Марионетка - глава 21

[Тёмная сторона силы]

Мастерпост dunkelseite.diary.ru/p219533034_marionetka-mast...
Глава 21

Вода окружала его, мягко убаюкивая чувства. Подобно ауре плыл успокаивающий аромат лаванды, обволакивающий, как неосязаемые руки, давая небольшой источник утешения, тогда как разум блуждал. Нежные руки мягко тёрли кожу и металл автоброни, разминали напряжённые мышцы, и он чувствовал почти эйфорию. Руки спустились по телу, исчезая под водой, и тень улыбки появилась на губах Эда. Без лишней просьбы он повернул голову и приподнял подбородок. Чужие губы автоматически прижались к его, и последовал медленный, тёплый поцелуй. Было не то, чтобы очень приятно, но уже не так отвратительно, и Эд обнаружил, что хихикнул, когда Артабанус разделся и забрался в ванну к нему. Было тесновато, пока Артабанус не устроил его у себя на коленях. Пар шёл от воды, и тепло их тел добавляло жара атмосфере. Лаванда и мята обволакивали Эда, и рой горячих искр пронзил его тело, когда Артабанус потребовал большего. Остались только тихие вздохи Артабануса, звуки случайных поцелуев и плеск воды.
Молчание должно было быть комфортным, но скоро стало удушливым.
Эд моргнул, глаза медленно сфокусировались на покрытой белой плиткой стене над ванной, в которой он лежал. Выпрямившись, он скривился от боли, и медленно начал возвращать конечности к жизни. Он чувствовал себя тяжёлым, уставшим, но приятно онемевшим. Слабый запах дешёвого экстракта лаванды шёл от мутной воды, в которой Эд валялся, видимо, он и послужил причиной воспоминания. Или это снова был провал?
Рой бы знал.
Быстро приходя в себя, Эд достаточно соображал, чтобы забеспокоиться о генерале и операции в Йееиме. Оглядевшись, он понял, что в маленькой ванной, прилегавшей к его палате, не было часов. Эд вздохнул и откинул голову, игнорируя резкий приступ боли в шее. Он предположил, что просидел в ванне около часа, судя по тому, насколько остыла вода. Но у него не было сил поднять тело из полной, сияющей белым фарфором ванны. Казалось, прошли годы с тех пор, как Артабанус устраивал ему великолепные купания, хотя на самом деле это было всего две недели назад.
Время - странная вещь, а для Эда в последние дни оно к тому же стало изменчивым и запутанным. Как будто времени больше не было места в жизни Эда, и он рад был позволить ему ускользнуть. Кроме таких минут, когда он волновался за Роя. Теперь минуты, казалось, превращались в часы, пока невидящие золотые глаза глядели на стену ванной.
- Ты даже не зарисовал круги Артабануса. Не хотел их исследовать. Последние недели даже не думал об алхимии. Не похоже на тебя, малыш...
Эд вздохнул и уронил голову, вода лизнула опустившийся подбородок. Он закрыл глаза и слова снова потекли через него. Это была правда, конечно же. Он совсем не думал об алхимии. Он был так поглощён постоянным стрессом, волнением за детей, мыслями о юкрейтянах. И Артабанусе...
Мысли превратились в поток воспоминаний и образов, вспыхивающих перед глазами мириадами цветов и линий. Всё стало разрозненным и абстрактным, разум вернулся в защитное состояние размытой бесформенности. Он видел невинные, измученные лица детей, которых не смог защитить. Он видел Джеймса, и Уинри, и Альфонса. Иногда он мельком видел отца и слышал тихий, призрачный голос матери. Но по большей части он видел Роя, Хьюза и Артабануса.
Когда вспыхнул особенно яркий образ Артабануса, листающего какой-то текст, с лёгкой улыбкой, играющей на губах, Эд почувствовал, что его лицо отражает то же выражение.
- ...ты не любишь его, Эд. Ты ведь хорошо понимаешь это?
Эд автоматически напрягся, распахнул глаза, оглядываясь по сторонам, выпрямился и зарычал:
- Конечно, я не люблю этого урода! Прости, если у меня не получается сразу выйти из роли, которую я играл так долго! Не смей, блядь, меня осуждать! Только не ты!
Как и ожидалось, он орал на пустой воздух. Он начал медленно приходить в себя, мускулы стали постепенно расслабляться в холодной воде. Ругая себя, он чуть не прозевал прозвучавшие сверху тихие слова, сопровождаемые тёплым прикосновением воздуха к плечам, напоминающим прикосновение рук.
- Я бы никогда не осудил тебя, Эд... Я просто боюсь...
Холод пронзил тело Эдварда от слов Хьюза, он тяжело сглотнул, подняв левую руку, чтобы накрыть тепло, лежавшее на плече. Конечно же, там не было ничего, но тепло осталось. Эд наклонился вперёд, свернулся, утыкаясь лбом в колени, и сосредоточился на тепле, всё ещё согревающем плечо. Мысли полностью исчезли, он остался с невозможно быстрым калейдоскопом, превращающим эмоции в гонку с безумными виражами. Страх-тревога-гнев-облегчение-почти что счастье. Он не чувствовал, как стиснул зубы, и пришёл в себя, только когда в ванной раздался резкий треск. Эд вздрогнул и уставился на правый край ванны, где автоброня вцепилась так, что фарфор треснул. Сердце стало биться ровнее, когда он заметил, что до сих пор один.
Он вздохнул и усмехнулся.
- Ты слишком переживаешь, Хьюз. Речь же обо мне.
- Именно поэтому я обеспокоен, - последовал горький ответ, и тепло исчезло с плеча. - Ты, Эдвард Элрик, не умеешь просить о помощи, когда она нужна.
- Мне не нужна помощь, - автоматичски ответил Эд, натягивая улыбку. - Всё уже кончилось. Рой освободит оставшихся детей, арестует юкрейтян, и тема будет закрыта.
После небольшой паузы Хьюз снова заговорил, и Эд ясно расслышал разочарование в голосе:
- Хватит быть таким идиотски упрямым, Эд. Ты знаешь, Артабанус только и ждёт шанса тебя вернуть. Ты и правда уверен, что справишься с ним в одиночку, если он придёт? Не говоря уж о том, что у тебя крыша съехала. Например, до сих пор разговариваешь с мертвецами.
