Название: Приз зрительских симпатий
Фандом: Король и шут
Пейринг: Миха/Андрей
Жанры: юмор,
Рейтинг: R
Описание: На Миллионной объявили конкурс на самый дурацкий новогодний свитер
На #масштаблисностное Рождество, тема 22: Конкурс на самый дурацкий свитер
Примечания:
Во всём винить Князя
telesco.pe/knyazzband_official/1496
t.me/knyazzband_official/1498
Тема Князя и сосисок неисчерпаема, поверьте
- Ты чë, дохуя миллионер? - были первые слова Миши при виде Андрея.
- Не, он долбоëб, - гоготнул Поручик.
- Долбоëб он опционально, - пожал плечами Балу.
Всем было ясно, что конкурс на самый дурацкий свитер выиграл Князь.
Они объявили этот не менее дурацкий конкурс, насмотревшись дурацких же американских фильмов в видеопрокате, куда друг пускал погреться. Все дружно решили, что олени - это банально, что наши могут лучше.
Поручик пришёл в свитере с беспорядочно разбросанными полосками подлиннее и покороче. Сознался, что в армии выучил азбуку Морзе. Тоже ритмический рисунок, если так посмотреть. Стал заливать Балу, что у него на груди записано пророчество племени майя, и Балу то и дело останавливал его, наклонялся и внимательно разглядывал "текст", надеясь его волшебным образом прочитать. Потом со смены пришёл Миха, и оказалось, что он тоже знает азбуку Морзе, выучил по отцовскому "Справочнику офицера". Миха объявил, что это не текст, а белиберда. Поручик заспорил, что Миха не знает языка майя, а Миха объявил, что один хуй, все пророчества - чушь и суеверия.
Поручик надулся - ни себе, ни людям. Ибо Миха пришёл в своём единственном свитере. Женском. История его появления была такова. Миха пил на вписке, пришёл в своём (ну, так скажем, с чьего-то щедрого плеча), а проснулся в этом. Как и когда произошла подмена, он не представлял. Князь подъебнул, не подменили ли заодно и самого Миху, тот обиделся и поволок Князя в комнату предъявить доказательства.
В общем, Миха ходил в этом свитере уже давно, и в пир, и в мир, и в добрые люди, и пора было бы его постирать, а не являться в нём на конкурс.
- А я анархист и нонконформист, - задрал подбородок Миха.
Балу пришил к свитеру первые попавшиеся старые медиаторы, россыпи которых валялись в комнате издревле, ожидая уборки. Они с Михой наперегонки экспериментировали, вырезая медиаторы из любой попадавшейся под руку пластмасски, от пенала до кукольной ноги. Получилось не по-дурацки, а колоритно и эстетично. То-то Князь завистливо залип на эту чешую с порога.
Но он сам...
- Андрюх, ну как можно было! пришить! к свитеру! суровой ниткой! живую сосиску! - встряхивая его, прямо в лицо проорал Миха.
Конечно, этот придурок жрёт дома мамины котлетки, а они тут сосисок почти не видят, макароны с мазиком за счастье считают. А чем это из его сумки так вкусно пахнет?
- Ты подкупил жюри! - негодовал Миха, когда Балу с затуманенными от съеденного оливье глазами водружал на голову Князю пластиковый кокошник, с каким в детсаду красовались девочки-снежинки. Князю с его эталонно русской народной внешностью очень шло. Разве что из-за резинки уши оттопырились больше.
- Андрюшенька, - елейным голосом сказал Миха, - пойдём-ка обсудим, чем так очаровала всех твоя сосиска.
Ухватил Князя за полыхающее ухо и поволок к себе.
Балу и Поручик, пожав плечами, напали на салатики и холодец, не дожидаясь, пока подвалит основная тусовка. Те хорошо если хотя бы со своим бухлом заявятся.
Потом подтянулся Лёша, тоже с мамиными гостинцами и в самом обыкновенном свитере.
- Это что у вас, семейное - на конкурс забивать? - возмутился Поручик.
- Но он же не чёрный! - глядя так, как будто это всё должно объяснить, выпалил Лёша. - Ну, чёрный - нормальный цвет. А остальные - дурацкие.
На смех высунулся Миха, из-за него выглядывал, привстав на цыпочки, разрумянившийся Князь. Кокошник съехал, от сосиски остались одни нитки.
- Чего вы там? - спросил Лёша.
- Вручаем приз зрительских симпатий, - Миха затолкал Князя обратно и закрыл дверь на шпингалет.
Судя по доносившимся звукам, приз Андрею очень понравился.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: Котёнок с улицы
Фандом: Король и шут
Пейринг: Миха/Оля, Миха/Андрей, Агата/Андрей, Ренегат, Вахтанг
Жанры: драма
Рейтинг: R
Предупреждение: больницы, ментальные нарушения
Описание: Однажды под Новый Год девочка решила приютить бомжа. И случилось чудо.
На #масштабличностноерождество, тема 19: После смерти Горшка кто-то находит бомжа, отмывает его, а это оказывается...
Примечания:
История почти до самого конца держится в дженовых рамках.
И кто герой, а кто злодей, ещё придётся разобраться.
Андрей всегда любил Новый Год. Во-первых, потому что он вообще любил чудеса и сказки. Новый Год был доброй сказкой, приносил подарки и волшебство, и единственная подстава от армии была лишь подтверждающим правило исключением. Во-вторых, Новый Год был семейным праздником. Он означал перерыв в турах, пока все прочие надрывались на заказухах и корпоративах. Можно было выдохнуть, провести время с женой, с дочками, навестить родителей. Группой они тоже собирались - потому что не уставали друг от друга в туре так, как во времена "Короля и Шута".
Но сегодня был день деловых визитов - они с Вахтангом катались по Питеру, раздавая шампанское и мерч всем, кого надо было поздравить лично.
Многие в этот день были заняты тем же самым, а ещё закупались, готовясь к праздникам, и красиво падающий снежок тоже вносил свою лепту в городские пробки.
Вахтанг мучился за рулём, Андрей благодушно глазел на метель, яркие огни, мечтал и в кои-то веки хотел нарисовать зиму. Заехали они вообще в какую-то тьмутаракань, да и бог с ним, Вахтанг за рулём, ему виднее.
Вахтанг вдруг притормозил у проходной, по ходу, какой-то больнички.
- Тут, короче...
- Да, давай, я пока...
- Нет, ты со мной.
- Вахтанг, это что? Новогодняя пиар-благотворительность? Предупреждать же надо. Я б хоть красный нос нацепил.
- Не хочу говорить раньше времени. Увидишь и сам разберёшься.
Заинтригованный Андрей последовал за ним по запутанной территории больницы.
На нужном этаже зычно перекликались медсëстры. Стоял неповторимый запах столовки, хлорки и мочи.
- Короче, мне админ наш сказал. Нам на почту среди прочего хлама письмо пришло и видео. Девочка одна решила приютить бомжа.
- Достойно, - стараясь не ржать, кивнул Андрей.
- Мама, конечно, за голову схватилась, но девочка была очень убедительна, так что мама вызвала ему скорую и написала нам.
- А нам-то он на кой? Я думал, это мемчик.
Вахтанг не ответил, просто продолжил, остановившись перед дверью палаты:
- Мы его хуй знает откуда сюда везли, надеюсь, не зря. Мне, конечно, может казаться, что он похож, но ты-то... Ну, родинки там, шрам... от аппендицита...
- Да на кого похож-то? - отодвигая Вахтанга и шагая в палату, спросил Андрей. Обвёл взглядом все шесть коек.
У окна спал Миха.
Андрею не помешало, что спал тот носом в подушку, до ушей закутанный в одеяло, что был острижен почти под ноль.
Он замер.
- Так где, ты говоришь, его нашли?
Вахтанг принялся с новыми подробностями пересказывать историю с юной фанаткой, а потом подхватил Андрея, которого повело.
- Он?
- Он. Что с ним?
Андрей не спешил кидаться к Михе, не первый раз в больничке, знал, что не надо будить больных почëм зря.
- Андрюх, он, по ходу, на улице не все четыре года жил, а то помер бы давно. У него был весь набор дворовой псины - вши, глисты, чесотка. Рёбра срослись неправильно. Печень, зубы, желудок, лëгкие... Всё плохо, Андрюх, восстанавливать и восстанавливать. Много пил и почти не жрал, а если жрал, всякое дерьмище. Чинарики собирал вместе с инфекцией.
- Ему не привыкать, - Андрей провёл руками по лицу. - Что он помнит?
- Что Михой звать. Кропоткина помнит, представляешь?
Андрей осторожно подошёл и тихонько, почти невесомо, провёл пальцами по ëжику седых волос. Посреди которых ярко выделялись швы, щедро смазанные зелëнкой.
- Дюш... - заворочавшись во сне, пробормотал Миха, поëрзал и остался на боку.
- Кто ещё знает? - шёпотом спросил Андрей.
- Да мы по-тихому пока. Мама эта вроде вменяемая. Оле я сообщать не спешил. И не только потому, что хотел точно удостовериться.
Андрей вцепился в волосы.
- Интересная история получается. Не могла она одна такое провернуть. Да она сама и придумать такое не могла. Блин, да какое ещё такое? Вахтанг, идеи есть?
- Не знаю, Андрей, держали его где-то, обращались, похоже, неплохо, с хмурого слез. А где? Зачем? На кой ей всё это было надо?
По-хорошему, стоило выйти в коридор и не мешать пациентам, но Андрей физически не мог отойти от Миши. Четыре года Миша для него был мёртв, и он сам был наполовину мёртв. Травил себя - якобы за предательство, за то, что бросил, что не доглядел. Иногда чуть не выл ночами от боли, прижимаясь к Агате. Она замечательная, но Мишу заменить не могла. А в турах и Агаты рядом не было. В первое время приходилось выматываться до полуобморочного состояния.
Андрей запретил себе пить ещё тогда, когда ушёл от Миши. Он знал ужасно несправедливую истину: пить нельзя как раз тогда, когда больше всего хочется, когда тяжёлая ситуация, когда так и подмывает надраться и самоустраниться, оставив всё разгребать другим. Пять лет он выплывал, на шестой год существования группы стало чуть легче, и вот жизнь ставила перед ним новый барьер, через который придётся прыгать.
Вместо радости он почему-то чувствовал страх, боль и огромную усталость. Понимал - просто не будет.
Снова поднëс руку к Мишиным волосам, она сама собой тянулась. И спящий Миша доверчиво толкнулся ему в ладонь, потëрся, как большой кот. Так привычно. Так больно.
*
Очень хотелось забрать Миху из больницы прямо сейчас. Ну что он будет делать здесь, тем более на праздники, но пришлось смотреть на вещи здраво. Для начала, ему действительно нужен был медицинский уход. Кроме того, и так нельзя было поручиться, что они избегут огласки раньше времени. А надо было выяснить, как же они оказались там, где оказались. Андрей покинул больницу, даже не разбудив Мишу. О возвращении Мише имени и документов думать было вообще слишком рано. Скорее всего, Оля на это не пойдёт, Настя поддержит маму, а Сашенька была слишком маленькой. Татьяну Ивановну раньше времени будоражить не стоило, бог знает, как она переживёт встречу с сыном, что от переживаний за его здоровье может произойти с её собственным. Ребята из группы?
- Вахтанг, - спросил Андрей прямо. - Ты же помогал Оле с организацией похорон?
- Да, - ответил тот спокойно. - Ты же тогда был в полном невменозе.
Не то слово. По-мужски было бы держаться и быть опорой - Оле, девочкам, родителям Михи. Но его просто вынесло. Он смутно воспринимал происходящее, порол полную чушь журналистам в духе "Ленин умер, но дело его живёт". Людей не узнавал. Агата его буквально водила за ручку и кормила с ложечки.
- Спасибо, что прикрыл.
- Ты говорил, что Миша в гробу сам на себя не похож. А я - что смерть многих меняет. Помнишь?
- Нет.
- Оля сказала, что он сильно лицо разбил, когда упал. Что гримёры в морге старались, как могли. Там Ренегат всё организовал, он приехал к Оле первым.
- А, да. Я не могу, - Андрей провёл руками по лицу. - Не могу трогать эти воспоминания. Всё как в тумане, и сейчас при одной мысли в глазах темнеет.
Он ухватился за сиденье. Подышал медленно.
- Ренегат, значит? Ему-то зачем? Торговали бы Михой и дальше.
- Андрей, ты меня прости, но там нечем уже было. Он на сцене бредил.
Андрей закрыл лицо руками.
Машина тыркалась в пробке, и теперь это неимоверно раздражало.
- Ты понимаешь, что это не котёнок с улицы? - оборачиваясь к нему, отнимая руки от лица и глядя прямо в глаза, требовательно спросил Вахтанг. - Ты понимаешь, что он физически и психически нездоров? Андрей, ответь. Я знаю, что тебе он нужен любым, но ради него самого, пожалуйста, не наделай глупостей.
- Ну я же не спрятал его в багажнике.
- Вот в этом русле и продолжай.
Сзади посигналили.
- Да еду я, еду! - Вахтанг с силой опустил руки на руль.
*
"Продолжать в том же русле" оказалось мучительно. Андрея догнало осознание, что Миха жив, что он здесь, в Питере. Хотелось украсть его, прижать к груди, спрятать ото всех.
Агата, разумеется, заметила это невооружённым взглядом. Ещё бы - Андрей был как будто не здесь, не затевал весёлой возни с дочерьми и собаками, только задумчиво наглаживал не отлипавшую от него кошку.
- Андрюш, колись. Что случилось? Я вижу, тебе плохо. Может, попросим, чтоб никто к нам не приезжал? Что мы все резко заболели?
Поколебавшись, он ответил.
- Миха жив. Да, наверно, надо отменить гостей. Скажи, что мы все кукухой поехали.
- Андрюш, ты опять с ним разговаривал?
- Агаш, а я теперь и не знаю, с кем я разговаривал.
- И?
- Он в больнице, мы с Вахтангом его будить не стали, пусть сперва подлечат, а потом такие стрессы. Он на улице жил, до этого держали где-то. Со здоровьем плохо, с головой тоже, так мне сказали. Сама понимаешь, мы это пока не афишируем.
Агата вздохнула и набрала Вахтанга.
- Вечер добрый. Мой благоверный совсем того? Он говорит, что вы сегодня в больницу ездили.
- Да, Андрей должен был опознать одного якобы умершего человека, и он опознал. Сейчас разбираемся, как так вышло. А того он или нет, тут целый консилиум не разберётся.
- Спасибо тебе.
Помолчали.
- Пора искать дом побольше? - спросила Агата. - В семье намечается прибавление?
- Агаш, ну это же не котёнок. И даже не мини-пиг.
Андрей прижался к ней ближе. Через некоторые вещи он бы не прошёл без её поддержки. Миха доломал его ещё в 2011. Разрыв, смерть, теперь вот ещё воскрешение. Один бы он точно сотворил что-то с собой или отъехал в больничку.
- Угу. Взрослый свин. Мало он по твоей жизни потоптался. Своими руками бантик ему на шею повяжешь, а он будет срать тебе в каждом углу души.
- Солнышко, ещё рано об этом говорить. Может, ему показано закрытое медицинское учреждение.
Андрей закрыл лицо руками.
- Андрюш.
- Я это вслух сказал? Я же люблю его, понимаешь, да?
- Ты всё правильно сказал. Ты любишь даже не того, с кем разбежался в одиннадцатом. А это даже уже не он.
Андрей всхлипнул, утыкаясь ей в плечо, и тихонько завыл. Найти, чтобы снова потерять, было невыносимо.
Агата обняла его и прижала к себе.
- Мы сделаем для него всё, что можем, только ты иллюзий не строй, чтобы потом с небес об землю не расшибиться.
*
Вахтанг заехал к ним через пару дней.
Обстановка в доме была похоронная. Дочек раздали по бабушкам. Андрей места себе не находил, у него из рук всё валилось, работать не мог, подскакивал от каждого резкого звука. Раздражался, если Агата пыталась его отвлечь разговором. Ходил из угла в угол, раздражая уже Агату. Так они и прятались по разным комнатам, изредка сталкиваясь на кухне.
- Я побеседовал с людьми, - ровно начал Вахтанг, и на обоих его тон подействовал успокаивающе. - Агатушка, мне бы чайку.
Она достала его любимую кружку, заварила, как он любил.
- В морге этом текучка большая, ну и те, кто там работает, на этом свете долго не задерживаются. Не от хорошей жизни туда идут. Так что свидетелей нет. Есть другое. Помните Марка, который вёл процесс по авторским? Вы понимаете, что когда в деле вот такая пачка документов, смотрят то, что важно. Ну было свидетельство о смерти, факт которой не оспаривала ни одна из сторон. Сейчас мы его подняли. Так вот, оно выдано шестнадцатым годом. И оно не повторное. Выдано в Ленобласти, и что самое интересное, там есть санаторий закрытого типа. Я наводил справки, если вдруг понадобится для Миши, где, что почëм. Извини, Андрей. И с другой стороны на них вышел - там они с местной больничкой много лет повязаны. Не самое плохое место, по отзывам, и недешëвое, кстати. Я думаю, о нём там хорошо заботились, не думай об Оле слишком плохо. В такие места не отправляют, чтобы избавиться.
- Но зачем? - вцепляясь в волосы, спросил Андрей.
- Это, наверно, только Оля скажет. Или Ренегат. Если захотят с тобой разговаривать. В санатории ничего не добьёшься, персонал за свои места зубами держится. В общем, ничего ужасного с Михаилом не делали, концов особо не прятали. Но я участком на кладбище занимался, и свидетельство мне тогда другое дали, естественно. У меня и копия нашлась. А диагноз один в один, как под копирку. В сети этот диагноз широко обсуждали. На вот, полюбуйся, - Вахтанг вытащил из барсетки две сложенных вчетверо бумажки.
Андрей развернул их, но дальше заголовка прочитать не смог, наткнувшись на слово "смерть" рядом с Мишиным именем. Руки затряслись, перед глазами всё прыгало.
- Можешь мне видео скинуть? - попросил Андрей. - Ну, то, от девочки?
- Андрей, ты хорошо подумал?
- Да.
- Теперь ты понимаешь, почему Оля только в шестнадцатом перестала от тебя шифроваться и занялась правами?
- И расплевалась с Реником. Думаешь, он её шантажировал?
- Андрей, он же с ней повязан, - вздохнул Вахтанг. - Они бы друг друга утопили.
*
Прикрываться дочками было стыдно, и Агата, прежде чем сказать, что на его стороне, изрядно вымотала ему нервы хорошим скандалом. Тем не менее он с нарядными, радующимися встрече с подружками, Дианой и Алисой и страхующей его Агатой стояли под дверью Олиной квартиры. Не той, где она жила с Мишей. Там она остаться не смогла.
Конфеты-букеты, объятия и поцелуйчики, обмен подарками Андрей кое-как пережил. Оставив девчонок на домработницу, взрослые осели на кухне, выпили за встречу, за наступающий, за Мишу.
- Оля, ты ничего не хочешь мне рассказать? - спросил Андрей, выкладывая перед Олей два свидетельства.
Оля смертельно побледнела, отшатнулась.
- Что ты хочешь знать? Зачем ты это затеял? Хочешь больше денег?
Андрея затрясло - она ткнула в старую рану. В меркантильности, попутно поливая помоями, его не обвинял только ленивый.
- Ты меня с Реником не путаешь?
И попал в точку.
Оля разрыдалась.
- Зачем это всё, Андрей? Его это не вернёт. Его нет больше.
- Оля, расскажи мне. Пожалуйста. Зачем ты это сделала?
И она стала рассказывать, взахлёб, давясь рыданиями.
- Я... Я вернулась домой раньше времени и нашла его без сознания. Это было в начале июля. Та ваша встреча, на "Окнах", что-то в нём разбередила, он запил, я увезла девочек на дачу. Заехала его проверить... а он принял... сорвался... Из-за тебя! - она обвиняюще ткнула пальцем в Андрея. - И я позвонила Саше. Мишу забрали в частную клинику, мы не хотели огласки. Его откачали, но врач сказал, что всё, это уже не Миша, изменения в мозгу необратимы, и если он выйдет из комы, останется практически растением. А Миша так хотел стать легендой, я не хотела для него вот этого. Он хотел жить и умереть ярко, а не чтобы его запомнили идиотом, пускающим слюни в кресле. Саша нашëл ему хорошее место, выручил со свидетельством. Помогал с оплатой.
- Что же вы с ним таким хорошим разругались? - спросила Агата.
- Когда Миша умер, по-настоящему умер, мы с девочками были на отдыхе. Вернулись, хотели навестить Мишу. Он через год из комы вышел, первое время был действительно как младенец, но врачи там хорошие, ему становилось лучше, начал ходить, разговаривать. Я хотела навестить, когда вернусь, гостинцы с юга везла... А Саша сказал, что Миша умер, его кремировали и развеяли, как он просил. Всё надо было делать быстро, не хотел меня тревожить, чего только не наговорил. Бумажку ещё эту принëс. Горько так усмехнулся, помню: вот идиоты, ну пусть у тебя будет ещё одно. Я так его и не простила, что он сделал всё без меня. Не сказал, не дал попрощаться. Ну и видишь, принесла в суд не то свидетельство, не в себе была.
У Андрея пиликнул телефон. Вахтанг. Наверняка что-то важное. Он оставил Агату с плачущей Олей и вышел в коридор.
"Андрей, у нас проблемы. Переезжаем." И ссылка на ролик на ютьюбе - "Двойник Горшка в моей палате".
Блядь. Ну, пусть лучше Оля узнает от него.
- Смотри, - он включил ей ролик. - Мишу спасло умение выживать на улице.
- На самом деле, есть только два. Правые, диктатура, фашизм. И экспансия. Анархия нужна, анархия! - втирал экранный Миха.
Потом показал видео девочки, желавшей усыновить Миху. Оля рыдала, порывалась звонить Ренегату, но Андрей понимал, тот вот-вот нарисуется сам.
- Зови его сюда, - предупредил он Олю. - И нас не забудь.
Оставлять её в таком состоянии они с Агатой не собирались, даже если придётся здесь заночевать.
- Ты знаешь, где он? Я хочу к нему, - требовала Оля.
- К нему нельзя пока. Я сам с ним один раз виделся, и он спал. Нельзя так сразу его тревожить. Оль, сейчас же журналисты набегут, нам надо как-то врать согласно. Я, правда, подставлять тебя не хочу, - успокаивающе бормотал Андрей.
Ренегат позвонил и примчался неожиданно быстро. Домработница пошла открывать, девочки высыпали поглазеть, заметили, что взрослые, включая Андрея, с красными глазами, но домработница тут же загнала их в комнату.
Ренегат грудью попëр на Андрея, возвышаясь над ним чуть ли не на голову, раздуваясь ещё больше, и так огромный в понтовом пальто.
- Князь, сука, я должен был понять, что это ты. Спиздил его, да? За сколько выкупил? Где ты его держал, мразь? Как довёл до такого?
- Да ты охуел?! - заорал на него Андрей, ударяясь в грудь грудью. - Это ты его держал хуй знает где, хуй знает зачем! Меня выжил, а потом и он жать начал?
Они сцепились, завязалась драка. Реник был крупнее и тяжелее, Князь дрался грязно, как в уличной стычке, множество которых прошëл. А потом Агата вылила на них ведро ледяной воды, как на двух взбесившихся котов.
- Дурак ты, - сказал Андрей, когда оба врага, мокрые и взъерошенные, уселись за стол переговоров. - Ты им каждый месяц платил исправно, и дальше платил бы, сколько ж я должен был им занести в таком случае?
Оба прикладывали набранный за окном снег, один к губе, другой к глазу.
- Ты не представляешь, как легко в наше время купить бесхозный труп, - жаловался Саша. - Мне сказали, что он под машину попал прямо на территории, на хоздворе. Он уже настолько поправился, что гулял сам, за ворота только не пускали. Главврач в ножки падал, говорил, раз в сто лет и палка стреляет, клялся, что выгнал всех виновных, а потом свидетельство это на стол положил. Я говорю, у меня уже есть одно, а он - забирай, будет как сувенир. Как я его там не убил за эти слова, сам не понимаю. Это же Миха, друг мой, ты знаешь, как мы все его любили, - Саша заплакал. - Оль, прости, я не хотел, чтоб ты на всё это смотрела, ты и так натерпелась, бедная. А с этим гандоном медицинским мы ещё поговорим.
- Что ты ему сделаешь? У него, небось, крыша не в пример тебе, - вздохнул Андрей.
- Много ты про меня знаешь, Князь, мы с этой крышей бизнес ведём. Вахтанг вешает лапшу на твои оттопыренные ушки, ты ж у нас нежная творческая личность. Не дай бог приболеешь, а он в тебя вложился.
- Он знал? - у Андрея внутри всё похолодело. Миха там у него...
- Да бог с тобой, - отмахнулся Реник. - Про Миху - нет, не ссы. Короче, денег с этого мудака в белом снимем, Михе на лечение понадобится.
*
Миху спрятали от журналистов в очередной частной больничке. Воскрешение объявили фейком.
На семейном совете было решено отправить Миху долечиваться в Америку, Шура обещал прилететь за ним, как всё уляжется. Врачи разрешали навещать его по очереди, и наконец Андрей смог поговорить с Михой. Тот как ребёнок радовался любому новому лицу, то есть свободным ушам. Пытался вести разговоры об истории и политике сколькотолетней давности. Пересказывал недавно прочитанные книги. Жаловался Андрею на его же уход из группы. Худо-бедно помнил Ренегата и Олю, навещавших его в больнице, уже в этой, десятой жизни.
С Андреем они заново подружились - Миха его не узнал и не вспомнил, но тянулся к нему, выделял из прочих, связь всё ещё работала. Зато когда Андрей полез в телефон за фотками "Короля и шута", Миха углядел на заставке Диану.
- О, смотри, Дюша! - ткнул он в экран. - Почему он не заходит? Можешь его позвать?
- А тебя не смущают бантики там, платье? - спросил Андрей.
- Андрюх, - Миха хлопнул его по плечу. - Ну это ж Дюша. Я его и в платье видел, и без платья, а однажды он мне проспорил кружевное бельё и красную помаду.
Андрей вспомнил тот день, позаимствованные у Анфисы сценические бельë и чулки, и чем всё кончилось. Стал краснее той самой помады и порадовался, то ли тому, что они одни, то ли тому, что Михина память потихоньку восстанавливается.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: Незаконченные рисунки
Фандом: Король и шут
Пейринг: Ренегат/Андрей, Миха/Андрей
Жанры: драма
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: даб-кон, кровь/травмы
Описание: Князь по стечению обстоятельств встречает Новый Год один, и Ренегат решает скрасить его одиночество.
На #масштабличностноерождество, тема 7 - новогодний даб-кон/нон-кон
Финал относительно светлый - это же новый год.
Примечания:
Саша исключительно нежен, заботлив и переживает за отношения Андрея с Мишей, но всё равно это даб-кон или даже нон-кон, и взаимности не ждите.
Всё говорило о неминуемом приближении Нового Года, как будто кто-то разом собрал и вывалил на Андрея все штампы. За окном большими мягкими хлопьями валил снег. В углу загадочно мерцала ёлка. По телевизору шёл мультконцерт, которому просто не получалось не подпевать, в каком бы настроении ты ни был. На столе стояли мамины салатики и шампанское.
Ну, допустим, кислятину эту Андрей пить не собирался, так, пусть постоит, как дань традиции, туда же хрустальные салатники и фарфор, который доставали из серванта считанные разы в году, предпочитая не боящееся ни микроволновки, ни посудомойки закалённое стекло. Возиться с горячим было лень, хотя мама, уезжая, оставила курицу. Только в духовку сунуть, ну что ты, Андрюш, не ленись, а то так и помрёшь с голоду рядом с полным холодильником.
Как за родителями закрылась дверь, он наполнил холодильник тем, что ждало своего часа припрятанным в шкафу, и принялся за ту бутылку, что скромно стояла и при маме, пока остальное будет охлаждаться.
Ёлка мерцала в темноте, коньяк согревал, песни из мультиков умиротворяли. Бесоёбить, конечно, хорошо в компании, и чем больше зрителей, тем лучше. Но и на то, что с самим собой ему скучно, Андрей пожаловаться не мог. Без ложной скромности считал себя интересным человеком. Он потихоньку настроился на то, что поймает по телику какую-нибудь старую оперетту или одну из сказок Шварца, раз уж ночь такая, и спокойно поработает над рисунками.
Он уже почти смирился с тем, что остался встречать новый, 2004, в гордом одиночестве.
Кто бы мог подумать, что Миха - из всех людей! - со всем присущим ему напором примется убеждать окружающих, что Новый Год надо отмечать с семьёй. В роли семьи выступала Оля, которая уверенно продержалась больше года и, похоже, вела Мишу прямым курсом к свадьбе. Она сумела отвадить Мишу от героина, от нескончаемых посиделок (и от полежалок, шепнул злорадный голосок) с друзьями.
Ребята вяло посопротивлялись, но в итоге согласились отметить по-семейному и чуть ли не отчитаться через недельку. Андрею чисто из духа противоречия хотелось броситься во все тяжкие, но вдруг сделалось так противно - от переобувшегося Горшка, от того, как легко остальные это приняли. Как они устали друг от друга в туре до того, что веселиться и праздновать вместе уже не хотелось. Настроение падало и падало, как барометр перед бурей. И его родители не заслужили, чтобы на них отыгрывались за причуды Михи. В общем, почему бы и не остаться дома, с родителями, от которых он так и не съехал?
Да вот только родители, как выяснилось, были приглашены к друзьям. И даже предупредили его заранее, вот только он всё пропустил мимо ушей и воспринял как неожиданность. Ну что ж, и в одиночестве есть своя прелесть. И новизна - за тридцать лет он ни разу не отмечал Новый Год в одиночку.
Андрей выключил раздражающий верхний свет, остались только огоньки на ёлке, экран телевизора и настолка, направленная на лист. Телевизор бубнил, коньяк делал своё дело, карандаш шуршал по бумаге ровно и умиротворяюще. Андрей из принципа запретил себе сегодня рисовать кого-то, похожего на Миху. По листу разбежались сказочные существа. Хищные звери-тени кружили в безумной пляске, а чуть в стороне смотрел на них ещё один, добродушный, кто-то вроде домового, смахивающий на старого пса. Как будто размышляя, не присоединиться ли к хороводу.
Потихоньку рисунок обрастал подробностями. Поляну, покрытую снегом, обступили разлапистые ели. Лунный свет лежал на ровном, без единого следа снежном полотне. А поодаль стоял заворожëнный охотник - с ружьём, на лыжах. Что выманило его из дома ясной, морозной ночью, сакральной ночью, когда мир принадлежит древним духам этой земли? Что принесло его на запретную поляну? Увидев зрелище, не предназначенное для чужих глаз, он был обречён. Только вот на что? Быть разорванным в клочья или остаться вечно кружиться в том же танце? Пасть на колени, обрасти шерстью и убежать в чащу? Или обратиться деревом, не потеряв - поначалу - рассудка, проводя год за годом в муках и сожалениях? Андрей задумался, продолжая водить карандашом по бумаге, войдя в транс, полностью уйдя в свой мир.
На землю его вернул бой курантов, распугавший блуждавшие вокруг тени. Привычно загадав, чтоб Миха завязал, Андрей дёрнул ещё коньяку, и тут ожил телефон. Запоздало подумав, что надо было его выключить, оставаясь верным одиночеству до конца, он поднял трубку. Необитаемый остров прибило к берегам большого мира.
Первыми позвонили родители. Долго поздравляли, расспрашивали, как он, словно год не виделись, а он обитал на таёжной заимке. Потом пошли друзья, близкие и не очень, какие-то деловые контакты, пара бывших, ребята из фан-клуба и вообще бог весть кто. Некоторым звонкам Андрей был относительно рад - не придётся пересиливать себя и делать необходимые телодвижения. Но в целом звонящие раздражали, мешали вернуться в тянущую недосказанную сказку.
За окнами начали рваться петарды, люди радостно вопили. Мысли Андрея от сказочного леса переметнулись к пиратам. Абордаж, крики, пальба, звон стали о сталь... Он занёс палец над клавишей, чтобы отключить телефон, однако тот снова зазвонил. Это был Ренегат. Первый и единственный из группы.
- Князь, ну, к тебе не прорваться, как в Смольный! У тебя необычайная тишина в трубке, неужели один скучаешь?
- Один, - Андрей пожал плечами, хотя Саша этого, естественно, не увидел. - Но не скучаю. С Новым Годом тебя.
Не только с помощью "доброго утречка" можно послать человека.
В трубке всё грохотало, стоял ор. Прямой репортаж с пиратского брига.
- И тебя, - Ренегат дышал в трубку, как будто хотел ещё что-то сказать, потом спросил: - Дома не скучаешь?
- Дома.
Родаки свалили, пацаны, зажжём. Правда, у Князя не зажигали, а в заветную комнату из группы были допущены только Миха и Балу, даже Лёша и Пор бывали в основном на кухне и в гостиной, она же родительская спальня. Остальные члены группы, в том числе и Реник, даже такой чести не удостоились. Дом Андрея был его норой, берлогой.
Тем удивительнее было, что через полчаса Саша звонил ему в дверь.
Андрей со вздохом отложил начатый комикс про пиратов, которому, возможно, как и многим другим, предстояло оказаться незаконченным, и выполз посмотреть, кто же там такой беспокойный. Оставлять гостя на пороге было невежливо. Андрей выдал тапки, оказавшиеся коротковатыми для Сашиных ласт, а тот обнял его - тоже как будто год не виделся, - ткнулся носом в макушку и смущённо пробормотал, что, мол, мимо пробегал и решил зайти.
Хату Андрея было ещё поискать в сложной Купчинской географии, а для начала добыть адрес. У фан-клуба за проход в гримëрку, усмехнулся про себя Андрей, провожая Ренегата к коньяку и заскучавшим салатикам.
- Ух ты, - сказал Саша, игнорииуя и то, и другое, устроился на диване и подхватил рисунки, Андрей звука не успел издать. - Это кто?
Отнимать было тоже как-то невежливо. Он начал объяснять, на ходу пытаясь перевести смутные образы на человеческий язык. Саша похлопал по дивану рядом с собой, но Андрей пристроился на подлокотнике.
- А Миха говорил, у тебя тут рисунки везде, - обводя взглядом стены, протянул Саша.
- А это в другой комнате.
Действительно, в зале только сиротливо торчала посреди ковра чёрно-белая фотография Андрюши-детсадовца.
- Покажешь?
Андрей неопределённо пожал плечами. После свежих в памяти "наливных яблочек" и продолжающихся обнимашек по поводу и без тащить Сашу в свою спальню казалось откровенным предложением, а отказывать всего лишь показать рисунки - невежливо как-то. Он красноречиво поболтал в воздухе бутылкой и звонко щëлкнул по пустому стакану. Не вставая с подлокотника. Малогабаритка, не хрен собачий.
- Салатиков? Огурчики свои, с дачи, - преувеличенно изобразил чересчур гостеприимную хозяюшку. - Поухаживать за тобой?
- Поухаживай, - Саша заржал и дёрнул его с подлокотника себе на колени. Завязалась шуточная драка, чреватая в опасной близости от стола-книжки.
- Реник, харэ, мамин хрусталь переколотим, она меня прибьёт!
- У, какие мы пузики, - роняя его на спину и щекоча живот, просюсюкал Саша. - Мамочку боимся, а-та-та получить.
Андрей брыкался, хохоча и фыркая, и вдруг Саша замер, опустившись на него всем весом, только чуть отстранившись, приподнявшись на локтях. Остатки смеха ещё выходили из него рывками, но глаза стали серьёзными.
- Андрюш, видел бы ты себя сейчас. Белый да румяный, как в сказках. Ты ж мой Андрюшенька-дурачок.
Андрей мог представить свою красную физиономию и торчащие во все стороны прядки мокрых волос.
- Реник, ты опять? - спросил он пока по-хорошему. - Попиздимся ведь реально.
Саша в ответ только отвёл ему волосы с лица, огладив лоб и щëку. И продолжал смотреть как на что-то волшебное, необыкновенное. Андрей чувствовал физическое подтверждение мыслей, крутившихся в этой дурной голове.
- Андрюш, пожалуйста, - горячо зашептал Саша. - Чего ты боишься? Не узнает никто. Здесь лишних глаз нету.
И погасил настольную лампу.
- Боюсь? - Андрей расхохотался, отчего Сашу подбросило на нём, как на волнах. - Боюсь свидетелей, огласки? Ты думаешь, что я боюсь? Что я поэтому? Ты не думал, что бывает такое, когда никто больше не нужен?
А заслужил ли Саша такую откровенность? Разве что напросился на неё.
- Андрюш, - утыкаясь лбом ему в плечо, снова шёпотом сказал Саша. - Мне кроме тебя сейчас никто не нужен, прямо помрачение, веришь?
- Слезь с меня, - строго произнёс Андрей. - И беги, куда ты там мимо пробегал.
- Не могу, - Саша вцепился в него, как клещ, принялся водить носом по шее.
Андрей резко оттолкнул его, одновременно вставая. Саша, не давая подняться, снова толкнул его на диван и повалился сверху. Даже не заметил, что Андрей под их двойным весом приложился о подлокотник башкой так, что искры из глаз посыпались.
- Андрюш, Дюш, ну пожалуйста, - наваливаясь и лапая, шептал Саша. - Ты такой красивый, такой необыкновенный. Его здесь нет, ты же знаешь, почему его здесь нет! - Саша в отчаянии ударил по дивану рядом с оттопыренным ухом, и простое движение качнувшихся пружин отдалось у Андрея в затылке болью. А Саша, кажется, был серьёзно обижен на Миху из-за него, Андрея. - Как он может так с тобой?
- Какое твоё дело, - Андрей попытался приподняться, но голова закружилась, перед глазами потемнело, и он со стоном опустился назад. - Не лезь в это. Свали, а? Херово мне, не видишь? Башкой приложился... - к концу фразы голос сошёл на нет.
- Наверно, Андрюш, - горячечно покрывая лицо и шею поцелуями, пробормотал Саша, явно приняв про голову на свой счёт. - Сейчас, сейчас я хорошо тебе сделаю, тебе легче будет, Андрюшенька... Ты, если тебе так проще принять, можешь просто полежать, я сам всё сделаю, только позволь.
Поняв его стон и новую слабую попытку сопротивления как-то по-своему, Саша потянул футболку сначала за ворот вниз, обнажая ключицы, а потом, наоборот, вверх, открывая себе доступ к тëмным соскам, уютному животу, бокам, которые недавно щекотал, а теперь пытался гладить, целовать и облизывать. И даже чуть покусывать.
- Мне трудно выразить всю степень восхищения тобой, - Саша взялся за его ремень, нервные руки с трудом справились с пряжкой. Вжикнула молния. - Могу предположить, что выгляжу нелепо и наивно со своими чувствами, - он взялся за привставший от ласк член Андрея, обдал горячим дыханием головку и обхватил её губами. Сосал он совершенно неумело, но старательно. - Впервые меня так накрыло, и... и... - он попытался взять слишком глубоко, поперхнулся, - и не с женщиной! - в голосе снова прозвучало отчаяние.
Андрей лежал, сжав кулаки, не видя ничего перед собой: глаза закрывались сами, и отнюдь не от удовольствия. Каждое движение отзывалось в затылке. Но и на Сашины ласки тело однозначно реагировало. Разве что злость и боль не давали совершенно расслабиться.
- Ренгх, - начал он заплетающимся языком, готовя гневную отповедь, и почувствовал подступающий оргазм. - Саша...
Кончил с именем Реника на губах - вот уж точно облажался по полной.
- Дюш, - прижимаясь щекой к его животу, прошептал Саша. - Ну вот видишь, мой хороший.
Лицо, волосы, живот, - всё было в семени. Саша поднялся через пару минут, вернулся с тёплым мокрым полотенцем, уже умытый, обтëр Андрея. Улëгся рядом на бок, подогнув ноги, чтобы уместиться на коротковатом для него диване, погладил Андрея по щеке и занялся ближайшим ухом. Обвёл языком, пососал мочку и принялся играть с серьгой. Потянулся и накрыл рукой другое, погладил, сжал.
- Помню, день был такой, ясный, морозный, и Миха всё на тебе вис, а у тебя уши так на солнце просвечивали розовым, нежно-розовым, как лепестки. Знаешь, я в детстве собирал розовые лепестки, в колхозе, на варенье, для парфюмерии... Так захотелось тебя потрогать - такой же ты нежный, как они? - Руки снова поползли вниз. - Вот где ты нежный, кожица тоньше лепестка. - Ловкие пальцы задвигались, заставляя член встать.
Андрею было уже почти всё равно, что делают с его телом. Он то и дело проваливался, по ощущениям - в горячее и вязкое. А потом, вынырнув в очередной раз, почувствовал, как сухой палец кружит по отверстию. Андрей замычал и дëрнулся.
- Да, Дюш, сейчас-сейчас, - погладив его по бедру, шепнул Саша.
Он не повышал голоса, как будто оберегая тайну их соития, и Андрей был в чëм-то благодарен, громких звуков он бы сейчас не вынес, как не мог вынести ставшего слишком ярким света экрана, прячась от него за веками.
Чем там Саша его смазал, протянув руку к столу, Андрей даже думать не хотел. Только из последних сил попытался отодвинуться и протестующе застонал. Попытка помотать головой стоила ему нескольких минут вертолётов, как от хорошего опьянения. Он снова весь сжался, по телу как судорога прошла, когда почувствовал, что Саша уже полностью внутри, толкается сзади, закинув его ногу себе на бедро. В ответ на это Саша сладко застонал.
- Какой ты у меня, Дюш. Такой горячий. Такой узкий.
Вечер банальностей продолжался.
- Потерпи, сейчас полегче пойдёт.
Когда "пошло полегче", Саша перелëг на Андрея сверху и снова вошёл. Распластался по нему, придавливая, вжимаясь изо всех сил, попытался поймать губы, но Андрей сжал их как мог и постарался ускользнуть. Голова ему этого не простила, и у Саши получилось поцеловать его хоть как-то, хоть неглубоко.
- Как он мог променять всё это?
На Олю? На хмурый? Подставить нужное.
В груди резануло болью.
- Дюша, Дюшенька, Андрюшенька...
Руки сжались на плечах, Саша уже двигался, потерявшись в собственных ощущениях, и кончил с громким стоном. Он обмяк, пережидая приступ удовольствия, потом потëрся носом о щëку Андрея:
- Дюш, прости, ты такой, что удержаться невозможно!
И довëл его до пика дрочкой и пальцами, не сразу отыскав простату.
- Дюш, у тебя глаза закатываются. Такой ты у меня чувствительный... Ну вот, а ты боялся... - Саша стёр пальцем сбежавшую у Андрея слезу. - Не загоняйся так из-за него, он того не стоит. Сейчас я тебе коньячку плесну, и совсем полегчает. А потом по салатикам, они нас заждались, после секса всегда такой голод просыпается. Ну вот так, садись, садись потихонечку... - он вдруг резко замолчал.
Андрей ощущал себя как на аттракционе "Центрифуга", куда его затащили друзья в первый и последний раз. Как будто ему не сесть помогли, а пару раз прокрутили в барабане стиралки.
- Андрюш! Князь, твою мать, не закрывай глаза! Дай я зрачки посмотрю! У тебя кровь, почему ты мне сразу не сказал?!
Андрей смог только вяло шевельнуть губами. И его наконец вырвало.
Потом была скорая, три положенных дня в травме среди жертв гололедицы и любителей петард.
Саша сговорился с врачами, пришёл к нему на выписку, довëз до дома на такси. Помог прибрать останки салатиков, припрятать коньяк, замыть диван от крови и прочего. Андрей, которому не стоило лишний раз наклоняться, в основном сидел мрачным идолом.
Саша в знак извинения ещё и тортик привëз. Они ели этот уродливый тортик в молчании. Потом Саша размазал по тарелке розочку и скривился:
- Сплошное масло. Прости, Князь, я и друг хуëвый, и врач хуëвый...
При слове "друг" Андрей дëрнул бровью.
- Я тебя ещё отпизжу, - пообещал он. - Как в себя приду.
- Давай, - согласился Саша. - Я даже защищаться не буду. Полностью осознаю свою вину. В подобных обстоятельствах...
- Завались, - попросил Андрей. - Башка до сих пор трещит.
Саша молча поймал его руку и поднёс к губам.
- Ëбнулся? - Андрей руку вырвал и вытер об штаны. - Уëбывай давай, делать тебе больше здесь нечего.
Саша вдруг подорвался в прихожую, но не за одеждой. Андрей, знавший в этой квартире все шорохи, услышал, как открывается дверь в его комнату.
- Ах ты крыса!
Ренегат, попользовавшийся его телом, теперь двумя ногами влез в душу. Стоял на пороге и жадно оглядывал то, что всем подряд Андрей не показывал. Далеко не все знали его другие стороны, спрятанные за надёжным "хо-хо-хо". Андрей оттолкнул Сашу и захлопнул дверь в свои миры.
Пробежка и подобие драки обошлись ему дорого. Выписался-то он по личной просьбе, чтоб не помирать от скуки в казённых стенах и не пугать возвращающихся на днях родителей. Голова закружилась, пришлось прислониться к стене, чтоб не брякнуться.
- Князь! - тут же подскочил Саша, проверил зрачки, швы на затылке. - Куда ж я пойду от тебя такого?
- Нахуй, Реник, куда ж ещё.
- Нет, я родителей твоих дождусь. Идём, уложу тебя. Не глупи, диван мокрый, а тебе лучше прилечь, - и снова толкнул дверь в комнату.
Андрей отлепился от стенки, замахнулся, а потом пришёл в себя полулëжа на своей привычной кровати, с холодным компрессом на лбу. Рядом сидел Саша, держал его за руку и разглядывал картинки на стенах, щуря близорукие глаза. Комнату медленно затапливали ранние сумерки.
- Проснулся? - спросил Саша. - Таблетки надо выпить, я тебя будить не стал.
А, да, в больничке ему горстями отсыпали какую-то гадость. Саша за него и в аптеку сбегал, заботливый какой. Андрей кое-как встал и пошёл отлить. Минут через пять он понял, что заплутал в собственной малогабаритке, в которой и повернуться было особенно негде. Тем более, что холодильник, не вместившийся на пятиметровую кухню, отъел половину прихожей.
- Князь, ты чего?
Саша высунулся из двери - вроде кухонной, но он же в комнате был? Где им тут разминуться? Андрей наугад дёрнул соседнюю дверь - ага, родной совмещённый санузел, не холодильник. Он снял компресс, сел, прислонившись лбом к приятно прохладному кафелю, и просидел так неизвестно сколько, пока его не нашëл Саша, не помог разобраться и не отвёл в постель.
Он прикрыл глаза на минуту, открыл, прислушался к чужому дыханию. Сердито спросил:
- Ты всё ещё здесь?
- Да где ж мне ещё быть? Друг твой сказал тебя одного не оставлять, так мы с отцом решили по очереди. Такой мальчик хороший, интеллигентный, бульон тебе сварил. Почему ты его раньше в гости не звал?
- Мама? Когда вы приехать успели?
- Ну вот те раз, ты же нас встречать вышел, обнял, Сашу своего проводил. Он же гитарист у вас? Лучше б доктором остался. Так чëтко нам объяснил, что делать. Сказал, что ты ещё какое-то время во всём путаться будешь. Ну и задал ты нам работы. Хорошо хоть, не один был. Может, станешь теперь пить поменьше?
Мама помолчала. Просто сидеть ей было скучно.
- А Миша как отпраздновал? Приходил к вам?
- Не знаю. Не приходил, не звонил.
- А Саша?
- Мам, у нас в группе три Саши и одна Саша.
- Может, Маша?
- Не, наверно, Яша. Откуда у нас девушки?
- Давай-ка таблетки выпей и отдыхай.
- ... А каких ты зверушек красивых нарисовал. Новогодний карнавал просто, - мама, разглаживая, пошуршала рисунком, который смялся - тогда - на диване у Андрея под спиной.
- Угу.
Физическая боль отвлекала от боли душевной. Он засыпал и просыпался под ласковый мамин голос, позволял молчаливом отцу приглядывать за собой вполглаза. Дëргался от взрывов петард, отдававшихся в голове. Провалялся все праздники и кое-как начал шевелиться, когда родители вышли на работу. На бульон из бывшей новогодней курицы уже смотреть не мог. В своей неожиданно затянувшейся слабости сам был себе противен. Хотелось наконец отмыться, побоялся брякнуться в душе, полез в ванну и еле выбрался оттуда живым.
И выпить хотелось с каждым днём всё сильнее. Тем сильнее, чем легче становилась боль и накрывало осознание произошедшего.Тем сильнее, чем сильнее грызла мысль: вот-вот сползутся на репу, и нужен будет Князь, который вечно на позитиве, особенно всегда съезжающему в мрачняк Михе, чтоб на двоих хватило. А ром, голубчик, для вас обозначает смерть. Опять эти пираты.
Андрей достал пожëванный недокомикс - он никогда не выбрасывал рисунки, даже с такой мрачной историей. Фокусировать зрение было трудно. Вот же блядский сотряс. И такой позорный, не в драке полученный, не от падения после хорошей пьянки, хуже, чем просто с кровати во сне свалиться.
Ну хоть мечтать он мог - мысли в голове уже так не путались. Пираты - это хорошо, Михе тоже нравились пираты. Ему бы пошло стоять на палубе, подставляя лицо солёным брызгам. Вот как будто его, Андрея, ранили во время новогоднего абордажа... Кто-то сказал бы, что на четвёртом десятке глупо предаваться таким фантазиям, - на рею его!
К репетиции у Андрея в рукаве была пара-тройка набросанных текстов, чтобы отвлечь Миху в случае чего.
И они пригодились - Миха начал загоняться, что бросил всех на праздники. Дело отягчалось тем, что, несмотря на Олю, он в итоге напился и пил беспробудно несколько дней.
- Я позвонить тебе хотел, Дюш, - каялся он. Вот всегда он так - накуролесит, устыдится, снова накуролесит, зная, что простят.
Ну хоть от этой зависимости - звонить Андрею по поводу и без повода - Оля его избавила.
Миха полез в пакет с бухлом.
Реник, тут как тут, приземлился рядом, обхватил плечи, шепнул на ухо:
- Дюш, забей.
Андрей с улыбкой тоже наклонился поближе:
- Либо прибери грабли, либо снимай стëклышки.
- Дюш, я не хотел...
- Я тоже не хотел, и что?
Реник поспешно отодвинулся.
- О чëм вы там шепчетесь? - ревниво спросил Миха.
- Где у нас туалетная бумага, - с самым серьёзным видом ответил Андрей. - Слушай, тут тема такая, неделю уже кругом крики, пальба...
- Пираты? - с полуслова подхватил Миха.
- Так ты дорисовал тот комикс? - влез Реник.
Андрей поманил его пальцем. Снова заулыбался и прошептал:
- Тебя становится слишком много. Иди Яше с проводами помоги.
- Чë за комикс? Почему он в курсах, а я нет? - напрягся Миха.
- Да это ещё когда было. Из помойки черновик вытащил.
- Князь, ты меня за дурака не держи, ты свои черновики в папочку складываешь, а не в помойку. С тура пол-сумки тащишь.
- Мих, не нуди, я тебе текста принëс, мы их смотреть вообще будем? - Андрей помахал тетрадью.
Миха тут же вцепился в неё. Андрей любовался его вдохновенным лицом, загоревшимися глазами. В этот миг совершалось таинство, рождалась музыка. Звери-тени с зубастыми улыбками пускались в пляс где-то на своей поляне. Сочинять для Михи было одному Андрею понятным наслаждением. Ну не дурак ли он...
Реник, застыв со штекером и вилкой в неудобной позе, напряжëнно наблюдал за ними.
Год обещал быть сложным.

