Обморок. Занавес. (с)
Название: Обещания
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Миха/Андрей
Рейтинг: NC-17
Жанр: слэш, сомнительный юмор, флафф и ангст в одном флаконе
Предупреждения: упоминания наркомании, обсцентная лексика, ПТСР
Саммари: Горшок пережил девятую клиничку. Он обнаруживает, что Андрей таскает с собой налоксон, и обижается, что ему не верят. А Андрея переклинило, он боится, что лекарства не будет под рукой.
читать дальшеОля так им до конца и не поверила. Что нелёгкая принесла Князя к полумёртвому Михе, а не вместе они набрались до синих чертей. Конечно, когда она доехала до больницы, Князь уже успел принять для успокоения нервов, а на фоне этих самых нервов его с пары капель развезло. Оля тему не поднимала, но в фанатской среде иногда звучала даже версия, что Князь Миху спровоцировал. Нервы растрепал, прошлое разбередил. Чуть ли не сам ему привёз.
Как бы оно там ни было, на пару шагов от юбки Миху с Князем она отпускала.
Северное лето было в разгаре, они сняли дом в складчину у залива и сбегали каждый день - то по грибы, то за черникой на острова, то на рыбалку. Возвращались с какой-никакой добычей, то есть с кухонной работой для своих "девчонок". Агата сердилась - у них и так всё есть, зачем возиться? Оля радовалась, что Миха немного ожил, загорел и посвежел.
Если к лишению жизни грибов и ягод он был готов, то на рыбалке со священным ужасом смотрел, как Князь надевает на крючок живого червяка или разделывает для наживки рыбную мелочь.
Дочки в количестве четырёх сперва таскались за отцами хвостиком, но ранние подъёмы отпугнули их буквально на третий день, и они просто переселились на берег, где купались, после отогреваясь на гранитных валунах. Агата общёлкала все окрестности и скучала по светской жизни. Оля висела на телефоне по своим риэлторским делам. Андрей упорно тащил Миху в лес или на острова, каждый раз придумывая новую игру. То они были пережившими крушение пиратами. То случайный холм становился у него дотом линии Маннергейма. Вокруг полуразрушенной кирпичной печи, торчащей среди черничника, выросла целая легенда о несчастной любви и неупокоенных душах. Продолжение рассказывать Андрей согласился только рядом с ней, и никак не дома.
Утром, спросонья, просто плыли, особенно если надо было не распугать рыбу. А вот возвращаясь назад, Андрей орал дурниной.
- Мих, греби, акулы! Мих, разворачивай правым бортом, залп из всех орудий! В носу пробоина, вычерпывай воду, тонем! На абордаж!
Миха послушно грёб, и разворачивался, и изображал морской бой, да так, что воду приходилось действительно вычерпывать - и с вёсел летела, и бортом черпали, так раскачивали лодку два здоровых лба.
Вместо нормального сбора грибов они устроили целую войну, кидаясь сосновыми шишками, прячась друг от друга за красными валунами. Потом Андрюха нашёл гриб совершенно неприличной формы, стал нести от его лица тонким голосом смешную похабень и тыкать им в Горшка.
- И вообще, у меня больше! - пропищал гриб.
- Это у тебя больше? Это у тебя больше? Это... у тебя... больше?! - скорчил страшную рожу Миха. - Князь, скажи, у меня больше?
- Князь предвзятый, - писклявый гриб качнул головкой туда-сюда.
- Давай померимся!
- А давай, - гордо задираясь вверх, ответил гриб.
Под ржач Андрея Миха спустил штаны, предъявляя доказательство.
- Не, ну надо как-то исследовать, - Князь наклонился ближе. - Длину - это понятно, - он приложил гриб. - Обхват там, вкусовые свойства... - и соответственно обхватил и взял в рот, устроившись перед Михой на коленях.
- Чё, гриб тоже сосать будешь? - спросил Миха, приваливаясь к ближайшему трёхметровому камушку.
- Да нахрен, что я, грибов в рот не брал?
- А мой хуй не брал, что ли? Ты продолжай, продолжай.
И Князь продолжил.
- Итак, в финал проходит Миха, он же Гаврила, он же Горшок! - провозгласил Андрей, поднимаясь с колен и берясь за свой ремень. - С кем же ему предстоит встретиться в финале?
- Честь команды Купчинского мясомолочного комбината роняет Андрей Князев! - представил его Миха, поднимая ему руку вверх, как в боксе. - Как тебе удаётся, ёбарь-террорист? - засопел он в ухо притёршегося к нему Андрюхи. - Тебе волю дай, ты и этот камень на секс разведёшь.
- Я сосны предпочитаю...
- Сколько раз обещали, что всё...
- Я знаю, как ты к обещаниям относишься.
Их руки слаженно работали, обхватив сразу оба члена. Князь боднул Горшка в подбородок, потом поцеловал.
- Соскучился по тебе... - тяжело дыша в губы, шепнул он, присасываясь, как пиявка.
Ещё несколько резких движений - и они кончили. Подтянули штаны и повалились на мягкую хвою.
- Смотрю, свежий воздух делает своё дело, - ухмыльнулся Князь. - Тебе уже лучше.
Миха подобрал валявшийся перед носом гриб и пропищал:
- Ну как? У кого больше?
- У тебя почётное третье место, - ответил грибу Андрей, уткнулся Мише в подмышку и засопел. Горшок показал грибу язык, откинул его и тоже задремал.
Проснулся он от того, что Князь вцепился в него со всей дури, тряс и звал по имени, начав с шёпота и дойдя до крика.
- Андрюх, ты чего? Что стряслось? - Миха сам встряхнул Андрея и заметил, что тот только сейчас открыл глаза.
- А, нет, ничего, померещилось, - проводя рукой по лицу, ответил Андрей. Глаза у него влажно блестели. Другая рука крепко, до синяков сжимала руку Михи.
Миха навалился сверху, накрывая собой. Он знал, что его приятная тяжесть заземляла и успокаивала Князя, если тот психовал. Андрюха вполне себе мог психануть, только не собирал вокруг себя целый стадион, хватало пары посвящённых.
- Опа чё! - чувствуя в кармане, похоже, сигаретную пачку, Миха оттолкнул руки Князя и первым ухватился за неё, извлекая на свет божий. - Ты ж обещал вместе со мной бросить. Курим втихаря, Андрей Сергеевич?
