с его изломанным телом, он осторожно попытался исследовать собственные повреждения. Не было никаких сомнений, что ему не хватит сил подняться и помочь мужчинам, и Артабанус, очевидно, это понимал, оставалось только выяснить, насколько всё плохо.
Нога точно сломана. Блядь, ну и болит же, сука. Может быть, несколько ушибленных рёбер, одно, похоже, сломано. У этого Джека слабые руки... Ключица сломана. Несколько синяков и царапин, ну, я думаю, и всё. Никаких разрывов органов, во всяком случае, кажется. Вот мне повезло-то.
Он было вздохнул, но не смог удержать стон, когда от этого в лёгкие словно кинжал вонзился. В конце концов, он выжил. Он был уверен, что раны кажутся намного хуже, чем есть на самом деле. И, судя по реакции Артабануса, выглядели они тоже довольно стрёмно.
Теперь, когда его не избивали, волны жара и холода начали спадать, и он почувствовал достаточно сил, чтобы попытаться опереться на ноги и сесть, прислонившись к ножке кровати, которая была совсем рядом с его стальной ногой. Закусив нижнюю губу и приготовившись к неизбежной боли, он перенёс весь вес на искусственные конечности и медленно начал двигать наименее избитыми мышцами.
Безжалостная молния пронзила его, но спустя несколько бесконечных секунд он сидел, тяжело дыша, прислонившись спиной к жёсткой ножке кровати, и правой рукой сжимал бедро, куда отдавала боль из сломанной голени. Он позволил себе медленно вернуться в реальность и заметил, что теперь Артабанус взялся за Джека. Когда раздались крики, Эд порадовался, что не видит происходящего, и тут же ощутил вину за это.
Взамен этого его глаза уцепились за труп Уэйда, которого Артабанус прикончил, перерезав глотку. Раскрытые серые глаза слепо таращились на Эда.
Крики и удары привлекли внимание Эда к двери, которая была теперь просто кучей щепок и обломков рядом с бывшим дверным проёмом. На её месте находился ровный камень, всё ещё испускавший тонкие струйки пара. На останках двери Эд смог разглядеть меловые кусочки круга трансмутации и понял происхождение металлического привкуса в воздухе, раздражающего горло при каждом вздохе.
Стало быть, Артабанус немного шарит в аместрийской алхимии.
Целая группа мужчин, похоже, топталась за стеной, пытаясь добраться до своего вопящего приятеля. Эд мог бы трансмутировать стену обратно, но для этого потребовались бы силы, которых у него уже не осталось. Осознание того, что сейчас был бы идеальный момент для побега, наполнило его слабой, нарастающей злостью.
Конечно же, проклятый шанс подвернулся именно тогда, когда он слаб, избит и нихуя не может.
Он смотрел на тени, пляшущие по полу от оранжевого пламени свечи, и слушал мучительные крики человека, приближающегося к смерти с каждой секундой. Ему казалось, что он попал в ад: тени, закручивающиеся и обвивающиеся вокруг друг друга, как конечности, и Эд практически мог видеть демонические лица в их движении. Лица, которые ухмылялись, скалились, хрипло насмехались над тем, как он тут сидит, совершенно бесполезный.
Они походили на тело монстра, подсвеченное алхимическим светом, возникшее на залитом кровью полу, среди нацарапанных мелом линий. Горящие красные глаза таращились на него, рот двигался в попытке глотнуть воздуха.
Тоска охватила юного алхимика, он подтянул к груди левое колено, игнорируя острый протест рёбер, обхватил его правой рукой и прижался лбом к холодному, твёрдому металлу. Он не чувствовал соприкосновения этих конечностей, и это делало всё только хуже, но у него больше не было силы воли, чтобы двигаться. Он так устал...
Наконец наступила тишина, вырывая Эда из тумана, в котором он плавал.
Даже не глядя, он мог сказать, что все трое мертвы или почти мертвы. Он всё ещё слышал булькающие вздохи не то Джека, не то главаря, захлёбывающегося собственной кровью. Ещё минуту спустя он услышал приближающиеся и замершие возле него шаги. Раздался шорох ткани и дыхание взъерошило пару прядей на голове. У него не было сил напрячься, как обычно, когда рука провела по его волосам почти осторожно.
Но он не чувствовал алхимических токов, свидетельствующих, что его тело взяли под контроль, и, собрав остаток сил, поднял голову. Артабанус опустился на колени, осторожно расположившись так, чтобы не задеть больную ногу Эда. Безумные голубые глаза стали тёплыми, полными боли, сожаления и ещё чего-то такого глубокого, что Эд побоялся в этом разбираться.
Было поразительно трудно встретиться с этими глазами, особенно учитывая, что Артабанус только что сделал. Он был действительно болен, Эд всем своим существом был теперь уверен. Не то, чтобы раньше были какие-то сомнения, но произошедшее железобетонно утвердило этот факт в сознании Эда. Однако болезнь не извиняла того, что Артабанус всё ещё был отвратительным извергом.
Глядя в эти сосредоточенные глаза, Эд припомнил давешние слова "Мустанга". Может, он и был прав. Может, стоило попробовать другой способ выбраться отсюда, а не рубить, как обычно, с плеча. Однако трудность заключалась в том, что такой план требовал времени для исполнения, а Эдвард Элрик никогда не отличался терпением.
- Эдвард... С тобой всё хорошо? Боже, мне так жаль, я никогда не должен был оставлять тебя одного так надолго. Это всё я виноват. Эти чудовища... они сильно ранили тебя?
Эд просто смотрел в ответ. И нечто вспыхнуло у него в груди.
У него нет терпения... но он должен попробовать.
Эд осторожно распрямил стальную ногу, позволяя Артабанусу придвинуться ближе. Из груди вырвался вздох, но Эд быстро исправился, задавливая подступающее привычное отвращение, и сделал вид, что это был всхлип. Волнуясь, Артабанус протянул руку в перчатке к щеке Эда, и с нарастающей дрожью Эд подался навстречу прикосновению. Он надеялся, что не слишком форсирует события, не в силах разгадать выражение лица Артабануса.
Ну что ж, тут либо пан, либо пропал.
Стальная рука поднялась и легла на плечо Артабануса. Эд позволил осторожным рукам обнять его в ответ. Нерешительность действия удивила его, но он уверил себя, что это добрый знак. Пессимизм в таких обстоятельствах только навредил бы ему. Всё, что ему было нужно, это подыграть. Это просто роль. Так они с Алом в детстве воображали себя принцами, скачущими бок-о-бок к дому бабушки Пинако спасать принцессу Уинри. Он сам всегда уговаривал подругу сыграть в эту игру. Он всегда умел хорошо убеждать, если чего-то хотел. Он сможет устроить правдоподобное представление, без проблем.
Полностью отдавшись объятиям и не давая усомниться в своих действиях, Эдвард Элрик прижался к груди Артабануса. И с этим он почувствовал, что последние силы покидают его, оставляя тело как будто без костей, и оно свинцовым грузом повисает на поддерживающем его мужчине.
- Спасибо, что спас меня, - сказал Эд тихо, стараясь подпустить в голос благодарность и облегчение, а потом всё вокруг начало тускнеть и заливаться темнотой.
Прикосновение губ к макушке было последним, что Эд почувствовал, прежде чем тёмные, перекатывающиеся волны беспамятства сомкнулись над ним.
Мустанг... Лучше бы ты оказался прав.
понедельник, 08 июня 2020
Обморок. Занавес. (с)
Мастерпост dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
Глава 9
читать дальше
Время бессмысленная штука, если нет солнца или надёжных стрелок, чтобы его узнать. Это могли быть часы, и дни, и месяцы, но безвременье тянулось целую вечность, Эд тащился через неё, чувствуя себя ужасно медленным. Как будто всякий раз, как он пытался считать минуты, они растягивались на годы.
Иногда он обвинял воду, на которую смотрел, - переливающуюся неопределёнными оттенками, извергающую облака танцующего пара в холодный воздух ванной комнаты. Прозрачная, тяжёлая жидкость была как само время. Постоянно движущаяся, но никуда не убегающая. Эд почти видел молекулы Н2О, скользящие мимо друг друга в безумной какофонии движения, и когда большая бледная рука проводила по поверхности воды в старой каменной чаше, его глаза были прикованы к мелкой ряби, поднятой движением. Вот где теперь оказался Эд: застрявший в этом обволакивающем, спокойном состоянии, мечтая лишь о возможности двигаться, как одна из этих прозрачных волн.
