[Тёмная сторона силы]

Название: Главные ценности
Фандом: Алекс Лютый
Персонаж: Алекс, его родители, Ганс, Кёрнер, Сухарев
Рейтинг: R
Жанр: ангст, драма, дарк, трагедия, психология, психиатрия, я бы сказала...
В жизни Алекса, как и у всех, были семья, любовь, дружба...
Уважаемый читатель, держите в голове, что мнение персонажа не равно мнению автора.
Во-первых, автор очень не любит фашистов - мои родственники пережили оккупацию и угон в Германию, а родственники мужа не пережили, были вырезаны. От пейрингов с "блестящими немецкими офицерами" я блюю. Во-вторых, Алекс психопат, любовь у психопатов специфична.


1. В своих сапогах

- Поехали, тебе будет интересно.
Неожиданный подарок от Сухарева.
- Помнишь, что лицо Лютого было изуродовано, когда его нашли? А документы в полном порядке. Меня это сразу смутило. Так ты представляешь, человек, который его нашёл, жив до сих пор, я решил с ним поговорить, вдруг всплывут какие-то детали.
- Какие там детали, - Сергей помрачнел. - Ты наверняка видел записи. Не мог Кононенко правду в книге написать, это же наши люди, и такое. Я их понимаю - настрадались они. Война... война превращает людей в зверей.
- Или делает их настоящими людьми.
- Егор Романович, не затирай мне тут. Мы про то, что в жизни, или про то, что в книге?
Они подъехали к обычной пятиэтажке из силикатного кирпича. На лавочке у первого подъезда нервно курил высокий старик.
- Семён Евгеньевич? - обратился к нему Сухарев. - Здравствуйте.
- Здравствуйте. А этот тоже из милиции? Не похож, - покосился тот на Сергея.
- Я журналист, пишу книгу, как раз о Лютом.
- Что-то много вас стало, - старик прикурил новую папиросу от старой.
- Кононенко убили, - Сергей поджал губы. - Как раз из-за этой книги, и мне пришлось, так сказать, подобрать меч павшего товарища.
- А, ну, это? Тогда да, - бывший партизан пожал плечами.
- Семён Евгеньевич, - ровным, почти ласковым тоном заговорил Сухарев. - Нам нужно, чтобы вы вспомнили тот день, когда нашли тело Лютого.
- Весь день?
- Если это тяжело для вас, можете начать сразу с находки.
- С утра мы с Петром Ивановичем... Поляковым... в разведке были. Немцы отступали, мы били их под зад, а они, знаете, они... Вот как щуку на берег вытащил, она помирает уже, а всё жрать пытается. Кто в тюрьмах, в лагерях у них был, расстреливали без разбора, архивы жгли, уничтожали, что могли. Мы узнали, что мост в Новом Быте со дня на день собираются взорвать, оставили там засаду и пошли за подкреплением.
- Простите, а где сейчас Пётр Иванович? С ним тоже можно будет поговорить? - спросил Вернигор.
Семён Евгеньевич смерил его взглядом, потом Егора Романовича.
- Не сказали ему? Мы все были под подозрением, как жители оккупированных территорий, а Поляков ещё и из плена бежал. Дали ему десятку, как тем полицаям, которых мы били. Он ополченец был, немолодой уже, так до конца срока и не дотянул.
Старик сделал затяжку.
- Я тогда мальчишкой был совсем, только животноводческий техникум закончил, чуть старше этого Лютого вашего. Видели б вы, что он творил.
- Вы его видели? - спросил Сухарев.
- Только мёртвым, бог миловал. Из наших, кто видел его близко, тот был не жилец. Но уж дел его насмотрелся. В Смоленке, знаешь, где он детей пострелял, мы через две недели только были, немцы нас тогда обложили сильно. Пол-отряда погибло, болотами уходили, детей... детей топили, чтоб плачем не выдали нас, чем мы лучше этого... этого... - партизан всхлипнул.
- Это тоже на их совести, - сурово сказал Сухарев.
- День по шею в воде стояли. В Смоленку пришли... они ж нам последнее отдавали, а мы защитить их не смогли, слышишь? Там одно пепелище, бабы ходят, как мертвецы, воют, а одна на наших накинулась, кричит - это из-за вас, из-за вас, всё из-за вас... А шахты когда разбирали? Там же пол-города лежит.
- Они за всё нам ответят, ни один не уйдёт от возмездия, - пообещал ему Вернигор.
- Да, да, - поморщившись, ответил Семён Евгеньевич. Кажется, пафос этих слов расстроил его и вернул к реальности. - Этот уже не ушёл. Выходим, короче, там тропа такая на Старое Болотово, место заметное, и на самом виду - висит. Подвесили его за ноги, как он вешать любил. Говорят, стоял, смеялся и спрашивал - страшно тебе?
- Как вы узнали, что это он?
- Да к нему документы были его же ножом пришпилены. Прямо в рожу его крысиную нож воткнули.
- В каком смысле - в рожу? - переспросил Сергей.
- В фото его на аусвайсе. А так-то в ногу куда-то, на самом виду. Так-то рожа у него была как отбивная, изрезана вся, да он ещё ж вниз головой провисел, вся кровь там как в мешке собралась, - Семён Евгеньевич сплюнул. - Ну и отомстили ему люди знатно, живого места не было, весь избит, своим же ножом истыкан, брюхо распорото. Висел в этой своей форме, рукава закатаны, как он любил, и босой.
- Точно босой? - переспросил Егор Романович.
- Ну да, босой. Вы ж знаете, какое время было. Форма его поганая никому не нужна, а сапоги - это сапоги. И партизаны в трофейных ходили, и солдаты. Что найдёшь, то обуешь, что отнимешь, из того и стреляешь.
Сухарев и Вернигор, оба бывшие фронтовики, дружно кивнули.
- Вы ж понимаете, он людей пытал в своё удовольствие, детей расстреливал. Медсестра наша, Настя, школьница ещё, вся седая была после того, как из кучи трупов выбралась. Если б мы его живого нашли, сделали б то же самое или ещё хуже. Я б его живьём сжёг, как он тех, из Бердянки, и то б ему было мало.
У Семёна Евгеньевича тряслись руки и плечи. У Вернигора дёргалось лицо. Только Сухареву удавалось держать себя в руках.
- Можно? - старый партизан вытащил из кармана треников початую бутылку водки.
Все по очереди отхлебнули из горла.
- И вашу семью? - спросил Сергей не своим голосом.
- Нет, моих ещё в начале оккупации. Я мстил за них, после освобождения пошёл в военкомат, Берлин брал.
Трое мужчин долго сидели, пили и делились воспоминаниями о войне.
- Без сапог, - уже садясь в такси, задумчиво сказал Вернигору Сухарев. - Может, Лютый в них и ушёл? В своих-то удобнее?


