1.
«Охотничий азарт… Боевой азарт… Неужели я выгляжу в бою так
же, как он?» – подумал Мерлин, жуя травинку, и перевёл взгляд с обтянутой
кольчужной сеткой спины Артура на усыпанные седоватыми ягодами заросли черники
под ногами. В этот миг красавец-олень, закинув назад увенчанную великолепными
рогами голову, выскочил на поляну. Словно его что-то вспугнуло там, в густом
кустарнике. Мерлин залюбовался застывшим в прыжке изящным животным.
Стояла почти середина лета. Жизнь рвалась к благодатному
солнцу на каждом пятачке древнего леса. Остро пахли примятая трава,
потревоженные листья дикой смородины, нагретые стволы золотых сосен. Прямо
перед носом волшебника покачивалась гроздь прозрачных на просвет рубиновых ягод
крушины. На ней сидели, занятые молодым делом, два отливающих зеленью и золотом
жука. Свиристели в ближнем орешнике мелкие пичуги.
Принц, не замечая всего того, что вызывало у его слуги
благоговейный восторг, прильнул к арбалету. Литые мускулы вздулись, напрягаясь
от волнения. Артур облизал с верхней губы, покрытой светлым юношеским пушком,
солоноватые бисеринки пота. Когда гибкое тело оленя на миг замерло в воздухе,
тетива со свистом распрямилась, и короткая, толстая стрела вошла точно в горло.
Благородное животное рухнуло набок посреди поляны, слегка подрагивая тонкими
ногами. Победный вопль вырвался из горла Артура. Принц огляделся, как бы
призывая всё окружающее в свидетели своего триумфа. Кровь, разгорячённая
погоней и победой, бурлила в нём, требуя выхода. Однако новых жертв не было
видно, а изо всей свиты, разбредшейся по лесу, остался один непутёвый
слуга-идиот, с безучастным видом нанизывающий на травинку спелые ягоды черники.
- Вот, - сказал он, протягивая Артуру свой трофей с не
меньшей гордостью, словно они могли сравниться. И просиял, бестолочь.
Принц бросил сладкую снизку наземь, наступил сапогом и
сделал жест, который давно уже стал понятен Мерлину. Парень со вздохом опустил
на траву сумку и расслабил пояс. Возбуждённый охотой, разгневанный дерзостью
слуги, принц нетерпеливо швырнул его прямо поверх ещё тёплой оленьей туши,
обмакнул пальцы в тёмную кровь, бьющую тугими толчками из раны на шее, и начал
прокладывать себе дорогу. Он привык брать то, что хотел, тогда и как хотел.
Надо было остудить кипящую кровь, и если бы не подвернулось этой тощей задницы,
видят боги, он бы сейчас от переизбытка чувств даже кобылу трахнул.
Мерлин глядел на покрытый гладкой коричневой шерстью бок
оленя, на сильный, плавный изгиб шеи с мускулами, напряженными в последнем
порыве к бегству от единственной охотницы, которая не упустит никого, на
сочащуюся тёмной кровью рану. На миг он встретился взглядом с тёмными,
грустными глазами умирающего животного. Они смотрели как будто со странным пониманием.
Маг в ужасе опустил веки, перед его взором уже клубилась золотистая дымка. Он
чувствовал, как тело начинает отзываться на грубоватые, эгоистичные движения
принца.
Артур тоже чувствовал, как начинает плыть в золотом тумане.
Странное ощущение, посещавшее его только с этим бестолковым, почти ни на что не
годным парнем, который вечно дерзит и набивается в друзья особе королевской
крови.
Он устроил проверку в первый же день: как исполняет
обязанности слуги (плохо), как дерётся (ужасно плохо) и какие капризы господина
ещё способен удовлетворить. Если возня со служанками оставляла по себе ощущение
истомы и сладкой усталости, то этот «друг» успокаивал, наполнял уверенностью и
как будто прибавлял сил.
Расплавленное золото мягко разливалось по телу. Принц
поправил штаны и нагревшийся от скольжения по молочно-белой спине подол кольчуги,
затем поднял за шкирку и поставил на ноги расслабленного Мерлина:
- Хватит валяться. Кажется, нас нагоняют.