Он хотел что-то значить. Он хотел вернуться к прежнему. Но теперь он был в ловушке и зависел от прихотей безумного алхимика, который, похоже, всё никак не наиграется.
Сколько я уже здесь? Сколько ещё пробуду?
Он наблюдал, как Артабанус помогает его телу раздеться и забраться в исходящую паром ванну, словно множество раз до этого. Движения были настолько привычными, что Эд едва ли задумывался, совершая их. Купания были постоянными, и Эд был уверен, что они происходили чаще одного раза в день. Казалось, его содержат в роскоши, поскольку вода в подземелья поступала из единственного источника, а потом подогревалась алхимией. Дети, которых он видел время от времени, даже бывали слегка чумазыми.
Эд прикрыл глаза, когда Артабанус взялся за автоброню руки и начал заботливо отмывать каждый сантиметр металла. Смазка была всего один раз в день, в разное время, и это было единственным разнообразием, думал Эд. Он позволил своему разуму оторваться от настоящего и пробежаться по прошедшим дням - неделе? - приводя для себя в порядок события, тем временем как шершавые подушечки пальцев одинаково ласково скользили по металлу и по коже, вызывая мурашки и тень застарелого усталого отвращения.
По крайней мере, его больной, чокнутый похититель придерживался странного, но устойчивого расписания. Проснуться, принять ванну, съесть завтрак, сесть почитать - для самого Артабануса, во всяком случае. Эд обычно тупо сидел рядом с мужчиной и наблюдал, как тот читает, способный только изучать его как обычно безэмоциональные черты. Потом было время работы. Что как правило означало для Эда ходить по подземелью с Артабанусом, крепко обнимавшим его бёдра, и совершать разные трансмутации. Греть воду, чинить разбитую посуду, строить новые комнаты и коридоры, делать полки и тому подобное. Однажды ему даже поручили при помощи алхимии сжечь тело ребёнка, не пережившего "процедуры". На взрыв гнева Эда, который был быстро подавлен, Артабанус тонко улыбнулся:
- Это обычное очищение огнём, Эдвард. Не каждый будет принят богом как святое дитя, ты же понимаешь?
Он не понимал. И не хотел понимать. Проклятое зверьё с извращёнными религиозными представлениями.
После работ Артабанус несколько часов занимался хуй знает чем, и Эд оставался прикованным к кровати в компании одной только свечки. Он больше всего ценил эти часы покоя. Это было единственное время в течении дня, когда он мог полностью контролировать себя, и постоянная паника хоть чуточку спадала, позволяя дышать и размышлять, вместо того, чтобы плавать в выбивающей из колеи, отупляющей дымке страха. Иногда всё складывалось не так удачно и Артабанус возникал за спиной как призрак, вырывая его из мыслей.
Оказываясь в тишине и одиночестве, он не мог перестать думать о драхманцах, о войне, которая, возможно, ещё продолжалась за этими каменными стенами, о брате, о Мустанге и его людях... но главное, что мучило его, это судьба Джеймса. Он покалечил мальчика, разрушил ему всю оставшуюся жизнь. Он должен был быть учителем, тем, кому верили, что он никогда не причинит вреда, а он... Ничего нельзя было исправить, и Эд всё ещё слышал крики Джеймса, они преследовали Эда и звучали в ушах всякий раз, как он оставался один, заставляя сердце колотиться и сжиматься так сильно, что Эд был близок к сердечному приступу.
Иногда, пользуясь моментом, Эд пытался освободиться. Один раз он не удержался и свесился через край кровати. Артабанус был сердит и расстроен, когда вернулся, но Эд отказался отвечать на какие бы то ни было его вопросы. Ебись конём этот ублюдок и вся хуетень, которая творится у него в башке.
Когда Артабанус возвращался, наступало время ещё одной ванны. Потом была следующая еда - ужин, как думал Эд, - и чаепитие в столовой, где он иногда замечал детей.
Столовая была огромным помещением, вероятно, самым большим в подземелье, в форме гигантского круга. Там было четыре арки, каждая помечена буквой - С, З, Ю, В, - как на компасе. Эд и Артабанус всегда приходили из западного крыла, но за время выполнения работ Эд понял, что у каждого крыла есть своё особое основное назначение.
Северное крыло, похоже, было зоной складов. Там были комнаты, содержащие запасы еды, одежды, воротов для подъёма воды - поскольку в этом же крыле находился единственный колодец - и даже оружия. Восточное крыло было медицинским, но Эду не удалось разузнать о нём слишком много. Южное крыло оставалось для него совершенной загадкой, и для большинства остальных оно также оставалось закрыто. Артабанус признался как-то, что бывал там, но обычно избегал этой темы. И никогда не углублялся в подробности.
И конечно же, западное крыло было самой большой частью. Там находились все жилые помещения, к некоторым из них примыкали ванны. Комнаты были разных размеров, но среди тех, что видел Эд, его комната была одной из самых больших. Даже кровать у него была в два раза больше обычной. Это определённо вызывало у него неловкость, и сердце начинало колотиться при мысли, с чего бы его держат в таких особых условиях. Постоянные купания, просторная комната, еда дважды в день... он по местным меркам практически утопал в роскоши.
Он не мог отвязаться от мысли, что его откармливают на убой.
Он ещё не видел Джеймса после "процедуры", но встретил того восьмилетку, с которым болтал Джеймс, Генри, однажды за ужином. Он хотел окликнуть мальчика, но Артабанус, видимо, читал мысли, потому что немедленно отнял у него способность разговаривать, просто прижав указательный палец к руке Эда. Иногда Артабанус беседовал с другими людьми, управлявшими подземным городом, но чаще всего он болтал обо всём и ни о чём с молчаливым Эдом.
Эду казалось, что он стал просто свалкой для беспорядочных мыслей Артабануса. Тот в первую очередь интересовался небом - звёздами, солнцем и луной. Иногда он говорил об облаках, о дожде и снеге. Эд признавал, что порой рассказы мужчины были увлекательными, но никогда ничего к ним не добавлял. Он был слишком горд для этого, и неважно, насколько все эти теории пробуждали его любопытство. Также это давало возможность понять, насколько Артабанус был образован. Он легко цитировал нескольких философов и однажды обратился даже к объёмному труду известного астролога. Тема алхимии не затрагивалась никогда, а Эд говорил с ним как можно меньше, так что не спрашивал об этом, как бы ни было велико искушение. Он, как считал, уже наслушался голоса этого психа.
После чаепития Эда отводили обратно в "его" комнату на ночь. Артабанус закреплял путы и оставался посидеть с полчаса, прежде чем оставить Эда спать. Как ни странно, Эд всегда быстро проваливался в темноту бессознательного состояния, иногда даже до того, как Артабанус выходил из комнаты.
Этот цикл повторился пять раз с тех пор, как он изуродовал Джеймса. Таким образом, Эд заключил, что уже семь дней находится в подземелье, потому что, очевидно, был без сознания сутки от потери крови.
В любом случае, казалось, что прошёл месяц. И это была только первая ванна за день.
Он пришёл в себя, когда Артабанус начал тихонько напевать экзотический мотив, возя колючей мочалкой по медовой коже Эда. От силы резкого аромата лаванды и мяты у Эда пекло нос. Артабанус во время каждого купания приносил новое мыло, чтобы побаловать Эда. Если бы он уже не был достаточно припёзднутым, одержимости чистотой хватило бы.
- Чистота - следующая за благочестием, понимаешь, - пробормотал Артабанус, когда песня перестала слетать с губ. Эд оторвал взгляд от мочалки, скользящей по левой руке и встретился с тёплыми голубыми глазами мужчины. - Я знаю, ты не так любишь купаться, как я, но это в твоих интересах. Это только добавляет тебе бесконечной чистоты и красоты, мой драгоценный.
Эд скривил губы, отвёл взгляд и снова прикрыл глаза. Это был единственный способ выразить отвращение, когда он не мог говорить. И даже когда он мог говорить, как сейчас, он не находил слов, чтобы выразить всё, что хотел.