Поморщившись, Эд подавил разъедающие его вину и стыд.
- Сомневаюсь, что Ал и Рой позволят кому-то до меня доебаться. Они и помогут мне с Артабанусом... А с головой мне уже никто не поможет.
Что с того, что он всё ещё разговаривает с Хьюзом? Это немного поддерживало, пока он был один. Конечно, прошло много времени с последнего такого разговора, но на этот раз голос Хьюза был твёрдым и ясным. Как ни тяжело было смотреть в лицо правде, но Эд с радостью признал бы себя сумасшедшим, чтобы сохранить возможность разговаривать со старым другом. А нормальным-то всегда можно прикинуться...
- Тебе нужно поговорить с Роем.
Эд промолчал.
- Эд, если кто-то и поймёт, через что ты прошёл, так это Рой.
- С чего бы? Его похитили и ебали во все дыры целый год? - с издёвкой спросил Эд, закатив глаза и драматически взмахнув руками, отчего вода выплеснулась из ванны.
- Нет, - сказал Хьюз, понижая голос. - Но он тоже многое пережил. Если кто и может понять твоё состояние, это Рой.
Внезапно Эд вспомнил, как в прежние годы подчинённые шептались о пристрастии Мустанга к алкоголю. Он вспомнил, как Мустанг чётко следил за количеством выпитого в баре. Он вспомнил тьму в этих угольно-чёрных глазах, тень, которая никогда окончательно их не покидала. Смолкнув, Эд сидел и обдумывал это, пока вода из прохладной превращалась в ледяную.
Хьюз исчез, и холод пришёл на смену его присутствию вместе с леденящей хваткой реальности.
Который час? Сколько он здесь просидел? Была ли операция Мустанга успешной?
Он не мог узнать всего этого, пока не встанет и не проверит, но просто не находил силы воли, чтобы сдвинуться с места. В соответствии с циклической природой большинства всего в жизни, мысли вернулись к началу, разум играл на тех же струнах, что привели его к этой точке. Как прошла операция? Сколько времени он здесь?
Когда он снова будет чувствовать себя нормально?
Что-то тёмное, удушающее, маслянистое наполнило его изнутри, как густой, жирный дым, покрыв внутренности толстым слоем копоти. Он чувствовал себя тяжёлым, разжиревшим, расплывшимся, отчего-то словно забывшим, как двигаться, как работает тело. Но по большей части ему было плевать. Он просто закрыл глаза, откинувшись на скользкий, холодный фарфор, сосредоточившись на отсветах под веками, сиявших как факелы в багровой ночи.
Запах лаванды и тихий звук капель из крана привели его в полубессознательное, беспокойное состояние, оставив разум блаженно пустым.
- Я бы не сделал ничего подобного, если бы опасался, что ты не сможешь спастись. Помни об этом, ладно?..
- ...всё, что ты когда-либо делал, лишь поднимало мой дух…
- Ты божественный, совершенный…
- Будь осторожнее…
Может, это и вправду была судьба?
- …тик! Братик!
Голос брата привёл Эда в себя, он открыл глаза и пронаблюдал, как Ал с бешеной скоростью опорожняет ванну и укутывает его в кучу полотенец.
Увидев, что глаза Эда открыты, Ал испустил вздох облегчения и внимательно посмотрел на него.
- Ты что, убить себя хочешь? Ты весь замёрз. Как ты умудрился уснуть в ванне?
Сев, Эд поморщился от напряжения в мускулах. Должно быть, он действительно заснул. Он слабо улыбнулся, когда Ал принялся вытирать его, как мамаша-наседка.
- Всё со мной хорошо, Ал. Сколько времени?
- Уже за полночь, - голос Ала был всё ещё полон тревоги, когда он отступил на шаг, чтобы взять свисающую со столика одежду.
Эд решил, что если он сам вытрется и оденется, это успокоит Ала, так что оставил вопросы и принялся тереть грубой, царапучей тканью по коже. Госпитальное полотенце так отличалось от мягкого, пушистого, которым его вытирал Артабанус. Снова он поймал себя на том, что скучает по чему-то из времён с Артабанусом, и скривился, сосредотачиваясь на том, как натягивает рубашку через голову, а потом свободные брюки на бёдра.
Он поднял голову и заметил, что Ал смотрит на него с улыбкой, полной светлой грусти. Сложив на груди руки, Эд выжидающе поднял бровь.
- Ничего, братик. Я просто подумал, что ты наел себе брюшко.
Эд побледнел, схватился рукой за мягкий живот, потом хмуро глянул на смеющегося брата.
- Посмотрел бы я на тебя, если бы ты год провалялся в кровати. Клянусь, как только меня выпустят отсюда, я надеру тебе задницу, Ал.
Брат только засмеялся громче. Тогда Эд подошёл поближе и отвесил ему подзатыльник. От этого Ал просто сложился пополам и смех стал почти истерическим. Наконец сдавшись, Эд улыбнулся и стал ждать. Он знал, что это один из типичных способов справиться для Ала. Обнаружить Эда без сознания в ванной могло, наверно, напугать Ала до паники. Преувеличенно вздохнув, Эд задрал подбородок и отправился к двери. Заползти в кровать было огромным облегчением как для его ноющего, замёрзшего тела, так и для измученного разума. При этом Эда уже тошнило от валяния в кровати. Желание просто встать и пройти милю или две было безумно трудно подавить.
Ал подошёл следом и сел рядом с кроватью, всё ещё широко улыбаясь. Ал излучал настоящее счастье, какого Эд не видел так давно, так что не смог удержаться и чуть улыбнулся в ответ. Позволил младшему брату разогнать своим светом тьму в душе. Прилив любви и благодарности внезапно затопил Эда, он резко подался вперёд и крепко стиснул руку Ала в своей.
- Я скучал по тебе, - пробормотал Эд с дрожащей улыбкой.
Несмотря на неловкость, последовавшую за эмоциональным всплеском, Ал быстро ответил взаимностью, стиснув живую руку Эда в своих, слёзы блеснули у него в глазах.
- Я тоже скучал по тебе, братик.