@музыка: Любовь придворного шута

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: Там, где ждут
Фандом: Король и шут
Пейринг: Михаил Горшенёв/Андрей Князев, Миха/Андрей
Жанры: Fix-it, юмор, драма
Рейтинг: R
Описание: Под Новый Год кто-то обязательно должен ехать в Питер.
На #масштабличностноерождество
Тема 6 - ретеллинг советского кино.
Здесь скорее очень условный кроссовер с "Иронией судьбы".
На перроне гулял ветер. Мишу никто не встречал. Он побрëл к зданию вокзала. Единственный пакет трещал на морозе и позвякивал оставшимися бутылками.
Дорога из Питера помнилась смутно. Сколько раз он и чем догонялся, с кем и на чьи пил, что им втирал. От чего неприятно ныли нос и скула.
Он так хотел отгородиться от питерской жизни - Оли, родителей, непонятных трущихся вокруг типов, - что предпочёл одинокую квартиру в равнодушной Москве, где никому не интересен живущий за стенкой, идущий рядом в непрерывном человеческом потоке. "Тодд" выпивал последние силы, приковывал к этому городу, так и не ставшему родным. Но зачем врать себе - Миша был один везде.
Сейчас он смутно осознавал, что находится где-то на вокзале. Куда и откуда ехал - стëрлось совершенно. Холодно. Грустно. Отхлебнул из бутылки, сунул её обратно в карман вечного плаща. Где он отстал от группы? Где орги, в конце концов?
Он кое-как выполз в город и бухнулся в гостеприимно распахнувшее двери такси.
- Куда едем? - радостно спросил шофёр.
Миша застыл. И правда, куда едем?
- Куда вам надо? - шофёр потряс его за плечо. - Куда вы хотите?
Никуда ему было не надо, и никуда он не хотел.
- Ну, где-то вас ждут же?
Что-то в сердце ёкнуло и из памяти сам собой вывалился адрес. Вплоть до подъезда, этажа и квартиры.
- Из лифта налево, - зачем-то добавил он.
- Это где? - спросил шофёр, копаясь в навигаторе.
- В Купчино, - Миша икнул и выпил ещё. В тепле клонило в сон. Покрасневшие на морозе руки отходили и чуть побаливали.
- А денег хватит?
- Дюш, у тебя есть?... А, нашёл, держи... - Миша протянул водителю кучу смятых и рассыпающихся купюр. Тот честный оказался. Собрал упавшее с пола, сложил аккуратно, отсчитал сколько надо, а остальное спрятал в карман Михе. Тот выпил ещё и задремал под мерное покачивание.
Пару раз он просыпался - не до конца. Выпивал. Дивился на снегопад, такой густой, что домов было не видно. Выходил отлить, почти не открывая глаз, в мутную темень. Ему то казалось, что он закрыл глаза всего на минуту, то что дорога растянулась бесконечно.
В очередной раз он увидел нормальные дома, похоже, метель улеглась.
Машина наконец затормозила в неприметном дворе. Шофёр высунулся и переговорил с кидавшими петарды подростками. Вытащил Мишу, рассыпающего пустые бутылки из разорванного пакета, и куда-то повëл.
Миха покорно шёл - в смутно знакомый подъезд, показавшийся слишком светлым и новым, в лифт со старыми, не автоматическими ещё дверями. Вот дверь эту точно где-то видел, и звонок, который нажал водитель, отозвался знакомой трелью.
В глубине квартиры звенели детские голоса. Дверь открылась - на пороге стояла белобрысая девочка.
- Мам! - крикнула она.
- А мы разве кого-то ждëм? - в прихожую выглянула пожилая женщина. За ней высыпали ещё две женщины и девочка поменьше.
- Ваш мальчик? - придерживая Миху за шкирку, спросил шофёр.
- Здрассстëтьнадь, - собираясь, выдал Миша.
- Берëм, - улыбнулась та. - Проходи, Мишенька.
Наконец выполз первый мужик на всё это бабье царство. Спросил:
- Он вам сколько должен?
Пригласил шофёра к столу.
А потом Миха сфокусировался ещё больше и изо всех сил сжал Андрея в объятиях, роняя на него весь свой вес.
- Дюш, Дюшенька, ждал меня...
Андрей уволок его на кухню, подальше от лишних глаз.
- Миха, бля, чудо ты моё новогоднее...
Миха обнимал его, забыв про болтающиеся на запястье остатки пакета, пьяно лез целоваться, прижимался крепче.
- Дюш, как же я по тебе соскучился... Но ты простил меня? Ты же ждал?
Андрей, заехавший с двумя семействами, бывшим и нынешним, поздравить маму, гладил его по волосам и отвечал:
- Ждал, конечно, ждал.
И ведь не врал ни капельки.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Связала на НГ единственного дракона, простенького - проще некуда. Довязывала 31-го на даче, просрала дома бусы, так что глаза и зубы пришлось вышивать. Но мы выжили)))

---

Я, глядя на скачущего по сцене Андрея Сергеевича: надохудетьсукабля
При этом находясь в уютной компании торта и алкашки.

@темы: дурдом

---

Хуйня какая-то в последнее время, сплошная истерика на фоне реала. Успокоительное поверх антидепрессантов ложится так, что успокаиваюсь на полдня, а отхожу два дня. Проблемы с алкашкой вернулись, хочется нажраться и закрылся в шкафу, но я себе воли стараюсь не давать.
А сегодня просрала контрольную, реально полезла на стенку и хлопнула столовую ложку бальзама. Прозак-то отменили, типа можно.
А наш препод по патопсихологии, нарколог, говорил, что ни капли, сука, иначе не остановишься. Сижу тут проявляю силу воли, а хочется-то ещё как.

