[dunkelseite]

Название: День 15. Фэнтези. Не расцепимся.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь, Горшок и все-все-все. Маг!Горшок/демон!Князь, Горшок/Анфиса, Горшок/Ольга.
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, драма, слэш, гет
Что-то стыдно мне стало, как будто из фэнтези у нас только Хоббит да Ведьмак, сегодня будет Диана Уинн Джонс.
Первая часть - рассудительный такой гет, с намёками на слэш.
Вторая - слэш, NC-17, зависимости, стекло, все пироги.
Третья часть - захотелось дать голос и Князю, который смотрит на ситуацию по-своему.
Магический наркотик Химера заимствован из "Заколдованного королевства".
Прошу учесть, что время не наше, нравы более пуританские, осведомлённость в вопросах секса у населения хромает...

Часть 1. Оля.
- Девочки, мне пора, - Оля поднялась.
Цветные всполохи от зеркального шара плясали на её лице.
- Может, посидишь ещё с нами, вместе пойдём? Говорят, астрологи сегодня звездопад обещали. Вдруг прямо на тебя свалится огненный демон?
Оля засмеялась.
- Я слишком скучная, чтобы мной интересовались демоны.
В дверях к ней неожиданно приблизилась высокая тёмная фигура.
- Простите, не хотел вас смущать и подходить при всех, - раздался бархатный низкий голос. – Вы стояли там в лучах такая светлая, как ангел, и мне захотелось хотя бы прикоснуться к вашему сиянию.
- Вы? – удивлённо спросила Оля, поднимая глаза. – Вы же…
- Для вас – Миша, - улыбнулся Горшок, известный музыкант. К слову сказать, Оля к числу его обожательниц не относилась. – Можно, я вас провожу? На улицах сейчас опасно.
"Для таких, как вы, - подумала Оля. - Талантов с горячим сердцем..."
Они выбрались в полную цветочных запахов влажную ночь поздней весны.
- А раз на улицах опасно, предлагаю другую дорогу. Держись крепче, - перейдя на ты, он протянул руку. – Представь, что прямо тут начинается лестница в небо. Идём по ней со мной.
И он потянул её чуть вверх, они поднимались всё выше и выше, пока не воспарили над крышами. Ступать по воздуху было так легко, а с надёжной Мишиной рукой в руке – совсем не страшно. Даже обидно было, что дом так близко.
- А давай просто погуляем, - предложил Миша. – Я вообще люблю гулять ночью.
- Давай, Мишутка, - зачарованная полётом, близкими звёздами и свежим ветром высоты, согласилась Оля.
- Только заглянем тут в одно место… мне буквально пять минут.
Предвкушая ещё какой-нибудь приятный сюрприз, Оля спустилась вслед за ним и оказалась в тёмном, грязном закутке двора.
- Постой здесь буквально минуточку, - Миша исчез за тяжёлой скрипнувшей дверью, изнутри глухо защелкнулась щеколда.
Пахло здесь не цветами, а помойкой и чем-то трупно-сладким. Оля стояла, стояла, замёрзла, поняла, что надо бы домой, а она совершенно не понимает, где находится. Попыталась ломиться в ту самую дверь – из двери вылез глаз, повращался и уполз обратно, и больше никакого ответа. Кое-как проходными дворами она выбралась на что-то, более-менее похожее на улицу, и побрела, прячась в тени, боясь, что в любой момент столкнётся с кем-то или чем-то похуже демона-сердцееда.
Дурочка, корила она себя. Купилась на красивый голос кумира прачек и разнорабочих. Случись с ней сейчас что, кто позаботится о её дочке, о маме, о брате?
*
На следующий день она сидела в своём домашнем кабинете, маленьком, светлом и чистом, разбирая бумаги. Она помогала людям найти свой дом и своё счастье. Дом – это же так важно.
- Ты будешь полон детскими голосами, - сказала она, постучав по приложенному к одной из папок рисунку. – А ты – в тебе будут кипеть жаркие любовные страсти. А вот ты… Старикам нужен покой, садик за домом, лавочка, чтобы погреться на солнышке.
В дверь раздался резкий стук и, не ожидая приглашения, в кабинет практически ворвалась высокая темноволосая женщина. Одета она была более чем вызывающе, как будто пришла не ранним утром к агенту по недвижимости, а поздним вечером в клуб для холостых мужчин с известной целью. Тёмные глаза, густо подведённые чёрным, горели сумасшедшим блеском.
- Я видела тебя вчера вместе с ним, милочка! – начала незнакомка слишком громко. – Вижу, вы друг другом заинтересовались.
- Немедленно прекратите и выйдите вон, - сказала Оля, поднимаясь. – Вы не записаны на приём и лезете в то, что вас совершенно не касается. Как вы вообще в дом вошли?
Если бы её попросили подобрать жильё для этой посетительницы, она бы отказалась. Почему-то представлялось, что с такой жилицей любой дом придёт в полное запустение, она как будто жизнь из него вытянет, и останутся только сквозящие, пахнущие плесенью руины.
- Меня – очень даже касается. Я его очень давняя подруга, - наступая на Олю, незнакомка практически прижала её к столу и схватила за руку. – Он вернётся к тебе – передашь ему привет.
Оля почувствовала, что руку обожгло. Она глянула на ладонь – там постепенно таяла печать с магическими знаками. Оля тряхнула рукой, как будто пытаясь отбросить её от себя. В это время раздался резкий свист, как будто хлопком закрыли веер, и посетительница исчезла.
Весь день Оля была как на иголках, хотя день вроде бы шёл как обычно. Просмотр объявлений в газетах, посетители, к обеду пришёл курьер – забрать тексты объявлений и пакеты для доставки, принёс деловую почту. Дочка прибежала из школы и почти на целый час отвлекла Олю от утренних тревог. К вечеру вернулся из ремесленного уставший брат и невольно снова напомнил о Мише – брат был как раз из поклонников Мишиной труппы.
В сумерках они с дочкой возились вместе в небольшом садике перед домом, а матушка сидела на лавке под отцветающей сиренью и вязала шаль.
На улице показался высокий и полный господин с военной выправкой, слишком заметный среди других прохожих. Видно было, что годы уже берут над ним верх, он шёл, тяжело опираясь на тёмную трость, и что-то искал взглядом. Господин остановился у железной ограды, отделявшей Олин палисадник от улицы, и спросил низким голосом:
- Вы Ольга? У меня к вам очень важное дело. Могли бы мы переговорить одни?
- Да, - кивнула она, вытирая руки о фартук, и провела его в дом. Предложила сесть и отошла на пять минут, привести себя в порядок, потом вернулась, захватив стаканы и холодный оранжад.
- Я отец Миши, Юрий Михайлович, - представился гость. – Он попал в очень трудную ситуацию, ему нужна ваша помощь.
- Почему моя? Как я могу ему помочь?
- Я не знаю, магия говорит, вы для него словно добрый ангел. Простите, мы все за него тревожимся, и я наложил на него следящее заклинание. К сожалению, там, где он сейчас, оно не действует, но вчера, когда он встретил вас в городе, я почувствовал удивительные вибрации в его ауре.
- Что же это за место такое, куда не проникает магия?
- У него есть свой дом, на болотах. Аномалия, - вздохнул Юрий Михайлович. Оле показалось, он что-то не договаривает. – Я подвезу вас, у меня есть карета, которая ждёт в переулке. Только вы сможете избавить его от ужасной… - он захлопнул рот. – Вы должны сами догадаться.
«Ведьмы, - досказала за него мысленно Оля. – Той, что вчера наложила на меня неведомое проклятье. Наверняка она прокляла и Мишу, и разрушить эти чары может только… ну, что в таких случаях бывает? Любовь? Я не юная девица, чтобы верить в такое, но близкие люди хватаются за любую соломинку…»
- Я попробую, - ответила она.
- Ехать надо сейчас, время дорого, - Юрий Михайлович потянул её за собой, и она едва успела схватить с крючка у выхода накидку и сказать родным, куда отправляется.
Кони, запряжённые в карету, были явно волшебными, но даже так они добрались до болот только в сгустившейся темноте.
- Дальше вы должны идти сами, - помогая ей выйти из кареты, сказал Юрий Михайлович и подал ей фонарь.
И Оля пошла вперёд по едва заметной тропке, думая, что, видимо, эта тропка через пару минут приведёт её к крыльцу загадочного дома, в котором по каким-то своим причинам отец Миши появиться не мог.
*
Время явно перевалило за полночь. Оля стояла одна посреди болот, слушая жуткие звуки, доносившиеся из тьмы, и смотрела на огарок свечи в фонаре. Нет пути назад и нет пути вперёд. Может, дождаться рассвета, не сходя с места? Если то, что так ужасно хлюпает и вздыхает во тьме, или то, что издаёт пронзительные крики, не доберётся до тёплой плоти раньше…
Она сделала ещё пару прыжков с кочки на кочку, чувствуя, как силы её покидают, и тут увидела впереди огромную тушу. Туша, шумно вздыхая, стояла невдалеке, около песчаного островка, из которого торчали три сосны. Она опиралась на тонкие, как у цапли, ноги, и парочку из них поджала тоже совсем как цапля, чудом балансируя на оставшихся. Внизу туши что-то с лязгом двинулось вниз, как будто челюсть начала приоткрываться, и оттуда полился свет. Оля обмерла. Поджарит и сожрёт…
Но пасть оказалась дверью с развернувшимися ступеньками.
- Заходи, будь как дома, - позвали из двери.
Голос был не Мишин, но Оля, надеясь, что это тот самый таинственный дом (на цапельих ножках), поспешила, оскальзываясь, и вскоре оказалась в тёплой, светлой прихожей. Ступеньки за её спиной с шорохом свернулись, и оглянувшись, она увидела только самую обычную дверь с разноцветной круглой ручкой.
- Иди сюда, - позвал всё тот же голос, и Оля прошла в глубину помещения, разглядывая пёстрые, яркие стены, в некоторых местах разрисованные жутковатыми рожами. Те, кажется, шевелились, моргали и подмигивали.
Оля дошла до небольшой уютной кухни, где полстены занимало окно, выходящее на северный портовый город, а на противоположной от окна стене нарисована была старая афиша Мишиной труппы, с головой-пнём. От усталости Оле показалось, что голова ей подмигнула. Прямо под афишей располагался большой очаг, в котором весело горел огонь.
- Садись, поешь, - раздался голос прямо из огня, и Оля отшатнулась, увидев в пламени довольную круглую физиономию. – Обсохни, отдохни, и завтра я высажу тебя где-нибудь поближе к людям.