Что-то давящее и тяжёлое начало рассасываться в груди у Эда, и уютная тишина наполнила палату. Он сосредоточился только на дыхании Ала и едва заметном особенном запахе брата. Он никогда не замечал до того, как Ал вернул своё тело, но у Ала был собственный запах, по которому Эд определённо скучал. Больше не было металлического запаха железа, теперь Ал пах хлопком, землёй и дождём. Эд уже начал уплывать в сон, нежная тьма стала затягивать мысли, но Ал разорвал молчание.
- Я хотел сказать тебе, братик. Сержант Фьюри связался по радио с Уинри. В Йееиме всё закончилось удачно, к рассвету генерал вернётся с подробностями.
Цунами облегчения обрушилась на Эда, и он позволил этому быть услышанным с большим вздохом:
- Конечно, всё прошло хорошо. Мы же говорим об этом ублюдке, Ал.
Альфонс громко фыркнул, и Эд приоткрыл один глаз, чтобы взглянуть на его озорную усмешку.
- Да ладно тебе, братик. Я знаю, как ты за него волнуешься. Иногда я подумываю, что ты и генерал…
- Подумываешь? – сказал Эд. И лицо его начало гореть при мысли о странной ситуации, в которой они были перед уходом Мустанга.
Кинув на Эда взгляд, говорящий «меня не одурачить», Ал чуть подался вперёд.
- Ты знаешь, о чём я, Эд. Ты к нему неровно дышишь лет с тринадцати, - на ужас и ошеломление во взгляде Эда он лишь усмехнулся. – Как я мог НЕ заметить? Ты шептал его имя во сне, как в глупой театральной постановке. Я уж не говорю о моментах, когда твоё тело очень радовалось мыслям о нём!
Эд не мог ответить. Кровь так прилила к лицу, и он мог только бормотать бесполезные звуки, в которых не было даже слогов. Однако Ал продолжил, сменив широкую ухмылку на серьёзную, но тёплую улыбку.
- Я просто никогда не думал, что он относится к тебе так же. Пока ты не исчез. Вот тогда я осознал всю глубину его чувств к тебе.
Слова дошли до Эда, несмотря на всё его смущение. Странная смесь любопытства и сожаления заставила всё внутри сжаться. Голова наполнилась чем-то лёгким, как гелий. Он не представлял, что однажды будет говорить с Алом о таком, хоть они и говорили друг с другом обо всём на свете. И Эд не думал, что у него хватит сил обсуждать это сейчас с Алом.
Поэтому он резко, очевидно и без выкрутасов сменил тему.
- У меня были галлюцинации.
Ал уставился на него, бронзовые глаза мерцали удивлением и беспокойством.
- Галлюцинации?..
Эд тяжело сглотнул и уселся, тщетно пытаясь разобраться в эмоциях, переполнявших всё его существо.
- Да… они начались через пару месяцев пребывания у Артабануса, - и, проклятье, почему произнести это имя вслух при Але было так тяжело? – Вначале я думал, что просто в моих мыслях звучат голоса других людей, но они стали подавать идеи, о которых я до этого и не думал, понимаешь? Они помогли мне разработать план, говорили со мной, когда я был уверен, что схожу с ума. Утешали, когда всё казалось безнадёжным. Они стали слабеть и пропадать, как я думал. Но вот только что, когда я был в ванной, всё вернулось. Это самое странное, Ал. Мне кажется, что эти люди по-настоящему говорят со мной. Я и не знаю, что думать об этом.
Ал долго молчал, воздух между ними переполнился беспокойством и тревогой. Такими густыми, что трудно стало дышать. И всё же каким-то образом атмосфера казалась Эду утешающей, потому что он был с Алом.
- Кто это был? – спросил наконец Ал, и Эд вздрогнул от внезапного вопроса.
- Хьюз и Мустанг, - пробормотал он, в первый раз ощущая, что это немного странно… - Я слышал только их.
Внезапно Эд задался вопросом, почему он никогда не слышал голоса Ала, или Уинри, или даже мамы. Наверно, эти голоса были бы более утешительными, чем Хьюз с Мустангом.
Очевидно, эта мысль отразилась на лице, потому что Ал болезненно улыбнулся.
- Похоже, твой разум выбрал отцовские фигуры из имевшихся под рукой. Я имею в виду, тех, кого ты больше всего уважал. Эти люди были сильными и давали тебе опору в то время.
Эдвард фыркнул, но не мог отрицать логики этого утверждения. Отцовские фигуры, ага. Хотя большинство важных людей в его жизни были женщинами – мама, бабушка Пинако, Учитель, даже Хоукай. Это не значит, что Хьюз или Мустанг были неважными… важными, но иначе. Хотя они были не совсем отцовскими фигурами, скорее…
Скорее, друзьями, подумал Эд, молча хмурясь. Он уважал их совершенно, несмотря на стычки и препирательства с Мустангом, и чувствовал себя на удивление равным им, несмотря на обстоятельства. Иногда рядом с Мустангом он ощущал себя незрелым или ребячливым, но чувство равенства и взаимопонимания между ними оставалось сильным. То же самое и с Хьюзом. Эд не мог классифицировать их отношения как отцовские, или братские, или дружеские, просто это было… нечто совсем отдельное. Но важное настолько, что и не выразить словами.
Такая была связь с этими двумя – нечто глубокое и неописуемое, что он к ним чувствовал. Только его связь с Мустангом выросла, вышла за пределы, словно лоза, вырвавшаяся из почки, разрастаясь, обретая силу и жизнь по мере роста.
Возможно, поэтому голос Мустанга исчез, а голос Хьюза ещё остался. Это действительно какая-то пытка подсознания, которую я применяю сам к себе. Ебись эта травма конём.
И снова Эд каким-то образом почувствовал, что возвращается к прежнему себе, словно на него навели фокус в микроскопе. Фокус размывается… и наводится на совершенно другое.
Он поднял взгляд и заметил, что Ал пристально за ним наблюдает. Что-то в поведении Эда явно изменилось, судя по любопытному и настороженному взгляду Ала.
- С тобой всё хорошо, братик?
Эд улыбнулся, но замер, когда кое-что внезапно поразило его. Разум прояснялся день ото дня, явно приходя в порядок. Многие психологи, рассказывавшие ему, как мозг восстанавливается после травмы, говорили, что всё начинается с медленного, но неуклонного восстановления. Но некоторое время спустя, говорили они, начнут прорываться совсем другие вещи. Такие, как пропавшие воспоминания.
