[dunkelseite]

Название: День 29. Праздники. Семейные торжества.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Миха, Андрей, Михино семейство
Рейтинг: PG-13
Жанр: слэш, ER. Драма.
Вечер в гостях у родителей.
Хоум, свит хоум Т_Т

- Мишенька, ты приходи, пожалуйста, - просит, почти умоляет муся. - Посидим все вместе, мы же семья.
- Мусь, давай я лучше один зайду потом, когда отца не будет, а то он начнёт опять...
- Мишенька, я поговорю с ним, он не будет. Пожалуйста, всё-таки день рождения мой. Хочу собрать вас всех вместе, вы же самые близкие люди для меня. Знаешь, как мне больно, когда вы ссоритесь. Лëша вот обещал с Аллочкой и Кирюшей быть. И ты... - муся лелеет тайную надежду, что после Анфисы он наконец найдёт себе хорошую девушку, - можешь прийти не один.
Она уговаривает и уговаривает, давит на Мишу, и тот в конце концов соглашается.
Они приходят позже Лëши с семейством, но раньше отца, у которого, как всегда, что-то на службе. Андрей вручает имениннице огромный букет белых роз. Она принимает цветы, ахает и охает над ними, и давит лëгкое недоумение от того, что Андрей, конечно, близкий друг семьи, но не совсем то, что она имела в виду. Впрочем, это же Миша.
- Пойдем, Андрюша, поможешь мне достать вазу сверху.
Миша заходит в зал, где Лёша пытается справиться с маленьким ураганчиком по имени Кирилл. Алла ушла помогать мусе на кухню, резать салатики и немного сплетничать. Братья заводят разговор о музыке, уходят в философию и политику, Кирюша ноет и теребит их. К счастью, возвращается Князь, которого не припахали к салатикам и чистке картошки, и у ребёнка образуется личный сказочник, готовый разыгрывать целые представления и дурить на полную.
Когда наконец приходит Юрий Михайлович, в квартире дым коромыслом. Лёша с Мишей, уже подвыпившие, терзают гитару. На кухне хохочут Алла с Татьяной Михайловной. Из бывшей комнаты братьев появляется раскрасневшийся Князь - на четвереньках, с Кирюшей на спине, встаёт на дыбы, закусив старый ремень, и ржёт.
- Здрасьте, Юрь Михалыч!
Тот переводит глаза с лишней пары гадов на это безобразие. А уже готовил целую тираду для Миши по поводу его новой девушки, которую обещала муся. Надо полагать, к гадам должна была прилагаться не гимназистка. А к ним прилагается вообще Андрей. С одной стороны, он, конечно, помогает Мише держаться в рамках, а с другой, без него "Контора" развалилась бы, а не выросла в то, во что выросла. И Лёшу бы с толку не сбили. Стоп, а что Князев вообще тут делает? У них семейное мероприятие. Юрия Михайловича завели ещё на службе, и новые Мишины просчёты падают, так сказать, на свежие дрожжи.
Он движется по квартире, как мрачная, медленно накрывающая туча, заставляя стихать разговоры и смех. Андрей с Кирюшей убираются обратно в комнату. Просто детский сад, и этому человеку без малого тридцать... Букет для жены оказывается скромнее Мишиного, и это раздражает. Сыновья... Один в чёрном весь, как будто не на день рождения, а на похороны явился. Другой растрёпанный, не стрижен, не чëсан, одет в какую-то рванину. А о чëм они разговаривают - это ж вообще слушать невозможно.
- Давайте, убирайте гитару. Мусенька, садимся.
Он вертит в руках виски, принесённый Мишей. Виски, в принципе, неплохой, но Юрий Михайлович убирает его и достаёт подаренный на службе. Татьяна Ивановна с Аллой тащат салатики. Подтягивается Андрей, на шее у него Кирилл, хихикающий и норовящий закрыть своей "лошадке" глаза ладошками. Князь притворно врезается им в люстру. Кирюша радостно визжит. Юрий Михайлович морщится - его дети так себя не вели.
Ребёнок с неохотой переезжает с Андреевых плеч на старый высокий стульчик, переживший не только Мишу и Лёшу, когда-то уже не новым купленный с рук. Они обсуждают стульчик, советское-на-века, трудную жизнь на Дальнем Востоке. Сервиз обсуждают, японский, как доставали его с трудом, и тот, что в серванте, и тот, что на антресолях, осевшие теперь ненужным грузом: дети, для которых копили, категорически не берут. Разговаривают в основном родители и Алла. Лёша с Мишей молча едят, уткнув носы в тарелки и скупо отвечая на вопросы матери об их жизни. Князь продолжает игру с Кирюшей, на этот раз вокруг тарелки с едой, будто не замечая строгого взгляда Юрия Михайловича. Все дружно пьют за именинницу, за родителей, снова за именинницу - каждый должен сказать тост.
