Название: День 17. Ангст. Ложечка.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь, Горшок
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, драма, слэш
Упоминание наркозависимости. История из жизни, между прочим.

Спойлерно

Попизженные ложечки случились в 92 году. Мой хороший друг сел на герыч, одалживался, где мог, и обносил всех, кто не в курсе. Конец школы, первая большая любовь, слава богу, платоническая, все пироги...

Миха в этот раз какой-то бешеный, набрасывается на него с порога, буквально за шкирку тащит в спальню, сдергивает трусы - единственное, в чем Князь болтался по собственной квартире. Сам едва приспускает джинсы, не говоря уж о том, чтобы разуться.
Князю приятно думать, что это он так сводит Горшка с ума, а не что тот в бешенстве после очередной драки с Фиской, хотя следы когтей на лице твердят о последнем.
- Не спеши, родаки на даче, не в магаз побежали... - сдавленно бормочет он в подушку, пока Миха по-быстрому растягивает его.
Горшка обычно это веселит - Андрей никак не съедет от родителей и тщательно шифруется от них.
- Соскучился, ё-моё, - пыхтит Миха и засаживает ему. - Андроооо... Какой ты...
- Ка... кой? - выдыхает он в два приёма, упираясь руками в изголовье, куда его сносит резкими толчками Михи, чтоб не удариться головой. Он бы предпочёл медленно и методично, постепенно доводя до исступленного желания, а Горшок решил не размениваться.
Пальцы до синевы впиваются то в плечи, то в бёдра. Вскоре Андрей, удерживая себя лишь одной рукой, другой вцепляется Михе в задницу, не давая далеко отстраниться, желая глубже, а тот, наоборот, начинает двигаться быстрее, размашистей, вынимая почти на всю длину. Они оба взмокшие, оба орут в голос, не стесняясь, соседи давно привыкли и к их спевкам, и к их перепалкам.
Миха забирается рукой Андрею под живот, обхватывает член, двигает кистью сильно, резко, толкается глубже, ещё глубже, уже не выходя, и Князь чувствует, как Михино семя выплескивается внутри. Толкается в Горшковский кулак и с очередным громким криком кончает. Перед глазами пляшут звезды.
Минуту спустя Миха сползает с него, садится на кровать и, не подтянув штанов, собирается закурить.
- Мих, ну сколько раз. Мама не любит, иди на балкон, - ругается Князь и бежит в душ - не хочет, чтоб потекло из задницы, стесняется.
Пока он возится, Миха успевает покурить и поставить чайник. А также достать из холодильника водку, разлить, выпить свою и налить ещё.
Князь выходит на кухню в чем мать родила, рассчитывая на интересное продолжение дня, и тут Миха его огорошивает.
- Дюш, денег займи, а?
И называет достаточно чувствительную сумму.
- Я верну, вот зуб даю.
- Мих... - Князь даже продолжать не хочет.
А как продолжать? Где мне столько взять? С чего отдашь? Сколько уже не отдал? Я знаю, для чего тебе деньги?
- Мих, нет.
- Дюш, надо очень.
- Мих, не надо тебе денег. Лечиться тебе надо.
- Вот только не надо, это! Ну! Тебе жалко, что ли? Тебе? Для меня?
- Мне тебя жалко, Мих.
- Вот такой друг ты, Андро? Да? Вот ты пидор.
Вся кровь бросается Андрею в лицо. Хочется достать кошелёк и вытряхнуть на эту лохматую бошку всё содержимое.
- Дюш, прости. Дюш, - Горшок хватает его за руку. Пытается обнять. - Ну прости, ну очень надо, а?
- Нет, - очень твёрдо говорит куда-то ему в живот Андрей.
- Ну и крыса ты, Дюш! - Миха отталкивает его, выскакивает из квартиры, хлопнув дверью, и не гнаться же за ним голышом.
*
- Андрюш, - спрашивает его через пару дней вернувшаяся с дачи мама. - Не видел, на столе розетка стояла, бабушкина?
- Да, я помыл, - не отрывая глаз от рисунка, отвечает он.
- Там колечко лежало с гранатом, помнишь, которое мне папа ещё до свадьбы подарил.
- Не было там, - очередной вурдалак, похожий на недовольного Миху, как будто говорит: "Крыса ты, Дюш".
Третий день репетируют без Михи - значит, достал где-то.
Андрей сминает лист.
- Ну я ещё раз на полу поищу. Мыла перед отъездом посуду, сняла и забыла, надо же... - разговаривая не то с ним, не то сама с собой, мама идёт на кухню.
- Андрюша, - спрашивает она осторожно ещё несколько дней спустя, - кто здесь был без нас? Ты... ты девушек приводил? Которые, ну...
Князь поднимает глаза: мама краснеет, стесняясь произнести "проститутки".
- В горке ещё кое-что из золота лежало на виду. И ложечка, серебряная, которую бабушка тебе на первый зубок дарила... тоже...
Балкон в гостиной. Кухня. Миха.
- Андрюшенька, - мама подходит ближе, берёт за руку, и он замечает, как она незаметно, как ей кажется, проверяет вены. - Андрюшенька, если ты... Если тебе нужна наша помощь...
Он, усугубляя её подозрения, бросается в ванную. Его тошнит, трясёт, слезы стыда наворачиваются на глаза. Князь включает воду, засовывает в рот кулак и тихо скулит от бессилия.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: День 16. Ревность. Самодеятельность.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь, Горшок
Рейтинг: G
Жанр: ангст, драма. Ревность чисто творческая.

- Это что за хуйня, Мих? Почему нашу обложку делают какие-то левые люди?
- Мы с ребятами решили попробовать что-то новое, понимаешь, да? Посмотрим, как оно пойдёт, может, так и продолжим.
- Мих, а почему я узнаю последним? У меня уже несколько проектов готово.
- Ты их нам даже показывал.
- И вот нахуя? Это ж наша тема.
"Тебя стало слишком много, Андрей", - читается в глазах Михи. И правда, вначале обложки и стихи, потом второй голос, потом - всё чаще и первый. Даже в музыку залез, в Михину епархию. И бонусом - прибавил в весе для солидности.
Миха, кажется, в попытке не нанести слишком сильную обиду, брякает:
- Я хочу, чтобы у нас всё было на уровне, профессионально. Звук там, оформление. Мы на другой уровень выходим, ты понимаешь, Андро?
А у него колхозный кружок самодеятельности. Таким художникам подъезд расписывать (и газон мягкими игрушками украшать), в Старом Доме - ярчайший образец. Все эти обложки, афиши, стало быть, - от бескормицы, от отсутствия полиграфических возможностей, а о слепленных им лицах манекенов - из экономии, конечно, каждую копейку на съёмках клипа берегли, - даже не вспоминать лучше. Не тот уровень. Днище, блядь. Колхозный панк.
Ладно. Пробуй, Миха, продолжай. Можно даже затереть журналистам уверенным голосом, что да, вот так, мы решили попробовать и нам понравилось, как будто это он сам настоял, а не его прокатили, но себе-то не соврешь.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: День 15. Фэнтези. Не расцепимся.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь, Горшок и все-все-все. Маг!Горшок/демон!Князь, Горшок/Анфиса, Горшок/Ольга.
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, драма, слэш, гет
Что-то стыдно мне стало, как будто из фэнтези у нас только Хоббит да Ведьмак, сегодня будет Диана Уинн Джонс.
Первая часть - рассудительный такой гет, с намёками на слэш.
Вторая - слэш, NC-17, зависимости, стекло, все пироги.
Третья часть - захотелось дать голос и Князю, который смотрит на ситуацию по-своему.
Магический наркотик Химера заимствован из "Заколдованного королевства".
Прошу учесть, что время не наше, нравы более пуританские, осведомлённость в вопросах секса у населения хромает...

Часть 1. Оля.
- Девочки, мне пора, - Оля поднялась.
Цветные всполохи от зеркального шара плясали на её лице.
- Может, посидишь ещё с нами, вместе пойдём? Говорят, астрологи сегодня звездопад обещали. Вдруг прямо на тебя свалится огненный демон?
Оля засмеялась.
- Я слишком скучная, чтобы мной интересовались демоны.
В дверях к ней неожиданно приблизилась высокая тёмная фигура.
- Простите, не хотел вас смущать и подходить при всех, - раздался бархатный низкий голос. – Вы стояли там в лучах такая светлая, как ангел, и мне захотелось хотя бы прикоснуться к вашему сиянию.
- Вы? – удивлённо спросила Оля, поднимая глаза. – Вы же…
- Для вас – Миша, - улыбнулся Горшок, известный музыкант. К слову сказать, Оля к числу его обожательниц не относилась. – Можно, я вас провожу? На улицах сейчас опасно.
"Для таких, как вы, - подумала Оля. - Талантов с горячим сердцем..."
Они выбрались в полную цветочных запахов влажную ночь поздней весны.
- А раз на улицах опасно, предлагаю другую дорогу. Держись крепче, - перейдя на ты, он протянул руку. – Представь, что прямо тут начинается лестница в небо. Идём по ней со мной.
И он потянул её чуть вверх, они поднимались всё выше и выше, пока не воспарили над крышами. Ступать по воздуху было так легко, а с надёжной Мишиной рукой в руке – совсем не страшно. Даже обидно было, что дом так близко.
- А давай просто погуляем, - предложил Миша. – Я вообще люблю гулять ночью.
- Давай, Мишутка, - зачарованная полётом, близкими звёздами и свежим ветром высоты, согласилась Оля.
- Только заглянем тут в одно место… мне буквально пять минут.
Предвкушая ещё какой-нибудь приятный сюрприз, Оля спустилась вслед за ним и оказалась в тёмном, грязном закутке двора.
- Постой здесь буквально минуточку, - Миша исчез за тяжёлой скрипнувшей дверью, изнутри глухо защелкнулась щеколда.
Пахло здесь не цветами, а помойкой и чем-то трупно-сладким. Оля стояла, стояла, замёрзла, поняла, что надо бы домой, а она совершенно не понимает, где находится. Попыталась ломиться в ту самую дверь – из двери вылез глаз, повращался и уполз обратно, и больше никакого ответа. Кое-как проходными дворами она выбралась на что-то, более-менее похожее на улицу, и побрела, прячась в тени, боясь, что в любой момент столкнётся с кем-то или чем-то похуже демона-сердцееда.
Дурочка, корила она себя. Купилась на красивый голос кумира прачек и разнорабочих. Случись с ней сейчас что, кто позаботится о её дочке, о маме, о брате?
*
На следующий день она сидела в своём домашнем кабинете, маленьком, светлом и чистом, разбирая бумаги. Она помогала людям найти свой дом и своё счастье. Дом – это же так важно.
- Ты будешь полон детскими голосами, - сказала она, постучав по приложенному к одной из папок рисунку. – А ты – в тебе будут кипеть жаркие любовные страсти. А вот ты… Старикам нужен покой, садик за домом, лавочка, чтобы погреться на солнышке.
В дверь раздался резкий стук и, не ожидая приглашения, в кабинет практически ворвалась высокая темноволосая женщина. Одета она была более чем вызывающе, как будто пришла не ранним утром к агенту по недвижимости, а поздним вечером в клуб для холостых мужчин с известной целью. Тёмные глаза, густо подведённые чёрным, горели сумасшедшим блеском.
- Я видела тебя вчера вместе с ним, милочка! – начала незнакомка слишком громко. – Вижу, вы друг другом заинтересовались.
- Немедленно прекратите и выйдите вон, - сказала Оля, поднимаясь. – Вы не записаны на приём и лезете в то, что вас совершенно не касается. Как вы вообще в дом вошли?
Если бы её попросили подобрать жильё для этой посетительницы, она бы отказалась. Почему-то представлялось, что с такой жилицей любой дом придёт в полное запустение, она как будто жизнь из него вытянет, и останутся только сквозящие, пахнущие плесенью руины.
- Меня – очень даже касается. Я его очень давняя подруга, - наступая на Олю, незнакомка практически прижала её к столу и схватила за руку. – Он вернётся к тебе – передашь ему привет.
Оля почувствовала, что руку обожгло. Она глянула на ладонь – там постепенно таяла печать с магическими знаками. Оля тряхнула рукой, как будто пытаясь отбросить её от себя. В это время раздался резкий свист, как будто хлопком закрыли веер, и посетительница исчезла.
Весь день Оля была как на иголках, хотя день вроде бы шёл как обычно. Просмотр объявлений в газетах, посетители, к обеду пришёл курьер – забрать тексты объявлений и пакеты для доставки, принёс деловую почту. Дочка прибежала из школы и почти на целый час отвлекла Олю от утренних тревог. К вечеру вернулся из ремесленного уставший брат и невольно снова напомнил о Мише – брат был как раз из поклонников Мишиной труппы.
В сумерках они с дочкой возились вместе в небольшом садике перед домом, а матушка сидела на лавке под отцветающей сиренью и вязала шаль.
На улице показался высокий и полный господин с военной выправкой, слишком заметный среди других прохожих. Видно было, что годы уже берут над ним верх, он шёл, тяжело опираясь на тёмную трость, и что-то искал взглядом. Господин остановился у железной ограды, отделявшей Олин палисадник от улицы, и спросил низким голосом:
- Вы Ольга? У меня к вам очень важное дело. Могли бы мы переговорить одни?
- Да, - кивнула она, вытирая руки о фартук, и провела его в дом. Предложила сесть и отошла на пять минут, привести себя в порядок, потом вернулась, захватив стаканы и холодный оранжад.
- Я отец Миши, Юрий Михайлович, - представился гость. – Он попал в очень трудную ситуацию, ему нужна ваша помощь.
- Почему моя? Как я могу ему помочь?
- Я не знаю, магия говорит, вы для него словно добрый ангел. Простите, мы все за него тревожимся, и я наложил на него следящее заклинание. К сожалению, там, где он сейчас, оно не действует, но вчера, когда он встретил вас в городе, я почувствовал удивительные вибрации в его ауре.
- Что же это за место такое, куда не проникает магия?
- У него есть свой дом, на болотах. Аномалия, - вздохнул Юрий Михайлович. Оле показалось, он что-то не договаривает. – Я подвезу вас, у меня есть карета, которая ждёт в переулке. Только вы сможете избавить его от ужасной… - он захлопнул рот. – Вы должны сами догадаться.
«Ведьмы, - досказала за него мысленно Оля. – Той, что вчера наложила на меня неведомое проклятье. Наверняка она прокляла и Мишу, и разрушить эти чары может только… ну, что в таких случаях бывает? Любовь? Я не юная девица, чтобы верить в такое, но близкие люди хватаются за любую соломинку…»
- Я попробую, - ответила она.
- Ехать надо сейчас, время дорого, - Юрий Михайлович потянул её за собой, и она едва успела схватить с крючка у выхода накидку и сказать родным, куда отправляется.
Кони, запряжённые в карету, были явно волшебными, но даже так они добрались до болот только в сгустившейся темноте.
- Дальше вы должны идти сами, - помогая ей выйти из кареты, сказал Юрий Михайлович и подал ей фонарь.
И Оля пошла вперёд по едва заметной тропке, думая, что, видимо, эта тропка через пару минут приведёт её к крыльцу загадочного дома, в котором по каким-то своим причинам отец Миши появиться не мог.
*
Время явно перевалило за полночь. Оля стояла одна посреди болот, слушая жуткие звуки, доносившиеся из тьмы, и смотрела на огарок свечи в фонаре. Нет пути назад и нет пути вперёд. Может, дождаться рассвета, не сходя с места? Если то, что так ужасно хлюпает и вздыхает во тьме, или то, что издаёт пронзительные крики, не доберётся до тёплой плоти раньше…
Она сделала ещё пару прыжков с кочки на кочку, чувствуя, как силы её покидают, и тут увидела впереди огромную тушу. Туша, шумно вздыхая, стояла невдалеке, около песчаного островка, из которого торчали три сосны. Она опиралась на тонкие, как у цапли, ноги, и парочку из них поджала тоже совсем как цапля, чудом балансируя на оставшихся. Внизу туши что-то с лязгом двинулось вниз, как будто челюсть начала приоткрываться, и оттуда полился свет. Оля обмерла. Поджарит и сожрёт…
Но пасть оказалась дверью с развернувшимися ступеньками.
- Заходи, будь как дома, - позвали из двери.
Голос был не Мишин, но Оля, надеясь, что это тот самый таинственный дом (на цапельих ножках), поспешила, оскальзываясь, и вскоре оказалась в тёплой, светлой прихожей. Ступеньки за её спиной с шорохом свернулись, и оглянувшись, она увидела только самую обычную дверь с разноцветной круглой ручкой.
