Одиночество
читать дальше
1
- Давно пора поставить клингонов на место! – так говорил генерал Маркус.
Я с самого начала знал, что он проиграет. Тот, кто склонен считать себя лучше прочих, недооценивает противника.
Он заявился ко мне в палату, где эти изверги в белых халатах пытались нащупать мои пределы. Три сотни лет ничего не сделали ни с двойной моралью, ни с шовинизмом, да и все его заходы оказались скучны и предсказуемы. Маркус долго распинался о том, как благородны его цели, как низко я пал, но могу покаяться и встать на путь исправления. Нет уж, однажды я уже пожертвовал собой ради идеалов, и второй раз меня на это не купишь.
- А если я не захочу?
- Захочешь, - сказал он уже совсем другим тоном. – Сам меня будешь упрашивать. На коленях приползёшь.
И я приполз – у него была моя команда. С моими людьми у меня не такие отношения, как у генерала Маркуса. Я, в отличие от него, не оставляю за спиной тех, кому не могу доверить свою жизнь.
2
Этот мальчишка, Кирк, оказался таким же недалёким, как Маркус, явно чувствовалась преемственность. У него хватило храбрости избить пленника, но совсем он осмелел, когда между нами оказалось пять сантиметров суперстекла, такого же, какое идёт на иллюминаторы звездолётов. Приятно, когда тебя считают столь же смертоносным, как космическое пространство.
- Да ты дышать будешь через раз, по моему разрешению! – разорялся он. – Я здесь капитан! Если я сохранил твою жалкую жизнь…
Я мог бы поспорить, кто и чью жизнь сохранил, ещё я мог бы рассказать, как Маркус собрал своих оппонентов в одном зале и пригласил меня для последней аргументации. Только это не та часть правды, которая подействовала бы на парня, готового проглотить живьём своего первого помощника.
А старина Маркус объявил, будто я собрался мстить, ни много ни мало, всему Звёздному Флоту. Словно за триста лет я выжил из ума. Так боялся, бедняга, что я приду за ним. Как будто мне он нужен. Нет, мне нужна была моя команда. Ну, может быть, ещё его крейсер.
3
Я не верю в благородство на войне. Сильный защищает слабого? Сильный защищает своего слабого. Сильный готов уничтожить сколько угодно чужих, чтобы защитить одного своего. И в процессе этого убийства зачастую превращается в зверя.
Игла впивается мне в руку, кровь течёт и течёт, в конце концов перед моими глазами начинает плясать золотая пыль, в которую рассыпались семьдесят два моих человека, и мне хочется закричать: «Хватит!» - чтобы остановить не то поток крови, не то мучительное кружение.
Я убийца. Я бросил чёртов звездолёт на это проклятый город, вместе с военными тайнами круша дома и выжигая воздух. Зачем? Не знаю. В порыве отчаяния. Я не стал идеальной машиной для убийства, потому что не стал машиной. Поэтому я сбежал. И снова сбежал. И бросил звездолёт на город.
Я убийца, спутниками которого неизбежно должны стать одиночество и жестокость?
Я убийца, а они гуманисты. Потому что их правда победила.
4
Выход из анабиоза и возвращение в него – малоприятные вещи. Я не могу сказать, сколько раз это пережил, сколько раз слышал смутное попискивание приборов, ощущал их ледяные прикосновения, равнодушные проникновения, то, как они механически пьют из меня жизнь, чтобы могли жить другие, более лояльные существа.
Однажды я настолько прихожу в себя, что хочется открыть глаза и спросить:
- Где я? Какой сейчас год? – как будто это всё ещё имеет значение.
Нет, куда более важно, как выйти из этой белой комнаты, за пределами которой найдутся все прочие ответы.
Но приборы заходятся писком, выдавая меня с головой.
- Ну, довольно притворяться, - с ласковой насмешкой говорит красивая темнокожая женщина в белом халате. – Пора нам поближе познакомиться, Джон Харрисон, человек, подаривший мне вторую жизнь.
Думаю, ты будешь первой в моей новой команде, малышка.