2. Первая любовь

Когда они встречаются на очной ставке - они практически готовы броситься друг другу на шею.
Алекс любит её до сих пор. Он бы даже сейчас, после всего, после того, как она плевала ему в лицо, после того, как помогла сдать его в руки оперативников, хотел бы прижаться к ней, обцеловать её всю, вдохнуть её запах, зарываясь носом в волосы, в грудь. Это его Ася, его божество. Его всего трясёт и коробит от попытки удержаться, голос не слушается. Он уже не уверен, что случилось бы, встреться он с ней один на один. Убил бы её второй раз? Взял бы, используя свой последний шанс? Увёл бы силой, рискуя всем? Ася стоит перед ним, снова такая красивая и такая недоступная.
Он никогда не мог справиться с этой любовью. Всё, привитое Кёрнером, слетало, как шелуха. Эмоции захлёстывали, голова отказывалась работать, тело не подчинялось. Он до дрожи хотел присвоить её себе. Всеми правдами и неправдами. Перед Асей он был беззащитен.
По её глазам видно, что она тоже готова податься навстречу. Боже, из их класса выжило только двое, и Сашка - третий. Саша, Сашенька. Красивый, немного нелепый с этими своими смешными стихами, влюблённый безумно. Он был её первой любовью, и ухаживания эти его грели, подкупали. Сначала ей нравилось дразнить его, заставлять ревновать, чтобы получить больше внимания, насмотреться, насколько он любит её. Но его любовь оказалась по-настоящему, пугающе безумной. А потом он стал предателем. В свои семнадцать она кричала ему в лицо оскорбления, искренне веря, что после этого он поймёт, на чьей стороне должен быть. Считала его мерзавцем и надеялась, что он её спасёт. Может, если бы она повела себя иначе, он бы стал партизанским осведомителем. Но нет, она никогда бы не смогла.
Между ними - обернувшееся насилием спасение, смерть Аси (теперь она Настя, Настя), тысячи других смертей - он стоит в крови по самую шею.
И всё равно иррационально ей хочется броситься навстречу, обнять, Сашенька, столько лет, боже, это ты, а помнишь?