- Иди сюда, - позвал всё тот же голос, и Оля прошла в глубину помещения, разглядывая пёстрые, яркие стены, в некоторых местах разрисованные жутковатыми рожами. Те, кажется, шевелились, моргали и подмигивали.
Оля дошла до небольшой уютной кухни, где полстены занимало окно, выходящее на северный портовый город, а на противоположной от окна стене нарисована была старая афиша Мишиной труппы, с головой-пнём. От усталости Оле показалось, что голова ей подмигнула. Прямо под афишей располагался большой очаг, в котором весело горел огонь.
- Садись, поешь, - раздался голос прямо из огня, и Оля отшатнулась, увидев в пламени довольную круглую физиономию. – Обсохни, отдохни, и завтра я высажу тебя где-нибудь поближе к людям.
- Ты кто? – осторожно спросила Оля.
Огненная рука поставила чайник прямо на огненную голову.
- Я Князь! – огонь гордо взметнулся, охватывая чайник. – Я демон, злой и коварный, не простой, а Князь среди демонов! Но ты не бойся, не обижу. А тебя как занесло ночью в такую глушь? Мачеха послала?
- Не совсем, - принимая из рук демона чашку с чаем, сказала Оля. – Я Мишу ищу. Мишу Горшка, из магического музыкального шоу «Король и Шут», знаешь?
Огонь взметнулся до потолка.
- Знаю, конечно. Демоны всё знают. Та пакость, что у тебя на руке, для него? Ладно, по ночам нечего на болоте шататься, а завтра я тебя высажу, и не дай бог тебе вот этим до Миши дотронуться, я найду тебя и сожру.
- Да я просто… - и тут Оле словно кто-то рот зажал, когда она захотела сказать про утреннее нападение. – А его… - и про отца она тоже рассказать не могла. Чёртовы маги.
- Вон тот шкаф, - показал Князь. – Магический, короче, там еда нормальная есть. Тащи, погрею. И не гуляй больше так поздно по таким местам. Зовут-то тебя как?
- Оля. Так значит, демоны не всё знают?
Огонь обиженно заволновался.
- Ставь две тарелки, - велел он. – Миха идёт.
В прихожей звякнуло, раздался шум, как будто за дверью был широкий проспект, полный голосов и звона паровых трамваев, и ввалился некто большой и шумный. Этот некто, нетвёрдо стоявший на ногах, врезался в угол и выругался.
- Ох, Оленька! – радостно воскликнул Миша, выпадая в кухню, и за несколько секунд произошло стразу множество вещей. Миша потянулся поцеловать Оле ручку с пьяной галантностью, Князь метнулся между ними языком огня, но Миша успел, и его шарахнуло магией как молнией. Он стоял и дымился, потом сгорбился и побрёл вглубь дома, тяжело зашаркал вверх по лестнице.
- Вот же блядство, - не сдержался демон. Он стал бледно-голубым, как болотный огонёк, прижался к золе.
В доме стемнело. Слизь потекла по стенам, закапала с потолка, оставляя на полу тёмные пятна ожогов. Картины на стенах завыли, защёлкали челюстями, потянули из стен когтистые лапы.
- Наружу, быстро… - прошептал Князь.
Оля рванулась прочь, открыла дверь и оказалась во дворике дома, выходящего на улицу незнакомого города. Пахло розмарином, нагретой хвоей, цитрусами, югом… Дверь за собой Оля закрывать побоялась, стояла, смотрела, как слизь тихо вытекает через порог. Потом присела на приступочку – ноги не держали. Когда слизь начала потихоньку подсыхать, всасываться, вой немного поутих, изнутри раздалось решительное:
- Обратно, быстрее, и дверь закрой!
Оля нырнула внутрь, захлопнула дверь и услышала, как снаружи в неё ударилось что-то тяжёлое. Ручка повернулась сама собой, и всё стихло.
- Иди к нему, - приказал Князь. – Он зовёт. Надо было тебе руку-то сразу сжечь. Ну, чего стоишь?
Пол был уже почти чистым. Оля поднялась по лестнице, и одна из дверей приглашающе распахнулась перед ней.
- Оля, - прошептал Миша. Он лежал среди перекрученных, влажных простыней. – Просто побудь со мной, подержи за руку… Не бойся… - его вдруг скрутило судорогой, он застонал, низко, на одной ноте. – Дотронься… ничего не будет…
До утра она дежурила у него, давая пить, вытирая пот, Миша то звал её, то выгонял в коридор с воплями «не смотри».
Ночь показалась Оле самой ужасной в её жизни, она ещё не знала, что такая ночь в её жизни не последняя. К утру Мише стало лучше, и она, совсем вымотанная, уснула рядом с ним, проснулась в его объятиях.
Миша показал ей ванную – с кранами, с горячей водой, какие, Оля слыхала, бывали в домах у сильных магов, но сама таких не видела. Решив, что он после прошедшей ночи слаб, как котёнок, Оля помогла ему помыться. Миша млел, как большой кот, когда она массировала ему голову и плечи, и не выказал никаких низменных желаний, настолько был обессилен.
Они спустились на кухню рука об руку.
- Привет, Князь. Я тут надумал Олю замуж позвать.
Оля удивлённо замерла, а Князь, наоборот, фыркнул снопом искр и дёрнулся так, что чайник подскочил.
«Наверно, это и правда волшебная исцеляющая сила любви,» - подумала Оля со странным ощущением. Миша был ей симпатичен, она очень переживала за него, жалела и хотела спасти, но какой-то неземной страсти не было. Она постаралась вспомнить ощущение полёта над городом. Может, это оно? Да и жить вдовой, тянуть в одиночку семью было тяжело.
- Я согласна, - сказала она несмело.
Фигуры на стенах заволновались. Да, днём было видно: похожие украшали декорации Мишиного музыкально-магического шоу на одной из афиш в комнате брата.
- Это ты нарисовал или кто-то из твоей труппы? – спросила Оля Мишу, накладывая ему завтрак.
- Это Князь нарисовал, - Миша кивнул в сторону очага.
Оля от неожиданности чуть не уронила яичницу мимо тарелки.
- Он со мной и песни пишет, - наворачивая яичницу на вилку, довольно заметил Миша. – Не знаю, что было бы, если бы я его не встретил. Ну, у нас труппа была, пели, конечно, но какой-то изюминки не было. Весь этот сказочный мир Князь придумал. И с музыкой помог.
- Может, он и на сцену с тобой выходит?
- Мгм, - Миша покивал с набитым ртом. Прожевал. – Ты была на наших концертах?
- Нет, никогда.
- Обязательно сходишь, скажи, Князь?
- Если мы здесь тебе надоесть не успеем, - огонь плеснул, танцуя. – Ребята пришли.
*
Оля жила в Мишином доме уже неделю, потихоньку осваиваясь, на правах невесты. Миша и парни из его труппы вели себя с ней очень вежливо и галантно, хотя во время репетиций глушили спиртное и из-за двери доносился их грубый хохот. На Олю их буйство не распространялось. В репетиционную, святая святых, женщину не пускали.
Князь на время репетиций перекидывался в красивого крепкого мужчину с горящими голубым болотным пламенем глазами. В доме на это время становилось тише и холодней, он напоминал едва покинутое душой тело, ещё тёплое, но без сердцебиения, без дыхания.
Дом держался на Князе. Пыль испарялась сама собой, еда готовилась, горячая вода исправно подавалась в краны. Если надо было прибраться в комнате, все из неё выходили, дверь сливалась со стеной, и за пару секунд всё было сделано. Даже со стиркой проблем не было, даже со сбором носков, которые магическим образом исчезали с тех мест, где их посеял Миша, и обнаруживались чистыми в специальной корзине.
Оля и Миша собирались на кухне то втроём с Князем, то с ребятами, болтали, пели, строили планы, но к концу недели Оля очень сильно заскучала по родным, вспомнила о делах, а ещё – свадьба. К ней же надо было как следует подготовиться.
Оля осторожно спросила Князя, не может ли он высадить её поближе к людям, как обещал, и тот открыл секрет волшебной ручки.
- Смотри, - сказал он, явно гордясь делом своих рук. – Я сделал специальный ход к тебе домой. Вот, видишь, золотой.
- А остальные цвета? – Оле стало любопытно.
Он, стоявший рядом с ней в образе человека, повернул ручку и открыл дверь.
- Оранжевый – это на южное море, которое в окне спальни, синий – на северное, то, что в окне кухни. Фиолетовый - болота, там Мишино вдохновение. Я больше лес люблю, это зелёный.
- А чёрный?
- Не надо тебе туда, - Князь помрачнел. – Никогда не открывай. Там… там слишком сильная магия, сгоришь.
Оля радостно принялась баловаться с ручкой.
- И не забывай закрывать дверь. Есть одна женщина, ведьма, она желает Мише зла. Хочет пробраться сюда и разрушить всё.
- Кт… кт… - Оля хотела расспросить, уже подозревая, кто это, но вышло только дурацкое кудахтанье.
- Анфиса, Повелительница Мух. Знаешь, когда-то они были женаты, - Князь понизил голос. – У неё была слабенькая такая магия и не очень сильная воля, ей нельзя было во всё это, а она упёрлась - и повредилась рассудком. Ты, Оль, не пробуй даже, магия людей с ума сводит только так, ломает, мучает, и Мишу тоже. Будь вот для него ангелом. А ещё лучше – беги.
Он повернул ручку на золотой цвет, приоткрыл дверь и легонько подтолкнул Олю.
*
Свадьбу назначили через полтора месяца, чтобы соблюсти все приличия, и к концу этого срока Оля поняла, что волшебный дом, даже со всем его отсутствием тяжёлого быта и разными волшебными штуками, начал её раздражать. А особенно – Князь, который вечным третьим присутствовал в их жизни. Он, конечно, был хорошим, особенно учитывая его демоническую природу. Помогал с готовкой, развлекая в процессе, - читал стихи, не попавшие на сцену, которые оканчивались особенными неприятностями для героев, либо не совсем приличные для общества. Но его незримое присутствие везде в этом доме просто зудело на коже.
А потом был концерт, на котором Оля с семейством занимали почётную ложу, и Миша представил зрителям свою будущую невесту. Брат, конечно, в ложе сидеть не захотел и убежал на галёрку, где были стоячие места и все плясали. Заметно было, что амфитеатр и даже отчасти партер с трудом могли усидеть на месте, но старались соблюдать приличия.
Свет, краски, танцы и музыка причудливо смешались, дополняя друг друга, гипнотизируя. Картины на заднике двигались как живые, Оле даже показалось, что они, как марионетки, разыгрывают целую историю. Огни летали в воздухе, восставали из гробов мертвецы (наверно, восковые куклы, думала Оля, от которой секреты шоу были скрыты). Зрителя из зала превратили в осла на время песни, и, вернувшись в прежний облик, он отправился на своё место в полнейшем восторге. Миша был совершенно неузнаваем, преобразившись в безумного монстра, а Князь, напротив, чистенький и аккуратный на его фоне, зазывно улыбался и плескал в зал синевой. В партере были обмороки.
Оля гордилась будущим мужем: как правильно выразилась матушка, всё это было замечательно, хотя и не совсем прилично.
Так вот, вернувшись с концерта в пустой Мишин дом, Оля почувствовала мёртвый холод и запустение. Она-то попыталась сплавить Князя на вечерок, чтобы стать ближе к Мише, державшемуся с ней даже слишком прилично. Ей хотелось понять - будет ли отличаться та самая неземная любовь от отношений с первым мужем, которого сговорили родители, а она увидела только на свадьбе. Князь отправился куролесить с парнями, и вот - Миша был сам не свой, пока тот не вернулся. Оле и самой было не по себе, как будто она попала в склеп с мертвецами, которые смотрели застывшими глазами с покрытых инеем стен. Так что теперь, наученная горьким опытом, если ожидалось долгое отсутствие Князя, Оля тащила Мишу в свой дом.
Но с первой брачной ночью вышло ещё хуже. За день до свадьбы Миша решил переоборудовать одну из комнат специально так, как он считал, «девочкам нравится», долго шептался с Князем, и когда наконец после пышной церемонии новоиспечённый муж перенёс невесту через порог таинственной спальни, всё вокруг оказалось таким светлым, нежным, воздушным и сладким, и они уже были готовы броситься в кровать как в облако, но Оле показалось, что стены глядят на неё горящими голубыми глазами.
- Не могу при нём! – и она утащила Мишу в свой дом, в небольшую уютную спаленку, без третьих лишних.
*
Оля была в восторге. Миша был «полностью её человечек», как она рассказывала подругам. В постели он оказался нежным и страстным. Он принял Настю как свою, взял под крыло Олиных маму и брата. Немного напуганная рассказами Князя про Анфису, она попросила сделать и для её родных комнаты в доме на всякий случай, раз уж Князь мог переделывать помещение как угодно. И ещё… убрать рисунки со стен – ведь скоро ей предстояло забеременеть, а беременным надо смотреть на красивое и доброе. И ещё немного… чтобы цвета вокруг не были настолько буйными. Ну, не так много, наверно? Она пыталась обратиться напрямую к Князю, тот вопросительно глянул на Мишу – Миша кивнул. И дом стал таким же, как по ту сторону двери, если выставить золотую риску.
Только в родном доме Оли не текла временами со стен зелёная слизь.
В первый раз женщина испугалась - вдруг кто-то вновь протащил в дом заклинание Ведьмы, или она сама пробралась туда, или… или магия любви не сработала как надо? Может быть, это не любовь?
Миша временами пил. Видел, как это не нравится Оле, но не мог сдержаться и напивался. С друзьями, с Князем, в одиночку – это повторялось из раза в раз, он обещал бросить, держался – однажды целых полгода – но срывался рано или поздно, и по стенам дома начинала бежать слизь, правда, не превращаясь в такие потопы, как приключился в первый раз.
Но в одно не слишком счастливое утро Оля услышала, как Миша топает к двери, пока она готовит завтрак, и вдруг в коридоре раздался скрип и грохот. Князь, развалившийся в очаге, мигнул и исчез, оставляя лишь самый обычный огонь. Оля метнулась в прихожую. Миша пытался подняться со вздыбившегося пола, а между ним и дверью, растопырив руки, стоял Князь, полыхая глазами, и орал:
- Не смей, придурок, сколько раз уже ты обещал! Жену пожалей, дочек!
- Отойди, - чужим тоном произнёс Миша. – Я тебе приказываю.
Князь весь как-то сдулся, Миша оттолкнул его с дороги, повернул ручку на чёрный цвет и вышел в перемигивающийся огоньками полумрак. Дверь захлопнулась, сладкая волна прокатилась по прихожей.
- Что это за запах? – спросила Оля, вспоминая первую встречу с Мишей и грязный тупик.
- Химера, - пробубнил Князь сквозь закрывающие лицо руки. – Магический наркотик. Собирайся, он вернётся и здесь будет адовый пиздец…
- Я останусь, только детей отправлю к матери.
- Дура.
Оля собрала дочек, отдала матери через дверь и осталась сидеть в коридоре на полу рядом с Князем, так и остававшимся в одной позе с тех пор, как Миша его оттолкнул и уронил на пол. Вдруг он заорал:
- Сука!
Поставил дверь на чёрную метку, открыл рывком и приказал Оле:
- Держи крепче и не дыши слишком глубоко.
А потом шагнул в темноту.
Оля навалилась на задёргавшуюся дверь, затыкая нос рукавом. Сладкий запах кружил голову, дом холодел, как остывающее тело.
Вечность спустя ввалился сильно спавший с лица Князь, с обожжёнными руками, шатаясь под тяжестью Миши.
- Живой? – с тревогой спросила Оля.
- Не очень, - просипел Князь, роняя Мишу на пол. – Но, главное, дома… Дверь закрой.
Стены начало выгибать и корёжить, пол зашевелился как живой. Изморозь побежала от пола к потолку, превращая зелёную слизь в лёд, только пятачок в прихожей, где сгрудились Оля, Князь и Миша, оставался похожим на жильё. В комнатах гремело и скрежетало, словно находящееся там перемалывали гигантские жернова.
Князь лёг на пол, обнимая Мишу, прильнув к нему всем телом, прикрыл глаза. Что-то зашептал в ухо. Князя колотило, Миша почти не дышал. Это было долго, бесконечно долго. Оля устала ждать, когда Миша очнётся, и уснула, сидя на полу, сжимая его руку. Проснулись они все втроём в прихожей, сцепившись в клубок вокруг Миши.