@темы: дурдом

---

Название: Андрей и Оля близнецы. Зеркало, зеркало нна стене
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонажи: Миха/Андрей, Миха/Оля
Рейтинг: R
Жанр: драма, ангст, мистика
Близнецы в этот раз ментальные
Андрей не просто писал мистические истории - он слишком много знал и слишком много видел того, о чём расскажи всерьёз, в дурку упекут вместо здрасьте. И это же надо было так опростоволоситься!
Миху только-только растащили с Анфисой. Только-только пролечили. Андрей, как идиот, понадеялся, что у него снова появился шанс. Шанс на то, от чего Миха раз за разом отказывался.
В первый раз их бросило друг к другу ещё в реставрационке. Взаимные восторги закончились горячими поцелуями, шарящими по телу руками и взаимной дрочкой. А наутро обоим было неловко, неделю шарахались, потом опять начали возиться, бороться, виснуть друг на друге и спать вповалку. И отлипнуть друг от друга не могли, и продолжить боялись. Боялись, а всё равно иногда случалось по синьке.
Андрей в конце концов решил для себя "ну это ж Миха, это вообще другое", а Миха каждый раз загонялся, заявлял, что он не пидор и больше никогда, хотя начинал первым.
И до армии было, и после, когда Миха понял, что Андрюху его там не испортили. И при Анфисе, которой Миха хотел прикрыться, как щитом, прости господи.
Ближе к тридцатнику Андрей перестал врать себе про "другое" и "высокое единение душ". Он просто любил Миху во всех смыслах, был готов прощать, терпеть, тянуть, и банально, плотски, любил и хотел его тоже. Вот и решил серьёзно, как взрослые, поговорить. Ведь Миха, очевидно, тоже.
А вышло - скандал, драка, срыв.
Ну и он тоже, не будь дурак, или наоборот, дурак, действительно, нажрался как свинья. Ещё свет, как назло, вырубили. Пялился со свечкой на свою рожу в зеркале, украшенную фингалом, разбитой губой и распухшим ухом. Жаловался вслух на блядскую жизнь, что сделала его мужиком, а Мишу - сыкуном. Вот был бы он, Андрей, бабой... Ну, по характеру, и так - жена алкоголика. Нет, на самом деле бабой он быть бы не хотел, его и мужиком всё устраивало, но Миша...
Был бы он лет на десять моложе, не такой расплывшийся, как в последние годы, забухавший, заедающий проблемы...
В общем, вся так каша, которая у пьяного в голове.
Пламя свечи как будто прижало сквозняком. Отражение вдруг дрогнуло, помолодело, черты смягчились. Девушка ласково посмотрела на него из зеркала и улыбнулась. Через секунду она пропала, и Андрей почувствовал за спиной тепло, движение. В зеркале было пусто. Нежная рука мягко погладила Андрея по волосам. Он оглянулся - никого. Вернулся к зеркалу - и тут, ослепляя, вспыхнул верхний свет. А потом, когда глаза попривыкли, в зеркале была только его побитая рожа.
Он почти не удивился, когда в жизни Михи вдруг появилась Оля.
Это был какой-то странный перевёртыш. Он оставил жену с ребёнком - Оля одна воспитывала дочь. Он никогда бы не сел за руль из боязни за окружающих - она уверенно водила машину. Он предпочитал прогуливать деньги - она прекрасно распоряжалась своими финансами, у неё были всё та же машина, квартира и работа в офисе, от которой Андрей на второй день бы застрелился.
- Мир? - спросила она Андрея при первой встрече, отведя в сторонку. И протянула руку.
- Посмотрим, - руку он принял и поцеловал.
Оля не была злым доппельгангером, ей удалось то, что не удавалось Андрею долгие годы. Миха завязал всерьёз и надолго.
Теперь он меньше страдал - у него была женская версия Андрея, да ещё и с улучшенным характером. С ней можно было обниматься и заниматься сексом хоть сутки напролёт. Она была в чём-то мягче, а в чём-то жёстче по характеру, как раз то, что оказалось нужным, чтобы держать его в узде.
И наступил день, когда Андрею было заявлено: теперь от него нужны только стихи. Всё остальное плавно перешло к Оле. Тихо и незаметно. Андрею хотелось выть, но он один раз уже повыл перед зеркалом, и вот что вышло.
Андрей боролся и метался ещё несколько лет, пока не почувствовал себя окончательно не к месту рядом с Михой. Тот растил дочек (Андрей никогда ему никого бы не родил), придумал театральный проект (к которому Андрей в страшном сне не написал бы ни стихов, ни музыки). И тогда, скрепя сердце, он окончательно оставил Мишу Оле. Оля - это ведь почти он сам.
Злые языки, доносившие ему злорадно гадкие высказывания Михи, доложили и о его выкрутасах. Запил. Бросил жену. Загулял бог знает с кем. Вернулся к наркотикам.
Не может быть. Не может быть. Не может быть!
Он ушёл от Миши, а Миша ушёл от Оли. Зеркало-зеркало, да будь ты проклято.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: По ту сторону горы
Фандом: Король и шут
Пейринг: Михаил Горшенёв/Андрей Князев, Миха/Андрей
Жанры: Fix-it, Магический реализм, драма
Описание: Миша и Андрей проспорили друзьям, что влезут в пещеру, где, по слухам, жил дракон.
Посвящение:
Ребятам с Масштаба личности за идею, что Андрей тоже имеет право быть драконом
Примечания:
Автор на пару с Андреем всю дорогу морочат Мишу и читателя
- Мих, слышь, ты бы потише как-то, - Андрей, как всегда, осторожничал и пытался воззвать к голосу того, чего, по его мнению, у Миши не было. И где логика? Осторожничал, но не уходил.
- Да ты чë, ты представляешь, а если от него скелет остался? Зубы, небось, во! - Миша показал выше своей головы.
- Да ты оглядись, Мих, как бы он тут пролез с такими зубами?
- А магия на что?
- Он, по-твоему, что, сквозь стены ходит? Магией камни раздвигает?
- Ну, Андро, ну, может, и так. Или меньшуется. Ну ты представляешь, зубы - во, кости там - круче, чем у этих, индриков, которые из обрыва полезли.
Конечно, никто из обрыва не лез. Обрыв подмыло, и торчащие из него кости, зубастые черепа, казалось, вот-вот кинутся на людей.
- Чешуя алмазная, - разорялся Миша. - И запасы, которые он в закрома натаскал. Это ж хорошо, что мы Сашке проспорили, хотя я так и так бы полез, понимаешь, да?
- Чего ты вдруг драконьего золота захотел? - Андрей аж остановился.
- Да что ты хуйню порешь, - Миша за руку потянул его вперёд, хотя сам не понимал, куда идёт: ходы под горой змеились и путались. - Нахрена мне золото? То есть не нахрена, конечно, кто ж от золота отказывается? Но не главное оно. Главное - на дракона посмотреть. И ещё штуки всякие старинные, оружие там, латы. Книги вот. Я б почитал.
- А ты не думал, что дракон жив, просто спит? Или улетел куда, а на золоте призывные чары оставил?
- Так ещё интересней! - радостно воскликнул Миха. - На живого дракона посмотрю!
- Только не похвалишься никому, - мрачно заметил Андрей. - Из драконьего-то желудка.
- Ты чë думаешь, он скотина бессмысленная? - Миша остановился и развернулся к Андрею, обидевшись за дракона. - Жрëт что видит, а что не жрëт, то пиздит без разбора? Как сорока? Ему ж столько лет, он же мудрый должен быть, как незнамо кто!
Андрей молча пожал плечами, спорить не стал.
Они зашли уже довольно далеко в гору. Простые каменные ходы наконец кончились.
- Ух ты! - Миша замер, оглядев небольшой зал. Стены были покрыты каменными сосульками, шедшими от пола до потолка. Они были белые-белые и свет фонаря как будто задерживался в них.
Андрей вдруг снял с шеи тяжёлый ключ, несильно постучал им по сосулькам, и те отозвались звоном, как колокольчики. Миша отнял ключ и долго баловался, прислушиваясь к звукам, пытаясь наиграть мелодию.
- Вот это да-а-а, - заворожëнно протянул он.
Андрей со вздохом подлил масла в замигавший фонарь.
- А ты говорил, Андрюх! Магия!
- Это не магия, это природа, - вздохнул Андрей, снова следуя за спешившим к следующим чудесам Мишей. Вслед за другом он вывалился в зальчик побольше, где замерло несколько каменных фигур.
- Тебе почëм знать, магия или не магия? - оглядывая странные статуи, спросил Миша. - Во, смотри, он тех, кого не жрëт, в камни превращает, что ли? Вон олень, а вон ëжики... А вон то на человека похоже.
- Знаешь, на что тут больше всего похожего?
- На хуи, - заржал Миша.
- Ну и нахуя ему коллекция каменных хуëв? - Андрей тоже заржал.
- Да ты смотри, как стоят! - Миша заржал громче. - Представляешь, приходит он сюда, жопой трëтся и насаживается на них.
- Мих!
- Что "Мих"? У самого, небось, слюнки потекли?
- Ох и дурак ты, Мих, вот что, - у Князя полыхали уши. - Пойдëм, чего здесь стоять.
Надо было выбрать один из темневших вокруг зала ходов. Миша замер в раздумьях. Андрей подхватил его под локоть и потянул к третьему слева провалу.
- Андрюх, эт чë? - спросил Миша, ткнув в рисунок на стене хода. - Прям как будто ты рисовал. Ты уже лазал сюда, что ли? Без меня? - в голосе проскользнула ревность. - И как на сосульках играть, знаешь. И рисунки эти. Чë, может, и кладовую покажешь? - он насупился.
Андрей молча дëрнул его вбок, в неприметный лаз.
- На, любуйся.
Под ногами захрустели монетки. На потолке заискрились, отражая свет фонаря, кристаллы.
Миша стоял, открывая и закрывая рот, как рыба. Потом дотянулся до потолка и постучал по кристаллам.
- Не звенят, - разочарованно выдохнул он.
Подобрал монетку, поднëс к фонарю, разглядывая. Положил, взял другую.
- Это ж сколько им лет!
Андрей взял монетку из его рук.
- Вон, видишь, царь Додон. А это царь Маркел, - Миша вытащил из кучи ещё одну. - Прям как в книге у Василия-колдуна.
Он сел, запустил руку в золотую груду, пытаясь нащупать дно, но даже когда лëг и зарылся по самое плечо, ничего не получилось. Из глубины он извлëк горсть мелких золотых самородков, неровных, с забившейся грязью. Поразглядывал и вытряхнул в общую кучу. Один только, с дыркой, протянул Андрею.
- Держи, на шею повесишь.
Андрей, засмеявшись, взял подарок. Поцеловал Мишу и потянул на себя.
- Чë, я ж говорил, что ты в том зале завëлся, - Миша навалился на него, хохоча, и принялся щипать и щекотать. - А ну говори, к которому мне ревновать?
- Мих, твой - самый лучший, - просовывая руку между животами к завязкам его штанов, ответил Андрей.
- А у дракона, интересно, елдак большой? Или сколько голов, столько и хуёв?
- Вот украдёт тебя, тогда и узнаешь, - и Андрей сладко застонал, когда Миша проник пальцами в него, растягивая. - Мих, давай, уже нормально будет.
Миша не заставил себя долго ждать, вошëл до конца с нескольких толчков и стал быстро двигаться. Андрей ахал, охал и подмахивал. Миша перевернул его на живот.
- А был бы ты дракон, нам бы хвост мешал, - выдохнул в шею, прижимая к золотой груде.
- Почему б мешал бы? - между поцелуями спросил его Андрей. - Вдруг помог бы.
- И язык раздвоенный - это ж сразу два соска можно... - прижимая его руки за запястья и мерно вколачиваясь, пробормотал Миша. - Был бы я драконом - вылизал бы тебя всего, - засмеялся и добавил: - Хотя кто мне мешает? Давай в следующий раз после баньки, а?
Андрей согласно простонал и сильнее подался навстречу.
- А если б я был дракон, ты б со мной остался, Мих? Полюбил бы меня?
- Ну полюбил же я тебя дураком, - Миша засмеялся в поцелуй. - Полюбил бы и драконом. Это ж ты. Хотя какой из тебя дракон? Ты себя вообще видел?
Андрей, по его мнению, мог видеть себя только в рябящей воде речки да в мутном серебряном овале у Василия-колдуна. То и то так себе. У Андрюхи что нос, что уши были смешные, волосы русые, летом выгоравшие добела. Ничего загадочного. На местных деревенских, тëмненьких и темноглазых, похож он был мало, и то ли в шутку, то ли всерьёз поговаривали, что родителям его подбросили.
Только кто подбросил-то, если в округе таких не сыщешь?
Андрей засмеялся в ответ. Миша приподнял его за бëдра и стал двигать рукой по члену. Андрей выплеснулся на рассыпанные монетки и разбросанные украшения. Ноги у него разъехались. Миша навалился сверху и за несколько резких толчков кончил тоже.
Потом они лежали на золотом ложе, не озаботившись надеть штаны. Миша утыкался носом в подмышку Андрея, закинув на него руку и ногу. Андрей обнимал его одной рукой.
- Мих, а, Мих, смотри, что покажу.
Миша поднял глаза. По руке Андрея струился свет от фонаря и кристаллов. Что-то поблëскивало на ней, вспыхивало и гасло. Миша ткнул пальцем. Маленькое и царапучее.
- Прилипло, что ли?
- Драконья чешуя, - улыбнулся Андрей.
- Мы останки дракона нашли, что ли? - лениво спросил Миша. После дальней дороги и любодеяния шевелиться не хотелось, мëртвый дракон никуда не убежит.
- Не, это моя, - чешуек на руке Андрея становилось то больше, то меньше. - Смотри, как я могу.
Из пальцев высунулись когти и убрались обратно, как у кошки, едва выступая наружу.
- Ух ты, - сонно пробормотал Миша. И подскочил: - Чë?!
- А чë? - чуть приподнимаясь на локтях, переспросил Андрей.
На его лице, как веснушки, сверкали алмазные крупинки. За ушами они густели, покрывали заднюю сторону шеи, плечи, предплечья, уходя за спину. На внутренней стороне предплечий и ладонях было гладко, по тыльной стороне кистей были разбросаны искрящие брызги. Немного сияющих чешуек рассыпались по плечам. Живот и пах оставались чистыми, а ноги и бока блестели. Оттопыренные уши потемнели и заострились, на лбу проступили рожки, а волосы на макушке встали красным хохолком, но яркие глаза и смешной нос остались прежними. Андрей знакомо улыбался.
- Мих, иди сюда, не съем.
- А-а-андрюх, надо отсюда выбираться... Тут газы ядовитые, мерещится всякое... - жарко зашептал Миша.
- А дорогу покажешь?
- А? Что? Да ëб твою! - Миша хлопнул себя по лбу. - Да нет, наверно...
- Успокойся, - сияющий Андрей притянул его к себе, чешуйки кольнули. - Мих, я правда дракон. И нет, в том зале просто каменные сосульки.
- Андрюх, и давно ты? - прижимаясь, спросил Миша. Его потряхивало то ли от пробравшего холода подземелий, то ли от непонимания происходящего. - Мы ж с тобой вместе росли.
- А ты не думал, почему я тебя на полгода старше? - прошептал Андрей ему в макушку. Дыхание потянуло дымком, бок под рукой Миши стал горячее. - На самом деле я сам не помню, сколько мне лет. Ты ещё не родился, а я тебя уже почуял и хотел быть с тобой рядом. Я не мог тебя пропустить, Миша, ты моя родная душа, - он гладил Мишу по волосам, слегка покачивая. - Я хотел быть рядом всё время, что нам отпущено, беречь тебя, чтобы у нас его было много.
Миша вспоминал - как он вечно влипал в истории, то свалится куда-то, то потащится ночью в лес, то с соседскими собаками подерётся, то в улей влезет, а то в заброшенный дом. И каждый раз слишком легко отделывался, настолько, что снова лез, не долго думая. Рычал на Андрюху, просил не нудеть. И сегодня, вон, попëрся. Вспоминал Миша, как расшибался или наступал на гвоздь, а Андрей просто руку к больному месту прикладывал, целовал, дул легонько, и становилось легче.
- Ну дракон и дракон, - выдал он наконец. - С лица воды не пить. А ты вот такой или по-настоящему дракон?
Из золота, позади, вынырнул гибкий хвост, обхватил Мишу, пощекотал подбородок.
- По-настоящему, только здесь тесновато, - Андрей засмеялся так обычно, так знакомо, только клыки стали длиннее, все три имевшихся. - Бери штаны, пошли на кухню.
- Есть меня будешь?
- Кормить, дурень ты.
Миша не был бы Мишей, если бы не своротил фонарь, разлив масло на собственную одежду, которая тут же вспыхнула.
- Ну всё, мосты сожжены.
Они засмеялись хором. Андрей бросил масло догорать, потянул Мишу за собой в тëмный коридор.
- Я же тут убьюсь!
Андрей только дохнул, обернувшись, на пламя, и оно, резко плеснув вверх, улеглось: масло мгновенно выгорело.
Глаза у Андрея светились в темноте, он потянул Мишу за собой по ходу, командуя то "пригнись", то "перешагни".
Миша послушно шёл, оказалось недалеко. Вспыхнул огонь в очаге, горевший без дров, тепло и свет облили уютную комнатушку без окон. Андрей добыл откуда-то травяной отвар, и вяленое мясо, и одежду для Миши, точь-в-точь как старая, только новую и чистую. Сел рядом на лавке, любуясь. Миша, наевшись и напившись, приткнулся к нему и задремал.
А проснулся от удара оземь.
- Я с лавки, что ль, упал? - вскрикнул он. - Андро!
- Эт чë было? - хором с ним рявкнул Андрей, потирая ушибленное плечо.
На них глядели обалдевшие ребята, остававшиеся снаружи: три Саши, которых отличали по прозвищам, Яша и Маша.
- Гора вас как будто выплюнула! - с круглыми глазами проорал Саша-Ренегат, которому они, собственно, проспорили.
- Реник, там такое было! - восторженно заорал Миша. - Там! Там сосульки, а потом хуи вот такие, и картины, и золота целая комната, а потом Андрей... - он замер. Можно ли было остальным открывать секрет Андрея?
Маша стояла красная и смущённая, остальные, как обычно, не понимали, что хотел сказать Миша.
- Дюш, скажи им!
У него в ушах ещё звенела музыка сосулек, стоял перед глазами Андрей в алмазных чешуйках, и каменные хуи тоже... Стояли.
- Мы походили там, камни и камни, - сказал почему-то Андрей. - Потом этот дурень нести какую-то чушь начал, привиделось ему что-то. Я понял, что мотать пора, когда по стенам как картины страшные поползли. Газ там ядовитый. А этот... умничка... фонарь своротил, и оно как ëбнет! Птицами вылетели!
Миша посмотрел на Андрея с обидой.
- Чë ты врëшь? Ты там был, то же самое видел! Мы потр... подрались, а потом я тебе камень золотой подарил, с дыркой, во! Или ты его потерял?
- Камень? С дыркой? Этот? - Андрей показал привязанный для надëжности вместе с ключом камень.
С дыркой. Тот самый. Обыкновенный, не золотой.
- Ни за что б я его не потерял, это ж твой подарок! Любого золота дороже!
- Да ты!!! - Миша плюнул и сбежал.
Целую неделю он дулся на Андрея, разговаривать с ним не хотел, завидев издали, сворачивал в другой проулок.
А поскольку Андрей мог прийти на общую сходку, сторонился и друзей. Так что за ним пришёл его ещё один самый лучший друг, Балу.
Было у него такое прозвище, потому что влез он к Василию-колдуну и опрокинул на себя какое-то зелье. Плакал и причитал: "Я балу... балу... балувался..." Кожа от зелья горела, но потом прошла, а волосы побелели, да так и остались.
- Ну чë ты как маленький, - попенял ему Балу. - Андрюха тебя из горы, можно сказать, вытащил, а то лежали бы оба под завалом.
- Потому что врёт он. Был он раньше в горе. Всем вместе лезть надо, только без него.
- Да зачем ему врать-то?
- Не скажу, не моя это тайна.
- Андрюхина, что ль? Какие у него тайны могут быть? - засмеялся Балу. - Что он тебе вместо девки?
- Тихо ты, батя услышит! - шикнул на него Миша. - Кто ещё знает?
- Да кроме меня никто пока не догадался, не доросли ещё, - важно сказал Балу.
- Так ты у купца этого, которому тебя учиться отдали...
- И ему, и жене, - шëпотом похвастался Балу. - А ты поосторожней на людях.
- Тайна за тайну, - наклоняясь к его уху, зашептал Миша. - Андрюха и есть дракон. Чешуёй там весь покрылся, рога полезли...
Балу отодвинулся, улыбнулся криво.
- Иди ты к нему. Не дуркуй из-за ерунды.
Но Миша упëрся - должны они в гору сходить, хоть умри.
Остальным, кроме рассудительного Балу, идея понравилась. Реник, щуря слабоватые зелёные глаза, рассуждал, что в гору с собой надо набрать сухарей, воды и мокрых тряпок - от газа лицо заматывать. А ещё мела, чтоб стены метить. И фонарь не один, и масла побольше. Собрались не скоро - и добра у всех в домах не то, чтоб много, и еды - ноги бы не протянуть. Балу и тот у купцов своих красть боялся. И работы в домах и в поле полно. К празднику урожая только и собрались. Дальше зима, в горах только помирать, снега в два роста, того глядишь, навалит. Сбежали, пока родня пила да веселилась.
К темноте до горы дошли, полезли на склон, фонарями светя и друг друга подбадривая. Реник сказал масло беречь, только два фонаря жечь и поясами связаться. Он был умный, у Василия-колдуна почти все книги и свитки перечитал.
Сначала ещё ничего было, разве что метель началась, но до самого бурана успели в пещеру спрятаться. Тут даже теплее было. Перекусили и полезли в ходы. Пор ставил шахтëрские знаки - у него в родне гномы были. А потом в горе зашумело что-то, заревело, не иначе - дракон. Маша завизжала и кинулась куда-то, вроде - назад, парни - за ней. Заплутали, закрутила их гора, по одному раскидала, непонятно как.
Миша оказался в большом зале, таком большом, что свет до потолка и стен не доставал. Вокруг снова были каменные сосульки - и вросшие в стены, и похожие на хуи, и на другое разное похожие, в чëм Миша боялся себе сознаться. На каменных зверей и людей. Таких же гладко облитых будто бы жëлтым каменным льдом и вездесущей влагой.
Он услышал шум и замер: из хода вверху по стене бил водопад, и бил всё сильнее. Шум стал громче - вода полила и из других дыр, и из той, из которой он только вылез.
Миха, сам не понял как, цепляясь за скользкие камни, с фонарëм в зубах, вскарабкался вверх по ближайшей стене и устроился на небольшой приступочке.
Воды набежало быстро и много. Искать их когда ещё хватятся, а найдут ли? Догадаются ли полезть в воду? Миха прикинул запас сухарей и масла. Посмотрел с опаской на мутную, рыжую от глины воду внизу. Пить-то её можно? Вдруг ядовитая? Махнул рукой - так и так помирать. А вдруг льдом встанет?
Пропадать теперь, и всё из-за вруна этого проклятого. А ещё говорил, что любит.
Миша не помнил, сколько просидел на том месте. Замёрз, задубел, хоть и в обнимку с догорающим фонарëм. Перепел все песни - и старые, и те, что они с Андреем на пару писали, и те, что с Балу. Бранил Андрея разными словами, а себя ещё больше. Рискнул сползти к воде и набрать её, пусть и ядовитую, потому что во рту всё пересохло. Сухари давно кончились. Фонарь замигал. Отравится он или свалится в воду, окоченев?
В воде вдруг что-то замерцало большой серебряной рыбой.
"Вот она меня и сожрëт," - обречённо подумал Миша.
У "рыбы" оказались знакомый красный хохолок и рожки. Когти легко входили в камень. Одновременно радующийся находке и всё ещё встревоженный Андрей-дракон легко вскарабкался по стене, одной рукой сграбастал Мишу и потянул вверх, дальше от воды, под самый потолок.
- Что же ты, дурень, творишь?
Он был весь покрыт царапучей алмазной чешуëй, глаза сверкали не хуже неё в жалком свете фонаря.
Наконец они нырнули в какую-то щель, где света не было, только глаза Андрея горели, отбрасывая отблеск на лицо, и от того бежали светлые пятна по стенам.
- Ты сейчас такой красивый, - онемевшими губами прошептал Миша.
Андрей в ответ дохнул на него тёплым дымным воздухом, отогревая, высушивая одежду. Мишу окутала сонная одурь.
Очнулся он от холода и криков:
- Здесь! Вот он!
Лежал он на горе, на заснеженных и обледенелых камнях, а к нему бежали мужики с факелами, и ближе всех был кричащий Андрей, бледнее смерти. Кинулся к Мише, обнял его, прижал к себе, принялся покрывать лицо поцелуями, как будто не расстались только что в горе.
- Миша, Мишенька, Мишутка мой!
- Ты что творишь, бесстыдник! - Мишин отец отшвырнул его, как котëнка. - Из-за тебя всё, мерзавца! Тоже, дракон выискался! - он наступал на Андрея, у которого на лице красовался свежий синяк. - У драконов принято, что ль, заряжать под хвост?
Мужики заржали. Кто-то пнул Андрея.
- А нам дашь?
- Вы... - прохрипел, напоминая о себе, Миша.
- Ты - к костру, - поднимая его, рыкнул отец. - А ты - на все четыре стороны, - толкнул наземь едва поднявшегося на ноги Андрея.
Миша как заколдованный прошёл к костру, где уже отогревались его друзья. Предатели, с перепугу или как, сдавшие его с Андреем. В голове мутилось, тело не слушалось. Кое-как согревшихся и отпоенных горячим травяным отваром, их погрузили на телегу, закутали шкурами да одеялами.
- Андро! - слабо позвал Миша и куда-то словно провалился.
Он проболел половину зимы, друзья его тоже. Никто его не навещал, даже Андрей не показывался. Миша звал его в бреду, потом, постепенно приходя в себя, замкнулся, закрылся. Отец, как он стал поправляться, стал бранить его, вправлять мозги, с каждым днём всё чаще. Миша сначала огрызался, потом бросил: что толку, по весне сбегут, как давно хотели, будут бродить по свету, песни людям петь.
Или Андрей всё-таки дракон? Ведь не может быть одинаковых видений? Или может?
Едва встав на ноги, он удрал из дома к своему Андрею. Готов был в ногах валяться, вон что выросло из глупой обиды! Душа по Дюше скучала, да и тело, что уж скрывать.
Только на стук вышла Андреева мать.
- Счас, будет тебе Андрей, - буркнула и ушла в дом, оставив Мишу топтаться перед крыльцом.
Вернулась с ведром и плеснула в Мишу помоями.
- Вот тебе Андрей, и чтоб я тебя больше не видела! Из-за тебя всё!
Миша, как хотел, бухнулся на колени, весь помоями покрытый.
- Пусть сам мне скажет!
- Не скажет он тебе уж ничего, - женщина вдруг разрыдалась. - А ты пирком да за свадебку. Отец твой и невесту тебе присмотрел. Анфиску-сироту. Она за любого пойдёт, лишь бы с голодухи не помереть.
Из-за её спины высунулись головы меньших Андреевых сестёр и братьев. Все были как на подбор тёмненькие, с чёрными да зелёными глазами.
- Тётка Надежда, скажи добром, где он?
- Говорят, в ту ночь со скалы свалился. Говорят, сам, а ты поверишь? - прорыдала она.
Миша только зубами скрипнул. Сам ли? А если и вправду сам, что с ним случиться должно было?
Оставался один вопрос, и задавать его убитой горем матери было страшно.
- Тётка Надежда, а Андрей, он вам кто?
- Откуда знаешь? - обмерла женщина. - Василий наболтал? Да чего уж там... Не было у нас детей долго. А тут слышу, вроде котëнок плачет. Думаю, возьму хоть котёнка, всё не одним вековать. А там младенчик, как не замёрз только, ведь середина зимы. И следов на снегу нету! Я к Василию побежала, не духи ли злые, говорю, балуют? А он - дитя как дитя, от богов твоему сердцу испытание. Прав оказался, через год пошли один за другим, - она кивнула на любопытные чумазые рожицы. - А что за подарок был, и умный, и красивый, за что ни возьмётся, всё в руках горит, да тебе ли не знать...
Она закрыла лицо фартуком, утирая слëзы.
Миша поднялся, подошёл и обнял, забыв про помои. Заплакал вместе с ней.
Так простояли они, пока из избы не раздалось:
- Весь дом выстудили, поганцы!
Андреева мать как отмерла, забрала ведро, пошла в избу и хлопнула дверью перед Мишиным носом. Миша, зарëванный и грязный, поплëлся домой.
Там он снова свалился в жару, а как пришёл в себя, так отец порадовал новостью о предстоящей свадьбе.
Ну свадьба и свадьба. Мише всё равно было. Сидел, глядел на свою невесту, то ли в чёрные глаза, то ли в никуда.
Отец расстарался, чуть не всё село собрал, вот, мол, нормальный у меня сын, если всякие его с толку не сбивают. Народ почти в открытую шептался, что жених - краше в гроб кладут. Мишу мутило - они все были убийцы.
Потом заперли их с Анфиской да с кроватью.
- Давай, - сказала Анфиска и бог весть откуда бутыль с бражкой вытянула. - Не бойся, я там ещё много припрятала. Обоим нам легче будет. Я, знаешь, как холодно да голодно, выпью, и всё веселей.
- Что ж ты, - удивился Миша. - Из чего бражку гнать, лучше б съесть, если голодно.
- Дурень, пей, там и поймёшь.
Они напились, и правда легче стало. Анфиска ласкаться полезла. Не девкой она уж была, голодные не гордые. Да Мише дела не было. Получилось всё у них, только просто, быстро и скомкано.
- Ничего, в другой раз себя лучше покажешь. Вона сколько народу под дверью. Да и жив ты еле, - утешила его Анфиска.
После уж поправили кое-как её халупку, да от родителей отселились. А что, весело жили, пили с утра и до вечера, любились, напившись. То друзей в гости позовут, а то сами, или с какой голью перекатной, взять-то у них особо нечего было.
Анфиска с лета ещё трав и грибов напасла. Миша про такие и не слышал. Забирали они не хуже бражки. Тогда Миша с Анфиской просто лежали и смеялись, глядя друг на друга. Весело жили, в общем.
Мише даже стало тяжело расставаться с Анфиской, когда отец не только стал звать его готовиться к весне, а вытащил пахать да сеять. Тянуло его домой, к Анфиске. Привязался к ней как-то за зиму. Не так, конечно, как к Андрею. Вот и без Анфискиных целебных трав да бражки сердце по Андрею начинало ныть. Если б отец не звал, Миша хоть совсем из дому бы не выходил.
В один из дней к ним на поле прибежал пацан из Рениковских младших и заорал ещё издалека:
- Мишка, горишь!
Миша, и отец, и Лëшка побросали всё, а малой побежал дальше, звать помощь. Надо было деревню сберечь.
Как добежали, полыхало уже хорошо. Люди от реки по цепочке передавали вёдра.
- Анфиска! Анфиска где? - заорал Миша, облился водой и бросился в избу. Отец бы не пустил, да не мог уже за сыновьями угнаться.
Внутри было горячо, пар валил хуже, чем в бане, смертельно обжигающий. Дым жёг ноздри, Миша кое-как закрывался от него рукавом. И ничего не было видно. Но он был у себя дома, и пьяный сколько раз тут ходил, побрёл по наитию. Споткнулся обо что-то на полу, нагнулся, пошарил - Анфиска. Только это и спасло - обвалилась балка, стой он - дала бы по голове. Он поволок жену к двери, но дверь как будто пропала. Огонь и дым были везде, глотка горела, глаза слезились. Одежда высохла и начала тлеть, пыхнул Анфискин сарафан. Миша притоптал его сапогом и чуть не отбросил свою руку - огонь побежал по рукаву.
- Ну вот и всё, Дюш, скоро встретимся, - прошептал он, опускаясь на пол. Страшно не было, голова плыла, видно, огонь добрался до Анфискиных трав.
- Дурак ты, - раздалось позади.
Весь облитый алым, Андрей отодвинул горящую балку, как былинку, подхватил обоих непутёвых супругов и потащил сквозь огонь и дым. Вытолкнул через горящий проём на улицу. Миша метнулся назад.
- Дюша! Стой!
- Куда, дурак, взбесился?
Его повалили, облили водой, раздели и закутали.
- Совсем рехнулся со своим Дюшей, - ругалась державшая его здоровенная баба. - Прокляли тебя, что ли?
Анфиска так в себя и не пришла, совсем угорела. Избу растащили по брëвнышку. А Мишу свели к Василию-колдуну, у которого Реник теперь был в учениках.
Вот же прозвище себе выбрал, красивое, просил звать Ренегатом, а не реником-вареником, пока сам не понял, кем назвался.
Миша попросил Реника выйти. Пить-то вместе пили, пьяный да накуренный он к друзьям легче относился, но кто продал раз, тот продаст и другой.
Невесëлый вышел разговор. Василий сказал, что Миша к травам привязался, а не к жене, пообещал, что будет Мише плохо без волшебных трав, а новых колдун не даст: смерть это. Проклятья на нём не было, Василий обещался объявить при всём народе.
- Дядька Василий, а я Андрея в огне видел, - сознался Миша. - Весь в чешуе, и огонь перед ним расступался.
- Вон кого вспомнил, - нахмурился колдун.
- Как такое может быть? Чуть помирать, так его вижу. В чешуе алмазной, с рогами, а глаза - его, ни у кого таких нету. Только зрачок змеиный становится.
- А знаешь, - тихо сказал Василий, - как он со скалы свалился, слишком много свидетелей. Только вот вниз за ним никто не полез, даже отец родной. Снег-то уж давно сошёл. Может, твоя это судьба, иначе не успокоится он. Может, изба твоя не зря занялась, а вдруг ещё кому мстить станет? Ступай, Миша, принеси его домой, мы прощения попросим да и похороним его по-человечески. Я уж с мужиками поговорю.
Всё-таки Реник подслушал, иначе почему Мишу, идущего к горе, догнали сначала он, а потом и Балу, и Пор, и Маша с Яшей.
- Куда вы, дурные! - рассердился Миша. - Того раза мало? Забыли, как знаки ваши в злые рожи превратились, а гора вас выплюнула?
- Так выплюнула, не прожевала! - бодро отозвался Пор. - Ещё и всех недалеко. Царь Маркел на дракона войско, говорят, посылал, так их закрутило и так разметало, что с разных концов горной цепи полгода собирались. Мне дед сказывал! Который в родстве с гномами!
- Из-за нас всё вышло, - сказал Балу. - Перетрухнули сильно.
- Ты сказал, что мы с Андреем?.. - притянул его за ворот Миша.
- Батя твой сам догадывался, наоборот предупредил, чтоб молчали.
- А он поцеловал меня при всех, - руки у Миши разжались.
- Всем уже известно, подобные новости быстро расходятся, - пробурчал Реник. - А как ты предполагал спускаться и транспортировать тело?
- Транспочего?
- Доставать и назад тащить, - скривясь, пояснил Реник. - Верёвки, мешок где? Или ты сам со скалы ëбнуться решил?
Миша потряс головой. Достал из сумки бражку и выпил. Бражки он взял много, а про остальное не подумал.
- Ну точно, - Маша, утащившая братовы штаны и шапку, поджала губы. - Пьяный и сверзишься.
Прогнать друзей не удалось. Как почти полгода назад, они шли к горе, опять без Андрея. Пришли ещё засветло, и Миша решил, что спустится прямо сейчас, разведать, что и как. Тут и случилась закавыка.
- Батя говорил, что вон с той, - сказал Пор.
- Не, вон с этой, - показал Балу.
- А ты видел? Видел?
Все они тогда сидели у костра и чувствовали себя не лучшим образом. Никто из них ничего не видел. А мужики и соврать могли, забить и камнями засыпать. Но Мише казалось, что он перероет все горы, а найдёт Андрея.
Решил начать с той скалы, на которую указал Пор. Обвязался верёвкой и полез. Сначала шёл, потом карабкался, потом поскользнулся и пролетел оставшееся до дна. Поднялся на ноги. Лоб щипало, дотронулся - ссадина, кровь.
На дне под скалой было темновато и сыро, змеился ручеёк. Возле него на большом камне лежал Андрей и жевал травинку. Обыкновенный такой, не рогатый, не алмазный, в рубахе, которую расписал, готовясь к жизни бродячего музыканта.
- Здравствуй, Миша, - сказал он, садясь. - За чем пришëл?
- За тобой, - чувствуя себя последним дураком, ответил Миша.
Сердце колотилось где-то в горле. Руки сами тянулись к Андрею, а ноги не несли, как вросли в зыбкую почву возле ручейка.
- Дюш... Живой... - наконец Миша стронулся с места, бросился к Андрею, снова повалив его на камень, накрыл собой, принялся целовать, запустив пальцы в волосы.
Потом руки сами собой забрались под рубашку, стали возиться с завязками штанов.
- Дюш, где же ты пропадал? Я по тебе так соскучился! Где ты был?
- Здесь я и был, тебя ждал, - выдохнул между поцелуями Андрей.
- Как же ты зиму пережил?
- Плохо, Мих, без тебя - плохо. Камень вот твой берёг.
Он потянул шнурок и показал уползший за шею камень с дыркой. Золотой.
- Ты и так умеешь?
- Я много что умею, просто слишком долго был человеком, - улыбнулся Андрей, раздвигая ноги, чтобы Мише было легче его растягивать.
Наверху раздался шум, верёвка у Миши на поясе напряглась, оттаскивая его от Андрея. Тот вроде как резко провёл по ней пальцем за спиной у Миши, и петля, разрезанная надвое, уползла наверх.
Андрей забросил ноги Мише на талию и притянул его к себе.
- Что там? - Миша обернулся через плечо, всмотрелся в край обрыва.
- Мужики с телегой подъехали, - выцеловывая его горло, ответил Андрей. - Давай, пока они там возятся.
Миша вошёл в него, в горячую тесноту, и толкался, и гладил, и не мог надышаться.
- Андрюш, что же ты не пришёл за мной?
- Гора не пускала. У неё, знаешь, свой характер.
Как бы в подтверждение, по склону, не по тому, откуда слез Миша, скатилось несколько камушков, один дал ему по спине.
- У нас с ней магическая связь, сложно объяснить, - подаваясь навстречу, шептал Андрей. - Мишутка мой, только в тот раз меня и отпустила.
- Дюша, Дюшенька, - Миша отвëл ему с лица взмокшие волосы, поцеловал лоб, и трепещущие веки, и смешной курносый нос. Это был его Андрей, и уши, как обычно, торчали, и даже зрачки не стали змеиными. И шрам был на месте, доставшийся Андрею из-за Мишиных шалостей. - Хорошо с тобой как, сладко, я бы всё равно не смог без тебя, травил бы себя бражкой да поганками до смерти...
- Не надо, Мих, вот он я, иди ко мне, глубже тебя в себе хочу, сильнее, Мих! Чтоб неделю потом вспоминать!
- Какую неделю, я и дня не вытерплю! - простонал Миша, исполняя его просьбу.
Ещё и руку просунул между их телами, сжал член Андрея и задвигал рукой.
Андрей с тонким вскриком выплеснулся, сжимая Мишу в себе сильнее. Тот задвигался ещё быстрее и последовал за другом.
Потом Миша лежал, распластавшись на Андрее, медленно целуя его. И так же медленно возвращался мир - шёпот ручья, звон комаров, шорох камней по правому склону.
- Идут, - предупредил Андрей. - Тебе пора.
- А ты?
- Приходи один, когда папоротник зацветёт, - отталкивая его, сказал Андрей. - Гора без выкупа не отпустит.
- Боги! Что тут! - послышалось со склона.
Миша увидел спустившегося к нему Лëшку, отец был слишком тяжёл.
Андрей в тени скалы приложил палец к губам и слился с камнем.
- Мишка, что ты тут творишь? Почему без штанов? - округлил глаза брат.
- Андрей...
- Андрей, - качнул головой в сторону груды костей и тряпья Лёша.
- Был здесь сейчас... Живой...
- Совсем ты от трав да бражки поехал, - Лëша сплюнул, подтянул Мише штаны и принялся обвязывать верëвкой, снятой со своего пояса. - Толку тут от тебя нету, полезай наверх.
Дëрнул верёвку трижды, и сверху потащили, пришлось сапогами отталкиваться от скалы, чтоб лицо не разбить, и держать режущую подмышки петлю, чтоб из неё не выскользнуть.
Тело вытащили и уложили в телегу без него. Он сидел и трясся у разведённого огня, пил бражку как воду. До цветения папоротника оставалась целая вечность.
К концу лета Миша был похож на тень ещё больше, чем на свадьбе с Анфиской.
Он пережил прощанье с телом (Андрея? Ещё какого бедолаги?). Пережил боль от расставания с травами. Отец с братом привязали его к кровати, чтоб не разодрал себя всего, чтоб руки не перегрыз. Оба бдили, чтоб до бражки добирался только по праздникам, а праздников летом было всего ничего, работа и работа.
Реник зарылся в книги да зелья. Пор нашёл себе невесту, собирались по осени свадьбу играть. Балу закрутил с Машей, но купец с женой вдруг перебрались в город. Маша сбежала следом, устроилась там нянькой в богатый дом, чтоб быть к нему поближе.
Всем друзьям стало не до Миши. А родители всё надеялись, что он поправится, поэтому когда на Русалью неделю он вдруг вышел на гулянья, только порадовались.
Он тихо ускользнул в лес от поющих и пускающих венки по реке девушек, от прыгающих через костёр пьяно смеющихся парней. Отправился искать волшебный цветок.
До утра он плутал по лесу, а в рассветных сумерках с пустыми руками вышел к реке. Река эта текла с гор. Выныривала из расселины в скале. Миша сидел у воды и думал, что не протянет ещё год без Андрея. Вдруг он услышал лёгкий звон. Зацепившись за корни нависшей над рекой ивы, на волнах покачивался венок. Цветы, похожие на хрупкое стекло, светились в утреннем полумраке и позвякивали. Миша подобрал венок, надел его и побрёл вверх по реке.
- Я иду, Андрюш, я и в горе без света жить согласен, лишь бы с тобой.
Он просто шёл и шёл, пока не добрался до той самой скалы.
Он помнил, что в прошлый раз свалился под конец пути, но упрямо полез вниз без всяких верёвок. То карабкаясь, то на пузе, то кувырком он добрался до дна, перемазавшись, ободравшись и измочалив хрупкие лепестки.
Андрей ждал его у камня.
- Поймал мой венок? - улыбнулся он. - Ну тогда пойдём.
Он взял за руку Мишу, а другой рукой коснулся скалы, поглаживая, и с треском открылась расселина. Миша пошёл следом, не спрашивая, куда. Ему стало так хорошо, так спокойно.
Они шли в темноте, и он не пригибался, не спотыкался, камень шёлком стелился под ноги. Венок мерцал, глаза Андрея сверкали синевой. Шли долго, бесконечно долго. Наконец впереди снова затрещало и от пола до потолка хода брызнул закатный свет.
- Мы на другой стороне горы, - торжественно сообщил Андрей. - Тебя надо вылечить, в тебе жизни почти не осталось.
Земля здесь была горячей даже сквозь сапоги. Из неё тут и там выстреливали струи пара или воды. Синеватая грязь булькала, как каша. Стояли лужицы зеленовато-голубой воды.
- Ничего не трогай, - предупредил Андрей.
Он привёл Мишу к озеру с красноватой водой, в которой лежали круглые камни.
- Раздевайся и полезай.
Рыжий ручей связывал это озерцо с другими, выше по течению. Миша разделся, сунул ногу в воду - горячая, задел один из камней. Камень высунул змеиную голову и когтистые лапы и медленно пополз прочь.
- Не бойся, не сожрут, - подтолкнул его Андрей.
- Это что? - спросил Миша, забираясь в воду и расслабляясь в тепле. - Яйца драконов? Головастики драконов?
У "камня" оказался ещё и маленький хвостик.
- Это звери такие, - засмеялся Андрей. - Сами по себе. Черепахи называются. С головой нырни и так посиди немного.
Миша послушался, и почувствовал, как тяжёлые мысли прошедшего года отпускают, как будто разжимаются стягивающие голову обручи.
- Пошли дальше.
Следующее озерцо воняло тухлыми яйцами.
- Что, и туда с головой?
- Угу.
Вода тоже была горячей, еле терпимой.
Усыпляющей.
Андрей чуть не за шкирку вытянул его из вонючей ямки и велел закрыть глаза. Доверчивый Миша завизжал как резанный, когда коварный Андрей впихнул его под ледяной водопад. Он дёрнул предателя на себя, и они обнялись, хохоча, под бьющими струями.
Миша и не помнил, когда последний раз по-настоящему, не от трав и бражки, смеялся.
Они целовались, и уже не было так холодно. Андрея облепила одежда, из сапог вода лилась через край.
- Раздевайся, Дюш!
Андрей скинул всё и потянул Мишу к какому-то ещё озерцу по одному ему известной причине. Вода там оказалась чистой и тёплой, она словно была налита в большую каменную чашу неправильной формы с широкими гладкими краями.
- Гора у меня молодец, это лишь малая часть её чудес, - Андрей ласково погладил берег. Озерцо булькнуло.
- Помнишь, я обещал облизать тебя всего? - укладывая Андрея на тёплый камень, спросил Миша. - Держись.
- Не съешь, смотри, - засмеялся Андрей.
- Ничего не обещаю, - прищурился Миша.
Он чувствовал себя полным сил, и даже есть не хотелось совсем.
Миша начал с промытых водой аккуратных пальцев, пощекотал стопу - Андрей захихикал и задëргался. Потом пришла очередь округлых косточек на щиколотке. Икры и бёдра пришлось пропустить из-за светлых волосков, зато под коленками и в паху он оттянулся по полной. Андрей смеялся и брыкался, даже когда его покусывали за живот, и лишь на сосках успокоился и тяжело задышал. Когда Миша широко лизнул горло, он застонал и попросил:
- Давай теперь я... Хочу взять у тебя в рот...
- Ещё руки, - отстраняясь, усмехнулся Миша.
- Не надо, - взмолился Андрей. - Я помираю, как тебя хочу.
У Миши сердце сжалось.
- Не помирай, не надо!
Сдвинулся ниже и толкнулся языком Андрею в дырочку.
- Ты... А-а-а-а...
Он застонал и заëрзал, пытаясь насадиться глубже.
Миша усмехнулся и взял у него в рот. Потом снова вернулся к дырочке.
- У меня-то язык не раздвоенный, - пожаловался он, - а не то бы я...
Андрей засмеялся в голос.
- У меня тоже, выдумщик... Аххх... И чешуя царапается. А в полной форме... вообще даже не думай... одна головешка останется...
Увидев на лице остановившегося Миши разочарование, он сверкнул превратившимися в чешуйки конопушками и пообещал:
- Могу тебе красивый морок устроить. И полетать возьму.
Миша снова взял в рот и принялся двигать головой, чуть её поворачивая, и толкаясь внутрь Андрея пальцами. Он погладил бугорок внутри, вспоминая, как первый раз сделал это летней ночью, в стогу душистого сена. Как Андрею было страшно, а Миша нашёл это место, удивился и потыкал.
Вот визгов и смеху было.
- Мих, - чуть ли не жалобно попросил Андрей, поглаживая ступней его член. - Хватит дразниться, а то утоплю...
Миша закинул его ноги себе на плечи и резко въехал внутрь.
Он двигался и двигался, Андрей подвывал, озерцо бурлило, и вдруг, вместе с забившим из Андрея семенем, выстрелили вверх десятки струй дыма и пара из земли.
- Это что, каждый раз так теперь будет? - ошеломлëнно спроси Миша.
- Не знаю, - Андрей попытался хихикнуть, но дыхание сбивалось. - Гора у меня шутница...
Миша перевернул его на колени, шлëпнул по заднице, резко натянул на себя и немного погодя вжался изо всех сил, кончая. Обхватил живот. Прижался щекой к влажной белой спине.
- Дюш... Я дурак был, Дюш...
- Ну и что ж, что дурак, не за это любят, - беспечно отозвался Андрей.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Прогуляла сбор статистики - не смогла подняться после сданного в ночь практикума. Зато сдала два теста и добила домашку по одному предмету за месяц. Кажется. Ещё доклад нужен об образе психолога в кино, думаю, не фигануть ли его по "Интуиции" с Каммингом, бггг. Тут тебе и психология, и этика с эстетикой (Алан красавчик), и принятие инаковости - эмигрантка плюс гей.

@темы: дурдом

---

Из хороших новостей - на понифесте купили рыбошапку за три косаря, и вообще он прошёл финансово удачно.

---

У меня такое ощущение, что пытаюсь усидеть даже не на двух стульях сразу, а на целом ряду.
В обоих институтах какое-то обострение, за статистикой для магистерской хожу как на настоящую работу, и ещё фикло попëрло, болдинская осень, блин. Опоздала со сдачей задания, дали три доп дня - два провалялась в астрале с температурой. Встала - побежала вести мастер-класс, который аонсировали до гриппа и набрали кучу народа. У всех выходные, больным скучно, придëт целая рота. Надеюсь дожить до вечера.
А практикум я так и не сделала вся ночь впереди.

@темы: дурдом

---

Название: Сучка, стерва
Фандом: Король и шут
Пэйринг и персонажи: Миха/Андрей, Ренегат/Андрей, ОМП/Андрей
Жанры: слэш, Драма
Предупреждения: Алкоголь, Даб-кон Насилие, Упоминания наркотиков, Любовный многоугольник, Ревность
Описание: Миха застаëт Андрея с Ренегатом
Примечания: У меня температура, меня растащило, хотелось больше оттраханного Князя, и вышел вот такой маленький шопесец

Миха шëл по коридору. Где этот его блядский номер? Цифры на дверях прыгали, дразнясь, и все были на одно лицо. Фанерные рожи дверей с цифрами во лбу тоже не отличались одна от другой.
Ну поставился, и чë теперь, под дверью ночевать? Князь, сука, начал его лечить, не с этого ли всё началось? Или они посрались с Князем, и после этого он поставился - хуй разбери поймёшь, столько раз уж было. Дежа вю, жаме вю, вертел всё на хую. И Князя вертел. Во всех смыслах. Ну и где этот номер? Вечно он начинает на ровном месте, сучка, стерва. Блядь, хоть все подряд проверяй. А это идея. Миха на пробу толкнулся в ближайшую дверь. Та не пошла, и он наддал плечом, тяжело, по-пьяному обрушился на неë.
Вроде их с Князем номер. Или нет. А, пох, кровати есть. Нет, ну бля, он просто поспать хотел, а тут какие-то падлы в его (или не его) номере задорно ебутся.
- Бля, - выдал Горшок, попытался сфокусировать зрение. - Вот сука, бля!

*
Андрей и сам был не рад, что завëл в очередной раз разговор о своей музыке в их концертной программе. Что он хотел услышать? Ну указал ему Миха в очередной раз его место. Обосрал его музыку, а Андрей в ответ - Михины стихи припомнил. Подрались и разбежались. Андрей пошёл пить в гостиничный бар - погода была говно, хули куда-то ещё тащиться, да и податься в этой дыре наверняка было особо некуда.
Миха потом приволокся в тот же бар, уже угашенный, шмякнулся в другом углу, его узнали, подсели, и он начал что-то затирать, размахивая руками.
Сам Андрей со своей типичной, хоть и общепризнанно смазливой рожей, умел шифроваться. Он методично набирался, высадил уже бутылку палëной, похоже, конины, когда заметил заинтересованный взгляд. Ну что ж, вот и образовались планы на вечер. Миха то, Миха сë. Нет, кое-что ещё умеем.
Мужик подсел к Андрею, заказал ему ещё выпивки, какой-то намешанный местными умельцами стрëмный коктейль, яркий, как для тëлки. Андрей выцедил его медленно через трубочку, по-блядски обхватывая её губами и поглаживая ножку бокала. Мало он, что ли, дерьма схавал в этой жизни? Ещё бокал погоды не сделает.
Понижение градуса дало свой эффект. Видя, что Андрей поплыл, мужик, которого он не узнал бы после ни за что, потянул его в туалет. Да, Андрюха, за стакан дерьмовой выпивки ты ещё не отдавался, даже в лучшие тамтамовские годы.
Туалет был на удивление чистым, мужик тоже отвращения не вызывал. Пах куревом, кожей, одеколоном. Целоваться не стал, повернул Андрея лицом к белой кафельной стенке, нагнул и стал по-быстрому растягивать. Побоялся, видимо, что тот попробует отсосать и блеванëт.
Да, думал Андрей, сам двигая рукой по члену и подаваясь на чужие пальцы, так даже лучше, чем фанатка-малолетка, с которой не дай бог на статью нарвëшься.
Вдруг пальцы пропали, пропала тяжëлая рука на пояснице, пропало тепло чужих бëдер.
- А теперь свалил, мудила, - раздался голос откуда-то сверху. Глубокий бас, каким говорят крупные люди. Интересно, член у него такой же крупный? Андрей, совсем съехавший от выпивки и возбуждения, в предвкушении нетерпеливо повертел задницей.
- Андрюх, пошли отсюда, - кайфоломщик подтянул на нём штаны, провëл куда-то. Андрей покорно пошёл.
- Ну нахуя, Реник? - с обидой сказал он, узнавая "спасителя".
- Мы бы все с утра об этом пожалели, - тоном, каким говорят с неразумными детьми, сказал Реник.
Завёл куда-то, усадил на что-то мягкое. Нерастраченное возбуждение зудело в паху.
- Андрюх, так плохо всё?
- Угу, - он вдруг ткнулся в большое, тëплое плечо Ренегата. И Миха его обосрал, и потрахаться для поднятия самооценки не вышло. Хотя кому он врëт, завтра почувствовал бы себя грязным, был бы сам себе противен. Может, так и лучше.
Реник прижал его к себе, утешающе погладил по волосам, по плечам.
- Миха опять? Обидел тебя? Больно тебе, Андрюш?
Андрей только мыгыкал.
- Совсем тебя не ценит, привык, что ты всегда рядом, не видит уже, какой ты.
- Какой я? - переспросил Андрей.
- Ты просто фантастический. Ты один такой.
Реник чмокнул его в макушку. Андрей удивлëнно поднял лицо - и был поцелован уже в губы. А что, Реник классно целовался. Да, Андрей, за пару банальных комплиментов ты тоже ещё не давал, прямо вечер открытий.
Одежда полетела в разные стороны. Андрей, уже заведëнный и даже немного растянутый, скоро оказался под тяжёлым, горячим телом.
- Андрюш, я бы так никогда не сделал, я бы залюбил тебя всего, пальцем бы не тронул, с музыкой помог. Ты же гений, золото, раз в сто лет...
Ну-ну. Что он, сам никому не пиздел? И Миха тоже ему пиздел, а на другой день заваливал его пьяный, грубо трахал и отрубался, оставив неудовлетворённым, а утром нихуя не помнил. Или вот как сегодня.
Бог даст, он сам про сегодня ничего не вспомнит, главное, не отрубиться здесь, дойти до своего номера, ножками, ножками. Вот этими самыми, которые сейчас у Реника на плечах, между которыми Реник так усиленно трудится. Смотрите-ка, щиколотку поцеловал. А теперь опять в губы. Всё-таки охуенно он целуется. Плевать на завтрашнее похмелье с самокопанием, Реник, да, вот так, этот угол лучше...
И в это время в номер ввалилось пьяное тело, выбив фанерную дверь и оставив замок сиротливо торчать из косяка.
- Бля. Вот сука, бля!
Вечер открытий (обломов) продолжался.
Миха с рëвом оторвал Реника от Князя, и они начали пиздиться, поливая друг друга матами. Князю, может быть, стоило завизжать, как девице, или полезть их разнимать, но он просто не успел. Миха, рыча бешеным медведем, выкинул Реника в коридор и захлопнул дверь, забыв, что она уже ни на что не годится. А потом обернулся к Андрею. Тому впервые стало по-настоящему страшно рядом с Михой. Нет, он, конечно, боялся за Миху, когда тот оказывался при смерти, но самого Миху - никогда.
Андрея как парализовало.
Со страшным лицом Миха подошёл к нему и влепил затрещину. Такую, что голова дëрнулась. Убьёт, подумал Андрей, даже не пытаясь защищаться. Против такого Михи - бесполезно.
Миха навалился сверху, поцеловал зло, кусая губы. Принялся метить шею, плечи, грудь.
- Больно, Мих...
- А мне не больно? Не больно, да?
Он вошёл в растраханного Андрея и начал его, иного слова не подберëшь, драть.
- Мне, Дюш, не больно? Ты, сука, что, каждый блядский раз за моей спиной такое устраиваешь? Пацаны надо мной уссываются? Кому из них ты ещё жопу подставлял?
Миха и его загоны во всей ëбаной красе.
- Я...
- Не пизди, не поверю!
- Мих, больно!
- Завались! Ещё раз сблядуешь - убью, придушу нахрен, сука!
Андрей орал и хрипел, но оттолкнуть не пытался, вцепился в простыню, почувствовал, как ткань с треском рвëтся под руками.
В коридоре было шумно. Кто-то куда-то рвался, кто-то кого-то успокаивал.
- Не маленькие, сами разберутся!
- Да поубивают же друг друга, блядь!
Но никто так и не решился войти. Ещё бы, справиться с буйным Горшком мог только Князь. Ну, или взвод спецназа, но они не проверяли.
- Андрюх, ну как ты мог вообще! Я же люблю тебя, я же не могу без тебя, что ж ты такая стерва! - он вдруг замер, отвëл с лица Андрея волосы. Потом задвигался снова. - Выебу тебя так, что ты ни на кого больше смотреть не захочешь.
Особенно на тебя, после такого-то, Мих.
Никто не вошёл. Когда Гордей бил Машу, они тоже стояли в сторонке, Андрей и сам стоял, типа дело семейное. Да и чего лезть. Сколько всего они с Горшком друг другу спустили, и это спустят. Хотя сейчас кажется, что это конец.
Миха сунул руку между их телами, начал грубо двигать по члену Андрея. Даже причинëнная боль не избавила того от возбуждения. Такого за собой он тоже не знал. И того, что Миха будет третьим, кто захочет его в этот вечер поиметь. И того, что большого и доброго Миху можно выбесить до такой степени.
Миха впился в плечо зубами, прокусывая кожу. Алкоголь, конечно, притуплял ощущения, но Андрей вскрикнул и сжался, Миха в ответ сладко застонал.
- Дюш, что ж ты невъебенный такой... Что угодно тебе прощу...
Сам послал, сам побил, сам искусал, и всё это ему простил. А у Андрея язык как приморозило.
Миха зализал укус и снова стал целовать в губы - слишком сильно, слишком настойчиво, но уже куда ласковее. Это всё не кончалось, Миха угашенный мог долго, а перепуганный Андрей никак не мог окончательно расслабиться.
Уже и народ под дверью рассосался, заскучав от однообразия.
- Разве плохо тебе со мной? - спросил Миха, закладывая одну ногу Андрея чуть ли не ему за ухо, растягивая практически на шпагат. Угол поменялся, и при каждом движении Андрея окатывало жаром. - Что ты молчишь, урюк ëбаный?
- Хорошо, Мих, - с пересохшим ртом прошептал Андрей. - Было б плохо - ушёл бы нахуй, не убил бы ты меня, не такой ты...
- Не проверяй больше, - ровно двигаясь в нём, предупредил Миха.
Андрей не стал каяться и обещать.
- Мих, вот так... - подаваясь навстречу, попросил он.
Миха тоже стал двигаться быстро, резко, неровно, кончил в него и довëл рукой.
Разлëгся на Андрее, у которого нога всë ещё торчала вверх, и начал похрапывать.
- Миха, - Андрей тихонько потрепал его по волосам. - Что ж у нас всё по-дурацки так, а?