3. Вторая любовь

Отто Кёрнер не похож ни на кого из виденных Сашей раньше.
Саша стоит рядом с отцом, глазея на вычурную роскошь бывшей уездной гостиницы - люстры, лепнину, стены цвета лежалого мяса. Ему до войны не светило побывать здесь, да это и к лучшему. Здесь в своё время помещалась ЧК, где его отцу, из бывших "лесных братьев", в том числе сломали ногу, оставив инвалидом. Потом, естественно, здесь было ОГПУ. Теперь стены пестрят от нацистской символики.
По кабинету расхаживает человек. Саша таких никогда не видел. Его лицо. Руки. Выправка. Всезнающие глаза. Этот человек владеет жизнью и смертью, словно бог.
Саша не думает о том, что в его родной стране было и есть множество великих людей, потому что видит то, чего никогда доселе не видел на расстоянии вытянутой руки.
- Мой сын, - заискивающе говорит Лехновский-старший.
Саша смотрит на своё отражение в огромном зеркале, расправляет плечи. Он похож на истинного арийца, а не на этого обрюзгшего лакея. Кёрнер смотрит на Сашу с таким пониманием и кивает.
- Я буду звать тебя Алекс.
Алекс в этот момент словно заново рождается.
У него теперь новый отец, которому он готов подчиняться беспрекословно.
Этот отец никогда не поднимает на него руку. Учит, как быть настоящим мужчиной, хозяином этого мира. Гордится им и дарит заслуженные подарки, достойные настоящих мужчин.
И Алекс ради его одобрения готов на всё. Убивать, мучить, переступать через кого угодно. Чтобы стать равным богу, он должен отринуть всё человеческое.
Он одержим Кёрнером. Дышит им. Ловит каждое слово, каждое движение. Любовь для Алекса - всепоглощающая, ревущая огненная бездна. Алекс хочет видеть Кёрнера отцом? Быть им? Быть с ним? Всего и сразу.
Мачеха и отец не могут встать на пути этой любви. Алекс служит своему богу неистово.
*
- Почему мы так быстро бежим?
Кёрнер отвечает ему с горечью, он не сломлен, но печален, как всезнающий бог, покинутый своими адептами. Кажется, только что он лишился ещё одного. Алекс разочарован. Ася, умершая с гордо поднятой головой, вечно будет жить в его сердце. Кёрнер оказался слаб, и он низвержен с пьедестала. Когда-то его Алекс перерос своего бога и пойдёт дальше. Он сбросит тесную шкурку ещё сколько угодно раз.
Два дня спустя, в лесу, он снова перерождается.


4. Дружба

Для чего существуют друзья? Чтобы помочь, поддержать.
- Ганс, покажи ему.
Ганс не просто показывает - протягивает Алексу кастет, спасая в безнадёжной, непонятной ситуации.
- Алекс, эти люди огорчают тебя?
Да, и они уж точно не друзья. Ганс подсказывает выход и здесь. По реке плывут два трупа врагов, друзья идут от реки с неплохим уловом, выше нос, Алекс!
Друзья не смеются над тобой, не считают тебя ущербным, даже если ты ариец не по крови, а всего лишь по духу.
Хороший друг Ганс помогает ему заслужить наколку, поддерживает весёлые соревнования по стрельбе, учит обращаться с женщиной.
Алекс только немного ревнует его к Кёрнеру, но не сильно, тот всегда демонстрирует, какой Алекс для него особенный.
Для чего существуют друзья? Чтобы вовремя сказать горькую правду. Только вот горькая правда для Алекса всегда не вовремя. Не вовремя, какой бы полезной она ни оказалась.
Близкий друг единственный из всех моментально вычисляет, что Алекс смазал лыжи. Друг же удержит от совершения глупости, не позволит поддаться слабости?
Только дружба эта, к сожалению, односторонняя.

@темы: фанфики