Едва они зашевелились спросонья, Князь за шкирку выпихнул супругов в Ольгин дом, захлопнул дверь, и открыть её не удавалось никакими силами целую неделю.
*
Время поджимало – до важного концерта оставалось дня два, и Миша с Олей отправились на болота в надежде отыскать свой дом.
Тот нашёлся на мелководье, среди кочек, валялся на боку, перемазанный грязью. Меньше снаружи, чем внутри, но всё ещё внушительный. Ножки поджаты, как у дохлой птахи. Вход был приоткрыт, как рот у спящего пьяницы, и слизь тянулась ниточкой слюны. Внутри было темно, скользко, на стенах, ставших потолком, шевелились повылазившие рисованные монстры. Другие стены стали полом, и под разлитой слизью из них что-то пыталось выбраться. Из кранов бежал вонючий деревенский самогон.
Очаг был пуст и залит слизью, а Князь нашёлся в человеческом, если его можно было так назвать, виде, на супружеской кровати, которая переехала на бывшую стену.
- Оленька, побудь на кухне, - попросил Миша.
Она вышла и встала недалеко от двери.
- А ну приди в себя! – заорал Миша.
- Сам в себя приди! – заорал в ответ Князь. Глотки у обоих были лужёные. – Восьмая, восьмая, мать твою, сколько ж можно-то, а? Ты же нас обоих убьёшь!
- А ты мало пожил, что ли? Мог ещё двадцать лет назад в болоте сгинуть! – рявкнул Миша. – Радуйся тому, что есть. Это ж из-за тебя я такой дурной, из-за магии твоей, сам же знаешь.
- Сам-то в это веришь? – уже тише спросил Князь. – Тогда давай, расторгнем контракт.
- Ты спятил, что ли? – выдохнул Миша. – Ты ж пропадёшь. Не отпущу я тебя, дурака. Ты ведь такой… посмотри, как тебя люди любят.
- А ты?
- И я люблю, не видно разве? Не любил бы, давно бы Анфиске отдал, как она просит.
За дверью стало тихо-тихо, слизь начала потихоньку уходить. В доме посветлело, воздух посвежел. Оля осторожно приоткрыла дверь. Миша с Князем сидели, обнявшись, на полу около кровати, и вид у них был такой тёплый и домашний, что у Оли сердце защемило. Вот это дружба, про которую пишут в романах!
Дом скрипнул суставами и поднялся, выпрямляясь. Князь с Мишей покатились со стены на пол, попадали друг на друга, завязалась дружеская драка.
"Вот и хорошо, вот и славно, " - подумала Оля, спустилась к двери и выставила ручку на зелёный. Она обожала южное море, а в лес до сих пор только через двери заглядывала.
Она вышла на опушку дремучего леса. От столетних деревьев тянуло влагой и покоем. Позади Оли оказалась охотничья избушка. Женщина присела на ступенях.
- Привет! - раздалось из сплетения травы.
Что-то ткнулось Оле в ноги - одинокая голова, моргающая глазами.
- Ты кто, ты кто, ты кто? - писклявым голосом проорал... пингвин. - Где Князь? - и, не дослушав, влетел в дом.
Оля снова оглянулась к лесу и обомлела: трава и ближние деревья кишели лесными жителями.
- Я Мишина жена, - невольно вставая, представилась она.
- Хозяюшка, Хозяюшка! - зашумели виданные и невиданные существа. - Князь её принял!
- Князь с Горшком мирятся, Хозяюшка! - заверещал пингвин, пробкой выскакивая из дома.
- Хой! - грянули лесные жители и рассыпались в траве, нырнули в листву - как не бывало.
Оля устало опустилась на крыльцо и сидела, наслаждаясь покоем, пока Миша не пришёл звать её пить чай.
*
Миша к Химере больше не тянулся, но пить не бросил.
Зато захандрил Князь. В доме разваливалось то одно, то другое. Из стен иногда выныривали рожи, пугая людей. Оля всерьёз опасалась, что они могут напасть на детей, покусать. Из репетиционного зала теперь чаще доносилась брань вместо хохота: Горшок с Князем никак не могли сойтись во мнениях насчёт песен. Миша пришёл к театру – Князь хотел продолжать строить сказочный мир. Оля была обижена, что тот не хочет поддержать её мужа. Князь всё чаще заводил шарманку о контракте, который надо расторгнуть, и Оля однажды прямо спросила Мишу, что это за контракт и почему Миша не хочет отпустить Князя на вольные хлеба, раз уж им стало так тесно вместе.
- Это магический контракт, и пока он действует, я не могу о нём рассказывать посторонним, - ответил Миша.
Но театр всё больше увлекал его, а Князь вроде и помогал, но через силу, и выходило скверно.
*
Как-то вечером после театральной репетиции Миша вернулся домой один, отговорился, что Князь остался доделывать декорации.
Князь не вернулся к утру, не вернулся к вечеру, не вернулся вообще.
- Мы расторгли контракт, - признался Миша. – Он настоял.
Дом начал потихоньку сыпаться. Первой отказала волшебная дверь, и вещи пришлось вывозить на телеге, только самое нужное, ведь не тащить же всё через болото. Штукатурка отходила пластами, не являя никаких магических рож. Обычные двери разбухли и заедали. Вернувшись за чем-то забытым, Оля с Мишей обнаружили ободранный мародёрами скелет непонятного существа, служивший каркасом для дома.
Миша с труппой отказались от концертов, полностью переключились на готовящуюся театральную постановку. Спецэффектов и магических декораций не ожидалось, эта часть шоу отпала вместе с Князем. Старые задники превратились в обычные разрисованные холсты, у Миши не доставало магии, чтобы заставить их двигаться, и этот секрет тщательно оберегали всей труппой. Либретто и стихи к постановке писали новые знакомые...
Газетчики не могли не вцепиться в эту историю. Горшок поливал Князя грязью в интервью и называл предателем. Князя видно не было.
- Он запил, что ли? – спрашивала Оля. – У демонов бывают запои? Тебе его совсем не жалко? Куда он теперь?
- Плевал я на него! – рявкал на неё Миша. – Достал он меня! Все достали!
Он как бешеный работал в театре и над записью нового кристалла для фонографа, хотя врачи нашли у него проблемы с сердцем и советовали передохнуть. И как-то вдруг он бросил пить. Совсем. Даже по чуть-чуть, как пил в просветах между запоями. Не сорвался даже когда приволок афишу, с которой довольно скалился Князь. Тот, в пику Мише, что ли, сделал своё шоу и выставку живых картин.
Оля пыталась хоть как-то отвлечь мужа, вытащить на прогулку с детьми хотя бы, и вот так, гуляя, они наткнулись на самого Князя.
Тот выглядел весьма довольным жизнью, разряжен был как на концерте, и даже с улыбкой поздоровался с Олей. С Мишей почему-то не стал.
- Князь, прости, - прошептал тот. – Анфиса…
Князь задрал бровь и довольно облизнулся, показывая слишком острые клыки. Глаза полыхнули синим.
- Я её сожрал. А остальные её подопечные теперь в моей труппе.
Оля заметила, что Миша встал перед Князем, прикрывая её и девочек. Невольно вспомнилось, что Князь всё-таки демон, чьё дело зло и месть, как он сам неоднократно повторял.
- Не ссы, Мих, я зла не помню, - Князь похлопал Мишу по плечу. – Ты это, главное, береги себя, а? – и пропал в темноте.
Вот в тот вечер Миша напился до синих соплей.
- Оля, я мудак, - каялся он. – Если ты меня бросишь, ты права будешь сто раз. Я друга продал, Оль.
- Что ты, Мишутка, что ты, - лепетала она, впервые видя мужа таким размазанным морально.
- Оль, я же с ним жизнь прожил, я же люблю его... Как я мог?
- Но он же предал тебя, оставил, ты же правду говорил всём этим газетчикам? Он получил по заслугам, общество его не примет, и будет право.
- Оленька, я не об обществе сейчас, я о совести своей...

Часть 2. Миха.
- О как грустна вечерняя земля! Таинственны туманы над болотом…
Миха бродил по этим болотам уж незнамо сколько. Туман был густой, казалось, руками можно пощупать. Очень не хотелось признаваться себе, что заплутал, замёрз и испугался, так что он скорее орал, чем пел, в конце концов заев на одной фразе.
У Михи не было иллюзий, что его не ищут, но находиться он не желал. Утром сбежав из дома, он просто шёл и шёл, куда глаза глядят, пока не нашёл эту очаровавшую его местность. Отец, боевой маг, человек суровый, наверняка повесил следилку, знал, как он тут мучается, и ждал, когда капризное чадо обратно приползёт, чтобы вдосталь поглумиться. Но Миха ещё не сдавался, надеясь на свою силу воли и на внезапное чудо. Он не хотел быть боевым магом, он хотел писать музыку, что прямо сейчас и делал, пользуясь последними глотками свободы.
- О как грустна вечерняя земля… - снова затянул он, глянув, напротив, в скрытое туманом небо.
Среди клубящейся белизны возникло золотисто-голубое свечение, которое стремительно приближалось.
- Падающая звезда! – ахнул Миха и быстренько загадал желание. Не выбраться отсюда живым, не помириться с отцом, а: - Чтобы у труппы нашей всё сложилось, чтоб делали мы настоящую музыку.
Сдуру подставил руку и обомлел: в его ладони лежала тяжёлая, переливающаяся золотым и голубым светящаяся капля.
- А что ты готов отдать за свою мечту? Творчество – это сердце своё дотла сжечь, - раздался такой же, как у него, подростковый ломающийся голос. – Готов отдать мне своё сердце?
- Ты… ты кто? – спросил Миха.
- Я – демон! Злой и коварный! Могучий демон, князь демонов! Ты маг, как я посмотрю, так себе, - прозвучало довольно обидно. – Но мы можем заключить контракт, твоё сердце в обмен на мою силу. Я буду выполнять твои желания, соглашайся, - в голосе зазвучали соблазняющие нотки.
- А если нет?
- А если нет, то хотя бы в грязь меня не бросай, посади на веточку. Терпеть не могу воду, спасибо, что поймал.
Михе стало жалко этого недодемона. Погладив упругую каплю как котёнка, он мотнул кудлатой головой.
- Ладно, Князь, давай свой контракт, где подписывать? Кровью?
И вдруг в груди стало тепло-тепло, а сердце болезненно сжалось.
- Готово, - кто-то хлопнул Миху по плечу, он обернулся и увидел парня примерно своих лет, со светлыми встрёпанными волосами и горящими голубоватым пламенем глазами. Красивого – глаз не оторвать, и торчащие уши его совсем не портили. – Так ты… хочешь домой, но не хочешь домой, - глядя в глаза Михе, медленно проговорил он. – Ладно, это можно устроить.
Вдруг из болотной грязи в двух шагах от них начала выпучиваться огромная кочка. С громким чпоканьем земля выпустила тело огромного непонятного зверя, пролежавшего в болоте сотни, а может, и тысячи лет. Туша начала меняться, разрастаться, покрываться железными пластинами, из неё полезли рога труб и усики антенн. Распахнулся вход, развернулась лестница.
- Добро пожаловать домой, - улыбнулся Князь.
Миха, разрываясь между осторожностью и любопытством, вошёл, и в этот самый миг где-то там, в соседнем городе, к ужасу Юрия Михайловича, следящее заклинание показало обрыв связи.
*
Вначале в доме была лишь кухонька с очагом и лежанкой. Потом появилась ванна. Потом репетиционный зал. И комнаты – для ребят из труппы, а там и для самого Михи, потому что постоянно кто-то норовил припереться на кухню. На дверной ручке было всего три метки – болото, любимый Князем лес и город, а именно двор дома Балу, поближе к друзьям.
Михе нравилось бродить по болотам, и Князь, опасаясь за него, приделал дому ноги. Теперь если Миха был слишком пьян, он мог курить, сидя на крыльце, и смотреть, как мимо проплывают его любимые грязи.
Первой картинкой на стене была голова-пень, и она же появилась на руке Михи, как символ связи между ним и его демоном. Они росли и мир их рос, наполняясь персонажами, и те проступали на стенах, двигались, шумели.
Первый раз… В первый раз Миха сильно испугался, когда Князь появился за его спиной в ванной, затянутый в чёрную кожу, и стена перед ними целиком стала зеркальной.
- Давай, - сказал он, одной рукой обхватывая залившегося краской Миху поперёк груди, а другую кладя поверх его руки, лежавшей на члене.
- Ты чего, - вяло попытался сопротивляться Миха.
Ну, были такие мысли, чего уж скрывать, что демон не откажет ни в каких желаниях, даже научит его целоваться, потрогает, где нужно, и даже… даже думать было страшно и стыдно о том, что Миха едва ли представлял, как происходит. Только Михе просить о таком у того, кто не может отказать, казалось недостойным.
- Ты же хочешь этого, - утвердительно произнёс Князь, обжигая дыханием плечо: он был немного ниже вытянувшегося Михи.
- А ты? – спросил Миха.
- Я – демон, сын греха, воплощённый соблазн…
- А ты? – настойчиво повторил Миха, и Князь сдался.
- И я. Хочу, чтобы ты попросил.
- Пожалуйста, - прошептал Миха, и Князь двинул рукой, и, встав на цыпочки, прижался к его губам.
Притиснул к себе крепче, давая как следует почувствовать силу собственного желания. Прислоняясь спиной к крепкой груди, в кольце решительных рук, Миха вдруг почувствовал себя так надёжно защищённым, от смущения не осталось и следа. Князь двигал кистью, притирался сзади, и кончили они быстро, практически одновременно.
Потом они валялись, расслабленные, в тёплой ванне, и Миха лениво спросил:
- А чё ты в девку не перекинулся? Я не знал, что с другим парнем тоже можно.
- Дурачок, - чмокая его в нос, ответил Князь. – Ты ж обо мне думал, а не о какой-то девке. Ты меня, Миха, практически вылепил таким, каким я тебе понравлюсь.
Эта последняя фраза отчего-то застряла у Михи в башке, как заноза, и всплывала в самые неподходящие моменты.
Князь был такой весь его, как будто действительно для него сделанный. Тело. Голос. Запах. Оплетал его всего, позволял воплощать любые фантазии. Был наркотиком похуже Химеры. И порой в момент обид Миха задумывался – что здесь правда, а что его желания? Было ли его желанием, чтобы Князь мог и спорить с ним, но в конце концов позволять ему всё? Как такое могло быть одновременно? Этот человек… то есть демон… был сплошным клубком противоречий.
В одной постели они оказались после особо неудачного концерта, закончившегося дракой и полицейской облавой. Играли они в те времена там, откуда ссаными тряпками не гнали, и публика была – ракло сплошное, равнодушное к тому, что там творится на сцене, лишь бы поразухабистее да погромче.
Именно это, а не синяки, полученные в полиции, довело Миху до трясучки от бешенства, не дававшей заснуть.
- Ты обещал мне… - шипел он на притащившего его домой Князя, который с полицией как-то всё разрулил. – Почему мы не можем петь сразу в нормальном месте?
- Всё должно быть постепенно, - медленно и тихо объяснял тот, крепко сжимая брыкающегося Миху. – Тебе нужна купленная слава, фальшивая любовь?
Миха замотал головой, злясь пуще прежнего.
- Значит, ты должен дорасти до новой музыки и до настоящей любви.
Князь раздел его, уложил, закутал в одеяло. Лёг рядом и положил поверх одеяла тяжёлую руку, прижал Миху ладонью, заземляя.
- Спи.
Зашептал ему в ухо очередную свою сказку. Казалось, не только голос звучал, но шелестела листва, дышал ветер, тёрлись друг о друга колоски трав, успокаивая, убаюкивая.
А наутро Миха проснулся и увидел рядом мирно спящего Князя, тот лежал, раскинувшись на спине, приоткрыв губы, которые немедленно захотелось поцеловать: у Михи прямо во рту запекло и слюнки потекли. Такого Князя, красивого, сонного и тёплого, нестерпимо хотелось трогать, и Миха дал волю рукам. Огладил крепкую грудь, узкие бёдра, сильные руки, провёл по бокам.
Князь зашевелился.
- Тссс… просто лежи, не открывай глаза.
- Мне щекотно…
- Лежи, я сказал.
И Миха продолжил гладить, раздевать и разглядывать.