Если мне уже лучше, я прихожу в себя, мой разум перестраивается… когда упадёт второй сапог? Я вспомню сразу девять пропавших месяцев?
Упрямое отрицание поднялось навстречу ужасу, начинающему биться в горле Эда, но оно не было достаточно сильным, чтобы скрыть головокружительный поток панических мыслей. Представить только, что могло произойти за эти девять месяцев…
От чего именно мой разум пытается меня защитить?
Маятник эмоций жестоко раскачивался внутри туда и сюда, заставляя метаться мысли быстрее, чем Эд мог за ними успеть. Но в конце концов что-то пробилось через тяжёлые вдохи и заливающую глаза чернильную тьму, и это был Альфонс, крепко держащий его за руки и мягко что-то говорящий. Повторяющий и повторяющий, пока Эд не рассмеялся.
- Ты что, периодическую таблицу пересказываешь?
Брат широко улыбнулся.
- Конечно, братик. Она тебя всегда успокаивает, верно?
Эд фыркнул и снова сел, распутывая конечности, потому что перед этим снова свернулся в плотный клубок. Одну руку он оставил в руке Ала и погладил тёплую, чуть влажную кожу, чтобы убедиться в существовании брата. Он не знал, принадлежал пот между ладонями Алу или ему самому, но тем не менее лелеял руку, бездумно глядя на белые госпитальные простыни.
- Уже прошло… две недели? – тихо спросил Эд, и Ал кивнул. – Ты поверишь, если я скажу, что готов вернуться в Централ?
Подняв глаза, Эд увидел на лице Ала сомнение и проблески надежды. Словно он хотел поверить, но всё остальное говорило ему, что это невозможно. Так что младший Элрик лишь шевельнул губами и снова сильнее сжал руку брата.
- Если я буду торчать здесь, это мне не поможет, Ал, - практически прошептал Эд, чувствуя, как странная сила давит на помещение и требует тишины, которая наполняет его. – Я просто застыну во времени, у меня будет куча возможностей обсасывать предыдущий год. А я хочу двигаться вперёд. Ты же понимаешь?
- Эд… ты мог погибнуть. Практически все поверили, что ты умер. Ты даже не рассказываешь мне, что этот человек сделал с тобой! Шрамы у тебя на запястье, и на ноге, и на шее, и на животе… Они пугают меня до смерти, братик! И ты хочешь просто… двигаться вперёд? Как?
От этого взрыва Эд виновато ушёл в себя, но он просто не знал, как ответить брату, разве что:
- Мне просто необходимо двигаться вперёд, Ал. Я не хочу оглядываться назад, - и хоть лёгкий надлом в голосе заставил Ала с сожалением отвернуться, да будет так.
Разговор на этом прекратился, и холод в палате привёл их к единодушному решению. Ал забрался на кровать к Эду и скользнул под одеяло. Их ноги тут же переплелись, и Эд с облегчением выдохнул в макушку Ала, зарываясь носом в щекочущие волосы. Но земляной запах Ала обволакивал его как ничто другое. И он обнаружил, что засыпает, с некоторым ощущением странности. С тревожным чувством, что тело, которое обнимает его и которое он обнимает в ответ, не такое худое и длинное, как он привык. Но такой уют Эд не ощущал долгое время, и он уснул с улыбкой на губах.

Гримаса исказила лицо генерала Мустанга, когда он отёр влагу со лба чуть дрожащей рукой и перчатка окрасилась ярко-алым. Перестрелка уже длилась больше часа и не собиралась прекращаться, что весьма и весьма тревожило Мустанга. Они собирались окружить руины Йееима, вернее, старый город-призрак, с его зданиями, почти не тронутыми природой, за исключением разросшейся кое-где редкой северной флоры, намеревались зайти с пяти сторон и медленно подобраться к центру. Они понимали, что их присутствие будет очевидно, и рассчитывали, что юкрейтяне в силу этого побегут из своих укрытий. Несмотря на общее убеждение, легче победить добычу, которая убегает, чем ту, что забилась в нору и отбивается. Они учли все возможные ошибки, все возможные варианты.
Но чего они не учли, что когда они стянут плотнее кольцо в руинах, юкрейтяне выставят похищенных детей как щит.
Первой, глупой и романтической мыслью Мустанга было, что они решили отпустить заложников, но сразу стало понятно, что это не так, когда сержант слева рухнул на землю со знакомым предсмертным хрипом. Боль черкнула по лбу Мустанга, глаза тут же залило его же собственной кровью, и он ещё с парой дюжин аместрийских военных укрылся за ближайшим зданием. Мустанг не мог использовать алхимию и остался с простым револьвером в качестве оружия. Разум отчаянно изворачивался, пытаясь придумать способ убрать с пути детей, но Рой был шокирован внезапным, пугающим затишьем, когда аместрийцы начали выбираться из укрытия и стрелять по юкрейтянам, не обращая внимания на детей. Его грозные окрики прекратить огонь потонули в тонких детских воплях. Юные голоса кричали, потом начались рыдания, которые Рой как-то расслышал сквозь треск ружейных выстрелов и звуки металла, врезающегося в землю или в плоть. Он приложил ладони к земле, воздвигая стену между юкрейтянами и аместрийцами, страдая от того, что должен защищать детей от пуль своих же.
Огонь был приостановлен, когда приказы Мустанга наконец возымели действие и можно было слышать только перестрелку других групп среди руин. В какой-то момент юкрейтяне начали отступать, и Мустанг повёл команду на осторожное преследование. Начало положил старший лейтенант Амсель, перескочивший через стену прямо перед юкрейтянами, схвативший ребёнка и нырнувший за угол здания. Несколько военных последовали его примеру, и тогда уже Мустанг смог применить боевую алхимию.
Спустя полчаса переговоров между пятью отрядами, все собрались в центре с детьми и уцелевшими юкрейтянами.
Девять. Мустанг без толку тёр руки, только размазывая кровь по перчаткам и думая, не спалить ли их к хренам вместе с кожей. Девять детей погибли.
