Обморок. Занавес. (с)
Название: Цугцванг
Переводчик: Тёмная сторона силы
Бета: Felis caracal
Оригинал: Zugzwang by the-watched-pot, разрешение получено
www.deviantart.com/the-watched-pot/art/Zugzwang...
Размер: мини, 1761 слов
Канон: «Заколдованное королевство»
Персонажи: Амброз, Азкаделлия, Рейнз
Категория: джен
Жанр: драма, дарк
Рейтинг: G
Предупреждения: упоминается попытка самоубийства
Краткое содержание: Цугцванг — слово немецкого происхождения, использующееся как термин в шахматах и других видах спорта. Означает «принуждение к ходу». В целом — плохое положение, которое любое действие или бездействие игрока делает только хуже.
Примечание: автор вдохновлялся артом "It's the end of the world" www.deviantart.com/faye-stormypetrel/art/It-s-t...
Переводчик хочет ещё раз обнять the-watched-pot и Shearwater. Ребята, вы офигенные!
читать дальшеРейнз подумал обо всём. Даже сейчас, когда ужас струился сквозь него, как ледяная вода, Амброз мог отдать должное тому, как его обыграли.
Не то чтобы он сильно увлекался шахматами тогда, в Школе, но они двое играли друг с другом дюжину раз, и вечно собиралась толпа зевак. Наверняка виной тому была разница в возрасте и положении игроков: Рейнз год как получил статус Мастера, Амброз же был желторотым птенцом на восемь лет младше. Они делали ходы быстро, не сводя глаз с доски, фигуры отбивали стаккато, когда одна брала другую.
Звездочёт ходит на третий ряд, пятую клетку, и блокирует Алхимика. Башня идёт зигзагом, по дороге снимая двух Манчкинских Послов. Льва, прикрывающего Королеву, теснит вражеский Слон, и она обнаруживает себя пойманной в сеть фатальных выборов.
Иногда Амброз выигрывал, и тогда Рейнз улыбался широко, сам предлагал рукопожатие, которое немного слишком затягивалось, тем временем как друзья хлопали старшего учёного по спине, нахваливая его мастерство. Но Амброз-то знал, что это не настоящая его улыбка. Если присмотреться, можно было заметить, что каждый мускул движется принуждённо, с неохотой выполняя тяжёлый долг.
Если вы хотели видеть настоящую улыбку Рейнза, надо было дождаться, пока он окажется на пике победы. Тут-то она и появлялась, едва уловимая, как крадущийся в ночи зверь, чреватая опасностью, как тонкий лёд на тихом, глубоком пруду. От неё и глаза вспыхивали — далеко не светом радости. Раз или два она предупреждала Амброза об опасности, и ему удавалось выкрутиться ценой неожиданных жертв, пуская игру по другому пути. Но обычно, когда вы её замечали, было уже поздно.
Как сейчас.
Они причиняли боль, но осторожно — если такое возможно. Они ничего не нашли в столичном кабинете: чертежи давно превратились в пепел, а их содержимое сохранилось лишь в чертогах его разума, так что Чародейка берегла его ради собственного будущего. Побои были медицински выверены, сила тока рассчитана до выносимых пределов.
Заметив, что толку нет, Рейнз изменил тактику. Его исследования "хирургического допроса" расцвели пышным цветом с благословения Азкаделлии, и он, не тратя времени, поведал Амброзу, что того ждёт при отказе от сотрудничества.
Это было жутко, это не должно было с ним случиться. Не могло. Содержимое мозга было его миром, его вселенной. Нельзя было позволить Рейнзу насадить его как бабочку на булавку, обнажить и использовать. Слишком много тайн. Слишком многое можно превратить в оружие.
Мистик научил его. Медитации и математические мандалы, секвенции расчётов, ветвящиеся и разрастающиеся, как лозы, самогенерирующиеся парадоксы. Они займут часы и отгородят от мира - полного чудес даже сейчас, - но он сможет самоизолироваться в оке непроницаемой бури разума, позволяя ей вымести нейронные пути, так что Рейнз найдёт лишь старый истрёпанный ежедневник без единой заметки. Амброз выждал ровно столько, сколько понадобилось Длиннополым, чтобы убрать жалкого сумкоголового, и начал закрываться.
Звездочёт ходит по диагонали на клетку восемь, избегая взятия, и Королева остаётся в поле зрения.