Он предполагал, что должен чувствовать стыд или быть вне себя от того, что сидит здесь голым, а другой мужчина моет его как младенца, но ему уже стало настолько всё равно. Ему действительно было наплевать, что это уебан о нём думает. Его всё ещё раздражало, как тот обращается к нему и все эти упоминания о его "чистоте", но он махнул рукой и больше не поправлял этого человека.
По своей природе алхимики были эгоистичными и гордыми существами, которые, однажды приняв какое-то решение, никогда не отрекались от собственных идеалов. Добавить к этому странную фиксацию, от которой страдал Артабанус, и стена из чистого алмаза готова. По сути, Эд понимал, что невозможно убедить этого человека в том, от чего он не в восторге.
И всё-таки...
- Чистота, да? - тихо усмехнулся он, всё ещё наблюдая, как нежные руки мужчины проходятся по его коже. - Так когда ты собираешься отрезать член мне? Ведь в этом основная идея твоей чистоты?
Он почти пожалел о вопросе, но хотелось быть готовым, когда придёт время и ему быть изуродованным. В минуту мрачного, висельного юмора Эд подумал, сможет ли Уинри и туда ему поставить автоброню.
Но Артабанус стал очень серьёзным и взял Эда за подбородок. Не то, чтобы в этом была необходимость. Но Эд предполагал, что этот человек использует любую возможность, чтобы прикоснуться к нему. Теперь, вынужденный смотреть на своего похитителя, Эд пытался в сотый раз прочесть хоть какие-то эмоции в этих стальных лужах. Вроде бы похоже на сожаление, а может, на радость, а может, на разочарование. Эдвард нихуя не понимал. Это было просто безумие.
- Эдвард, разве ты не видишь? Я слишком люблю тебя для этого. Ты и так идеален, такой, как есть, и ничто не сделает тебя лучше, чем ты есть.
В этот момент у Эда внутри как будто что-то лопнуло. Без всякого знака, без всякого предупреждения его сердце разрослось и задрожало от тёмной силы, какой он никогда не ощущал прежде. Эд бы мог распознать подступающую истерику в закипающей внутри него кислоте, если бы обратил на это внимание, но был уже слишком захвачен ею. Беспомощный смех слетел с его дрожащих губ.
- Любишь? Любишь? Кого ты думал наебать? - в процессе смех сорвался на визг, в голосе было больше эмоций, чем Эд проявил за всё время с момента несчастья с Джеймсом, но сейчас это его мало заботило. - Ты ебанутый на всю голову, до тебя не дошло? Убиваешь людей без раздумья, кастрируешь детей, крадёшь людей и играешь с ними, как с блядскими куклами! Разве не видишь, что это за безумие? Тебя это не волнует? Все для тебя марионетки, которыми можно вертеть по желанию? Мы не твои игрушки! Мы люди, такие же, как и ты, ублюдина!
Артабанус протянул руку, чтобы погладить Эда по щеке, лицо его искривилось от чего-то, что могло быть болью, или злостью, или растерянностью. Эд закрыл глаза, неожиданное рыдание вырвалось у него из груди.
- Почему бы тебе к хуям не оставить меня в покое?!
После этих слов повисла тишина, прерываемая только тихими всхлипами, слетающими с его губ.
Тёплая жидкость стекала с его лица там, где Артабанус провёл рукой, и нос Эда горел от натрия, поднимающегося из пор от реакции. Прошла целая минута, прежде чем он в своём горячечном состоянии осознал, что плачет. И теперь, стоило начать, не было никакой возможности остановить волны рыданий, обжигающие грудь и вырывавшиеся наружу. Он хотел бы свернуться клубочком, но мог только смотреть вперёд, глаза горели от новых и новых потоков слёз.
Блядь. Пиздец как глупо. Я уже не сраный ребёнок, так какого хуя я плачу?
Артабанус только тяжело вздохнул, и, странно молчаливый, продолжил мыть тело Эда. Минуты шли в молчании, пока Эд проигрывал битву с самим собой, пытаясь взять себя в руки. Каждый раз, как он думал, что справился со спазмами подступающих чувств, лицо Джеймса, подставившего лицо жгучему ветру, или Ал в железном доспехе, или ещё какое-нибудь видение прошлого снова швыряли его в тёмный водоворот скорби.
Может, это был прорвавшийся стресс, но Эд был просто не в состоянии остановить это силой воли.
- Ненавижу тебя, сука, - выплюнул Эд сквозь слёзы и поднял глаза на Артабануса, который в ответ поглядел с грустью.
- Я знаю, Эдвард. Но уверен, что смогу это изменить. Я могу заботиться о тебе, защитить тебя. Ты полюбишь меня, мой драгоценный. Так и будет в конце концов. Никто и никогда не полюбит тебя так, как я.
Рука Артабануса нежно провела по волосам Эда, задержалась чуть дольше. Потом он вздохнул и выпрямился. Эд немедленно последовал за ним. Большое полотенце тут же было обёрнуто вокруг стройного тела, и Артабанус рассматривал его долгий момент. Он провёл по рукам юноши, до живого и металлического плеч, оставляя призрачные прикосновения, следы которых ещё долго чувствовались. Каждое касание этого мужчины Эд запомнил и часами мучился из-за каждого случая. Хуже всего было, что Артабанус его практически лапал, поэтому эти прикосновения навсегда оставались с ним, даже если были просто тенями.
Отвращение, к сожалению, было самой частой эмоцией, которую Эд испытывал в эти дни.
- Почему бы тебе не остаться в кровати и не отдохнуть сегодня, Эдвард? Мне надо в город за припасами, а тебе, я думаю, надо побыть одному. Что ты скажешь?
Артабанус ласково улыбнулся ему. Эд не ответил, его тело уже вытерлось и потянулось за комплектом чёрной одежды, висевшим на стуле рядом с ванной. Он натянул мягкие штаны до бёдер, а потом с помощью Артабануса надел через голову рубашку. Это тоже бесило Эда. Он никогда и ничего не мог сделать сам - помыться, одеться, помочиться, поесть, - ему постоянно помогали, и каждый раз кровь у него вскипала.
- Ну и хорошо, - сказал Артабанус так, словно Эд выразил своё согласие. - Давай отведём тебя в кровать, и я принесу тебе поесть перед уходом.
Весь процесс привязывания Эда к кровати занимал с каждым разом всё меньше времени. Вначале у Артабануса уходило по полчаса, чтобы уложить или поднять Эда, но теперь прошло едва ли десять минут, как он оказался надёжно прикован и остался тоскливо пялиться на собственное отражение в ожидании возвращения похитителя.
Он всё ещё пытался утихомирить бушующие эмоции, захлёстывающие с головой, но ледяная бесчувственность наконец растеклась по венам. Бесчувственность, похожая на наркотик. В его жизни уже было такое.
Совсем как тогда, когда он пытался воскресить мать и Ал потерял тело - последующие месяцы он провёл в тумане и бездумном оцепенении, в котором время не имело значения и один день не отличался от другого. Он продирался через эту тьму, через бесчувственное состояние, без мыслей и забот. До тех пор, как подполковник Мустанг вырвал его из ступора горячими словами и обещанием будущего.
Он почти мечтал позволить себе снова впасть в такой же транс. Мустанга здесь не было, и вряд ли он скоро найдёт Эда. Непозволительная роскошь расслабляться сейчас, когда он ждал удобного момента и возможности для побега. И это касалось не только его. У него была ответственность перед всеми людьми, попавшими в эту ловушку, перед несчастными детьми и Джеймсом. Он вытащит их всех отсюда в целости и сохранности, в этом сейчас была его задача, цель, на которой он должен был сосредоточиться несмотря ни на что. Может быть, он уже потерял доверие Джеймса, но он мог попробовать сохранить какое-то подобие жизни для мальчика, если выведет его на волю. Эд понимал, что его, возможно, никогда не простят, и это было бы правильно. Во всяком случае, сам себя он никогда не простит. Он просто хотел, чтобы его ученик выжил.
Артабанус вернулся с яблоком и чашкой тёмной жидкости. Пьянящий запах, наполнивший воздух, вернул Эда в реальность, удивляя и обнадёживая. Да, не было никакой ошибки. Это был кофе.