- Ты кто? – осторожно спросила Оля.
Огненная рука поставила чайник прямо на огненную голову.
- Я Князь! – огонь гордо взметнулся, охватывая чайник. – Я демон, злой и коварный, не простой, а Князь среди демонов! Но ты не бойся, не обижу. А тебя как занесло ночью в такую глушь? Мачеха послала?
- Не совсем, - принимая из рук демона чашку с чаем, сказала Оля. – Я Мишу ищу. Мишу Горшка, из магического музыкального шоу «Король и Шут», знаешь?
Огонь взметнулся до потолка.
- Знаю, конечно. Демоны всё знают. Та пакость, что у тебя на руке, для него? Ладно, по ночам нечего на болоте шататься, а завтра я тебя высажу, и не дай бог тебе вот этим до Миши дотронуться, я найду тебя и сожру.
- Да я просто… - и тут Оле словно кто-то рот зажал, когда она захотела сказать про утреннее нападение. – А его… - и про отца она тоже рассказать не могла. Чёртовы маги.
- Вон тот шкаф, - показал Князь. – Магический, короче, там еда нормальная есть. Тащи, погрею. И не гуляй больше так поздно по таким местам. Зовут-то тебя как?
- Оля. Так значит, демоны не всё знают?
Огонь обиженно заволновался.
- Ставь две тарелки, - велел он. – Миха идёт.
В прихожей звякнуло, раздался шум, как будто за дверью был широкий проспект, полный голосов и звона паровых трамваев, и ввалился некто большой и шумный. Этот некто, нетвёрдо стоявший на ногах, врезался в угол и выругался.
- Ох, Оленька! – радостно воскликнул Миша, выпадая в кухню, и за несколько секунд произошло стразу множество вещей. Миша потянулся поцеловать Оле ручку с пьяной галантностью, Князь метнулся между ними языком огня, но Миша успел, и его шарахнуло магией как молнией. Он стоял и дымился, потом сгорбился и побрёл вглубь дома, тяжело зашаркал вверх по лестнице.
- Вот же блядство, - не сдержался демон. Он стал бледно-голубым, как болотный огонёк, прижался к золе.
В доме стемнело. Слизь потекла по стенам, закапала с потолка, оставляя на полу тёмные пятна ожогов. Картины на стенах завыли, защёлкали челюстями, потянули из стен когтистые лапы.
- Наружу, быстро… - прошептал Князь.
Оля рванулась прочь, открыла дверь и оказалась во дворике дома, выходящего на улицу незнакомого города. Пахло розмарином, нагретой хвоей, цитрусами, югом… Дверь за собой Оля закрывать побоялась, стояла, смотрела, как слизь тихо вытекает через порог. Потом присела на приступочку – ноги не держали. Когда слизь начала потихоньку подсыхать, всасываться, вой немного поутих, изнутри раздалось решительное:
- Обратно, быстрее, и дверь закрой!
Оля нырнула внутрь, захлопнула дверь и услышала, как снаружи в неё ударилось что-то тяжёлое. Ручка повернулась сама собой, и всё стихло.
- Иди к нему, - приказал Князь. – Он зовёт. Надо было тебе руку-то сразу сжечь. Ну, чего стоишь?
Пол был уже почти чистым. Оля поднялась по лестнице, и одна из дверей приглашающе распахнулась перед ней.
- Оля, - прошептал Миша. Он лежал среди перекрученных, влажных простыней. – Просто побудь со мной, подержи за руку… Не бойся… - его вдруг скрутило судорогой, он застонал, низко, на одной ноте. – Дотронься… ничего не будет…
До утра она дежурила у него, давая пить, вытирая пот, Миша то звал её, то выгонял в коридор с воплями «не смотри».
Ночь показалась Оле самой ужасной в её жизни, она ещё не знала, что такая ночь в её жизни не последняя. К утру Мише стало лучше, и она, совсем вымотанная, уснула рядом с ним, проснулась в его объятиях.
Миша показал ей ванную – с кранами, с горячей водой, какие, Оля слыхала, бывали в домах у сильных магов, но сама таких не видела. Решив, что он после прошедшей ночи слаб, как котёнок, Оля помогла ему помыться. Миша млел, как большой кот, когда она массировала ему голову и плечи, и не выказал никаких низменных желаний, настолько был обессилен.
Они спустились на кухню рука об руку.
- Привет, Князь. Я тут надумал Олю замуж позвать.
Оля удивлённо замерла, а Князь, наоборот, фыркнул снопом искр и дёрнулся так, что чайник подскочил.
«Наверно, это и правда волшебная исцеляющая сила любви,» - подумала Оля со странным ощущением. Миша был ей симпатичен, она очень переживала за него, жалела и хотела спасти, но какой-то неземной страсти не было. Она постаралась вспомнить ощущение полёта над городом. Может, это оно? Да и жить вдовой, тянуть в одиночку семью было тяжело.
- Я согласна, - сказала она несмело.
Фигуры на стенах заволновались. Да, днём было видно: похожие украшали декорации Мишиного музыкально-магического шоу на одной из афиш в комнате брата.
- Это ты нарисовал или кто-то из твоей труппы? – спросила Оля Мишу, накладывая ему завтрак.
- Это Князь нарисовал, - Миша кивнул в сторону очага.
Оля от неожиданности чуть не уронила яичницу мимо тарелки.
- Он со мной и песни пишет, - наворачивая яичницу на вилку, довольно заметил Миша. – Не знаю, что было бы, если бы я его не встретил. Ну, у нас труппа была, пели, конечно, но какой-то изюминки не было. Весь этот сказочный мир Князь придумал. И с музыкой помог.
- Может, он и на сцену с тобой выходит?
- Мгм, - Миша покивал с набитым ртом. Прожевал. – Ты была на наших концертах?
- Нет, никогда.
- Обязательно сходишь, скажи, Князь?
- Если мы здесь тебе надоесть не успеем, - огонь плеснул, танцуя. – Ребята пришли.
*
Оля жила в Мишином доме уже неделю, потихоньку осваиваясь, на правах невесты. Миша и парни из его труппы вели себя с ней очень вежливо и галантно, хотя во время репетиций глушили спиртное и из-за двери доносился их грубый хохот. На Олю их буйство не распространялось. В репетиционную, святая святых, женщину не пускали.
Князь на время репетиций перекидывался в красивого крепкого мужчину с горящими голубым болотным пламенем глазами. В доме на это время становилось тише и холодней, он напоминал едва покинутое душой тело, ещё тёплое, но без сердцебиения, без дыхания.
Дом держался на Князе. Пыль испарялась сама собой, еда готовилась, горячая вода исправно подавалась в краны. Если надо было прибраться в комнате, все из неё выходили, дверь сливалась со стеной, и за пару секунд всё было сделано. Даже со стиркой проблем не было, даже со сбором носков, которые магическим образом исчезали с тех мест, где их посеял Миша, и обнаруживались чистыми в специальной корзине.
Оля и Миша собирались на кухне то втроём с Князем, то с ребятами, болтали, пели, строили планы, но к концу недели Оля очень сильно заскучала по родным, вспомнила о делах, а ещё – свадьба. К ней же надо было как следует подготовиться.
Оля осторожно спросила Князя, не может ли он высадить её поближе к людям, как обещал, и тот открыл секрет волшебной ручки.
- Смотри, - сказал он, явно гордясь делом своих рук. – Я сделал специальный ход к тебе домой. Вот, видишь, золотой.
- А остальные цвета? – Оле стало любопытно.
Он, стоявший рядом с ней в образе человека, повернул ручку и открыл дверь.
- Оранжевый – это на южное море, которое в окне спальни, синий – на северное, то, что в окне кухни. Фиолетовый - болота, там Мишино вдохновение. Я больше лес люблю, это зелёный.
- А чёрный?
- Не надо тебе туда, - Князь помрачнел. – Никогда не открывай. Там… там слишком сильная магия, сгоришь.
Оля радостно принялась баловаться с ручкой.
- И не забывай закрывать дверь. Есть одна женщина, ведьма, она желает Мише зла. Хочет пробраться сюда и разрушить всё.
- Кт… кт… - Оля хотела расспросить, уже подозревая, кто это, но вышло только дурацкое кудахтанье.
- Анфиса, Повелительница Мух. Знаешь, когда-то они были женаты, - Князь понизил голос. – У неё была слабенькая такая магия и не очень сильная воля, ей нельзя было во всё это, а она упёрлась - и повредилась рассудком. Ты, Оль, не пробуй даже, магия людей с ума сводит только так, ломает, мучает, и Мишу тоже. Будь вот для него ангелом. А ещё лучше – беги.
Он повернул ручку на золотой цвет, приоткрыл дверь и легонько подтолкнул Олю.
*
Свадьбу назначили через полтора месяца, чтобы соблюсти все приличия, и к концу этого срока Оля поняла, что волшебный дом, даже со всем его отсутствием тяжёлого быта и разными волшебными штуками, начал её раздражать. А особенно – Князь, который вечным третьим присутствовал в их жизни. Он, конечно, был хорошим, особенно учитывая его демоническую природу. Помогал с готовкой, развлекая в процессе, - читал стихи, не попавшие на сцену, которые оканчивались особенными неприятностями для героев, либо не совсем приличные для общества. Но его незримое присутствие везде в этом доме просто зудело на коже.
А потом был концерт, на котором Оля с семейством занимали почётную ложу, и Миша представил зрителям свою будущую невесту. Брат, конечно, в ложе сидеть не захотел и убежал на галёрку, где были стоячие места и все плясали. Заметно было, что амфитеатр и даже отчасти партер с трудом могли усидеть на месте, но старались соблюдать приличия.
Свет, краски, танцы и музыка причудливо смешались, дополняя друг друга, гипнотизируя. Картины на заднике двигались как живые, Оле даже показалось, что они, как марионетки, разыгрывают целую историю. Огни летали в воздухе, восставали из гробов мертвецы (наверно, восковые куклы, думала Оля, от которой секреты шоу были скрыты). Зрителя из зала превратили в осла на время песни, и, вернувшись в прежний облик, он отправился на своё место в полнейшем восторге. Миша был совершенно неузнаваем, преобразившись в безумного монстра, а Князь, напротив, чистенький и аккуратный на его фоне, зазывно улыбался и плескал в зал синевой. В партере были обмороки.
Оля гордилась будущим мужем: как правильно выразилась матушка, всё это было замечательно, хотя и не совсем прилично.