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: Cave Incubi
Фандом: Король и шут
Пэйринг и персонажи:
Александр Леонтьев/Инкуб! !Андрей Князев, Ренегат/Инкуб!Андрей, Михаил Горшенёв/Андрей Князев, Миха/Андрей
Жанры: слэш, PWP, BDSM, Асфиксия, Любовная магия, Магия, Обездвиживание, Суккубы / Инкубы
Описание: Написано по заявке: к Ренегату является инкуб в образе Андрея.
PS Миха в этой истории не так прост.

Саша не боялся, что кто-то войдёт. Парни усиленно квасили в номере Балу и Пора, найдя даже здесь, в американской дыре, бывших наших людей. Конечно же, фанатов, и конечно же, способных поглощать горючее в любых количествах.
Андрей сам к нему пришëл, сам обнял, сам увëл с крыльца, куда Саша выполз проветриться. Его белое, пышное, как у рубенсовских красавиц, тело светилось в темноте номера дешëвого мотеля. Голубые глаза тоже сияли каким-то потусторонним светом.
- Я же не слепой, Саш, - объяснил он своё появление. - И не маленький.
С последним Саша мог бы поспорить - при его росте маленькими были все, кроме игроков NBA , а уж Андрей, вместе с хохолком едва достававший ему до подмышки... Хотелось делать разные глупости - чмокнуть в макушку, взять на руки. Но он позволял себе только обнимать, ну ладно, нагло лапать при всём честном народе.
- А как же Миха? - задал Саша самый глупый вопрос из возможных.
- Михи здесь нет, - практически промурчал Андрей, прижимаясь к нему всем горячим телом. Футболку он потерял уже где-то по дороге. - К тому же, он давно не любит никого и ничего, кроме хмурого. Видишь, как всю дорогу по нему тоскует?
И Андрей поцеловал его первым.
Саша ответил со всей многолетней нерастраченной страстью. За все те годы, с тех пор, как увидел Дюшу, приятеля Михи, брата Лëши, который... В общем, знакомого через десятые руки. И пропал. И что самое обидное - пропал, когда Дюша смотрел на Миху как на божество какое-то. На Миху, блядь. Где Саша - и где этот Миха! У Андрея были такие глаза, и без того красивое лицо сияло внутренним светом, полнейшим восторгом и любовью, такая же любовь читалась в глазах Михи, не оставляя места третьему.
О, Миха оказался не так-то прост. Миха за своё был готов порвать. Миха прошибал лбом любые стены. Их с Андреем группа взлетела. А Саша не мог, ему хотелось быть ближе, хотелось больше Андрея, хоть так, хоть видеть, хоть иногда потискать прилюдно. Миха, глядя на это, лишь щурился и усмехался. А в этой поездке, по ходу, ему вообще было наплевать.
И вот не уследил - Андрей сам явился к Саше, уже полуголым и на всё готовым.
- Сашенька, - выдохнул в губы и потянул очки, сунул куда-то на тумбочку.
Даже если нашёл в нём замену на одну ночь - плевать. Может, останется лучшим воспоминанием, а вдруг да вырастет во что-то большее. Саша решительно ответил на поцелуй.
Одежда мешала, и они поспешили от неё избавиться. Член у Андрея стоял, ровный, крупный, и Саша не мог к нему не прикоснуться, не провести рукой вверх-вниз, и снова, и снова.
Андрей прижался ближе, потëрся, целуя, вставая на цыпочки. Саша почувствовал, как затвердевшие соски прошлись по его соскам, зарычал в поцелуй и, обхватив уже оба члена, бешено задвигал рукой. Он прикусывал чуть не до крови губы Андрея, издавая чуть ли не звериное, клубившееся в груди рычание.
Они кончили, и Андрей с блядским видом облизал сначала Сашину руку, а потом грудь, живот и бëдра, везде, куда попала сперма. И под конец взял в рот опавший член, вылизывая и его.
Саша с удивлением понял, что у него снова встаëт, хотя прошло-то всего ничего.
Вид на светлую макушку Князя открывался даже лучше, чем обычно. Тот ритмично двигал головой, схватив Сашу за бëдра. Стонал, причмокивал, сжимал губами. Повернулся, позволяя тыкаться в упругую щëку. Саша понял, что аппетит приходит во время еды, ему хотелось больше, и руки сами легли на эти мило торчащие уши. Он просто огладил их, не смея вцепиться и натянуть на себя, но Князь, кажется, понял. Поднял наглые голубые глаза, улыбнулся, насколько мог с немаленьким Сашиным членом во рту, и пропустил в горло. Не оттолкнул руки, которые таки ухватили его за уши и начали дëргать туда-сюда в бешеном темпе. Воздух Князю, казалось, был не нужен, он не пытался отстраниться, и когда пришло время, не вытолкнул, не сплюнул, позволил излиться себе в рот и выдоил всë до капли. Улыбнулся сыто.
Они ещё до кровати не дошли, даже до стеночки, а Саша уже дважды кончил. Андрей - тоже, о чëм свидетельствовала лужица на потëртом линолеуме.
- Князь... - Саша поднял его и снова прижал к себе, целуя.
Всё это столько лет принадлежало Горшку - и Горшок это просрал, выбросил ради герыча. Бить стенку хотелось от этой мысли.
И просто хотелось - снова. Рядом с Андреем творилось что-то невероятное.
Он закинул ногу Саше на бедро, приглашающе направил стоявший, против всех правил, член к своему входу.
- Я подготовился.
Когда только успел?
Саша, наконец, как хотел, поднял его, оторвал от пола, подхватив под мышки, и понятливый Андрей оплëл его ногами, обхватил шею одной рукой, а другой направил Сашин член в себя.
Саша принялся толкаться в него, двигая немаленькую тушку вверх-вниз. Что, может твой Миха обдолбанный вот так?
Андрей тëрся членом об его живот, прижимал ногами ближе к себе, больно упираясь пятками в спину. Расцарапал плечи и шею, и слизывал проступившую кровь. Теперь их лица были на одном уровне, поцелуи ощущались немного по-другому, и можно было смотреть глаза в глаза. Взгляд у Андрея был гипнотический, запах - завораживающий, сводящий с ума. Обычно он так не пах, возможно, это был запах их смешавшегося пота и семени.
- Назови меня по имени, - попросил Саша. - Хочу знать, что ты сейчас со мной, а не с ним.
- Саша, Сашенька, хороший мой, - жарко зашептал Андрей. - Я давно, давно хотел, не только из-за обиды на него... Не думай...
Саша чувствовал себя сейчас таким большим и сильным, ноги крепко упирались в пол, руки, держащие Князя, двигались, не ослабевая, пока тот не застонал и не излился, крепко сжимая мышцами Сашин член. Саше хватило нескольких толчков, чтобы последовать за ним. И, наконец обессилев, он повалился на кровать, роняя рядом Андрея.
Князь оказался неутомимым и совсем бесстыдным. Едва отойдя от оргазма, он принялся покусывать и вылизывать Сашу, долго не мог оторваться от сосков, опять взял в рот опавший пока член. В этот раз завести Сашу так же быстро не вышло, и Князь развернулся, намекающе покачивая снова налившимся членом и аппетитной задницей перед носом Саши, при этом продолжая попытки его возбудить ртом.
Саша, сам себя не помня, смотрел заворожëнно на растраханную, порозовевшую дырочку, и вдруг, шире разведя упругие половинки, погрузился в неë языком. Он почувствовал гладкие стеночки и солëный вкус собственной спермы. Андрей сладко застонал, посылая вибрации прямо в его член, который держал во рту. Саша почувствовал, что снова твердеет, задвигал языком, ударил несколько раз кончиком по простате. Андрей то подавался ему навстречу, то пытался потереться головкой о Сашину грудь, пачкая тëмные волосы смазкой.
Саша вылизывал Андрея изнутри, а тот то увлечëнно сосал, то переходил к яичкам и бëдрам, прикусывал и всасывал кожу, оставляя тëмные следы.
Он кончил Саше на грудь, а когда почувствовал, что Саша кончает, выпустил член изо рта и залил его спермой всё лицо. Повернулся к нему, демонстрируя довольную физиономию в белых потëках. Саша понял, что это будет его любимым воспоминанием для получения удовольствия, а если повезёт, он будет наблюдать эту картину намного чаще.
Андрей нырнул Саше под мышку, оплетая его собой. Руки при себе он держать не мог, шарил ими по ставшему вдруг слишком чувствительным телу. Больше всего повезло оказавшемуся у него под носом соску, второй тоже не остался без внимания. Колено дотянулось до паха, легко поглаживая член, а собственным членом Андрей потирался о Сашино бедро. У него снова стояло. Принял он что-то, что ли?
- Я слишком долго тебя хотел, Сашенька, - прошептал Князь, словно прочитав его мысли.
Очень хотелось верить, даже слишком.
Князь уселся на него верхом, растëкся грудью по груди, приласкал языком ухо и зашептал:
- Хочу тебя, ещё хочу, пожалуйста...
Саша пока не восстановился, и поэтому дал Андрею облизать пальцы. Андрей втянул их глубоко и едва отдал. Но Саша отнял и сунул в него сзади. Три пальца вошли в него легко.
- Ещё, - потребовал Князь.
Саша сложил ладонь щепоткой, и Андрей задвигался, насаживаясь на неё. Он сладко охнул, когда запястье проскользнуло внутрь. Стенки крепко обхватывали кисть. Подвигав рукой, Саша понял, что снова завëлся, и заменил руку членом. Андрей принялся скакать на нём, и Саша, понимая, что в этот раз так быстро не получится, сжал его запястья, не давая потянуться к члену. Но Андрей всё равно кончил раньше. Саше было уже наплевать, что там Андрей чувствует, желание било в голову, и он с рыком перевернул Андрея, оказавшись сверху. Прижал собой к кровати, перехватил запястья, сжимая над головой до синяков, и принялся грубо вбиваться. Андрей стонал так, что его, наверняка, слышал весь мотель, и царапал Сашину спину.
Саша кончил и увидел звëзды. Андрей кончил вместе с ним и заорал так, что его услышали, по крайней мере, в Лас-Вегасе, который им обещали через пару дней. Даже шум пьянки смолк.
Саша замер. Уж Миха-то узнает голос своего Дюши, хоть и дал ему отставку, прискачет с шашкой наголо.
На удивление, раздался дружный ржач, пьянка продолжилась, никто не появился. Саша так и остался лежать на нём, чувствуя, какой он тëплый, как дышит, как сердце бьётся, погрузился в чудесный запах и собрался задремать. Не тут-то было.
- Андрюх, травой не поделишься? - спросил Саша, когда тот снова полез к нему. - С чего ты так завëлся?
- Это не трава, это ты, Сашенька, так меня завëл.
- Андрюш... Какой ты... Я же теперь не смогу без тебя.
- Да что ты, Сашенька, куда я денусь? Саш, я ещё хочу... Саш, дорвался... Сто лет так не трахался... Ну пожалуйста...
Если не справлюсь - не вернëтся, с отчаянием подумал Саша. Сполз по Князю ниже, взял в рот, принялся толкаться рукой в дырочку. Сразу щепоткой, как в тот раз Андрею понравилось.
Он довëл руками и языком Андрея до оргазма ещё дважды. Ни те, ни другой под конец уже не желали подчиняться. Ноги подгибались, глаза закрывались. Хотелось уснуть, грея тëплого Андрея под боком.
Но тот вывернулся из-под прижавшей его руки.
- Мне пора.
- Полежи со мной, - попросил Саша. - Миха твой до обеда продрыхнет.
- Автобус в девять, забыл?
Андрюхина кожа в рассветных сумерках казалась сероватой. Он забрался на подоконник, открыл окно и спрыгнул, как был, голышом, кажется, игриво махнув на прощанье кисточкой длинного, гибкого хвоста.
Саша поморгал, но глаза сами собой закрылись, и он проспал до тех пор, пока в дверь не забарабанили.
Утро выдалось солнечным. Князь бодренько вышел во двор, таща свои и Михины пожитки. Миха независимо вышагивал впереди, насвистывал, сунув руки в карманы.
Рожа у Князя была довольная. Натрахался, подумал Саша. Вспомнил вчерашние потëки собственного семени на этой круглой мордахе, и у него встал.
Князь, как ни в чëм не бывало, пошëл запихивать сумки в брюхо автобуса. Миха остановился у заинтересовавшего его плаката.
- Эт чë за страхота? Реник, слышь, чë тут написано?
- Кейв - это вроде пещера? - сунулся Яша.
- Это латынь, - Саша поправил очки. - Берегись инкубов.
- Чë, реально? Дюхе зайдëт. Эт кино какое-то?
- Хэзэ. У знакомых вчерашних спроси.
- Да они уже съебались куда-то, - Миха зевнул и пошёл в автобус, где развалился на любимой лавочке, вытянул длинные ноги, не оставляя никому места. Саша подлез под руку Князю, занявшему боковую лавочку и раскинувшему руки по спинке. Сам обнял его за плечи. Андрей натянуто улыбнулся, как улыбался всегда, когда Саша распускал руки, а приличия не позволяли их сбросить. Ведь вроде бы всё в рамках дружбы, это ж не жопа и не пах, всего лишь плечи и талия...
Миха опять посмотрел на них с довольным прищуром и усмехнулся чему-то своему.
К обеду остановились пожрать в придорожной забегаловке. Саша подловил Андрея в туалете, прижал к стене. Князь взбрыкнул, но Саша был сильнее, навалился крепче и впился в губы.
- Не бойся, не спалят.
- Ты перегрелся, что ли? - Андрей оттолкнул его и шагнул к двери.
- А вчера ты по-другому пел, - Саша не пустил, попытался затащить в кабинку. - Так стонал подо мной!
- Да ты ëбнулся?! - вырываясь по-серьëзке, рявкнул Андрей. - Охуел? Я, блядь, и под тобой? Вчера? Где ты здесь этого дерьма нашëл? Не дай бог Миха хоть краем уха, хоть одним глазом заметит, сука! - он сгрëб Сашу за футболку.
- А это как объяснишь? - зажав-таки Андрея, он сдëрнул один из напульсников. Твою мать. Там не было синяков, запястье было растëрто верëвкой.
- Не твоë, блядь, собачье дело. Отпустил быстро, или я за себя не отвечаю.
Недостаток роста не мешал ему быть убедительным.
- Что он с тобой делает? - растерянно спросил Саша.
- Пошёл нахуй, - отнимая и возвращая на место напульсник, буркнул Князь. - И раз уж речь зашла, руки при себе держи, задрал уже.
- Он тебя... из-за меня...
- Много чести, - бросил Князь через плечо. И свалил.
*
Миха совершенно не боялся, что Князь куда-то от него денется, замутит с кем-то у него на глазах - или где-то втихаря - без его, Михи, позволения. Другие могли на него сколько угодно облизываться. Это было даже приятно, как они все смотрят на его Дюшу, Андро, Андрюшеньку, пускают слюни, тянут руки, но никогда не получат ничего. Потому что он принял меры.
Вчера он утащил Андрюху в их номер, а люди, приманившиеся на пьянку с ними, даже и не заметили, продолжали пить и спорить, как будто были не в номере американского мотеля, а на советской кухне.
Андрей его хотел везде и всегда, был готов на что угодно. И своими желаниями делился без всякого стеснения. Только с его стороны часто возникали желания, связанные с силой и властью. Миха думал, что так проявляет себя то, что он сделал с Князем, чем его к себе привязал.
Поэтому Князь просил его показать власть и привязать его буквально?
А потом в жару парился в напульсниках. Было время - и ошейник таскал. И за закрытой дверью кольца на напульсниках и ошейнике легко было соединить одним карабином. Хоть спереди, хоть сзади.
В тот вечер, едва оказавшись в пустом коридоре, Миха глянул в лицо Князя, тот облизнулся, глядя в ответ, по-особому посмотрел, так, что только Миха, давно влезший ему в голову, мог понять. И Миха ухватил его за ворот футболки, за шкирку, так, что сдавил горло, и поволок в номер.
За дверью он схватил Андрея уже за волосы и бросил на кровать. Князь уже скулил от предвкушения.
- Штаны спусти. Теперь руки вытяни вперëд.
Миха вытащил из сумки толстую верёвку, шлëпнул ею пару раз по белевшим в полумраке ягодицам. Потом расстегнул напульсники и привязал запястья к прутьям кровати. Витки легли поверх подживших ссадин.
Андрей зашипел. Миха вдавил его лицом в подушку.
- Молчать, сука.
Такое они вытворяли отнюдь не всегда - Михе куда чаще хотелось Князя заласкать, залюбить. Он и так доставлял любимому слишком много боли, чтобы желать причинить её ещё больше. Он и завязал бы навсегда, если б мог.
Миха забрался на кровать, коленями развëл ноги Андрея шире, расстегнул ширинку и потëрся членом о спину, пропустил в ложбинку между ягодиц, давая почувствовать немаленький размер.
- Сейчас это будет внутри тебя, хочешь ты или нет.
Понятное дело, Князь хотел, иначе бы не позвал.
Миха намазал пальцы прихваченным в сумке кремом и начал грубовато растягивать Андрея.
- А ну не зажиматься! - звонко шлëпнул по заднице.
Андрей что-то промычал в подушку, за что снова получил.
Миха растянул его так, чтобы вхождение было чувствительным, резко вставил и сразу взял быстрый темп. Больно сжал соски, просунув руки под футболку. Провëл по груди короткими ногтями, не сильно, не до крови царапая. Оттянул голову за волосы, прикусил кожу под челюстью, и снова ткнул Андрея в подушку, прижимая, лишая воздуха. Отпустил не сразу, как Князь задëргался, подержал ещё немного. Дал чуть отдышаться и снова прижал.
Чувствуя, что так быстро кончит, замер, давая себе время передохнуть и остыть. Андрей двинулся сам.
- Лежи, не рыпайся, - Миха предупреждающе положил руку ему на загривок.
- Мих...
Миха вытащил совсем, дотянулся до сумки, вытянул, не глядя, какой-то шмот.
- Рот открой.
Сунул в зубы то, что оказалось полосатой футболкой, завязал концы на затылке, затянув в узел пару светлых прядей.
В окне вдруг мелькнула стрëмная рожа, а этаж-то был не первый. Миха сморгнул, рожа пропала. Может, птица или мышь летучая? Хуй знает, что у них тут водится.
Андрей нетерпеливо дëрнулся, за что получил шлепок - и только потом въехавший на всю длину член. Он застонал в кляп.
- Ори сколько хочешь, никто тебе не поможет, - склоняясь к уху, прошептал Миха. - Ты мой, буду делать с тобой, что хочу, ебать где и как захочу. Хоть на сцене, чтоб все смотрели и знали, чей ты. Завтра с утра выебу тебя прямо в автобусе. Думаешь, не вижу, кто на тебя слюни пускает?
Он толкался грубо, резко.
- Тебя специально для меня сделали, там, на небесах, понимаешь, да? Чтоб ты давал мне по первому требованию.
Он зажал большой ладонью нос и рот, не давая дышать, не отпуская, не обращая внимания на слабые попытки вырваться. Голубые глаза начали закатываться.
- Ты дышишь только с моего позволения, - прошипел в ухо и толкнулся медленно, глубоко, как можно глубже.
Андрей заорал ему в руку, теряя остатки воздуха, выгнулся, кончая. Миха убрал ладонь, снова задвигался быстро, чувствуя, как, пульсируя, всё сжимается внутри Андрея, кончил, навалился, растëкся сверху.
Когда более-менее пришёл в себя, поцеловал Андрея между шеей и плечом, развязал кляп. Андрей перевернулся на спину, спросил:
- А руки?
- Так пока полежи, я тебя ещё раз трахну как минимум, я только начал.
Они курили в постели одну сигарету на двоих, Миха подносил её к губам Князя, давая затянуться.
- Ну что, поехали.
Миха закинул его ноги себе на плечи, складывая его пополам. Штаны уже сползли до самых щиколоток, болтались, спутывая их.
- Держись, Княже. Ох, какая ж у тебя задница, - ущипнул. Подобрал с подушки обслюнявленную футболку, скомкал и сунул Андрею в рот. - Кричи, я люблю слушать, как ты кричишь. Сегодня - только для меня, остальные не заслужили.
В этот раз он трахал Андрея дольше, меняя темп и угол. Окончательно сдëрнул штаны, отпустил одну ногу, потом набок повернул, потом на колени поставил.
- Нечего тереться об кровать, как пëс об ногу. Так кончишь, я сказал. Только попробуй выплюнуть футболку, куплю тебе настоящий кляп, буду снимать только на репах и на выступлениях.
С кляпом, наверно, по улице не походишь, а вот в наморднике выпереться на сцену этот фрукт может, причём сам нацепит. Хотелось заржать от этой мысли, но Миха сдержался и не вышел из роли. Ущипнул Андрея за аппетитный бок.
В этот раз Миха не выдержал, кончил первым. Долго обнимал стоящего на коленях Андрея, приходя в себя.
- Так-то. Ты здесь для меня, понял, да? Хочешь кончить - попроси.
Андрей замычал в кляп.
- Громче! Ещё громче! Молодец.
Игнорируя член, Миха принялся дотрахивать его пальцами.
- Я сказал, кончишь так, или никак.
Князь мычал, насаживался и наконец излился, забрызгивая гостиничные простыни.
Сколько в их жизни было всяких разных гостиниц. Вот ведь Михина звезда цыганская.
Потом они снова курили одну из Михиных рук, наплевав на пожарную безопасность.
- Кляп, не кляп, а пояс верности какой-нибудь прикольно будет попробовать, - Андрей хохотнул.
- Вот зачем тебе это всё? - спросил Миха. Не то, чтобы ему не нравилось, с Андреем ему всё нравилось. Просто хотелось знать.
- Ну... Я же без тебя не могу, хожу за тобой, как привязанный, - тихо сказал Андрей. - Как будто навязываюсь. А так как будто знаю, что ты меня любишь. И, ну, любишь так, что тебе плевать даже, хочу я или нет, так любишь, что по любому возьмëшь своë. Это безумием попахивает, но как будто я знаю так, что тоже тебе нужен.
Как привязанный. У Михи сердце сжалось.
Уже лет пятнадцать прошло, как Миха поехал в цыганский посëлок к дальней родне, с подарками для них и для ведьмы, с которой обещали свести. Та ничего не спросила, только глянула на Миху.
- Хорошо подумал? За такое жизнью платят, вот этим не отделаешься, - тряхнула в руке купленный на заработанные пением в переходе деньги яркий платок.
- Зачем мне жизнь без него?
- А он как будет жить без тебя? Смотри, будет с тобой, пока не отпустишь. Да что я говорю, такой, как ты, от себя прогонит, да отпустить не сможет.
- Тëтя Зара, это навсегда у меня.
- Дурачок.
Конечно, дурачок. Так втюриться в лучшего друга. И не только друга лучшего - во всём лучшего. Таких не бывает. Все его любят, выбирай - не хочу. Зачем ему Миха? Сегодня поцеловал, может, от любопытства, может, из жалости, а может, со скуки. А завтра уведут, найдёт себе новое развлечение.
- Делайте, - протянул руку.
Так и уснули, не слышали, как раздался вроде бы Андрюхин крик. Как парни в соседнем номере притихли, и один из "русских американцев" спросил:
- Может, ему плохо?
- Ему хорошо, - ответил Пор. - Миха работает без брака.
Все заржали и продолжили пить.
С утра, когда в двери затарабанили, оба поняли, что Князь так и проспал связанным, а сигарета прожгла линолеум. Из напульсников сразу нашëлся только один, второй, собака, закатился куда-то, и Андрей с Михой ползали по полу, перетряхивали постель. Полезли в сумку за новым - нашли потерянный. Чуть не забыли подобрать с кровати верёвку.
Сели в автобус, и Реник опять полез лапать Андрея.
Миха только усмехнулся - на приворот тëти Зары ещё никто не жаловался.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: Паноптикум
Фандом: Король и Шут (сериал)
Пэйринг и персонажи: Горшок/Князь
Жанры: слэш, юмор
Описание:
Небольшая почеркушка-постебушка по заявке "Шоу фриков" на Хэллоуинский фест.

- А это Горшок, - указал Гордей. - Обладает гигантским, простите, дамы, естеством. Он и так-то почти дикий, но когда возбуждается и кровь устремляется вниз, отливая от мозга, совершенно теряет рассудок. Вот и держим его за решëткой, слишком уж он опасен. И зубы пришлось удалить.
Горшок тем временем корчил жуткие рожи, скалился беззубо, выл, рычал и кидался на прутья клетки.
- Вижу, дамы заинтересовались, - один из посетителей подмигнул.
- А демонстрация? - возмутился другой.
- К сожалению, правила приличия не позволяют, - развëл руками Гордей. - Но мы облачили его в облегающие кожаные штаны, обратите внимание на складку...
- Ложь! Подделка! Надувательство! - недовольный посетитель застучал о землю тростью. - Пусть покажет!
- Может, тебе и потрогать дать? - рявкнул Горшок человеческим голосом. - Может, тебя прямо здесь нагнуть и выебать?
Он бешено вращал выпученными глазами.
Дамы заахали, одна упала на руки своему кавалеру.
- Совершенно дикий, - покивал Гордей. - А тут у нас женщина с бородой.
Женщина томно возлежала на оттоманке.
- А эта почему за решëткой? Тоже дикая? - спросила одна из посетительниц.
- Нет, она цивилизована, образована и даже княжна, - с грустной улыбкой ответил Гордей, глядя на прилипших к решëтке мужчин. - Соображения нравственности, милая. Все норовят её потрогать, и не только за бороду.
- Как переменчива судьба! - воскликнула дама, прикладывая к глазам платочек.
- А она точно женщина? - снова усомнился господин с тростью.
- Девица! - возмущëнно сверкнула голубыми глазами бородатая.
- Руку и сердце предлагают регулярно, - интимным шёпотом сообщил Гордей.
- Я вам не какая-то экзотическая игрушка, у меня есть душа, которую никто пока не разглядел!
- А далее я предлагаю осмотреть гигантскую человекообразную муху...
Посетители отправились дальше, к мухе, зелёному петуху, учёной обезьяне в цилиндре и террариуму с крылатыми жабами.
Оттуда снова донеслись ахи, охи и возмущëнное "обман, надувательство!".
- Ну и что там с твоей нежной душой? - спросил притихший Горшок у женщины с бородой. - Я её разглядел.
- А я твой член разглядел, и что? - возмущëнно отозвалась та. Тот. Совсем другим голосом. - Почему ты великий и ужасный, а я баба с бородой? Я рожи корчить не хуже тебя умею.
В подтверждение он покривлялся. Вышло смешно и не страшно.
- Ну чë ты сразу, Князь? Еда есть, крыша над головой, лежи себе. Даже в борделе так не полежишь, надо шевелиться. Задолбали эти яйцепарки, - добавил он, противореча сам себе, сунул руку в кожаные штаны и почесался. Вышел из клетки через заднюю дверь, пробежался до отхожего места, где стянул штаны вместе с приделанным накладным членом и какое-то время стоял, отдыхая.
Потом вернулся, достал из угла книгу, разлëгся на соломе и принялся читать.
- Горшок, эй, Горшок, я тут новые стихи придумал, - отвлëк его Князь.
- Снова про яйца?
- Не-а.
- Про пиво?
- Опять не угадал.
- И про что же?
- Про член! - гордо провозгласил Князь.
- Да тьфу на тебя, - Горшок почесал в штанах и перевернул страницу.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: Драконья зазноба
Фандом: Король и Шут (сериал)
Пэйринг и персонажи: Дракон!Горшок/Князь, Дракон! Ренегат/Князь, Дракон!Алексей Горшенёв
Жанры:AU, Ангст, Драма Магический реализм, Юмор
Предупреждения: Альтернативное размножение
Другие метки: Война, Драконы, Кровь / Травмы, Первый раз
Описание:Князь так поверил, что дракон за ним прилетит, что чуть не плакал. Страсть как хотелось повидать настоящего дракона. Разум совсем затмило, что дальше с теми девами стало - даже не подумал спросить.
На Хэллоуин для коллег с МЛФ, с благодарностью за разгон.
Примечания: Очень условный кроссовер с фильмом "Он - дракон", одна сцена из него украдена.
"Корона" из сундука
static.insales-cdn.com/files/1/4213/31281269/or...