Ледяное онемение растеклось по венам, послав ещё одну волну дрожи по позвоночнику, в животе заворочалась тяжёлая тошнота. Рою хотелось проблеваться, закричать, сравнять руины с землёй. Но он мог только безучастно смотреть, как слева старший лейтенант Амсель протягивает ему платок. Спокойные глаза, впившиеся в глаза Роя, заставили его распрямиться и натянуть маску.
- Лейтенант Амсель, - сказал Мустанг голосом, хриплым от дыма, произведённого алхимией. Запах обугленной плоти всё ещё висел в воздухе, более острый, чем при похоронной церемонии. – Я хотел бы официально поблагодарить вас за помощь нашему отряду. Тактика была очень эффективная, хоть и опасная. Некоторые назвали бы это самоубийством.
Амсель как будто совсем не отреагировал. Просто на миг смерил Мустанга взглядом, заставив внутренности генерала похолодеть ещё сильнее. Наконец лейтенант кивнул.
- Спасибо, генерал.
И снова Мустанг остался один, глядя в спину лейтенанту, который отправился осмотреть солдат и оценить их ранения. Мустанг тяжело сглотнул и поднёс платок ко лбу, даже не вздрогнув, когда ткань ужалила след от пули. Если бы та прошла чуть левее…
В груди чуть заныло, когда он подумал, что чуть не нарушил обещание, данное Эдварду.
Он не успел это обдумать или вообще собраться, как к нему поспешил сержант.
- Генерал! Мы заперли юкрейтян в старом соборе, в исповедальнях. К счастью, их всего-то около десятка. Ещё парочку заперли там же в отдельной комнате. Ваши приказания?
Рой быстро прикинул, глядя на темнеющее небо. Они прибыли на машинах, так что не зависели от расписания поездов и время у них ещё было.
- А дети где?
- Мы уже разместили их в грузовике. Врачи их уже осматривают, скоро их напоят и накормят.
- Отлично. Подгоните другой грузовик к руинам и юкрейтян тоже грузите. Убедитесь, что вы тщательно обыскали каждого. Хоть догола раздевайте, только проверьте, что они полностью разоружены. Я имею в виду, совершенно полностью, - генерал помахал перчатками с кругом трансмутации перед глазами сержанта, чтобы тот понял. – И оставьте одного в здании, главаря или того, кто выглядит поважнее.
- Есть! – ответил сержант и поспешил в проход между двумя дряхлыми каменными зданиями.
- Допрос, командир? – раздался голос, и Рой обернулся к Хавоку, который приближался, с сигаретой, свисающей в уголке рта. К счастью, он был совершенно невредим. Хавок привалился к каменной стене и глубоко втянул никотиновый дым. Мустанг мог видеть напряжённые морщинки возле обычно спокойных глаз, в голубых глазах очевидно было написано страдание. Никто из них не был доволен тем, как всё вышло, хотя фактически они одержали победу.
Девять мёртвых детей уже были сложены в один из грузовиков.
- Надо выяснить, есть ли ещё банды юкрейтян вроде этой. И как они проходили через границу, - просто сказал Рой Хавоку, надеясь, что тот поймёт. Судя по по мстительному выражению на лице, Хавок не собирался возражать, какими бы ни оказались методы допроса.
Что привело Мустанга к новой внутренней борьбе. Как он может допросить одного из этих юкрейтянских монстров без жестокости? В рамках масштабных преобразований в армии инструкции по допросам были значительно изменены, делая физическое воздействие незаконным. Мустанг понимал, что в некоторых случаях этот приказ можно аккуратно обойти. Но каким же он будет фюрером, если не соблюдает основы морали?
На данный момент он не чувствовал себя таким уж амбициозным.
Использовать детей, как щит… Генерал такого до сих пор не видел, крики и плач только сгустили тьму, уже омрачающую его душу. Возможно, это было эгоистично и так же бесчеловечно, как и действия юкрейтян, но у него было острое желание просто уничтожить остатки банды. Жгучий гнев пузырился в венах, такой, какой он ощущал всего пару раз в жизни, главным образом, когда смотрел на гомункулов. Хотя гнев был чуть разбавлен чувством благодарности, что он может укусить зверя-убийцу в ответ в отсутствие Хоукай или Эда. Только представить их лица, прикрыв глаза, немного успокаивало.
Он никоим образом не был морально готов к этому «допросу». Но понимал, что лучший момент сейчас, когда побеждённые юкрейтяне ещё потрясены. Выпрямившись, он кивком приказал Хавоку следовать за собой. Пока они шли, генерал сглатывал огонь и желчь, теснившие горло и грудь, заставляя себя сосредоточиться на сияющих как солнце глазах и ярких улыбках. Он думал об этом уникальном голосе, обладающем бесконечной экспрессивностью и страстью, соединяющем простые слоги в глубокие и гениальные высказывания. Он думал о более юном Эде и о теперешнем, как сильно этот золотой мальчик изменился, как он рос, как сражался. И как не смотря ни на что этот человек сохранил свои моральные принципы.
Рою Мустангу было много чему ещё учиться у Эдварда Элрика.
Собор, очевидно, стал центром операции, и Мустанг отдалённо злился на то, что его не поставили об этом в известность, пока не заметил солдат, под командой лейтенанта Амселя грузивших крепко связанных юкрейтян в грузовик. Встретившись с лейтенантом взглядом, Мустанг только благодарно кивнул, прежде чем отправиться к разрушающемуся входу в некогда великолепную церковь из лилового и чёрного камня. Легко было игнорировать ветер, леденящий руки, не обращать внимания на кровь, сбегающую по вискам, и он уже просто привык к запаху дыма, пропитавшему одежду, как к постоянному напоминанию о его грехах и раскаянии. Но стоило войти в собор и увидеть кровь, разбрызганную по камням, медиков, склонившихся над мертвенно-бледными военными, как все крошечные ощущения вернулись с неослабевающей, неумолимой силой. Слишком ясные воспоминания о пламени, растекающемся по городу, превращая его в ад, удушающем дыме и запахе горелой плоти, наполняющем воздух, словно вязкий смог...
Но тут теплая рука Хавока прижалась к нему, от плеча до запястья, заставляя снова сосредоточиться. Не глядя на лейтенанта, генерал распрямился и вошёл в открытое помещение, чувствуя во рту медный привкус крови, когда проходил мимо раненых аместрийцев, и остановился на минуту, чтобы уделить им внимание. Лидерство обязывало к вынужденным улыбкам и сильным, ободряющим словам. Обычно Рою не нравилось делать это после боя, но если он знал, что это справедливо, и слова приходили легче, и блеск восхищения и ужаса в глазах солдат легче было переносить.
