- О-о-о, - шепчет голос. - Кто это у нас тут такой сладкий?
Из тумана проступает женская фигура.
Красавица, как раз в его вкусе. Лютик бы с ней не прочь. Отличный сон.
- В твоём вкусе? - женщина усмехается и превращается в Геральта. Совершенно обнажённого, прекрасного Геральта. Геральт цедит своё вечное "хммм". И смотрит на Лютика. О, как он смотрит!
Да это не сон, а просто подарок. Сердце щемит, но во сне ведь всё можно? Лютик робко протягивает руку к лицу Геральта.
- Почему ты раньше не снился мне <i>таким</i>? - спрашивает он.
- Потому что я ещё не твой, - чуть отступая, говорит Геральт. - Между нами стоят они.
Он дрожит и превращается в Йен, в Цири, опять в Йен и снова в Цири... Йен и Цири рябят, мелькают, сменяются грубо ржущими ведьмаками, знакомыми краснолюдами. Лютик оказывается на той проклятой горе, видит себя тогдашнего и тогдашнего Геральта, выкрикивающего оскорбления. Лютику невыносимо больно. Давешняя красавица хохочет рядом, потом встряхивает пышными волосами - точь-в-точь Плотва.
- Да-да, и Плотву он ценит больше тебя.
Лютик видит себя, стоящего с протянутой для пожатия рукой, а мимо текут и текут люди и нелюди - не замечая, отворачиваясь, насмехаясь, сплёвывая...
- Как ты думаешь, что он им про тебя рассказал? О нет, прости-прости, не рассказал, конечно же. Упомянул. Как он тебя упомянул?
Вот это уже больше похоже на его обычные сны, но что-то тут есть неправильное. Лютик бы понял, если бы не эта проклятая боль, начисто лишающая разума и сил.
- Ты столько вытерпел ради него, - и Лютик чувствует, как руки начинают гореть. - А что в это время делал он?
Огонь, повсюду огонь, и сквозь этот огонь Лютик видит, как ведьмак трахает свою Йен.
- И когда же он пришёл за тобой? Когда понял, что может тебя <i>использовать</i>!
- Нет! - кричит Лютик, пытаясь отогнать наваждение, проснуться. - Она спасла меня! Он вытащил меня из тюрьмы!
- Она тебя бросила, а он использовал, - настаивает с ядовитой усмешкой женщина.
Лютику кажется, что сейчас у него носом хлынет кровь, колоколом бьющаяся в голове.
- Это ничего, ничего, милый, - странная красавица приобнимает его за плечи, гладит по спине, проводит по волосам. - Это не он. Это всё они. Настроили его против тебя, запутали. Давай мы от них избавимся, прежде чем они избавятся от тебя, и тогда он увидит, <i>кто</i> на самом деле его друг. Тебе и делать-то ничего не придётся. Просто подыграй мне, когда придёт время. Просто отдай мне свою боль. Я заберу боль, а взамен ты получишь Геральта. Только скажи: изба-изба...
- Нет! - Лютик резко сбрасывает её руку, отскакивает подальше. - Я знаю, кто ты и что тебе нужно!
Кажется, он помнил какую-то молитву, отгоняющую демонов, нянька в детстве научила, полузабытые слова сами собой стекают с языка, а женщина издевательски, визгливо хохочет.
- Лютик! Лютик! - кто-то зовёт его, трясёт и наконец вытаскивает из зыбучего морока.
Это Йен, и надо держать лицо, натянуть привычную маску шута. Остроты выходят глупыми и плоскими.
- Она посылает тебя на верную смерть, - шепчет в уши ядовитый голос. - Она просто хочет избавиться от тебя. Чем Геральту может помочь этот булыжник?
Лютик мотает головой, упрямо тащится на замковую кухню и попадает в самое пекло. Один удар тяжёлого хвоста, и камень летит в одну сторону, Лютик в другую.
- Даже этого ты не можешь! - верещит в ушах демон. - Бесполезный болтливый идиот!
Кухня ходит ходуном. Разлетаются тяжёлые дубовые столы, топают когтистые лапы, лязгают мечи, кем-то хрустят и чавкают, знаки разносят всё на своём пути. Низко гудят ведьмачьи медальоны и в такт им вибрирует камертон на цепочке, вывалившийся из-под рубашки. Лютик, стоя на четвереньках в углу, вдруг понимает, что здесь, в замке, пропитанном трёхсотлетними болью и отчаянием, у них, побитых жизнью, со всеми их болью и потерями, практически нет шансов, и... дрогнувшим голосом заводит "Дочь рыбака". Его пение больше похоже на плач или вой, его не слышно сквозь весь тот ад, который творится вокруг, но Лютик упрямо продолжает. Самые весёлые песни, самые героические баллады про Геральта, как бы говорящие твари: и ты там будешь.
Он не будет кормить эту мерзость. Не даст ей сил. Будет убегать, изворачиваться, и, если повезёт, запустит Геральту яшмой в его дурную седую башку, может быть, тогда поймёт, чего ему не хватает для равновесия.