И замер.
В прочной коробочке обнаружились шприц и ампулы: адреналин, налоксон.
- Это, блядь, что такое? Я же поклялся тебе, что больше никогда. Сашенькой поклялся! Ты не веришь мне? Не веришь? - хватая Андрея за плечи, нависая над ним, прорычал Миха.
Ему ведь поклялся. Не мусе, не Оле...
- Да ёб твою мать! Я тебя просил дочкой не клясться! Тебя ж ничего не остановит, не дай бог! А тут лес кругом! - рявкнул на него в ответ Андрей.
- Ты! Мне! Не! Веришь! - на каждом слове прикладывая его о землю, проорал Горшок. - Нахуй всё, уезжаем в Питер, назло тебе там сразу вмажусь!
- Ах, мне? Ты дочерью своей поклялся, ублюдок, и теперь говоришь, что мне назло? - Князь ухватил его за грудки и пытался смотреть грозно, хотя снизу вверх это плохо получалось. - Да хуй бы с тобой, надо было забить тогда, лежал бы себе спокойненько, мы б концерты памяти давали. Ничего ведь хорошего в этом году не было, да? Не было? Отвечай, сука! Зассал?
Миха сдулся. Год, конечно, был нелёгкий, тем более отсчитывался он от девятой клинички. Горшок едва не двинул кони, потом долго восстанавливался по разным больничкам, а больнички он терпеть не мог. Всю зиму и половину весны в его теле, как в старом, брошенном доме, что-то ломалось и отваливалось, пыталось не работать, и он возвращался к врачам снова и снова. Но ведь было же хорошее. Музыка, заевшая ещё во времена Тодда, снова пошла. Дочки росли. Несколько спектаклей затащил. Оля его не бросала, тянула. Ребята из группы помогали, даже на сцену выпускали ненадолго. А главное - Андрюха вернулся. Не в группу пока, нет, - в жизнь его вернулся. Принялся дурить, кажется, с удвоенной силой, как будто пытаясь скомпенсировать два года разлуки. Горшок игнорировал, огрызался, а потом не заметил, как втянулся. Лежал бы Миха на два метра под землёй - не было бы этого лета, новых сказок, да того, что было между ними час назад, тоже не было бы. А это был, между прочим, его первый раз за... да, ещё до клинички у него всё с сексом разладилось. Он и наладить не пытался, стыдясь сам себя и своей слабости, а Андрюха его и из этого вывел - Миха и сам не понял, как.
- Ну? - тряхнул его Андрей, заметив уплывший взгляд.
- Всё, всё, Дюш, всё, - Миша расслабился, опустился на него, прижался щекой, поудобнее устроившись на широкой груди. - Дурак я.
Андрей одной рукой прижал к себе, другой потрепал по волосам, как Миха любил.
- Только ты хуйню эту выбрось, а? Я ж не стану, раз обещал, понимаешь?
- Выброшу, Миш, выброшу.
- А то получается, как будто ты не веришь мне. А как же я могу, если даже ты мне не веришь?
- Верю, Миш, верю.
*
В последний день перед отбытием Князя на "Окна" зарядил дождь. Так что под каждым кустом ложе любви их уже не ожидало.
- Чё, Андрюх, кончился наш очередной медовый месяц? - шепнул Горшок.
Жизнь-то длинной оказалась, вроде всё уже в ней было. И в училище. И после армии. И после Анфисы. И вот теперь.
Князь с заговорщицким видом открыл стайке дочек дверцу на чердак, где они с писками и визгами принялись разбирать старую рухлядь.
А сам тихо свалил и шепнул Михе, что знает одно хорошее место.
- Вот, - гордо сказал он, заводя друга в чужой сарай и показывая сеновал, который присвоил без спроса. - Я тут, в основном, и работал. Тихо, мягко.
- Когда ты успевал?
- Да ты отрубался без задних ног после ужина.
Андрей подтолкнул его к лестнице. Миша не любил высоту и такие дырявые, шаткие лесенки, но послушно полез.
- Нормальным людям после ужина положено на горшок и в койку! - тоном Юрия Михайловича заявил Миха.
- А я ненормальный, хочу в койку и на Горшка, - Князь шлёпнул его по заднице, отчего лестница зашаталась. Миха вцепился в неё. - Мих, полезай. Может, я где-то там закопал для тебя особо ценный приз.
- Тетрадь? - с надеждой спросил Миша.
- Жопу и сердце. Меркантильный ты, Мишань, никакой романтики.
Действительно, стал бы он оставлять свою тетрадь в чужом сарае.
- Жопа-то, смотрю, на месте.
- Это морок, - подталкивая его, заявил Князь. - И это тоже, - помахал тетрадью. - На самом деле она там.
- Аааа, кайф, - выдохнул Миха, разваливаясь на сене. И требовательно протянул руку за тетрадью.
Андрей тетрадь отдал, и пока Миша на неё отвлёкся, быстренько расстегнул на нём ремень и штаны. Свои отбросил куда-то в сторону.
- Ты чё творишь? - Миха выглянул из-за тетради.
Князь выпустил член изо рта и сел на бёдра.
- Ты читай давай, вслух. Я такую штуку на ютьюбе видел, целый проект. По слухам, вызывает любовь к высокохудожественной родной литературе, а не к западному фастфуду.
Миха заржал и начал вслух с того места, где остановился.
И поперхнулся, когда Князь приставил головку к своему входу. Нет, нет, у него и ручками-то не на отлично сейчас получалось, что-то ещё заедало в организме, а уж полноценно трахнуть Андрюху, быть требовательным, напористым и грубоватым, как тот любил...
- Чего замолчал? Читай давай.
Член медленно погрузился в тесное тепло. Андрей замер, привыкая, потом осторожно двинулся.
Миха читал. Князь поднимался и опускался с разной скоростью, меняя угол, изучая, какие звуки можно извлечь из нового инструмента - Миховокса. Мишин голос становился то выше, то ниже. Горшок рычал, хрипел, постанывал, как на своих лучших концертах. Как только слова сливались в невнятное поскуливание или Миха замолкал, Андрей замирал с поднятой бровью.
- Мих, не могу больше. Твой голос, - Андрей вдруг бросил его мучить и быстро задвигался. - Я от него одного могу реально кончить.