Наконец от этого еблана хоть какая-то польза.
Эд чуть было не выразил благодарность улыбкой или вздохом облегчения, но вовремя вспомнил, что этот мудак не заслужил.
Артабанус улыбнулся Эду, несмотря на безразличный взгляд в ответ, присел на край кровати, поставил чашку на тумбочку и достал из ящика тумбочки небольшой ножик. Эд задумался, какого хрена в ящике делает нож, а мужчина принялся отрезать маленькие кусочки фрукта и скармливать их Эду.
Горьковато-сладкий вкус яблока на языке позволил Эду вернуться в почти спокойное состояние - насколько возможно было в его ситуации. Жуя, он вспомнил, как бабуля Пинако сказала, будто еда исцеляет все болезни. Это было странное воспоминание, и жестокая истерика снова стала поднимать свою тёмную голову.
Наверно, мама об этом не знала... хотя она никогда особенно много не ела...
Когда остался один огрызок, Артабанус поднёс всё ещё исходящую паром чашку к губам Эда, и юный алхимик жадно проглотил жидкость, не обращая внимания на высокую температуру напитка. Это тоже было хорошо.
Ну, разве я не везучий ублюдок сегодня? Кофе и освобождение от работ. Должно быть, психа проняло.
Когда чашка опустела, Артабанус отставил её в сторону и смотрел на Эда несколько долгих секунд, потом вздохнул.
- Я знаю, что ты не можешь меня понять, Эдвард. Не многие могут, - мужчина перевёл глаза со Стального алхимика на стену и продолжил: - Меня воспитала армия, знаешь ли. Не Кинг Брэдли лично, но его ближайшие советники. Я приехал из Юкрейта, когда мне было десять лет, вундеркинд в своей стране, желающий поделиться нашей алхимией с другими народами. Никто не знал об исследованиях наших людей, а я хотел, чтобы они принесли пользу. Поскольку я был сиротой, то решил, что мне нечего терять, я только выиграю от путешествия и обучения вашей науке, - он криво улыбнулся, глядя вдаль. - Военные схватили меня, когда я пытался пересечь границу, и когда поняли, что я из себя представляю, доставили меня к советникам Брэдли. Они позаботились обо мне, я обучил их своей алхимии, как и собирался. Но у них были другие мысли на мой счёт. Когда мне исполнилось шестнадцать, явился государственный алхимик, чтобы меня учить, - алхимик Багряной Крови. Они считали, что это лучший учитель для меня, поскольку он манипулировал материями человеческого тела. Но он оказался слишком ограничен и даже не смог понять мой тип биологической алхимии. Я работаю более чем с базовыми элементами, из которых состоит человек. Моя алхимия выше этого... она ближе к душе.
Повисла пауза. Эд обдумывал слова этого человека. До сих пор он не слышал ни о чём подобном, и было странно, что Артабанус рассказывает такое между делом, но Эд не показал, насколько он заинтригован. Не было удивительным, что армия подобрала и воспитала кого-то со способностями как у Артабануса, и Кимбли всегда был больным отморозком, так что их давнее знакомство тоже особо не удивляло. Но снова - название этой страны - Юкрейт... Эд о ней особо ничего не слышал.
Артабанус снова повернулся к Эду, и снова на его лице застыла пустая улыбка.
- Алхимия, которую я использую, по сути, сила, которую я извлекаю из энергии воздуха. Единственное, с чем я могу её сравнить, это синская альмедика, но всё равно они разные. Есть связи, соединяющие всё, каждого человека, каждое чувство и каждое действие. Это похоже на тектоническую энергию, но, в отличие от неё, эта энергия происходит от движений и чувств людей. Эти связи невидимы, но с помощью нашей алхимии я могу перехватить их, замкнуть на себя, взять под свой контроль, таким образом. Вот как я могу манипулировать человеческим телом, словами, эмоциями... и когда я сформулировал эти пять кругов, армия получила большое преимущество. Один для того, чтобы успокоить движения существа, которое я собираюсь взять под контроль, - он поднял большой палец и дал Эду рассмотреть круг. - Один, чтобы заставить существо двигаться как я хочу, - он показал средний палец. - Один для контроля речи и голосовых связок, - круг на указательном пальце. - Гормоны, которые позволяют манипулировать эмоциями, - безымянный. - И антиалхимический круг, почерпнутый из аместрийской алхимии, своего рода запасной план. Ты сможешь использовать алхимию через меня в качестве канала, но стоит мне разорвать прикосновение, и ты будешь бессилен по крайней мере в течение часа, - мизинец распрямился, и теперь все круги были предоставлены для изучения Эда. - Это даёт мне преимущество, если надо избежать атаки алхимика, которого я хочу взять под контроль, и вернуть ему силу, если я того захочу.
Даже сейчас, после объяснений, некоторые из символов, пойманных в плетущиеся, вихрящиеся линии, оставались для Эда загадкой, и его интеллектуальная сторона жаждала задать вопросы, желая узнать больше, но он сдержался, видя, что Артабанус не закончил говорить.
Вот радость-то. Он и так достаточно наболтал, что теперь, перескажет историю всей жизни? Может, мне не так уж и везёт сегодня.
- Багряный алхимик, не тратя времени, набил мне эти круги на руки, и я прошёл интенсивную подготовку к секретным операциям. Меня пытали, под предлогом проверки, смогу ли я выдержать допрос, если меня поймают. В случае поимки я должен был убить себя любым возможным способом... Мне исполнилось восемнадцать - и меня наконец отправили на первое настоящее задание, в Аэруго. Я смешался с местными и втёрся в дом к одному из чиновников тамошнего правительства. Это заняло месяцы, но я смог манипулировать им достаточно, чтобы повлиять на торговлю между Аэруго и Аместрис. Начальство было довольно моей работой, и я, хоть и пришлось быть тайным любовником этого отвратительного старикашки, - тоже. Уходя, я вырезал всю семью, включая двухлетнюю дочь. Это всего одна из ужасных вещей, что мне пришлось сделать для большего блага. Я был алхимиком под прикрытием долгих десять лет, а потом дезертировал и сбежал на родину. В конце концов я вернулся в Аместрис с теми людьми, с которыми сейчас живу. До побега я слышал о Стальном алхимике. А когда год спустя прибыл в Централ поискать кандидатов на продажу, увидел тебя.
Эд тяжело сглотнул, глядя на лицо мужчины. Подобное выражение он мог рассматривать как некую форму благоговения. Он уже был ошеломлён всем, что услышал, едва мог верить словам этого типа, и тонул в море смущения, любопытства, отвращения, ужаса... настолько разных чувств, что они просто разрывали его на части. Как будто он плыл на корабле, но остался брошен в океане на крошечном плоту, не зная, как пережить шторм.
Всё было невозможно запутанно.
Тёплое прикосновение к щеке заставило его снова вернуться к Артабанусу, который теперь стоял на кровати на коленях, практически нависая над ним, глаза мужчины потемнели, в них клубилось тяжёлое чувство, похожее на... голод...
- Ты был так прекрасен, - прошептал Артабанус, проводя костяшками по щеке Эда, обводя кончиками пальцев линию его челюсти. - Я никогда не забуду этот день. Я решил, что ты спешишь в школу. Сильно лило, так что ты держал портфель над головой. Выражение твоего лица... - Артабанус улыбнулся с явным удовольствием. - Ты был просто такой... настоящий. Как никто другой. Ты был настоящий, ты существовал, и я мог смотреть на тебя. Ты не носил маску, как все прочие в этом мире. Ты был всегда на виду, твоя душа - открыта для всеобщего обозрения. Эта честность... она сломала меня, мой драгоценный Эдвард. Ты был слишком прекрасный, слишком совершенный, слишком настоящий, чтобы быть запятнанным пороками этого мира. А потом эти дураки-драхманцы попытались... они... и я... Я больше не мог оставаться в стороне. Просто не мог. Надеюсь, однажды ты поймёшь. Но, как я уже сказал, я не жду, что это случится сию минуту. Только можешь не сомневаться во мне, Эдвард, - я люблю тебя.