У Рейнза были другие планы. Он, должно быть, пробился через защитный кордон Железных Людей или подослал своего человека в столичную штаб-квартиру Мистика куда раньше, чем все предполагали. Шпионы Азкаделлии узнали достаточно, чтобы построить башню, но без полного оснащения она была просто зданием. В противном случае ему было бы достаточно знаний, чтобы исключить Амброза из схемы. В отличие от подвала, в нынешней камере имелось всё необходимое и находилась она выше, во внушительном корпусе Сеялки. Ближе к Рейнзу. Ближе ко звукам его работы.
Фаланга Железных Людей разбита. Доска дрожит. Стратегия сметена ураганом, который стенает, визжит свёрлами, скребёт пилой по костям. Мысли разбегаются.
Ни сна. Ни покоя. Ни возможности сконцентрироваться.
В высокое незастеклённое окно, больше похожее на бойницу, Амброз наблюдал, как маршируют Длиннополые, как грузовики снуют туда и сюда через ворота. Подъехала большая фура, из неё потянулась угрюмая череда заключённых. Один споткнулся, и другой, едва охранники зазевались, рванулся к кабине, наверно, надеясь угнать грузовик. Выстрел уронил его в пыль, звук был краткий и незначительный, словно в соседней комнате захлопнули книгу.
Ему даже не крикнули "стой".
Горе навалилось на него, огромное, внезапное и... абсурдное. Он не знал этого человека. Чародейка опустошила Научную Школу. Друзья растворились в ночи, может, разбежались, может, что похуже. Не было времени оплакать всех, кого потерял, но смерть этого человека заставила задохнуться от горя.
Он — это все они. Лео с её ботаническими изысканиями, с неустанными попытками достучаться до Папайев-Бегунов. Профессор Вокс, которого забрали как врага Нового Порядка прямо с лекции по семиотике импульсной связи. Коупленд и Эрвик, Железные Люди, охранявшие мою лабораторию.
ДиДжи...
Малютка ДиДжи, которая в жизни никого не обидела.
Гнев был лучше отчаяния. Гнев не мог избавить его от кандалов, но смог поставить на ноги. Длиннополые проверяли его каждые полчаса, поднимали, если он казался спящим. Закутанные в чёрное, жестокие и грубые, они нападали, как стая ворон, клевали, трепали его и бросали измочаленным.
Хватит.
В камере был стул, слишком хлипкий для оружия. Ещё валялся мундир, с которого сорвали знаки отличия Королевы Искры: рукава полуоторваны, шнуровка свисает, наводя на мысли об удавке.
Она недостаточно прочная. Даже если сплести. Можно было бы оторвать дополнительные полосы от самого мундира. Но к чему это всё потом привязать? Здесь же ничего нет. И потом, они скоро явятся. Гогот, насмешки...
Как вороны...
Сломать стул, к счастью, удалось без особых усилий. Части легко отвалились от спинки и упали с треском, как кости. Ножки послужат плечиками, планка поддержит ворот. Связать шнуром части, ещё одну планку расклинить в оконном проёме. Жалкое пугало, но, может быть, это сработает?
Первый длиннополый, проходящий мимо двери, заметил фигуру, торчавшую в оконном проёме, словно застряла. Второй — как его товарищ отлетел в сторону, отправленный в полёт ударом, сломавшим бы шею, будь он в полную силу.
Клюнув на приманку, враг понимает, что находится на отравленной клетке, и атака берёт стремительностью, а не мощью. Обрушив скованные руки на голову второго длиннополого, Амброз ощутил прилив благодарности, что это был Кинли, самый неприятный из тюремщиков.
Теперь бежать. Но куда?
Можно было вниз, если удастся избежать длиннополых, вниз — к вероятной свободе через выхлопные тоннели, через холодную тьму, гуляющее эхо, вой и стенания Видящих в подземельях. Можно было вверх, и там итог без вариантов. На самом деле выбора-то и не было.
Всего один пролёт, а тревога уже поднялась. Голоса, всё громче отдающие бессмысленные команды, крики, пальба. Наплевать. Наплевать на всё. Он знал эти коридоры, эти повороты и ниши как чертоги своего разума. Хотите загнать меня в моём собственном изобретении? Ну, давайте!
Боль была забыта. Усталость была забыта. Он оседлал волну адреналина и был абсолютно уверен в правильности решения. Преодолев ещё этаж, он распахнул дверь и наткнулся на перепуганных техников, возящихся с приборной панелью. Технический проход, металлическая лестница, и ещё один длиннополый свалился раньше, чем понял, что его ударило.
Остался только эндшпиль.
Ещё один дверной проём. Ещё один крик испуга и удивления, оборванный качественным ударом в челюсть. Звуки погони стали громче, но это было неважно, потому что...