Впереди, откуда появился олень, и справа от поляны,
послышался явственный шум пробирающихся сквозь кустарник людей. Волшебник
запутался в завязках, нервно задёргал пояс, и тут что-то тяжёлое опустилось ему
на затылок. Он ещё услышал, падая, боевой клич Артура, и провалился в темноту.
2.
Пришёл в себя он на неровном каменном полу пещеры. Было
полутемно и сильно воняло.
- Артур Пендрагон, значит? Утер старый скряга, однако ради
наследника и он раскошелится, - главарь захватившей пленников шайки довольно
глядел, как лекарь мажет длинную неглубокую рану на обнажённом плече принца. –
Меня зовут Честный Боб, так как я считаю: делиться богатством - честно.
- Я вернусь и разорю ваше осиное гнездо, - гневно
нахмурившись, сказал Артур.
- Да, но пока ты здесь, будь повежливее, а не то мы продадим
тебя тому, кто больше даст, - ухмыльнулся Честный Боб, похлопав по ножнам, а
другой разбойник многозначительно помахал арбалетом со взведённым курком. – А
это?...
- Мой совершенно никчёмный слуга.
- …и он ничего не стоит. Как тебя звать, милашка? – Честный
Боб приподнял подбородок Мерлина, по-хозяйски оглядел парня: растрёпанные
чёрные волосы, строгие синие глаза, упрямо сжатые губы, просвечивающие розовым
в свете факела оттопыренные уши.
Под этим взглядом, не сулившим ничего хорошего, у волшебника
пересохло во рту.
- Ме… Мерлин, - шепнул он.
- Ммеее, - проблеял разбойник, передразнивая. – Как думаешь,
твоя голова послужит достаточным намёком? – и за шкирку поволок брыкающегося мага
за собой.
- Куда… куда вы тащите моего человека, будьте вы прокляты? –
заорал Артур, и кровь брызнула из разошедшейся раны на лбу, пропитывая холщёвую
повязку. Всё-таки они с этим недоразумением прошли вместе не одну неприятность.
- Моим парням нужен отдых, - ухмыльнулся Честный Боб, и у
Мерлина мороз продрал вдоль спины. – Тебе, я вижу, интересно. Хочешь
посмотреть? Это будет честно, мы ведь тоже наблюдали за тобой, там, в лесу, -
тут и принц, и его слуга, покраснели до корней волос, один от гнева, другой от
стыда. – А потом, как я уже сказал, если Утер будет думать слишком долго…
Артур вскочил на ноги и бросился вперёд, но разбойники
предусмотрительно посадили его, словно собаку, на цепь, и от резкого рывка за
шею принц упал, по дороге неудачно ударившись и так пострадавшей головой, и
отключился.
«Наконец-то,» - подумал Мерлин, который мучительно
соображал, кто прикончит его менее болезненным способом, заскучавшие разбойники
или Утер, открывший его маленькую тайну, в то время как гогочущие бандиты
срывали с него одежду и хватали руками где попало. Он точно знал, что не сможет
долго удерживать клокочущую золотую силу, настойчиво рвущуюся наружу вместе с
гневом и сопротивлением. Терпеть было бесполезно, потому что один или два
мерзавца, и волшебная тайна всё равно раскроет сама себя. Парень взревел,
словно разъярённый дракон, глаза его полыхнули огнём, и полтора десятка
разбойников разлетелись в стороны, основательно приложившись о стены пещеры. Мерлин
поднялся, привёл себя в порядок. Наложил исцеляющее заклятье на своего
господина. Разомкнул цепь. Следующее заклятье было пробуждающим – с некоторых
пор оно стало получаться. Всё это – не скрываясь, не чувствуя, как от входа в
пещеру за ним наблюдают внимательные глаза разбойника, стоявшего во время
заварушки на стрёме снаружи. «Насколько я помню, в Камелоте не любят магию», -
думал тот. Теперь точно было за что взять с короля Утера.
- Обопрись на моё плечо. У них где-то были лошади. Да, перессорились
из-за меня и перебили друг дружку. О, как некстати факел погас. Идём ко входу,
на свет. Надеюсь, нас всё ещё ищут.
- Да ты у нас и правда милашка, - расхохотался Артур,
представив, как, невидимые в темноте, заполыхали самые выдающиеся в Камелоте уши.
3.