С этими словами Артабанус обхватил его лицо обеими руками и потянулся вперёд. Эд вытаращил глаза, но даже интуиция не подсказала ему попробовать увернуться.
Он что, серьёзно...
Мысль едва успела сформироваться, как его собственная шея вытянулась вперёд, а рот приглашающе приоткрылся.
Чужие губы на губах ощущались как нечто постороннее, и Эд зажмурил глаза покрепче, почувствовав, как чужой влажный язык проникает ему в рот, - единственное сопротивление, которое он мог оказать. Их рты двигались вместе слаженно, страстно. Эд пытался абстрагироваться от ситуации, но было слишком много всего, чтобы отстраниться. Его собственный язык дразнил чужой, его собственные зубы прикусывали тонкие, обветренные губы. Это против желания удерживало его внимание, потому что было так странно и неожиданно. Артабанус обхватил Эда одной рукой за талию и притянул к себе, прижал плотно, грудь к груди, бёдра к бёдрам.
Обычно поцелуи описывают совсем не так... Наверно, это потому, что я ненавижу этого тупого ублюдка.
С нарастающим отвращением юноша почувствовал твёрдость у своего бедра, но отвращение быстро перетекло в панику, когда пальцы, не довольствуясь лицом, спустились ниже и забрались под рубашку, принялись поглаживать кожу. Большая рука сжала бедро и мужчина ещё грубее напал на губы Эда.
Отвали! Какого хуя я здесь делаю? Как он смеет... он же... СТОП!
Снова Эд почувствовал, будто отчаянно скребётся в стенки своего черепа, кричит, визжит, рычит, наблюдая за происходящим изнутри. С болью он мог справиться. К унижению - привыкнуть.
Это было нечто совершенно новое и кошмарное, недоумение сменялось ужасом при одной мысли о том, что этот человек собирается с ним сделать.
Когда он подумал, что потеряет рассудок от очередной волны подступающей истерики, Артабанус отстранился. Внезапно Эд понял, что не хочет больше ничего, кроме как стереть эту ёбаную улыбку с этого самодовольного лица, лучше всего - остро отточенным лезвием, преобразованным из прочной, холодной автоброни. Плевать на побег, плевать на героизм, он мечтал убить этого уёбка.
- Как бы я ни жаждал продолжить, я должен идти. Я скоро вернусь, Эдвард, мой драгоценный, - это обещание было наполнено такими интонациями, что только подлило масла в огонь ярости Эда.
На этот раз, когда Артабанус наклонился, чтобы украсть прощальный поцелуй, Эд оставил глаза открытыми, сузил их, надеясь, что ублюдок почувствует весь его гнев во взгляде.
Наконец, наконец мужчина отстранился, подхватил чашку и направился к двери.
- Я убью тебя, мерзкий кусок дерьма! - прорычал ему в спину Эд. - Погоди, я тебя УБЬЮ!
В дверях Артабанус обернулся и радостно помахал. Щелчок замка был единственным ответом, которого удостоился Эд.
Юноша медленно выдохнул, его натянутое, как струна, тело упало на подушки с небольшим облегчением. Артабанус скоро вернётся, наверно, через пару часов, как обещал.
Я ни в коем случае не буду сидеть тут и ждать второго раунда. Хуй тебе.
Собравшись с духом, распалённый ненавистью, он с силой дёргал кандалы на запястьях, упирался ногами и боролся за свободу с новым, яростным пылом. Паника, понемногу оставлявшая в покое разум и тело, вернулась с новой силой, из груди вырывались хриплые вопли, он так бился в наручниках, что кровь потекла из запястья. Но он просто стиснул зубы и продолжил попытки. Никакая боль не помешает ему вырваться на свободу.
Его тошнило от этого места и от этого садиста-извращенца. Рассказывает жалостливые истории, а сам всё тот же монстр. Эд не желал позволять себе сделаться таким же.
Глава 9
читать дальше
Время бессмысленная штука, если нет солнца или надёжных стрелок, чтобы его узнать. Это могли быть часы, и дни, и месяцы, но безвременье тянулось целую вечность, Эд тащился через неё, чувствуя себя ужасно медленным. Как будто всякий раз, как он пытался считать минуты, они растягивались на годы.
Иногда он обвинял воду, на которую смотрел, - переливающуюся неопределёнными оттенками, извергающую облака танцующего пара в холодный воздух ванной комнаты. Прозрачная, тяжёлая жидкость была как само время. Постоянно движущаяся, но никуда не убегающая. Эд почти видел молекулы Н2О, скользящие мимо друг друга в безумной какофонии движения, и когда большая бледная рука проводила по поверхности воды в старой каменной чаше, его глаза были прикованы к мелкой ряби, поднятой движением. Вот где теперь оказался Эд: застрявший в этом обволакивающем, спокойном состоянии, мечтая лишь о возможности двигаться, как одна из этих прозрачных волн.
Он хотел что-то значить. Он хотел вернуться к прежнему. Но теперь он был в ловушке и зависел от прихотей безумного алхимика, который, похоже, всё никак не наиграется.
Сколько я уже здесь? Сколько ещё пробуду?
Он наблюдал, как Артабанус помогает его телу раздеться и забраться в исходящую паром ванну, словно множество раз до этого. Движения были настолько привычными, что Эд едва ли задумывался, совершая их. Купания были постоянными, и Эд был уверен, что они происходили чаще одного раза в день. Казалось, его содержат в роскоши, поскольку вода в подземелья поступала из единственного источника, а потом подогревалась алхимией. Дети, которых он видел время от времени, даже бывали слегка чумазыми.
Эд прикрыл глаза, когда Артабанус взялся за автоброню руки и начал заботливо отмывать каждый сантиметр металла. Смазка была всего один раз в день, в разное время, и это было единственным разнообразием, думал Эд. Он позволил своему разуму оторваться от настоящего и пробежаться по прошедшим дням - неделе? - приводя для себя в порядок события, тем временем как шершавые подушечки пальцев одинаково ласково скользили по металлу и по коже, вызывая мурашки и тень застарелого усталого отвращения.
По крайней мере, его больной, чокнутый похититель придерживался странного, но устойчивого расписания. Проснуться, принять ванну, съесть завтрак, сесть почитать - для самого Артабануса, во всяком случае. Эд обычно тупо сидел рядом с мужчиной и наблюдал, как тот читает, способный только изучать его как обычно безэмоциональные черты. Потом было время работы. Что как правило означало для Эда ходить по подземелью с Артабанусом, крепко обнимавшим его бёдра, и совершать разные трансмутации. Греть воду, чинить разбитую посуду, строить новые комнаты и коридоры, делать полки и тому подобное. Однажды ему даже поручили при помощи алхимии сжечь тело ребёнка, не пережившего "процедуры". На взрыв гнева Эда, который был быстро подавлен, Артабанус тонко улыбнулся:
- Это обычное очищение огнём, Эдвард. Не каждый будет принят богом как святое дитя, ты же понимаешь?
Он не понимал. И не хотел понимать. Проклятое зверьё с извращёнными религиозными представлениями.
После работ Артабанус несколько часов занимался хуй знает чем, и Эд оставался прикованным к кровати в компании одной только свечки. Он больше всего ценил эти часы покоя. Это было единственное время в течении дня, когда он мог полностью контролировать себя, и постоянная паника хоть чуточку спадала, позволяя дышать и размышлять, вместо того, чтобы плавать в выбивающей из колеи, отупляющей дымке страха. Иногда всё складывалось не так удачно и Артабанус возникал за спиной как призрак, вырывая его из мыслей.
Оказываясь в тишине и одиночестве, он не мог перестать думать о драхманцах, о войне, которая, возможно, ещё продолжалась за этими каменными стенами, о брате, о Мустанге и его людях... но главное, что мучило его, это судьба Джеймса. Он покалечил мальчика, разрушил ему всю оставшуюся жизнь. Он должен был быть учителем, тем, кому верили, что он никогда не причинит вреда, а он... Ничего нельзя было исправить, и Эд всё ещё слышал крики Джеймса, они преследовали Эда и звучали в ушах всякий раз, как он оставался один, заставляя сердце колотиться и сжиматься так сильно, что Эд был близок к сердечному приступу.