Так вот, вернувшись с концерта в пустой Мишин дом, Оля почувствовала мёртвый холод и запустение. Она-то попыталась сплавить Князя на вечерок, чтобы стать ближе к Мише, державшемуся с ней даже слишком прилично. Ей хотелось понять - будет ли отличаться та самая неземная любовь от отношений с первым мужем, которого сговорили родители, а она увидела только на свадьбе. Князь отправился куролесить с парнями, и вот - Миша был сам не свой, пока тот не вернулся. Оле и самой было не по себе, как будто она попала в склеп с мертвецами, которые смотрели застывшими глазами с покрытых инеем стен. Так что теперь, наученная горьким опытом, если ожидалось долгое отсутствие Князя, Оля тащила Мишу в свой дом.
Но с первой брачной ночью вышло ещё хуже. За день до свадьбы Миша решил переоборудовать одну из комнат специально так, как он считал, «девочкам нравится», долго шептался с Князем, и когда наконец после пышной церемонии новоиспечённый муж перенёс невесту через порог таинственной спальни, всё вокруг оказалось таким светлым, нежным, воздушным и сладким, и они уже были готовы броситься в кровать как в облако, но Оле показалось, что стены глядят на неё горящими голубыми глазами.
- Не могу при нём! – и она утащила Мишу в свой дом, в небольшую уютную спаленку, без третьих лишних.
*
Оля была в восторге. Миша был «полностью её человечек», как она рассказывала подругам. В постели он оказался нежным и страстным. Он принял Настю как свою, взял под крыло Олиных маму и брата. Немного напуганная рассказами Князя про Анфису, она попросила сделать и для её родных комнаты в доме на всякий случай, раз уж Князь мог переделывать помещение как угодно. И ещё… убрать рисунки со стен – ведь скоро ей предстояло забеременеть, а беременным надо смотреть на красивое и доброе. И ещё немного… чтобы цвета вокруг не были настолько буйными. Ну, не так много, наверно? Она пыталась обратиться напрямую к Князю, тот вопросительно глянул на Мишу – Миша кивнул. И дом стал таким же, как по ту сторону двери, если выставить золотую риску.
Только в родном доме Оли не текла временами со стен зелёная слизь.
В первый раз женщина испугалась - вдруг кто-то вновь протащил в дом заклинание Ведьмы, или она сама пробралась туда, или… или магия любви не сработала как надо? Может быть, это не любовь?
Миша временами пил. Видел, как это не нравится Оле, но не мог сдержаться и напивался. С друзьями, с Князем, в одиночку – это повторялось из раза в раз, он обещал бросить, держался – однажды целых полгода – но срывался рано или поздно, и по стенам дома начинала бежать слизь, правда, не превращаясь в такие потопы, как приключился в первый раз.
Но в одно не слишком счастливое утро Оля услышала, как Миша топает к двери, пока она готовит завтрак, и вдруг в коридоре раздался скрип и грохот. Князь, развалившийся в очаге, мигнул и исчез, оставляя лишь самый обычный огонь. Оля метнулась в прихожую. Миша пытался подняться со вздыбившегося пола, а между ним и дверью, растопырив руки, стоял Князь, полыхая глазами, и орал:
- Не смей, придурок, сколько раз уже ты обещал! Жену пожалей, дочек!
- Отойди, - чужим тоном произнёс Миша. – Я тебе приказываю.
Князь весь как-то сдулся, Миша оттолкнул его с дороги, повернул ручку на чёрный цвет и вышел в перемигивающийся огоньками полумрак. Дверь захлопнулась, сладкая волна прокатилась по прихожей.
- Что это за запах? – спросила Оля, вспоминая первую встречу с Мишей и грязный тупик.
- Химера, - пробубнил Князь сквозь закрывающие лицо руки. – Магический наркотик. Собирайся, он вернётся и здесь будет адовый пиздец…
- Я останусь, только детей отправлю к матери.
- Дура.
Оля собрала дочек, отдала матери через дверь и осталась сидеть в коридоре на полу рядом с Князем, так и остававшимся в одной позе с тех пор, как Миша его оттолкнул и уронил на пол. Вдруг он заорал:
- Сука!
Поставил дверь на чёрную метку, открыл рывком и приказал Оле:
- Держи крепче и не дыши слишком глубоко.
А потом шагнул в темноту.
Оля навалилась на задёргавшуюся дверь, затыкая нос рукавом. Сладкий запах кружил голову, дом холодел, как остывающее тело.
Вечность спустя ввалился сильно спавший с лица Князь, с обожжёнными руками, шатаясь под тяжестью Миши.
- Живой? – с тревогой спросила Оля.
- Не очень, - просипел Князь, роняя Мишу на пол. – Но, главное, дома… Дверь закрой.
Стены начало выгибать и корёжить, пол зашевелился как живой. Изморозь побежала от пола к потолку, превращая зелёную слизь в лёд, только пятачок в прихожей, где сгрудились Оля, Князь и Миша, оставался похожим на жильё. В комнатах гремело и скрежетало, словно находящееся там перемалывали гигантские жернова.
Князь лёг на пол, обнимая Мишу, прильнув к нему всем телом, прикрыл глаза. Что-то зашептал в ухо. Князя колотило, Миша почти не дышал. Это было долго, бесконечно долго. Оля устала ждать, когда Миша очнётся, и уснула, сидя на полу, сжимая его руку. Проснулись они все втроём в прихожей, сцепившись в клубок вокруг Миши.
Едва они зашевелились спросонья, Князь за шкирку выпихнул супругов в Ольгин дом, захлопнул дверь, и открыть её не удавалось никакими силами целую неделю.
*
Время поджимало – до важного концерта оставалось дня два, и Миша с Олей отправились на болота в надежде отыскать свой дом.
Тот нашёлся на мелководье, среди кочек, валялся на боку, перемазанный грязью. Меньше снаружи, чем внутри, но всё ещё внушительный. Ножки поджаты, как у дохлой птахи. Вход был приоткрыт, как рот у спящего пьяницы, и слизь тянулась ниточкой слюны. Внутри было темно, скользко, на стенах, ставших потолком, шевелились повылазившие рисованные монстры. Другие стены стали полом, и под разлитой слизью из них что-то пыталось выбраться. Из кранов бежал вонючий деревенский самогон.
Очаг был пуст и залит слизью, а Князь нашёлся в человеческом, если его можно было так назвать, виде, на супружеской кровати, которая переехала на бывшую стену.
- Оленька, побудь на кухне, - попросил Миша.
Она вышла и встала недалеко от двери.
- А ну приди в себя! – заорал Миша.
- Сам в себя приди! – заорал в ответ Князь. Глотки у обоих были лужёные. – Восьмая, восьмая, мать твою, сколько ж можно-то, а? Ты же нас обоих убьёшь!
- А ты мало пожил, что ли? Мог ещё двадцать лет назад в болоте сгинуть! – рявкнул Миша. – Радуйся тому, что есть. Это ж из-за тебя я такой дурной, из-за магии твоей, сам же знаешь.
- Сам-то в это веришь? – уже тише спросил Князь. – Тогда давай, расторгнем контракт.
- Ты спятил, что ли? – выдохнул Миша. – Ты ж пропадёшь. Не отпущу я тебя, дурака. Ты ведь такой… посмотри, как тебя люди любят.
- А ты?
- И я люблю, не видно разве? Не любил бы, давно бы Анфиске отдал, как она просит.
За дверью стало тихо-тихо, слизь начала потихоньку уходить. В доме посветлело, воздух посвежел. Оля осторожно приоткрыла дверь. Миша с Князем сидели, обнявшись, на полу около кровати, и вид у них был такой тёплый и домашний, что у Оли сердце защемило. Вот это дружба, про которую пишут в романах!
Дом скрипнул суставами и поднялся, выпрямляясь. Князь с Мишей покатились со стены на пол, попадали друг на друга, завязалась дружеская драка.
"Вот и хорошо, вот и славно, " - подумала Оля, спустилась к двери и выставила ручку на зелёный. Она обожала южное море, а в лес до сих пор только через двери заглядывала.
Она вышла на опушку дремучего леса. От столетних деревьев тянуло влагой и покоем. Позади Оли оказалась охотничья избушка. Женщина присела на ступенях.
- Привет! - раздалось из сплетения травы.
Что-то ткнулось Оле в ноги - одинокая голова, моргающая глазами.
- Ты кто, ты кто, ты кто? - писклявым голосом проорал... пингвин. - Где Князь? - и, не дослушав, влетел в дом.
Оля снова оглянулась к лесу и обомлела: трава и ближние деревья кишели лесными жителями.
- Я Мишина жена, - невольно вставая, представилась она.
- Хозяюшка, Хозяюшка! - зашумели виданные и невиданные существа. - Князь её принял!
- Князь с Горшком мирятся, Хозяюшка! - заверещал пингвин, пробкой выскакивая из дома.
- Хой! - грянули лесные жители и рассыпались в траве, нырнули в листву - как не бывало.
Оля устало опустилась на крыльцо и сидела, наслаждаясь покоем, пока Миша не пришёл звать её пить чай.
*
Миша к Химере больше не тянулся, но пить не бросил.
Зато захандрил Князь. В доме разваливалось то одно, то другое. Из стен иногда выныривали рожи, пугая людей. Оля всерьёз опасалась, что они могут напасть на детей, покусать. Из репетиционного зала теперь чаще доносилась брань вместо хохота: Горшок с Князем никак не могли сойтись во мнениях насчёт песен. Миша пришёл к театру – Князь хотел продолжать строить сказочный мир. Оля была обижена, что тот не хочет поддержать её мужа. Князь всё чаще заводил шарманку о контракте, который надо расторгнуть, и Оля однажды прямо спросила Мишу, что это за контракт и почему Миша не хочет отпустить Князя на вольные хлеба, раз уж им стало так тесно вместе.
- Это магический контракт, и пока он действует, я не могу о нём рассказывать посторонним, - ответил Миша.
Но театр всё больше увлекал его, а Князь вроде и помогал, но через силу, и выходило скверно.
*
Как-то вечером после театральной репетиции Миша вернулся домой один, отговорился, что Князь остался доделывать декорации.
Князь не вернулся к утру, не вернулся к вечеру, не вернулся вообще.
- Мы расторгли контракт, - признался Миша. – Он настоял.
Дом начал потихоньку сыпаться. Первой отказала волшебная дверь, и вещи пришлось вывозить на телеге, только самое нужное, ведь не тащить же всё через болото. Штукатурка отходила пластами, не являя никаких магических рож. Обычные двери разбухли и заедали. Вернувшись за чем-то забытым, Оля с Мишей обнаружили ободранный мародёрами скелет непонятного существа, служивший каркасом для дома.