Когда Князь лежал перед ним полностью раздетый, расслабленный и покорный, Миха ощутил прилив смутного желания, сам не совсем понимая, чего же он хочет. Быстро скинув одежду, он улёгся на Князя, раскинулся такой же звездой, ощущая всем собой всего его. Скоро этого стало мало, и он сдвинулся, чувствуя скольжение кожи по коже, потёрся о Князя снова и снова, желая больше и больше ощущений.
Руки Князя дёрнулись, и Миха удержал их раскинутыми в стороны, прижав к кровати. Глаза у обоих были закрыты, губы - на расстоянии волоса от губ, и Миха чувствовал на лице тёплое дыхание. Он не понимал точно, чего хочет, - поцеловать, укусить, вылизать его всего, вплавиться в Князя, просочившись сквозь кожу? Миха на пробу лизнул, задевая губы и нос, потом чуть прикусил кончик носа, и уже не смог остановиться. Как в тумане он лизал, кусал, целовал лицо, и шею, и ключицы, оставлял багровые россыпи на плечах. Хотелось спуститься и ниже, но не было сил перестать притираться всем телом, удерживая, не отпуская, пока между ними не стало тепло и влажно.
Князь снова попытался выбраться, но Миха рыкнул и сильнее прижал его собой. Хотелось полежать так ещё, уткнувшись носом в шею Князя, дыша его запахом.
Когда наконец он решил, что ему достаточно, он попытался отлепиться и ойкнул, оставив в склеившем их семени несколько волосков.
- Это я сделал? - глядя на синяки, покрывавшие Князя, на следы на запястьях, где сам сжимал руки, спросил он. - Тебе больно?
- Мне хорошо... - прошептал тот, не открывая глаз.
Наверно, он мог бы свести метки, но не стал, и Миха, глядя на него, чувствовал смесь стыда, гордости и желания.
Кажется, он выпускал Князя из рук, только чтобы взять в них гитару. Кажется, даже музыка отступила на второй план. Миха не мог понять, во что должно вылиться это странное томление, - сжимать до боли, кусать, тереться казалось ему недостаточным. Волшебных рук Князя было мало, Князь был расцвечен синяками с ног до головы, и в один прекрасный день Миха рискнул не обойти поцелуями его член, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не впиться зубами. Облизал, взял в рот, сжимая губами, всё ещё чего-то не хватало, и Миха попытался взять глубже, хотя остатки разума твердили, что он творит какое-то безумие. Миха поперхнулся, выпустил член Князя и в сердцах ударил по кровати.
- Как... Что такое? Я не понимаю... Хочу странного, творю...
- Шшшш... - Князь, весь разгоряченный, смотрел на него без всякого осуждения, с чистым желанием. - Всё хорошо, Мих. Я покажу тебе потом. Иди сюда.
Он затянул Миху на себя и рукой направил его член себе между ног.
- А? А так можно? - Миха замер.
- Можно, - толкаясь навстречу и давая головке проскользнуть внутрь, в тесный жар, горячо прошептал на ухо Князь.
Миха взревел и взял сразу резкий, быстрый темп, такой, что, кажется, весь дом трясся, не то, что кровать.
- Князь! Князь! - повторял он исступленно, ставя новые синяки поверх старых.
Князь прижимал его к себе руками и ногами, целовал-кусал в ответ, стонал, выкрикивал, как ему хорошо, шептал в ухо сладкие обещания - что они смогут попробовать ещё.
Миха кончил с диким криком, которому ответили вопли и вой из коридора, и рухнул на Князя совершенно без сил.
Про то, что у них должны быть какие-то там репетиции и концерты, он вспомнил только спустя безумную неделю, и то с подачи Князя. У того вдруг пропали все метки, не скрытые одеждой.
- Почему? - наивно спросил Миха.
- Видишь ли, общество не одобряет таких отношений. Ты человек публичный, придётся поберечь твою репутацию. У нас завтра концерт, надо хотя бы сегодня собрать труппу, надеюсь, они ещё тебя не похоронили.
*
Разумеется, какое-то там общество не могло остановить их. Миха зажимал Князя при любой возможности, они перепробовали все поверхности во всех позах, и самые близкие - труппа, семья - догадывались, конечно.
Больше всех гневался Юрий Михайлович - он считал Князя виновным от и до, пытался вырвать сына из лап коварного демона, из ужасной зависимости. Он пробовал напасть на дом, на Князя, и даже выкрасть Миху, но тандем Князя с Михой оказался ему не по зубам.
Однако более дальние люди даже не догадывались, что у Михи в труппе состоит настоящий демон.
Страсти в их отношениях стихали вместе с бурлением молодой крови, переплавлялись в стихи, песни, картины. Слава труппы росла, они отправились в гастрольный тур по ближним городам прямо в своём шагающем доме. Внезапно не стало отбоя от юных поклонниц, и Миха не удержался, решил, что ему, как человеку творческому, нужны новые впечатления. Да ещё в этот вечер он в очередной раз поругался с Князем из-за выпивки. Тот сам хлестал алкоголь как воду, а Михе гнаться за собой запрещал, упирая на то, что человеческая природа демонической не чета. Миха обругал его и отправил домой, а сам с любопытством и волнением принял приглашение некой молодой вдовы.
- А ты знаешь, мне понравилось, - сознался он Князю, рассказав об этом. Они валялись в постели поздним утром, на репетицию идти было недалеко - направо по коридору, и Миха лениво играл с дырочкой Князя, погружая и вынимая пальцы, обводя не сходящиеся после недавнего секса края, и собирался продолжить. - Снизу вот не понравилось, а с женщиной ничего так, по-другому. Ты что, ревнуешь?
Он уже знал, что Князь для него в женщину превратиться не сможет. Взрослеть и стареть вместе с Михой - да, а превратиться в бабу и залететь - нет.
В доме стало темнее и прохладней, хотя Князь насмешливо задрал бровь.
- Я демон, сеятель измен, мне ли ревновать, - он потерся полувставшим членом о Михино бедро.
- Мне нужны новые впечатления, - пытаясь увериться в своей правоте, озвучил самооправдание Миха. - Я творческий человек. Тебе не кажется, что мы топчемся на месте, что нам нужно что-то новое?
- Настоящий плод должен созреть сам, - откидываясь на подушку, напомнил Князь. - Помнишь, как один недоумок раньше времени сжёг лягушачью шкурку и потом был вынужден идти за своей любовью на край света? Осторожнее, Мих, осторожнее.
Тот только фыркнул и перевернул его, втыкая лицом в подушку.
- Побудь немного хорошим, молчаливым демоном.
*
С такими мыслями во время кажущегося творческого кризиса Миха и вляпался в Химеру. Хватило дури поверить во все эти увеличение магического потенциала и расширение сознания.
Он буквально ворвался в дом, его распирало от новых ощущений и от желания поделиться с Князем, но стоило ему переступить порог, дом скрутило судорогой, коридор пошёл винтом, как будто его пытались выжать, стены затряслись, фигуры на них заметались и завыли. Что-то тёмное начало сочиться из стен, и Миха с ужасом понял, что это кровь.
Дом стонал и кричал, наверно, такие звуки издавал бы человек, которого режут по живому. Стены хрустели, пол дрожал, как напуганный. Кровь текла по полу, просачиваясь Михе в ботинки. Он стоял в полном непонимании, всё ещё на подъёме от Химеры.
Крик поднимался до ультразвука и опускался до басов, ощущавшихся тяжёлой дрожью в костях. Рожи на стенах метались, будто желали вырваться, их охватило нарисованное пламя.
- Князь, что происходит? - крикнул Миха, и голос, шедший отовсюду, рявкнул:
- Убирайся!
Миха, наоборот, рванулся внутрь, разыскивая друга. Он нашёл Князя в их спальне, скорчившегося на кровати. Она оставалась единственным островком среди общего разгрома. Голубые глаза Князя почернели, тьма затопила их, включая белки, из глаз текли кровавые ручейки слез. Стоило Михе приблизиться, Князя затрясло, он свесился с кровати, и его вырвало кровью. Миха потянулся обнять - Князь шарахнулся от него так, что голова с треском врезалась в стену.
- Что с тобой?
Миха знал, что маг он слабенький, горе отца, видевшего его продолжением боевой династии. Но сейчас, с бурлившими в крови алкоголем и Химерой, он чувствовал себя великим целителем. Когда он положил руку на щеку Князя, пока просто, без магии, тот с безумным криком метнулся прочь - на коже вздулся волдырь как от ожога.
- Чччто ты ппппринял? - лязгая зубами, еле выговорил он. - Уууйди... Ууууйди из домааа... - его выгнуло дугой.
Миха бегом бросился вон, спотыкаясь и оскальзываясь в залитом кровью, исказившемся пространстве. Вывалился из двери во двор дома Балу, вломился к приятелю, пугая прислугу. Сашка оценил его окровавленную одежду, зрачки-иголки и понял: сейчас другу нужны ванна, кровать и горячий чай, а все разговоры - после.
Наутро Миха страдал. Похмелье выдалось особенно тяжёлым, дело не ограничилось головной болью, его несло с двух концов, суставы крутило, как при гриппе, и реальность в целом вызывала отвращение. Радости не добавляла предстоящая встреча с Князем. Надо было идти и проверить, как он там. Но это же Миха довёл его до такого, и стыдно было показаться ему на глаза. И вдруг он всё ещё был для Князя опасен? Он тянул и тянул, и ужасно хотелось вернуться во вчерашнее волшебное состояние. Хорошо хоть Балу решил, что Миха достаточно взрослый мальчик, и не стал ковырять ему мозг. В конце концов, собрав яйца в кулак, Миха сам позвал Балу с собой. Вдруг Князю нужна помощь, а самому Михе к нему всё ещё нельзя приближаться?
Они отправились к волшебной двери, и та открылась безо всякого сопротивления. Оттуда на едва вычищенную Балуновскими слугами одежду Горшка выплеснулась вонючая жижа. Запах стоял отвратительный, свет едва пробивался сквозь помутневшие окна. Краска на стенах разбухла, вздулась пузырями, и всплывавшие на ней рожи походили на прокажённых. Очаг на кухне был залит всё той же жижей. Коридор по-прежнему походил на смятую коробку изнутри, двери отсырели и отказывались открываться.
- Что за чертовщина здесь творится? - спросил Балу. - Где Князь?
Тот нашёлся в спальне, свернувшийся клубком на совершенно истерзанной кровати. Глаза провалились, под носом запеклась кровь, на щеке - горящий отпечаток Михиной ладони. Князь смотрел и молчал.
- Это у тебя что, на фоне Химеры выброс был? - спросил Миху Балу. - Что ты с Князем сделал, придурок? Избил? Изнасиловал?
Миха нервно хохотнул и сразу посерьёзнел.
- Это с ним какая-то поебень началась, стоило мне в дом войти. Я до него просто дотронулся. Княже, как ты? Скажи что-нибудь. Могу я остаться? Можно мне тебя трогать?
- Да... - раздался слабый сиплый голос. - Саш, оставь нас одних, пожалуйста...
Балу покачал головой, но послушался, ушёл.
Миха лёг рядом с Князем, обнял его собой. Поцеловал в макушку.
- Не делай так больше, Мих, - попросил Князь, не про поцелуй, конечно.
- Не буду. Я ж только попробовать, - зашептал Миха. - С одного раза ведь ничего не будет? Мне обещали, что я такую музыку напишу, зашибись, и даже что-то такое вроде начало получаться, да теперь никак ухватить не могу...
- Враньё это, Мих, - Князь прижался к нему. - Знаешь, сколько народу эта дрянь загубила? Я что-то столько великих людей не припомню.
Таким, как вчера, Миха Князя не видел. Таким тихим, как сегодня, - тоже. Как будто не осталось огня, лишь тлеющие под пеплом угли, готовые угаснуть. Михе вдруг стало страшно - что, если он потеряет Князя и останется один? Один в этом сыром, холодном, разрушенном доме.
- Спой, Мих, - попросил Князь, утыкаясь ему в подмышку.
Миха зашептал, запел ему в макушку, добавляя в голос магии. Он долго ворожил, теряя надежду, прежде чем руки Князя начали теплеть в его руках. Миху немного отпустило, и он с новой силой ощутил всю мерзость атмосферы дома - темноту, сырость, вонь. Кое-как взвалив совсем не лёгкого Князя на плечо, он с трудом протащил его через разнесенный коридор и вынес на крыльцо лесной избушки. Здесь дышалось гораздо легче. Миха захлопнул дверь и магией убрал натекшую жижу. Пристроил Князя на крыльце, на солнышке, и пересёк полянку, чтобы набрать хвороста для костра.
Далеко в лес забираться он не стал - среди деревьев замелькали горящие глаза, послышались вызывающие озноб звуки.
Разжечь костёр щелчком пальцев, как сигарету, не сразу получилось, как будто сама Михина магия отсырела, те жалкие крохи, которыми он почти не пользовался, последние годы сидя на шее у Князя. Наконец огонь заплясал, давая согреться и обсушиться. Князь вдруг как будто заструился из рук Михи огромной золотисто-голубой каплей, плавно перетекая в костёр, свернулся там в своём огненном виде в клубочек посреди самого жара. Миха поддерживал огонь весь день и всю ночь, чувствуя, как вокруг шастают и крадутся лесные обитатели, иногда задевая его, иногда замирая на границе светового круга, настороженные, встревоженные.
*
Князь в конце концов оклемался и восстановил дом. Всё время тянулся к Михе, пытался прижаться, напрашивался на ласковые объятия, словно всё ещё не отогрелся до конца.
А Миха наоборот вдруг не то, чтобы охладел к нему, хотя и правда, не занимался с ним любовью целый месяц, но чувствовал столько вины и страха, что пытался Князя чуть ли не избегать, насколько это вообще было возможно при их жизни. И ещё Химера как будто оставила в его животе ржавый рыболовный крючок, за который периодически дёргала невидимая леска. Мелодия, которую Миха не мог вспомнить, и которая, кажется, была лучше всего, что он прежде делал, не давала покоя. И груз вины. И страх, от которого хотелось избавиться.
«Я просто не потащу это в дом, и всё будет нормально,» - сказал он себе. И вот – второй месяц ещё не кончился, как Миха оказался у продавцов счастья. И снова его мир засиял волшебными красками, магия, кажется, наполнила каждую клеточку, волна вдохновения накрыла с головой. Та самая мелодия – и десятки новых – хлынули в уши, кажется, одновременно, и он старательно выдёргивал из этой какофонии по одной, переносил на бумагу.
«Князь обрадуется, Князь поймёт, для чего это, и простит, конечно же. Да он первым счастлив будет!» - Миха торжествовал, предвкушая, чем они займутся, когда он притащит эту музыку.
Наутро его ждал неприятный сюрприз – исчёрканная неразборчивыми каракулями тетрадь, выцветший мир вокруг, упавшее ниже плинтуса настроение и сердитый голос вчерашнего продавца – «бери ещё или проваливай».
На новую дозу денег не было, и Миха потащился домой, догоняемый откатом. В этот раз было ещё хуже, чем в прошлый, по крайней мере, для него. Князь и дом были в относительном порядке, если сравнивать с предыдущими потоками крови и смятыми, как консервная банка, стенами. Коридор и комната заполнились зелёной слизью, Князь сбежал в свой лес сам, снова жарился в костре, к которому по крыльцу и траве тянулся кровавый след. Миха не посмел встретиться с ним глазами, понял, что в таком доме не выживет, и отправился к Балу пережидать ломку. Тот принял друга, ведь Миха тоже позволял друзьям в своём доме многое – напиваться, накуриваться и буянить.
- Ты только аккуратнее, Мих, - предупредил он. – Нам ведь репетировать надо где-то, и Князь все спецэффекты тянет. Спеть и сыграть мы за него сможем, а вот это всё – нет.
*
Между Михой и Князем начался полный разлад. Миха то напивался, то ширялся Химерой, то сбегал в город и там куролесил с кем попало. Князь неожиданно тоже стал пропадать – в лучшем случае, в лесу, в худшем – тоже в городе, и что у него там были за мрачные демонические дела, Миха даже боялся спрашивать. Сам он, приходя в пустой дом или переживая мучительные завтраки на двоих с Князем, предпочитавшим теперь время дома проводить в виде огня в очаге, чувствовал себя одиноким, непонятым и брошенным. Вина и стыд грозили сожрать его.