Иногда, пользуясь моментом, Эд пытался освободиться. Один раз он не удержался и свесился через край кровати. Артабанус был сердит и расстроен, когда вернулся, но Эд отказался отвечать на какие бы то ни было его вопросы. Ебись конём этот ублюдок и вся хуетень, которая творится у него в башке.
Когда Артабанус возвращался, наступало время ещё одной ванны. Потом была следующая еда - ужин, как думал Эд, - и чаепитие в столовой, где он иногда замечал детей.
Столовая была огромным помещением, вероятно, самым большим в подземелье, в форме гигантского круга. Там было четыре арки, каждая помечена буквой - С, З, Ю, В, - как на компасе. Эд и Артабанус всегда приходили из западного крыла, но за время выполнения работ Эд понял, что у каждого крыла есть своё особое основное назначение.
Северное крыло, похоже, было зоной складов. Там были комнаты, содержащие запасы еды, одежды, воротов для подъёма воды - поскольку в этом же крыле находился единственный колодец - и даже оружия. Восточное крыло было медицинским, но Эду не удалось разузнать о нём слишком много. Южное крыло оставалось для него совершенной загадкой, и для большинства остальных оно также оставалось закрыто. Артабанус признался как-то, что бывал там, но обычно избегал этой темы. И никогда не углублялся в подробности.
И конечно же, западное крыло было самой большой частью. Там находились все жилые помещения, к некоторым из них примыкали ванны. Комнаты были разных размеров, но среди тех, что видел Эд, его комната была одной из самых больших. Даже кровать у него была в два раза больше обычной. Это определённо вызывало у него неловкость, и сердце начинало колотиться при мысли, с чего бы его держат в таких особых условиях. Постоянные купания, просторная комната, еда дважды в день... он по местным меркам практически утопал в роскоши.
Он не мог отвязаться от мысли, что его откармливают на убой.
Он ещё не видел Джеймса после "процедуры", но встретил того восьмилетку, с которым болтал Джеймс, Генри, однажды за ужином. Он хотел окликнуть мальчика, но Артабанус, видимо, читал мысли, потому что немедленно отнял у него способность разговаривать, просто прижав указательный палец к руке Эда. Иногда Артабанус беседовал с другими людьми, управлявшими подземным городом, но чаще всего он болтал обо всём и ни о чём с молчаливым Эдом.
Эду казалось, что он стал просто свалкой для беспорядочных мыслей Артабануса. Тот в первую очередь интересовался небом - звёздами, солнцем и луной. Иногда он говорил об облаках, о дожде и снеге. Эд признавал, что порой рассказы мужчины были увлекательными, но никогда ничего к ним не добавлял. Он был слишком горд для этого, и неважно, насколько все эти теории пробуждали его любопытство. Также это давало возможность понять, насколько Артабанус был образован. Он легко цитировал нескольких философов и однажды обратился даже к объёмному труду известного астролога. Тема алхимии не затрагивалась никогда, а Эд говорил с ним как можно меньше, так что не спрашивал об этом, как бы ни было велико искушение. Он, как считал, уже наслушался голоса этого психа.
После чаепития Эда отводили обратно в "его" комнату на ночь. Артабанус закреплял путы и оставался посидеть с полчаса, прежде чем оставить Эда спать. Как ни странно, Эд всегда быстро проваливался в темноту бессознательного состояния, иногда даже до того, как Артабанус выходил из комнаты.
Этот цикл повторился пять раз с тех пор, как он изуродовал Джеймса. Таким образом, Эд заключил, что уже семь дней находится в подземелье, потому что, очевидно, был без сознания сутки от потери крови.
В любом случае, казалось, что прошёл месяц. И это была только первая ванна за день.
Он пришёл в себя, когда Артабанус начал тихонько напевать экзотический мотив, возя колючей мочалкой по медовой коже Эда. От силы резкого аромата лаванды и мяты у Эда пекло нос. Артабанус во время каждого купания приносил новое мыло, чтобы побаловать Эда. Если бы он уже не был достаточно припёзднутым, одержимости чистотой хватило бы.
- Чистота - следующая за благочестием, понимаешь, - пробормотал Артабанус, когда песня перестала слетать с губ. Эд оторвал взгляд от мочалки, скользящей по левой руке и встретился с тёплыми голубыми глазами мужчины. - Я знаю, ты не так любишь купаться, как я, но это в твоих интересах. Это только добавляет тебе бесконечной чистоты и красоты, мой драгоценный.
Эд скривил губы, отвёл взгляд и снова прикрыл глаза. Это был единственный способ выразить отвращение, когда он не мог говорить. И даже когда он мог говорить, как сейчас, он не находил слов, чтобы выразить всё, что хотел.
Он предполагал, что должен чувствовать стыд или быть вне себя от того, что сидит здесь голым, а другой мужчина моет его как младенца, но ему уже стало настолько всё равно. Ему действительно было наплевать, что это уебан о нём думает. Его всё ещё раздражало, как тот обращается к нему и все эти упоминания о его "чистоте", но он махнул рукой и больше не поправлял этого человека.
По своей природе алхимики были эгоистичными и гордыми существами, которые, однажды приняв какое-то решение, никогда не отрекались от собственных идеалов. Добавить к этому странную фиксацию, от которой страдал Артабанус, и стена из чистого алмаза готова. По сути, Эд понимал, что невозможно убедить этого человека в том, от чего он не в восторге.
И всё-таки...
- Чистота, да? - тихо усмехнулся он, всё ещё наблюдая, как нежные руки мужчины проходятся по его коже. - Так когда ты собираешься отрезать член мне? Ведь в этом основная идея твоей чистоты?
Он почти пожалел о вопросе, но хотелось быть готовым, когда придёт время и ему быть изуродованным. В минуту мрачного, висельного юмора Эд подумал, сможет ли Уинри и туда ему поставить автоброню.
Но Артабанус стал очень серьёзным и взял Эда за подбородок. Не то, чтобы в этом была необходимость. Но Эд предполагал, что этот человек использует любую возможность, чтобы прикоснуться к нему. Теперь, вынужденный смотреть на своего похитителя, Эд пытался в сотый раз прочесть хоть какие-то эмоции в этих стальных лужах. Вроде бы похоже на сожаление, а может, на радость, а может, на разочарование. Эдвард нихуя не понимал. Это было просто безумие.
- Эдвард, разве ты не видишь? Я слишком люблю тебя для этого. Ты и так идеален, такой, как есть, и ничто не сделает тебя лучше, чем ты есть.
В этот момент у Эда внутри как будто что-то лопнуло. Без всякого знака, без всякого предупреждения его сердце разрослось и задрожало от тёмной силы, какой он никогда не ощущал прежде. Эд бы мог распознать подступающую истерику в закипающей внутри него кислоте, если бы обратил на это внимание, но был уже слишком захвачен ею. Беспомощный смех слетел с его дрожащих губ.
- Любишь? Любишь? Кого ты думал наебать? - в процессе смех сорвался на визг, в голосе было больше эмоций, чем Эд проявил за всё время с момента несчастья с Джеймсом, но сейчас это его мало заботило. - Ты ебанутый на всю голову, до тебя не дошло? Убиваешь людей без раздумья, кастрируешь детей, крадёшь людей и играешь с ними, как с блядскими куклами! Разве не видишь, что это за безумие? Тебя это не волнует? Все для тебя марионетки, которыми можно вертеть по желанию? Мы не твои игрушки! Мы люди, такие же, как и ты, ублюдина!
Артабанус протянул руку, чтобы погладить Эда по щеке, лицо его искривилось от чего-то, что могло быть болью, или злостью, или растерянностью. Эд закрыл глаза, неожиданное рыдание вырвалось у него из груди.
- Почему бы тебе к хуям не оставить меня в покое?!
После этих слов повисла тишина, прерываемая только тихими всхлипами, слетающими с его губ.
Тёплая жидкость стекала с его лица там, где Артабанус провёл рукой, и нос Эда горел от натрия, поднимающегося из пор от реакции. Прошла целая минута, прежде чем он в своём горячечном состоянии осознал, что плачет. И теперь, стоило начать, не было никакой возможности остановить волны рыданий, обжигающие грудь и вырывавшиеся наружу. Он хотел бы свернуться клубочком, но мог только смотреть вперёд, глаза горели от новых и новых потоков слёз.