Миша с труппой отказались от концертов, полностью переключились на готовящуюся театральную постановку. Спецэффектов и магических декораций не ожидалось, эта часть шоу отпала вместе с Князем. Старые задники превратились в обычные разрисованные холсты, у Миши не доставало магии, чтобы заставить их двигаться, и этот секрет тщательно оберегали всей труппой. Либретто и стихи к постановке писали новые знакомые...
Газетчики не могли не вцепиться в эту историю. Горшок поливал Князя грязью в интервью и называл предателем. Князя видно не было.
- Он запил, что ли? – спрашивала Оля. – У демонов бывают запои? Тебе его совсем не жалко? Куда он теперь?
- Плевал я на него! – рявкал на неё Миша. – Достал он меня! Все достали!
Он как бешеный работал в театре и над записью нового кристалла для фонографа, хотя врачи нашли у него проблемы с сердцем и советовали передохнуть. И как-то вдруг он бросил пить. Совсем. Даже по чуть-чуть, как пил в просветах между запоями. Не сорвался даже когда приволок афишу, с которой довольно скалился Князь. Тот, в пику Мише, что ли, сделал своё шоу и выставку живых картин.
Оля пыталась хоть как-то отвлечь мужа, вытащить на прогулку с детьми хотя бы, и вот так, гуляя, они наткнулись на самого Князя.
Тот выглядел весьма довольным жизнью, разряжен был как на концерте, и даже с улыбкой поздоровался с Олей. С Мишей почему-то не стал.
- Князь, прости, - прошептал тот. – Анфиса…
Князь задрал бровь и довольно облизнулся, показывая слишком острые клыки. Глаза полыхнули синим.
- Я её сожрал. А остальные её подопечные теперь в моей труппе.
Оля заметила, что Миша встал перед Князем, прикрывая её и девочек. Невольно вспомнилось, что Князь всё-таки демон, чьё дело зло и месть, как он сам неоднократно повторял.
- Не ссы, Мих, я зла не помню, - Князь похлопал Мишу по плечу. – Ты это, главное, береги себя, а? – и пропал в темноте.
Вот в тот вечер Миша напился до синих соплей.
- Оля, я мудак, - каялся он. – Если ты меня бросишь, ты права будешь сто раз. Я друга продал, Оль.
- Что ты, Мишутка, что ты, - лепетала она, впервые видя мужа таким размазанным морально.
- Оль, я же с ним жизнь прожил, я же люблю его... Как я мог?
- Но он же предал тебя, оставил, ты же правду говорил всём этим газетчикам? Он получил по заслугам, общество его не примет, и будет право.
- Оленька, я не об обществе сейчас, я о совести своей...

Часть 2. Миха.
- О как грустна вечерняя земля! Таинственны туманы над болотом…
Миха бродил по этим болотам уж незнамо сколько. Туман был густой, казалось, руками можно пощупать. Очень не хотелось признаваться себе, что заплутал, замёрз и испугался, так что он скорее орал, чем пел, в конце концов заев на одной фразе.
У Михи не было иллюзий, что его не ищут, но находиться он не желал. Утром сбежав из дома, он просто шёл и шёл, куда глаза глядят, пока не нашёл эту очаровавшую его местность. Отец, боевой маг, человек суровый, наверняка повесил следилку, знал, как он тут мучается, и ждал, когда капризное чадо обратно приползёт, чтобы вдосталь поглумиться. Но Миха ещё не сдавался, надеясь на свою силу воли и на внезапное чудо. Он не хотел быть боевым магом, он хотел писать музыку, что прямо сейчас и делал, пользуясь последними глотками свободы.
- О как грустна вечерняя земля… - снова затянул он, глянув, напротив, в скрытое туманом небо.
Среди клубящейся белизны возникло золотисто-голубое свечение, которое стремительно приближалось.
- Падающая звезда! – ахнул Миха и быстренько загадал желание. Не выбраться отсюда живым, не помириться с отцом, а: - Чтобы у труппы нашей всё сложилось, чтоб делали мы настоящую музыку.
Сдуру подставил руку и обомлел: в его ладони лежала тяжёлая, переливающаяся золотым и голубым светящаяся капля.
- А что ты готов отдать за свою мечту? Творчество – это сердце своё дотла сжечь, - раздался такой же, как у него, подростковый ломающийся голос. – Готов отдать мне своё сердце?
- Ты… ты кто? – спросил Миха.
- Я – демон! Злой и коварный! Могучий демон, князь демонов! Ты маг, как я посмотрю, так себе, - прозвучало довольно обидно. – Но мы можем заключить контракт, твоё сердце в обмен на мою силу. Я буду выполнять твои желания, соглашайся, - в голосе зазвучали соблазняющие нотки.
- А если нет?
- А если нет, то хотя бы в грязь меня не бросай, посади на веточку. Терпеть не могу воду, спасибо, что поймал.
Михе стало жалко этого недодемона. Погладив упругую каплю как котёнка, он мотнул кудлатой головой.
- Ладно, Князь, давай свой контракт, где подписывать? Кровью?
И вдруг в груди стало тепло-тепло, а сердце болезненно сжалось.
- Готово, - кто-то хлопнул Миху по плечу, он обернулся и увидел парня примерно своих лет, со светлыми встрёпанными волосами и горящими голубоватым пламенем глазами. Красивого – глаз не оторвать, и торчащие уши его совсем не портили. – Так ты… хочешь домой, но не хочешь домой, - глядя в глаза Михе, медленно проговорил он. – Ладно, это можно устроить.
Вдруг из болотной грязи в двух шагах от них начала выпучиваться огромная кочка. С громким чпоканьем земля выпустила тело огромного непонятного зверя, пролежавшего в болоте сотни, а может, и тысячи лет. Туша начала меняться, разрастаться, покрываться железными пластинами, из неё полезли рога труб и усики антенн. Распахнулся вход, развернулась лестница.
- Добро пожаловать домой, - улыбнулся Князь.
Миха, разрываясь между осторожностью и любопытством, вошёл, и в этот самый миг где-то там, в соседнем городе, к ужасу Юрия Михайловича, следящее заклинание показало обрыв связи.
*
Вначале в доме была лишь кухонька с очагом и лежанкой. Потом появилась ванна. Потом репетиционный зал. И комнаты – для ребят из труппы, а там и для самого Михи, потому что постоянно кто-то норовил припереться на кухню. На дверной ручке было всего три метки – болото, любимый Князем лес и город, а именно двор дома Балу, поближе к друзьям.
Михе нравилось бродить по болотам, и Князь, опасаясь за него, приделал дому ноги. Теперь если Миха был слишком пьян, он мог курить, сидя на крыльце, и смотреть, как мимо проплывают его любимые грязи.
Первой картинкой на стене была голова-пень, и она же появилась на руке Михи, как символ связи между ним и его демоном. Они росли и мир их рос, наполняясь персонажами, и те проступали на стенах, двигались, шумели.
Первый раз… В первый раз Миха сильно испугался, когда Князь появился за его спиной в ванной, затянутый в чёрную кожу, и стена перед ними целиком стала зеркальной.
- Давай, - сказал он, одной рукой обхватывая залившегося краской Миху поперёк груди, а другую кладя поверх его руки, лежавшей на члене.
- Ты чего, - вяло попытался сопротивляться Миха.
Ну, были такие мысли, чего уж скрывать, что демон не откажет ни в каких желаниях, даже научит его целоваться, потрогает, где нужно, и даже… даже думать было страшно и стыдно о том, что Миха едва ли представлял, как происходит. Только Михе просить о таком у того, кто не может отказать, казалось недостойным.
- Ты же хочешь этого, - утвердительно произнёс Князь, обжигая дыханием плечо: он был немного ниже вытянувшегося Михи.
- А ты? – спросил Миха.
- Я – демон, сын греха, воплощённый соблазн…
- А ты? – настойчиво повторил Миха, и Князь сдался.
- И я. Хочу, чтобы ты попросил.
- Пожалуйста, - прошептал Миха, и Князь двинул рукой, и, встав на цыпочки, прижался к его губам.
Притиснул к себе крепче, давая как следует почувствовать силу собственного желания. Прислоняясь спиной к крепкой груди, в кольце решительных рук, Миха вдруг почувствовал себя так надёжно защищённым, от смущения не осталось и следа. Князь двигал кистью, притирался сзади, и кончили они быстро, практически одновременно.
Потом они валялись, расслабленные, в тёплой ванне, и Миха лениво спросил:
- А чё ты в девку не перекинулся? Я не знал, что с другим парнем тоже можно.
- Дурачок, - чмокая его в нос, ответил Князь. – Ты ж обо мне думал, а не о какой-то девке. Ты меня, Миха, практически вылепил таким, каким я тебе понравлюсь.
Эта последняя фраза отчего-то застряла у Михи в башке, как заноза, и всплывала в самые неподходящие моменты.
Князь был такой весь его, как будто действительно для него сделанный. Тело. Голос. Запах. Оплетал его всего, позволял воплощать любые фантазии. Был наркотиком похуже Химеры. И порой в момент обид Миха задумывался – что здесь правда, а что его желания? Было ли его желанием, чтобы Князь мог и спорить с ним, но в конце концов позволять ему всё? Как такое могло быть одновременно? Этот человек… то есть демон… был сплошным клубком противоречий.
В одной постели они оказались после особо неудачного концерта, закончившегося дракой и полицейской облавой. Играли они в те времена там, откуда ссаными тряпками не гнали, и публика была – ракло сплошное, равнодушное к тому, что там творится на сцене, лишь бы поразухабистее да погромче.
Именно это, а не синяки, полученные в полиции, довело Миху до трясучки от бешенства, не дававшей заснуть.
- Ты обещал мне… - шипел он на притащившего его домой Князя, который с полицией как-то всё разрулил. – Почему мы не можем петь сразу в нормальном месте?
- Всё должно быть постепенно, - медленно и тихо объяснял тот, крепко сжимая брыкающегося Миху. – Тебе нужна купленная слава, фальшивая любовь?
Миха замотал головой, злясь пуще прежнего.
- Значит, ты должен дорасти до новой музыки и до настоящей любви.
Князь раздел его, уложил, закутал в одеяло. Лёг рядом и положил поверх одеяла тяжёлую руку, прижал Миху ладонью, заземляя.
- Спи.
Зашептал ему в ухо очередную свою сказку. Казалось, не только голос звучал, но шелестела листва, дышал ветер, тёрлись друг о друга колоски трав, успокаивая, убаюкивая.