Князь вообще был устроен странно. Не в том смысле, что во лбу торчала третья нога. Внешность для деревни у него была самая обычная - курносый нос и уши лопухами. Просто был он сразу и осторожный, и шкодливый, и что когда вылезет, сам порой не мог угадать.
Вот и в тот день, зимой, сдуру учудил невесть что.
Был у них, как во всяком уважающем себя доме, чердак, а на чердаке сундуки, оставленные каждым поколением. В одном таком нашёл он белый атласный сарафан, вышитый мелким речным жемчугом, собранную из такой же мелочи корону - иного слова подобрать не смог - и тяжёлые снизки бус. Атлас был пожелтевшим и хрупким, жемчуга покрылись пылью.
- Бабуль, это что? - выплывая на кухню в короне, спросил Князь. Был он первым князем в семье, да и то по уличному прозвищу, откуда такая роскошь?
- Сними немедленно! - лицо у бабушки стало такое испуганное, что Князь тут же корону снял, обиженно стал вертеть в руках.
- Смотри, беду накличешь, - пригрозила бабушка. - Раньше был у нас обычай. Зимой ранней, как снег ляжет, обряжали невинную деву в невесты крылатому змею. Вот мне и выпало. Только змей за мной не прилетел. Я, знаешь, хорошо тот день помню. Снег белый-белый, и сарафан на мне белый, прямо светится, жемчуга играют. Рябина как кровь красная. А вода в озере чёрная, непроглядная, лёд только по берегам, как кружево по рукаву. Положили меня в лодку, как во гроб, несли - то отпевали. А как по воде пустили, стали змея закликать. Долго закликали, осипли, озябли все, а я уже себя не чуяла. Не прилетел. Выловили меня да домой пошли. Кое-кто говорил, что беду я накличу, парни нашинские за меня, мëртвую, идти боялись. Дед твой сосватал, да сюда увёз.
- А дракон? - спросил Князь.
- А пёс его знает. Он и до меня сто лет не прилетал, я уж не первая. И то, не часто ему подарки устраивали. Как неурожай или ещё что. А потом новый король объявил, что драконов всех извëл под корень, народ может жить спокойно, и все старые обычаи, что с драконами связаны, запретил. Вишь, даже называют теперь их не по-нашему.
У Андрея внутри аж всё загорелось. Это было всё равно как тогда, когда девки на суженых гадали, а он посмеяться решил и тоже меж двух зеркал сел. Они долго потом ему припоминали, что суженого-ряженого звал, а не суженую. Вот смеху-то было, и визгов, и ахов, потому как показалась им в зеркалах огромная тень и большой тëмный глаз. А после того пошёл он на Русалью неделю один ночью по округе шататься, чудеса поглядеть. Увидал, как девки плещутся в речке да хороводы водят при луне, в одних рубашках. Они его поймали, защекотали да прочь погнали, одна вслед кричит, возвращайся, мол, когда женилка подрастëт. А другая ей - у него уж суженый есть, нам не ровня, осерчает.
Не из их деревни девки, да и не из соседней, вообще незнамо чьи, а уж сплетни дошли, обидно...
Вот уж Князь извëлся, пока снег не лëг. Раньше осень была его любимым временем года - всё становилось такое цветное и яркое, и менялось всё время, как в калейдоскопе. Пëстрые листья плыли по чëрно-лаковой воде. Грибы вылезали разноцветные.
А в этот раз он видел только дождь, и серое, придавливающее к земле небо, и непролазную грязь немощëных улиц. Забирался на чердак, гладил убор драконьей невесты и пытался рисовать его, белый на белом.
Был бы у него калейдоскоп, но денег в тот раз в обрез было на пигменты для красок. Калейдоскоп увëл чернявый парень, городской, видать. Прилично одетый и при деньгах.
Не было калейдоскопа - была работа. Урожай убирать, заготовки на зиму делать. Ярмарки пошли, свадьбы, да только надолго это всё Князя в этот раз не увлекало.
Долго ли, коротко, а земля схватилась первым морозцем. Потом оттаяла и снег просыпался пополам с дождём. Сорок дней - и ляжет.
- Что ты смурной такой? - бранили Князя домашние. - Дел, что ли, в доме мало?
В другой раз он бы сбежал шкодничать с приятелями, а тут и приятели были не милы. Где они, а где целый дракон. Правдами и неправдами выведал он у бабушки те самые заклички и прощальные плачи. И рисовал, рисовал это всё - плакальщиц, и красную рябину, и дракона в золотой чешуе. Другой бы, может, рисовал короля, побеждающего огнедышащего змея, а Князю и в голову не пришло.
Но наступил день, белый-белый от улëгшегося снега, и Князь почувствовал, как гулко бухнуло сердце: сегодня!
Он взбежал на чердак, попытался натянуть сарафан поверх своей одежды, но пришлось всё поскидывать. В сундуке ещё была сорочка тонкого льна, длинная, девичья. Князь нырнул в неё, сверху - сарафан. Бусы тяжело легли на грудь, жемчуга обхватили шею и запястья. Корону он пристроил на свои непослушные вихры, сунул ноги в сапоги и побежал за околицу, брякая бусами, пока не поймали. Височные кольца колотили по мëрзнущим торчащим ушам, но он бежал, путаясь в подоле, насколько дыхания хватало.
Выскочил на берег речки и запричитал:
- А как душа с телом прощалася...
Отпел сам себя по старому свадебному обычаю и стал дракона звать, запрокинув лицо и протянув руки к небу.
Так он поверил, что дракон за ним прилетит, что чуть не плакал. Страсть как хотелось повидать настоящего дракона. Разум совсем затмило, что дальше с теми девами стало - даже не подумал спросить.
Зябко было в невестином наряде, снег повалил, под подол поддувало, протянутые к тучам руки покраснели и занемели. Уши уже не чувствовались. Князь и правда заплакал от обиды, шмыгая носом, и тут, как в былинах, налетел вихорь чëрный, подхватывая и унося его с собой.
Дракон осторожно и крепко держал Князя когтистой лапой. Земля вдруг сделалась маленькой-маленькой, а потом и вовсе пропала. Остался только сыплющий со всех сторон снег, что колол, сëк лицо и руки. Воздух обжигал, резал, вдохнуть было больно.
Князь поднял слезящиеся глаза на дракона. Отсюда было видно только желтоватое брюхо и темнеющие бока. Да четыре когтистые лапы, три из которых были поджаты, а четвëртая держала добычу. Два огромных, тëмных кожистых крыла равномерно и ужасно быстро взмахивали. В одну сторону уходила бесконечная шея, в другую - бесконечный хвост. Князь вцепился в драконью лапу и провалился в обморок.
*
- Эй, ты, как там тебя? Эт самое, очнись, давай!
Князь приоткрыл один глаз. Потом другой. Разглядел парня, который тряс его. Тот самый чернявый с ярмарки. Калейдоскоп увёл. И ещё, зараза, на голову Князя выше. Князь изловчился, пнул его в коленку и сел.
- Где мой дракон? - потребовал.
- На кой тебе дракон? - потирая коленку, обиженно спросил парень. Глаза в полумраке у него светились, как у кошки.
- Да что ты понимаешь! - взмахнул руками Князь. Украшения на нëм зашуршали, зазвенели. - Это же чудо, это сказка! Он же красивый такой, а я и рассмотреть как следует не успел.
Ему показалось, или чернявый покраснел? Точно покраснел и улыбнулся, выдавая отсутствие верхних зубов. И сделался таким милым, что обижаться на него за калейдоскоп и спрятанного дракона уже не хотелось.
- А вот сожрал бы он тебя, дурëху, была бы тебе сказка.
- Не, меня - нипочём не сожрал бы, - улыбнулся в ответ Князь. - Со мной не скучно. Я и пою, и стихи пишу, и картинки рисую.
- А с драконом не скучно? - спросил чернявый.
- Нет, конечно! Я ж про него ничего не знаю. А они вон по сколько лет живут, наверно, будет, что рассказать.
- А если он ещё не столько лет прожил?
- Ну, змеи ж, они, того, мудрые? Да? - с некоторым сомнением произнëс Князь. Он потихоньку оглядывался - вроде как пещера, и он вроде как на большом, сильно закопчëнном камне. Холодно, из здоровенной круглой дыры дует.
Чернявый фыркнул.
- Ты чë думала, они все одинаковые, как яйца? Даже яиц одинаковых не бывает, тетеря!
- А ты много их видел, что ли?
- Яиц?
- Драконов, бестолочь!
- Ну.
- И какие они?
- Всякие, - пожал плечами чернявый. - Вот меня взять к примеру. Какой я?
- Врëшь! - выдохнул Князь. - Как же ты дракон - и без зубов.
- Нахрен они мне сдались, - чернявый вдруг взял и дунул огнём.
Вот это фокусы. Князь подскочил к нему.
- Открой рот!
Рот как рот, только дымом пахнет.
- Как это вообще?
- Магия, - пожал плечами чернявый. - А ты не пугливая, да?
- А как тебя звать? - спросил Князь.
Дракон смутился.
- Отец Горшком назвал.
- Он тоже тут живëт?
- Не, я тут один, сам.
Вопросы посыпались из Князя как семечки из дырявого кармана.
А как он живёт, что ест, что пьëт, чем занимается.
Жил Горшок один. Была у него семья. Отец-дракон Вояка, мать из простых людей - Муся, да меньший братец Ягода. Только Горшок с ними всеми рассорился. Лет ему было всего ничего, сколько и Князю. Ел, пил и спал он как обычный человек, с рыцарями не бился, селений не разорял, а больше с книгами возился и путешествовал.
- Отец всё орал, что я бездельник. Да я до конца мира бездельничать могу, тут золота - хоть жопой жуй, - похвастался Горшок. - Хочешь, покажу?
Он вдруг схватил Князя за руку и потащил коридорами куда-то вглубь горы.
- Смотри, - он дохнул огнём на ладонь, оставляя пляшущий язычок, чтобы Князь мог рассмотреть груды покрытого пылью золота и драгоценностей.
- О, - Князь потянул с шеи бусы. - Хорошая кладовочка. Можно, это пока тут полежит? Мешает страшно.
Под обалдевшим взглядом дракона он стряхнул бусы и браслеты, стянул корону, ленту с височными кольцами, вышитый серебром пояс, сложил всё аккуратно. Прочее тоже бы снял, но холодновато было.
- Есть у тебя одежда нормальная? Желательно потеплее. А то это старьё, того гляди, разойдётся.
Он шмыгнул носом.
- А где твоя коса? - разглядывая его лохмы и последнюю оставшуюся серьгу, спросил Горшок.
- Какая ещё коса, я что тебе, северный варвар? - Князь плюнул и стянул сарафан вместе с сорочкой, остался в одних сапогах.
- Ë-моë, ты б хоть до спальни дошла... Дошëл... - Горшок поперхнулся. - Там хоть это... Ну... Что с невестами делают.
Князь рот открыл и глазами захлопал.
- Не бойся, не обижу, я ласковый.
Так и получилось, что скоро Князь оказался и без сапог. Пока до спальни добрались, он и забыл, что мëрз, и всё уж у него торчком стояло. Опыта на двоих оказалось меньше, чем ничего, но оба старались, как могли. Решили, что раз Князь невестой сказался, должен идти до конца. С судьбой не спорят.
Горшок, как выяснилось, и девок не крал. Как раздевался перед Князем - заробел сильно. Виданное ли дело, сам в спальню позвал - и сам заробел. Покраснел весь, рукой прикрыться попытался.
Князь его руку отвëл - и тоже заробел, больно уж много там у Горшка было.
- Ого! Какой же у тебя в драконьем облике?
- Никакой, - краснея и пряча глаза, пробормотал Горшок. - Это ж ящерица...
И вдруг прильнул к Князю весь, горячий, прижался губами к губам. Ни тот, ни другой в поцелуях не понимали, поэтому просто нежно касались губами лица, шеи, плеч друг друга, осторожно водили руками по телу, знакомясь.
- Так ведь можно, да? - спрашивал Горшок, целуя в новом месте. - Очень уж хочется...
- Можно, тебе всё можно, - шептал в ответ Князь. - Ты ж судьба моя.
Он ни к кому и никогда не был так близко, никого так не касался - и его так не касался никто. Он весь горел, хотел, чтобы Горшок потрогал его всего-превсего. И сам дал волю рукам.
Дотронулся до того, что чувствовал животом, бëдрами и собственным членом. Кажется, член Горшка ещё подрос. И это сейчас в него сунут? И эта дубина в него влезет? А руке было приятно ощущать и нежность кожи, и крепость, и тяжесть. Князь сперва погладил на пробу, потом сжал и задвигал рукой, делая, как самому нравилось. Только задом наперёд, подумал он и хихикнул.
- Что? - отстранился, снова смутившись, Горшок.
- А туда поцеловать можно? - спросил, меняя тему, Князь. Опустился на колени и поцеловал.
- Что ты, что ты... - зашептал Горшок, поднял с колен и потянул на лежанку. - Ой, как это всё?
Он повернул Князя на живот, огладил и расцеловал половинки. Развëл и замер, разглядывая и примериваясь.
Князю стало совсем страшно, он вдруг сжался. Но одновременно было сладко, хотелось всего. Горшок дотронулся, потом потëрся об него, распаляя ещё больше.
- Как же зовут тебя? Ты мне имя так и не сказал.
- Князем друзья прозвали... - прошептал он, и сердце сжалось. Разве у Горшка совсем не было друзей, если ходил он до сих пор с детским прозвищем?
- Княже, мой Княже, - жарко зашептал Горшок в шею, пристроился и попытался толкнуться внутрь.
Князь слышал, что девкам в первый раз больно бывает, когда невинности лишают. А он-то не девка. Это что ж, каждый раз такое будет? От самого кончика так больно, а там ещё вон сколько осталось!
Горшок толкнулся сильнее, и Князь не выдержал, зашипел от боли, а из глаз слëзы брызнули.
- Что? - останавливаясь, спросил Горшок.
- Ничего, я потерплю...
- Что ты, Княже, зачем? Нам же теперь навсегда быть вместе, что ж начинать с обид? Я хорошо тебе сделать хочу, - он перевернул Князя набок, улëгся лицом к нему. - Я так хочу, лицо твоё видеть хочу, глаза твои, как небо. Знаешь, у меня раньше ничего дороже неба и свободы не было, а теперь ты будешь.
Он виновато гладил плечи и грудь.
Князя как огнём окатило - так легко его, не маленького, перевернул Горшок. Он потянул эти большие ладони, положил их туда, куда больше всего хотелось, он даже про боль забыл, так стало хорошо и сладко.
- Я... Я в книжках потом поищу, - пообещал тяжело дышащий Горшок, когда они кончили и лежали, обнявшись. Был он горячий, как печка. - Может, и правильно, что ты парень. Отец говорил, что такому, как я, детей иметь не положено.
У Князя чуть сердце пополам не порвалось. И за Горшка обидно было, как же он без детей-то. И отдавать его чужой девке не хотелось. Суженый ведь?
- А что за книжки у тебя? - спросил он, чтоб чего не ляпнуть.
- Книжки тут и есть главное сокровище. Золото - пыль, мусор. От гномов записи остались. Гномы-то ушли в гору, в камни обратились. Решили - лучше так, чем людям рабами быть. Вольный народ, понимаешь, да?
- А драконы?
- Мы тоже вольный народ, - Горшок сел и гордо выпрямился. - Знаешь, что мне ничего не стоит от твоей деревни угольки оставить? Мне только это не надо, а королю какому-нибудь такое оружие ох как хочется. А мы не для убийства созданы. Мы храним и приумножаем знания, мы историю сохраняем, понимаешь, да? У людей век короткий, а у нас - ого-го! Знаешь, раньше нас на помощь звали, если неурожай или ещё беда какая. А потом как будто задабривать стали, чтоб мы кого не сожрали, как будто нам больше жрать нечего! Ну да, попадаются, конечно... - он махнул рукой и грустно замолчал.
Князь только прижался крепче. Он войну не любил, и уж тем более не хотел, чтобы его Горшка сделали оружием.
А насчёт главного сокровища в замке он бы поспорил, потому что дракона своего полюбил с первого взгляда.
*
А после того Князь заболел. Может, от переживаний, а может, застудился, пока ждал своего дракона, пока болтался в поднебесье.
Горшок был просто вне себя. Вначале орал на него благим матом:
- Что ты тут устроил?! Помирать собрался?! А ты подумал, как я буду без тебя?!
Ругал его на разные лады, разнёс всё в спальне, кроме кровати, а потом и вовсе пропал. Князю было так плохо, что его всё это почти не задевало. Глаза еле открывались, комната плыла, как в тумане, качалась лодкой на волнах. Больная голова подкинула ему историю про волшебный туман - если выплыть из такого, увидишь совсем другой мир.
И ещё было очень холодно. Даже укрыться было нечем, а огненно-горячего дракона под боком не было.
Он просто лежал, трясся и думал, что умрëт, толком не пожив.
А потом стало вдруг тепло-тепло, как будто летним ветром повеяло. И к боку прижалось горячее.
- Садись давай, - Горшок грубовато помог ему приподняться и даже подушку под спину сунул, чтоб о шершавую стену не оцарапать. - Я молока тебе принëс, пей давай. Нечего тут помирать, ë-моë.
Несколько дней Князь почти не вставал, а Горшок поил его то молоком, то непонятными отварами, и даже догадался притащить одеяло. Он то и дело пропадал, не говоря, куда, а если не пропадал, то лежал рядом, согревая, и читал вслух рассыпающиеся гномьи книги.
В один из дней Горшок принялся напевать, прижав его покрепче к себе. Князь замер, боясь чихнуть или кашлянуть, чтобы не сбить момент. Мелодия была волшебная, слов Князь не понимал. Он терпел, сколько мог, а потом раскашлялся и остановиться не мог.
- Это драконья песня? - спросил он, наконец отдышавшись.
Горшок смутился.
- Ну, в каком-то смысле. Это я её придумал.
- Она очень красивая, я таких никогда не слышал.
Горшок покраснел.
- Правда?
- Правда. А язык?
- Ну... - Горшок замялся. - Отец говорил, что я ерундой занимаюсь, его позорю, и чтоб не поганил наш язык своими песнями. Вот я и придумал. Это не слова, это тоже просто звуки, как музыка. Я иногда на человеческом слова пишу, но он мне хуже гномьего даëтся.
- Ты мне споëшь?
- А тебе правда понравилось?
- Ещё бы, такая песня. Если хочешь, я со словами помогу. Вот про что она?
- Это новая, - Горшок помолчал. - Я слова ещё не придумал. Она про тебя, - последнее он произнëс совсем тихо.
Князь испугался даже. Наобещал тут - а как он может писать стихи сам про себя не смешные, а такие, про любовь? И подумал, что надо написать про Горшка, что он, Князь, к нему чувствует. А пока не написал - прижался и поцеловал осторожно за ухом, отведя тëмные пряди.
- Чшшш, - Горшок погладил его по волосам. - Ты ещё слабенький. Ты прости, что я разорался, просто напугался сильно.
Когда Князю стало лучше, Горшок показал ему кухню, и Князь это место сразу полюбил. Потому что тут было очень тепло и пахло едой. Здесь был очаг, большой, с настоящим огнём. Горшок признался, что очень любит огонь. И живой в очаге, и синенький на болоте, и падающий с неба.
- И солнце, и звëзды тоже сделаны из огня, - рассказывал Горшок.
- А луна?
- Не, луна - это просто большой камень.
За луну, конечно, обидно было. Такое волшебство, светоч для влюблённых, - и просто булыжник.
В окне кухни вместо стекла был слой тëплого воздуха, на глаз еле заметный, похожий на марево в жаркий день. Это была доступная драконам магия - они умели делать разные штуки с огнём и воздухом, как похвастался Горшок, не раскрывая подробностей.
После кухни Горшок показал Князю библиотеку, вернее, малую её часть. Разбирать предстояло ещё много.
Кухня, библиотека и спальня - вот и все обжитые комнаты в замке.
- Тут, знаешь, дел лет на сто или больше, - размахивая руками, объяснял Горшок. - И мест таких много, драконов на всех не напасëшься. Вы вот, люди, дел своих не цените, жизни не цените, думаете, раз короткая она, так и чëрт с ней.
И вдруг замер.
- Что? - испугался Князь.
- Там... Беда. На деревню лавина сошла - снег, лëд. Я - туда.
- Я с тобой.
- Нельзя, снова заболеешь. И я сам. Ну, растоплю это всё, хоть те, кого сразу не убило, живы останутся.
Он улетел, а Князь сидел и думал - как снег может убить, он же мягкий?
- Ничего он не мягкий, - сказал вернувшийся Горшок. - Руками не прокопаешь. Закрутит тебя, не поймëшь, где верх, где низ, и всё, попался. Холодно и дышать нечем. Я как-то сам еле выбрался.
Князь представил Горшка в снежной ловушке, в холоде и темноте, и испуганно прижался к нему ближе.
- Вот если сель или обвал, тут уж я помочь не могу, - вздохнул Горшок. - Только запечëшь всё, ещё хуже будет.
Князь обнял его крепче, потëрся о волосы щекой.
- Так ты вроде местного хранителя?
- Да что ты! Я и чувствую недалеко, и помочь почти ничем не могу. Обидно, понимаешь, да? Не что я, что вы сами.
Князь тогда долго его утешал, гладил волосы, плечи, брал в ладони его крупные кисти, дышал на них, будто желая согреть, хотя где уж там, согреть дракона. Заварил какие-то наименее подозрительные душистые травы. Решил отвлечь, спросил:
- А ты только поëшь или ещё играешь на чëм-то?
Горшок тяжело сглотнул и тихо ответил:
- На лютне.
- Покажешь?
- Потом.
- А меня научишь?
- Д-да... Потом.
- Ну тогда я так.
И он стал читать свои стихи. Сперва сказочные, чтоб не спугнуть, потом всё веселее и шкодливее, и под конец Горшок уже рыдал от смеха. Князь не остановился, принялся его щекотать. Горшок стал щекотать его в ответ, повалил спиной на стол, прижал, принялся целовать, тереться. Князь сцепил ноги у него за спиной, притягивая ближе.
Горшок чуть отстранился, задрал Князю рубашку, потëрся носом о грудь, прикусил сосок. Потом другой. Руками держал плечи, чтоб Князь не дëргался. Соски ему вылизал, живот, языком забрался в пупок - и щекотно, и сладко. Князь перебирал ему волосы, чухал, как дворового пса, и Горшок подставлялся под нехитрую ласку. Потом принялся целовать уже низ живота и бëдра. Прижался к члену щекой, потëрся.
- Какой ты у меня...
- Какой?
- Необыкновенный...
Горшок снова улëгся на него, целовал в губы, просунул одну руку между животами и сгрëб в большую ладонь оба члена. Князь млел и стонал под ним, и тут почувствовал, как вторая рука пробирается за мошонку, к дырочке. Он замер, ожидая боли вторжения.
- Не бойся, я не буду, я так, - Горшок принялся водить пальцами по ложбинке, кружить вокруг входа, то ослабляя, то усиливая нажим. Князь чувствовал, что хочет больше, но боялся.
Но и того, что было, ему хватило с головой. Резкие движения одной руки и нежные поглаживания другой, горячие поцелуи - и Князь забрызгал семенем их обоих. Горшок быстро догнал его, повалился сверху, прижимаясь лбом ко лбу.
- Княже, Княже мой...
- Горшочек, как же хорошо с тобой, мой хороший...
*
Наконец Князь выбрался и на улицу. Воспользовался тем, что Горшок умотал куда-то, снова не сказавшись.
На крыльце было тепло, солнце почти обжигало кожу, но стоило зайти в тень, как ледяной ветер пробирал до костей. Князь пошатался по заснеженному двору, пару раз провалился в снег, натыкаясь под ним на что-то твëрдое. Постоял, привалившись к погрызенной временем колонне, жмурясь на солнце. Оглядел полуразрушенную стену, сохранившуюся башню с круговым балконом и обломки ещё парочки. Большая часть гномьей крепости пряталась в недрах горы. Может, гномам было так приятнее, а человеку тяжеловато без солнышка.
Князь совсем разомлел, задумался над новой сказкой. Могут ли люди жить на изнанке земли? Они тогда ходят вверх ногами, а в середине, как косточка у вишни, ещё одно солнце. Горшок говорил, что земля чем глубже, тем горячее, как варёное яйцо, брошенное в холодную воду. Вот это самое горячее там и светит...
- Ты что тут делаешь? Сдурел совсем? Замëрзнешь нахрен! - заорал, выбегая из дверного проёма Горшок. - Пошëл в тепло!
- А ты заставь! - Князь быстро слепил снежок и кинул оторопевшему Горшку прямо в лоб.
- Ах так!
И ему самому тут же прилетело.
Они скакали по двору, проваливаясь, спотыкаясь и падая, прячась за сугробами, и обстреливали друг друга снежками. Оба начерпали снега в сапоги, извалялись, насыпали друг другу за шиворот, по спине бежало холодное и мокрое, а лица, наоборот, разрумянились. У Князя уже пальцы не гнулись, так замëрзли, и заметив, что снежки летят реже, Горшок преодолел расстояние между ними, сгрëб Князя в охапку и поволок на кухню отогреваться.
- Ты что, под замком меня будешь держать, от всего мира прятать? - полушутя, полусерьезно спросил Князь.
- Если ты такой дурень, так, наверно, придëтся.
- Кто из нас ещё дурень! Зимой надо жить весело, чтоб тоска не прибрала.
- Ты же замëрзнешь, - Горшок пошуровал в котле ложкой.
- А ты мне шубу раздобудь, - усмехнулся жавшийся к огню Князь.
Так-то у Князя кроме сапог и одеяла, если Горшка не считать, ничего своего не было, одежда у них давно была общая.
Горшок запыхтел, пуская носом дым.
- Тебе шубу дай, так ты в горы уйдёшь, заплутаешь, ищи тебя потом.
- А ты меня на ярмарку возьми, там сам и приглядишь. Мне бы красок.
Бумаги в крепости хватало, но были к ней только чернила. Ими Князь и рисовал что на ум приходило, а больше Горшка. Теперь у него и калейдоскоп был, в который можно было смотреть, скучая по убравшемуся невесть куда дракону, но он не спасал. Разве Князь благородная дама - сидеть у окна и скучать?
Он не ожидал, что Горшок притащит ему настоящую меховую шубу, как у господ. У них в деревне шубы сшивали чуть не из старых лоскутов слоями, только верх делали из приличной ткани да украшали по-всякому. А тут Горшок замотал его во что-то большое и мохнатое и уволок в небеса. Было страшно нестись неведомо куда, ощущая только скорость и высоту. Князь кое-как выпростал лицо, закрываясь воротом от ветра и стал любоваться проплывающей внизу красотой. Он уже представлял, как зарисует всё это.
Горшок принёс его в незнакомый город. Веселье было в самом разгаре. На главной площади раскинулись пëстрые палатки, торговцы из них зазывали народ. Скакали ряженые, гудя в свистульки, стуча ложками. Пахло горячим вином с пряностями и медовухой, тëплыми булочками.
Горшок с Князем нырнули в толпу, и стоило зазеваться, толпа растащила их. Князь глазел на веселье и угощение, ведь денег у него всё равно не было. Ну, в этот раз всё слишком быстро случилось, а в следующий раз он прихватит срамных картинок на продажу. Нашел он и лоток с пигментами. Пора было искать Горшка.
Тот вынырнул откуда-то с бешеными глазами.
- Куда ты пропал?!
- Горшочек, что ты! Куда тут пропадать? Вся площадь два на три шага...
- Пошли отсюда.
- И красок не купим? Я отдам тебе, как продам рисунки, нахлебником не стану.
Горшок сжал его руку крепко, до боли.
- Мне разве жалко? Пойдëм, где твои краски?
Они начали проталкиваться в нужный ряд, и тут внимание Князя привлекло ещё кое-что. Он резко повернул туда, где люди полукругом стояли возле двух оборванцев с лютней и бубном, наряженных в яркие лохмотья.
- Смотри, мы тоже так сможем, даже лучше! - заорал Князь Горшку в ухо, потому что вокруг было слишком шумно. - Твои песни куда красивее, людям будет в радость!
Горшок замер. На его живом лице сменился десяток выражений.
- Я тебе не сказал! - тоже проорал он. - На твои стихи, в общем, я кое-что...
Князь обнял его, ткнулся лбом в плечо.
- Щекотно, дурень! Шуба эта твоя...
- Она и тяжёлая как настоящий медведь, и жарко в ней, - засмеялся Князь. - Зато в небе не холодно!
Горшок скупил чуть не половину лавки с красками под протесты Князя и быстренько уволок его в крепость.
Ничего, думал Князь, я ещё научу тебя веселиться.
*
Библиотеку он сразу решил не трогать. Зато в кухне и в спальне собрался навести уют. Выбрал тëплые тона, для кухни поярче, для спальни поспокойнее. Обе комнаты были небольшие, правда, остальные в крепости были и того меньше, гномы строили на свой размер. Просторными и с по-настоящему высокими потолками были только библиотека и пиршественный зал, в коридорах Горшок едва макушкой по потолку не шаркал.
Но комната есть комната, за пять минут её не разукрасить, пришлось повозиться под любопытным взглядом Горшка. Тот фыркал на запах, но тоже взял кисти в руки и позволил Князю командовать. А потом он дул на стены, и краски сохли быстрее, и запах пропадал, и в спальне можно было спать, а в кухне - готовить.
Теперь в спальне был сказочный лес с небывалыми растениями, а в кухне - целая компания удивительных существ.
Следующей жертвой Князя стал двор.
Неуëмный парень соорудил горку и залил каток, да не просто залил, а покрасил воду разным цветом, и когда лëд схватился, получилось похоже на витраж в богатом доме. Из такой же цветной воды он наделал сосулек, развесил их вперемешку с покрашенными лоскутками, и решил, что вышло нарядно.
Глядя на эти простенькие горку и каток с наивными украшениями, Горшок прижался к нему и вдруг всхлипнул.
- Для меня никто никогда такого не делал. Мне только запрещали. Было только слово "надо"... Княже! - Горшок до боли стиснул его.
- Значит, тебе слабо стоя съехать? - Князь ущипнул его за бок.
- Это мне слабо?
Горшок тут же влез на горку, глянул вниз и замер.
- Ты чего?
- Я... высоты боюсь, - признался дракон, краснея. - Вот когда крылья - наплевать, а так...
Он дëрнул себя за волосы, потом с отчаянным лицом попытался съехать стоя, и почти получилось, только под конец завалился набок.
Ничего, к высоте горки он скоро привык, как привык когда-то к стремянке в библиотеке. Они катались и сидя, и стоя, и вповалку друг на друге. А потом сидели на кухне, пили травяной отвар, Горшок, привалившись плечом к Князю, пускал дымные колечки, даже разноцветные.
Князь смеялся, что с такими умениями у Горшка от девок бы отбою не было, за ним теперь нужен глаз да глаз, а Горшок смущался, отмахивался и лез целоваться.
*
Уже ближе к весне Князь сидел в библиотеке, пытаясь играть на лютне и изредка отвлекаясь, чтобы покрутить забавные медные кольца, по мнению Горшка обозначающие солнце и крутящиеся вокруг него планеты. Он вообще рассказывал о мире и людях по большей части такое, за что в известных ему королевствах обычно головы рубили, вешали и даже жгли. Но это было куда более интересно и похоже на правду, чем то, чему Князя от случая к случаю учили раньше. Пока Князь мучил лютню, Горшок разбирал очередную полку и делал заметки на драконьем языке, то есть переводил одни непонятные знаки в другие. Он уже показал Князю кое-какие, но запомнить столько всего сразу было трудновато.
- Княже! - Горшок вдруг слетел со стремянки, чуть не убившись, подбежал, хлопнул на стол пыльный том в тяжёлом, с накладками, переплëте. - Ты смотри, что я нашёл!
- Ух ты, срамота-то какая! - разглядывая картинки, восхищëнно прошептал Князь.
Сам-то он дальше голых девок в разных позах не заходил.
- Живëм, Княже! - заорал Горшок, подхватывая его и кружа. - Где теперь такое найдëшь? У вас за такое вешают?
- Не, - признался Князь. - В дерьме топят. За противоестественное соитие. А за мои каракули только всыпали горячих, так что я потом не попадался.
Решено было книжку как следует изучить, чтоб потом не тащить её в кровать и за каждым шагом не заглядывать. Это же не стряпать по рецепту, да и там лучше с начала целиком прочесть.
Но только вышло так, что на каждой странице по два дня сидели. Начинали читать, заводились и приходилось с этим что-то делать. Бросили к чëрту все дела, из постели только пожрать выползали. Подъели все запасы.
Наконец они дошли до разъяснения, как "то это самое туда", как выражался начитанный Горшок. Пока разбирались, как готовиться, кончили три раза.
Потом пришлось искать в соседнем городке у аптекарей специальный медицинский прибор. И специальное масло. Терпежу у обоих уже не было никакого, а потеряли на этом пол-дня.
Пока Горшок готовил Князя в гномьих купальнях, снова не удержались. Потом Горшок затащил Князя в горячий источник, чтобы расслабить, и попробовал пальцами. Князю даже слишком понравилось, он выгибался, насаживался, они нашли то самое волшебное местечко, от которого сыпались искры из глаз. После этого Князь отказался вылезать из источника, сказал, что будет спать прямо здесь. Горшок вытащил его, кое-как обтëр и отволок на лежанку.
С утра до купален не добрались, сил не хватило друг от друга оторваться. Горшок притëрся сзади к Князю, лежащему на боку, сонному, растянутому ещё с вечера, и начал снова с пальцев, а потом и членом полез. Князь не сразу даже проснулся: когда понял, что творится, Горшок уже был наполовину в нëм.
Дальше пошло медленно и туго. Пришлось подаваться назад, потом чуть глубже вперëд, давая привыкнуть.
- Страшно, - прошептал Князь.
- Не больно?
- Нет, но как-то странно. Непонятно.
- А мне хорошо, Княже, так хорошо, ты такой тесный, такой прохладный.
- Прохладный? - Князь хихикнул, дëрнулся и Горшок вошёл глубже. - Это как, как покойник, что ли?
- Не, - засмеялся Горшок, и их снова толкнуло друг к другу. - Просто мы, драконы, горячие, если ты ещё не заметил.
Князь заметил - Горшок всегда был как печка, внутри у него, наверно, полыхало такое же огненное ядро, как в глубинах земли. И сейчас, внутри Князя, он тоже был горячим.
- Ох, подожди, ты меня как на вертел насадил.
- Да всё уж, - выдохнул ему в шею Горшок.
Правда, потом они выяснили, что можно и дальше, если позу поменять, но до этой страницы в книге оставалось ещё много попыток добраться.
А в тот раз они полежали, пока Князь привык, и Горшок двинулся, сперва медленно и осторожно, а потом сильнее и быстрее. Положил его с бока на живот, целовал шею и плечи. Князь повернул голову, поймал губами губы. Целоваться по книжке они уже научились. Князь просил глубже, быстрее, тëрся о лежанку, притягивал за задницу к себе.
Горшок совсем улëгся на него, двигая размашисто только бëдрами, забрался под горячее (всё ещё прохладное для него) тело, нашëл и сжал пальцами соски. Князя выгнуло так, что Горшка аж подбросило. Мышцы сжали член, и семя брызнуло внутрь. Оба застонали, Горшок стиснул Князя руками и ногами до боли.
- Мой Княже, мой...
- Твой, только твой, судьба моя...
*
Жизнь бежала, летела стрелой. Князь никогда не думал, что так хорошо бывает. Они с Горшком были одни в огромном замке, полном гномьих чудес. Могли перебирать старые книги, могли складывать песни, - а могли и любиться в любое время и в любом месте. Князь мог рисовать в своё удовольствие, а у гномьих мастеров было чему поучиться. Работы по хозяйству было всего ничего. Да что говорить, если с парой огромных крыльев им принадлежал весь мир. И жили они на отшибе, никому до них не было дела, сам мир к ним не лез.
Раз только забрëл один чудак, когда Горшка дома не было.
- Добрый человек, ты здешний? - спросил у Князя, который во дворе на солнышке портки да рубахи развешивал.
- Ну.
- Про драконов тут не слыхал?
- Не, - состроил Князь самую придурковатую рожу. - Я здешний князь, эт мой замок. А ты лыцарь, што ли? Дракона побить хочешь?
- Я учëный, - разглядывая его лопоухое сиятельство, гость поправил очки. Лось он был, конечно, здоровый. - Провожу исследование древних ящеров в историческом аспекте.
- А! - сказал Князь, давая понять, что ни пса не разобрал.
- А ты один тут совсем? - зелëные глаза зашарили по Князю.
- Ну.
- Не страшно одному? Не скучно? Волосы у тебя как золото...
- Ты руки-то убери, - предупредил Князь. - Если, конечно, мокрыми портками по роже не хочешь.
Лось захохотал в голос.
- Ой, напугал!
Против такого в драке было не выстоять, силы не равны, но Князь оставлял её как последнее средство. Где-то в углах двора и старое гномье оружие завалялось, оно тут было раскидано повсюду, вперемешку с костями. Правда, Князь едва ли знал, с какого конца за него браться.
А в небе, между тем, появилась тëмная точка, и Князь заплясал, дразнясь, по двору, чтобы гость её не заметил. Нечего разным проходимцам знать, что тут драконы водятся.
- Хватит бегать от меня, всё равно изловлю, только раззадоришь, - он уж не раз огрëб портками, но Князь всё уворачивался.
- Руки коротки!
Лось подставил ему подножку, уронил на землю и навалился сверху.
- Что ж ты тут поселился один, такой хорошенький?
И получил локтем в бок и затылком по носу. И каблуком по коленке.
Князь дотянулся до булыжника, но "учëный" легко скрутил его.
- Ага, попался. Будешь мой.
- А не пошëл бы ты отсюда? - рявкнул сверху подоспевший Горшок. - Вечно тебя тянет на чужое!
Гость с рычанием развернулся к нему, лязгнул зубами.
Князь уже видел, как Горшок оборачивается. Тот пару раз даже делал это медленно, чтобы похвастаться. Теперь оба перекинулись моментально. Ветром крыльев Князя смело как соринку к пролому в стене, и он укрылся за грудой камней, понимая, что соваться в битву драконов - верная смерть.
Соперники поливали друг друга огнём, царапались и грызлись, пытаясь прорвать крепкую чешую, лупили крыльями и хвостами.
Сил у этих дуриков было немеряно, Князь замëрз, проголодался и устал переживать. Хотя в бою решалась его судьба, и можно было только догадываться, что с ним сделает чужой дракон (возьмёт силой? сожрëт?), боялся он больше за Горшка.
Наконец чужак вырвался из драки, пыхнул издалека огнём, как сплюнул, и медленно, тяжело полетел прочь.
Князь выбрался из своего укрытия и подошёл к Горшку, перекинувшемуся в человека и осевшему на полуразрушенные ступени. Погром во дворе только усилился, от мокрого белья вообще ничего не осталось.
- Проводи меня в кладовую, - попросил Горшок.
Там он снова обратился драконом и улëгся, зарываясь в золото. Князь устроился рядом и прижался к горячему боку. Живот урчал, лежать на золоте было как стоять на горохе, но Князь считал, что его место здесь, пока Горшок не поправится. Три дня подряд он почти не отходил от своего дракона. Дыры в перепонках крыльев и подпалины потихоньку затягивались. Наконец Горшок принял человеческий облик, потянулся и сказал:
- Жрать хочу.
Обнял Князя, прижал к себе и добавил, видя в его глазах готовность быть хоть заживо съеденным:
- Тебя бы я никогда не съел. Ты лучше любой книги. Я их с одного раза наизусть помню, а в тебе всегда есть что-то новое, понимаешь?
Князь угукнул и прижался крепче. Он совсем одурел от голода и от наполнявшего кладовую дымного дыхания, но по доброй воле ни за что бы не ушёл отсюда.
Горшок навалился на него, прижимая к неровной золотой груде. Задрал рубаху, стащил через голову, не до конца, оставляя пойманными руки. Исцеловал всего, губы, горло, соски, спустился по животу поцелуями, и неожиданно накрыл губами член.
- Книжку новую нашëл? - пробормотал Князь, у которого глаза закатывались от удовольствия.
Горшок отрицательно промычал и помотал головой, отчего Князю стало так хорошо, что он застонал. Когда он совсем разомлел, Горшок аккуратно растянул его и вошëл. Князь потом вспоминал этот день, думал, что тогда-то всё и случилось. Как-то особенно глубоко Горшок проникал в него, что-то странное, кажется, творилось в теле, но затуманенный разум не мог понять, что.
Потом Горшок отнёс его в горячий источник, и оба долго отходили там. Князь даже уснул, а проснулся уже на кухне, от запаха супа. Горшок наварил целый котëл, похоже, по-быстрому, на своём огне, и Князю досталась миска, а остальное дракон сам выхлебал, куда только влезло.
Горшок бурлил энергией, а Князь еле ползал. На второй день и в нём пробудился зверский аппетит. За неделю жор успокоился и был списан Князем на трëхдневную голодовку.
А потом жизнь покатилась своим чередом. Горшок писал музыку, а Князь стихи, не останавливаясь, и складывали их в песни. Они разгребали завалы в замке, Князь разрисовывал стены, чтоб жилось повеселее. А потом расписал старую рубаху, чтоб в ней выступать. Горшку хотел сделать такую же, но того опять смущенье одолело.
На ярмарку вместе с князевскими картинками и поделками они прихватили и инструменты, взяли и выступили, и их даже не побили. Ещё и позвали выступать на местный праздник.
*
Поссорились они, конечно, из-за Князя.
Это он, продав очередные картинки, угостил Горшка медовухой. Тот в ответ повëл его пить вино, холодное, из погреба, потому что там, куда Горшок принëс, на празднике середины лета даже ночью стояла ужасная жара.
Кажется, Горшку совсем нельзя было пить. Он никак не мог остановиться, мало соображал, где находится, и Князь забоялся, что Горшок перекинется среди толпы или сдуру пыхнет огнëм, а улететь не сможет. Хотелось бы утащить его домой, но воображение рисовало картинки, как пьяный Горшок вихляет в поднебесье и роняет его из ослабевшей лапы. Поэтому Князь попытался увести его от никак не пустевших бочек с бесплатной выпивкой куда-нибудь на сеновал, и хотел надеяться, что Горшок сдуру сеновал этот вместе с ним не спалит.
- Княже, мать твою, отвали! Что ты как эта... - Горшок оттолкнул его. - Не мешай говорить с умным человеком!
Дед, которому он ездил по ушам мутной философией, знатно путаясь в словах и махая руками, поглядел на Князя умоляюще. Князь снова потянул Горшка, тот толкнул его, не рассчитав силы, Князь ответил, потому что тоже был не то, чтобы трезвый, и как-то вскоре драка пожаром разбежалась по толпе празднующих крестьян.
Князь попытался вытащить Горшка из всеобщего безумия, но получил в ответ только злобное:
- Да кто ты такой вообще, чтобы меня учить?!
- Я? Я кто такой?! - уворачиваясь от мелькавших со всех сторон кулаков, проорал Князь. - Ну что ж, я пошёл, своим умом проживëшь!
Пошëл искать сарай, набрëл вместо того на речку и пляшущих возле неё девок в белых сорочках, так и гулял с ними до рассвета. С солнцем они куда-то делись, а он уснул в кустах.
Встал с больной головой, напился из реки и решил идти в ближайший город, хотя где он сейчас, даже не представлял. Наниматься совсем уж батраком не хотелось, а в городе и музыканты, и художники всегда нужны.
Но первым делом побрëл поискать, не осталось ли бражки полечиться. Подошëл к столам. А там, привалившись к ножке стола, сидел Горшок, грустный-прегрустный, и как увидел Князя, как посмотрел на него жалобно большими тëмными глазами, как свëл брови домиком, так Князь его сразу и простил. Не знал пока, глупый, что прощать ещё не раз придëтся. Горячительное пуще разжигало внутренний огонь, лишая Горшка всякого разума, и манило почти непреодолимо. А Князь верил, надеялся, что найдётся такая книжка, такое зелье, что их спасëт. В силу воли Горшка он верил слабо.
Горшок держался, потом срывался, они ругались и даже дрались, и это вечной тенью маячило рядом с их счастьем.
*
Случился и другой повод для ссоры, гладко да сладко всю жизнь прожить вряд ли кому везёт.
Во время работы над одной песней Князь вспомнил, что дома, в старых тетрадях, осталось что-то похожее, очень
нужное, да подзабытое.
- Давай сгоняем к моим, рисунки заберëм и весточку дадим, что я жив.
И правда, сколько же времени прошло? Дома его, небось, уже схоронили. Сердце заныло.
Горшку эта идея совсем не понравилась.
- Перерисуй, - буркнул он.
- Ты что, боишься, что я сбегу? Я? От тебя? - вытаращился Князь. И, кажется, попал в точку.
- Обижаю я тебя. Как ты меня терпишь? Сам бы от себя давно сбежал, да разве получится?
- Да не терплю я тебя, дурень, а люблю. Зачем мне сбегать.
- А вдруг тебя обманут, запрут? Что тогда со мной будет?
- Ты же придëшь за мной? Горшочек, знай, по своей воле я с тобой никогда не расстанусь.
Что такое счастье? Вот утром просыпаешься и видишь, как подрагивают во сне ресницы любимого. Или открываешь глаза и встречаешь любящий взгляд. Когда хочется вместе нежиться в постели. Когда есть планы, ради которых хочется из неё выбраться.
У них было столько всего, что Князь даже представить не мог, на что такое можно променять.
- Пойдëм со мной, я тебя со своими познакомлю. Они хорошие у меня, в самом-то деле, думаю, примут тебя как родного.
Но Горшок, разругавшийся со своим семейством, не торопился вливаться в чужое.
Потащил его в кладовую, запустил руку в золотую груду, вытащил колечко с красным камушком.
- Так не потеряемся. Я тебя на закате за околицей буду ждать.
Наутро долетел он до закрайка леса у Князевой деревни, ссадил Князя, обернулся человеком, и не обнял даже, не поцеловал, а ткнул в спину так, что Князь пару шагов пролетел. Оглянулся - нет Горшка, как сгинул.
Как плохо всё началось - так вкривь и вкось и поехало. Притащился он домой - мать на шею не кинулась.
- О, явился, не запылился. Где пропадал?
- У др... друга хорошего.
- Быстро ж вы бабкины жемчуга промотали! А как чëрный день придëт! - и давай его по кухне мокрым полотенцем гонять.
Отец со двора зашёл и с ходу:
- Что вы здесь устроили! А ну, полезай, дурак, в подпол!
Да в дверь уже староста стучал с двумя молодцами.
- Ну что, Князь, хватит прятаться у мамки под юбкой. Добро пожаловать на королевскую службу. А ты, Серый, не кипятись, и до тебя очередь дойдёт, войну-то затяжную обещают.
Ой-ой-ой, ой, беда! Сунется Горшок за ним, а у солдат стрелы, копья... Или того хуже, узнают, кем Князь дракону приходится, и Горшка за короля воевать заставят. Нет уж, он и сам как-то убежит.
- Идëм, - сказал старосте. И матери: - Другу передай, чтоб не искал.
Сунул ей в руки по-тихому колечко с красным камушком, за какое три их деревни купить можно, да и пошëл.
Ну и погнали его с другими такими невезучими в городок поблизости, а оттуда в другой, где стали военному делу обучать. По дороге сбежать не удалось, а оттуда будто и вовсе выхода не было. Командир обзывал их лаптями, деревней, крыл по-чëрному и бил смертным боем.
- Враг с вами цацкаться не будет!
Двух беглецов при всех повесили под барабанный бой для острастки. А остальных учили, как лучше людей убивать. Враги, думал Князь, они же тоже люди, их так же их король на войну погнал, они не просились.
Князь и тут кое-как выкрутился, за лишний кусок хлеба малевал тем, кто побогаче, разную страхоту на щитах да портреты, чтоб домой отправить. Ещё баб голых. И карты - их постоянно у солдат командиры отнимали, запрещено играть было.
- Если б ты ещё выпивки настоящей намалевать мог! - смеялись товарищи по несчастью. Все они теперь были вместе, хоть в детстве дрались улица на улицу, деревня на деревню.
А потом пришли вести из деревни, что в ночь, после того, как их забрали, бились в небе два дракона, и деревня, и округа, всё полыхало. Не всех, видать, король повывел, нашлось кому разоренье учинить.
- А который победил? - сдуру спросил Князь, у которого сердце остановилось.
- Тебе-то какая разница, кто из них тебя сожрëт?
- Да не за тебя ли они бились? Кому из них ты под хвост засадишь?
И все заржали.
С тех пор кто-нибудь да пошучивал про Князя и драконов.
В таком духе подкололи его и с новостью, что в королевской армии дракон завëлся. Огнëм, дескать, пышет, да ещё мужчиной видным оборачивается. Явно господского сословия, разговаривает по-учëному.
- А из себя каков? - поинтересовался Князь.
- Что, неймëтся уже? Росту - во! Кудри чëрные, глаза зелёные, так во все стороны и зыркают. Только он нос высоко дерëт, не про тебя, Княже, дракон-то!
Князя и дальше дразнили, но он успокоился: если жив Горшок, то не в королевском плену.
Пришёл и день, когда две армии встретились на большом поле.
Враги, конечно, люди, такие же бедолаги подневольные, да вот если не ты их, то они тебя, а Горшка снова увидеть ох как хотелось. Князь бился, как мог. Весна была, ветер сладкий, оттаявшей грязи по колено - поторопился король битву давать.
- Где же дракон его хвалëный? - ругались бившиеся рядом товарищи. И падали в грязь.
Князю пока везло.
Вдруг над головами прошуршало - замерли все, свои и чужие. Тëмно-зелëные крылья закрыли небо. А потом на вражескую часть поля обрушилось пламя. Крик, который поднялся над войсками, Князь не забудет никогда. Горящие вопили от боли, остальные - от ужаса, и кажется, не было ни одного, кто бы радовался победе.
- Ах вы нелюди! - неприятель рядом с Князем отмер и взмахнул шестопëром. У Князя дурости хватило отскочить, закрываясь рукой, державшей топор. Воин из него был так себе и до сих пор спасало, что с той стороны такие же недоучки, но теперь врагов накрыло отчаяние. Топорище разлетелось в щепки, металл рванул предплечье, и кожаный наруч не спас. Кровь толчками забила из развороченной руки, заплескала в грязь, хорошо, кто-то из земляков оказался рядом, не дал добить упавшего Князя.
Оставшихся врагов быстро перебили. Сдаваться никто не хотел - боялись живьём дракону на корм пойти.
Это Князь потом узнал, когда в себя пришёл. Руку ему кое-как зашили, хотя думали - не жилец.
- Раз проснулся, зарастëт, стало быть, - пообещал знахарь. - А вот работать вряд ли будет.
Князь заплакал. Не работник, не музыкант, не художник он больше. Что ж теперь, с котомкой побираться? Хорошая новость была одна: не солдат. Как армия с места тронулась, бросили его с другими у какой-то сердобольной старушки.
Пока у знахаря валялся, слух прошёл, будто дракон королевский ищет кого-то.
- На поле, говорит, видел. Волосы как солнце, глаза, как небо.
- Так про баб говорят, и то в сказках, - еле прошептал Князь.
- А не ты ли это будешь, драконья зазноба?
- Куда уж мне, у меня волосы как пакля, глаза как туман над болотом, - голоса совсем не было, сил говорить тоже. Все с кровью на землю вытекли.
Вот и бросили его у старушек.
Шило-то в заднице при нём осталось, как смог шевелиться, стал другим помогать. У него рука, да и та хоть как после задвигалась, а другие без рук, без ног, без глаз. С той стороны - вообще огарки, да бабы кого могли подобрали и выхаживали. Может, и их мужьям в чужой земле добрые люди попадутся.
Так до следующей весны и проболтался, пока дороги не встали. Напоследок помог товарищам по несчастью огород вскопать да поле вспахать. Они все уж худо-бедно приловчились, даже в плуг впрягались, лошадей ведь тоже в армию позабирали. А после в чëм был, в том и в путь пустился. Хотел Горшка отыскать, да где? Мир большой. Не к Лосю же топать с вопросом, в ножки кланяться? Так что пошëл на родину для начала.
Наученный уж был - вечером к дому тайком прокрался, дождался, пока отец по нужде выйдет. Тот перепугался весь, просил мать не тревожить.
- Деревня, вишь, погорела. Если б не подарок твой, померли бы две трети от голода и холода. Ищут тебя, сынок. Друг твой приходил, побитый весь, мать его на порог не пустила, лесом послала. Староста спустя время притащился, с ним стража королевская, да благородный какой-то, дескать, из его казны колечко ты вытащил. Да посмотрел на наши несчастья, на дома отстроенные, и решил с нашей семьи семь шкур не драть. Но я-то вижу, ты ему нужен, не колечко. А ты как сам, сынок? Ты ж как тень самого себя, дай хоть котомку тебе соберу.
- Ты мне бумагу и краски собери, - попросил Князь. - Хлеба уж люди добрые подадут.
- Откуда ж им хлеба на всех взять, - отец смахнул слезу. - Война, она не кормит, она жрëт в три горла.
Так и побрëл Князь дальше. Про гномьи замки спрашивал, от королевских слуг прятался, волосы сажей мазал. Учился заново другой рукой рисовать. Песни пел, просто так побираться стыдился. Думал, может, о песнях его до Горшка слух долетит.
Так-то шатался он по разным землям до самых холодов. Догнали его слухи, что его король со своим драконом поссорился. Захватывали они всё новые земли, да дракон взъярился, чего-то король ему не додал. Видно, много попросил. И побоялся король, что дракон против него повернётся, слуг подослал, когда тот в человечьем обличье спал. Князь только усмехнулся, сон у драконов чуткий, как у кошки. К чести дракона, простых людей трогать он не стал, от короля только лёгкий пепел оставил.
Про гномов говорили разное. То там, дескать, они в горах жили, то здесь. Князь, дурак, даже название крепости у Горшка в своё время не спросил. А куда летали, рядом, рукой подать, - пешком, может, три года топать. Это с неба всё как на ладошке видно, а на земле поди догадайся, то тëмный лес, то болото, то заварушка, то деревня чумная. Ну, добрëл он до знакомого городка к осени, когда что люди, что всякая живность спешат запасов наделать да по щелям забиться. Спросил, далеко ли до гор. Сказали, что и на западе горы, и на севере горы, там и там гномы жили, до любых к зиме как раз дойдёт. Да какой же дурак зимой в горы суëтся.
Только такой, как он.
В своей худой одежонке, в сапогах на честном слове, с пустой котомкой - на смешных да похабных картинках много не заработаешь - пошëл на закат, вроде бы туда они с Горшком направлялись. Только он больше на Горшка любовался да на виды земли и неба, чем за направлением следил. Да и то, может, не напрямик они летели. Может, на небе, как и на земле, дороги не прямые. А может, Горшок хотел ему побольше красоты показать.
Он тащился к горам бесконечно долго, чувствуя отчаяние. Горная цепь встала на горизонте как синяя полоса леса, как низкая грозовая туча. Он шëл, она росла. Неукротимо, но слишком медленно. Казалось, горы близко, но он всё шëл, шëл, а будто стоял на месте. Горы, на самом деле, были огромными, человеческой жизни не хватит, чтобы их обойти. На вершинах белели вечные снега, это можно было разглядеть, когда тяжëлые влажные тучи не лежали, укрывая больше, чем две трети: горы были настолько выше туч. Снеговые пики тогда блестели смертельно, как кинжалы. То, что издали казалось сеткой трещин на камне, на деле было множеством широких бездонных расселин. Но Князь не мог не идти - вдруг Горшок там без него обратится в камень?
Сидя ночью у огня, он вспоминал, как смотрел так же на огонь в очаге вместе с Горшком, заплетал ему косички, как у северных варваров, которые Горшку неожиданно нравились. Горшок был похож на молодого медведя, ещё не заматеревшего, сильного и доброго.
Медведь, думал Князь. Мишутка. Вот и имя новое подобралось, как встретимся, так и подарю.
Погода становилась всё холоднее, а места всё безлюднее. В редких деревнях его опасливо оглядывали, болтали, что пока дворяне во дворце делят власть, вокруг творятся безнаказанные жестокости. Да ещё война и смута выгребли почти всех мужиков, иной раз вдовы чуть не дрались, кто возьмëт путника на постой. Он тогда врал, что его и в другое место ранили.
В лесу он перебивался грибами и ягодами, и когда его неожиданно скрутило, решил, что с голодухи глаза подвели и сожрал что-то не то. Он едва успел стащить портки и вцепиться в ближайшее дерево, чтобы не свалиться. Внутри крутило, резало, как ножом, потом подотпускало, и он стоял, обливаясь холодным потом, медленно отходя, с ужасом ожидая очередной волны боли. Он всё ждал, что из него сейчас с обоих концов польëт в три ручья, но, напротив, что-то огромное, шершавое, обдирая внутренности и разрывая вход, прокатилось внутри, раз, другой и третий.
Князь оглянулся. На первом снегу - везёт же ему с первым снегом! - лежали три как будто бы булыжника, не совсем ровные, немного отличавшиеся по цвету и форме. Снег вокруг порозовел от крови.
Князь с ужасом смотрел на камни. Кто и когда ухитрился засунуть их в него? Может, здешние духи так шутят? Может, это проклятие какое? И что тогда, как часто это будет повторяться? Он стоял, прижавшись к дереву, унимая дрожь в ногах. Потом обтëрся снегом, подтянул портки и захромал кое-как в сторону гор, подальше от этого места.
И вдруг понял, что не может оставить эти камни. Как помутилось в голове. Он их очистил и сложил в котомку, рядом с рисунками и красками. Камни были довольно тяжëлыми, а он и себя-то тащил с трудом, но вот выбросить их не мог, и всё тут.
Когда его посреди леса резким свистом остановили разбойники, он даже не испугался. Взять с него было нечего, а сам он, отощавший, почерневший на солнце, с вымазанными сажей волосами, вряд ли им глянется. Они ж не сердобольные вдовы.
- Эй, парень, что там у тебя? Мешок, вроде, тяжëлый.
Один из бандитов стащил с плеч котомку, вытряхнул всё на снег. Другие принялись обшаривать Князя, заставили снять сапоги, потрясли и вернули, не позарились.
Нашли пару монеток и нож. Посмеялись над рисунками.
- Эти мы себе заберём. А камни тебе на кой?
- Бумагу прижимать, - соврал Князь, не моргнув глазом.
- Куда ж ты идешь?
- В горы, - пожал он плечами. - Зимние пейзажи рисовать с натуры.
- Ладно, топай, блаженный. Да волков поберегись.
Разбойники скрылись в чаще, а Князь собрал свои пожитки и потопал дальше, приплясывая от холода. От волков рисунками не откупишься...
До снега он видел вроде бы дорогу на горе, а где дорога, там и люди, авось не придётся один мох с камней жрать.
Волков он встретил на равнине перед горами - и на дерево не влезть. И котомка оттягивала плечи - то ли камни подросли, то ли сам он так вымотался.
- Здравствуй, обед, - поприветствовал вожак Князя.
Тот замер.
- Куда путь держишь?
- Не к нам ли в желудки?
Волки окружили его кольцом, скалили зубы, насмехались.
- Да на кой я вам, одни кости, - взмолился Князь.
- Ничего, тут и костям будешь рад.
Сейчас бросятся, понял Князь, сорвал со спины котомку и упал, пряча её под живот, накрывая собой, защищая странные камни, сам не понимая, что с ним творится. Просто так было надо.
В небе над ними кружила вроде бы большая птица, похоже, дожидаясь волчьих объедков. Князь обречённо закрыл глаза.
Вдруг струя пламени снесла нескольких волков, остальные с визгом и бранью брызнули прочь.
Князь осторожно оглянулся. Горшок? Лось? Кто первым нашëл его?
Посреди поляны стоял здоровый парень, одетый даже легче Князя, весь какой-то чëрный. Почему-то Князь видел его именно чëрным, хотя кожа была обыкновенная, белая.
- Что там у тебя? - рявкнул незнакомец. - Где украл? Отдавай, тебе это не нужно!
Князь глянул на него бешено, готовый защищаться до последнего, хотя куда ему против дракона.
- Не подходи!
Дракон принюхался, потом легонько дунул, и Князь почувствовал, что его давно слипшиеся сосульками волосы расправились.
- Ты что здесь забыл, художник?
- Горшка ищу, - неожиданно сознался Князь. - Ты его знаешь?
Дракон захохотал, потом перекинулся, подхватил забившегося Князя и поднялся в небеса.
- Пусти! Куда! - заорал Князь. Этот тоже решил его присвоить?
- К дурню этому, Горшку твоему наглядному! - пророкотало сверху.
Они летели куда-то, их болтало в облаках. Князь уже знал, что облака состоят из пронзительной сырости, из колючих льдинок, а не из мягкого пуха. Дракон действительно был угольно-чëрный, весь, даже брюхо, куда темнее Горшка, свет как будто тонул в его чешуе.
Они летели долго, потом опустились во двор знакомого замка. Чëрный шарахнул хвостом, снося кусок стены.
- Так ты, значит, Князь? - спросил он, обращаясь человеком.
- А ты?
- Ягода.
- Горшков брат? - распахнул глаза Князь. Да что тут в темноте разглядишь?
Ягода потащил его знакомыми переходами, рассказывая по дороге:
- У нас имена как дают? Отец решил, что моë яйцо на ягоду похоже. А у Горшка было коричневое, в чëрных пятнах, кривое какое-то. Отец всë ругался - горшок кривой, дурак недоделанный. Первенец, а такой неудачный.
Князь вспыхнул.
- Сам он неудачный!
Ну неуклюжий, ну говорит порой, как будто камни ворочает, но разве ж это он весь?
Ягода захохотал.
- Лучше думай, как своих назовешь!
Князь аж остановился.
- Каких... своих?
- Тех, которых снëс и в котомке таскаешь!
Смех Горшкова брата гремел в тоннелях.
Они вывалились в кладовую. Горшок в драконьем облике лежал, свернувшись клубком, уткнув нос в белый сарафан и расписную рубаху.
- Так и валяешься? Ты посмотри, кого я тебе привëл! - заорал Ягода с порога.
Горшок принюхался, встрепенулся, перекинулся и бросился к своему Князю. Они сцепились, склеились, и стояли так, потеряв счëт времени.
*
А потом Горшок отмер и спросил:
- Где ты пропадал? Зачем меня бросил? Зачем обратно пришëл?
Конечно, нужен он Горшку такой, отощавший, почерневший, с одной рукой.
В жизни Князь не оправдывался.
- Отдать тебе кое-что хотел. А потом Ягода меня к людям свезëт, всё равно куда. Тебе же не трудно?
Оглянулся на Ягоду, Горшку котомку сунул, не глядя. Барахло - дело наживное, сколько уж раз он всë терял. Вот Горшку он камни почему-то спокойно смог отдать. Ну снëс, так снëс, дальше со своей драконьей дуростью сами разбирайтесь. А он пойдёт помрëт где-нибудь потихоньку.
Горшок оторопело держал сумку, Ягода не спешил.
- А говорил - судьба, навсегда, - с обидой сказал Горшок.
- Ну и ты говорил, - с не меньшей обидой бросил Князь, расправляя плечи. Сил для гордости оставалось всего ничего.
- Ты в сумку-то загляни, - Ягода усмехнулся.
Горшок потянул завязки на горловине, уставился внутрь, принюхался, вытаращил глаза, и вдруг со всей дури притянул к себе Князя, больно стукнув рëбрами о камни.
- Так что ж ты мне, дурень, голову морочишь? Если б не любил, такого бы не было!
Куда по-тихому улизнул Ягода, они и не заметили. Прихватив с собой котомку, целуя по дороге, Горшок потащил Князя в спальню, по дороге передумал и свернул на кухню.
- Ты худой такой, намаялся, видать, бедный.
Взгляд Горшка заметался между котлом и Князем. Руки сами не хотели разжиматься.
- Иди, иди ко мне, - решил за него Князь, сам откидываясь на стол.
Внутри у него всё ещё болело после камней, но рецепты из той самой книги за два года он не забыл. И Горшок не забыл, как раскладывал его на этом самом столе. Стянул штаны, задрал рубашку.
- Одни кости... Хороший мой, я думал, что ты сбежал от меня, но всё равно искал, без тебя не мог, а потом как будто умер, понимаешь? Я бы украл тебя, я бы убил за тебя, проклинал - а всё равно искал, я бы и сегодня тебя добром не отпустил, если бы ты сам не остался. Я сам себя боюсь, Княже...
И целовал его, и тëрся, и прижимался.
- Я не хотел, чтобы тебя из-за меня убили или убивать заставили.
Про то, как Лось на его глазах кучу людей сжëг, рассказать не посмел, особенно здесь и сейчас.
- Ты ради меня? Меня защищал? Ты - меня? - Горшок выглядел просто потрясëнным, замер и как-то по-новому поглядел на Князя.
Он, слабый человек, защищал огромного, сильного, огнедышащего ящера?
- Княже мой, - обнял, прижался.
Снова гладил, целовал, притирался, попытался сунуть пальцы, но Князь переложил его руку себе на грудь, сам, как мог, обхватил оба члена. Горшок накрыл его руку своей большой горячей ладонью.
- Что, боишься снова снестись? - засмеялся Горшок.
- С тобой - не боюсь, дай, заживëт только...
Горшок в ответ снова поцеловал его глубоко и быстрей задвигал рукой.
- Соскучился по тебе, прости, не могу, не отпущу...
- Не отпускай, - согласился Князь. - Да я и сам не уйду, если не прогонишь....
- Ни за что... - выдохнул Горшок и погладил его щëку, размазывая их смешавшееся семя.
*
Из яиц в разное время по очереди вылупились три девчонки. Три маленьких вполне человеческих младенца. Указующая путь, Защитница и Спасительница. На драконьем языке это звучало куда проще и короче.
Отец Горшка рвал и метал, считал, что это позор, что только у такого Горшка-недоделка могли появиться сразу три девчонки. Но потом на дочек вдруг явились поглядеть старейшины драконов. Они сказали, что это благословение, что грядëт эпоха матриархата, мира и изобилия.
Князь не знал, доживёт ли до этих счастливых времён, ведь людской век короток, но сейчас он был с теми, кого любит, и был счастлив.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: И всё лесом
Фандом: Король и шут
Пэйринг и персонажи: Миха/Андрей
Жанры: слэш, AU, юмор, нечистая сила
Саммари: У Михи ломается машина на окраине леса, и местный грибник обещает показать короткую дорогу.
Написано по заявке на Хэллоуин для Масштаба личности