Смотреть на казнь собрался весь город. Да что уж там,
некоторые специально пришли из соседних деревень. Слухи о поимке столь хитрой
лисы, забравшейся в королевский курятник, распространились молниеносно. Для
Мерлина Утер решил устроить особые торжества. На площади установили помост,
затянутый красным. С утра бродячие жонглёры на нём развлекали собирающуюся
публику нравоучительными и увеселительными сценами. Рядом слуги складывали самый
большой за двадцать лет правления Утера костёр, если не считать самого начала,
когда жгли десятками сразу. Король с удовольствием представлял, как огонь будет
смотреться в долгих летних сумерках. Это вам не простым ведьмам головы рубить.
После обеда на помост взошёл королевский палач с мешком
жутких инструментов и начал раскладывать их на покрытом красным бархатом столе,
представляя каждый жадной до зрелищ толпе.
Пару часов спустя появились король, принц, Моргана и
почётные гости. Они заняли кресла, расставленные на галерее дворца, откуда
открывался отличный обзор. У Артура был странный, отсутствующий взгляд.
Поддерживаемый под локоть новым слугой, он прошёл и тяжело опустился в кресло
по правую руку от отца. Наконец, герольды протрубили и толпа всколыхнулась:
вели виновника торжества. У обоих стражников, суровых, многое повидавших мужей,
глаза были на мокром месте. Большинство дворцовых слуг и стражи, долгое время
знавших Мерлина, считали, что этого глуповатого и порывистого мальчика с
удивительно светлой улыбкой бесчестно оболгали, но с королём не поспоришь.
- Какой молоденький!
- Вот это уши!
- Бедняга!
- Мерлин, держись! – загудела площадь.
Дружно заплакали дети, стоявшие в первом ряду с вечной
корзинкой гнилых фруктов.
Волшебник шёл, слегка прихрамывая и прижимая локтем бок.
Заговоренные цепи, пережившие не одного колдуна, были тяжелы. Мерлина
пошатывало от голода, боли и усталости, но он старался держаться с
достоинством. Рот – чтобы избежать риска быть околдованными – заткнули кляпом,
сделанным из осиновой чурки, якобы пресекающей любые чары. Челюсть от него ныла
ужасно. Допросы, ничего, впрочем, не давшие, проводили в специальной
зачарованной камере, исключавшей возможность колдовства.
Проходя мимо стола с разложенными инструментами, Мерлин
вздрогнул. Он уже был знаком с некоторыми. С тоской оглянувшись на кучу
хвороста, юноша постарался выпрямиться и не дрожать. Сил оставалось совсем
немного, и он берёг их на случай неожиданной возможности.
Его взяли даже слишком легко. Он не воспользовался своей
силой, надеясь, что обвинения против него, как и в предыдущие разы, вилами по
воде писаны.
Пока герольд читал список обвинений и приговор, глаза
волшебника искали того, кого он и хотел увидеть больше всего на свете, и боялся
этого, и, когда, наконец, нашёл, вцепился в него взглядом, надеясь на ответ. Но
Артур, словно в равнодушном полусне, даже не поднял лица.
Герольд, наконец, закончил читать и вновь протрубил.
Палач сорвал с Мерлина остатки рубашки и замер над
инструментами, то ли размышляя, то ли выдерживая театральную паузу.
- Справедливости! – крикнули из толпы. – Последнее слово!
Последнее желание!
Утер махнул рукой.
- Только без фокусов, - шепнул палач, - не то я такое
сотворю…
Мерлин потеряно кивнул. Когда вынули кляп, он сперва
подвигал челюстью, возвращая ей подвижность.
- Артур… - прошелестело над площадью. – Артур Пендрагон… Моя
последняя просьба – к тебе одному. Прости меня, что сам не сказал тебе, что
предал твоё доверие, что ты узнаёшь это из чужих рук. Я никогда не сделал бы
тебе зла. Прости.
Утер благословил тот час, когда приказал опоить Артура, чтобы
тот не наделал глупостей: тот обязан был присутствовать на этой казни,
наследник должен был быть выше подозрений.
Принц медленно поднял тяжёлые, словно налитые свинцом веки и
тихо, с трудом выговорил:
- Идиот… Беги, спасайся.