А наутро Миха проснулся и увидел рядом мирно спящего Князя, тот лежал, раскинувшись на спине, приоткрыв губы, которые немедленно захотелось поцеловать: у Михи прямо во рту запекло и слюнки потекли. Такого Князя, красивого, сонного и тёплого, нестерпимо хотелось трогать, и Миха дал волю рукам. Огладил крепкую грудь, узкие бёдра, сильные руки, провёл по бокам.
Князь зашевелился.
- Тссс… просто лежи, не открывай глаза.
- Мне щекотно…
- Лежи, я сказал.
И Миха продолжил гладить, раздевать и разглядывать.
Когда Князь лежал перед ним полностью раздетый, расслабленный и покорный, Миха ощутил прилив смутного желания, сам не совсем понимая, чего же он хочет. Быстро скинув одежду, он улёгся на Князя, раскинулся такой же звездой, ощущая всем собой всего его. Скоро этого стало мало, и он сдвинулся, чувствуя скольжение кожи по коже, потёрся о Князя снова и снова, желая больше и больше ощущений.
Руки Князя дёрнулись, и Миха удержал их раскинутыми в стороны, прижав к кровати. Глаза у обоих были закрыты, губы - на расстоянии волоса от губ, и Миха чувствовал на лице тёплое дыхание. Он не понимал точно, чего хочет, - поцеловать, укусить, вылизать его всего, вплавиться в Князя, просочившись сквозь кожу? Миха на пробу лизнул, задевая губы и нос, потом чуть прикусил кончик носа, и уже не смог остановиться. Как в тумане он лизал, кусал, целовал лицо, и шею, и ключицы, оставлял багровые россыпи на плечах. Хотелось спуститься и ниже, но не было сил перестать притираться всем телом, удерживая, не отпуская, пока между ними не стало тепло и влажно.
Князь снова попытался выбраться, но Миха рыкнул и сильнее прижал его собой. Хотелось полежать так ещё, уткнувшись носом в шею Князя, дыша его запахом.
Когда наконец он решил, что ему достаточно, он попытался отлепиться и ойкнул, оставив в склеившем их семени несколько волосков.
- Это я сделал? - глядя на синяки, покрывавшие Князя, на следы на запястьях, где сам сжимал руки, спросил он. - Тебе больно?
- Мне хорошо... - прошептал тот, не открывая глаз.
Наверно, он мог бы свести метки, но не стал, и Миха, глядя на него, чувствовал смесь стыда, гордости и желания.
Кажется, он выпускал Князя из рук, только чтобы взять в них гитару. Кажется, даже музыка отступила на второй план. Миха не мог понять, во что должно вылиться это странное томление, - сжимать до боли, кусать, тереться казалось ему недостаточным. Волшебных рук Князя было мало, Князь был расцвечен синяками с ног до головы, и в один прекрасный день Миха рискнул не обойти поцелуями его член, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не впиться зубами. Облизал, взял в рот, сжимая губами, всё ещё чего-то не хватало, и Миха попытался взять глубже, хотя остатки разума твердили, что он творит какое-то безумие. Миха поперхнулся, выпустил член Князя и в сердцах ударил по кровати.
- Как... Что такое? Я не понимаю... Хочу странного, творю...
- Шшшш... - Князь, весь разгоряченный, смотрел на него без всякого осуждения, с чистым желанием. - Всё хорошо, Мих. Я покажу тебе потом. Иди сюда.
Он затянул Миху на себя и рукой направил его член себе между ног.
- А? А так можно? - Миха замер.
- Можно, - толкаясь навстречу и давая головке проскользнуть внутрь, в тесный жар, горячо прошептал на ухо Князь.
Миха взревел и взял сразу резкий, быстрый темп, такой, что, кажется, весь дом трясся, не то, что кровать.
- Князь! Князь! - повторял он исступленно, ставя новые синяки поверх старых.
Князь прижимал его к себе руками и ногами, целовал-кусал в ответ, стонал, выкрикивал, как ему хорошо, шептал в ухо сладкие обещания - что они смогут попробовать ещё.
Миха кончил с диким криком, которому ответили вопли и вой из коридора, и рухнул на Князя совершенно без сил.
Про то, что у них должны быть какие-то там репетиции и концерты, он вспомнил только спустя безумную неделю, и то с подачи Князя. У того вдруг пропали все метки, не скрытые одеждой.
- Почему? - наивно спросил Миха.
- Видишь ли, общество не одобряет таких отношений. Ты человек публичный, придётся поберечь твою репутацию. У нас завтра концерт, надо хотя бы сегодня собрать труппу, надеюсь, они ещё тебя не похоронили.
*
Разумеется, какое-то там общество не могло остановить их. Миха зажимал Князя при любой возможности, они перепробовали все поверхности во всех позах, и самые близкие - труппа, семья - догадывались, конечно.
Больше всех гневался Юрий Михайлович - он считал Князя виновным от и до, пытался вырвать сына из лап коварного демона, из ужасной зависимости. Он пробовал напасть на дом, на Князя, и даже выкрасть Миху, но тандем Князя с Михой оказался ему не по зубам.
Однако более дальние люди даже не догадывались, что у Михи в труппе состоит настоящий демон.
Страсти в их отношениях стихали вместе с бурлением молодой крови, переплавлялись в стихи, песни, картины. Слава труппы росла, они отправились в гастрольный тур по ближним городам прямо в своём шагающем доме. Внезапно не стало отбоя от юных поклонниц, и Миха не удержался, решил, что ему, как человеку творческому, нужны новые впечатления. Да ещё в этот вечер он в очередной раз поругался с Князем из-за выпивки. Тот сам хлестал алкоголь как воду, а Михе гнаться за собой запрещал, упирая на то, что человеческая природа демонической не чета. Миха обругал его и отправил домой, а сам с любопытством и волнением принял приглашение некой молодой вдовы.
- А ты знаешь, мне понравилось, - сознался он Князю, рассказав об этом. Они валялись в постели поздним утром, на репетицию идти было недалеко - направо по коридору, и Миха лениво играл с дырочкой Князя, погружая и вынимая пальцы, обводя не сходящиеся после недавнего секса края, и собирался продолжить. - Снизу вот не понравилось, а с женщиной ничего так, по-другому. Ты что, ревнуешь?
Он уже знал, что Князь для него в женщину превратиться не сможет. Взрослеть и стареть вместе с Михой - да, а превратиться в бабу и залететь - нет.
В доме стало темнее и прохладней, хотя Князь насмешливо задрал бровь.
- Я демон, сеятель измен, мне ли ревновать, - он потерся полувставшим членом о Михино бедро.
- Мне нужны новые впечатления, - пытаясь увериться в своей правоте, озвучил самооправдание Миха. - Я творческий человек. Тебе не кажется, что мы топчемся на месте, что нам нужно что-то новое?
- Настоящий плод должен созреть сам, - откидываясь на подушку, напомнил Князь. - Помнишь, как один недоумок раньше времени сжёг лягушачью шкурку и потом был вынужден идти за своей любовью на край света? Осторожнее, Мих, осторожнее.
Тот только фыркнул и перевернул его, втыкая лицом в подушку.
- Побудь немного хорошим, молчаливым демоном.
*
С такими мыслями во время кажущегося творческого кризиса Миха и вляпался в Химеру. Хватило дури поверить во все эти увеличение магического потенциала и расширение сознания.
Он буквально ворвался в дом, его распирало от новых ощущений и от желания поделиться с Князем, но стоило ему переступить порог, дом скрутило судорогой, коридор пошёл винтом, как будто его пытались выжать, стены затряслись, фигуры на них заметались и завыли. Что-то тёмное начало сочиться из стен, и Миха с ужасом понял, что это кровь.
Дом стонал и кричал, наверно, такие звуки издавал бы человек, которого режут по живому. Стены хрустели, пол дрожал, как напуганный. Кровь текла по полу, просачиваясь Михе в ботинки. Он стоял в полном непонимании, всё ещё на подъёме от Химеры.
Крик поднимался до ультразвука и опускался до басов, ощущавшихся тяжёлой дрожью в костях. Рожи на стенах метались, будто желали вырваться, их охватило нарисованное пламя.
- Князь, что происходит? - крикнул Миха, и голос, шедший отовсюду, рявкнул:
- Убирайся!
Миха, наоборот, рванулся внутрь, разыскивая друга. Он нашёл Князя в их спальне, скорчившегося на кровати. Она оставалась единственным островком среди общего разгрома. Голубые глаза Князя почернели, тьма затопила их, включая белки, из глаз текли кровавые ручейки слез. Стоило Михе приблизиться, Князя затрясло, он свесился с кровати, и его вырвало кровью. Миха потянулся обнять - Князь шарахнулся от него так, что голова с треском врезалась в стену.
- Что с тобой?
Миха знал, что маг он слабенький, горе отца, видевшего его продолжением боевой династии. Но сейчас, с бурлившими в крови алкоголем и Химерой, он чувствовал себя великим целителем. Когда он положил руку на щеку Князя, пока просто, без магии, тот с безумным криком метнулся прочь - на коже вздулся волдырь как от ожога.
- Чччто ты ппппринял? - лязгая зубами, еле выговорил он. - Уууйди... Ууууйди из домааа... - его выгнуло дугой.
Миха бегом бросился вон, спотыкаясь и оскальзываясь в залитом кровью, исказившемся пространстве. Вывалился из двери во двор дома Балу, вломился к приятелю, пугая прислугу. Сашка оценил его окровавленную одежду, зрачки-иголки и понял: сейчас другу нужны ванна, кровать и горячий чай, а все разговоры - после.
Наутро Миха страдал. Похмелье выдалось особенно тяжёлым, дело не ограничилось головной болью, его несло с двух концов, суставы крутило, как при гриппе, и реальность в целом вызывала отвращение. Радости не добавляла предстоящая встреча с Князем. Надо было идти и проверить, как он там. Но это же Миха довёл его до такого, и стыдно было показаться ему на глаза. И вдруг он всё ещё был для Князя опасен? Он тянул и тянул, и ужасно хотелось вернуться во вчерашнее волшебное состояние. Хорошо хоть Балу решил, что Миха достаточно взрослый мальчик, и не стал ковырять ему мозг. В конце концов, собрав яйца в кулак, Миха сам позвал Балу с собой. Вдруг Князю нужна помощь, а самому Михе к нему всё ещё нельзя приближаться?
Они отправились к волшебной двери, и та открылась безо всякого сопротивления. Оттуда на едва вычищенную Балуновскими слугами одежду Горшка выплеснулась вонючая жижа. Запах стоял отвратительный, свет едва пробивался сквозь помутневшие окна. Краска на стенах разбухла, вздулась пузырями, и всплывавшие на ней рожи походили на прокажённых. Очаг на кухне был залит всё той же жижей. Коридор по-прежнему походил на смятую коробку изнутри, двери отсырели и отказывались открываться.