- Сука, чёрт бы тебя побрал! - Миха в сердцах пнул колесо. Машина заглохла. Телефон не ловил, карты, соответственно, не было. Сгонял, называется, за добавкой.
Они всей "Конторой" пару дней квасили на даче родителей Балу, машина была отца Поручика. Прав у Миши, естественно, не было никогда, водить ещё отец кое-как научил. Только сдуру его могли отправить за выпивкой в соседний ларёк - "Тут одна дорога, мимо не проскочишь", - потому что в шашлычно-костровом деле он был скорее вредоносным фактором.
Этих мест он совершенно не знал, и откуда на обратном пути взялся лес, тоже. Свернул не туда? Мимо проскочил? Вперёд ближе к людям или назад? Без прав, без денег, без документов - на себя и на "Жигуль". Что сделает ему Поручик за брошенную машину?
- Чёрт! - только и мог повторять Миха.
Алкоголь пока несколько скрашивал реальность. Наверно, когда он выберется из этой передряги, рассказ о ней станет одной из тех историй о легендарных проëбах, которые вспоминают на интервью. "Наверняка у вас бывали смешные случаи". - "Да, попëрся я как-то спьяну на чужой тачке за водкой в деревне, где был в первый раз..."
Миха достал сигареты, похлопал по карманам. Ни зажигалки, ни спичек не было.
- Чёрт!
- Эй, мужик, ты чего тут разорался?
Из лесу вышел парень, выглядевший как типичный грибник. Разве что без корзинки. Одетый в такую жару в брезентуху со стройотрядовской ещё эмблемой, защитного окраса штаны и резиновые сапоги. И почему-то в детскую панамку с цветами и бабочками.
Миха с подозрением оглядел незнакомца. Круглолицый, голубоглазый, со смешным чуть вздëрнутым носом и румяными щëчками, тот казался совсем не опасным.
- Огоньку не найдëтся?
- Не курю, вонь одна. И тебе не советую.
- Может, мне и пить бросить? - усмехнулся Миха.
- Может, и бросить.
- Чë ты меня лечишь, лучше к людям выведи, - отмахнулся Миха.
- Это можно, - подмигнул парень. - Тут недалеко вообще, лес - одно название. Ща мы быстро еë дотолкаем.
- Э! Куда? - удивился Миха.
- Да через поле в объезд крюк здоровый, лесом тут рукой подать. Навались!
Они дружно принялись толкать Поручикову ласточку. По утрамбованной колее она катилась гладко, потом начала запинаться об корни.
- Сильней! - рявкнул парень в панамке.
Миха наддал сильней и шмякнулся на землю, потому что машина из-под него резво выскользнула.
- Блядь!
Она скатилась с горки и со всей дури влетела в скопившуюся в низинке здоровенную лужу.
- Теперь только трактором и вытянешь, - как-то слишком довольно сказал "грибник". - Ну пошли тогда так, - и потянул обалдевшего Миху в кусты.
- Э, куда?
- Да тут срежем, пять минут.
Миха по лесу шататься не собирался, а потому одет был в одни шорты. Повезло ещё сунуть ноги в старые калоши, а не в шлёпки. Он сразу влез в крапиву, густо росшую у края дороги, запутался в траве и едва не расшиб нос, поскользнувшись на подосиновике.
- Эй, стой, как там тебя?! Я Миха сам, кстати.
- Андрей.
- Нельзя как-то по тропинке? - переползая через скользкое бревно, проворчал Миха.
- Городской, что ли? - Андрей задрал бровь.
- Ну, - Миха еле успел поймать летящую в лицо колючую ветку. Продираясь сквозь низкие ёлочки, он весь исцарапался и извалялся в паутине. - Из Питера. А ты местный?
- Ага, из Голубкова.
- Это где?
- Там, - неопределённо махнул рукой Андрей. - Не отставай давай.
- Погодь, это чего? - Миха замер у неглубокого рва.
- Окопы старые, ты аккуратней тут, говорят, мины ещё попадаются. Некоторые вот костры тут жечь пытались, потом собирать пришлось. Это ещё что. В том году из болота целый танк выпучило.
- Из болота?
- Да, рядом тут. Хочешь посмотреть?
- Нет уж, давай куда шли.
- Да мы уж скоро.
Скоро, да не скоро. Они что-то всё шли и шли, и как-то неудачно. То лезли в овраг и карабкались обратно по скользкому противоположному склону. То продирались через бурелом. Потом упёрлись в озерцо и принялись обходить его по топкому бережку.
- Да ëб твою! - Миха провалился в грязь, чудом не потерял калошу.
- Держись, Миха, уже скоро.
- Чë скоро-то, ë-моë, - Миха постепенно трезвел и начинал беситься. - Второй час тут ходим. Вечер вон, скоро, комары, суки! - он хлопнул себя по шее. - Слушай, а тут кроме комаров кто-нибудь водится?
- Муравьи вон, - махнул Андрей на довольно высокие холмики.
Миха невольно к нему прижался, сторонясь этих гигантских сооружений. Ему представились муравьи размером по крайней мере с собаку. Кто ж ещё мог такие кучи натаскать?
- А медведи, волки?
- Не без этого, - гордо ответил Андрей.
- Так что ж ты меня сюда притащил? Шли бы уж по дороге.
- Не ной, Миха, всё будет.
Ещё два часа спустя он уже еле переставлял ноги, трезвый и злой.
- Ты меня кругами, что ли, водишь?
Он бы сбежал от этого Андрея, но остаться одному на ночь глядя в чужом лесу было совсем боязно. Они ломились через колючий малинник, напрямки, и Миха дëрнул пару ягод, чтобы унять урчащий живот.
- Ты медведя хотел - вон он, - Андрей указал на тëмную громаду в полумраке. - Да не ори ты, дурень, испугаешь беднягу.
Андрей зажал ему рот и с неожиданной силой потащил дальше.
- Андрюх, сознайся, ты маньяк? - тяжело дыша, спросил Миха.
Его провожатый даже не вспотел, сверкал в полумраке бесстыдными голубыми глазами.
- Да мы пришли уже.
Ëбана в рот, пять блядских часов скитаний по этим дебрям - и для чего? На полянке торчала сараюшка, возле неё пара полузаросших грядок и почему-то череп какой-то зверюги на палке. Михе показалось, что глаза черепа вспыхнули.
- Это Голубково?
- Это? Не, это так, - Андрей сорвал с грядок непонятной в сумерках зелени, поманил Миху с собой в дом.
- Заходи давай, сейчас польëт.
И правда, загремело, закапало. Миха нырнул в стрëмную хибару. Не обвалится ли она от грозового ветра? Как-то выстояла те сто лет, что ей можно дать на вид, но всему есть предел.
Андрей зажёг свет, какой-то синий, идущий непонятно откуда. Миха хотел было закурить, но хозяин предложил ему по такому случаю прогуляться на улицу, где вовсю лило, так что он просто сел ближе к столу, пощипывая немытые перья безвестной травки. Уставшего Миху клонило в сон, он и не заметил, откуда появились чашки с дымящимся травяным отваром, вроде бы солёные грибочки, миска ягод, не внушавших доверия.
- Под грибочки покрепче бы чего, - с надеждой пробормотал Миха.
- Эй, старуха, поди сюда, - кликнул Андрей.
Старуха? Какая ещё старуха? Откуда бы ей вдруг тут взяться?
Возле стола выросла высокая, тощая женщина со всклокоченными волосами и некрасивым, пугающим лицом. Миха оглянулся на Андрея. Тот в дрожащем свете был мертвенно-синий, больше похожий на высохшую корягу, чем на задорного, румяного парня, встреченного днём в лесу.
- Господи, пронеси! - заорал Миха, всем известный атеист.
И вмиг пропало всё - изба, старики эти жуткие. Миха стоял где-то посреди леса, с красивым, крепким мухомором в одной руке и шишкой в другой.
- Да ëб твою!
Сверху поливало, невдалеке послышался вой.
- Волки, что ли? - Миха попытался при свете молний приглядеть себе дерево, а потом с радостью различил сквозь шум листьев и дождя, что это не волки, это родной гул электрички.
Сам себя не помня, он выбрался, окончательно изодравшись, к путям, и побрёл по ним, надеясь выйти всё равно к какой станции.
Он из последних сил дополз до какой-то платформы, где на счастье оказалась касса, забарабанил в светящееся окошко. Кассирша, не долго сомневаясь, вызвала полицейских, и те после его беспорядочных жалоб забрали его и заперли до утра в обезьяннике.
С утра ему пришлось долго объяснять, что же с ним приключилось, а говорил он тем путаннее, чем больше волновался. Наконец добившись хоть чего-то, полицейский, фамилию которого Миха пропустил мимо ушей, созвонился с кем-то из посëлка, где была Шурина дача, потом вызвал девочку из фельдшерского пункта, находившегося в том же здании, и велел ждать опознания.
Миха, торжественно помазанный зелëнкой, ждал. Жрать и курить хотелось адски, но просить представителя власти несгибаемому анархисту было западло.
*
- Михаил Юрьевич, сейчас вам надо будет опознать человека, которого вы видели.
Полицейский завëл в кабинет троих похожих друг на друга мужчин. Круглолицых, голубоглазых, крепких.
- Вот этот! - уверенно ткнул Миха. - Что ж ты, глаза твои бесстыжие, меня по лесу таскал? А, Андрей?
- А вы, простите, кто? Откуда меня знаете? - Андрей задрал на него эту свою бровь.
Ну точно он.
- Ошиблись вы, Михаил Юрьевич. Андрей Сергеевич вчера весь день был у нас, занимался оформлением участка. Гербы рисовал, начал расписывать комнату отдыха, - полицейский покачал головой. - Вы прикиньте, какие концы - Голубково, наше Мошкино, ваши Пески, Пасечное, где вас нашли. Что-то вы не договариваете. Может, и не было ничего? Следы ваших хождений дождём посмывало. Учитывая ваши пагубные пристрастия...
- Да при чëм тут это, ë-моë! Панамка же! Вы сами сказали, что это важно!
- Что за панамка? - спросил Андрей, нахмурившись.
- Леркина панамка, - ответил полицейский. - Михаил Юрьевич утверждает, что видел в тот день тебя в Леркиной панамке. В стройотрядовской куртке и камуфляжных штанах. Вы идите, ребята, - махнул он остальным двум. - Мы тут дальше сами.
- Что за Лерка? - спросил Миха.
- Девочка из Мошкино, пропала года два назад с концами.
- А этот здесь был? - ткнул Миха обвиняюще в Андрея.
- Был, конечно, - Андрей пожал плечами. - Я тут с трёх лет все летние каникулы мучился. Потом втянулся.
- И часто у вас так люди пропадают? - всё ещё косясь на него подозрительно, спросил Миха.
- Да как везде, - теперь плечами пожал уже полицейский. - Но дети - это всегда случай из ряда вон. Поэтому я и заинтересовался вашим "грибником".
Наблюдавший за Андреем Миха заметил, что у того в глазах мелькнуло некое понимание.
- К сожалению, вы рассказываете слишком путано, что-то недоговариваете. Выпили, нахулиганили - и плетёте невесть что, по большому счëту. Но панамку-то вы слишком подробно описали, даже местные не все такие мелочи знают. Андрюха вот знает, кстати, он портрет Лерки рисовал, а глаз у него приметливый.
- В панамке?
- Что в панамке?
- Портрет в панамке? - пояснил Миха.
- Зачем? - удивился Андрей.
- Ну... - растерялся Миха. - Ну все её видели тогда. А много таких пропало, кого он рисовал?
- А что ты обо мне всё время в третьем лице? - вдруг возмутился Андрей. - Можешь и прямо спросить. Сколько домов сгорело, которые я с натуры рисовал, коров подохло и колодцев высохло? Что за охота на ведьм?
- Андрюх, Андрюх!
- А что, Анискин, расскажи ему!
- Да ëб твою, Андрюха, сядь!
Миха сам аж присел - таким вчера своего грибничка он не видел. С полыхающим лицом и сверкающими голубыми глазами. И голос - как труба.
- Ладно, - махнул рукой Анискин. - Идите отсюда оба. Андрюх, проводи его на автобус.
- Чтоб я ещё куда-нибудь с ним пошëл... - зашипел Миха.
- Я тут, прямо перед тобой, - помахал рукой перед его носом Андрей. - Можешь мне в лицо сказать, что ты против меня имеешь.
- Хорошо, - буркнул Миха. - Где тут у вас пива выпить можно?
- Другое дело, - радостно прокомментировал Анискин. - Вы там поговорите, может, договоритесь до чего.
Андрей на этот раз привëл его не в чащу, а в сельпо.
- Нет тут культурного досуга, Михаил Юрьевич. Даже детской площадки нет, чтоб спокойно посидеть, а единственная лавочка - перед сельсоветом. Он же участок, он же больничка, он же всё остальное, что нам подарила родная власть.
Взяв пива и сушек на закусь, они отправились на берег речки, устроились на бревне. Рядом с невысокого обрывчика, визжа, сигала в воду малышня.
- Так какого хрена ты меня по кустам таскал? - уже более мирно спросил Миха.
- Да я тебя впервые вижу, нахрен ты мне нужен, - буркнул Андрей. - Ну, за знакомство.
Чокнулись бутылками.
- А может, у тебя того... - Миха помахал в воздухе рукой, - раздвоение личности?
- Сам ты того, - обиделся Андрей. - Такое тяжёлое раздвоение, что оказался в двух местах сразу?
- А у тебя злого близнеца нету?
- Нету и не было. Мама бы соврала - соседки бы доложили. Тут на виду все.
- Анискин дружбан твой и тебя покрывает?
- Ага, блин, - Андрей сплюнул. - Как бык овцу. Ты его Анискиным только не назови сдуру, по паспорту он майор Анисимов.
- Ну и что это было, по-твоему?
- Известное дело - леший, - Андрей хлебнул ещё пива.
- Не, ну ты точно больной, - Миха резко вспомнил, что он атеист и ему также чужды суеверия.
- Сам ты больной. Все уверены будут, что ты белочку поймал, один я дело говорю.
- Сказочник, ë-моë, - Миха сплюнул. - А Эс Князев.
Почему он это ляпнул вместо Пушкина? Да потому, что вчера чистил овощи на местной газетке и со скуки прочитал в ней стихи. Да такие, что в голове заиграла музыка. Прям в тему, их "Контору" с такими текстами бы заметили. Как только найти этого Князева А.С.? Мысль подсмылась алкоголем, но сейчас сама прыгнула на язык.
- Ну и сказочник, - Андрей заполыхал весь, стал малиновым, как его драная футболка. - Ну и Князев. Сам-то ты кто?
Миха замер. Так не бывает.
- Я... Я Горшок.
- Ну, приехали.
- Горшок, из " Конторы".
- Ещё интересней.
- Да блин, группа у меня, понимаешь? Панк-рок делаем. Это твои стихи в газете? Прям тема, если у тебя ещё есть... - он аж слюной захлебнулся.
- Ну пошли тогда ко мне, - предложил Андрей. - Да не бойся, Голубково рядом, по шоссе, полем. Только пива ещё возьмём.
- А автобус?
- Да куда ты пойдёшь такой красивый, - Андрей махнул рукой. - Тут один автобус до райцентра, второй до ваших Песков, прямого нету. И расписание у них аховое. Хорошо если к ночи дома будешь. Пошли, пошли, отмоем тебя, накормим, приоденем.
И Миха решился.
Закупался, естественно, Андрей, поскольку у Михи кроме шорт, калош и севшего телефона по-прежнему ничего не было.
По дороге в Голубково они забили на "лешего". Андрей читал стихи, Миха пел, они пили пиво, выяснили, что оба из Питера, хоть и из разных его районов.
- О, Андрюх, - поприветствовал их первый из встреченных голубковских жителей, глянув на помазанные полицейской зелëнкой Михины царапины. - Это ты его так разрисовал?
- Ага. У меня зелёный период, - согласился Андрей.
Миха тогда не понял, к чему это, но, войдя к нему в дом, ахнул.
- Ого! Да ты реально того! - и быстро поправился: - Я в хорошем смысле.
Вся комната, в которой они оказались, была завешана картинами и рисунками. Можно было узнать на них здешние места, только бродили по ним фантастические твари. Был тут и сам Андрей в образах пиратов, разбойников и мертвецов. Была разная нечисть - и среди всего этого явно портреты местных жителей, тоже, если честно, смахивающих на нечисть.
Краски были яркими, как полыхающая футболка Андрея, как его сияющие голубые глаза.
- Ба, мы пришли! - крикнул Андрей в глубину дома. Дом отозвался лишь скрипом и шорохом.
- Ушла?
- Не, здесь она, - улыбнулся Андрей. - Просто ты её не увидишь. Она уж лет десять как преставилась.
Он вручил обалдевшему Михе полотенце, показал летний душ.
- А потом ко мне, будем тебя обрабатывать.
Зелёнки в доме оказалось достаточно, чтобы заново расставить на Михе все пятна и объединить их в дурацкие картинки - монстров и страхолюдин.
- Может, так на тебя нечистая не позарится? - выведя на правом плече Михи хитрый вензель, усмехнулся Андрей.
Миха переминался перед ним без штанов, морщился от холодной и мокрой ватки, запивал смущение пивом. Радовался, что среди миллиона царапин затерялись те самые следы на предплечьях. Оглядывал снова и снова рисунки.
- А твой леший тут есть? - поинтересовался он.
- Ты походи, просохни, а потом уж я тебе всё покажу, - пообещал Андрей. - Пойду пока жрать приготовлю.
И бросил голого Миху одного в полутëмной горнице. Тот походил, пристально разглядывая каждый рисунок, и в какой-то момент показалось, что все они смотрят на него, шевелятся, шепчутся.
- Андрюх! - заорал он и вывалился нагишом на веранду. - Там это... Пиво кончилось, - завершил он, устыдившись.
Из-за забора, на него с азартом глазела пожилая соседка.
- Чë, Мих, просох? Держи одежду. Здрасьте, тëть Валь!
- Дружок твой? - соседка кивнула на Миху.
- Это Миха, он ненадолго, - улыбка у Андрея была очень обаятельная, и Михе стало обидно.
- Ненадолго, как же. Всерьёз и надолго, Андрюх.
- Ты не обижай его, смотри, - погрозила пальцем тëть Валя. - Он у нас художник, человек ранимый.
- А я музыкант, - прыгая на одной ноге, а другой пытаясь попасть в штанину, откликнулся Миха.
- Покойник пел, а я играюА. Галич, - соседка засмеялась и пошла в свой огород, а Андрей повёл Миху кормиться.
Тот накинулся на еду со всей жадностью почти сутки не евшего человека. Когда живот приятно надулся, Миха расположился на лавочке у дома с сигаретой. Андрей притащил тетрадь со стихами, сказками, картинками.
- Вот, смотри, это из последнего. То ли леший, то ли простой шишок.
Среди листвы проглядывала лукавая физиономия, как бы сливаясь с нею.
- Я тут за грибами вышел как-то, и вроде как увидел что-то такое.
Миха угукнул - его манили и другие скрытые в тетради сокровища. Он раздавил окурок в старой консервной банке, зарылся в страницы, совершенно забыв о времени.
- Я везде всякое такое вижу. У меня ведь прабабка, которая в доме, ведьмой была, а бабушка и мама - советские, пионерки-комсомолки, никаких дремучих суеверий, - как будто издалека доносился голос Андрея. - А вот мне семейная история боком вышла - одна дура решила, что я её корову сглазил, когда рисовал. Народ взбаламутила, они за мной с вилами пришли, сами потом рассказывали, что не знали толком, что хотят сделать. Бабушка вышла к ним и говорит: так мол и так, он всю округу рисовал, как тут всё в тартарары не провалилось? А прабабку я хорошо помню, она почти сто лет прожила. Маме с бабушкой говорила, что бестолковые они, даже девку ей родить не смогли. Привела как-то в баню, чего-то нашептала, чем-то напоила, и после говорит маме - этот вместо девки будет.
- Андрюх, это будет бомба, - наконец отлипая от тетради и вспоминая про пиво, сказал Миха. - Гитара у тебя есть?
- Дрова шуховские пойдут?
Миха махнул рукой: тащи, мол.
Так они досидели до вечера, споря над гитарой и тетрадью. Выпили всё пиво, добрались до Андрюхиной бражки по бабушкиному рецепту. Миха уже видел новый альбом, концерты и Андрея рядом на сцене, чувствуя, как голос Андрея вплетается в их общую музыку.
Прервал их идиллию Анискин.
- Вот вы где. Что ж ты, Андрюха, телефон не берёшь? Михаил Юрьевич, вас друзья потеряли.
- Не в первый раз, - отмахнулся Миха. - Я им позвоню. А что вы так сразу за мной? Три дня не ждали?
- Он живёт здесь, со службы домой пришёл, - пояснил Андрей. - Что-то правда мы с тобой увлеклись.
Сердце у Михи сжалось.
- Придëтся тебе у меня заночевать.
Казнь отменялась.
Миха с Андреевского телефона позвонил друзьям, выслушал все положенные маты. Машину из грязи уже вытащили, никаких неполадок не нашли, и Поручик даже был благородно готов забрать Миху с утра из Голубково. Миха немедленно потребовал, чтобы все приехали посмотреть на Андрея. Андрей стоял рядом и краснел.
Они вместе соорудили простенький ужин. Сидели и болтали на лавке, кутаясь в старые бабкины кофты, пока комары не загнали в дом. Там продолжили пить и творить, пока под утро не отрубились вповалку на старом диване.
Ближе к обеду их разбудили приехавшие Балу с Поручиком. Испуганные спросонья гудком машины, Миха с Андреем принялись распутывать руки-ноги, выкарабкиваясь друг из-под друга. Потом Миха провёл конторовцев в Андрюхин дом благоговейно, как в музей. Он нахваливал рисунки, запинаясь, зачитывал понравившиеся стихи, начал петь и расписывать партии инструментов. Это плавно перетекло в совместную пьянку и ночëвку теперь уже троих новых друзей у гостеприимного художника.
Спальных мест, конечно, на всех не хватило, и Миха снова оказался на одном диване с Андреем, и к утру они опять сплелись в один клубок.
Михе казалось, что он никуда больше отсюда не уедет, но похмельным, задождившим утром Балу с Поручиком усадили его в машину. Надо было собираться и ехать в Питер. Дела не ждали.
Пока одно, пока другое, пока доехали до дачи, пока собрались, решили не скакать по местным колдобинам в темноте, ехать с утра.
Миха перед сном выполз перекурить. Ещё полдня не прошло, а он уже страшно соскучился по Андрею. Как по непрочитанной книге. Как по волшебному миру, на который удалось взглянуть только в щëлочку, одним глазком.
- Мих, - раздалось вдруг из темноты. - Миха-а-а...
Он пошёл на голос. Впереди по улице замаячила тëмная фигура.
- Мих, не знаю, что такое, соскучился по тебе, - сказал вроде бы Андрей, не приближаясь.
- Я тоже, Андрюх, ерунда какая-то. Как будто всю жизнь тебя знал.
- Иди сюда, Мих.
- Давай, Андрюх, пошли в дом, ребята рады будут. Хорошо, что ты приехал. А, ты ж дома моего не знал. Давно тут ходишь, орëшь? - Миха пошëл к Андрею, но всё чего-то дойти не мог. - Замëрз небось и комары заели, пойдëм, пойдëм в дом.
- Идëм, Мих, - как эхо повторял Андрей, но шëл почему-то в другую сторону. К облитому луной лесу.
- Андрюх, ты куда?
- Мих, идëм, так надо, некогда объяснять.
Миха встал, как вкопанный.
- Андрюх, что за фокусы?
- Мих, ëб твою, Маша-потеряша! - заорал от дома Балу. - Я тебе колокольчик повешу!
- Андрюх, не ерунди, в дом пошли.
Миха развернулся и пошёл к дому, не оглядываясь. Подошëл к калитке - Андрей уже был рядом, хотя шагов слышно не было. Как тень прошëл внутрь и сел к столу.
- О, Андрюха, - хлопнул его по плечу Поручик. - Какими судьбами?
- Меня Миха позвал.
- Андрюх, по пиву? - Балу протянул бутылку.
Андрей взял, но пить не стал. Сидел с бутылкой в руках и молчал.
- Андрюх, случилось что?
- Мих, пойдëм, поговорить надо.
- Посиди пока. Балу, помоги мне кое с чем.
Они вышли в соседнюю комнату и Миха набрал номер. У того Андрея, который сидел за столом, ничего даже не пискнуло, а в трубке спустя несколько гудков раздался сонный голос.
- О, Мих, привет. Не спишь ещё?
- Андрюх, ты где сейчас?
- Как где? Дома, конечно. В кровати. Рассказать, что на мне надето? - Андрей хихикнул в трубку.
- Тогда что за ебала сидит у меня в соседней комнате?
- Чего? - сонливость с Андрея как рукой сняло.
- Ты ко мне пришёл и стал звать куда-то, а я тебе говорю, пошли в дом, раза три пришлось звать, пока послушался, - попытался объяснить Миха. - То есть не ты, ну, это... В общем.
- Мих, ты чë?! - Андрей в трубке взвыл. - Сам чëрта в дом приглашать! Гони его вон, пока не зажился!
- Балу, есть у тебя, чем чертей гоняют? Ну, этот, ладан, или чë там?
- У меня родаки такой хернëй не страдают. Чеснок поможет? Его вот дохуя.
В это время в дверь раздался стук.
- Старуха моя, - объявил "Андрей".
Поручик открыл было рот, но Балу показал - молчи, мол.
- Ладно, - проворчал в трубку Андрей. - Поставь на громкую связь, иди к этому уроду и молись, чтоб сработало.
"Заговор от нечистой силы", зачитанный Андреем, на восемьдесят процентов состоял из такого мата, что даже Миху проняло.
"Андрей" вскочил, заметался, вылетел в дверь, с грохотом скатился с крыльца и рванул по улице. Парни высыпали следом. На ходу гость бахнулся на четвереньки, и дальше уже нëсся не то человек, не то зверь.
- Это чë ща было? - спросил ошалело Поручик.
- Это было то, что машину твою в лужу загнало.
- Ах ты ж сука! - проорал Поручик вслед беглецу, а тот обернулся и погрозил лапой.
Парни хором засвистели.
- Ну что там, что? - требовал из трубки обеспокоенный Андрей.
- Сбежал, только пятки сверкали, - засмеялся Миха. - Так что там на тебе надето?
- Тëплая пижама и носочки, - кокетливо отозвался Андрей. - Ладно, Мих, вы меня за два дня убили насмерть, я уже сплю. Нож в косяк воткни, - он зевнул и отключился.
Наутро машина не заводилась, хоть ты тресни. Балу пошëл искать того рукастого соседа, что помогал им после купания "Жигуля". Поручик стоял, предаваясь грустным размышлениям о нахлобучке от отца. Миха набрал Андрея. Тот пообещал приехать. Предупредил никуда с ним не ходить и в дом не звать. И нож пусть так и торчит.
Миха за утро весь извëлся. Ему быстро надоело смотреть на железные внутренности машины. Сосед никак не мог найти неисправность и выдал диагноз "чëрт балует". Решено было оттащить её в райцентр, в автомастерскую, и он пообещал найти "тягло". В ожидании парни расселись на лавке. Миха приволок гитару и попытался устроить мини-репетицию, но все трое были слишком взвинчены.
Часа через полтора подъехал Андрей, почему-то на машине с Анискиным за рулëм.
- Что, гонять чертей теперь тоже обязанность доблестной полиции? - поприветствовал его Миха, кое-как преодолев слово "доблестная".
- Моя обязанность - за порядком следить, а кто его нарушает - дело десятое. Где там ваш чëрт?
- С утра не появлялся, - пожал плечами Миха.
- А мы позовëм, - лихо и весело пообещал Андрей.
- Ты-то настоящий? - спросил Миха.
- Можешь ущипнуть, - улыбнулся Андрей. - Да легче ты, дубина здоровенная! Синяк мне поставил.
Он прошёл в двери туда и сюда в качестве дополнительного доказательства.
- Ну что, Миха, идём в лес. Анискина третьим возьмём, чтоб не скучно. А вы, парни, тут поскучайте, три - самое то.
Он вдруг стал какой-то другой, посерьёзневший, что ли. Спросил, куда вчера побежал чёрт, и повёл помощников в ту сторону. По одному ему известным приметам выбрал в лесу пенёк, начертил на нём ножом непонятный знак, а сверху бахнул варенья, перевернув майонезную баночку с надписью от руки. Все трое попятились на три шага от пенька и хором три раза повторили, как Андрей научил:
- Приди, дедок, на сладкий медок.
С минуту ничего не было, потом кусты зашуршали и на полянку вышел ещё один Андрей, на этот раз не в панамке, а в пёстрой женской кофте наизнанку и старых трениках. Он воровато подкрался к пеньку, сунул руку в варенье, облизал, снова сунул, уже глубже.
Настоящий Андрей дёрнул бровью, и фальшивый Андрей прилип.
- Охуеть, - Миха глянул на Анискина.
Тот стоял как ни в чём не бывало. Как будто каждый день гонял чертей, и не в плане белой горячки.
"Андрей" завыл, задёргался, запричитал.
- Ну, рассказывай, кто таков, зачем моё лицо украл?
- Ты первый, ты первый начал! - заскулил леший. - Ты моё лицо украл, на лист положил, другим прикрыл, с собой уволок! Мне разве без лица ходить?
- Ты про рисунок, что ли? - оторопел Андрей. - Чем он тебе не угодил?
- Я что тебе, русалка блудливая, чтоб перед всеми позориться? - рассердился леший, и изо лба у него проступили маленькие рожки.
- Ну хорошо, - Андрей примирительно выставил руки вперёд. - Придёшь под мой забор, отдам тебе твоё лицо, а ты меня больше так не подставляй.
- Пусти-и-и-и... жжётся!
- Скажи сперва, где панамку взял.
- И кофту! - добавил Анискин. - Она тоже по делу проходит!
- Не брал я ничего, морок это, - заныл "Андрей". - Настоящие-то вещи сгнили.
- Место покажешь? - спросил Анискин. - Что сделал с ними, расскажешь?
- Не я, не я, жжётся, жжётся!
- Отпускаю, - вздохнул Андрей. - Не убегай, говори толком.
- Прости, не признал, - повалился ему в ноги леший. - Зачем я тебе? Позови, сами придут и всё расскажут.
Тут уж и у Анискина рожа вытянулась.
- А правда, Князь, - нервно хихикнул он. - Обеспечишь мне явку потерпевших?
- Обойдёшься. А ты - про девочку рассказывай.
- У старухи она моей. Хорошая девочка, тихая. Лежит себе в бочажке. Мавки ей камушков цветных натаскали, кувшинок.
- А не вы ли со старухой её свели? - Андрей нахмурился, и вокруг как будто похолодало.
- Не мы, не мы, - озираясь и облизывая перемазанную вареньем руку, заныл леший. - Бабка еë ум потеряла, ведьму в ней увидела. Своими руками утопила.
- А Любка, которой кофта? - влез Анискин.
Леший покосился на Андрея, тот кивнул.
- Мы её не обижали, нет! В гости позвали, угостили. Она пьяная была, песни с нами пела, а потом всё.
- Чë всё? Чем угостили-то? - спросил Миха.
- А вот, - леший раскрыл ладонь. Там лежали чëрные ягоды. Вроде черника, а вроде и нет.
- Вороний глаз, - определил Анискин.
- Отравили, короче, - Миха сплюнул. Хорош бы он был и сам, если б тогда угостился.
- Выходит, что так. Но мы ж от всей души.
- Ах ты зараза, - Анискин тоже плюнул. - И ничего ведь по закону тебе не сделаешь! Морда беспаспортная!
Леший мелко засмеялся, тряся рожками.
- Брось, Анискин, нечисть она нечисть и есть, - успокаивающе проворчал Андрей. - Без неё в лесу вся экология поедет. А ты, - он ткнул в лешего пальцем, - лицо моё прямо сейчас скинешь. И придëшь, когда позову, чтоб вот это всё не устраивать, - он махнул в сторону пня. - И к Михе чтоб больше близко не подходил.
Леший весь встряхнулся и стал похож на обряженную корягу, во лбу торчали неровные рожки-сучки. Махнул рукой-веткой на Миху.
- Ох, нахлебаешься ты с ним, Князь...
И нырнул в кусты.
Охотники на нечисть пошли прочь. Миха шёл последним и оглянулся на чавкающие звуки. Сквозь ветки было видно, что леший выбрался из кустов и не стесняясь вылизывает пень.
- А чë, про бабку правда? - спросил Миха.
- Ага. Она то молилась, то чертей гоняла, так в дурку и увезли, - отозвался грустный Анискин. - Князь, так что, подымешь мне всех по списку?
- Да хоть весь лес разом. Упокоивать потом заебёшься. Нет, конечно, раскатал губу.
- Так ты чë, правда колдун? Их же не бывает.
- Не бывает, Мих. Не бери в голову.
- Прабабка его, когда помирала в больнице, всё просила потолок разобрать. Так и мучилась, пока буря не случилась и крышу не сорвала.
- Строили через жопу, - пояснил Андрей.
- А один раз пожечь их хотели, короче, Петрова Дарья полила бензина, бросила спичку и домой. Пришла, а её дом уж полыхает, а их - даже не занялся.
- Да это ещё до войны было, не то, что тебя, родителей твоих на свете не было, - махнул рукой Андрей.
- Ладно! Ладно! А когда я в заброшке на гвоздь напоролся и ты меня руками вылечил?
- Да это я с перепугу... То есть ты с перепугу, показалось тебе, что там охуеть какая рана, а там просто царапина.
- Михаил Юрьевич, он придуривается, - сказал Анискин, подходя к балуновской даче. - То, что он сегодня вытворял, я не первый раз такое вижу. Прабабка его хуеву тучу лет учила. А в больничке, в ту бурю, дар ему передала.
- Вот кто сказочник, Мих, зови его к себе в "Контору" песни писать.
- Не, Андрюх, я уже на тебя глаз положил, - сознался Миха.
И хоть машина у Поручика завелась и можно было ехать, на душе у Михи кошки скребли. Он с друзьями ехал в одну сторону, Андрей с Анискиным в другую, и ещё не доехав до Питера Миха вытащил телефон, собираясь Андрею позвонить, и увидел входящий вызов.
- Андрюха! - радостно завопил он в трубку, и оставшуюся дорогу орал в телефон, размахивая руками и периодически заезжая по макушке дремавшему на переднем сидении Балу.
*
К зиме Андрей перебрался в Питер и Миха был допущен в его квартиру, а вернее, в родительскую, где у Андрея была своя комната. Там, конечно, были полные сказок тетради, рисунки по стенам, но никаких пучков сушёных летучих мышей, и шкаф не вëл в Нарнию. Зато Андрей мог повести по тропинке в бедном городском скверике и показать такие места, каких там не было ни до, ни после. Дома у него жило что-то похожее на кошку, но не кошка, с перебитой лапкой и слишком человеческими глазами. Ведь у кошек крыльев не бывает?
- Весной выпущу на волю, - обещал Андрей.
Миха изнемогал. Он мечтал жить в сказке - и ему, кажется, повезло, как мало кому в этой жизни везёт. Андрей у него круглые сутки был на уме и на языке, он достал своим Андреем всех. Таскал его с собой на репетиции, оставлял ночевать и оставался сам, хотел забраться в его волшебную голову или сожрать с потрохами, сам не понимал.
К весне группа обзавелась новым именем, новым репертуаром и новыми музыкантами. Ну и пьяный весенний воздух сделал своё дело. Миха понял, чего хочет от Андрея, и тот млел под его поцелуями, выгибался, толкался навстречу, шепча:
- Бабуля накликала, что за девку буду...