Блядь. Пиздец как глупо. Я уже не сраный ребёнок, так какого хуя я плачу?
Артабанус только тяжело вздохнул, и, странно молчаливый, продолжил мыть тело Эда. Минуты шли в молчании, пока Эд проигрывал битву с самим собой, пытаясь взять себя в руки. Каждый раз, как он думал, что справился со спазмами подступающих чувств, лицо Джеймса, подставившего лицо жгучему ветру, или Ал в железном доспехе, или ещё какое-нибудь видение прошлого снова швыряли его в тёмный водоворот скорби.
Может, это был прорвавшийся стресс, но Эд был просто не в состоянии остановить это силой воли.
- Ненавижу тебя, сука, - выплюнул Эд сквозь слёзы и поднял глаза на Артабануса, который в ответ поглядел с грустью.
- Я знаю, Эдвард. Но уверен, что смогу это изменить. Я могу заботиться о тебе, защитить тебя. Ты полюбишь меня, мой драгоценный. Так и будет в конце концов. Никто и никогда не полюбит тебя так, как я.
Рука Артабануса нежно провела по волосам Эда, задержалась чуть дольше. Потом он вздохнул и выпрямился. Эд немедленно последовал за ним. Большое полотенце тут же было обёрнуто вокруг стройного тела, и Артабанус рассматривал его долгий момент. Он провёл по рукам юноши, до живого и металлического плеч, оставляя призрачные прикосновения, следы которых ещё долго чувствовались. Каждое касание этого мужчины Эд запомнил и часами мучился из-за каждого случая. Хуже всего было, что Артабанус его практически лапал, поэтому эти прикосновения навсегда оставались с ним, даже если были просто тенями.
Отвращение, к сожалению, было самой частой эмоцией, которую Эд испытывал в эти дни.
- Почему бы тебе не остаться в кровати и не отдохнуть сегодня, Эдвард? Мне надо в город за припасами, а тебе, я думаю, надо побыть одному. Что ты скажешь?
Артабанус ласково улыбнулся ему. Эд не ответил, его тело уже вытерлось и потянулось за комплектом чёрной одежды, висевшим на стуле рядом с ванной. Он натянул мягкие штаны до бёдер, а потом с помощью Артабануса надел через голову рубашку. Это тоже бесило Эда. Он никогда и ничего не мог сделать сам - помыться, одеться, помочиться, поесть, - ему постоянно помогали, и каждый раз кровь у него вскипала.
- Ну и хорошо, - сказал Артабанус так, словно Эд выразил своё согласие. - Давай отведём тебя в кровать, и я принесу тебе поесть перед уходом.
Весь процесс привязывания Эда к кровати занимал с каждым разом всё меньше времени. Вначале у Артабануса уходило по полчаса, чтобы уложить или поднять Эда, но теперь прошло едва ли десять минут, как он оказался надёжно прикован и остался тоскливо пялиться на собственное отражение в ожидании возвращения похитителя.
Он всё ещё пытался утихомирить бушующие эмоции, захлёстывающие с головой, но ледяная бесчувственность наконец растеклась по венам. Бесчувственность, похожая на наркотик. В его жизни уже было такое.
Совсем как тогда, когда он пытался воскресить мать и Ал потерял тело - последующие месяцы он провёл в тумане и бездумном оцепенении, в котором время не имело значения и один день не отличался от другого. Он продирался через эту тьму, через бесчувственное состояние, без мыслей и забот. До тех пор, как подполковник Мустанг вырвал его из ступора горячими словами и обещанием будущего.
Он почти мечтал позволить себе снова впасть в такой же транс. Мустанга здесь не было, и вряд ли он скоро найдёт Эда. Непозволительная роскошь расслабляться сейчас, когда он ждал удобного момента и возможности для побега. И это касалось не только его. У него была ответственность перед всеми людьми, попавшими в эту ловушку, перед несчастными детьми и Джеймсом. Он вытащит их всех отсюда в целости и сохранности, в этом сейчас была его задача, цель, на которой он должен был сосредоточиться несмотря ни на что. Может быть, он уже потерял доверие Джеймса, но он мог попробовать сохранить какое-то подобие жизни для мальчика, если выведет его на волю. Эд понимал, что его, возможно, никогда не простят, и это было бы правильно. Во всяком случае, сам себя он никогда не простит. Он просто хотел, чтобы его ученик выжил.
Артабанус вернулся с яблоком и чашкой тёмной жидкости. Пьянящий запах, наполнивший воздух, вернул Эда в реальность, удивляя и обнадёживая. Да, не было никакой ошибки. Это был кофе.
Наконец от этого еблана хоть какая-то польза.
Эд чуть было не выразил благодарность улыбкой или вздохом облегчения, но вовремя вспомнил, что этот мудак не заслужил.
Артабанус улыбнулся Эду, несмотря на безразличный взгляд в ответ, присел на край кровати, поставил чашку на тумбочку и достал из ящика тумбочки небольшой ножик. Эд задумался, какого хрена в ящике делает нож, а мужчина принялся отрезать маленькие кусочки фрукта и скармливать их Эду.
Горьковато-сладкий вкус яблока на языке позволил Эду вернуться в почти спокойное состояние - насколько возможно было в его ситуации. Жуя, он вспомнил, как бабуля Пинако сказала, будто еда исцеляет все болезни. Это было странное воспоминание, и жестокая истерика снова стала поднимать свою тёмную голову.
Наверно, мама об этом не знала... хотя она никогда особенно много не ела...
Когда остался один огрызок, Артабанус поднёс всё ещё исходящую паром чашку к губам Эда, и юный алхимик жадно проглотил жидкость, не обращая внимания на высокую температуру напитка. Это тоже было хорошо.
Ну, разве я не везучий ублюдок сегодня? Кофе и освобождение от работ. Должно быть, психа проняло.
Когда чашка опустела, Артабанус отставил её в сторону и смотрел на Эда несколько долгих секунд, потом вздохнул.
- Я знаю, что ты не можешь меня понять, Эдвард. Не многие могут, - мужчина перевёл глаза со Стального алхимика на стену и продолжил: - Меня воспитала армия, знаешь ли. Не Кинг Брэдли лично, но его ближайшие советники. Я приехал из Юкрейта, когда мне было десять лет, вундеркинд в своей стране, желающий поделиться нашей алхимией с другими народами. Никто не знал об исследованиях наших людей, а я хотел, чтобы они принесли пользу. Поскольку я был сиротой, то решил, что мне нечего терять, я только выиграю от путешествия и обучения вашей науке, - он криво улыбнулся, глядя вдаль. - Военные схватили меня, когда я пытался пересечь границу, и когда поняли, что я из себя представляю, доставили меня к советникам Брэдли. Они позаботились обо мне, я обучил их своей алхимии, как и собирался. Но у них были другие мысли на мой счёт. Когда мне исполнилось шестнадцать, явился государственный алхимик, чтобы меня учить, - алхимик Багряной Крови. Они считали, что это лучший учитель для меня, поскольку он манипулировал материями человеческого тела. Но он оказался слишком ограничен и даже не смог понять мой тип биологической алхимии. Я работаю более чем с базовыми элементами, из которых состоит человек. Моя алхимия выше этого... она ближе к душе.
Повисла пауза. Эд обдумывал слова этого человека. До сих пор он не слышал ни о чём подобном, и было странно, что Артабанус рассказывает такое между делом, но Эд не показал, насколько он заинтригован. Не было удивительным, что армия подобрала и воспитала кого-то со способностями как у Артабануса, и Кимбли всегда был больным отморозком, так что их давнее знакомство тоже особо не удивляло. Но снова - название этой страны - Юкрейт... Эд о ней особо ничего не слышал.
Артабанус снова повернулся к Эду, и снова на его лице застыла пустая улыбка.