И забрызгал семенем грудь Горшка и свою драгоценную тетрадочку. Вот как теперь брать её в руки и не вспоминать, откуда эти пятна?
Не в силах терпеть, Миха почти отбросил осквернённую тетрадь, перевернул их обоих и тоже кончил, сделав несколько резких, глубоких толчков.
- Сегодня выложишь? - выдохнул он в ухо распластанному под ним довольному Князю.
- Не, это в альбом пойдёт. Мелодию я запомнил, запишу...
- Ну ты ублюдок, Княже. Как я это перед людьми петь буду?
- В тот день, - тоном музейного экскурсовода произнёс Андрей, - Михаилу Юрьевичу пришла в голову здравая мысль продолжить совместное творчество.
- Да блядь, Андро, харэ уже. Это ж не я, это ж ты...
- Что, и сказки уже не жмут?
- Чё ты тут вытворял, сказочник, мог меня червяками накормить - и я жрал бы, с твоих-то рук...
- Я запомню, с чем ты сравнил мои стихи, - ухмыльнулся Андрей. Потянулся. - Эх, завтра всё ныть будет. Вспоминать тебя буду ещё неделю. Чё ты лыбишься? Мои коленки тебе спасибо не скажут.
- Опять меня одного бросаешь?
- Мих, ну я скоро. "Окна", "Нашествие", "Рок над Волгой" - и сразу к тебе. А ты пока за девчонками ответственно присмотришь.
Горшок нахмурился.
- Слушай, я тут подумал, а ведь нехорошо получается. То ли мы жён друг с другом обманываем, то ли друг друга с жёнами.
- То ли себя самих, - буркнул Князь.
Миха не понял, но угукнул и прижался к нему. Такси приезжало после обеда, было ещё у них немного времени побыть вместе.
*
Миша появился на "Нашествии" и почувствовал себя восставшим из гроба мёртвым анархистом. Вроде он был и не совсем зрителем, знал всю местную кухню. Но бурлящая закулисная жизнь в этот раз шла как-то без него. Никаких тебе саунд-чеков, никаких всё путающих оргов. Никаких пьяных оргий, подсказал Князевский голос в голове.
- А чё, Князь где? - спросил Миха у пробегающего мимо волонтёра.
Тот сверился с каким-то списком и назвал номер палатки. Показал примерное направление. Просить предъявить что-нибудь не стал, но и цветной браслетик на руку не выдал, отчего стало немного неуютно. Ходи тут как непонятно кто.
Ввалившись в Княжескую ставку, Миха на глазах группы и тусивших там же знакомых и не очень типов облапил Андрюху и доверительно сообщил:
- А я к тебе от Оли. Принимай, короче. У тебя переодеться есть во что? Оставил ей всё, ушёл, в чём был, и так, понимаешь, заманался на этой жаре...
- Ну Мих, - скорчил рожу Андрей. - Ну что за фигня. Мог бы одежду всё-таки взять, зачем Оле твои ношенные трусы? Ты там в сумке бери, конечно, что хочешь.
Народ активно грел уши. Палатка, как и гримёрки, была этаким большим караван-сараем, где у стенок беспорядочно свалили барахло, а посерёдке пили-ели вокруг шаткого складного столика. Да и стенки были чисто номинальными, пропускающими весь звук и половину света. Один угол был отгорожен для совсем стеснительных. Миша полез в Князевскую сумку. Приглядел футболку, которая ему из Андрюхиных нравилась, потянул, а в неё оказалась завёрнута пачка ампул налоксона, типа чтоб не побить. Оная вывалилась прямо ему под ноги.
- Андро, блядь! - багровея, прорычал Миша.
Андрей быстро подхватил пачку, пока народ не сильно пригляделся, сунул поглубже в сумку и поволок Горшка за шторку.
- Мих, извини. Забегался. Просто не успел. Я выкину, Мих, - зашептал он.
Как будто в их истории поменялся знак и теперь Андрей обещал завязать, но спрыгивал.
- Андрюх, чтоб в последний раз.
*
Ему б тогда ещё догадаться, что дело неладно. Под утро Миха стал выяснять, где им с Андреем укладываться, и оказалось, что все ночевали в палатке, а Князя выгоняли спать в микроавтобус. На вопрос, почему, все отводили глаза, и в конце концов Дима выдал:
- Он храпит.
А Ира хором с ним:
- Он во сне разговаривает громко.
Херня, короче, какая-то. Во-первых, все храпят, и наверняка даже Ира, не в обиду будь сказано. Во-вторых, пьяным на это поднасрать. А, да, у них же тут сухой закон. Ну и Миха не помнил, чтобы Князь сильно разговаривал во сне или там пинался.
Ладно, минивэн, так минивэн. Ноги там девать было совершенно некуда, но это была неплохая попытка уединения на фестивале в пару десятков тысяч человек.
- Так чё ты там про Олю говорил? - спросил Андрей у сияющего Михи, которого пустил на пару-тройку песен к микрофону.
- А всё с Олей, - радостно сообщил тот. - Поговорили как люди, я теперь весь твой.
Андрей потрепал его по волосам - непутёвый ты мой, присмотрел за девчонками, ну что ж, померился с грибом - полезай в кузов...
Устроились они шикарно в проходе на полу - тут можно было расстелить спальник и не корячиться, пытаясь уместиться на сиденьях. Мишу пёрло концертной энергией, он навалился на Князя, хватая своими лапищами его за все места, крепко, иногда и до синяков, стискивая. Чтоб запомнили не только коленки. Андрюха, прижатый к полу, только всхрапывал под тяжестью, сжимавшей грудную клетку. Миха облизал пальцы и сунул в вожделенную задницу сразу два, одновременно целуя и окончательно лишая воздуха. Куда там надо нажать, чтоб Князя выгнуло от удовольствия, он за столько лет знал наизусть и моментально попал на автопилоте. Поработал рукой, растягивая, не до конца, так, чтобы было немножко больно. Потому что Андрюхе так нравилось. Провёл несколько раз рукой по своему члену, который подотстал от душевных устремлений. Доведя его до правильной твёрдости, толкнулся в Андрея, медленно и неумолимо натягивая его на себя. Быстро разогнался (от нуля до ста, добавил тот же язвительный голос в голове), выбивая из Князя смешные хрюкающие звуки. Тот потянулся было руками к своему члену, но Миха его руки прижал и продолжил Андрюху методично трахать, выцеловывая шею и ключицы. Андрей метался, стонал, кусал губы и закатывал глаза. Михе нравилось видеть его таким - потерявшим вечный контроль, забывшим все слова, открытым и уязвимым. Вот он снова умоляюще застонал, подаваясь вперёд. Член Андрея тёрся между их животами, но этого, кажется, было мало. Голос, значит?