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: Сон в руку
Фандом: Король и Шут (сериал)
Пэйринг и персонажи: Горшок/Князь
Жанры: PWP, Драма
Предупреждения: Даб-кон
Элементы гета, открытый финал
Описание: Горшку снится сцена в замке Колдуна так, как видим её мы, слэшеры, и в реальности его переклинивает.

Кибитка ковыляла по ухабам. Горшок понаблюдал, как от тряски по нежному лицу Вдовы скачут солнечные пятна, пробившиеся сквозь дырявый полог. Подумал, что надо наконец имя у неё спросить, ему-то она пока не вдова. Потянулся, оглянулся. Позади была широкая, надёжная спина Князя, который правил осликом. Как метафора всей жизни Горшка, в которую он сам мог вносить лишь хаос.
Рядом с Князем сидела Принцесса, уютно прижавшись. Вот только корона мешала положить голову на плечо. Вдруг эти двое отстранились друг от друга, только чтобы повернуться лицом к лицу и начать целоваться.
Горшка как молния прошила.
С тех пор, как пришлось воскрешать Князя в замке Колдуна, Горшок был сам не свой. Он помнил, как весь взбудораженный боем и перепуганный, что снова придётся друга хоронить, прильнул к холодным мягким губам расслабленного тела, чтобы вдохнуть жизнь. Помнил, как эти и губы теплели под его губами, как тело напряглось, как Князь заорал:
- Ты чего, Горшок, я ж не утоп!
И они обнялись крепко-крепко, до боли, и сердца у обоих бухали. От радости, а не от чего другого. А потом Горшок среди ночи вскочил - приснилось ему, что снова прикасается к этим губам, но уже совсем по-другому, и сердце иначе бухает. Вдова рядом завозилась, тëплая, сонная. Горшок тогда головой только потряс и на другой бок повернулся.
Ан с тех пор как видел Князя, целующегося с Принцессой, аж замирал весь. Каково это? Видать, сладко, так она вся млеет и снова навстречу подаëтся. А всё остальное у них как, подумал в какой-то раз, и совсем с ума съехал. Князя-то он во всех видах видел, что в штанах, что без штанов, разве что не с бабой. Представить мог. И допредставлялся до того, что страсть как потрогать захотел. Аж во рту пекло.
Горшок всегда был человеком прямым, сначала делал, потом думал. Позвал Князя за дровами, прижал к дереву и полез целоваться.
- Горшок, ты чего, а? - спросил Князь, но особо не рыпался.
Горшок, пыхтя, запустил ему руки под рубаху. Общупал его всего. Это было совсем не так, как во время драк или сна вповалку. И целовал, не отпускал губы.
- Ты чего, Горшок? - снова спросил Князь, прошептал ему в губы, а потом начал отвечать. Сперва несмело, потом по-настоящему, - сам завëлся. Но руки пока при себе держал. Наоборот, со всей дури в кору вцепился.
А Горшок уже вовсю и под рубахой шарил, и в штаны ему полез.
- Горшок, зачем?
Князь положил ему руки на плечи, не то притягивая, не то отталкивая.
Горшок и сам толком не знал, зачем. Знал, почему. Потому что мысли дурные мучили. Потому что Князь всё время маячил перед глазами, двигался, улыбался, целовался... Не с ним.
Тело у Князя было горячее, крепкое, не женское совсем. Соски такие приятные, как будто ягоду в пальцах катаешь, неосторожно нажмёшь - и брызнет. Усики и бородка смешные, щекотные. Запах такой родной, привычный, уютный. Задница подтянутая, так хорошо легла в ладони, как будто под руку Горшка её сделали, и он мял её, мял и мял в своё удовольствие. Прижал Князя сильнее, потëрся об него.
Князь, вечный спорщик, вдруг сделался в его руках тихим и покорным. Как будто сомлел. Ахал и вздыхал, поддаваясь ласкам Горшка, целовал его в ответ на страсть мягко и нежно, совсем не как Принцессу. Глаза прикрыл и таял. Горшка это последнего ума лишило, он потянулся к завязкам штанов приятеля. Тот попытался поймать его руки, но как-то слабо. А Горшок всегда был упёртым. Всего Князя хотел общупать - так всего и общупает. А ничего там у него было, на ощупь-то. Член стоял, кожица была такая нежная, головка гладкая-гладкая, с проступившей капелькой. Мягкие, курчавые волосы пушились. Горшок чуть отодвинулся, заглянул, залюбовался - русыми кудряшками, белой кожей, ярко-красной головкой. Но Князь любоваться долго не позволил, потянулся за ним следом, прижался, целуя, притянул одной рукой к себе за талию, другой гладя лицо, вплетаясь пальцами в растрёпанные волосы.
- Горшок, Горшочек, что же мы творим...
Вот же заладил.
А Горшку лизнуть захотелось, он наклонился и лизнул со всей непосредственностью.
- Солёненький!
Гыгыкнул и снова полез целоваться, а руки гладили член, перекатывали яйца, такие приятные в руке, и забрались дальше, по шовичку на мошонке - к туго сжатой дырочке. Что уж скрывать, ему уже и присунуть хотелось, а куда парню присунуть, очевидно же было.
Князь, при его выходке с языком застонавший и испуганно распахнувший глаза, почувствовав палец в самом сокровенном месте, замер и поджался.
- Горшок, может, не надо?
- Чë не надо, тебе же нравится?
Палец покружил ещё, и Князь заскулил, подаваясь навстречу. Горшок вытащил руку, поплевал на палец и полез снова. С бабами он такую штуку проделывал, и знал, что надо растянуть как следует, прежде чем совать, а то и в лоб получить недолго.
Князь тяжело дышал, постанывал и пытался насадиться глубже.
- Осторожней, дурень...
- Да знаю я... - выдохнул Князь.
- Чë? - Горшок замер. От ревности.
- А ты чë?
Князь открыл глаза, прищурился, и даже Горшку стало понятно: сейчас разосрутся и останется он без сладкого. А поревновать с пристрастием можно и потом. Он подвигал пальцами, ткнул куда-то, и Князь вскрикнул.
- Чë? - неужели больно сделал?
- Ещё так сделай, - попросил Князь не своим голосом.
Горшок понял, что с этим местом надо осторожнее быть, а то Князь поторопится, а потом сам догоняйся ручками. И порадовался своей догадливости. Возил пальцами, пока не решил, что можно, навалился, пытаясь пристроиться.
- Не так, дубина, всю жопу мне об кору сотрëшь!
Князь вывернулся, опëрся предплечьями о дерево, уткнулся головой в руки и выставил зад. Да так аппетитно, что Горшок не выдержал и цапнул зубами. Князь взбрыкнул.
- Ты чë творишь? В жену конюха поиграть решил?
Горшок заржал, поплевал на член и начал толкаться потихоньку. Шло туго, так что если у Князя чего и было, то давно и неправда. Руки лежали на бëдрах, медленно притягивая и снова отпуская. Всё как будто перевернулось. Князь, в обычное время осторожный, сейчас как будто забылся, отдав вожжи в руки Горшка, ныл, пытался насадиться быстрее. А Горшку, наоборот, пришлось наскрести крохи благоразумия, чтобы не оставить Князя хромым на пару дней. Он наконец вошёл полностью, уткнулся Князю носом в волосы и замер, наслаждаясь родным запахом. Руки с бëдер переползли на плоский живот, где теперь имелся памятный шрам, дотянулись до полюбившихся ягодок-сосков. Князь тяжело дышал под ним, прикрыв глаза.
- Горшок, Горшочек... - почти с отчаянием простонал он. - Потрогай меня... Что ж мы творим...
- Известно что, - философски заметил Горшок и двинулся туда-сюда на пробу. Князь облегал тесно, было хорошо и сладко. - Ну, не прячься, - взъерошил волосы, легонько потянул, поворачивая к себе и целуя.
Потрогать, так потрогать. Горшок сначала сунул руки в пах, в самое тепло, погладил внутреннюю часть бёдер. Поиграл с мошонкой. Обхватил член, пока не двигая рукой. Князь стал подаваться и вперёд, в кулак, и назад, навстречу толчкам Горшка. Так сладко было целовать его, входить в него, трогать, гладить его везде, что аж в глазах темнело.
Князю, видать, тоже нравилось, он охал и стонал, сжимался, драл кору пальцами, что твой кот.
- Поцелуй меня ещё, Горшочек, пропадать, так пропадать...
И Горшок целовал, не понимая, чего ж пропадать-то. В руку сон был, как есть, в руку. И хорошо, что приснился, сам он за столько лет не догадался, и дальше бы не догадывался, что с Князем так хорошо быть может. А если хорошо - что в этом плохого?
Он нарочно стал двигаться неглубоко и медленно, дразнясь. Опять принялся играть с сосками.
"Ну попроси, - думал он. - Скажи, что не мне одному всё это надо."
Князь сполз ниже по дереву, выгнулся сильнее, чтобы насадиться, как хотелось, потянулся рукой к члену, но Горшок отступил, так, что внутри осталась только головка, да и то не вся. Завёл Князю руку за спину.
- Может, попросишь?
- Горшочек, пожалуйста. Хочу тебя, просто умираю. Давай, а?
И Горшок принялся толкаться сильно и быстро, одной рукой двигая по члену Князя, а другой гладя и пощипывая то один, то другой сосок, такие уж они приятные под пальцами были. Князь одной рукой ухватил его за задницу, притягивая ближе, прося войти глубже, а другой кое-как пытался удержаться, чтоб в дерево лбом не въехать.
- Княже мой, Княже, - шептал ему в шею навалившийся Горшок. - Какой ты у меня красивый, какой горячий... Что ж я раньше-то, а?
- Выбрал ты время... Ах, мммм...
А потом не до слов им стало, Князь глаза закрыл, стонал и губы кусал, двигал рукой по члену, а Горшок вцепился ему в бëдра и бился в него со всей дури.
Князь вдруг вскрикнул высоким голосом, весь сжался на члене Горшка, рука у него подогнулась. Горшок навалился на него, тоже кончая, и всё-таки провëз щекой по коре. Он изливался и изливался внутри, притискивая Князя к стволу, а потом долго пытался отдышаться, оба они пытались.
- Что ж мы такого натворили по-твоему, а, Княже? - усмехнулся он, наконец отлипая от друга. - Залетишь теперь?
- Да ну тебя, дурень.
- А правда, Князь, если б мог, ты б мне наследника родил?
- Ты ж друг мой, - натягивая штаны на алевший укусом зад, проворчал Князь. - Я б для тебя что угодно сделал.
Он был весь взъерошенный, красный, губы зацелованы, искусаны.
- Ну вот, а то заладил...
- И заладил.
- Или застеснялся чего? Со мной-то можно, понимаешь, да?
- Горшок, - Князь глянул на него серьёзно и осмысленно. - А ты подумал, дальше что? Там, у костра, две бабы, которых мы с места сдëрнули и в лес завели. А здесь я, и я теперь, когда попробовал, не смогу без тебя, без всего этого.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: Тело преткновения
Фандом: Король и шут
Пэйринг и персонажи:
Миха/Андрей, Юрий Михайлович Горшенёв, Алексей Горшенёв, Ренегат, Ольга
Жанры: Fix-it, Драма, Магический реализм, Юмор
Предупреждения:
Канонная смерть персонажа
Другие метки: Магическая связь
Описание: Миха и Андрей - маги. После смерти Михи вокруг его тела и души разворачивается эпическая битва на энергетическом плане.
Примечания: Очередной разгон про Князя Всего.
К реальным людям и событиям отношения не имеет, все совпадения прошу считать совпадениями.