Пройдя к двери за алтарём, где разместили главаря пленных юкрейтян, он попытался подавить любую видимую реакцию на разговоры солдат за своей спиной.
- Сражались вместе с нашим будущим фюрером... не устану об этом рассказывать...
- Он поблагодарил меня... Поверить не могу. Когда-нибудь детям буду рассказывать, как шёл в бой с будущим фюрером.
- Стоило получить шрам ради внимания генерала...
Тяжело сглотнув, Рой положил руку в перчатке на изношенное дерево двери, чувствуя, как холод просачивается сквозь материал и проникает под кожу. Холод всегда помогал ему оставаться в границах, создавал острый ледяной край в мыслях и замораживал все чувства, пытающиеся выскользнуть из-под жёстко контролируемой маски. Он был практически благодарен холоду, когда столкнулся лицом к лицу с бледнокожим мужчиной, у которого были медно-рыжие волосы и яркие изумрудные глаза. Рой посмотрел на двух солдат по обеим сторонам от на удивление молодого человека и жестом приказал им выйти. Кивнув, Хавок закрыл дверь, оставив лишь генерала и юкрейтянина в маленьком, лишённом окон помещении, освещённом только гнутой и поцарапанной железной люстрой со свечами. Покорёженные полки окружали комнату, и юкрейтянин сидел на останках того, что раньше было кроватью.
Мустанг стоял молча, внимательно изучая мужчину, полного напускной уверенности, тот поплёвывал на него, расположившись на древней мебели. Поза юкрейтянина была свободной и открытой, но дрожь рук и подёргивающиеся губы выдавали беспокойство. Когда целая минута прошла в молчании, нервозность проявилась во взгляде человека, заметавшемся между Мустангом, дверью, полом и потолком. Генерал должен был признать, что враг хорошо умеет притворяться. Особенно для своих лет. Ему вряд ли было больше двадцати пяти. Но хороший лидер не имеет возраста, и Мустанг мог видеть яркий проблеск ума в этих бутылочно-зелёных глазах, сильнее было только горящее в них безумие.
Странно, как часто они оба уживаются вместе.
Наконец, спустя ещё четыре минуты молчания, юкрейтянин раскололся. В физическом смысле так же, как и в метафорическом, размышлял Мустанг, глядя, как молодой человек подорвался с кровати и принялся мерить помещение шагами от стены до стены, в добрых пяти футах от генерала.
- Дай угадаю, вы казните нас сейчас, да? - сказал юкрейтянин на аместрийском с сильным акцентом.
Слегка склонив голову, Мустанг ответил:
- Возможно. Это зависит сейчас от вас.
Зелёные глаза впились в него из-под рыжей чёлки.
- Как?
- Если вы ответите на мои вопросы, и ответите честно, я воздержусь от уничтожения ваших... товарищей. Мать вашу, вы даже сможете рассчитывать на справедливый суд.
- Воздержусь? Не знаю такого слова.
Генерал показал, быстрым щелчком пальцев создав кислородную воронку, и огонь поглотил кровать. Точно так же быстро он отогнал кислород прочь, оставив лишь дым и горстку пепла там, где до этого было дерево. Он не спускал глаз с юкрейтянина, поэтому заметил смертельную бледность и вспышку понимания в глазах.
- Ты, - прошипел он. - Я знаю, кто ты. Мой народ зовёт тебя демоном. Шейтан энкарнэ.
Спокойно промычав под нос, Рой сделал шаг вперёд. Юкрейтянин отшатнулся с оскаленными клыками и бешеной улыбкой. В его глазах было безумие, более явное сейчас, когда он понял, кто такой Мустанг. Сам Мустанг не был удивлён. Он был печально известен во всей Аместрис, вероятно, то же можно было сказать и о странах, окружающих их пропитанную кровью родину.
- Может, я и демон, - пробормотал он, оценивая ужас юкрейтянина как горькое оправдание. - Но даже я не стал бы использовать детей как щит.
Выражение сменилось чем-то вроде враждебного отвращения, такое лицо могло принадлежать действительно кому-то ужасному. Юкрейтянин просто фыркнул:
- Ты не понимаешь.
- Тогда объясните мне, - предложил Мустанг, усаживаясь на каменный пол, поскольку вокруг не осталось ни стульев, ни какой-либо другой мебели. После явного колебания, юкрейтянин на другом конце комнаты последовал его примеру, отвращение и страх всё ещё висели в воздухе, как и густой дым, сочащийся из трещин в стенах. - Расскажите мне, что за интерес у вас к аместрийским детям.
Надо было задать сперва стандартные вопросы и просеять ответы на них, прежде чем приступать к действительно важным. По большей части он уже знал, что юкрейтянин расскажет ему о детях и их предназначении. Этот мир действительно жесток.
- Никакого интереса, шейтан. Просто бизнес. Мы берём. Мы очищаем. Мы продаём.
- И как далеко распространяется ваш бизнес? Есть ещё банды вроде вашей в Аместрис?
Глаза юкрейтянина сузились, он сильно нахмурился, колеблясь.
- Ты... не врёшь мои люди жить? Оставишь их жить?
- Клянусь, - сказал Мустанг совершенно искренне, глядя юкрейтянину в глаза и позволяя главарю убедиться в честности. Генерала немного смущала предыдущая уверенность юкрейтянина в том, что он расправится с их бандой. Но раз этот человек считает его демоном... ладно... - С вашими людьми будут обращаться уважительно, пока вы готовы со мной сотрудничать.
Несколько долгих мгновений чистого наблюдения Мустанг систематизировал свои мысли и наблюдал за дрожащим юкрейтянином. У парня был мощный фасад, но Рой был специалистом в своём ремесле и мог легко сорвать маску с его души, слой за слоем, пока не увидит дрожащего, охваченного тревогой ребёнка, скрытого за харизматичной внешностью. Генерал хотел бы встретиться с кем-то старше, сильнее и холоднее, чтобы мочь цепляться за свою ярость. Но этот молодой человек напротив просто заставлял его чувствовать себя опустошённым и истощённым. И он уже знал, что рыжий ответит, прежде чем тот кивнул.