- Что за чертовщина здесь творится? - спросил Балу. - Где Князь?
Тот нашёлся в спальне, свернувшийся клубком на совершенно истерзанной кровати. Глаза провалились, под носом запеклась кровь, на щеке - горящий отпечаток Михиной ладони. Князь смотрел и молчал.
- Это у тебя что, на фоне Химеры выброс был? - спросил Миху Балу. - Что ты с Князем сделал, придурок? Избил? Изнасиловал?
Миха нервно хохотнул и сразу посерьёзнел.
- Это с ним какая-то поебень началась, стоило мне в дом войти. Я до него просто дотронулся. Княже, как ты? Скажи что-нибудь. Могу я остаться? Можно мне тебя трогать?
- Да... - раздался слабый сиплый голос. - Саш, оставь нас одних, пожалуйста...
Балу покачал головой, но послушался, ушёл.
Миха лёг рядом с Князем, обнял его собой. Поцеловал в макушку.
- Не делай так больше, Мих, - попросил Князь, не про поцелуй, конечно.
- Не буду. Я ж только попробовать, - зашептал Миха. - С одного раза ведь ничего не будет? Мне обещали, что я такую музыку напишу, зашибись, и даже что-то такое вроде начало получаться, да теперь никак ухватить не могу...
- Враньё это, Мих, - Князь прижался к нему. - Знаешь, сколько народу эта дрянь загубила? Я что-то столько великих людей не припомню.
Таким, как вчера, Миха Князя не видел. Таким тихим, как сегодня, - тоже. Как будто не осталось огня, лишь тлеющие под пеплом угли, готовые угаснуть. Михе вдруг стало страшно - что, если он потеряет Князя и останется один? Один в этом сыром, холодном, разрушенном доме.
- Спой, Мих, - попросил Князь, утыкаясь ему в подмышку.
Миха зашептал, запел ему в макушку, добавляя в голос магии. Он долго ворожил, теряя надежду, прежде чем руки Князя начали теплеть в его руках. Миху немного отпустило, и он с новой силой ощутил всю мерзость атмосферы дома - темноту, сырость, вонь. Кое-как взвалив совсем не лёгкого Князя на плечо, он с трудом протащил его через разнесенный коридор и вынес на крыльцо лесной избушки. Здесь дышалось гораздо легче. Миха захлопнул дверь и магией убрал натекшую жижу. Пристроил Князя на крыльце, на солнышке, и пересёк полянку, чтобы набрать хвороста для костра.
Далеко в лес забираться он не стал - среди деревьев замелькали горящие глаза, послышались вызывающие озноб звуки.
Разжечь костёр щелчком пальцев, как сигарету, не сразу получилось, как будто сама Михина магия отсырела, те жалкие крохи, которыми он почти не пользовался, последние годы сидя на шее у Князя. Наконец огонь заплясал, давая согреться и обсушиться. Князь вдруг как будто заструился из рук Михи огромной золотисто-голубой каплей, плавно перетекая в костёр, свернулся там в своём огненном виде в клубочек посреди самого жара. Миха поддерживал огонь весь день и всю ночь, чувствуя, как вокруг шастают и крадутся лесные обитатели, иногда задевая его, иногда замирая на границе светового круга, настороженные, встревоженные.
*
Князь в конце концов оклемался и восстановил дом. Всё время тянулся к Михе, пытался прижаться, напрашивался на ласковые объятия, словно всё ещё не отогрелся до конца.
А Миха наоборот вдруг не то, чтобы охладел к нему, хотя и правда, не занимался с ним любовью целый месяц, но чувствовал столько вины и страха, что пытался Князя чуть ли не избегать, насколько это вообще было возможно при их жизни. И ещё Химера как будто оставила в его животе ржавый рыболовный крючок, за который периодически дёргала невидимая леска. Мелодия, которую Миха не мог вспомнить, и которая, кажется, была лучше всего, что он прежде делал, не давала покоя. И груз вины. И страх, от которого хотелось избавиться.
«Я просто не потащу это в дом, и всё будет нормально,» - сказал он себе. И вот – второй месяц ещё не кончился, как Миха оказался у продавцов счастья. И снова его мир засиял волшебными красками, магия, кажется, наполнила каждую клеточку, волна вдохновения накрыла с головой. Та самая мелодия – и десятки новых – хлынули в уши, кажется, одновременно, и он старательно выдёргивал из этой какофонии по одной, переносил на бумагу.
«Князь обрадуется, Князь поймёт, для чего это, и простит, конечно же. Да он первым счастлив будет!» - Миха торжествовал, предвкушая, чем они займутся, когда он притащит эту музыку.
Наутро его ждал неприятный сюрприз – исчёрканная неразборчивыми каракулями тетрадь, выцветший мир вокруг, упавшее ниже плинтуса настроение и сердитый голос вчерашнего продавца – «бери ещё или проваливай».
На новую дозу денег не было, и Миха потащился домой, догоняемый откатом. В этот раз было ещё хуже, чем в прошлый, по крайней мере, для него. Князь и дом были в относительном порядке, если сравнивать с предыдущими потоками крови и смятыми, как консервная банка, стенами. Коридор и комната заполнились зелёной слизью, Князь сбежал в свой лес сам, снова жарился в костре, к которому по крыльцу и траве тянулся кровавый след. Миха не посмел встретиться с ним глазами, понял, что в таком доме не выживет, и отправился к Балу пережидать ломку. Тот принял друга, ведь Миха тоже позволял друзьям в своём доме многое – напиваться, накуриваться и буянить.
- Ты только аккуратнее, Мих, - предупредил он. – Нам ведь репетировать надо где-то, и Князь все спецэффекты тянет. Спеть и сыграть мы за него сможем, а вот это всё – нет.
*
Между Михой и Князем начался полный разлад. Миха то напивался, то ширялся Химерой, то сбегал в город и там куролесил с кем попало. Князь неожиданно тоже стал пропадать – в лучшем случае, в лесу, в худшем – тоже в городе, и что у него там были за мрачные демонические дела, Миха даже боялся спрашивать. Сам он, приходя в пустой дом или переживая мучительные завтраки на двоих с Князем, предпочитавшим теперь время дома проводить в виде огня в очаге, чувствовал себя одиноким, непонятым и брошенным. Вина и стыд грозили сожрать его.
Анфису он встретил в одном из мужских клубов, где та занималась заводящими зал танцами в специальной клетке, чтобы разгорячённые её искусством и вином мужчины не сотворили чего-либо противозаконного. Она считалась не ровней откровенно продающим тело шлюхам. Узнав Миху, она снизошла до него, присела к его столику, за которым в тот день гуляла вся труппа, включая и Князя, празднуя удачный выпуск нового поющего кристалла. Окутанная лёгким шлейфом духов и магии, поглядела в глаза Михи, объявила его гением, чуть ли не живым богом, и принялась с ходу соблазнять его. Из кабака они сбежали вместе, пропали на неделю, а потом завалились к Михе домой, совершенно восторженные и влюблённые.
- Князь! – заорал Миха с порога. – Анфиса переезжает к нам, мы женимся!
- Мы? – Князь задрал бровь, сотканную из пламени. – Мы и она?
- Я и она, - засмеялся Горшок. – Я рад, что ты снова можешь шутить.
- Ничего себе! – воскликнула Анфиса, с вожделением глядя в огонь. – Мишенька, ты настолько силён! Поймать такого демона, покорить такую силу. Ты гений, Мишенька, гений во всём! А ну-ка, Князь, приготовь нам ванну и подай туда вина… Нет, хочу полную ванну шампанского. Чтобы с такими щекотными пузырьками, да, Миша?
Огонь взвился до потолка, вихрем прошёлся по кухне.
- Фис, не надо, - Миха обнял её. – Князь не слуга, он мой… друг. Хороший. Самый лучший.
- Какая у тебя щедрая душа, Мишенька! – она полезла целоваться.
- Князь, простишь её? Она не знала. Сделаешь нам… эт самое… ванну, а?
Князь прижался к камням очага.
- Ладно, - прошелестел он.
Миха радостно потащил Анфису вверх по лестнице, по пути раздевая, и по ходу осознавая – в очаге сегодня лежали настоящие дрова.
*
Князь Анфисе совершенно не нравился. Он не давал собой помыкать. Не давал лезть в дела группы настолько, насколько она хотела. Не принимал её советов по поводу стихов. И даже Миша не всегда вставал на её сторону в этих разборках, в лучшем случае уходя в тень, а иногда и пытаясь её усмирить.
- Как он на тебя смотрит, как будто сожрать готов, - шипела она Мише в ухо. – Ты точно уверен, что с ним справляешься?
Она всё валила на Князя – Мишино пьянство, Мишины измены, Химеру, драки в кабаках, которых становилось всё больше.
- Он не даёт развиться твоему таланту, давит тебя, отравляет, - нашёптывала она, убеждая и накручивая по большей части себя. Миха, связанный контрактом, не мог опровергнуть её слов.
- Нормальные демоны служат людям, а не управляют ими, - доказывала она.
У самой Анфисы на службе состоял мелкий бес, пойманный при попытке сбежать из домашней мясорубки: магическая печать, принуждавшая его крутить ручку, разбилась при неосторожном обращении. И Фиса своей магией сковала его, принуждая служить теперь ей. Сама не зная об этом, она была сильнее Михи. И в какой-то момент захотела стать ещё сильнее.
- Я поняла, зачем тебе это нужно, - сказала она однажды, следуя за ним в пасть химерического притона. – Ты не можешь без этого держать его в узде. Я… я тоже должна стать сильнее, чтобы не потерять тебя однажды. Не дадим ему сожрать моего мужа, правда?
Михе в тот момент было уже всё равно, он просто хотел вмазаться. Снова услышать те мелодии, не дававшие ему покоя. Вдруг в этот раз получится записать хоть одну?
Анфиса на их беду оказалась при деньгах. И готова для своего Мишеньки на что угодно. Придя в себя, он в ужасе огляделся, не понимая, где вообще находится, почему привязан к койке и почему так хочется пить.
Воспоминания постепенно возвращались. Полёт, и музыка, которую, кажется, можно было пощупать руками, Анфиса рядом, всё ближе к Солнцу, и на такой высоте не хватало воздуха, перехватывало дыхание, было холодно, смертельно холодно. А потом он добрался до Солнца – вначале тёплого, потом горячего, обжигающего. И он горел, уже не в силах отстраниться, горел весь, это было адски больно.