Анфису он встретил в одном из мужских клубов, где та занималась заводящими зал танцами в специальной клетке, чтобы разгорячённые её искусством и вином мужчины не сотворили чего-либо противозаконного. Она считалась не ровней откровенно продающим тело шлюхам. Узнав Миху, она снизошла до него, присела к его столику, за которым в тот день гуляла вся труппа, включая и Князя, празднуя удачный выпуск нового поющего кристалла. Окутанная лёгким шлейфом духов и магии, поглядела в глаза Михи, объявила его гением, чуть ли не живым богом, и принялась с ходу соблазнять его. Из кабака они сбежали вместе, пропали на неделю, а потом завалились к Михе домой, совершенно восторженные и влюблённые.
- Князь! – заорал Миха с порога. – Анфиса переезжает к нам, мы женимся!
- Мы? – Князь задрал бровь, сотканную из пламени. – Мы и она?
- Я и она, - засмеялся Горшок. – Я рад, что ты снова можешь шутить.
- Ничего себе! – воскликнула Анфиса, с вожделением глядя в огонь. – Мишенька, ты настолько силён! Поймать такого демона, покорить такую силу. Ты гений, Мишенька, гений во всём! А ну-ка, Князь, приготовь нам ванну и подай туда вина… Нет, хочу полную ванну шампанского. Чтобы с такими щекотными пузырьками, да, Миша?
Огонь взвился до потолка, вихрем прошёлся по кухне.
- Фис, не надо, - Миха обнял её. – Князь не слуга, он мой… друг. Хороший. Самый лучший.
- Какая у тебя щедрая душа, Мишенька! – она полезла целоваться.
- Князь, простишь её? Она не знала. Сделаешь нам… эт самое… ванну, а?
Князь прижался к камням очага.
- Ладно, - прошелестел он.
Миха радостно потащил Анфису вверх по лестнице, по пути раздевая, и по ходу осознавая – в очаге сегодня лежали настоящие дрова.
*
Князь Анфисе совершенно не нравился. Он не давал собой помыкать. Не давал лезть в дела группы настолько, насколько она хотела. Не принимал её советов по поводу стихов. И даже Миша не всегда вставал на её сторону в этих разборках, в лучшем случае уходя в тень, а иногда и пытаясь её усмирить.
- Как он на тебя смотрит, как будто сожрать готов, - шипела она Мише в ухо. – Ты точно уверен, что с ним справляешься?
Она всё валила на Князя – Мишино пьянство, Мишины измены, Химеру, драки в кабаках, которых становилось всё больше.
- Он не даёт развиться твоему таланту, давит тебя, отравляет, - нашёптывала она, убеждая и накручивая по большей части себя. Миха, связанный контрактом, не мог опровергнуть её слов.
- Нормальные демоны служат людям, а не управляют ими, - доказывала она.
У самой Анфисы на службе состоял мелкий бес, пойманный при попытке сбежать из домашней мясорубки: магическая печать, принуждавшая его крутить ручку, разбилась при неосторожном обращении. И Фиса своей магией сковала его, принуждая служить теперь ей. Сама не зная об этом, она была сильнее Михи. И в какой-то момент захотела стать ещё сильнее.
- Я поняла, зачем тебе это нужно, - сказала она однажды, следуя за ним в пасть химерического притона. – Ты не можешь без этого держать его в узде. Я… я тоже должна стать сильнее, чтобы не потерять тебя однажды. Не дадим ему сожрать моего мужа, правда?
Михе в тот момент было уже всё равно, он просто хотел вмазаться. Снова услышать те мелодии, не дававшие ему покоя. Вдруг в этот раз получится записать хоть одну?
Анфиса на их беду оказалась при деньгах. И готова для своего Мишеньки на что угодно. Придя в себя, он в ужасе огляделся, не понимая, где вообще находится, почему привязан к койке и почему так хочется пить.
Воспоминания постепенно возвращались. Полёт, и музыка, которую, кажется, можно было пощупать руками, Анфиса рядом, всё ближе к Солнцу, и на такой высоте не хватало воздуха, перехватывало дыхание, было холодно, смертельно холодно. А потом он добрался до Солнца – вначале тёплого, потом горячего, обжигающего. И он горел, уже не в силах отстраниться, горел весь, это было адски больно.
Всё тело болело, как будто кожу содрали, горло было сорвано криками.
- Пить…
Ему подали воды. Поглядеть, кто это, не хватало сил, всё мутилось.
- Где я?
- В Доме Исцеления.
- Что со мной случилось?
- Вы приняли слишком много Химеры и умерли, целителям едва удалось вновь закрепить душу в теле. Друзья устроили вас сюда, чтобы вылечить от зависимости.
- А как же Князь? – в ужасе прошептал Миха. – Князь! – заорал он. – Забери меня отсюда! Выпустите меня!
Он слишком хорошо знал, что местные процедуры очищения души проводились и над теми, кто порабощён демонами, кто одержим, бесноват.
Целитель забубнил заговор, взмахом руки зажёг свечи. Тяжёлый запах окутал комнату, тяжёлая магия навалилась, накрывая, как душное одеяло.
Его выпустили спустя две недели – уставшего, осунувшегося, пришибленного, полного чёрной меланхолии.
Друзья встречали его у ворот, он ищущим взглядом пробежал по знакомым фигурам и не сразу узнал Князя. Такого же осунувшегося, высохшего, как он сам. Волосы Князя больше не были золотыми, они потемнели, и Михе опять на ум пришли потемневшие, остывшие угли. Голубизна глаз ушла в серый и едва перебегала всполохами. Бросившись Князю на шею, Миха зарыдал, прижимая к себе изо всех сил, до боли стискивая.
- Не смогли… не смогли нас расцепить, да? – всё повторял он. – Ты ведь навсегда со мной, скажи, Князь?
Тот молчал. Потом согласился.
- Да, Мих. Куда же я без тебя.
Они вернулись в дом, где всё было обгоревшим и закопчёным, как будто здесь бушевал бешеный пожар.
- Всё будет хорошо, Мих, всё поправим, - накрывая его руку своей, сказал Князь. – Ты, главное, не делай больше этого.
Он кое-как восстановил только кухню, старую, с лежанкой. В очаге горел обыкновенный огонь, а на стене красовалась голова-пень. В этот вечер Князь не полез в очаг греться, остался человеком, и они с Михой улеглись на узкой лежанке, как в молодости.
*
Восстановление дома шло куда медленнее, чем в предыдущие разы: Михина болезнь и лечение (неизвестно, что больше) измотали Князя. Труппе пришлось, как в старые времена, снять зал в городе. Миха с Князем притащились туда никакие, и ещё с порога Миху поразила новая песня, которую пытались разучивать музыканты.
- Что это? – спросил он.
- Не помнишь? – спросил Балу. – Это ты написал, тогда, ну, в общем… Князь как-то смог тебе в голову залезть и записать всё, - он отвёл глаза. – Материала на пару кристаллов хватит.
Миха жадно схватил записи.
- Так, так, это годится, это нет, сопливо как-то, а вот здесь, если утяжелить и темп сделать побыстрее… Князь, вот в этой песне нужен припев, яростный такой, в противовес куплетам. Что ты смотришь, пиши давай!
Князь только пялился на ожившего Миху со слезами на глазах.
И это было начало конца.
Чёртова Химера наконец заработала!
И на ручке двери появилась чёрная риска – для прямого перехода в притон. Князь сделал её после того, как Миха приказал ему, воспользовавшись своим правом. Наорал, не добившись ничего криком, ударил – по-настоящему, не как во время дружеской возни. Больше одного удара нанести не смог – Князь схватил его за руки, удерживая, и заорал в ответ. И тогда Миха приказал. Ни замутить Химеру, ни снабдить фальшивыми деньгами демон не мог, а дверь в притон соорудить оказался вполне в силе.
Миха теперь притаскивался домой в любом состоянии. Ломки становились всё хуже, Князь, напротив, вроде как притерпелся к Химере, и обстановка в доме стала ровно-отвратительной, выплёскиваясь зелёной мерзостью только в самые сильные Михины приходы. Князь либо отсиживался в камине, либо в человеческом облике не отлипал от бутылки. Душа Михи регулярно пыталась покинуть тело, улететь слишком высоко, но Князь его как-то вытягивал. Дверь в притон в этом смысле даже пригодилась… О клинике речь больше не заводили.
Но проклятая дрянь работала – музыка после приходов появлялась исправно. Какая-то совсем не такая, как между ними, но её было достаточно, чтобы не слезать с Химеры.
Любовь к Князю выгорела во что-то странное, ненормальное. Злой секс, рождавшийся из скандала и последующей драки, либо примирительный, когда Миха виновато подлизывался к Князю, был нарочито нежен. Бешеные качели, не желающие замирать посередине.
- Не смей указывать мне, что делать, - бросив на кухонный стол, сорвав штаны и вколачиваясь, шипел Миха. – Ты мой, помни, не забывай, что ты мне обещал. Это… нужно… для дела!
Однажды, когда они с домом всей труппой были на гастролях, Миху занесло настолько, что он забыл о присутствовавших в доме посторонних. Князь тоже был хорош – поплыл, потерял бдительность. Они трахались прямо в коридоре у стены, и, обернувшись на шум, увидели округлившиеся глаза Балу. Мизансцена ничего не оставляла воображению – штаны, упавшие к щиколоткам, Миха, вбивающийся в Князя, одна рука на члене, пальцы другой – в Князевском рту.
Похоже, Балу был шокирован не тем, что происходит, и не где, а – как. Злостью на лице Михи.
- Князь, ты… он тебя заста… - начал Балу, и вдруг каким-то образом Миха с Князем оказались по другую сторону стены.
Миха замер, а Князь резко подался ему навстречу. Бешенство нахлынуло с новой силой.
Дотрахав Князя и подтянув штаны, Миха оглядел ровные, без единого зазора стены комнаты.
- Открывай! – рявкнул он на своего персонального демона и со всей дури толкнул его в стену.
Они вывалились обратно в коридор перед так и не сдвинувшимся с места Сашей, и Миха свалил, хлопнув дверью.
*
Оля появилась в Михиной жизни как солнце, изгоняющее мрак, высветляющее даже самые тёмные углы. Её добрая, чистая, без единой капли магии душа тепло обняла исстрадавшегося Миху, и он вдруг почувствовал, что никакая Химера ему для счастья не нужна.
Всё вокруг менялось к лучшему – мир, дом, желание творить. Глядя вокруг новыми глазами, он вспомнил давнюю мечту о театре, но Князь… отказался следовать за ним. Князь, к которому он помягчал, с которым за спиной у Оли у них начало что-то налаживаться, вцепился в свой сказочный лес, в своих странных существ и жуткие рожи, переехавшие куда-то в скрытые глубины дома. Уверял, что не способен к тому, чего от него хочет Миха, что театр, переламывание себя, убьёт его окончательно, а с ним и самого Миху. Князь предлагал либо оставить его заниматься труппой, пока Миха занят в пьесе, либо расторгнуть контракт, чтобы сохранить им жизни. Миха вцепился в него с театром как клещ. И чем дальше они скатывались в споры, тем тяжелее Олиному свету было рассеивать мрак. Миха потихоньку вернулся к старым привычкам – пьянству, кутежам, на которых, разумеется, появлялись доступные женщины. И всё больше погружался в театр. Он как бешеный осваивал актёрское мастерство, добирал то, без чего обходился все эти песенные годы.
И тут случился небольшой затык – либретто было, репетиции шли, только без песен. Номера никак не домучивались окончательно, Михе всё было что-то не так. В пику Князю с его хотелками, музыка, написанная на чужие стихи, должна была быть идеальной, но почему-то они друг с другом не склеивались. Вместо бомбы выходил пшик. Оставалось последнее средство.
И это средство после долгого воздержания снова шарахнуло по нему и по Князю, но Михе уже было почти всё равно. Выдержав приличия, он спросил:
- Князь, а музыка?
- Иди-ка ты нахуй, Миха, - неожиданно ответил Князь. – Нет в Химере никакой музыки, она только последнее у тебя отнимает. Хватит врать, посмотри, куда я тебя, дурак, завёл. Думал, перестанет тебя мучить та мелодия, и бросишь свою отраву.
- Чё? – не понял Миха.
- Моя это музыка, дурень, - устало как-то вздохнул Князь. – Ты её лучше сделал, конечно, но…
- А ну-ка повтори! – вцепляясь ему в воротник, рявкнул Миха.
- Это. Моя. Музыка, - раздельно повторил Князь.
Михе даже бить его расхотелось. Сотворил таким, значит? Что ещё было ложью? Постель, когда ему хотелось секса? Драки, когда ему хотелось подраться? Притворное доверие, когда хотелось тепла? А все эти совместные ломки, с разнесённым домом, это что, тоже театр? Да. Михе до таких ролей расти и расти.
На первой же репетиции в театре, куда Миха под каким-то дурацким предлогом выманил Князя, образовалась Анфиса, ныне Повелительница Мух, со свитой мелких демонов, пропитавшаяся Химерой и, похоже, одержимая.
- Я передаю тебя вместе с контрактом Повелительнице Мух, прощай, - заявил Миха Князю.
Так-то, не отвертится.
Анфисины шестёрки мгновенно облепили не успевшего даже пискнуть Князя со всех сторон и сгинули – вместе с хозяйкой.


Часть 3. Князь.
В начале был свет, свет, шедший сквозь туман, пробивавший с лёгкостью белые клубы. Свет был тёплый, он тянул Князя как огонь бабочку. Это была родная душа.
Князь родился художником и поэтом, и за свою долгую жизнь понял: талант без почитателей – ничто. А здесь был даже не тот, кто оценит, - тот, кто поймёт, тот, кто встанет рядом, будет творить вместе с ним. Оживит его картины, даст его стихам голос.
Он слышал, как юноша загадал желание, приняв его за падающую звезду. Чистое такое желание, хорошее. И спустился к нему в ладонь.
Князь смотрел в глаза, проникая в душу и в разум, и понимал, что полюбил. Человеческая жизнь коротка, хрупка, и он не хотел упускать ни минуты этой великолепной жизни. Он зацепил Миху как умел – жалостью, соблазном, привязал как мог – контрактом, глупостью, от которой мог избавиться в любой момент, но в которую наивные люди слишком верили. Дал ему дом, дал ему всё, что мог. Берёг, как умел.
Не справился.
Он не был ни мудрым, ни всесильным, ни особенно терпеливым. И всё получалось как-то наоборот, словно демоническая сущность искажала все его добрые побуждения: желая удержать, он терял, желая спасти – разрушал. Признав, что они вот-вот доломают друг друга, нашёл в себе силы отступить, чтобы было кому и к кому вернуться.
Разделавшись с Анфисой и прикарманив её свиту, он вышел из теней среди ночи перед бредущим по переулку пьяным Балу.
- Привет. Как там Миха? – спросил он.
- Привет, - ошарашенно отозвался тот. – Что это вообще было, там, в театре?
- Не бери в голову. Так как там Миха?
Балу замялся. Миха был в порядке, его попустило, но Саша думал, как помягче сказать об этом Князю.
- Ладно, не говори, я понял.
Умение худо-бедно читать мысли всё ещё оставалось при нём, хотя все душевные дрязги, через которые протащил его Миха, почти превратили его в того, кем он казался с виду: немолодого, усталого дядьку. Сейчас Князь был почти человеком, причём тем человеком, которого упрямый и непоколебимый в некоторых вопросах Миха вылепил и продолжал лепить под себя. Нужен ему друг, надёжный, как скала, - пожалуйста...
- Присмотри за ним, пока меня не будет, Саш, - в голосе Князя не было просительных интонаций, с людьми он привык разговаривать так, чтобы у них не возникало лишних сомнений. И протянул костяную фигурку, вырезанную мастером, которому посвятил одну из песен. - Если всё будет совсем плохо, найдёте меня.
- А ты?
Он только загадочно улыбнулся, сверкнув подросшими клыками, превратился в сияющую точку и взмыл в небо.
*
Полёт был счастьем, дарил ощущение свободы. Достигнув определённой высоты, Князь избавился ото всякой телесности, даже нечеловеческой. Теперь он не был даже светящейся точкой - просто эфиром, просачивающимся сквозь другой эфир, очищенным от всего наносного. Его путь лежал к плавильному котлу ближайшей звезды. Время и пространство никогда не имели над ним сильной власти, но ни бессмертным, ни неистощимым он не был. Надо было набраться сил, чтобы жить дальше.