- Андрюш, Андрюшенька, - проводя языком по чувствительным линиям шрама на правом предплечье, зашептал Горшок. - Я никогда больше, никогда... и ни с кем больше, только с тобой, обещаю...
И словил дежа вю - кажется, и это в их жизни не раз было. Но он сам каждый раз искренне верил. И Князь верил.
Миха мог угадать малейшее движение на родном лице даже в полутьме салона, в бликах от мельтешащих огней сцены, пробивающихся между шторками. По бокам Князя скользили тонкие цветные полосы, а на лице мелькнула горькая улыбка, сменившаяся блаженством, когда он кончил, забрызгивая семенем себя и Мишу.
А вот у самого Михи так сразу и не получилось. Казалось, вот-вот, ещё пару движений, и он продолжил толкаться в Андрея, сейчас очень чувствительного и закусившего губу.
- Ещё капельку, Дюш, потерпи...
Он начал отчаиваться и злиться. Поторопился играть в героя-любовника...
- Реально заебался сегодня чё-то, - вяло попытался оправдаться.
- А ты знаешь, что мои стихи обладают даром возбуждения? Даже самые серьёзные, например, такие, - зашептал Андрей на ухо Мише. И с пафосом произнёс: - Гаврила наш, большой затейник, свой хуй засунул в муравейник!
Миха заржал, расслабился и кончил. Андрюха чмокнул его в нос.
Они быстро вырубились, укрывшись другим спальником. Ближе к утру в полудрёме Михе пришла в голову дурацкая мысль про храп и не менее идиотская, что он может храпом разбудить Князя. Он повернулся на бок, потому что на спине, вроде бы, храпят сильнее, но так-то, до конца не отрубившись, он и так был тихим.
Андрюха завозился, жалобно заскулил, прижимаясь щекой между лопатками, зашептал:
- Мих, Мих, очнись, дыши...
- Да дышу я, - разворачиваясь обратно на спину и прижимая Князеву голову к своей груди, буркнул Миха. - Вот, сердце бьётся, слышишь.
Андрей в темноте закивал, возя по груди мокрым лицом. Вцепился в Горшка со всей дури.
А Миша поймал себя на том, что ничего не помнил с той ночи, только темноту в глазах, невнятные голоса, и что его, вроде бы, кто-то куда-то тащил. Дай бог памяти, сколько раз это происходило на глазах у Андрюхи?
- Мих, пожалуйста...
Горшок поцеловал его в макушку, погладил по спине, успокаивая.
- Никогда больше, я ж обещал.
Может, в этот раз получится?
*
- Дюш, а где аптечка у нас?
- Ну что там у вас стряслось? Добегался в салочки с девчонками?
- Не, я пока ты тут с мясом возишься, хотел сам.
- Что сам?
- Ну это, там. Дров наколоть.
Андрей опустил испачканные в маринаде руки и повернулся к Михе. Ожидая чего угодно, вплоть до торчащего во лбу топора. Если язык у Миши начинал заплетаться, значит, тот волнуется, а если волнуется, значит, нормально накосячил.
- Я полено на ногу уронил.
- Ты в шлёпках дрова колол?
Миха стоял, повесив голову, и рассматривал ссадины на ноге.
С улицы доносились звонкие голоса - дочки приехали в гости на дачу, которой Миха с Андрюхой занимались уже больше, чем Татьяна Ивановна. Настя даже молодого человека с собой привезла.
- В верхнем шкафчике, самая правая дверца. Давай сам, а то у меня руки грязные. Да выше, на второй полке.
Длинный Миша легко дотянулся до нужной коробки, даже на цыпочки не встал.
- Переложишь всё, ищи потом... - ворчал он, копаясь в аптечке.
- Да она там всю жизнь стояла, - Андрей продолжил насаживать мясо на шампура. Ни это, ни дрова он бы Михе не доверил. - Как ты при таком росте высоты боишься, не пойму никак.
- Андрюх. На меня посмотри.
Миша прекратил свои шебуршания и подошёл ближе.
- Ну что ещё.
Андрей обернулся. Миха стоял, протягивая ему коробку с налоксоном, и смотрел обвиняюще.
- Это что, блядь, за хуйня? Я, сука, уже пять лет чистый!
- Миш, ну я сто лет аптечку не разбирал, с тех времён наверняка валяется.
- Ты дурака-то из меня не делай, а? Я год выпуска в состоянии прочесть.
Андрей молчал, опустив глаза. Миха полыхал и дышал тяжело, раздувая ноздри, Князю всегда представлялось, что в такие моменты из них должен валить дым с искрами.
- Нечего сказать? Вот же крыса ты, как я с тобой вообще?! Что ты там ещё за моей спиной?
Андрей знал - сейчас полетит посуда, мебель, дверь врежется в стену... Дальше даже представлять боялся. Он бросился к Мише, обнял его, пачкая в маринаде, и сознался в том, от чего нежную психику друга все эти годы берёг. Потому что боялся - Миша словит вину и станет загоняться. Что ж, с виной они разберутся позже.
- Мих, пожалуйста... Я не могу просто.
- Чё ты не можешь?
- Выкинуть не могу. Ты... ты ж знаешь, как оно у меня...
- Ночью?
- Днём, Мих, тоже. Накатывает, - он стиснул зубы, губы сжал в полоску. С трудом выговорил: - Я не могу, пробовал. Адреналин там тоже где-то. Рука не поднимается, сразу ты перед глазами, как будто я не успел или этой хуйни под рукой не оказалось. Я тебе верю, но не могу, я больной, наверно, на всю голову.
Облегчение от признания затопило, и он заплакал, уткнувшись Мише в плечо. Тот обнял его, одной рукой стал гладить по спине, в другой всё ещё неловко зажимая пачку с ампулами.