Всё тело болело, как будто кожу содрали, горло было сорвано криками.
- Пить…
Ему подали воды. Поглядеть, кто это, не хватало сил, всё мутилось.
- Где я?
- В Доме Исцеления.
- Что со мной случилось?
- Вы приняли слишком много Химеры и умерли, целителям едва удалось вновь закрепить душу в теле. Друзья устроили вас сюда, чтобы вылечить от зависимости.
- А как же Князь? – в ужасе прошептал Миха. – Князь! – заорал он. – Забери меня отсюда! Выпустите меня!
Он слишком хорошо знал, что местные процедуры очищения души проводились и над теми, кто порабощён демонами, кто одержим, бесноват.
Целитель забубнил заговор, взмахом руки зажёг свечи. Тяжёлый запах окутал комнату, тяжёлая магия навалилась, накрывая, как душное одеяло.
Его выпустили спустя две недели – уставшего, осунувшегося, пришибленного, полного чёрной меланхолии.
Друзья встречали его у ворот, он ищущим взглядом пробежал по знакомым фигурам и не сразу узнал Князя. Такого же осунувшегося, высохшего, как он сам. Волосы Князя больше не были золотыми, они потемнели, и Михе опять на ум пришли потемневшие, остывшие угли. Голубизна глаз ушла в серый и едва перебегала всполохами. Бросившись Князю на шею, Миха зарыдал, прижимая к себе изо всех сил, до боли стискивая.
- Не смогли… не смогли нас расцепить, да? – всё повторял он. – Ты ведь навсегда со мной, скажи, Князь?
Тот молчал. Потом согласился.
- Да, Мих. Куда же я без тебя.
Они вернулись в дом, где всё было обгоревшим и закопчёным, как будто здесь бушевал бешеный пожар.
- Всё будет хорошо, Мих, всё поправим, - накрывая его руку своей, сказал Князь. – Ты, главное, не делай больше этого.
Он кое-как восстановил только кухню, старую, с лежанкой. В очаге горел обыкновенный огонь, а на стене красовалась голова-пень. В этот вечер Князь не полез в очаг греться, остался человеком, и они с Михой улеглись на узкой лежанке, как в молодости.
*
Восстановление дома шло куда медленнее, чем в предыдущие разы: Михина болезнь и лечение (неизвестно, что больше) измотали Князя. Труппе пришлось, как в старые времена, снять зал в городе. Миха с Князем притащились туда никакие, и ещё с порога Миху поразила новая песня, которую пытались разучивать музыканты.
- Что это? – спросил он.
- Не помнишь? – спросил Балу. – Это ты написал, тогда, ну, в общем… Князь как-то смог тебе в голову залезть и записать всё, - он отвёл глаза. – Материала на пару кристаллов хватит.
Миха жадно схватил записи.
- Так, так, это годится, это нет, сопливо как-то, а вот здесь, если утяжелить и темп сделать побыстрее… Князь, вот в этой песне нужен припев, яростный такой, в противовес куплетам. Что ты смотришь, пиши давай!
Князь только пялился на ожившего Миху со слезами на глазах.
И это было начало конца.
Чёртова Химера наконец заработала!
И на ручке двери появилась чёрная риска – для прямого перехода в притон. Князь сделал её после того, как Миха приказал ему, воспользовавшись своим правом. Наорал, не добившись ничего криком, ударил – по-настоящему, не как во время дружеской возни. Больше одного удара нанести не смог – Князь схватил его за руки, удерживая, и заорал в ответ. И тогда Миха приказал. Ни замутить Химеру, ни снабдить фальшивыми деньгами демон не мог, а дверь в притон соорудить оказался вполне в силе.
Миха теперь притаскивался домой в любом состоянии. Ломки становились всё хуже, Князь, напротив, вроде как притерпелся к Химере, и обстановка в доме стала ровно-отвратительной, выплёскиваясь зелёной мерзостью только в самые сильные Михины приходы. Князь либо отсиживался в камине, либо в человеческом облике не отлипал от бутылки. Душа Михи регулярно пыталась покинуть тело, улететь слишком высоко, но Князь его как-то вытягивал. Дверь в притон в этом смысле даже пригодилась… О клинике речь больше не заводили.
Но проклятая дрянь работала – музыка после приходов появлялась исправно. Какая-то совсем не такая, как между ними, но её было достаточно, чтобы не слезать с Химеры.
Любовь к Князю выгорела во что-то странное, ненормальное. Злой секс, рождавшийся из скандала и последующей драки, либо примирительный, когда Миха виновато подлизывался к Князю, был нарочито нежен. Бешеные качели, не желающие замирать посередине.
- Не смей указывать мне, что делать, - бросив на кухонный стол, сорвав штаны и вколачиваясь, шипел Миха. – Ты мой, помни, не забывай, что ты мне обещал. Это… нужно… для дела!
Однажды, когда они с домом всей труппой были на гастролях, Миху занесло настолько, что он забыл о присутствовавших в доме посторонних. Князь тоже был хорош – поплыл, потерял бдительность. Они трахались прямо в коридоре у стены, и, обернувшись на шум, увидели округлившиеся глаза Балу. Мизансцена ничего не оставляла воображению – штаны, упавшие к щиколоткам, Миха, вбивающийся в Князя, одна рука на члене, пальцы другой – в Князевском рту.
Похоже, Балу был шокирован не тем, что происходит, и не где, а – как. Злостью на лице Михи.
- Князь, ты… он тебя заста… - начал Балу, и вдруг каким-то образом Миха с Князем оказались по другую сторону стены.
Миха замер, а Князь резко подался ему навстречу. Бешенство нахлынуло с новой силой.
Дотрахав Князя и подтянув штаны, Миха оглядел ровные, без единого зазора стены комнаты.
- Открывай! – рявкнул он на своего персонального демона и со всей дури толкнул его в стену.
Они вывалились обратно в коридор перед так и не сдвинувшимся с места Сашей, и Миха свалил, хлопнув дверью.
*
Оля появилась в Михиной жизни как солнце, изгоняющее мрак, высветляющее даже самые тёмные углы. Её добрая, чистая, без единой капли магии душа тепло обняла исстрадавшегося Миху, и он вдруг почувствовал, что никакая Химера ему для счастья не нужна.
Всё вокруг менялось к лучшему – мир, дом, желание творить. Глядя вокруг новыми глазами, он вспомнил давнюю мечту о театре, но Князь… отказался следовать за ним. Князь, к которому он помягчал, с которым за спиной у Оли у них начало что-то налаживаться, вцепился в свой сказочный лес, в своих странных существ и жуткие рожи, переехавшие куда-то в скрытые глубины дома. Уверял, что не способен к тому, чего от него хочет Миха, что театр, переламывание себя, убьёт его окончательно, а с ним и самого Миху. Князь предлагал либо оставить его заниматься труппой, пока Миха занят в пьесе, либо расторгнуть контракт, чтобы сохранить им жизни. Миха вцепился в него с театром как клещ. И чем дальше они скатывались в споры, тем тяжелее Олиному свету было рассеивать мрак. Миха потихоньку вернулся к старым привычкам – пьянству, кутежам, на которых, разумеется, появлялись доступные женщины. И всё больше погружался в театр. Он как бешеный осваивал актёрское мастерство, добирал то, без чего обходился все эти песенные годы.
И тут случился небольшой затык – либретто было, репетиции шли, только без песен. Номера никак не домучивались окончательно, Михе всё было что-то не так. В пику Князю с его хотелками, музыка, написанная на чужие стихи, должна была быть идеальной, но почему-то они друг с другом не склеивались. Вместо бомбы выходил пшик. Оставалось последнее средство.
И это средство после долгого воздержания снова шарахнуло по нему и по Князю, но Михе уже было почти всё равно. Выдержав приличия, он спросил:
- Князь, а музыка?
- Иди-ка ты нахуй, Миха, - неожиданно ответил Князь. – Нет в Химере никакой музыки, она только последнее у тебя отнимает. Хватит врать, посмотри, куда я тебя, дурак, завёл. Думал, перестанет тебя мучить та мелодия, и бросишь свою отраву.
- Чё? – не понял Миха.
- Моя это музыка, дурень, - устало как-то вздохнул Князь. – Ты её лучше сделал, конечно, но…
- А ну-ка повтори! – вцепляясь ему в воротник, рявкнул Миха.
- Это. Моя. Музыка, - раздельно повторил Князь.
Михе даже бить его расхотелось. Сотворил таким, значит? Что ещё было ложью? Постель, когда ему хотелось секса? Драки, когда ему хотелось подраться? Притворное доверие, когда хотелось тепла? А все эти совместные ломки, с разнесённым домом, это что, тоже театр? Да. Михе до таких ролей расти и расти.
На первой же репетиции в театре, куда Миха под каким-то дурацким предлогом выманил Князя, образовалась Анфиса, ныне Повелительница Мух, со свитой мелких демонов, пропитавшаяся Химерой и, похоже, одержимая.
- Я передаю тебя вместе с контрактом Повелительнице Мух, прощай, - заявил Миха Князю.
Так-то, не отвертится.
Анфисины шестёрки мгновенно облепили не успевшего даже пискнуть Князя со всех сторон и сгинули – вместе с хозяйкой.


Часть 3. Князь.
В начале был свет, свет, шедший сквозь туман, пробивавший с лёгкостью белые клубы. Свет был тёплый, он тянул Князя как огонь бабочку. Это была родная душа.
Князь родился художником и поэтом, и за свою долгую жизнь понял: талант без почитателей – ничто. А здесь был даже не тот, кто оценит, - тот, кто поймёт, тот, кто встанет рядом, будет творить вместе с ним. Оживит его картины, даст его стихам голос.
Он слышал, как юноша загадал желание, приняв его за падающую звезду. Чистое такое желание, хорошее. И спустился к нему в ладонь.
Князь смотрел в глаза, проникая в душу и в разум, и понимал, что полюбил. Человеческая жизнь коротка, хрупка, и он не хотел упускать ни минуты этой великолепной жизни. Он зацепил Миху как умел – жалостью, соблазном, привязал как мог – контрактом, глупостью, от которой мог избавиться в любой момент, но в которую наивные люди слишком верили. Дал ему дом, дал ему всё, что мог. Берёг, как умел.
Не справился.
Он не был ни мудрым, ни всесильным, ни особенно терпеливым. И всё получалось как-то наоборот, словно демоническая сущность искажала все его добрые побуждения: желая удержать, он терял, желая спасти – разрушал. Признав, что они вот-вот доломают друг друга, нашёл в себе силы отступить, чтобы было кому и к кому вернуться.