Почему он выбрал именно эту звезду, именно эту планету и именно этого её обитателя? Нет, не так. Как ему повезло встретить Миху среди мириадов миров? За Миху он готов был вступить ещё не в одну схватку, и ближайшая предстояла прямо сейчас. На подступах к сияющему костру звезды таились банды всякой шушеры, энергетические гопники, нападавшие на ослабленные сущности, спешившие пополнить свои силы. Урвать лакомый кусочек чьей-то сути, чтобы самому стать больше, чтобы было, куда набрать больше энергии и стать сильнее, - вот чего хотели нападавшие.
Князь снова собрался как можно плотнее, огненным болидом несясь по направлению к центру звезды. Шакалы бросились наперерез, создавая собой плотную эфирную сеть, и это было хорошо: они решили не нападать мелкими стайками, втягивая в изнуряющую длительную драку. И он шарахнул по ним остатками сил, не такими уж и маленькими, как оказалось, выжигая их из жизни напрочь.
Без сил ухнул он в звезду, как некоторые падают в постель после тяжёлого дня. Вместе с ним, греясь в разных спектрах, возились существа побольше и поменьше. Мародёрам, рвавшим ближних на части, дорога сюда была закрыта, они перебивались грабежами да случайными протуберанцами. Князь нежился в звёздном пламени, пока не решил, что готов вернуться.
Он направился в любимый лес, даривший покой и вдохновение. Жители леса любили его - он подпитывал лес так же, как подпитывал дом. Некоторые жили здесь с незапамятных времён, других он создал сам - своими рисунками и песнями. Здесь даже человеческий облик не тяготил, приятно было почувствовать то, чего он не мог почувствовать в ином состоянии. Вдохнуть аромат палой листвы, прокричаться, выпить вина с хоббитами, побороться с медведем... Да просто взять в руку кисть и порисовать по-человечески было отдельным удовольствием.
Миха тоже любил лес. Любил завалиться сюда с Князем ради буйного веселья. Иногда, если очень просился, Князь позволял ему сидеть на крылечке, покуривая, и наблюдать за рисованием, но не слишком часто: Миха не мог усидеть на месте, начинал ёрзать, пыхтеть, лезть под руку с обнимашками. Один Миха сюда ходить опасался, говорил, что без Князя его подопечные как будто распускаются. Миха понятия не имел, что лес находится даже не в его мире, и что другой мир не ограничивается лесом. А ведь мог бы догадаться - по песням, по рисункам. Князь когда-то жил в этом мире с другим своим человеком и привязался к этому месту. В нынешней ипостаси он тоже не торчал исключительно в лесу, здесь у него были друзья, которые по нему скучали.
Здесь же его ждали и освобождённые от Анфисы бесы. Как бы не накуролесили без его твёрдой руки...
В итоге Князь сколотил из них труппу. Даже самый мелкий, добрый и наивный, тот самый, из мясорубки, получил от него в руки маракас.
- Музыка возвышает, - сказал Князь своим новоявленным артистам и отправился к знакомым, которые задолжали ему за мелкие и крупные услуги не совсем законного толка. Он уж позаботился, чтобы таких было много, так что в местах для выступлений и инструментов у труппы недостатка не было.
*
Банда, без лишней скромности названная в честь своего главаря, начала с покорения мира Леса, а потом отправилась показать себя и на тех подмостках, с которых уже практически сошёл "Король и Шут". Зачем? Если не врать себе - чтобы вернуть Миху. Князь по своей природе опять действовал через соблазн. У меня хорошо, интересно, как бы намекал он. И каждая вторая, если уж не первая, песня была про Миху, а некоторые - прямо написаны для него, для его исполнения. К самому Михе он пока не приближался, выжидал, и надо же было напороться в парке на него, чинно гуляющего с семейством.
Князь подозревал, что тут приложили руку его давние недоброжелатели. Он в своё время пытался прикрыть им торговлю Химерой, но, во-первых, сама отрава буквально убивала его, а во-вторых, в самом центре паутины сидели такие тварюги, что ему были не по зубам. Их представители в городе, твари помельче, марать руки не стали, но иногда подставлял его при случае.
Миха был вполне себе в порядке. Довольный, накормленный, присмотренный. Чистый. Во всех смыслах. Князь мысленно сказал спасибо Оле.
И прямо на глазах, за пять минут разговора, Миха превратился в совершенно несчастное разбитое существо, снедаемое совестью и виной. Сделав хорошую мину при плохой игре, Князь скрылся в тенях, испытывая совершеннейший ужас. Даже мимолётное его присутствие в жизни Михи дало такой разрушительный эффект. И к ещё большему ужасу, Миха потянулся за ним. Как будто Князь не сам же этого буквально недавно хотел! Мать-энтропия, да он и сейчас этого хотел, понимая Миху с его Химерой. Он больше не миг без Михи, как будто они за эти годы проросли друг в друга. Новая волна ужаса окатила Князя вместе с осознанием: он поглощал Миху, медленно и верно, ещё при жизни. Как поглотил других до него, сам себе мрачный замок с застывшими воспоминаниями. Неспроста Князь стал писать музыку...Теперь упрямец Миха получит то, о чем мечтал: раннюю смерть, вечную жизнь, и уж точно никогда не расцепится с Князем... А значит, скоро Михина нормальная жизнь полетит в тартарары. И останется им с таким - отдельным - Михой - кот наплакал.
Прятаться друг от друга было бессмысленно, однако Князь оставил за Михой первый ход. Он ожидал, что связь кинет его к Михе, в очередной раз умирающему после сладкого кайфа, но тот вдруг появился сам. Пьяный, конечно, но не под Химерой. Сжимая костяную фигурку как свечу, он шёл через ночной лес, не переставая говорить. Совсем как в ту первую их встречу, стараясь не дать воли отчаянию.
"Ничего теперь не страшно. Пусть заплутаю я в этом лесу, пусть сожрут меня твои волки, пусть огоньки уведут в трясину, русалки защекочут. Лучше так, чем без тебя. Если всё ложь, соври мне снова, если правда - прости, прости, пожалуйста... " - слышал Князь, хотя выходило у Михи только:
- Ну ты это... Князь, как так, ну, а? Мы же... Я же без тебя... Блин!
Споткнувшись об корень и обронив фигурку, Миха зашарил в высокой траве, рискуя остаться без пальцев, ибо водилось тут всякое.
- Мих, - позвал Князь, подходя.
- Ща, - тот ещё с полминуты продолжал искать фигурку, словно от этого его жизнь зависела, потом поднял голову, вскочил и набросился, роняя Князя в траву. - Княже! Ты... - он чувствительно заехал кулаком в бок. Потом набросился с поцелуями. - Соскучился по тебе...
- Я тоже, - прошептал Князь, сдаваясь под его напором.
- Два года, два блядских года... - задирая на нём заляпанную краской рубаху и впиваясь в сосок с рычанием, бормотал Миха.
Любопытные существа высунули мордашки, сверкая глазками в темноте, но Князь только зыркнул - и те бросились врассыпную.
Миха буквально сорвал с Князя штаны и спустился ниже. Через минуту тот почувствовал член в теплом плену рта, в задницу проникли пальцы, нащупали простату. Всё-таки пребывание в этом теле имело свои бонусы. Миха брал глубоко в горло, чему Князь научил его, но не часто позволял, берег Михин голос.
- Княже, - выпуская член с неприличным звуком и позволяя семени покрыть лицо и волосы, Миха сжал его бёдра. - Не отпущу больше.
Он тяжело навалился сверху, давая почувствовать свою всё ещё материальность и... все неровности лесной почвы под спиной Князя. Демон со вздохом создал перинку между собой и всеми этими ветками и муравьями. Ему было легче на душе от того, что Миха такой увесистый, что у него такие большие и сильные руки, от которых аж рёбра хрустят, что он может вколачиваться с такой силой, что так легко гнёт и переворачивает Князя по-всякому. Вот он прижал одну согнутую ногу Князя к груди, а вот они уже обе на плечах. А потом - Князь уже носом в своей перинке, голова кружится от недостатка воздуха и переизбытка ощущений.
- Чей ты? - оторвавшись от своего любимого занятия, расставления меток, требовательно спросил Миха.
- Твой, - прозвучало глухо, звук утонул в перине.
- Громче! - разворачивая его голову за волосы вбок, рявкнул Миха и толкнулся со всей дури.
- Твой! - выкрикнул Князь, всполошив лесных птиц.
- Пообещай мне... Пообещай... - вгоняя в него член, потребовал Миха. - Что мы... никогда... не... рас... це... пим... ся...
Он рухнул на кончающего Князя, наполняя того своим семенем.
- Дааааа! - заорал Князь на весь Лес, на всю Вселенную.
Уж что-что, а это он обещать теперь точно мог.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: День 14 Нечисть. Дезертир и реставратор.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь, Горшок
Рейтинг: R
Жанр: юмор, повседневность, ER, слэш, флафф и котики

Когда они впервые спускаются к сфинксам на Университетской набережной, Андрей отходит к тому, что смотрит на залив, что-то мурлычет в настороженное ухо. Миха разбирает только своё имя.
- Гаврил, подойди, - зовёт Князь. - Руку вот сюда положи.
Холка сфинкса, несмотря на холодный, ветренный день, неожиданно тёплая.
Потом парни неоднократно пьют на ступеньках пивас, а однажды Андрюха отпускает тормоза и лезет к Михе с поцелуями.
- Потерпи до дома, спалимся же!
- Не ссы, свои прикроют, защитят, - Князь кивает в сторону сфинксов.
Горшок сперва думает, что это шутка такая, и подкалывает:
- Теперь и про сфинксов сказки сочиняешь? Новые стихи когда принесешь?
Андрей обижается.
- Не сказки это. Знаешь, сколько раз они город защищали? И в войну, и от наводнений. Сейчас вот дамбу на Лисьем Носу достроят - им полегче будет. Знаешь, как трудно воду держать?
- Как? - поддерживает игру Горшок.
- Вот будет у них время - спросим. Я как-то по огню больше.
Миха ржёт.
- В войну пригодилось?
- Ну... - мнётся Андрей. - Я, вообще-то, дезертировал давно. Не моё это. А они знаешь, прям, какие, ух! Немцы на Ленинград и валькирий бросили, и нибелунгов. Слыхал про такое общество Врил?
- Это где всё такие сказочники, как ты?
Князь фыркает, как большой кот.
- Это фашисты, Мих. Таких, как ты, в жертву сотнями приносили, чтобы магов своих подпитать. Так что скажи спасибо вот им, - показывает на сфинксов. - И вон им, - кивает на другую сторону Невы, на китайских львов. И Петру Алексеевичу, - машет в сторону Исаакия, - и многим, многим другим.
Миха уважительно гладит сфинкса, так проняла его эта неожиданная речь. Андро непривычно серьёзен, не хлопает его по плечу со словами "ага, купился".
- Поедем в следующий раз в Голубково, к моей бабушке, я тебе кое-что покажу, - обещает он, почесывая второго сфинкса за ушком. - Давай дальше целоваться.
" Кое-что" Михе удаётся увидеть раньше, в зассаной арке, где их с Андро обложила гопота. В воздухе чувствуется не драка, а убийство. И вдруг в подворотне становится тесно. Здоровенный зверь переминается, клацая когтями по асфальту, лупит себя хвостом по рёбрам и низко рычит. До половины он вроде пантеры, а дальше - Андрюха, голый по пояс. Тёмная шерсть взбегает по спине, переходя незаметно в перья, и за Князевым плечами - два огромных крыла. Глядя на перекатывающиеся под чёрной шкурой мышцы, Миха вспоминает, что у Князя от природы тёмные волосы.
- Ты что, сожрешь их? - завороженно спрашивает Горшок. - Растерзаешь и сожрешь?
Князь фыркает и рисует в воздухе огненный знак, заставляя гопников очумело оглядываться и тянуться мимо, словно не видя двух друзей.
- Прости, в человеческой форме магию творить слишком затратно.
Миг - и Князь уже прежний.
- Ухтышёпть, - только и может выговорить Миха и, пользуясь равнодушием гопников, прижимает Князя к облупленной стенке. И взбудораженный Князь наконец даёт ему зайти дальше поцелуев и тисканья.
В конце концов они добираются и до Голубково, и Андрюха устраивает для Михи целое шоу: позволяет забраться себе на спину, делает несколько кругов над лесом и с разгону приземляется в красную от заката реку, поднимая целый веер брызг. Горшок сваливается с него в воду, отфыркивается.
- Не спалимся?
- Не, - отвечает Князь. - Здесь место такое, особенное, заповедник сказок, прям. Все уже привыкли.
- А что ты ещё умеешь?
Неожиданно зверь - как такого назвать? котавр? - пропадает, а в речке рядом с Горшком обнаруживается совсем мелкий рыжий котёнок, пищит, бьёт лапками, стараясь удержаться на воде.
Миха подхватывает его за шкирку, вытаскивает на берег, вытирает и закутывает в свою футболку. Котёнок перестаёт дрожать и мурлычет, прижимаясь к нему доверчиво. Потом потягивается и снова превращается в Князя. Который тоже прижимается.
- Я так себе семью нахожу, людей хороших, - улыбается он.
- А в реставрационке ты что забыл? Тебе ж лет, наверно, тыщу.
Князь загадочно улыбается, ни дать ни взять сфинкс, не поддаваясь на провокацию насчёт возраста.
- Да нашим хотел хоть как-то помочь. Ты же видишь, в каком они все состоянии. Они на посту всё время, а их не ремонтирует никто, на одной магии держатся. И тут от меня толку мало - ну не моё это.
Он сердито дёргает травинки.
И Миха его утешает, как давно хотел.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: День 13. Омегаверс/МПРЕГ. Я принял решение.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь, Горшок, группа и жёны )
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, драма
Омегаверс, МПРЕГ. Дружба, сомнительное согласие и эпический пиздец.
В конце намёк на канонную смерть персонажа.
Гетные пейринги присутствуют, гетной НЦы нет.
И ещё, в этот раз обошлось без кражи и без Шута.
Да, Михабыникогда. Да, Князьтакогонезаслужил.
Ну почему у меня герои ведут себя как мудаки вечно? *фейспалмит*

- Князь, блядь, ты с нами вообще или где?
Миха искал его минут пятнадцать, они с пацанами собирались выдвинуться на хату, где планировалось продолжать пьянку – по поводу возвращения самого Князя из армейки, между прочим. А этот крендель…
- Охтыжблядь! Ты что, уже в нулину? Когда успел?
Какой-то типок тискал повисшего на нём Князя за жопу, пользуясь, видимо, полной недееспособностью последнего. Миха зарядил типку в табло, потянул Князя на себя за шкирку. Князь был совсем поплывший, глаза невменяемые. Так же повис на Михе, оплёл его собой.
- Ты что творишь, Князь, Княяязь! – Миха затряс его, побил по щекам, пытаясь хоть как-то привести в чувство. Тащить такого к пацанам не хотелось. – Блядь, ты вмазался, что ли? Что с тобой такое?
Это ж Князь, кремень, опора, скажет – как отрежет, порешает всё, в любом состоянии.
- Ааа… Армейка… - выдал наконец Князь. – Мих, домой меня отвези.
- Какое домой! – Рявкнул Миха. – Башку под кран и дальше поехали, армейку твою запивать. Что ты тут вылакал такое вкусное?
- Увези, Мих, армейка, блядь… это всё их подавители…
- Чё? – отлепляя от себя загребущие руки Князя, которые полезли совсем уж не туда, Миха помотал головой. Андрюха потёрся об него. – Блядь!
Альфы после армейских подавителей себя так не вели – бросались во все тяжкие, чтоб доказать себе и другим: чёртовы таблетки не лишили их мужской силы.
- Миха, блядь, не тупииии… - проныл Князь. – Я ж сам не дойду, я не человек уже…
- Так это от тебя пасёт? – изумился Миха. Вот это, блин, подробности. Вот это, блин, лучший друг, от которого нет секретов. – Деньги есть на такси?
- Поищи, - почти кокетливо предложил Князь.
Вдвоём кое-как насобирали по карманам нужную сумму, Миха доволок Князя до дома, а там – Андрюхина мама взглянула на сына, взмокшего, малинового, с невменяемыми глазами, вплавляющегося в Горшка, сразу всё поняла и чуть не расплакалась.
- Мишенька, ты можешь посидеть с ним? – и столько надежды, что они не просто посидят, было в этом "посидеть".
- Посижу, - скрипнув зубами, ответил Мишенька.
Заволок Князя в его комнату, бросил на кровать, где они столько раз затевали шуточные драки.