Такое полезное заклинание, услышанное Мерлином от старой
ведьмы в первый его день Камелоте. Если
бы не эти цепи, если бы не допросы, отнявшие почти все силы… которых, впрочем,
должно было хватить ещё кое на что, нельзя так просто сдаваться! Ради тех, кому
он нужен…
- Артур! – донеслось из толпы. Люди шарахнулись –
приговорённый волшебник стоял посередине площади. Палач в ужасе оглянулся –
помост был пуст.
- Стража!
- До свидания! – донеслось с замковой крыши. Он был уже там.
- Лучники!
Ударил колокол. Площадь забурлила. В палача и герольда
полетели гнилые фрукты. Утер скрипнул зубами – он слишком хорошо понял намёк.
5.
Палые листья примялись, и на коленях теперь два холодных,
сырых пятна. Осенняя сырость повсюду. Пропитала листья. Сочится по ветвям
пробирается под одежду. Холодит обнажённую кожу.
Светлые капли сверкают в зелёном мху, покрывающем поваленное
дерево. Влажно блестят шляпки каких-то поганок.
Мерлин уже почти час созерцал эти самые поганки, не в
состоянии повернуть голову. Он стоял в очень неудобной, постыдной позе перед
бревном. Руки связаны за спиной. А язык… язык пришпилен кинжалом к этому самому
бревну. Чтобы и в голову не пришло им воспользоваться.
Куда там – после недавнего заклятия смерти он слабее
котёнка. Парень попробовал толкнуть кинжал взглядом. Бесполезно. Поспать бы
часа три, да перекусить немного, может быть, тогда… Только вряд ли это так
сразу получится. Впрочем, если не убили на месте, шанс остаётся.
Провели, как ребёнка.
Они знали. Они точно знали.
«Дружба с сильными мира сего до добра не доводит. Я и
дракона по наивности полагал своим другом. Эх, Артур-Артур, так хочется
надеяться, что ты к этому не причастен!»
Мерлин отлучился из Камелота всего на три дня. В Эалдор он
поспел гораздо раньше королевских всадников, привёл себя в относительно
приличный вид, чтобы не слишком пугать маму, и в мгновение ока переправил её к
родственникам вглубь страны.
Если бы Утер настоял, соседний король запросто выдал бы
нелепого мальчишку, своего подданного. Тот не стоил войны между державами, если
бы вдруг выяснилось, для кого маг хотел освободить трон… Правитель Камелота
задумался... а его сыну вновь и вновь продолжало везти на охоте за бестиями. И
вот, всего два месяца спустя, мятежный маг был пойман.
Он как раз зачаровал меч Артура, бьющегося с химерой, и
вложил в его защиту и атаку все силы, позабыв о себе. Совершенно не смотрел по
сторонам, сосредоточившись на битве. И получил
по голове, едва химера отдала концы. Теперь Мерлин находился во власти двух
искателей приключений, нанятых королём: среди стражи по-прежнему многие
сочувствовали беглецу.
Здоровенный волосатый парень, Аллейн, из бывшей шайки
Честного Боба, порядком накостылял Мерлину за своих покойных друзей, пока его
новый приятель, Хальфдан, варил на костре сонное зелье. «И совершенно зря, -
думал Мерлин. – Я и сам бы уснул, если не мешать. Так что же насчёт моей второй
стороны?»
Артур и рыцари были где-то совсем рядом, возились с тушей
химеры. Гаюс иногда набивал чучела, если от бестий что-то оставалось.
Если сейчас вырваться, при его способностях не добежать до
бивака, шум которого доносился до этой поляны. Только зря пораниться. Мерлин
представил себя с раздвоенным языком, как он произносит заклинание, как
вытягиваются лица людей, и невольно прыснул, несмотря на всю трагичность
положения. Скрюченный, с высунутым языком, связанный собственным поясом, не
имея возможности поправить постыдным образом съехавшие штаны, и совершенно без
сил, он, однако, не терял присутствия духа и безумной надежды.
Кажется, он что-то пропустил?
- Что в нём принц нашёл? – критически разглядывая обтянутые
нежно-белой кожей острые позвонки, вопросил Аллейн.
- Даже хвоста нет, - разочарованно вздохнул Хальфдан.
- Зато уши, - задумчиво
пробормотал Аллейн, протягивая руку туда, где уши бывают только в обидной
поговорке. – И правда, что по нему Артур так страдает? Не иначе как чары.