Свет солнц. Разве он чувствовал эту ласку, это радушие прежде? Он пересёк диск импульсного зеркала, тёмное стекло вспыхивало радугами под светом солнц, бьющим в комплексные дихроические фильтры.
А небо было чашей бесконечной голубизны.
А лёгкий ветерок пробивался сквозь запахи дыма и нагретого металла.
И ох, мир был прекрасен... разве что слишком далеко внизу.
— Стой!
Он замер. Он должен был — ради последнего восхитительного глотка воздуха, ради прикосновения тепла к коже. Он осторожно развернулся на балюстраде, балансируя руками, и увидел Рейнза, спешащего из башни, а следом Чародейку. Длиннополые высыпали на балкон, топоча сапогами и гремя оружием.
— Амброз, не дури. Спускайся, и мы договоримся.
Рейнз выглядел нездорово при свете дня — кожа тусклая и мутно-жёлтая, как свеча, слишком долго провалявшаяся на пыльном подоконнике.
Амброз покачал головой.
— Поздновато просить по-хорошему.
Азкаделлия подалась вперёд, потянулась, словно хотела взять его за руки.
— Ты сможешь снова стать советником. Моим советником. Подумай, как ты мог бы собрать эти разобщённые земли. Подумай, как бы ты мог послужить своей королеве.
— Уже.
Он вздохнул с лёгким сожалением и позволил себе навзничь упасть в небо.
Не было боли, только холод и свист ускорения...
...и тут пальцы впились в него, вцепились в его одежду, в его волосы, в его плоть. Визгливые, безносые Летучие Обезьяны схватили его, грязные, кожистые покровы крыльев гасили попытки отбиться, а отдельная, безжалостная часть разума рисовала траекторию падения. Кривая, выходившая по расчётам, пересекла ось ординат.
Его швырнули на каменные плиты к ногам Азкаделлии. Амброз вцепился в камень, ощущая его тепло, его твёрдость. Умаии, позаботься обо мне, защити меня. Гевен, возьми меня в ладонь.
— Рейнз!
— Сию минуту, моя королева. Вы — доставьте заключённого ко мне в лабораторию. Будем оперировать немедленно.
Амброз старался не поднимать глаз, когда его волокли мимо Рейнза. Не хотел видеть улыбку, которая — он знал — была.
Не то чтобы это имело значение: когда вы её замечали, было уже слишком поздно.
Переводчик: Тёмная сторона силы
Бета: Felis caracal
Оригинал: Zugzwang by the-watched-pot, разрешение получено
www.deviantart.com/the-watched-pot/art/Zugzwang...
Размер: мини, 1761 слов
Канон: «Заколдованное королевство»
Персонажи: Амброз, Азкаделлия, Рейнз
Категория: джен
Жанр: драма, дарк
Рейтинг: G
Предупреждения: упоминается попытка самоубийства
Краткое содержание: Цугцванг — слово немецкого происхождения, использующееся как термин в шахматах и других видах спорта. Означает «принуждение к ходу». В целом — плохое положение, которое любое действие или бездействие игрока делает только хуже.
Примечание: автор вдохновлялся артом "It's the end of the world" www.deviantart.com/faye-stormypetrel/art/It-s-t...
Переводчик хочет ещё раз обнять the-watched-pot и Shearwater. Ребята, вы офигенные!
читать дальшеРейнз подумал обо всём. Даже сейчас, когда ужас струился сквозь него, как ледяная вода, Амброз мог отдать должное тому, как его обыграли.
Не то чтобы он сильно увлекался шахматами тогда, в Школе, но они двое играли друг с другом дюжину раз, и вечно собиралась толпа зевак. Наверняка виной тому была разница в возрасте и положении игроков: Рейнз год как получил статус Мастера, Амброз же был желторотым птенцом на восемь лет младше. Они делали ходы быстро, не сводя глаз с доски, фигуры отбивали стаккато, когда одна брала другую.
Звездочёт ходит на третий ряд, пятую клетку, и блокирует Алхимика. Башня идёт зигзагом, по дороге снимая двух Манчкинских Послов. Льва, прикрывающего Королеву, теснит вражеский Слон, и она обнаруживает себя пойманной в сеть фатальных выборов.
Иногда Амброз выигрывал, и тогда Рейнз улыбался широко, сам предлагал рукопожатие, которое немного слишком затягивалось, тем временем как друзья хлопали старшего учёного по спине, нахваливая его мастерство. Но Амброз-то знал, что это не настоящая его улыбка. Если присмотреться, можно было заметить, что каждый мускул движется принуждённо, с неохотой выполняя тяжёлый долг.