- Что ж тебя, козла, в армию-то понесло, - Миха был зол не то слово, не так он собирался провести сегодняшний вечер. Водка и злость были пока хорошей анестезией от того, что волей-неволей начинало раскручивать горячую спираль внизу живота. Вот оно, чудо природы, о котором пацаны шептались в спальнях пионерлагеря, в курилках, о чём отпускали неприличные шутки по пьяни.
Князь застонал, скручиваясь в клубок.
- Мих, всё-всё-всё, спасибо, беги отсюда… Ты ж друг мой лучший… я ж ща…
- В армию, говорю, чё понесло тебя?
Горшок взял у Князевской мамы воду, таблетки, мокрое полотенце.
- А мне надо, чтоб на меня пальцем показывали? – неожиданно зло выдал Князь и вцепился в волосы. – У них, сукааа… всем прописывают таблетосы на входе… даже тем, у кого течек не было… Печень, говорят, сажают, и реставр… репрод… печень нам для другого нужна, да, Гаврил? – он открыл совершенно больные глаза, пытаясь найти Миху взглядом. – Мих, если я… сейчас… полезу к тебе… ты не давай мне, а?
- И ты бросил резко? – впихивая в него горсть таблеток и давая запить водой, Горшок поддерживал друга под спину и чувствовал, как того колотит от желания и попытки взять себя в руки.
- Н-на другие пересел, кто ж знал-то… что гормоны… так скакнут… Сууука, как же болит-то всё, как же мне надо-то, а… Это что ж, на всю жизнь, что ли?
Таблетки начали действовать, Князь медленно провалился в беспокойный сон. Михе он напомнил наркомана в ломке. Запах заполнял всю комнату, пришлось открыть форточку. Надо было валить из этого всего.
Он посмотрел на спящего друга. Значит, Князю ещё и с этим повезло. Самородок, блин, ещё и омега ко всему прочему. Мужчина-омега, о которых ходили такие байки, дескать, женщины-омеги им в подмётки не годятся, только пойди найди их, кто хошь при таком ажиотаже шифроваться будет. Вот и Княже.
Красивый, пахнет вкусно, стонет и выгибается во сне, губы все искусаны, руками по себе шарит. Мужчины-омеги, они не как женщины, у них инстинкт отключает мозги напрочь, и они вытворяют в постели такое… готовы практически на что угодно. Дурак бы не воспользовался. Дурак ты, значит, Гаврила. Видишь перед собой не сучку течную, а друга приболевшего.
Горшок с трудом оторвал взгляд от Князя и выполз на кухню к его матушке.
Та сидела, утирая слёзы, но при виде Михи встала, налила ему чаю, а на плите уже ждала картошечка с котлетами, чей запах хоть как-то забивал тянущую из комнаты сладость.
- Кушай, Мишенька, ты худой такой, - начала она разговор. – Я… я не знаю, как попросить тебя… он же как вобьёт себе в голову что-то… Ты бы мог… у него это первый раз, понимаешь? Я за него так переживаю, а ты друг его, мы с Серёжей тебя хорошо знаем. Ты же из семьи не вынесешь… Он же упёрся как баран, - горячо зашептала она. – Мужик я, говорит, а не вот это вот. Он же заболеть может от этого, Мишенька, а?
- Тёть Надь, - Миха отложил вилку. – Ну как мы можем за него решать. Вот он, это самое, попросит…
- Он попросит.
- Не, ё-моё, когда переломается, тогда попросит если.
Тёть Надя смахнула слезу.
- Ты же присмотришь за ним, Мишенька?
Тот кивнул, хотя обычно это Князь за ним присматривал. Сбегал в аптеку за ударными подавителями для себя и остался – присматривать – потому что с такими мыслями у родителей не хотел оставлять друга в опасности. Притащат ему, блядь, кобеля на случку!
Князя всё-таки пришлось привязать к кровати и рот заткнуть, так его выламывало. Три дня и три ночи, прямо как в сказках, Миха по очереди с тёть Надей и дядь Серёжей пичкали Князя таблетками, обтирали, меняли под ним пелёнки.
Балу звонил на хату Андрею – Миха отмазался, что они с Князем траванулись на пару поганой закусью и теперь бьются за толчок.
На репточку приползли на четвёртый день, оба вымотанные, подтверждающие всем видом эту версию, Князь – в новых напульсниках, закрывающих следы вязок. Вечером Миха, уставший и не готовый к серьёзному разговору, убрался на сквот и наконец «полечил нервы».
*
Миха догадывался, что однажды всё пойдёт по пизде. Все эти заходы «Андрюше родить надо, врачи советуют». Постоянное совместное проживание, от которых Андрюхины «сухие» из-за таблеток течки и Михин гон стремительно сближали график. Водка и хмурый.
Миха подстраховывал Князя, когда тому гормоны рвали крышечку. Разнимал его с мутными типами, когда гормоны – что неудивительно – давали сбой, а ещё в тот раз, когда Князь ебанулся и заявил, что решил «попробовать, а вдруг действительно что-то в этом есть» сразу с двумя случайными какими-то вообще гоблинами. Был ещё случай, когда у этого "пробовальщика" одна хуйня в жопе застряла - когда сам уже не соображал, что делает.
Князь переживал с Горшком ломки, пас, мешая колоться, гонял дилеров.
Однажды это всё не могло не встретиться, не сговориться и не закопать их к чёртовой матери.
Насосавшийся Князь притащил вмазавшегося Миху в их общий номер, матеря на чём свет стоит, а потом – щёлк – за окном рассветные сумерки, и два давних друга трахаются, как кролики. И первая мысль, посетившая Миху, была: «А мы дверь-то закрыли?», вторая – «ну я и мудак», а третья – «до чего ж хорошо-то, а!»
Князь был весь такой свой, родной и привычный, отвращения, внушённого отцом, «как же это с мужиком-то», не вызывал. Пах так одуряюще, как черёмуха, как первые весенние листья, хотя не черёмухой, конечно, описать запах Горшок бы не взялся. Горячий, взмокший, скакал на Михином члене, как бешеный. Самого его природа тоже не обделила, бабам нравилось, но до альфы тут было, конечно, далеко, довольно подумал Миха. Животы у обоих были в пятнах семени, видимо, заход был уже не первый, начало чуть подотпускать. Горшок оглядел Князя – волосы взлохмачены, глаза прикрыты, рот, наоборот, приоткрылся, и язык то и дело пробегал по сохнущим губам. Губы искусанные, зацелованные, и весь Князь искусанный и зацелованный им, Михой, и в правильном месте – метка, давно надо было! Князь издавал низкий, гулкий звук, что-то среднее между пением и стоном. Горшок сжал его бёдра, притискивая к себе, чувствуя, как раздувается узел, как разбрызгивается внутри его семя. На живот и грудь брызнуло горячим.
- Андрооо… - простонал Миха, за волосы подтаскивая Князя, чтобы поцеловать в губы. Это было лучше любого прихода.
При ближнем рассмотрении оказалось, что и лицо, и волосы у того тоже в засохшем семени.
Парни лежали, надёжно сцепленные узлом. Князь приятно придавил Горшка к постели своим немаленьким весом.
- Меня вырубает, - прошептал он. – Кайф…
Миха натянул на него одеяло и тоже потихоньку задремал.
*
- Пацаны, пива не осталось? Хотя бы минералочки, а то из крана такое дерьмо… - Балу с утра ввалился в номер, в незакрытую, естественно, дверь. – Ой бля, чего это тут у вас?
- Саш, - Горшок почувствовал, что стоило проснуться, как упирающийся в задницу Князя член начинает просыпаться тоже. – Будь другом, запри дверь и скажи, что к нам нельзя. Что у нас тут чума, холера, оспа и радиация.
- А мне можешь сказать, что ты в этот раз отколол, гонщик херов? У тебя там не труп под одеялом? Наш Князь бы живым не дался.
- Нормально всё, Саш, - отозвался Князь, выныривая из-под одеяла, демонстрируя и засохшие потёки на лице, и лиловую метку. – Омега я. Спизданёшь кому – прибью.
И прижался ближе к Горшку.
Какое там спизданёшь – метка светила издалека, как уличный фонарь.
Балу, красный как рак, вылетел из номера, а Горшок кинул Князя носом в подушку, перекрывая воздух, прикусил загривок, чтобы показать, кто главный, и вошёл одним движением. Князь взвыл, а Миха принялся с ходу бешено вколачиваться в него. Первый раз за день – он всегда такой. Нечеловеческий.
Так они и провели следующие три дня. В редкие прояснения курили одну на двоих, пили то самое «дерьмо из-под крана», стараясь не прислушиваться к шумам за дверью и не думать, что скоро придётся возвращаться с небес на землю. Миха даже как-то упустил момент, когда у него должен был случиться отходняк после хмурого, а у Князя – похмелье, чёртовы гормоны перебили всё.
Действительно, ощущения после спада гормонов были – как будто из реальности выпадали, как будто в космос слетали. Тщательно отмывались в душе, держась друг за друга, подсчитывая потери. Сбросили, по ходу, оба килограмм по пять. Засосы, укусы, царапины от вставших колом простыней. Бельё с обеих кроватей пришлось собрать в один ком и в одеяло завернуть, хотелось его сжечь, чтоб так стыдно не было. Метка у Князя всё ещё кровила, выдавая его с головой.
- Князь, - спросил Горшок, когда молчать стало уж совсем невмоготу. – Ты на меня сильно обижен?
- Нет, - тихо ответил тот. – Это ж ты, Миха.
- Ты сам как, хотел, чтобы я тебя?
- Ну Мих, ну нет, я даже не думал как-то, но это ж ты. Может, и хорошо, что так всё вышло. Можно и дальше, наверно, - он ткнулся Горшку в плечо лбом. – С тобой нормально. Как ты сам-то?
- Мне так по кайфу ни с кем не было, - выдыхая дым, сказал Миха. – Слушай, я ж тебя пометил. Как я тебя кому-то теперь отдам?
- Кстати, насчёт этого, - Князь потрогал метку и поморщился. – Палиться я бы, всё-таки, не хотел.
Миха пожал плечами, его царапнула первая после трёх благостных дней обидка. Он хотел бы показать всем, чей здесь Князь, хвалиться им, а тут…
*
Но это ж Миха, у которого по семь пятниц на неделе. Полгода спустя он уже кружился в героиновом дурмане с Анфисой. Как там Андро справляется, стало ему впервые совсем не интересно. Князь пытался разве что вправить ему мозги, Миха бесился, разговоры кончались драками, к которым присоединялась Анфиса. Князь с женщиной не дрался, хлопал дверью, уходил.
- Мне, значит, нельзя, а тебе можно, значит? – стараясь не смотреть туда, где под ошейником с клёпками пряталась метка, заявил как-то Горшок, сграбастав Князя и пытаясь несильно вмазать кулаком в живот. – Вон какое пузо на пиве отрастил.
Князь вывернулся и попытался прикрыть живот.
- Чё жмёшься, залетел, что ли?
И по глазам Миха понял – да. Внутри всё вскипело.
- Ну и вали нахуй!
Анфиска только головой мотала, от одного к другому.
Князь поджал губы и действительно ушёл. Такой он был – ни просить, ни оправдываться.
Сам всё решил, записал матерью старую подругу, которая сама родить не могла, любил дочку очень и заботился о ней – как о Михе, практически. Миха же её недолюбливал – за то, что отнимала внимание Князя, за то, что была… не его. Вот он как без Михи справился, значит?
Теперь за Андрюху можно было вообще не волноваться, после родов течки проходили поспокойнее, да и не до него Михе было. У него были Анфиса и хмурый, отнимавшие остававшееся от музыки время, а потом покусившиеся и на это…
Вот и приключилась клиническая, это потом, со следующими, она получила гордое наименование первой. Больничка по обоим катком прошлась, а Князь в это время ещё и группу тянул в одного. Они тогда, вроде, ещё в Питере застряли, писали альбом, вроде, потому что Князь бегал дочку кормить? Миха, когда вышел, оставил от его альбома половину и выгнал группу в тур. Там о кормёжке уже речь не шла, вроде?
Когда силы начали возвращаться после больнички, Миха, на свою голову, снова заметил, какой Князь красавчик. Как он вдохновенно орёт в микрофон, и как его лицо похоже при этом… И сдуру после концерта подкатил к нему яйца. И получил от ворот поворот.
- Я принял решение, Мих. В прошлый раз плохо кончилось.
- А меня ты спросил? – взбеленился Горшок, кладя руку ему на горло, туда, где едва можно было различить след не подновлявшейся метки. – Решение он принял! Меня ты выслушал?
- Я привык исходить не из твоих слов, а из происходящего.
Как ему, сука, удавалось одновременно быть на адреналине и таким выдержанным? Миха вцепился Князю в волосы и потянул его в поцелуй, дескать, не ломайся, я-то знаю, чего ты на самом деле хочешь. Не тут-то было, Князь влепил ему кулаком в живот. Так вот, значит, упрашивать надо? Миха ударил в ответ, сцепились, упали, покатились, и Горшок остановился только тогда, когда понял, что Князь сопротивляется уже отчаянно, всерьёз, совсем не по-дружески. Вот уж насильником он быть точно не собирался.
Можно ведь опять подкараулить момент, когда гон совпадёт с течкой, подпоить Князя, может, даже кинуть ему в водку чего-нибудь интересного… Наверно, поэтому Андрюха и не хотел афишировать свой гендер, - чтобы кого попало не тянуло провернуть такой план-капкан.
*
Но не бывает в жизни так, чтоб снова всё идеально совпало. Конечно, водка и совместное проживание никуда не делись, Андро Миху совершенно не боялся. Боялся, скорее, за Миху, и не зря, невыносимая тяжесть бытия повернула того снова к хмурому. Пара светлых лет – и снова стемнело. И в этой темноте снова появился свет только вместе с Олей. Оля боролась за своего Мишутку, Оля очень тепло относилась к Андрею, и вдвоём они выбили для Михи ещё несколько лет жизни. Неровных, перемежающихся хмурым и запоями, но – жизни.
У Князя тоже вроде бы всё было хорошо, как это могло быть при его запутанной гендерной ориентации. Он женился, несчастным не выглядел, стал крестником Сашеньки, возился с ней и с Настей, как со своей Дианкой, да ещё и познакомил их до кучи. Дети в нём души не чаяли. Оля нахваливала его и желала им с Агатой скорейшего прибавления, «скажи, Миш!».
Миша кивал, уязвлённая гордость уже почти не зудела, что Дианка могла быть их дочерью.
Зато с какой-то стати всё это вылезло в группе. Всё чаще казалось, что Андрей выпендривается. Тянет власть на себя, хочет слишком много, пишет не то. Миха хотел тяжёлого звучания – Андрей лирики. Миха хотел нормальный театр, Князь… раёк какой-то с Петрушками, что ли?
Скандалы потянулись чередой, и в итоге Князь «принял решение» уйти из группы.
Уходить он собрался по-мужски: оставить Михе пацанов, песни, репточку… Сука такая.
И группа у него была своя, подстраховался уже пару лет назад. Назвал её в свою честь, а надо было – «Запасной аэродром», так честнее.
А вот Миха не хотел его отпускать. Если Князь уйдёт, значит, победит, почему-то отпечаталось в подсознании. И он решил попробовать последнее средство. План-капкан. Армейский альфа-подавитель. Вроде, на омеге сработать должно было наоборот? У отца валялся, прихваченный ещё со службы, вряд ли просроченный – Совок делал для оборонных нужд на века. От деточек его никто не прятал, ведь кайф от такого не словишь. Он немножко, просто покажет Князю, от чего тот отказывается, чей он, метку подновит, и Князь, конечно, перестанет взбрыкивать. Прямо идея-чемпион в ряду его дурных идей, кончающихся плохо. И не было Князя, чтобы поймать его вовремя за руку.
*
Миха разжился таблетками, сплавил семью на дачу и позвал Князя к себе, якобы обсудить условия сдачи. Днём позвал, чтоб даже мысли не мелькнуло.
Князь с порога насторожился, увидев на столе водку.
- Миха, ты опять?
- Да мы так, по чуть-чуть. Для разговора.
- Даже не думай, Мих.
- Да шучу я, это только тебе, я сам буду чай, - радуясь про себя, что просчитал Андрюху, согласился Миха.
- …И давай ещё договоримся говно в интервью друг на друга не лить, - добавил захмелевший Князь. Взял бутылку, повертел в руках. – Чё-т палёная она у тебя, что ли? Как-то меня прям развозит с нихуя.