- Ну всё, всё, Андрюшенька, всё-всё-всё... Лежит и жрать не просит, хуй с ним, я не буду больше.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Миха/Андрей
Рейтинг: NC-17
Жанр: слэш, сомнительный юмор, флафф и ангст в одном флаконе
Предупреждения: упоминания наркомании, обсцентная лексика, ПТСР
Саммари: Горшок пережил девятую клиничку. Он обнаруживает, что Андрей таскает с собой налоксон, и обижается, что ему не верят. А Андрея переклинило, он боится, что лекарства не будет под рукой.
читать дальшеОля так им до конца и не поверила. Что нелёгкая принесла Князя к полумёртвому Михе, а не вместе они набрались до синих чертей. Конечно, когда она доехала до больницы, Князь уже успел принять для успокоения нервов, а на фоне этих самых нервов его с пары капель развезло. Оля тему не поднимала, но в фанатской среде иногда звучала даже версия, что Князь Миху спровоцировал. Нервы растрепал, прошлое разбередил. Чуть ли не сам ему привёз.
Как бы оно там ни было, на пару шагов от юбки Миху с Князем она отпускала.
Северное лето было в разгаре, они сняли дом в складчину у залива и сбегали каждый день - то по грибы, то за черникой на острова, то на рыбалку. Возвращались с какой-никакой добычей, то есть с кухонной работой для своих "девчонок". Агата сердилась - у них и так всё есть, зачем возиться? Оля радовалась, что Миха немного ожил, загорел и посвежел.
Если к лишению жизни грибов и ягод он был готов, то на рыбалке со священным ужасом смотрел, как Князь надевает на крючок живого червяка или разделывает для наживки рыбную мелочь.
Дочки в количестве четырёх сперва таскались за отцами хвостиком, но ранние подъёмы отпугнули их буквально на третий день, и они просто переселились на берег, где купались, после отогреваясь на гранитных валунах. Агата общёлкала все окрестности и скучала по светской жизни. Оля висела на телефоне по своим риэлторским делам. Андрей упорно тащил Миху в лес или на острова, каждый раз придумывая новую игру. То они были пережившими крушение пиратами. То случайный холм становился у него дотом линии Маннергейма. Вокруг полуразрушенной кирпичной печи, торчащей среди черничника, выросла целая легенда о несчастной любви и неупокоенных душах. Продолжение рассказывать Андрей согласился только рядом с ней, и никак не дома.
Утром, спросонья, просто плыли, особенно если надо было не распугать рыбу. А вот возвращаясь назад, Андрей орал дурниной.
- Мих, греби, акулы! Мих, разворачивай правым бортом, залп из всех орудий! В носу пробоина, вычерпывай воду, тонем! На абордаж!
Миха послушно грёб, и разворачивался, и изображал морской бой, да так, что воду приходилось действительно вычерпывать - и с вёсел летела, и бортом черпали, так раскачивали лодку два здоровых лба.
Вместо нормального сбора грибов они устроили целую войну, кидаясь сосновыми шишками, прячась друг от друга за красными валунами. Потом Андрюха нашёл гриб совершенно неприличной формы, стал нести от его лица тонким голосом смешную похабень и тыкать им в Горшка.
- И вообще, у меня больше! - пропищал гриб.
- Это у тебя больше? Это у тебя больше? Это... у тебя... больше?! - скорчил страшную рожу Миха. - Князь, скажи, у меня больше?
- Князь предвзятый, - писклявый гриб качнул головкой туда-сюда.
- Давай померимся!
- А давай, - гордо задираясь вверх, ответил гриб.
Под ржач Андрея Миха спустил штаны, предъявляя доказательство.
- Не, ну надо как-то исследовать, - Князь наклонился ближе. - Длину - это понятно, - он приложил гриб. - Обхват там, вкусовые свойства... - и соответственно обхватил и взял в рот, устроившись перед Михой на коленях.
- Чё, гриб тоже сосать будешь? - спросил Миха, приваливаясь к ближайшему трёхметровому камушку.
- Да нахрен, что я, грибов в рот не брал?
- А мой хуй не брал, что ли? Ты продолжай, продолжай.
И Князь продолжил.
- Итак, в финал проходит Миха, он же Гаврила, он же Горшок! - провозгласил Андрей, поднимаясь с колен и берясь за свой ремень. - С кем же ему предстоит встретиться в финале?
- Честь команды Купчинского мясомолочного комбината роняет Андрей Князев! - представил его Миха, поднимая ему руку вверх, как в боксе. - Как тебе удаётся, ёбарь-террорист? - засопел он в ухо притёршегося к нему Андрюхи. - Тебе волю дай, ты и этот камень на секс разведёшь.
- Я сосны предпочитаю...
- Сколько раз обещали, что всё...
- Я знаю, как ты к обещаниям относишься.
Их руки слаженно работали, обхватив сразу оба члена. Князь боднул Горшка в подбородок, потом поцеловал.
- Соскучился по тебе... - тяжело дыша в губы, шепнул он, присасываясь, как пиявка.
Ещё несколько резких движений - и они кончили. Подтянули штаны и повалились на мягкую хвою.
- Смотрю, свежий воздух делает своё дело, - ухмыльнулся Князь. - Тебе уже лучше.
Миха подобрал валявшийся перед носом гриб и пропищал:
- Ну как? У кого больше?
- У тебя почётное третье место, - ответил грибу Андрей, уткнулся Мише в подмышку и засопел. Горшок показал грибу язык, откинул его и тоже задремал.
Проснулся он от того, что Князь вцепился в него со всей дури, тряс и звал по имени, начав с шёпота и дойдя до крика.
- Андрюх, ты чего? Что стряслось? - Миха сам встряхнул Андрея и заметил, что тот только сейчас открыл глаза.
- А, нет, ничего, померещилось, - проводя рукой по лицу, ответил Андрей. Глаза у него влажно блестели. Другая рука крепко, до синяков сжимала руку Михи.
Миха навалился сверху, накрывая собой. Он знал, что его приятная тяжесть заземляла и успокаивала Князя, если тот психовал. Андрюха вполне себе мог психануть, только не собирал вокруг себя целый стадион, хватало пары посвящённых.
- Опа чё! - чувствуя в кармане, похоже, сигаретную пачку, Миха оттолкнул руки Князя и первым ухватился за неё, извлекая на свет божий. - Ты ж обещал вместе со мной бросить. Курим втихаря, Андрей Сергеевич?
И замер.