Если вы хотели видеть настоящую улыбку Рейнза, надо было дождаться, пока он окажется на пике победы. Тут-то она и появлялась, едва уловимая, как крадущийся в ночи зверь, чреватая опасностью, как тонкий лёд на тихом, глубоком пруду. От неё и глаза вспыхивали — далеко не светом радости. Раз или два она предупреждала Амброза об опасности, и ему удавалось выкрутиться ценой неожиданных жертв, пуская игру по другому пути. Но обычно, когда вы её замечали, было уже поздно.
Как сейчас.
Они причиняли боль, но осторожно — если такое возможно. Они ничего не нашли в столичном кабинете: чертежи давно превратились в пепел, а их содержимое сохранилось лишь в чертогах его разума, так что Чародейка берегла его ради собственного будущего. Побои были медицински выверены, сила тока рассчитана до выносимых пределов.
Заметив, что толку нет, Рейнз изменил тактику. Его исследования "хирургического допроса" расцвели пышным цветом с благословения Азкаделлии, и он, не тратя времени, поведал Амброзу, что того ждёт при отказе от сотрудничества.
Это было жутко, это не должно было с ним случиться. Не могло. Содержимое мозга было его миром, его вселенной. Нельзя было позволить Рейнзу насадить его как бабочку на булавку, обнажить и использовать. Слишком много тайн. Слишком многое можно превратить в оружие.
Мистик научил его. Медитации и математические мандалы, секвенции расчётов, ветвящиеся и разрастающиеся, как лозы, самогенерирующиеся парадоксы. Они займут часы и отгородят от мира - полного чудес даже сейчас, - но он сможет самоизолироваться в оке непроницаемой бури разума, позволяя ей вымести нейронные пути, так что Рейнз найдёт лишь старый истрёпанный ежедневник без единой заметки. Амброз выждал ровно столько, сколько понадобилось Длиннополым, чтобы убрать жалкого сумкоголового, и начал закрываться.
Звездочёт ходит по диагонали на клетку восемь, избегая взятия, и Королева остаётся в поле зрения.
У Рейнза были другие планы. Он, должно быть, пробился через защитный кордон Железных Людей или подослал своего человека в столичную штаб-квартиру Мистика куда раньше, чем все предполагали. Шпионы Азкаделлии узнали достаточно, чтобы построить башню, но без полного оснащения она была просто зданием. В противном случае ему было бы достаточно знаний, чтобы исключить Амброза из схемы. В отличие от подвала, в нынешней камере имелось всё необходимое и находилась она выше, во внушительном корпусе Сеялки. Ближе к Рейнзу. Ближе ко звукам его работы.
Фаланга Железных Людей разбита. Доска дрожит. Стратегия сметена ураганом, который стенает, визжит свёрлами, скребёт пилой по костям. Мысли разбегаются.
Ни сна. Ни покоя. Ни возможности сконцентрироваться.
В высокое незастеклённое окно, больше похожее на бойницу, Амброз наблюдал, как маршируют Длиннополые, как грузовики снуют туда и сюда через ворота. Подъехала большая фура, из неё потянулась угрюмая череда заключённых. Один споткнулся, и другой, едва охранники зазевались, рванулся к кабине, наверно, надеясь угнать грузовик. Выстрел уронил его в пыль, звук был краткий и незначительный, словно в соседней комнате захлопнули книгу.
Ему даже не крикнули "стой".
Горе навалилось на него, огромное, внезапное и... абсурдное. Он не знал этого человека. Чародейка опустошила Научную Школу. Друзья растворились в ночи, может, разбежались, может, что похуже. Не было времени оплакать всех, кого потерял, но смерть этого человека заставила задохнуться от горя.
Он — это все они. Лео с её ботаническими изысканиями, с неустанными попытками достучаться до Папайев-Бегунов. Профессор Вокс, которого забрали как врага Нового Порядка прямо с лекции по семиотике импульсной связи. Коупленд и Эрвик, Железные Люди, охранявшие мою лабораторию.
ДиДжи...
Малютка ДиДжи, которая в жизни никого не обидела.
Гнев был лучше отчаяния. Гнев не мог избавить его от кандалов, но смог поставить на ноги. Длиннополые проверяли его каждые полчаса, поднимали, если он казался спящим. Закутанные в чёрное, жестокие и грубые, они нападали, как стая ворон, клевали, трепали его и бросали измочаленным.
Хватит.
В камере был стул, слишком хлипкий для оружия. Ещё валялся мундир, с которого сорвали знаки отличия Королевы Искры: рукава полуоторваны, шнуровка свисает, наводя на мысли об удавке.