- Есть и другие, не спрашивай, где, я не знаю. На юге и на севере. Они ездят в Юкрейт каждые два... как это по-вашему? Ай? Айлар?
Человек поморщился, когда Мустанг беспомощно попытался понять смысл слова из предыдущей речи. Он абсолютно не понимал юкрейтянского и пожалел, что не может прямо сейчас связаться по радио с Эдвардом. Уж этот гений наверняка бы понял. Или нет, учитывая его проблемы с памятью.
- Дни? Нет, это было бы невозможно для вас, собираться так часто и не быть замеченными. Месяцы, может быть?
Мужчина только пожал плечами.
- Но мы не говорим. Отдаём урун и возвращаемся. Так что я про них не знаю.
- Предполагаю, они так же прячутся в руинах, как вы, правильно? - Мустанг потянулся, сменяя напряжённую позу на скучающую, уперевшись локтем в колено и положив подбородок на ладонь.
Фыркнув, юкрейтянин быстро возразил, телом повторяя движение Мустанга, как генерал и ожидал. Это порождало атмосферу доверия между ними, Рой понимал, что так и будет.
- Я не знаю, но они должны выходить в город. У них всегда хорошая одежда и толстый живот. Обур.
Это звучало не очень дружелюбно.
- Вы их не очень любите? - Мустанг подпустил удивления в голос.
- Хаир, они слишком любят аместрийцев. Оставляют большую часть урун для похоти. Иргенч, - он покачал головой.
Живот скрутило и сердце упало, но Мустанг сочувственно вздохнул. Ему не надо было знать юкрейтянский, чтобы понять, о чём речь.
Итак, вместо продажи другие группы держат детей как сексуальных рабов. Охуенно. А я уж подумал, что ситуация не может быть более извращённой.
Что напомнило ему...
- В Хеллтеме была лаборатория. Вы осеменяли девушек и использовали алхимию, чтобы изменить и укрепить матки. Я понял это из сохранившихся записей и схем в алхимических кругах. Очевидно, это не сработало, но меня удивляет, почему никто из вас не погиб при человеческой трансмутации? Можете рассказать мне больше об этом? Какой была основная цель, и как вы этого добились?
- Я не знаю, - пробормотал юкрейтянин, с очевидным дискомфортом. Это началось, как только Мустанг упомянул лабораторию, и росло в геометрической прогрессии.
- Но вы возглавляли группу в Хеллтеме, так?
- Да. Но я не знаю. Магия, я её не умею.
- Вы имели в виду алхимию?
- Да, я не знаю. Это билим адамлары, а не я. Айзек, Френсис и Артабанус. Я знаю, они хотели вывести новых людей. Сильнее и умнее. Ставят круг на живот, огонь, и женщина умирает. А не должна.
Что за ебанутые на всю голову люди... До сих пор всё указывало на религию и прибыль. Очищение детей путём удаления гениталий, продажа людям с их родины, как религиозных предметов, вера, что алхимия - это магия, вера в демонов и дьяволов... но это! Это научно и вполне логично - использовать алхимию для улучшения человеческой расы. Каким-то образом у них хватило не только опыта и умения нарисовать круги, но и использовать их, обойдя дисбаланс, возникающий при трансмутации человека. Хотя все трансмутации были неудачными, мы смогли найти в лаборатории только трупы множества женщин и пару унций серы и железа. Контраст между этими двумя взглядами на жизнь просто невероятный.
Мне необходимо поговорить с кем-то из людей, которых он упомянул. Айзек в коме после нападения Эдварда, я не в курсе, кто это Фрэнсис. Кстати, об Артабанусе...
Одно упоминание имени послало раскалённый добела, ослепляющий гнев по венам, и Мустанг уцепился за гнев, но постарался скрыть его при разговоре, выводя юкрейтянина из явно проблемных мыслей:
- Расскажите мне про этого Артабануса.
Губы юкрейтянина сложились в нечто среднее между улыбкой и гримасой.
- Артабанус, добрый брат. Хороший алхимик, вы бы сказали. Он давно рехнулся. Его... такинти? Сильный интерес к Эдварду ранил его. Но я всё ещё люблю нашего брата. Самого божественного из всех.
Сердце Роя облилось жаром и болью, ему пришлось подавить эти чувства, задавая следующий вопрос:
- Ты знаешь про Эдварда. Что Артабанус с ним делал?
Юкрейтянин, до этого безучастно смотревший в пол, поднял глаза, искра в них усиливала ощущение безумия. Кровь Роя застыла ещё до того, как пленный начал говорить.
- Артабанус любил Эдварда. Называл его богом и божественным существом. Но... держал его... кажется, вы говорите "питомец"? Щупал его от похоти и делал больно от жадности. Так и не очистил мальчишку. Совсем гарип. Не знаю, как сказать.
Расстроенный, Мустанг стиснул зубы, поднялся и принялся ходить туда-сюда, снова и снова про себя повторяя слова. "Питомец" особенно заставлял кипеть кровь в венах, а костяшки ныли от желания щёлкнуть пальцами и спалить всё вокруг. Ярость внутри была глубокой и чудовищной, как безумная сила океанского шторма, тёмная и неумолимая. Но всё же он хотел больше информации, хотел подробностей, чтобы просто знать. Незнание каждой подробности об Эдварде рвало его как когти дикого животного, раздирая логичный разум бунтующими чувствами.
Начиналось то редкое явление, когда контроль Мустанга был выброшен в окно, лицо загорелось местью, и жгучий взгляд пригвоздил юкрейтянина к полу.
- Эдвард потерял память за девять месяцев. Скажи мне, что случилось.
К тому времени, как он снова выбрался на улицы Йееима, уже давно стемнело. Три грузовика рычали у входа в собор, омывая камень бесчувственным жёлтым светом. В компании Хавока и с главарём юкрейтян на буксире, Мустанг подошёл к лейтенанту Амселю. Тот стоял возле машин, зловеще подсвеченный искусственным светом, и молча ждал.
Мустанг на мгновение помедлил перед ним, оглядывая руины в последний раз.
- Мы готовы возвращаться в Западный штаб, лейтенант?
- Да, сэр. Дети, вероятно, уже в городе. Мы ждали только вас.
- Я готов. Поехали.