Разделавшись с Анфисой и прикарманив её свиту, он вышел из теней среди ночи перед бредущим по переулку пьяным Балу.
- Привет. Как там Миха? – спросил он.
- Привет, - ошарашенно отозвался тот. – Что это вообще было, там, в театре?
- Не бери в голову. Так как там Миха?
Балу замялся. Миха был в порядке, его попустило, но Саша думал, как помягче сказать об этом Князю.
- Ладно, не говори, я понял.
Умение худо-бедно читать мысли всё ещё оставалось при нём, хотя все душевные дрязги, через которые протащил его Миха, почти превратили его в того, кем он казался с виду: немолодого, усталого дядьку. Сейчас Князь был почти человеком, причём тем человеком, которого упрямый и непоколебимый в некоторых вопросах Миха вылепил и продолжал лепить под себя. Нужен ему друг, надёжный, как скала, - пожалуйста...
- Присмотри за ним, пока меня не будет, Саш, - в голосе Князя не было просительных интонаций, с людьми он привык разговаривать так, чтобы у них не возникало лишних сомнений. И протянул костяную фигурку, вырезанную мастером, которому посвятил одну из песен. - Если всё будет совсем плохо, найдёте меня.
- А ты?
Он только загадочно улыбнулся, сверкнув подросшими клыками, превратился в сияющую точку и взмыл в небо.
*
Полёт был счастьем, дарил ощущение свободы. Достигнув определённой высоты, Князь избавился ото всякой телесности, даже нечеловеческой. Теперь он не был даже светящейся точкой - просто эфиром, просачивающимся сквозь другой эфир, очищенным от всего наносного. Его путь лежал к плавильному котлу ближайшей звезды. Время и пространство никогда не имели над ним сильной власти, но ни бессмертным, ни неистощимым он не был. Надо было набраться сил, чтобы жить дальше.
Почему он выбрал именно эту звезду, именно эту планету и именно этого её обитателя? Нет, не так. Как ему повезло встретить Миху среди мириадов миров? За Миху он готов был вступить ещё не в одну схватку, и ближайшая предстояла прямо сейчас. На подступах к сияющему костру звезды таились банды всякой шушеры, энергетические гопники, нападавшие на ослабленные сущности, спешившие пополнить свои силы. Урвать лакомый кусочек чьей-то сути, чтобы самому стать больше, чтобы было, куда набрать больше энергии и стать сильнее, - вот чего хотели нападавшие.
Князь снова собрался как можно плотнее, огненным болидом несясь по направлению к центру звезды. Шакалы бросились наперерез, создавая собой плотную эфирную сеть, и это было хорошо: они решили не нападать мелкими стайками, втягивая в изнуряющую длительную драку. И он шарахнул по ним остатками сил, не такими уж и маленькими, как оказалось, выжигая их из жизни напрочь.
Без сил ухнул он в звезду, как некоторые падают в постель после тяжёлого дня. Вместе с ним, греясь в разных спектрах, возились существа побольше и поменьше. Мародёрам, рвавшим ближних на части, дорога сюда была закрыта, они перебивались грабежами да случайными протуберанцами. Князь нежился в звёздном пламени, пока не решил, что готов вернуться.
Он направился в любимый лес, даривший покой и вдохновение. Жители леса любили его - он подпитывал лес так же, как подпитывал дом. Некоторые жили здесь с незапамятных времён, других он создал сам - своими рисунками и песнями. Здесь даже человеческий облик не тяготил, приятно было почувствовать то, чего он не мог почувствовать в ином состоянии. Вдохнуть аромат палой листвы, прокричаться, выпить вина с хоббитами, побороться с медведем... Да просто взять в руку кисть и порисовать по-человечески было отдельным удовольствием.
Миха тоже любил лес. Любил завалиться сюда с Князем ради буйного веселья. Иногда, если очень просился, Князь позволял ему сидеть на крылечке, покуривая, и наблюдать за рисованием, но не слишком часто: Миха не мог усидеть на месте, начинал ёрзать, пыхтеть, лезть под руку с обнимашками. Один Миха сюда ходить опасался, говорил, что без Князя его подопечные как будто распускаются. Миха понятия не имел, что лес находится даже не в его мире, и что другой мир не ограничивается лесом. А ведь мог бы догадаться - по песням, по рисункам. Князь когда-то жил в этом мире с другим своим человеком и привязался к этому месту. В нынешней ипостаси он тоже не торчал исключительно в лесу, здесь у него были друзья, которые по нему скучали.
Здесь же его ждали и освобождённые от Анфисы бесы. Как бы не накуролесили без его твёрдой руки...
В итоге Князь сколотил из них труппу. Даже самый мелкий, добрый и наивный, тот самый, из мясорубки, получил от него в руки маракас.
- Музыка возвышает, - сказал Князь своим новоявленным артистам и отправился к знакомым, которые задолжали ему за мелкие и крупные услуги не совсем законного толка. Он уж позаботился, чтобы таких было много, так что в местах для выступлений и инструментов у труппы недостатка не было.
*
Банда, без лишней скромности названная в честь своего главаря, начала с покорения мира Леса, а потом отправилась показать себя и на тех подмостках, с которых уже практически сошёл "Король и Шут". Зачем? Если не врать себе - чтобы вернуть Миху. Князь по своей природе опять действовал через соблазн. У меня хорошо, интересно, как бы намекал он. И каждая вторая, если уж не первая, песня была про Миху, а некоторые - прямо написаны для него, для его исполнения. К самому Михе он пока не приближался, выжидал, и надо же было напороться в парке на него, чинно гуляющего с семейством.
Князь подозревал, что тут приложили руку его давние недоброжелатели. Он в своё время пытался прикрыть им торговлю Химерой, но, во-первых, сама отрава буквально убивала его, а во-вторых, в самом центре паутины сидели такие тварюги, что ему были не по зубам. Их представители в городе, твари помельче, марать руки не стали, но иногда подставлял его при случае.
Миха был вполне себе в порядке. Довольный, накормленный, присмотренный. Чистый. Во всех смыслах. Князь мысленно сказал спасибо Оле.
И прямо на глазах, за пять минут разговора, Миха превратился в совершенно несчастное разбитое существо, снедаемое совестью и виной. Сделав хорошую мину при плохой игре, Князь скрылся в тенях, испытывая совершеннейший ужас. Даже мимолётное его присутствие в жизни Михи дало такой разрушительный эффект. И к ещё большему ужасу, Миха потянулся за ним. Как будто Князь не сам же этого буквально недавно хотел! Мать-энтропия, да он и сейчас этого хотел, понимая Миху с его Химерой. Он больше не миг без Михи, как будто они за эти годы проросли друг в друга. Новая волна ужаса окатила Князя вместе с осознанием: он поглощал Миху, медленно и верно, ещё при жизни. Как поглотил других до него, сам себе мрачный замок с застывшими воспоминаниями. Неспроста Князь стал писать музыку...Теперь упрямец Миха получит то, о чем мечтал: раннюю смерть, вечную жизнь, и уж точно никогда не расцепится с Князем... А значит, скоро Михина нормальная жизнь полетит в тартарары. И останется им с таким - отдельным - Михой - кот наплакал.
Прятаться друг от друга было бессмысленно, однако Князь оставил за Михой первый ход. Он ожидал, что связь кинет его к Михе, в очередной раз умирающему после сладкого кайфа, но тот вдруг появился сам. Пьяный, конечно, но не под Химерой. Сжимая костяную фигурку как свечу, он шёл через ночной лес, не переставая говорить. Совсем как в ту первую их встречу, стараясь не дать воли отчаянию.
"Ничего теперь не страшно. Пусть заплутаю я в этом лесу, пусть сожрут меня твои волки, пусть огоньки уведут в трясину, русалки защекочут. Лучше так, чем без тебя. Если всё ложь, соври мне снова, если правда - прости, прости, пожалуйста... " - слышал Князь, хотя выходило у Михи только:
- Ну ты это... Князь, как так, ну, а? Мы же... Я же без тебя... Блин!
Споткнувшись об корень и обронив фигурку, Миха зашарил в высокой траве, рискуя остаться без пальцев, ибо водилось тут всякое.
- Мих, - позвал Князь, подходя.
- Ща, - тот ещё с полминуты продолжал искать фигурку, словно от этого его жизнь зависела, потом поднял голову, вскочил и набросился, роняя Князя в траву. - Княже! Ты... - он чувствительно заехал кулаком в бок. Потом набросился с поцелуями. - Соскучился по тебе...
- Я тоже, - прошептал Князь, сдаваясь под его напором.
- Два года, два блядских года... - задирая на нём заляпанную краской рубаху и впиваясь в сосок с рычанием, бормотал Миха.
Любопытные существа высунули мордашки, сверкая глазками в темноте, но Князь только зыркнул - и те бросились врассыпную.
Миха буквально сорвал с Князя штаны и спустился ниже. Через минуту тот почувствовал член в теплом плену рта, в задницу проникли пальцы, нащупали простату. Всё-таки пребывание в этом теле имело свои бонусы. Миха брал глубоко в горло, чему Князь научил его, но не часто позволял, берег Михин голос.
- Княже, - выпуская член с неприличным звуком и позволяя семени покрыть лицо и волосы, Миха сжал его бёдра. - Не отпущу больше.
Он тяжело навалился сверху, давая почувствовать свою всё ещё материальность и... все неровности лесной почвы под спиной Князя. Демон со вздохом создал перинку между собой и всеми этими ветками и муравьями. Ему было легче на душе от того, что Миха такой увесистый, что у него такие большие и сильные руки, от которых аж рёбра хрустят, что он может вколачиваться с такой силой, что так легко гнёт и переворачивает Князя по-всякому. Вот он прижал одну согнутую ногу Князя к груди, а вот они уже обе на плечах. А потом - Князь уже носом в своей перинке, голова кружится от недостатка воздуха и переизбытка ощущений.
- Чей ты? - оторвавшись от своего любимого занятия, расставления меток, требовательно спросил Миха.
- Твой, - прозвучало глухо, звук утонул в перине.
- Громче! - разворачивая его голову за волосы вбок, рявкнул Миха и толкнулся со всей дури.
- Твой! - выкрикнул Князь, всполошив лесных птиц.
- Пообещай мне... Пообещай... - вгоняя в него член, потребовал Миха. - Что мы... никогда... не... рас... це... пим... ся...
Он рухнул на кончающего Князя, наполняя того своим семенем.
- Дааааа! - заорал Князь на весь Лес, на всю Вселенную.
Уж что-что, а это он обещать теперь точно мог.