Она недостаточно прочная. Даже если сплести. Можно было бы оторвать дополнительные полосы от самого мундира. Но к чему это всё потом привязать? Здесь же ничего нет. И потом, они скоро явятся. Гогот, насмешки...
Как вороны...
Сломать стул, к счастью, удалось без особых усилий. Части легко отвалились от спинки и упали с треском, как кости. Ножки послужат плечиками, планка поддержит ворот. Связать шнуром части, ещё одну планку расклинить в оконном проёме. Жалкое пугало, но, может быть, это сработает?
Первый длиннополый, проходящий мимо двери, заметил фигуру, торчавшую в оконном проёме, словно застряла. Второй — как его товарищ отлетел в сторону, отправленный в полёт ударом, сломавшим бы шею, будь он в полную силу.
Клюнув на приманку, враг понимает, что находится на отравленной клетке, и атака берёт стремительностью, а не мощью. Обрушив скованные руки на голову второго длиннополого, Амброз ощутил прилив благодарности, что это был Кинли, самый неприятный из тюремщиков.
Теперь бежать. Но куда?
Можно было вниз, если удастся избежать длиннополых, вниз — к вероятной свободе через выхлопные тоннели, через холодную тьму, гуляющее эхо, вой и стенания Видящих в подземельях. Можно было вверх, и там итог без вариантов. На самом деле выбора-то и не было.
Всего один пролёт, а тревога уже поднялась. Голоса, всё громче отдающие бессмысленные команды, крики, пальба. Наплевать. Наплевать на всё. Он знал эти коридоры, эти повороты и ниши как чертоги своего разума. Хотите загнать меня в моём собственном изобретении? Ну, давайте!
Боль была забыта. Усталость была забыта. Он оседлал волну адреналина и был абсолютно уверен в правильности решения. Преодолев ещё этаж, он распахнул дверь и наткнулся на перепуганных техников, возящихся с приборной панелью. Технический проход, металлическая лестница, и ещё один длиннополый свалился раньше, чем понял, что его ударило.
Остался только эндшпиль.
Ещё один дверной проём. Ещё один крик испуга и удивления, оборванный качественным ударом в челюсть. Звуки погони стали громче, но это было неважно, потому что...
Свет солнц. Разве он чувствовал эту ласку, это радушие прежде? Он пересёк диск импульсного зеркала, тёмное стекло вспыхивало радугами под светом солнц, бьющим в комплексные дихроические фильтры.
А небо было чашей бесконечной голубизны.
А лёгкий ветерок пробивался сквозь запахи дыма и нагретого металла.
И ох, мир был прекрасен... разве что слишком далеко внизу.
— Стой!
Он замер. Он должен был — ради последнего восхитительного глотка воздуха, ради прикосновения тепла к коже. Он осторожно развернулся на балюстраде, балансируя руками, и увидел Рейнза, спешащего из башни, а следом Чародейку. Длиннополые высыпали на балкон, топоча сапогами и гремя оружием.
— Амброз, не дури. Спускайся, и мы договоримся.
Рейнз выглядел нездорово при свете дня — кожа тусклая и мутно-жёлтая, как свеча, слишком долго провалявшаяся на пыльном подоконнике.
Амброз покачал головой.
— Поздновато просить по-хорошему.
Азкаделлия подалась вперёд, потянулась, словно хотела взять его за руки.
— Ты сможешь снова стать советником. Моим советником. Подумай, как ты мог бы собрать эти разобщённые земли. Подумай, как бы ты мог послужить своей королеве.
— Уже.
Он вздохнул с лёгким сожалением и позволил себе навзничь упасть в небо.
Не было боли, только холод и свист ускорения...
...и тут пальцы впились в него, вцепились в его одежду, в его волосы, в его плоть. Визгливые, безносые Летучие Обезьяны схватили его, грязные, кожистые покровы крыльев гасили попытки отбиться, а отдельная, безжалостная часть разума рисовала траекторию падения. Кривая, выходившая по расчётам, пересекла ось ординат.
Его швырнули на каменные плиты к ногам Азкаделлии. Амброз вцепился в камень, ощущая его тепло, его твёрдость. Умаии, позаботься обо мне, защити меня. Гевен, возьми меня в ладонь.
— Рейнз!
— Сию минуту, моя королева. Вы — доставьте заключённого ко мне в лабораторию. Будем оперировать немедленно.
Амброз старался не поднимать глаз, когда его волокли мимо Рейнза. Не хотел видеть улыбку, которая — он знал — была.
Не то чтобы это имело значение: когда вы её замечали, было уже слишком поздно.