Андрей вышел на сцену и обвёл взглядом многотысячную толпу. Под чёрной перчаткой с обрезанными пальцами – привычный кружок медальона. Миха. Под перчаткой ли, под наручами, под майкой. Как всегда, кожа к коже.
- Ну что, Мих, порвём зал? – обратился он к пустому для прочих месту справа.
- Вот это будет угар! – отозвался Миха. Микрофон ему теперь был не нужен, можно было бесноваться ещё больше.
Первые звуки заклинания упали в толпу.
*
Заклинание – это не всегда слова прямого приказа. Заклинание – это даже не всегда слова. Музыка, движения, свет, в конце концов. Их с Михой дуумвират подобрался идеально. Их свела сама судьба. За долгие годы повторений эта фраза стёрлась, стала общим местом в разговоре, потеряла свою силу, и в итоге даже они двое перестали в это верить. И разбежались.
- Миха, что же ты... зачем ты туда один, без меня полез? Мы же с тобой вроде как помирились, - обратился Андрей к бесплотному духу, выросшему рядом с ним в ванной.
- Миша... - заплаканная Агата заглянула в ванную.
- Закрой дверь, - мягко попросил Андрей.
- Ну они же с детей энергию сосали. С сирот, ты понимаешь? Негативную. И всё ради власти своей, ради бабла. Меня просто перемкнуло, понимаешь?
Не хватило Андреевой продуманности и осторожности. Перемкнуло его ровно так же, как после ухода Андрея. Кто-то - Андрей подозревал Реника - налил ему в уши, что Андрей хочет быть главным и стричь побольше бабок. А власть и деньги как самоцель панк-анархист презирал и ненавидел. И Андрея он тоже презирал и ненавидел почти два года, звал предателем, одновременно страдая от потери.
Андрей не мог не видеть, что Миша ввязался в нехорошую историю, по тому, как он иногда выглядел на интервью: хрипел, с трудом подбирал слова, казался постаревшим на годы в один день. А потом, смотришь, снова набирался сил от зала и кидался в бой.
Зал отдавал не меньше, чем брал. Они творили это чудо вместе, обмениваясь энергией. И от радости, от кайфа, от угара прибавлялось всем – зрителям, музыкантам, миру. Они несли эту радость дальше, раздавали её встречным людям, приносили домой. Вокруг концертного зала становилось больше счастливых лиц ещё во время сбора публики, даже среди прохожих, даже в соседних домах.
А были ведь на свете буквально кровопийцы. То там, то здесь вылазил какой-нибудь поганец, желающий насосаться энергии, не давая ничего взамен. Этим просто нечего было дать по своей природе, они умели только брать, жадно хватать, оставлять себе. Пока не лопались, как прыщи. Негативная энергия засасывала, как наркотик. Кайф от неё не давал остановиться. Надо было больше, больше, а потом пожары и катастрофы странно совпадали с преддверием выборов или крупного передела собственности.
- Мих, что ты врёшь мне, это ж не те депутаты, которые с детдома сосали. Тебе же в спину ударили?
- Андрюх, пожалуйста. Ты же против них не сможешь. Ты хорошо если пятьдесят человек по регионам собираешь. Скандал этот ещё вокруг тебя, после нашей ссоры. Ты же не?
- Не, - помотал головой Андрей. – Хотя соблазн был велик, не спорю. Но я-то знаю, что стоит только начать, и увязнешь.
- Вот всегда ты был продуманным, зануда, - Миха улыбнулся обезоруживающе. – Короче, я тут мальчика одного знаю, перспективного, Костей зовут. Ему двадцать три сейчас, энергии там ого-го, и мы сильно совпадаем. В офисе своём ему сидеть не упёрлось. Вот если б я мог ему свою силу передать…
- Мих, как?
- Ну, пересадить там что-нибудь.
- Мих, что можно пересадить двадцатитрехлетнему парню от сорокалетнего наркомана? Аппендикс?
Мишино тело, пропитанное силой, какое-то ещё время должно было оставаться нетленным, но план всё равно был совершенно идиотский. Однако надо было проследить, чтобы кто-нибудь ещё не позарился на Мишины останки. С некоторых мудаков сталось бы сожрать печень врага или засушить ещё какой орган как амулет силы.
- Андрюх, а ты чё тут прохлаждаешься? Моё тело в морг ща увезут, на вскрытие.
- Блядь! Блядь!!!
Андрей как ошпаренный выскочил из уже остывшей воды. Набрал Вахтанга, наскоро вытираясь.
- Вахтанг, выручай. Миху ни в морг, ни на вскрытие нельзя. Если его напомадить для прощания хотят – все процедуры только при мне, чтоб волоска лишнего не упало. Я еду уже, - и снова обратился к Михе, стоявшему рядом: - Никто ещё ничего не сцапал? Ты уж продержись там до подхода основных сил.
Миха весело оскалился.
- Лëш, - пытаясь натянуть на мокрое тело майку, Андрей уже звонил по другому номеру. - Помоги нам убрать негатив. Там ща паломничество начнётся.
- Я в завязке, - буркнул Лëша.
- Ну у тебя же остались какие-то связи, надо раскидать, чтоб не в те руки не попало.
- Я в завязке! - рявкнул Лëша и бросил трубку.
Когда Андрей приехал в Озерки, в Михиной квартире уже начали собираться люди. Вахтанг и Ренегат стояли друг против друга как два ковбоя перед дуэлью. Ренегат был из семьи потомственных Охотников и магам ни на грош не верил, будь они хоть трижды светлые. Хотя и сотрудничал с Михиным семейством, за что и получил кличку. Амулеты на нём фонили, перекрывая друг друга, резали уши, как визг микрофона. Но сырая сила – ещё не всё. Князь, подыстощившийся на своих пятидесяти фанатах, но не утративший многолетнего опыта, прошёл мимо Реника и всех его цацек, дёрнув за собой Вахтанга.
В комнате с телом Михи была только Оля. Поглаживая тело по волосам, она что-то тихо шептала и покачивалась.
- Сжечь и пепел развеять… по ветру развеять… - разобрал Андрей.
Сжечь-то оно сжечь, но не раньше, чем душа окончательно простится с телом.
- А полезут из огня гады, и птицы, и прочие твари... - шептала вдова.
Оля подняла заплаканные и совершенно стеклянные глаза. На дне их билась душа, желая вырваться на поверхность. Кто-то первым добрался до неё. Ни Князь, ни Реник не успели её защитить. К сожалению, Андрей сейчас помочь не мог, ему нужны были силы. Он легонько провёл по Олиным светлым волосам. Стекло глаз затуманилось.
- Найду – убью! – рявкнул рядом Миха.
- Вахтанг, отведи её, пожалуйста, уложи спать. Не пускай сюда никого три ночи.
- Три ночи?! Да нас просто порвут.
- Держись. Соври, что тело увезли, что следователь просил ничего не трогать. Кроме Реника меня никто не видел. Передай ему, что Оля – не моя работа, я бы в жизни её так не обидел. Он должен тебе помочь.
Вахтанга, конечно, тоже могли пробить, ведь он был простым смертным, но психика у него был куда более закалённой, чем у Оли.
Вахтанг ушёл, сердито хлопнув дверью, из коридора донеслись голоса его и Ренегата.
- Совсем ëбнулся, - жаловался Вахтанг. - Что он там три ночи делать собирается? Трахать его на прощанье?
- Знаешь, Вахтанг, у меня для тебя плохие новости.
Вдвоëм, авось, справятся. Андрей достал из бездонного кармана любимой косухи мел, соль, свечи. Задёрнул шторы. Подвесил в воздухе кровать с телом и мелком начертил на полу нужную фигуру. Опустил кровать в самый центр.
Миха за спиной ржал.
- Староваты мы уже на полу валяться, - проворчал Андрей, дублируя внешний круг фигуры толстой полосой соли. Потом поправил тело, улёгся рядом с ним, вошёл в боевой транс и возник рядом с бестелесным Михой.
Тот хлопнул его по плечу.
- Что, не дашь никому оторвать ни кусочка на память? Сам-то ты, я знаю, что хотел бы оставить, - и подмигнул.
- На кой он мне теперь, - отмахнулся Андрей. – Дальше только целомудренный обмен высокими энергиями. Допрыгался ты, Миш.
- Ну, это мы ещё посмотрим.
Вдруг безделушка на комоде, напоминающая гироскоп, завертелась как бешеная. Свечи, расставленные Андреем, разом вспыхнули.
- Что, не ждали, шакалы? – усмехнулся он в морды полезшим из углов сущностям. Те завихрились и убрались, понимая, что ловить им здесь нечего. Но это были так, мелкие поганцы. Они, возможно, и с Михой бы не справились, даже если б навалились всем скопом. Только потрепали бы его перед приходом большого хищника.
Миха улёгся прямо в воздухе, заложив руки за голову. Андрей устроился рядом на животе, болтая ногами. Здесь они были молодыми, почти подростками, в том возрасте, в котором прошли инициацию.
- Андро, а «Норманнов» ты для меня написал?
Андрей ткнул Миху локтем в бок.
- Вот же эгоист. Думаешь, что все мои песни либо для тебя, либо про тебя.
- Но это ж правда.
- Правда.
- Путь до той звезды… - напел Миха на пробу, отчего заколебался и налился психоделическими цветами контур закрывающего их энергетического поля. В зале тонким звоном откликнулись люстра и бокалы. – А что ты ещё написал?
- Ну, ты, похоже, в курсе моих новых отвратительных альбомов.
- Не, я про тетрадь.
- Не знаю никакой тетради.
- А если найду? – Миха рыбкой нырнул в бездонный карман Андреевой косухи.
Андрей скользнул за ним следом.
- А интересно, можно будет здесь, если что, отсидеться? – осматриваясь, спросил Миха. – Выручай-комната, блин.
- Тут не комната, тут целый параллельный мир, если хочешь, - хвастливо заявил Андрей. – Я всё-таки Князь Всего, а не хуй с горы. Далеко, правда, не ходил, и что будет, если крышечка с той стороны закроется, не знаю.
- О, тетрадочка, - радостно помахал Миха.
- Пошли, там возня какая-то наверху.
Они вытекли из кармана и уставились на существо, прилипшее снаружи к кокону, как хамелеон к стеклу. Человеческий облик оно давно потеряло, хотя материальное тело, в отличие от души, могло быть не настолько исковерканным и даже холёным. Существо изнывало от жажды, облизывало, пробовало на зуб преграду. Оно очень хотело внутрь. Ему было очень надо. Оно ничего не соображало, начало тупо биться о барьер. За ним подтянулись другие, облепили кокон со всех сторон, и если бы не Андрюхины свечи, горевшие чёрным пламенем, под куполом стало бы совсем темно.
Не обращая внимания на их отвратительное копошение, Миха улёгся в воздухе на живот и раскрыл тетрадку. Здесь, в бестелесном, было очевидно то, что он и так знал, чем и так в жизни пользовался, в отличие от обычных людей. Каждая страничка образовывала один или несколько карманчиков, не миров, а так, кусочков, побольше и поменьше. Каждый стих был заклинанием, и музыка только усиливала бы его.
- Выбираешь, где отсидеться? – Андрей пощекотал Миху.
- А если не выберу, сделаешь мне мир на заказ, - важно, утвердительно заявил Миха.
- Да щас.
- Не, вотпрямщас не надо, давай сначала из говна выберемся.
- Вспомни говно, вот и оно.
Как будто гигантская рука смела мошек со стекла, превращая самых медлительных в бурую кашу. Существа рассыпались в стороны.
К защитному пузырю подползло, заляпывая его грязно-красным, что-то большое, безногое, как слизень. Шевелящаяся поверхность вспучивалась голодными ртами, цепкими, когтистыми лапами. Существо было голодно. Оно пыталось своим весом проломиться внутрь, скреблось, рты принялись выть и попрошайничать на разные голоса. Лапы, высунувшиеся ближе к склизкому «хвосту», хватали зазевавшуюся мелкотню и совали в раскрывающиеся пасти.
- Вот это напой, – попросил Миха, ткнув пальцем в один из стихов.
- Такая жизнь, кто друг, кто враг…
Мерзость за барьером поморщилась.
- Не, надо вот так, - пропел Миша ту же строчку с другой интонацией.
Слизень зашипел, забулькал и отскочил, словно обжёгшись. Андрей подхватил вторым голосом, и существо разорвало, забрызгивая гноем кокон и комнату.
- Первый! – Миха заржал и нацарапал на полированной спинке кровати знак анархии.
Андрей понаблюдал, как останки рвёт на части троица зубастых, обросших шипами нелюдей, как, бросив подъедать ошмётки падали мелким мерзавчикам, эти трое подбираются, кружат вокруг светящейся границы, не решаясь протянуть лапы. Этим прямой контакт грозил ожогом. Костяные волки сели в ряд и громко взвыли что-то, подозрительно похожее на свежий попсовый хит, который крутили по всем радиостанциям. Кокон затрепетал, но даже не прогнулся.
- Попса! Розовая пасть голодного пса! – кувыркаясь в воздухе, проорал Миха. Волки шарахнулись – от барьера на них полетели обжигающие искры. Тетрадь парила в воздухе, сверкая шелестящими страницами.
- Бля, как земля их всех носит? – Андрей оглядел сползшийся паноптикум.
- Смотри, вон тот на твою жабку похож, - ткнул пальцем Миха.
- Моя жабка добрая. Как думаешь, депутат или бандюган?
- А разница есть?
- О, смотри, смотри, - Андрей указал на склизкий комок. – Этого я помню, это барыга один со Ржевки. Шаманскими практиками увлекался.
- Да бля! – пуская молнию, пробившую купол, Миша разметал барыгу. Ошмётки тут же слизнуло языком нечто, похожее на гигантскую ехидну.
К месту удара кинулись буквально все, но своя молния защите никак не повредила.
- Как думаешь, Босх тоже был из наших? – оглядывая копошащихся монстров, спросил Андрей.
- Леонардо был из наших, - Миха гыгыкнул.
- Не в этом смысле, дурень. Видел он всех этих при каких обстоятельствах?
- Надо будет поспрашивать знающих людей, как порядок тут наведём, - покивал Миха. – Мы вон музыканты, мог быть и художник. Да чë я, ты же у нас художник, да? Ну чё, Андрюх, все собрались, как думаешь? Залп?
- Это можно, а то душновато как-то стало.
- Норманнов?
- Норманнов, - кивнул Андрей, раскрывая тетрадь на нужной странице, потому что Миха всегда путал текст.
Они ревели на два голоса. По комнате гуляла настоящая буря – вихри, град, молнии.
- М-да, грязненько как-то, - оглядев поле после битвы, Миха поморщился.
- Не грязнее твоих сквотов, - отмахнулся Андрей.
Последние капли дряни медленно стекали с купола, он становился таким же сияющим, а после и вообще невидимым.
- Андрюх, а «Триумф» - это тоже про меня? «Вчерашний комик, нынче злобный шут»? – Миша вдруг помрачнел.
- А не надо было вести себя как идиот, - огрызнулся Андрей.
- А не надо было сваливать от меня. Видишь, до чего довёл.
- Я? Может, это я не научил тебя выходить из тела без наркотиков, ленивая ты жопа? Может, я говорил тебе кидаться очертя голову в любую авантюру? Может, я бы за тобой не пошёл бы на дело, которое для тебя стало последним?
- Не пошёл бы, я тебя знаю, - Миха засветился красным. – Ты осторожный, сука, стал бы выжидать хрен знает чего, попросил бы пару дней подумать, а это ж дети, понимаешь? Для них каждый день как для тебя год, ё-моё!
- Мих, Мих, тихо! – положил Андрей руку ему на плечо. – Ты посмотри, какие гости пожаловали! Ты посмотри, кто тут у нас!
- Свободная пресса? – Миша покосился на бурлящие говны с той стороны купола. - Они любят скандальчики.
- Ну! – Андрей заржал, глядя, как перемещаются, не смешиваясь, слои коричневой жижи. – Твоей крестницы тут нет?
- Не, - Миша покачал головой. – Она курица без амбиций.
Миха бесился, и купол потрескивал.
- Представляю, какой снаружи запах, - Андрей зажал нос. – Как думаешь, кто хуже, которые про звёзд или про политику?
- А ты как их тут различать собрался?
- Да не, я так, чисто умозрительно. Этих песнями не проймёшь. Помнишь, как от таких избавляются?
- Угу, - Миха подтянул его к себе, коротко поцеловал и отстранился. – Предлагаю целомудренно обменяться высокими энергиями.
- Я те дам, целомудренно! - Андрей притянул его обратно и они кувыркнулись в воздухе.
- Чё, правда дашь?
- Бля, в такой обстановке надо идти до конца, потому что я за неё требую компенсации!
- Сатисфакции!
- Как ты это выговорил? А ну-ка скажи «жизнь растянулась как сопля»!
- Жизнь разносилась как туфля!
Они радостно тискались и целовались под нарастающие шёпот, бормотание и плеск. Да что они, в конце концов, в туалете не трахались? Когда Андрей полез Михе под футболку, волнение масс усилилось, из жижи забили фонтаны, всё запузырилось. А когда Миха сунул руку Андрею за пояс джинс, то тут, то там замелькали синие огоньки.
- Андрюх, быстрее!
- Мих, сильнее сожми!
Ба-бах! За барьером, наконец, рвануло, сметая и выжигая всё. Магический пузырь пригнулся к самой кровати, обтягивая спины паривших в воздухе парней, но остался цел.
- Ты как? – спросили они друг у друга хором, и хором же ответили: - Ка-а-айф!
- Как думаешь, Андрюх, кто следующим по нашу душу явится?
- По твоё тело, хочешь сказать?
- Да этим всё равно уже, что жрать. Ну так чё думаешь, продюсеры какие-нибудь?
- Мих, ну что ты всегда всех скопом? Плохих людей в любой прослойке найти можно, хорошо, что добрых больше.
- Да, Андрюх, хорошо. Что бы мы без них делали?
- То же, что и сейчас делаем. Слушай Князя и будь добрее, сука! – он принялся ерошить Михины волосы.
- А мне ведь правда помогло!
Миха засмеялся, завязалась шуточная драка. Они крутились и боролись в воздухе, раздухарились, разрумянились и не сразу поняли, что в комнате стало значительно холоднее.
Купол покрылся ледяными узорами - Андрей с Михой помнили их с детства, со времени до пластиковых окон. Они принялись прикладывать пальцы к пузырю, протапливая среди ледяных завитков и перьев дырочки для подглядывания.
То, за чем они наблюдали, было весьма не радо их взглядам, морщилось, как будто те прожигали в нём дыры.
- А вот и он, тот, кого нельзя называть, - Андрей глянул на Мишу. - Мих, это они тебя?
-Угу, - тот помрачнел. - Сам пожаловал. Если Лëша не справился, кобзда нам.
Тот-кого-нельзя-называть сверкал белёсыми глазами из клубка щупалец и сросшихся между собой отдельных существ.
- Прям крысиный король, - сказал Андрей, и Миха заржал.
- Какие крысы, такой и король.
Неназываемый пробовал тентаклями купол, как пробуют воду. Купол жëгся, от особо резвых оставался один пепел, но задние напирали на передних, беспрестанно перемещаясь, как стая гусениц. Головы откусывали куски самого же монстра, рвали соседей зубами, но на месте откушенных или сгоревших конечностей вырастали, вспучиваясь, новые.
- Ждёт, - Миха стиснул локоть Андрея.
- И мы подождём. Побереги силы.
- Да вечно ты ждёшь чего-то, ë-моë! - рявкнул на него Миха. - Дождëшься, что его подкачают. Сейчас надо бить, вдруг Лëша не справился.
- Не спеши, нам силы ещё понадобятся.
Лёд на куполе захрустел и пошёл трещинами. Неназываемый давил с той стороны тяжёлой, грубой энергией, как асфальтовым катком. Осколки льда с хрустом посыпались на кровать. Купол шатало. Андрей притянул к себе Миху.
- Не отдам, даже не думай.
- Княссссь, - прошипела тварь. - Много на сссссебя берëшшшшь.
Неназываемый был одним из самых крупных игроков на местном поле. Таким, что у его соперников хватило ума сюда не соваться, не перебегать ему дорогу.
Но Князь не зря носил своë прозвище, да и с Михой их было двое.
Они прижались спина к спине, положили ладони на обжигающий и одновременно леденящий купол, трепещущий под напором, как старый полиэтилен под ветром на бабушкиной теплице в Голубково. Андрей усмехнулся от этой ассоциации, мгновенно передавшейся Михе, и, переглянувшись, они захохотали в голос.
Неназываемого от этого затрясло и зашатало, он заплескал тентаклями, яростно зашипел.
- Запевай, Мих, чë так стоять-то, - пихнул друга Андрей. - Только не из Тодда.
- Скажи ещё, что ты его наизусть не выучил, - Миха показал ему язык. - Какой номер твой любимый?
- Жила на свете девушка одна... - высоким голосом, от которого зазвенела люстра, затянул Князь.
- Лëшкина! - Миха хлопнул себя по бедру, на миг отпустив купол.
- Э, держи, держи! Сам знаю, что Лëшкина.
- Лирик сопливый. Нормальное что-то давай.
- "Пьянку", раз Голубково помянули?
- Да хотя бы и " Пьянку", а не это вот всё.
Миха опять попытался оторвать руку от купола, чтобы показать "вот это вот всё", но вовремя сдержался.
- А в голове мутит! И ангелы летают! - заорали они дурными голосами.
Враг, к их удивлению, прислушался к чему-то - не к ним. Обиженно тряхнул всеми отростками, взвыл и убрался.
- Молодец Лëшка-то, не подкачал, - разулыбался Миха. - Брательник мой, - добавил с гордостью. Потом помрачнел. - Княже, а дальше-то как?
Время здесь текло по-другому, где-то там заканчивалась третья ночь, а самый тëмный час, как известно, перед рассветом.
- Андрюх, - сказал вдруг Миха. - Может, мы зря это всё затеяли? Бог бы с ним, ну развеюсь я, а ты жив останешься. Вставай, иди отсюда, а то ведь погибнешь вместе со мной.
- Дурак, что ли? А всё, что мы с тобой строили, оно что, было зря? То, что вот только что было, тоже зря? Лëша нам зря помогал, рисковал снова на тëмную подсесть?
Атмосфера в комнате сгустилась, стала тяжёлой и вязкой. Свечи потускнели, едва теплились, с трудом разгоняя душный мрак.
- Мих, началось.
- Давай попрощаемся на всякий...
Андрей зажал ему рот ладонью.
- Хватит, наумирался мне уже тут. Держись давай, и помни, что бы ни случилось, я тебя очень люблю.
Миха прижался лбом к его лбу.
- Я тоже, Андрюх.
Воздух, кажется, уже можно было резать ножом. Магический пузырь опал, прижался, обтягивая энергетические формы обоих магов как латекс, облегая попавшие в круг предметы и оба тела. Сдавливая, стискивая. Он трещал и шипел, по нему поползли тëмные пятна, алеющие по краям. Так горит бумага. Хлопья пепла посыпались на плечи Андрея и Михи. Силы уходили, а ночь всё не кончалась. Наконец остатки купола с шипением съежились у их ног. Воздух был уже как цемент, и цемент этот медленно твердел.
- Всё? - прошептал Миха.
Князь задрал на него бровь. Медленно, с трудом преодолевая сопротивление того, что затопило комнату, он дотянулся до тетради и тряхнул ею, разворачивая страницы. Надо было продержаться, и он в надежде готов был вывернуть все карманы, все запасы, все свои маленькие миры.
Им хватило. И даже ещё осталось.
- Ну ты куркуль, - восхищëнно протянул Миха, размазывая пепел по физиономии. Андрей ухмыльнулся, вытряхивая из волос застрявший мусор. Не хотел тащить грязные энергии в тело.
- Пошли, Мих, у меня в выручай-комнате и душ имеется. Только по-быстрому, времени практически не осталось.
Минут через десять, бросив Миху плескаться, он выполз из кармана и занырнул в своё тело. То затекло от долгого лежания, хотелось пить, есть и по нужде.
В приоткрывшуюся дверь просочились Вахтанг и Реник. На Вахтанге болталась пара Ренегатовских амулетов. Половину того, что носил сам Реник, можно было выкидывать, перегорело. Андрей взял себе на заметку помочь ему с новыми побрякушками.
На лицах обоих вошедших расплылся священный ужас, стоило им увидеть, во что превратилась спальня. На материальный план вывалились какие-то объедки, ошмëтки, зловонные лужи. Мебель покосилась. И среди всего этого - мел, соль, пятна воска. И в эпицентре - неприбранное Михино тело.
- Пизде-е-ец, - только и сказал Вахтанг. - Через два часа у нас прощание в Юбилейном, а тут такое.
- Ну что, Князь Всего, - с подъëбкой спросил Реник, - что прикажешь делать?
- Вахтанг, ты ж никому не расскажешь? Если расскажешь, придëтся мне тебя убить, а такого хорошего директора хрен найдëшь, - полушутя, полусерьёзно сказал Князь, приподнимая бровь. Не выходя из тела, он немного поработал на других планах с Михиной прижизненной оболочкой, приводя её в божеский вид.
- Ты посмотри, просто красавчик.
Облëк тело в энергетический кокон, как в фантик, и убрал в бездонный карман.
- Разгонишь всех минут на пять, и я всё сделаю, - Андрей улыбнулся перегруженному информацией последних дней Вахтангу. - Едем в Юбик.
Миха высунул косматую бошку из кармана.
- А Лëша там уже?
Князь продублировал Вахтангу его вопрос.
- А... Да. Все уже уехали. Все уже там.
- Паломничество-то продолжается, - Миха покачал головой и убрался в карман, бормоча: - А тут прикольно вообще. Не хочешь построить такую установку, чтоб делать добро из зла?
- Отстойник, что ли? - спросил вдогонку Андрей.
Ренегат с Вахтангом на него оглянулись.
- А, это я не вам. Это я Михе, - пояснил Князь, вызвав в чужих глазах сочувствие к своей психике.
Час спустя он провернул обещанный трюк с телом, на всякий случай оставив защиту, и отправился перетереть с Лëшей. А наткнулся сразу на него и на Юрия Михайловича. Ещё и Миха наружу выполз. Вокруг был такой переизбыток Горшенёвых, что аж воздух потрескивал.
- Этот бездельник здесь? - спросил Андрея Горшенёв-старший. - Пока вы там балбесничали...
- Отец нам п-помог очень сильно, - прервал его Лëша. - Он... Ну, з-знает их схемы. Хакнули мы их слегка, по-другому времени не было. Всё проскочит, как тепло в дымоход.
- Да уж вижу, - покачал головой Андрей. - Спасибо вам, вы не представляете, как много для нас сделали.
- Представляю, - буркнул Юрий Михайлович. - У меня два сына, и я не собирался в один день потерять их обоих. А мне и так недолго оставалось, просто волновать раньше времени не хотел.
Он просто исчезнет, понимали все, у него не было такого якоря, как Андрей.
Миха заплакал, уткнувшись в плечо Андрея.
- Меня-то с такой помпой хоронить не будут, - продолжил ворчать Юрий Михайлович, и никто в этот раз не пыхтел на него с желанием заткнуть. - Вот же говнюк, я всю жизнь Родине служил, а он груши околачивал, и вон оно как вышло.
Лицо у него дрогнуло, сморщилось, в глазах блеснули слëзы.
Андрей мог только сгрести в охапку трëх рыдающих Горшенёвых, прижать их к себе покрепче. "Меня с такой помпой хоронить не будут" значило не зависть и не обиду, а "хрен они с меня что получат".
Плакали в тот день все. Тяжëлое облако скорби и гнева висело над огромной толпой, медленно, лениво рассасываясь, давило на плечи неподъëмной тяжестью. Особенно на вымотанных за эти дни магов.
Реник тëрся рядом, свистел своими амулетами. Он был не единственный Охотник в этой толпе, такие мероприятия они старались патрулировать. На удивление, прошло всё спокойно, и даже в крематории Андрею осталось только снять защиту, не пропускавшую печной жар.
- И что теперь? - Миха стоял, слегка растерянный.
- А ты чего бы сам хотел? - спросил Андрей, глядя на окружавшее их пламя, в котором тело медленно превращалось в пепел. Собственное тело Андрея вроде как в обмороке покоилось на стуле под караулом двух Горшенёвых.
- А я не думал как-то.
В этом был весь Миха, живущий здесь и сейчас.
- Можем продолжать в том же духе, - пожал плечами Андрей. - Путешествовать ещё сможешь без визы. Не боясь от тела оторваться.
- Да ты, блин, издеваешься.
- Сам ты издеваешься, - отмахнулся Андрей. - А чего ты ожидал, что как сдохнешь, так и явятся за тобой Сид Вишес под ручку с Бакуниным? Всю местную братию ты и так знаешь. Познакомишься хоть с неместной. А до следующего плана ещё расти и расти.
Адреналин схватки отпускал, накатывала усталость и хотелось собачиться. Чтобы не разосраться снова, пришлось срочно приходить в себя.
- Как думаешь, война будет? - спросил Миха, крутившийся рядом с ним.
- Нескоро ещё, - сказал Андрей в пустоту. - Но будет. Как же без жертв-то?
Горшенёвых это не смутило.
- Я не про это. С нами. Теперь.
- Вряд ли, - вздохнул Андрей. - С нами им делить нечего, есть более актуальные задачи.
- Пиявки всегда найдут, где присосаться, - горько заметил Юрий Михайлович, и оказался прав.
Сегодня он спас своих сыновей, но всех, как известно, не спасти.
Месяц спустя, когда его уже не было, а Миха пас свой детдом, когда от его давления на совесть люди начали говорить о том, что там творилось, и было заведено уголовное дело, и потихоньку двигалось... Рвануло в другом месте - сгорел психоневрологический интернат.
Миха снова плакал на плече у Андрея. Тот говорил какие-то банальности, что они не супергерои, что к каждому охрану не приставишь, за что и огрëб по полной морде. Они долго после этого не разговаривали.
*
Теперь, десять лет спустя, они снова были мишенью. Они чувствовали смыкающиеся круги.
Сидя в гримëрке после концерта на свой полтос, Андрей жадно пил воду и поглядывал на Миху, беспокойно шатавшегося рядом.
В дверь постучались и вошëл человек, самый обычный, ничем не примечательный.
- Андрей Сергеевич, здравствуйте. У нас есть для вас предложение о сотрудничестве.
- А если я откажусь?
- От наших предложений не отказываются. И как гарантию нашей договорëнности, не одолжите ваш медальончик? Что за приятная вещица, - гость повертел медальон, разглядывая прядь седых волос за стеклом. - Это пока останется у нас.
Когда он убрался, Андрей с Михой ударили по рукам.
- Нахрена ты это вообще с собой таскал? Клонировать мне тело хотел? Ну?
- Тело имеет довольно сложное устройство, к тому же до сих пор не решена проблема души и тела, или, если хочешь, материального и нематериального. Мозга и сознания, в конце кон...
- Дюш, не пизди.
- Я просто сентиментальный.
- Ты просто лирик сопливый.
- Я ещё и запасливый. Они не последние, хотя представляют лишь ностальгическую ценность.
- Интересно, они эти волосы будут жечь в полночь на перекрёстке трёх дорог? Идиоты, ë-моë.
- Они слишком привязаны к ритуалам, а настоящую магию надо чувствовать, - пожал плечами Андрей.
Ребята эти десять лет тоже без дела не сидели. Раскрутили Князевскую группу. Вокруг Михи создали чуть ли не культ. Костю взяли под свой крыло, сериал замутили. Даже с Реником договорились насчёт Тодда. У них были карманные миры, вновь отстроенные и новые, придуманные Князем Всего. Прямо-таки лисьи норы с несколькими выходами, этакие червоточины в мироздании. Даже миры-матрëшки.
Миха таки создал свой Отстойник, как его упорно продолжал называть Андрей, хотя это очистное сооружение лишь отдалëнно напоминало поля аэрации. Он сотворил из странных звуков невероятные чудеса, волшебные силки и сети, в которые, к сожалению, пока не получилось бы поймать весь негатив мира. Даже страны. Разве что города, и то при поддержке Лëши. Они же не супергерои, в конце концов.
- Прорвëмся, Мих, - пообещал Князь. - У всего есть пределы.
- Ведь ëбнет же, Дюш, - беспокойно расхаживая по гримëрке, волновался Миха. - Ведь люди, Дюш!
- Э, милый ты мой, с такими мыслями не оборону надо было укреплять, а ковчег строить...

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: Не конфетка
Фандом: Король и Шут (сериал), Константин Плотников, Влад Коноплёв (кроссовер)
Пейринг: Константин Плотников/Влад Коноплёв, ОМП/Влад Коноплёв, ОЖП/Влад Коноплёв
Жанры: Хёрт-комфорт
Описание: Написано на #млнконоплëв фест по заявке:
Костя узнаёт, что Влада преследовали навязчивые поклонники, и комфортит.
Примечания: Влада ещё не крали - тогда мы идём к вам.
Все персонажи в открытых сексуальных сценах совершеннолетние, но упоминаются события с несовершеннолетним.
К реальным людям отношения не имеет.
Я впервые написала комфортовую часть, но она идёт перед хëртовой. Для лечения нервов можно перечитать начало ещё раз.
Предупреждения: Похищение, Сталкинг, Упоминания изнасилования

- Это что, Князь тебе подарил? - спросил Костя, вертя в руках Стрёмную Хуйню.
Вообще-то это был коллаж, вставленный в рамочку, до жути пугающий, слепленный из обрывков и комков чёрного, белого и багрового. Поперёк шла надпись вырезанными из газет буквами - кто таким пользуется во времена принтеров? "Ты такой красивый я хочу ломать твои пальцы".
- Не, не он. С чего ты взял вообще, что это он?
- Ну, у него в песнях людей жрут, баба на муравейнике голая нарисована, а рассказы его ты видел? Как с людей мясо облазит... Шутничок.
Влад фыркнул.
- А что это вообще?
- Моё мементо мори, - Влад рамочку отобрал, от отпечатков оттёр и поставил на место. Подвигал ещё, чтоб место было идеальное.
Костя впервые был допущен в его номер. На кровати ни складочки, обувь по линеечке, вещи убраны в шкаф, дверцы закрыты. Ноут на тумбочке, правда, был открыт, но клавиатура сияла белизной, а на стекле не было засохших брызг, ну, вы понимаете, от еды, когда в одной руке у тебя мышь, а в другой, например, яблоко.
Косте было совестно садиться на чистое, ровное покрывало, но кроме кровати и тумбочки мебели не было, и тумбочка была занята рамочкой и ноутом. Но ведь Влад сам его позвал, это же означало какой-то новый этап в их отношениях? Бог даст, они эту кровать сегодня измочалят вдрызг.
Конечно, странно немного было бы, чтобы Влад сразу отдался, без хождения за ручку и прощупывающих почву поцелуев, но их химия, дружеские подколки, толкотня и шуточная борьба могли вполне сойти за ухаживания.
Они уселись, тут же под своим весом скатились по прогнувшемуся матрасу друг к другу, прижались бëдрами. Костя поставил было коробку с пиццей прямо на ноут, Влад укоризненно глянул на него и спрятал комп в тумбочку. Потом подумал и убрал туда же рамочку.
Они лопали пиццу, запивали пивом и болтали обо всём и ни о чëм. Во время эпичной битвы за последний кусок пиццы, обзывая друг друга Котлетом и Филиппом, они шмякнули-таки сыром и песто на покрывало, а Влад ещё и бутылку пива, стоявшую на полу, ногой своротил.
Влад понаблюдал, как Костя подобрал с покрывала и съел всё, что можно было спасти, и оба они, смеясь, откинулись на спины на кровати.
Костя повернулся набок, лицом ко Владу, разглядывая его так близко-близко. Съёмки не в счёт, там были грим, игра, а здесь Влад был естественный и расслабленный. Костя полюбовался чуть раскосыми карими глазами, смешным носом, взгляд надолго прикипел к приоткрытым губам, к этой милой щербинке. Не выдержав, Костя поднял руку и осторожно положил её на грудь Владу. Влад повернул лицо к нему, настороженно глянул в глаза. Костя медленно повёл рукой по груди, по плечу, перебрался пальцами на шею. Влад смотрел на него, не отрываясь, как будто чего-то ждал, сам не предпринимая никаких ответных действий.
Когда осторожные пальцы доползли до мочки уха, Костя остановился. Дальше уже начиналась другая территория, переходя её границы, он переходил и границы дружбы.
- Можно? - спросил он.
Влад отмер, шумно выдохнул и подался ему навстречу.
Костя обхватил его щëку, привлекая к себе для поцелуя. Аккуратно прикоснулся губами к губам. Влад ответил, прижимаясь сначала губами, а потом всем телом. Костя целовал его, нежно поглаживая мизинцем за ушком. Положил ладонь на основание шеи, вытерпел минуту, не дождался от Влада возражений и скользнул по спине под толстовку. Одежды вообще стало сразу как-то слишком много.
- Позволишь тебя раздеть? - с трудом разрывая поцелуй, спросил Костя.
Разомлевший Влад угукнул, не открывая глаз. Костю умилило, что у того глаза от переизбытка тактильных ощущений сами собой закрывались.
- Так, эту ручку, теперь эту, приподнимись чуть-чуть, - командовал он. - Штаны тоже? Насколько далеко заходящие у нас планы на вечер?
- Достаточно далеко, - улыбнулся Влад и позволил стащить с себя штаны вместе с бельём. - Теперь ты.
Костя разделся моментально, как солдат по тревоге. Потом снова улёгся рядом с Владом на бочок, откровенно разглядывая и водя пальцами по коже. Хотя чего он там за эти месяцы не видел и не трогал. Сегодня было всё по-другому, можно было смотреть другими глазами, позволять себе в этом быть откровенным.
Работая в полном контакте, они, кажется, изучили тела друг друга как свои собственные. В какой момент Костя осознал, что смотрит на Влада не только как на партнёра по съёмкам, ставшего приятелем? То ли свет иначе упал, то ли голос прозвучал по-особенному, и вот уже Костино сердце билось неровно. Он мог бы это скрыть, будучи хорошим актёром, но не стал. Дал Владу понять, что готов продолжить, если тот согласен. А если нет, то они смогут остаться просто друзьями. И вот сегодня Влад созрел, позвал его к себе в номер, так посмотрев, что не оставалось сомнения, зачем.
Ещё до возникшего желания, в дружеском разговоре, всплыла тема, что Влад красивый и девушки на него должны вешаться.
- А они и вешаются, - признался Влад Косте на прямой вопрос. - А я не люблю, когда вешаются.
- Или когда девушки?
- Девушки, не девушки. Не люблю, когда лезут.
Влад в принципе держал всех на некотором расстоянии, не пускал в своё личное пространство. И Костя это помнил, и сейчас решил, что медленная осторожность лучше безумной страсти, с которой Влада после первого поцелуя уже нестерпимо хотелось завалить, прижать к кровати всем собой и трахать до помрачения в глазах. Пришлось периодически отвлекаться на раздумья о судьбах Родины, так сказать.
Поэтому он играл с сосками, гладил, мял, стискивал плечи и бёдра.
Влад неожиданно хихикнул.
- Давно меня никто не мял, я от тоски унылым стал.Князь Вряд ли девушки своих партнёров мнут, ты не думал?
- Что за разговоры о работе в постели? - притворно нахмурился Костя.
Влад улыбнулся и снова полез целоваться. Костина рука медленно соскользнула с бёдра к животу, поглаживая и кружа совсем близко от паха. Потом пробралась между бёдер, на внутреннюю часть, и Влад развёл ноги, давая доступ. Пальцы пробрались в складочки между бёдрами и мошонкой, в самое тепло.
Костя уже полулежал на Владе, тот раскинулся на спине поперёк кровати. Ноги, как всегда, с краю свешивались, прямо как во время краткого сна на площадке. Отсутствие одежды и соприкосновение тел не оставляли сомнений в желании обоих, но всё равно было что-то интимное в том, чтобы больше позволить рукам, хотя члены уже соприкасались, пачкая друг друга смазкой.
Влад повернулся набок, подался Косте навстречу, недвусмысленно потëрся об него и сам положил его руку себе на член. И сам протянул руку к Костиному.
- Можно?
- Спрашиваешь! - усмехнулся тот.
Они принялись двигать руками вверх-вниз, сперва вразнобой, потом вошли в единый ритм. В процессе Влад собственнически закинул ногу на Костю, а потом и вовсе отзеркалил его позу - теперь Костя был на спине, а Влад наполовину заполз на него. Выпростав вторую руку, Костя обхватил ею задницу Влада, сжал половинку и нырнул пальцами глубже, останавливаясь кончиком у входа. Намекающе постукал им, как будто вежливый человек в закрытую дверь.
- Не в этот раз, - отстранился Влад, и Костя убрал пальцы. Влад пояснил: - Это негигиенично.
- Ну извини, что руки после пиццы не помыл.
- Я тебе уже извинил, что ты зубы не почистил, - отводя ему растрепавшиеся волосы с лица, улыбнулся Влад. - Сегодня день был долгий, в следующий раз я подготовлюсь.
В следующий раз... Сердце у Кости чуть не выпрыгнуло. Будет следующий раз и Влад позволит ему.
А в этот раз всё было быстро и без особых изысков. Костя даже подумал, что не слишком впечатлил и со стороны Влада было очень мило согласиться на следующий. Они кончили, пачкая семенем животы друг друга, а потом Влад совсем завалился на Костю сверху, расслабленно расползся на нём.
- Я думал, ты сразу отмываться побежишь, - для надёжности прижимая его к себе, шепнул Костя. - Ну, ОКР твой и всё такое.
- Я к тебе привык, - пробурчал ему в шею Влад. - Вот, смотри, - он провёл рукой между их телами и облизал пальцы. - Но с пола есть всё ещё не готов.
- Эй, это было покрывало! - запротестовал Костя. - Как родители тебя такого терпели?
- А никак, - приподнимаясь на локтях и глядя ему в лицо ответил Влад. - Ну или почти никак. У меня довольно поздно это началось, а знаешь, как?
*
- Ты мне сам говорил, что я красивый. Я запомнил, - Влад подмигнул. - Другие говорят, что я миленький, хорошенький, тьфу. Короче, я ещё в школе был, у меня появился типа поклонник, сталкер, теперь это так называют. Блядь, всё время забываю Князя спросить, как он с этим жил, когда все его лапали. Ну короче, записочки в ящик кидал, подарки какие-то. Меня бесило, я выкидывал это всё. Писал, какой я, как он наблюдает за мной. Что всё про меня знает. Родителям возиться лень было - не угрожает, и ладно. А потом он к нам в квартиру влез. У нас сигналка стояла, за ним сразу наряд прискакал. Оказался мужик из соседнего дома, совсем полудурок какой-то. Ну его забрали, а у меня всё вот это вот началось. Я знал, что он влез ко мне домой, лапал своими грязными руками мои вещи, рылся везде. Я потом ходил, салфетками всё тëр, раз, другой, десятый. Вещи все своими руками перестирал, мне всё грязным казалось, что-то рвал, бельё вообще всё повыкидывал. Вот тогда меня и перемкнуло, я стал видеть каждое пятнышко, каждую пылинку, надраивать, наглаживать. Это столько времени и сил отнимает, не поверишь. А ещё зацепишься взглядом за пятнышко вот такое на ком-то, убрать не можешь и бесишься неимоверно.
*
- Потом я постарше стал, и ко мне все подряд лезть начали. Ах, какой хорошенький, сладкая конфетка, хочу себе. А конфетка к тебе хочет? А это точно конфетка? Я после того раза на дзюдо пошёл, но, знаешь, не помогло. Появился чувак один, с отцом по бизнесу пересекались. А отец как раз тогда меня учить начал, таскал с собой на встречи. Ну этот бизнесмен, человек волевой и упорный, на встречах ко мне подкатывал, если отец выйдет или отвернётся. Потом обнаглел, пытался меня из школы или с курсов подвозить, а я отцу сказать стеснялся. Подарки мне какие-то впихнуть пытался, в рестик звал, за город там... Когда меня похитили, на него первого люди показали, родаки только не в курсе были. Тëтки ещё какие-то цеплялись вдвое меня старше, уси-муси, какие щëчки, и за лицо цап. Немытыми, кстати, руками. Девчонок я даже считать перестал, записки в портфель кидали, целоваться лезли, даже дрались из-за меня несколько раз. За тебя женщины дрались?
- Не, - покачал головой Костя. - А ещё меня не похищали. Так себе признание со стороны публики.
*
- А меня украли, в девятом классе это было. Я замотанный такой весь ходил. Хотел дальше в колледж, пришлось подтягивать все предметы. Я ж почти всю школу хуй пинал. В общем, школа, спорт, репетиторы, колледж уже выбрали там у себя. Я заебался страшно, ползу уже чуть не ночью домой, в наушниках ещё, а этот упырь подкрался и что-то мне вколол. Он за мной тоже следил. Я что, блядь, картина, чтоб на меня все пялились? - Влад в сердцах ударил кулаком по кровати. Он уже сидел верхом у Кости на бëдрах.
- Ну, теперь кое-кто на широком экране, для всех, так сказать.
- Да меня психотерапевт в актёры сосватал, - махнул рукой Влад. - В целях преодоления. Мне спрятаться хотелось страшно.Я знаю, многие после такого, наоборот, перестают следить за собой, одеваются чуть ли не в мешок от картошки. Боятся быть красивыми, привлечь лишнее внимание. Я так не могу, Кость, ОКР - это болезнь. Я не могу одеваться в грязное, в мятое, некрасивым быть не могу - меня такое с ума сводит. И вот эти два чувства - спрятаться и быть красивым - это ж мозги напополам.
Костя успокаивающе погладил его по бедру, прижал к себе.
- Замëрз? Дрожишь весь.
- Это я от злости. Почему нельзя быть просто красивым? Почему обязательно надо забрать себе? Утащить в нору свою? И брать, брать, пользоваться? Не спрашивая, блядь, разрешения? Эти, блин, которые из-за меня подрались, приходят потом такие - она вот победила, и теперь ты должен быть с ней. Чего, бля? А этот урод со шприцом? Это ж вообще пиздец, что у него в башке было. Следил за мной, караулил. И спиздил. Привëз в какую-то халабуду свою за городом, наручниками к батарее пристегнул, и давай разъяснять, что я теперь его, и какой он охуеть страшный. У меня голова кружится на отходняках, сушняк, а он мне рассказывает, в каких позах меня хочет отыметь. Я его сдуру нахуй послал. А он, блядь... - Влад махнул рукой и замолчал.
Костя погладил его по спине, провёл по волосам.
- Он меня в комнате, вообще, держал, там и постель нормальная была, и голодом он не морил. А я ни есть, ни спать не мог. Простыни эти, на которых кто-то до меня явно спал. Посуда чужая, неизвестно как помытая. Еда эта из его рук.
- А в ресторанах ты как? Там же другие моют и готовят, люди до тебя на этих стульях сидели, - спросил Костя, чтобы как-то отвлечь Влада, которого начало потряхивать. - По гостиницам на съёмках?
- Ну... Я не думать стараюсь, отвлекаюсь как-то на общение. Вот зачем ты спросил, я теперь думать буду. В общем, он сказал, что если я есть не буду, он меня в подвал посадит. Сводил, показал. В комнате, хоть и с решёткой, было окно, а подвал - просто гроб. Слизь всякая на полу, на стенах. Привет, клаустрофобия. У тебя нет? Везучий. У меня есть. Я там орал час как резаный. Ему вообще нравилось, когда я орал. Он один раз вот так взял мою руку, повертел и сказал это своё "Какие красивые пальцы..." И поцеловал. Пальцы.
*
- Какие красивые пальцы, - похититель покрыл руку Влада лëгкими поцелуями. - Я хотел бы сломать их один за другим. Слушать, как хрустят твои хрупкие косточки. Любоваться твоим измученным лицом. Почему я до сих пор этого не сделал? Потому что сделать это наяву можно только один раз, а в воображении - сколько угодно, каждый раз, прикасаясь к ним. Но ты бойся, мне нравится твой страх. Ты ведь не можешь быть до конца уверенным, что я этого не сделаю. Вдруг я не удержусь?
Во время разговора он продолжал поигрывать пальцами Влада, перебирал их, поглаживал, мягко надавливал на подушечки.
- Замёрз, малыш? - дохнул на холодные кончики. Чуть прикусил. Влад вздрогнул всем телом и замер. - Страшно тебе?
*
- Все вот эти вот "малыш", " пальчики", "косточки", воплощение прям вот этой всей хуйни, которая вокруг меня творилась.
*
- Терпи, малыш, терпи. Ещё пять минут осталось, и я их уберу. Какой ты красивый, когда плачешь, - похититель мягко прижался к губам, задевая гроздь прищепок на груди и животе.
*
- Такой горячий внутри, - похититель вытащил пальцы. - Интересно, здесь тоже? - провëл рукой по животу, и Влад испуганно его втянул. - Боишься? Будешь послушным? - Влад закивал.
- Ну тогда...
*
- Не могу больше, не могу, пусти, пусти, - Влада накрыла паника, истерика, он забился в верëвках, которые, кажется, сдавливали не хуже навалившейся сверху воображаемой плиты. Ему стало душно, показалось, что потолок опускается. Проклятая клаустрофобия! Он орал, хрипел, а этот урод стоял рядом и пил его боль.
*
- Мордашка у тебя такая заспанная, - похититель улыбнулся и ущипнул Влада за щëку. - Хочу тебя такого сонного.
*
Влад крупно вздрогнул, понимая, что постельные разговоры зарулили куда-то не туда. Хорошо хоть, не выложил Косте всех грязных подробностей.
- Его быстро нашли, - поспешно соврал он. - В больничку упекли на лечение. А у меня всё по пизде пошло, пришлось уехать - город маленький, все всё про всех знают. Тайна следствия? Не знаю, не слышал. Мы встречались с ним потом специально, психотерапевт сказал, что мне это надо. А он мне, сука, вот это подарил. Нет, ну бля, он бы реально... - Влад чуть было не ляпнул "меня выпотрошил". - Его же подлечат и выпустят, не дай бог.
- Я тебя не дам в обиду, - не зная, что ещё в таких случаях говорить, сказал Костя. - Пошли под одеяло.
- Я сам, блин, в обиду себя не дам! Я не про себя сейчас! Под какое ещё одеяло, псина ты дворовая, пошли, отмоемся вначале!

@темы: фанфики, Король и Шут