В прочной коробочке обнаружились шприц и ампулы: адреналин, налоксон.
- Это, блядь, что такое? Я же поклялся тебе, что больше никогда. Сашенькой поклялся! Ты не веришь мне? Не веришь? - хватая Андрея за плечи, нависая над ним, прорычал Миха.
Ему ведь поклялся. Не мусе, не Оле...
- Да ёб твою мать! Я тебя просил дочкой не клясться! Тебя ж ничего не остановит, не дай бог! А тут лес кругом! - рявкнул на него в ответ Андрей.
- Ты! Мне! Не! Веришь! - на каждом слове прикладывая его о землю, проорал Горшок. - Нахуй всё, уезжаем в Питер, назло тебе там сразу вмажусь!
- Ах, мне? Ты дочерью своей поклялся, ублюдок, и теперь говоришь, что мне назло? - Князь ухватил его за грудки и пытался смотреть грозно, хотя снизу вверх это плохо получалось. - Да хуй бы с тобой, надо было забить тогда, лежал бы себе спокойненько, мы б концерты памяти давали. Ничего ведь хорошего в этом году не было, да? Не было? Отвечай, сука! Зассал?
Миха сдулся. Год, конечно, был нелёгкий, тем более отсчитывался он от девятой клинички. Горшок едва не двинул кони, потом долго восстанавливался по разным больничкам, а больнички он терпеть не мог. Всю зиму и половину весны в его теле, как в старом, брошенном доме, что-то ломалось и отваливалось, пыталось не работать, и он возвращался к врачам снова и снова. Но ведь было же хорошее. Музыка, заевшая ещё во времена Тодда, снова пошла. Дочки росли. Несколько спектаклей затащил. Оля его не бросала, тянула. Ребята из группы помогали, даже на сцену выпускали ненадолго. А главное - Андрюха вернулся. Не в группу пока, нет, - в жизнь его вернулся. Принялся дурить, кажется, с удвоенной силой, как будто пытаясь скомпенсировать два года разлуки. Горшок игнорировал, огрызался, а потом не заметил, как втянулся. Лежал бы Миха на два метра под землёй - не было бы этого лета, новых сказок, да того, что было между ними час назад, тоже не было бы. А это был, между прочим, его первый раз за... да, ещё до клинички у него всё с сексом разладилось. Он и наладить не пытался, стыдясь сам себя и своей слабости, а Андрюха его и из этого вывел - Миха и сам не понял, как.
- Ну? - тряхнул его Андрей, заметив уплывший взгляд.
- Всё, всё, Дюш, всё, - Миша расслабился, опустился на него, прижался щекой, поудобнее устроившись на широкой груди. - Дурак я.
Андрей одной рукой прижал к себе, другой потрепал по волосам, как Миха любил.
- Только ты хуйню эту выбрось, а? Я ж не стану, раз обещал, понимаешь?
- Выброшу, Миш, выброшу.
- А то получается, как будто ты не веришь мне. А как же я могу, если даже ты мне не веришь?
- Верю, Миш, верю.
*
В последний день перед отбытием Князя на "Окна" зарядил дождь. Так что под каждым кустом ложе любви их уже не ожидало.
- Чё, Андрюх, кончился наш очередной медовый месяц? - шепнул Горшок.
Жизнь-то длинной оказалась, вроде всё уже в ней было. И в училище. И после армии. И после Анфисы. И вот теперь.
Князь с заговорщицким видом открыл стайке дочек дверцу на чердак, где они с писками и визгами принялись разбирать старую рухлядь.
А сам тихо свалил и шепнул Михе, что знает одно хорошее место.
- Вот, - гордо сказал он, заводя друга в чужой сарай и показывая сеновал, который присвоил без спроса. - Я тут, в основном, и работал. Тихо, мягко.
- Когда ты успевал?
- Да ты отрубался без задних ног после ужина.
Андрей подтолкнул его к лестнице. Миша не любил высоту и такие дырявые, шаткие лесенки, но послушно полез.
- Нормальным людям после ужина положено на горшок и в койку! - тоном Юрия Михайловича заявил Миха.
- А я ненормальный, хочу в койку и на Горшка, - Князь шлёпнул его по заднице, отчего лестница зашаталась. Миха вцепился в неё. - Мих, полезай. Может, я где-то там закопал для тебя особо ценный приз.
- Тетрадь? - с надеждой спросил Миша.
- Жопу и сердце. Меркантильный ты, Мишань, никакой романтики.
Действительно, стал бы он оставлять свою тетрадь в чужом сарае.
- Жопа-то, смотрю, на месте.
- Это морок, - подталкивая его, заявил Князь. - И это тоже, - помахал тетрадью. - На самом деле она там.
- Аааа, кайф, - выдохнул Миха, разваливаясь на сене. И требовательно протянул руку за тетрадью.
Андрей тетрадь отдал, и пока Миша на неё отвлёкся, быстренько расстегнул на нём ремень и штаны. Свои отбросил куда-то в сторону.
- Ты чё творишь? - Миха выглянул из-за тетради.
Князь выпустил член изо рта и сел на бёдра.
- Ты читай давай, вслух. Я такую штуку на ютьюбе видел, целый проект. По слухам, вызывает любовь к высокохудожественной родной литературе, а не к западному фастфуду.
Миха заржал и начал вслух с того места, где остановился.
И поперхнулся, когда Князь приставил головку к своему входу. Нет, нет, у него и ручками-то не на отлично сейчас получалось, что-то ещё заедало в организме, а уж полноценно трахнуть Андрюху, быть требовательным, напористым и грубоватым, как тот любил...
- Чего замолчал? Читай давай.
Член медленно погрузился в тесное тепло. Андрей замер, привыкая, потом осторожно двинулся.
Миха читал. Князь поднимался и опускался с разной скоростью, меняя угол, изучая, какие звуки можно извлечь из нового инструмента - Миховокса. Мишин голос становился то выше, то ниже. Горшок рычал, хрипел, постанывал, как на своих лучших концертах. Как только слова сливались в невнятное поскуливание или Миха замолкал, Андрей замирал с поднятой бровью.
- Мих, не могу больше. Твой голос, - Андрей вдруг бросил его мучить и быстро задвигался. - Я от него одного могу реально кончить.
И забрызгал семенем грудь Горшка и свою драгоценную тетрадочку. Вот как теперь брать её в руки и не вспоминать, откуда эти пятна?