Когда очередь доходит до Миши, тот запинается, медленно пытаясь подобрать слова, ещё труднее делать это под строгим, пристальным взглядом отца (как ты сидишь? выпрямись! на мать смотри, а не в стенку! что ты блеешь, как козёл? так и знал, ничего у тебя не выйдет!) Андрей прикладывает палец к губам, давая Кирюше знак молчать, а другую руку успокаивающе кладёт Мише на бедро. Юрия Михайловича почему-то цепляет этот жест.
Миша худо-бедно справляется. Он бесится не хуже отца с самого момента его появления. Вроде бы ни тот, ни другой, ничего особенного не делают, но между ними столько всего, что оба сидят разъярённые, тяжело дышащие, раздражаясь от малейшего чужого движения, от каждого слова.
- Мишенька, а оливье ты попробовал? Я сделала, как тебе в детстве нравилось, с яблочком.
- Да, мусь, - бубнит тот, после переглядываний с Андреем добавляет: - Очень вкусно.
- Помидорчики пробуйте, свои, с дачи, - Татьяна Ивановна пытается подтолкнуть застопорившийся разговор.
- Да вы просто волшебница, вырастить в нашем климате такое, - самым обволакивающим тоном выдаёт Андрей. - Давайте я за вами поухаживаю. Селëдочки?
Под суровым присмотром отца семейства разговоры жухнут, и только на тарелке мелкого продолжается начатая ещё Князем морская битва между лодочками красного и зелёного перца. За зелёных командование переняла Алла.
- Наверно, горячее надо подавать, - спохватывается именинница. - Андрюшенька, поможешь блюда принести? Смотри, там сзади тебя в серванте, да, вот эти, бери и пойдём.
Князь выбирается из-за стола, по дороге подняв Лёшу и Аллу, отправляется на кухню за курой и картошкой (молоденькой, со своей дачи!).
- Пойдём покурим, - кивает отец Мише, и они выходят на балкон.
- Чë? - агрессивно спрашивает Миша с порога.
- Что за "чë"? Ты с дерева слез, что ли? Выглядишь как охламон...
- Так чë ты хотел-то?
- Я что, просто с сыном своим поговорить не могу?
- А чë, там нельзя было?
- При посторонних?
- При ком? - Миша нехорошо прищуривается.
- Клоуна ты этого зачем приволок? Муся ждала тебя с кем-то... близким.
- Андрюха мне не посторонний. Он самый близкий для меня человек, понимаешь, да?
- Ты совсем дурак? Не соображаешь, что несёшь?
- Это ты не соображаешь, - Миша вдавливает окурок в перила, игнорируя пепельницу. Лицо у него злое - обычно мирного Мишу умеет разозлить по-настоящему только один человек.
И этот человек сейчас стоит, пытаясь осмыслить то, на что закрывал глаза. Все эти перемигивания, перешëптывания, тайные знаки и шутки на двоих. Рука на бедре. Как они с Андреем сидят, прижавшись плечами. Как подкладывают друг другу салатики. Как с детства днюют и ночуют друг у друга. Это их вечное "мы" по поводу и без повода. Князь то, Князь сë, Анфиса была, да сплыла, как тень по их дружбе побежала и истаяла. Он же следователь, в конце концов, но предпочитал не видеть очевидного, потому что это его сын.
- Ещё этой мерзости в моëм доме не хватало, - вырывается у Юрия Михайловича.
Миша вспыхивает как спичка.
- Мы и не рвались к тебе особенно. Уже уходим.
- Не смей портить матери день рожденья! - рычит на него отец. - Не смей впутывать её в эту грязь, хватит с неё твоих безобразных выходок! Возвращайся за стол немедленно!
Но Миша уже как взявший разгон поезд. Он врывается в комнату, с грохотом распахивая балконную дверь, и Кирюша с перепугу начинает плакать. Князь стоит в дверях комнаты с блюдом исходящей паром картошки, только кокошника не хватает. Муся, переставлявшая посуду на столе, чтобы освободить место для горячего, поднимает испуганные глаза и беззвучно обращается к мужу: "Юр, ну я же просила!"
- Андрюх, поставь это куда-нибудь, уходим!
Миша практически силой вынуждает Князя опустить блюдо на журнальный столик (лакированный! без подставки! три месяца по записи ждали! ты только портить умеешь! ни копейки не заработал!)
На глазах у взбешённого Юрия Михайловича и растерянно мечущейся Татьяны Ивановны эти двое снова переглядываются, обмениваются им одним понятными сигналами и начинают шнуровать свои невозможные боты.
- Мишенька, куда же ты, останься, прошу тебя. Мать тебя просит, как же так, ведь день рожденья, мы все...
- Хватит, - обрывает её муж. - Ночная кукушка дневную перекукует.
- Юра... Андрюша? Мишенька? Куда же вы... Юра, о чëм ты?
- Да в лифте зашнуруешь, - Миша пихает Андрею в руки косуху и вытаскивает его на площадку.
Не сговариваясь, они берут пиво и оккупируют лавочку в ближайшем сквере. Миша кладёт голову Андрею на плечо, не говорит ничего, только сопит, вздыхает и периодически косит на него чёрным глазом. Андрей обнимает его успокаивающе и с пониманием вздыхает в ответ.