- Алхимия, которую я использую, по сути, сила, которую я извлекаю из энергии воздуха. Единственное, с чем я могу её сравнить, это синская альмедика, но всё равно они разные. Есть связи, соединяющие всё, каждого человека, каждое чувство и каждое действие. Это похоже на тектоническую энергию, но, в отличие от неё, эта энергия происходит от движений и чувств людей. Эти связи невидимы, но с помощью нашей алхимии я могу перехватить их, замкнуть на себя, взять под свой контроль, таким образом. Вот как я могу манипулировать человеческим телом, словами, эмоциями... и когда я сформулировал эти пять кругов, армия получила большое преимущество. Один для того, чтобы успокоить движения существа, которое я собираюсь взять под контроль, - он поднял большой палец и дал Эду рассмотреть круг. - Один, чтобы заставить существо двигаться как я хочу, - он показал средний палец. - Один для контроля речи и голосовых связок, - круг на указательном пальце. - Гормоны, которые позволяют манипулировать эмоциями, - безымянный. - И антиалхимический круг, почерпнутый из аместрийской алхимии, своего рода запасной план. Ты сможешь использовать алхимию через меня в качестве канала, но стоит мне разорвать прикосновение, и ты будешь бессилен по крайней мере в течение часа, - мизинец распрямился, и теперь все круги были предоставлены для изучения Эда. - Это даёт мне преимущество, если надо избежать атаки алхимика, которого я хочу взять под контроль, и вернуть ему силу, если я того захочу.
Даже сейчас, после объяснений, некоторые из символов, пойманных в плетущиеся, вихрящиеся линии, оставались для Эда загадкой, и его интеллектуальная сторона жаждала задать вопросы, желая узнать больше, но он сдержался, видя, что Артабанус не закончил говорить.
Вот радость-то. Он и так достаточно наболтал, что теперь, перескажет историю всей жизни? Может, мне не так уж и везёт сегодня.
- Багряный алхимик, не тратя времени, набил мне эти круги на руки, и я прошёл интенсивную подготовку к секретным операциям. Меня пытали, под предлогом проверки, смогу ли я выдержать допрос, если меня поймают. В случае поимки я должен был убить себя любым возможным способом... Мне исполнилось восемнадцать - и меня наконец отправили на первое настоящее задание, в Аэруго. Я смешался с местными и втёрся в дом к одному из чиновников тамошнего правительства. Это заняло месяцы, но я смог манипулировать им достаточно, чтобы повлиять на торговлю между Аэруго и Аместрис. Начальство было довольно моей работой, и я, хоть и пришлось быть тайным любовником этого отвратительного старикашки, - тоже. Уходя, я вырезал всю семью, включая двухлетнюю дочь. Это всего одна из ужасных вещей, что мне пришлось сделать для большего блага. Я был алхимиком под прикрытием долгих десять лет, а потом дезертировал и сбежал на родину. В конце концов я вернулся в Аместрис с теми людьми, с которыми сейчас живу. До побега я слышал о Стальном алхимике. А когда год спустя прибыл в Централ поискать кандидатов на продажу, увидел тебя.
Эд тяжело сглотнул, глядя на лицо мужчины. Подобное выражение он мог рассматривать как некую форму благоговения. Он уже был ошеломлён всем, что услышал, едва мог верить словам этого типа, и тонул в море смущения, любопытства, отвращения, ужаса... настолько разных чувств, что они просто разрывали его на части. Как будто он плыл на корабле, но остался брошен в океане на крошечном плоту, не зная, как пережить шторм.
Всё было невозможно запутанно.
Тёплое прикосновение к щеке заставило его снова вернуться к Артабанусу, который теперь стоял на кровати на коленях, практически нависая над ним, глаза мужчины потемнели, в них клубилось тяжёлое чувство, похожее на... голод...
- Ты был так прекрасен, - прошептал Артабанус, проводя костяшками по щеке Эда, обводя кончиками пальцев линию его челюсти. - Я никогда не забуду этот день. Я решил, что ты спешишь в школу. Сильно лило, так что ты держал портфель над головой. Выражение твоего лица... - Артабанус улыбнулся с явным удовольствием. - Ты был просто такой... настоящий. Как никто другой. Ты был настоящий, ты существовал, и я мог смотреть на тебя. Ты не носил маску, как все прочие в этом мире. Ты был всегда на виду, твоя душа - открыта для всеобщего обозрения. Эта честность... она сломала меня, мой драгоценный Эдвард. Ты был слишком прекрасный, слишком совершенный, слишком настоящий, чтобы быть запятнанным пороками этого мира. А потом эти дураки-драхманцы попытались... они... и я... Я больше не мог оставаться в стороне. Просто не мог. Надеюсь, однажды ты поймёшь. Но, как я уже сказал, я не жду, что это случится сию минуту. Только можешь не сомневаться во мне, Эдвард, - я люблю тебя.
С этими словами Артабанус обхватил его лицо обеими руками и потянулся вперёд. Эд вытаращил глаза, но даже интуиция не подсказала ему попробовать увернуться.
Он что, серьёзно...
Мысль едва успела сформироваться, как его собственная шея вытянулась вперёд, а рот приглашающе приоткрылся.
Чужие губы на губах ощущались как нечто постороннее, и Эд зажмурил глаза покрепче, почувствовав, как чужой влажный язык проникает ему в рот, - единственное сопротивление, которое он мог оказать. Их рты двигались вместе слаженно, страстно. Эд пытался абстрагироваться от ситуации, но было слишком много всего, чтобы отстраниться. Его собственный язык дразнил чужой, его собственные зубы прикусывали тонкие, обветренные губы. Это против желания удерживало его внимание, потому что было так странно и неожиданно. Артабанус обхватил Эда одной рукой за талию и притянул к себе, прижал плотно, грудь к груди, бёдра к бёдрам.
Обычно поцелуи описывают совсем не так... Наверно, это потому, что я ненавижу этого тупого ублюдка.
С нарастающим отвращением юноша почувствовал твёрдость у своего бедра, но отвращение быстро перетекло в панику, когда пальцы, не довольствуясь лицом, спустились ниже и забрались под рубашку, принялись поглаживать кожу. Большая рука сжала бедро и мужчина ещё грубее напал на губы Эда.
Отвали! Какого хуя я здесь делаю? Как он смеет... он же... СТОП!
Снова Эд почувствовал, будто отчаянно скребётся в стенки своего черепа, кричит, визжит, рычит, наблюдая за происходящим изнутри. С болью он мог справиться. К унижению - привыкнуть.
Это было нечто совершенно новое и кошмарное, недоумение сменялось ужасом при одной мысли о том, что этот человек собирается с ним сделать.
Когда он подумал, что потеряет рассудок от очередной волны подступающей истерики, Артабанус отстранился. Внезапно Эд понял, что не хочет больше ничего, кроме как стереть эту ёбаную улыбку с этого самодовольного лица, лучше всего - остро отточенным лезвием, преобразованным из прочной, холодной автоброни. Плевать на побег, плевать на героизм, он мечтал убить этого уёбка.
- Как бы я ни жаждал продолжить, я должен идти. Я скоро вернусь, Эдвард, мой драгоценный, - это обещание было наполнено такими интонациями, что только подлило масла в огонь ярости Эда.
На этот раз, когда Артабанус наклонился, чтобы украсть прощальный поцелуй, Эд оставил глаза открытыми, сузил их, надеясь, что ублюдок почувствует весь его гнев во взгляде.
Наконец, наконец мужчина отстранился, подхватил чашку и направился к двери.
- Я убью тебя, мерзкий кусок дерьма! - прорычал ему в спину Эд. - Погоди, я тебя УБЬЮ!
В дверях Артабанус обернулся и радостно помахал. Щелчок замка был единственным ответом, которого удостоился Эд.
Юноша медленно выдохнул, его натянутое, как струна, тело упало на подушки с небольшим облегчением. Артабанус скоро вернётся, наверно, через пару часов, как обещал.
Я ни в коем случае не буду сидеть тут и ждать второго раунда. Хуй тебе.
Собравшись с духом, распалённый ненавистью, он с силой дёргал кандалы на запястьях, упирался ногами и боролся за свободу с новым, яростным пылом. Паника, понемногу оставлявшая в покое разум и тело, вернулась с новой силой, из груди вырывались хриплые вопли, он так бился в наручниках, что кровь потекла из запястья. Но он просто стиснул зубы и продолжил попытки. Никакая боль не помешает ему вырваться на свободу.
Его тошнило от этого места и от этого садиста-извращенца. Рассказывает жалостливые истории, а сам всё тот же монстр. Эд не желал позволять себе сделаться таким же.