Не в силах терпеть, Миха почти отбросил осквернённую тетрадь, перевернул их обоих и тоже кончил, сделав несколько резких, глубоких толчков.
- Сегодня выложишь? - выдохнул он в ухо распластанному под ним довольному Князю.
- Не, это в альбом пойдёт. Мелодию я запомнил, запишу...
- Ну ты ублюдок, Княже. Как я это перед людьми петь буду?
- В тот день, - тоном музейного экскурсовода произнёс Андрей, - Михаилу Юрьевичу пришла в голову здравая мысль продолжить совместное творчество.
- Да блядь, Андро, харэ уже. Это ж не я, это ж ты...
- Что, и сказки уже не жмут?
- Чё ты тут вытворял, сказочник, мог меня червяками накормить - и я жрал бы, с твоих-то рук...
- Я запомню, с чем ты сравнил мои стихи, - ухмыльнулся Андрей. Потянулся. - Эх, завтра всё ныть будет. Вспоминать тебя буду ещё неделю. Чё ты лыбишься? Мои коленки тебе спасибо не скажут.
- Опять меня одного бросаешь?
- Мих, ну я скоро. "Окна", "Нашествие", "Рок над Волгой" - и сразу к тебе. А ты пока за девчонками ответственно присмотришь.
Горшок нахмурился.
- Слушай, я тут подумал, а ведь нехорошо получается. То ли мы жён друг с другом обманываем, то ли друг друга с жёнами.
- То ли себя самих, - буркнул Князь.
Миха не понял, но угукнул и прижался к нему. Такси приезжало после обеда, было ещё у них немного времени побыть вместе.
*
Миша появился на "Нашествии" и почувствовал себя восставшим из гроба мёртвым анархистом. Вроде он был и не совсем зрителем, знал всю местную кухню. Но бурлящая закулисная жизнь в этот раз шла как-то без него. Никаких тебе саунд-чеков, никаких всё путающих оргов. Никаких пьяных оргий, подсказал Князевский голос в голове.
- А чё, Князь где? - спросил Миха у пробегающего мимо волонтёра.
Тот сверился с каким-то списком и назвал номер палатки. Показал примерное направление. Просить предъявить что-нибудь не стал, но и цветной браслетик на руку не выдал, отчего стало немного неуютно. Ходи тут как непонятно кто.
Ввалившись в Княжескую ставку, Миха на глазах группы и тусивших там же знакомых и не очень типов облапил Андрюху и доверительно сообщил:
- А я к тебе от Оли. Принимай, короче. У тебя переодеться есть во что? Оставил ей всё, ушёл, в чём был, и так, понимаешь, заманался на этой жаре...
- Ну Мих, - скорчил рожу Андрей. - Ну что за фигня. Мог бы одежду всё-таки взять, зачем Оле твои ношенные трусы? Ты там в сумке бери, конечно, что хочешь.
Народ активно грел уши. Палатка, как и гримёрки, была этаким большим караван-сараем, где у стенок беспорядочно свалили барахло, а посерёдке пили-ели вокруг шаткого складного столика. Да и стенки были чисто номинальными, пропускающими весь звук и половину света. Один угол был отгорожен для совсем стеснительных. Миша полез в Князевскую сумку. Приглядел футболку, которая ему из Андрюхиных нравилась, потянул, а в неё оказалась завёрнута пачка ампул налоксона, типа чтоб не побить. Оная вывалилась прямо ему под ноги.
- Андро, блядь! - багровея, прорычал Миша.
Андрей быстро подхватил пачку, пока народ не сильно пригляделся, сунул поглубже в сумку и поволок Горшка за шторку.
- Мих, извини. Забегался. Просто не успел. Я выкину, Мих, - зашептал он.
Как будто в их истории поменялся знак и теперь Андрей обещал завязать, но спрыгивал.
- Андрюх, чтоб в последний раз.
*
Ему б тогда ещё догадаться, что дело неладно. Под утро Миха стал выяснять, где им с Андреем укладываться, и оказалось, что все ночевали в палатке, а Князя выгоняли спать в микроавтобус. На вопрос, почему, все отводили глаза, и в конце концов Дима выдал:
- Он храпит.
А Ира хором с ним:
- Он во сне разговаривает громко.
Херня, короче, какая-то. Во-первых, все храпят, и наверняка даже Ира, не в обиду будь сказано. Во-вторых, пьяным на это поднасрать. А, да, у них же тут сухой закон. Ну и Миха не помнил, чтобы Князь сильно разговаривал во сне или там пинался.
Ладно, минивэн, так минивэн. Ноги там девать было совершенно некуда, но это была неплохая попытка уединения на фестивале в пару десятков тысяч человек.
- Так чё ты там про Олю говорил? - спросил Андрей у сияющего Михи, которого пустил на пару-тройку песен к микрофону.
- А всё с Олей, - радостно сообщил тот. - Поговорили как люди, я теперь весь твой.
Андрей потрепал его по волосам - непутёвый ты мой, присмотрел за девчонками, ну что ж, померился с грибом - полезай в кузов...
Устроились они шикарно в проходе на полу - тут можно было расстелить спальник и не корячиться, пытаясь уместиться на сиденьях. Мишу пёрло концертной энергией, он навалился на Князя, хватая своими лапищами его за все места, крепко, иногда и до синяков, стискивая. Чтоб запомнили не только коленки. Андрюха, прижатый к полу, только всхрапывал под тяжестью, сжимавшей грудную клетку. Миха облизал пальцы и сунул в вожделенную задницу сразу два, одновременно целуя и окончательно лишая воздуха. Куда там надо нажать, чтоб Князя выгнуло от удовольствия, он за столько лет знал наизусть и моментально попал на автопилоте. Поработал рукой, растягивая, не до конца, так, чтобы было немножко больно. Потому что Андрюхе так нравилось. Провёл несколько раз рукой по своему члену, который подотстал от душевных устремлений. Доведя его до правильной твёрдости, толкнулся в Андрея, медленно и неумолимо натягивая его на себя. Быстро разогнался (от нуля до ста, добавил тот же язвительный голос в голове), выбивая из Князя смешные хрюкающие звуки. Тот потянулся было руками к своему члену, но Миха его руки прижал и продолжил Андрюху методично трахать, выцеловывая шею и ключицы. Андрей метался, стонал, кусал губы и закатывал глаза. Михе нравилось видеть его таким - потерявшим вечный контроль, забывшим все слова, открытым и уязвимым. Вот он снова умоляюще застонал, подаваясь вперёд. Член Андрея тёрся между их животами, но этого, кажется, было мало. Голос, значит?