Обратный путь в Западный штаб показался коротким, по дороге мысли Мустанга медленно вращались в дымке усталости. Глаза таращились в ночь, задерживаясь на огоньках случайных городов, через которые проезжала машина, Рой представлял семьи, укладывающие детей спать. Там было столько светлого будущего, как обещания в тёплом свете свечей, парящих за стёклами. Время скользило мимо как песчинки в часах, но превращалось в зыбучие пески. Хавок рядом заснул беззвучным сном, что было заметно только по прикрытым глазам и расслабленным плечам. Мустанг с лёгкой улыбкой посмотрел на верного друга, потом снова поднял глаза на звёзды.
Так много света... так много зла, желающего погасить его... цветы, оплакивающие его изящными, беззвучными словами. Лица, обрезанные на фотографиях, серебристые острия врезаются в поверхность глянцевой бумаги.
Рой почувствовал внезапное, головокружительное желание утопиться в бутылке чего-нибудь крепкого и отшибающего мозги, такое резкое желание, что грудь сдавило, а глаза обожгло. Его список действий по прибытии в Западный город не начал меняться даже когда солдат объявил о скором прибытии. Двадцать минут спустя Мустанг выбрался из машины и приказал Хавоку вперёд него отправляться в госпиталь. Он получил горький, понимающий взгляд, но ничего не сказал, направляясь в Западный штаб вслед за Амселем. Подведение итогов операции длилось всего полчаса, в течение которых мысли Мустанга снова и снова возвращались к жидкому спасению. Он оставил местных военных оформлять документы, пожелал им спокойной ночи и отправился из здания в первый же бар, который смог найти.
Тот уже закрывался, но владелец рад был продать бутыль самого крепкого виски неосторожному генералу. Итак, на рассвете Мустанг болтался по улочкам и переулкам, делая большие глотки из бутылки, ласкал узкое горлышко пальцами в перчатке, алкоголь жёг горло и спутывал разум. Время от времени ему кто-то попадался навстречу, в основном бездомные или проститутки, но они миновали его без слов и не заботясь о его состоянии.
Рой добрался до госпиталя и проигнорировал потрясённые и неодобрительные взгляды, преследовавшие его в центральном холле и коридорах. К этому моменту он впал в пьяное равнодушие и не заметил Хавока, пока тот не положил руку ему на плечо и не отвёл его к стене, где он смог встать прямо и посмотреть в суровые голубые глаза. Губы Хавока кривились и двигались. Слишком быстро, чтобы затуманенный разум генерала мог разобрать, и поэтому он слабо отмахнулся, давая Хавоку понять, чтобы тот прекратил.
- Да послушай же, мать твою! - рявкнул на него Хавок, и Мустанг был шокирован болью в щеке мгновение спустя. Рука Хавока была всё ещё поднята, губы всё ещё кривились.
Волна ненависти к себе заставила колени Мустанга подогнуться, но лейтенант удержал его за ворот.
- Рой. Послушай меня, - сказал Хавок, на этот раз спокойнее. - Когда мы уехали, Артабанус был замечен поблизости. Полез в окно к Эду со двора. К счастью, патрульные заметили его раньше, чем он проник в госпиталь. Дошло? Эд ещё в опасности. Ты не можешь так себя вести. Если кто и может остановить этого бандита, так это ты. А в таком виде ты бесполезен.
Паника была как горошина по сравнению с качающимся и крутящимся пейзажем разума Роя. Он тупо гадал, куда же делась бутылка пойла и где он потерял китель. Потом он удивился, откуда в руках у него появилась чашка дымящегося кофе и почему он рыдает над ней, как сломленное существо, как с его губ срываются слова, от которых мужчина напротив бледнеет. Хавоку явно сделалось плохо от его слов.
А потом Рой оказался сидящим в палате Эда на раскладном стуле, живот нещадно крутило, а голова зверски болела. Рассвет наконец разлился над пейзажем, и нежные, розовые оттенки, брошенные им по комнате, осветили два тела, свернувшихся на кровати. Лёгкий свет, сияющий на волосах Эда, заставил их мерцать золотисто-розовыми. Рой восхитился прекрасным, ангельским лицом спящего Эда и улыбнулся видимой части Альфонса - юноша уткнулся носом в спину старшего брата. Они выглядели такими спокойными, такими довольными...
Эти две души Рой добавил к группе людей, за которых бы с радостью отдал жизнь. Такие красивые, такие драгоценные... эти юноши стоили мира и более того для генерала. Он не заметил, что встал, пока не оказался возле кровати, потянувшись убрать медово-миндальные пряди с лица Ала. Он наклонился дальше, прижался губами ко лбу Эда, отстранившись, когда старший Элрик зашевелился во сне.
- С возвращением, - произнёс тихий, сонный голос, и Мустанг взглянул в усталые золотые глаза.
Рой почувствовал что-то резкое, колючее, тёплое, успокаивающее, и ему едва удалось сдержать эмоции, пока они не брызнули слезами из глаз. Тем не менее он с дрожащим вздохом провёл пальцами по волосам Эда, прежде чем уткнуться носом в лавандовый запах. Ответом ему было тихое бормотание, пока его не потянули за рукав, заставляя двигаться, и он не оказался полулежащим на кровати, привалившись спиной к стене, и Эд приподнялся, чтобы посмотреть на него. Что-то происходило между ними, невидимое, но тяжёлое, потрескивающее между каменно-серым и сияющим золотым.
Но Эд улыбнулся, и всё стало хорошо.
Рой опустил одну руку на распущенные волосы Ала, другой обхватил локоть руки Эда, которой тот обнял его за живот. Вес Эда, накрывший его сверху, заставил сердце Роя споткнуться от боли и тепла. Эд уже снова уснул.
Рой провёл большим пальцем по коже живой руки Эда, глядя на спокойное лицо спящего юноши, на довольную улыбку Ала.
Я этого не заслужил.
Он откинул голову, закрыл глаза, мускулы начали расслабляться. Солнечный свет коснулся лица, напряжение совершенно ушло из тела, и Рой провалился во тьму. Дыхание Эда коснулось запястья Роя, заставив уголки губ дёрнуться в улыбке.
Как и ночь, его сознание утекло с приходом рассвета.

@темы: переводы, фанфики, FMA