Взрослому мне не нужен взрослый велосипед.
А. Галич.
Я сейчас текст перевожу, где герой любуется печатными машинками, так вот что-то вспомнилось.У меня сейчас приличная скорость печати, чем, видимо, людей, живущих в сети, удивить трудно, мы все такие.
А было время,читать дальше когда печатная машинка была редкостью и все они подлежали регистрации в милиции...
Когда мне было шесть лет, я впервые попала из чёрт знает каких мест в европейскую часть Союза, и увидела в магазине машинку, она была восхитительна и стоила тридцать три рубля. Я к тому времени написала аж целых три стиха и напридумала кучу историй, мы с машинкой были созданы друг для друга, я ныла и выпрашивала её у бабушки, потом, когда за мной приехала мама, я выпрашивала уже у неё.
Дома - а жили мы в то время в общежитии, где, в связи с переездом через всю страну, оказались после отдельной четырёхкомнатной квартиры, - одна из наших соседок пошла на курсы машинисток. Все курсы в нашем посёлке помещались в Доме Культуры, я ходила туда же на гимнастику, мама - на кройку и шитьё, и я иногда останавливалась под дверью, слушая весёлый треск, иногда мне давали посмотреть на странные сочетания букв, которые ученицы отрабатывали, и даже показали, как оно устроено, и дали стукнуть пару раз по клавишам, но на курсы, разумеется, такую шмакодявку никто не брал.
В общем, за следующие десять лет я так и не научилась печатать. А потом мне надо было поступать в институт, а чтобы поступать с гарантией, пришлось устраиваться в него на работу.
- Я думаю, у меня получится быстро печатать, я на пианино играю, - уверяла я кого-то на какой-то кафедре, где стояло что-то блестяще доисторическое. А я к тому времени видела и электрическую пишущую машинку, в которой можно было набрать целую строку а потом распечатать, и советский компьютер "Искра-5", и там даже была программа-тренажёр для "слепой" печати. Но с печатью у меня реально было фигово, поэтому я осела в библиотеке, где заполняла формуляры от руки. Но это уже другая история.
Дело пошло пару лет спустя, когда я уже училась. Мы продали часть урожая выращенной на даче картошки, добавили кое-что, вырученное отцом от постройки гаражей (он, офицер в чине полковника, неофициально подрабатывал сварщиком, а то нам не хватало), и вот в доме образовался компьютер. Наша бабушка, девяноста лет, даже предприняла путешествие через всю квартиру, чтобы на него взглянуть, хотя уже редко выходила из комнаты.
Тогда я решила, хватит того, что я пишу от руки лекции, и набрала первые рассказы. Я их даже где-то ухитрилась распечатать. И текстовую версию потерял мой коллега из литстудии по пьяни в электричке, он тогда ещё спросил:
- Чего это ты взялась за прозу?
- Хочу изучить её изнутри, - сказала я. - Потому что совершенно не понимаю законов её построения.
И дала ему распечатку, а он её потерял, а потом на комп напали вирусы, и остались от этой серии рожки да ножки.
Человек этот умер в пьянстве, одиночестве и безвестности, что, скорее всего, ждёт и меня. Соседка наша, ходившая на курсы, умерла ещё раньше, в тридцать лет от рака. Рассказы жалко меньше всего. И на пианино я херово играю, и то, чему в институте учили, помню очень приблизительно. Печатная машинка в рабочем состоянии стоит меньше, чем игрушки моего мелкого, но я предпочитаю ноут.
Сижу я этим летом на юге, прожигаю жизнь на топчане под пальмой, набиваю очередной слэш. Подходит ко мне хозяйка гостиницы, бывшая учительница музыки, по классу фортепиано. Фортепиано у неё есть, только моль погрызла сукно на молоточках, и инструмент замолчал. А сама она с утра до ночи стирает, убирает, готовит, понятно, что стало с руками. И вот она стоит, стоит, смотрит, и говорит, что я как на инструменте играю, и берёт её ностальгия, прямо до слёз, и меня тоже берёт ностальгия...
Когда мне было шесть лет, я впервые попала из чёрт знает каких мест в европейскую часть Союза, и увидела в магазине машинку, она была восхитительна и стоила тридцать три рубля. Я к тому времени написала аж целых три стиха и напридумала кучу историй, мы с машинкой были созданы друг для друга, я ныла и выпрашивала её у бабушки, потом, когда за мной приехала мама, я выпрашивала уже у неё.
Дома - а жили мы в то время в общежитии, где, в связи с переездом через всю страну, оказались после отдельной четырёхкомнатной квартиры, - одна из наших соседок пошла на курсы машинисток. Все курсы в нашем посёлке помещались в Доме Культуры, я ходила туда же на гимнастику, мама - на кройку и шитьё, и я иногда останавливалась под дверью, слушая весёлый треск, иногда мне давали посмотреть на странные сочетания букв, которые ученицы отрабатывали, и даже показали, как оно устроено, и дали стукнуть пару раз по клавишам, но на курсы, разумеется, такую шмакодявку никто не брал.
В общем, за следующие десять лет я так и не научилась печатать. А потом мне надо было поступать в институт, а чтобы поступать с гарантией, пришлось устраиваться в него на работу.
- Я думаю, у меня получится быстро печатать, я на пианино играю, - уверяла я кого-то на какой-то кафедре, где стояло что-то блестяще доисторическое. А я к тому времени видела и электрическую пишущую машинку, в которой можно было набрать целую строку а потом распечатать, и советский компьютер "Искра-5", и там даже была программа-тренажёр для "слепой" печати. Но с печатью у меня реально было фигово, поэтому я осела в библиотеке, где заполняла формуляры от руки. Но это уже другая история.
Дело пошло пару лет спустя, когда я уже училась. Мы продали часть урожая выращенной на даче картошки, добавили кое-что, вырученное отцом от постройки гаражей (он, офицер в чине полковника, неофициально подрабатывал сварщиком, а то нам не хватало), и вот в доме образовался компьютер. Наша бабушка, девяноста лет, даже предприняла путешествие через всю квартиру, чтобы на него взглянуть, хотя уже редко выходила из комнаты.
Тогда я решила, хватит того, что я пишу от руки лекции, и набрала первые рассказы. Я их даже где-то ухитрилась распечатать. И текстовую версию потерял мой коллега из литстудии по пьяни в электричке, он тогда ещё спросил:
- Чего это ты взялась за прозу?
- Хочу изучить её изнутри, - сказала я. - Потому что совершенно не понимаю законов её построения.
И дала ему распечатку, а он её потерял, а потом на комп напали вирусы, и остались от этой серии рожки да ножки.
Человек этот умер в пьянстве, одиночестве и безвестности, что, скорее всего, ждёт и меня. Соседка наша, ходившая на курсы, умерла ещё раньше, в тридцать лет от рака. Рассказы жалко меньше всего. И на пианино я херово играю, и то, чему в институте учили, помню очень приблизительно. Печатная машинка в рабочем состоянии стоит меньше, чем игрушки моего мелкого, но я предпочитаю ноут.
Сижу я этим летом на юге, прожигаю жизнь на топчане под пальмой, набиваю очередной слэш. Подходит ко мне хозяйка гостиницы, бывшая учительница музыки, по классу фортепиано. Фортепиано у неё есть, только моль погрызла сукно на молоточках, и инструмент замолчал. А сама она с утра до ночи стирает, убирает, готовит, понятно, что стало с руками. И вот она стоит, стоит, смотрит, и говорит, что я как на инструменте играю, и берёт её ностальгия, прямо до слёз, и меня тоже берёт ностальгия...