- Андрюш, Андрюшенька, - проводя языком по чувствительным линиям шрама на правом предплечье, зашептал Горшок. - Я никогда больше, никогда... и ни с кем больше, только с тобой, обещаю...
И словил дежа вю - кажется, и это в их жизни не раз было. Но он сам каждый раз искренне верил. И Князь верил.
Миха мог угадать малейшее движение на родном лице даже в полутьме салона, в бликах от мельтешащих огней сцены, пробивающихся между шторками. По бокам Князя скользили тонкие цветные полосы, а на лице мелькнула горькая улыбка, сменившаяся блаженством, когда он кончил, забрызгивая семенем себя и Мишу.
А вот у самого Михи так сразу и не получилось. Казалось, вот-вот, ещё пару движений, и он продолжил толкаться в Андрея, сейчас очень чувствительного и закусившего губу.
- Ещё капельку, Дюш, потерпи...
Он начал отчаиваться и злиться. Поторопился играть в героя-любовника...
- Реально заебался сегодня чё-то, - вяло попытался оправдаться.
- А ты знаешь, что мои стихи обладают даром возбуждения? Даже самые серьёзные, например, такие, - зашептал Андрей на ухо Мише. И с пафосом произнёс: - Гаврила наш, большой затейник, свой хуй засунул в муравейник!
Миха заржал, расслабился и кончил. Андрюха чмокнул его в нос.
Они быстро вырубились, укрывшись другим спальником. Ближе к утру в полудрёме Михе пришла в голову дурацкая мысль про храп и не менее идиотская, что он может храпом разбудить Князя. Он повернулся на бок, потому что на спине, вроде бы, храпят сильнее, но так-то, до конца не отрубившись, он и так был тихим.
Андрюха завозился, жалобно заскулил, прижимаясь щекой между лопатками, зашептал:
- Мих, Мих, очнись, дыши...
- Да дышу я, - разворачиваясь обратно на спину и прижимая Князеву голову к своей груди, буркнул Миха. - Вот, сердце бьётся, слышишь.
Андрей в темноте закивал, возя по груди мокрым лицом. Вцепился в Горшка со всей дури.
А Миша поймал себя на том, что ничего не помнил с той ночи, только темноту в глазах, невнятные голоса, и что его, вроде бы, кто-то куда-то тащил. Дай бог памяти, сколько раз это происходило на глазах у Андрюхи?
- Мих, пожалуйста...
Горшок поцеловал его в макушку, погладил по спине, успокаивая.
- Никогда больше, я ж обещал.
Может, в этот раз получится?
*
- Дюш, а где аптечка у нас?
- Ну что там у вас стряслось? Добегался в салочки с девчонками?
- Не, я пока ты тут с мясом возишься, хотел сам.
- Что сам?
- Ну это, там. Дров наколоть.
Андрей опустил испачканные в маринаде руки и повернулся к Михе. Ожидая чего угодно, вплоть до торчащего во лбу топора. Если язык у Миши начинал заплетаться, значит, тот волнуется, а если волнуется, значит, нормально накосячил.
- Я полено на ногу уронил.
- Ты в шлёпках дрова колол?
Миха стоял, повесив голову, и рассматривал ссадины на ноге.
С улицы доносились звонкие голоса - дочки приехали в гости на дачу, которой Миха с Андрюхой занимались уже больше, чем Татьяна Ивановна. Настя даже молодого человека с собой привезла.
- В верхнем шкафчике, самая правая дверца. Давай сам, а то у меня руки грязные. Да выше, на второй полке.
Длинный Миша легко дотянулся до нужной коробки, даже на цыпочки не встал.
- Переложишь всё, ищи потом... - ворчал он, копаясь в аптечке.
- Да она там всю жизнь стояла, - Андрей продолжил насаживать мясо на шампура. Ни это, ни дрова он бы Михе не доверил. - Как ты при таком росте высоты боишься, не пойму никак.
- Андрюх. На меня посмотри.
Миша прекратил свои шебуршания и подошёл ближе.
- Ну что ещё.
Андрей обернулся. Миха стоял, протягивая ему коробку с налоксоном, и смотрел обвиняюще.
- Это что, блядь, за хуйня? Я, сука, уже пять лет чистый!
- Миш, ну я сто лет аптечку не разбирал, с тех времён наверняка валяется.
- Ты дурака-то из меня не делай, а? Я год выпуска в состоянии прочесть.
Андрей молчал, опустив глаза. Миха полыхал и дышал тяжело, раздувая ноздри, Князю всегда представлялось, что в такие моменты из них должен валить дым с искрами.
- Нечего сказать? Вот же крыса ты, как я с тобой вообще?! Что ты там ещё за моей спиной?
Андрей знал - сейчас полетит посуда, мебель, дверь врежется в стену... Дальше даже представлять боялся. Он бросился к Мише, обнял его, пачкая в маринаде, и сознался в том, от чего нежную психику друга все эти годы берёг. Потому что боялся - Миша словит вину и станет загоняться. Что ж, с виной они разберутся позже.
- Мих, пожалуйста... Я не могу просто.
- Чё ты не можешь?
- Выкинуть не могу. Ты... ты ж знаешь, как оно у меня...
- Ночью?
- Днём, Мих, тоже. Накатывает, - он стиснул зубы, губы сжал в полоску. С трудом выговорил: - Я не могу, пробовал. Адреналин там тоже где-то. Рука не поднимается, сразу ты перед глазами, как будто я не успел или этой хуйни под рукой не оказалось. Я тебе верю, но не могу, я больной, наверно, на всю голову.
Облегчение от признания затопило, и он заплакал, уткнувшись Мише в плечо. Тот обнял его, одной рукой стал гладить по спине, в другой всё ещё неловко зажимая пачку с ампулами.
- Ну всё, всё, Андрюшенька, всё-всё-всё... Лежит и жрать не просит, хуй с ним, я не буду больше.
@музыка: Иваси, "Мои сомненья"
@темы: фанфики, Король и Шут