Ещё бы – Миха туда к подавителю ещё седативное добавил, Менделеев, блин. Запах от Князя уже пошёл, и потёк он, похоже, потому что заёрзал на диване как-то странно.
- Мих, давай в другой раз договорим, - для порядка заглянув в телефон, Князь поднялся, и запах пошёл гуще.
- Да сядь ты, - сказал Горшок, загораживая дверь гостиной (это тоже напрягло Князя – что говорить они сели не на кухне). И практически толкнул Князя обратно на диван. – Сам начал, а теперь в кусты.
- В кусты, - Князь по-дурному хихикнул и помотал головой. Откинулся на спину, растекаясь по сиденью, повёл глазами, облизал губы. Его быстро забирало. – Чего ты туда накидал, Миш?
- Пей, - зажав нос, Миха для надёжности влил ему в рот ещё стопку, не обращая внимания на вялое сопротивление.
- Что ж ты за упырь такой, Миха, - беседовал с потолком Князь, пока Горшок, задрав на нём полосатую футболку, радостно обшаривал тело, до которого дорвался.
Миха в ответ по-упырьи присосался к шее, подновляя метку.
- Люблю я тебя, - сознался он. – Не отпущу.
- Ну и я тебя люблю, - отозвался Князь. – И без этого всего люблю. Могли ж по-нормальному всё сделать, друзьями остаться. Теперь-то нет, - речь его стала менее внятной.
- Это ты сейчас так говоришь, - Миха торопливо потянул ремень, сдёрнул джинсы с Андрея, уткнулся носом между ног, вдыхая одуряющий запах смазки. Той было обидно жалкое количество.
- Не надо, Мих, - Князя опять трясло, как в тот, первый раз, от разницы в желаниях головы и тела. – Во мне подавителей выше крыши, мне больно будет, порвёшь всё нахрен. Зачем тебе это всё, у тебя Оля, девчонки.
- Я принял решение, - оскалил зубы Миха. И снова куснул метку.
Князь попытался его оттолкнуть, не смог и снова раскинулся, печально улыбаясь.
- Ты мой, Княже, забыл? Я обещал тебя не отдавать, - он спустил свои джинсы и пристроился.
- Куда ж мне упомнить всё, что ты обещал. Ахммм…
Шло туго, тесно, смазки не хватало. У Князя был нормальный такой стояк, его железная выдержка шла трещинами, он сам в нетерпении подался навстречу и снова замычал, не то от удовольствия, не то от боли. Внутри всё сжалось, приятно сдавливая Михин член. Горшок двинулся на пробу. Было неудобно, не так, как в те давние прекрасные времена. Когда они между течками трахались, было и то лучше. Горшок вздохнул, вытащил и пошёл в спальню за смазкой – Оля была бетой, и это добро у них было в запасе. Вернувшись, поймал Князя в коридоре, в кое-как застёгнутых джинсах, пытающегося неверной рукой разобраться с замками. Миха уволок его обратно в гостиную, вернул всё как было и влил в Князя чуть не весь тюбик.
Скользить стало лучше, но мышцы внутри были жёсткими, плохо поддавались. Полусонный Князь уже двигался навстречу, тело взяло верх над разумом и пыталось получить своё. Миха целовал Князя всюду, только не в губы, боясь отхватить своего же пойла, шептал:
- Не уходи, Княже. Ты же мой, мой, мой. Я же пропаду без тебя. Слушай внимательно, первый и последний раз такое говорю…
И толкался, толкался, пока не почувствовал, как надувается узел. Сработало. Запах его сработал, тело его, покрасневшие губы, затуманенные глаза. Полноценного гона не вышло, но узел – как раз то, что надо.
Князь вдруг опять застонал-замычал, совсем не так, как стонал-пел, когда ему нравилось. Забился и попытался соскочить с узла, но было уже поздно. Прояснившимися, полными боли глазами он взглянул на Горшка, и тот положил руку Князю на член, задвигал ею, желая помочь. Михе было хорошо, и он хотел поделиться этим «хорошо» с Андреем. Боже, как давно он не трахался с узлом…
- Сейчас, сейчас-сейчас…
Князь вскинулся с вскриком, кончая, и рухнул на диван, Миха повалился на него сверху, теперь спокойно ловя кайф и думая, что впереди ещё много приятного, Оленька на даче, и они с Князем смогут ещё столько всего провернуть. Сердце под его щекой билось как-то странно – не быстро и сильно, понемногу успокаиваясь, а неровно, как будто дёргалось. Горшок поднял голову – Андрей лежал бледный и, по ходу, без сознания, уж Миха-то его всяким видел, чтобы понять.
- Блядь, Андро! – Миха похлопал его по щекам. Сейчас бы воды, или нашатыря под нос, но чёртова сцепка! Ещё минут двадцать! Где телефон? Телефон тоже валялся – не дотянуться.
И как финал эпического пиздеца, которым кончалось большинство Михиных шальных идей, в замке заворочался ключ.
Оля первым делом заглянула в гостиную, потому что та была ближе к входной двери. Заглянула и побледнела почти так же, как Андрей.
- Оленька, воды, умоляю, ему плохо…
- А ты?
- Сцепка!
Оля заплакала, закусила губу. Вышла и вернулась с кружкой холодной воды, которую выплеснула в лицо Андрею, задев и Миху. Князь потихоньку заморгал и принялся отфыркиваться. Оля без сил опустилась в кресло. Деваться Горшку и Князю от неё было некуда.
- Не волнуйся, Оль, - первым открыл рот привыкший брать всё на себя Князь. – Это больше не повторится. Я из группы ухожу.
К концу речи голос у него почти выровнялся.
Повисло тяжёлое молчание.
- Оленька, у тебя есть контрацептивы? - сонным голосом спросил Князь.
- Что?! Какие?
- Неспециф... ск... - его совсем вырубало.
- У меня дочки! В машине! Пока вы тут! - закричала она, раздавая Князю пощёчины. Тот лишь лежал, грустно улыбаясь, а Миха принялся хватать жену за руки, не смея сказать слова в защиту.
Наконец Оля успокоилась. Время, кажется, застыло. Но это был ещё не конец.
- Маам! - во входную дверь затарабанила Настя. - Нам надоело, и Сашка писать хочет!
Оля, взяв себя в руки, вышла в коридор, плотно прикрыв дверь.
- Только в гостиную не заходите. Там... папе плохо.
Последовал тяжёлый вздох - Настя уже прекрасно понимала, как именно Горшку может быть плохо.
Наконец узел достаточно спал и Миха смог сползти с Андрея. Пока тот приводил себя в порядок, схватил и засосал отраву собственного приготовления.
- Прощай, Миха.
По ходу, Князь собирался прямо так отправиться домой, еле стоящий на ногах, пахнущий сексом, с кровящей меткой.
- Ты хотя бы в душ...
Дверь хлопнула - сначала в комнату, потом в квартиру. Князь впервые бросил Горшка, оставляя его на растерзание Оле.
- Мааам! - донеслось из коридора. - А дяде Андрею тоже плохо?
*
Князь, сука такая, больше сам не показывался, прислал юристов, хотя решения уйти по-мужски не изменил. Миха сначала, конечно, срывался в интервью, слегка пакостил, пристально следил за творчеством друга-предателя, потом бросил - было много более интересных занятий: театр и концерты опционально, выпивка и героин в придачу. Оля тянула это всё как могла, "жалела и спасала", простив выходку с Князем, и вообще свалив для самоуспокоения всё на Князя: ох уж эти мужчины-омеги, бляди по природе, скажи, Миш? Миша молчал.
Без Князя было всё не так. Вроде и хорошо, но - были приколы, которые понял бы только Князь, и приколы эти повисали в воздухе, застревали, донимая, в голове, потому что хотелось ими поделиться - а не с кем. Что-то, о чем мог только с ним посоветоваться. Ерундовины, которые подарить бы Князю, пригодились бы... Настя по Андрею тоже скучала, а Сашенька начинала забывать, не повторяла "Кась", тыкая пальчиком в старые фото группы.
Настал день, когда Михе показалось, что Князь просто обязан был перебеситься и простить его, и столкнувшись на Нашествии, Горшок сам подошёл к нему как ни в чем не бывало, даже не думая извиняться. Обнял. Поговорил так, как будто вчера расстались, по большей части о себе и о чём-то философском. Просил звонить. Князь пообещал и убежал - скоро был его выход.
В тот день Миха его уже не смог поймать и всё ждал, ждал звонка.
Наступил один из "семейных" дней года, когда оба Горшенёва-сына приезжали к родителям, и, как все нормальные люди, когда темы себя исчерпали, начали листать фотки в телефоне.
- А это мы с Князем в Самаре столкнулись, он дочек с собой в тур по Поволжью прихватил и Агатку.
Фото было снято настолько профессионально, насколько позволял телефон. Загорелый Князь, Лёша с карапузом на руках и вытянувшаяся Дианка.
- Че-т я не понял.
- Ты в танке, что ли? Они с Агаткой дочку родили, ты не знал?
- Лёш, ты чего, как это - с Агаткой?
- Обыкновенно, как всё люди, - Лёша был наслышан, что брат чудит в последнее время, но давно его не видел, и было как-то в новинку.
Что-то в снимке напрягло Горшка, он увеличил кадр, посмотрел на детей, на Лёшу, опять на детей.
- Слушай, Лёш, - начал он тихо и зло, - скажи, Князевские дети, они же твои?
Вот на кого он меня променял, сука, подумалось горько. Друг, называется, и брат, называется.
- Ты чего, Мих, - переспросил Лёша. - Как это они мои, если они Князя, от двух разных жён?
- Ты мне тут дурочку не ломай! - Миха поднял голос. - Очень просто, твои и Князя, при чём тут жены?
- Мих, ты в порядке вообще?
- Я его первым пометил, понял, ты! - Миху несло, он сперва ляпнул, потом понял, что надо было притормозить.
- Ебааать... - шёпотом заорал Лёша. - Это твои, что ли? Ну ты и еблан...
- Мои? - Горшок снова пригляделся к девочкам, высматривая в Диане то, чего раньше не видел. - Лёша, неужто и правда мои? Как же я проебываю всё, что за талант такой дурацкий?
*
Несколько дней он пытался переварить эту новость. Обдумать её со всех сторон. Почему Князь не сказал? Почему при последней встрече даже не упомянул младшую? "Может, он от тебя ждал? - спросил голос в голове, подозрительно похожий на Князевский. - Ты про неё и знать не знал, даже непонятно, что хуже. Ты ж даже имени её до сих пор не знаешь."
А и правда. Горшок с интернетом не дружил, но ради такого случая полез, погуглил "Князь дети". Узнал, что мелкую зовут Алиса. Покатал на языке гордое "мои". Позалипал на фотки молодого Князя. Потом на самые свежие нынешнего. Поприкидывал сроки на пальцах.
Надо было срочно звонить Князю. Что Горшок и сделал. Князь трубку не брал. Пришлось пару раз перезванивать, раздражённо дёргаясь от писка сообщений. На третий раз Князь трубку снял, но не ответил, на том конце было слышно только его дыхание.
- Князь, что ты гасишься? - накинулся на него с ходу Миха. - Когда ты меня с дочками моими собирался знакомить?
Князь тяжело вздохнул.
- Чё ты молчишь, папаша? У меня же теперь четверо, получается? Надо их всех перезнакомить уже по-нормальному. Почему ты мне не сказал, почему я от Лёши узнаю?
Князь хмыкнул.
- Чё за херня у тебя там? Ты слышишь меня вообще? Это и мои дети тоже, ты что, опять там в одно рыло решение принял? Я ведь и экспертизу устроить могу, через суд тебя обязать, во!
Князь нажал отбой.
Взыкнуло сообщение.
- Да заманали!
Миха снова набрал Князя, тот не отвечал, и он в азарте набрал Агату.
- Агатка, слышь, привет. Я с Алиской хочу познакомиться, не чужой человек, всё же, а муж твой даже говорить со мной не хочет.
- Хочу, хочу, хочу! Дайте то, подайте это!
Сквозь гневный ответ Агаты Горшок расслышал детский голосок.
- Когда ты отцепишься-то от него? Ты столько раз ему жизнь сломал, ты чуть не убил его два года назад, Миша. Какая новость для меня была, что он омега. Ты прикинь, как он беременный группу поднимал, как он рожал в свои годы, как нам повезло, что у Алисы нет фетального синдрома. Он в больнице, Миш, он не может говорить, ему опухоль на связках вырезали. Врачи говорят, это из-за метки твоей поганой, из-за отношений ваших дурацких неулаженных. Он вообще без голоса остаться может, понимаешь ты или нет! Оклематься-то хоть ему дай! На хуй пошёл со своими хотелками! - Агата бросила трубку.
Миха постоял, как оплёванный, потом достал из заначки водку, выхлестал чуть не полбутылки из горла. Сердце, в последнее время пошаливающее, трепыхалось как-то странно, а принятые меры не помогли. Нет, для лечения нервов требовалось что-то поосновательнее.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: День 12. Семейная АУ. Вот тут мы и жили.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь, Горшок
Рейтинг: G
Жанр: юмор, ностальгия, повседневность, ER, слэш, практически джен, если не считать, что Миха и Андрюха сожительствуют и совместно воспитывают детей. Миха показывает родным двор своего детства.

- Вот тут мы и жили, - показывает Миха на жёлтый трёхэтажный дом. Штукатурка в пятнах, из тёмного подъезда тянет кошками. – Блядь, за сорок лет нихрена не изменилось. Только всё стало какое-то… маленькое, что ли?
- Оно всегда такое было, - улыбается Андрей, умиляясь на Миху и на офицерскую общагу. – Просто ты вымахал, шпала длинная.
- А вон там детсад был. Здесь настолько всем похуй было, особенно когда Лёшка родился, что я с двух лет сам гулял. Город тихий, далеко, типа, не уйду. Вон окна наши, муся за мной смотрела, как я по этой дорожке в сад топаю. Зря мне доверяли, конечно, я и на Амур однажды купаться пошёл, хорошо, добрые люди вовремя выловили.
Мелкие копии Михи и Андрюхи давно заскучали и оккупировали побитую жизнью площадку.
- А площадки не было, ё-моё. Вот где она была, и где газон, была просто живая глина, если мяч укатится – наберёшь по тонне на каждую ногу, пока достанешь. В любую, бля, погоду. Вон, видишь, кольцо бетонное осталось – там колодец был, с мусором всяким, даже не закрытый стоял, мы про него всякие ужасы сочиняли, понимаешь, кто туда свалился там, или завёлся. А вон где тот дом, развалюха стояла с гнилым таким забором, неровным, я его боялся, - признаётся Миха и ржёт. – Вон там тополь был, не обхватишь, а где ёлка – помойка, просто мусорная куча навалена, реально. Я в этой помойке копаться любил одно время. Прикольно, чё, штуки всякие. Ёлка осталась, а помойки нету.
Он прикуривает новую.
- А там клуб был, меня, сука, на гимнастику отдали, потому что другого спорта не было. На гимнастику, бля. Представляешь? Пошли, тут минут пятнадцать, - он свистом подзывает мелких.
Пятнадцать минут оказываются тремя.
- По-моему, как-то дальше он был… и больше… - осматривая низкое побеленное здание, тянет Миха.
Очаг культуры безобразен и уныл, бесконечно утилитарен.
- Пошли зайдём? – Миха взлетает на крыльцо и дёргает дверь. Дверь не поддаётся, изнутри несётся собачий лай.
Андрей подходит ближе, читает расписание и вздыхает: опоздали.
Но на шум к двери подходит вахтёрша, женщина примерно их лет.
- Что у вас случилось? – спрашивает она неожиданно по-доброму.
- Можете пустить нас на минуточку? – придерживая руку Михи, чтобы тот прекратил ломать дверь, самым сладким голосом говорит Андрей. – Он вот жил здесь лет сорок назад, детям хотел показать. Мы вообще из Питера здесь проездом, вот решили специально крюк сделать, чтобы дети посмотрели.
- Он тоже посмотреть хотел, - Михина честность так и прёт. – Мемуар про меня решил написать, понимаешь, не дожидаясь, пока я помру.
Собака лает и прячется за женщину, когда та открывает двери.
- Она сама вас боится, - с улыбкой говорит вахтёрша опасливо посматривающим детям.
Миха заходит первым, вертит башкой, чуть не задевая ею потолок.
- Где же это всё помещалось-то? Не, ну реально, тут потолок такой высокий был.
- Миша, ты, что ли? – разглядывая его, спрашивает вахтёрша. - Миша-цыганёнок?
Миха смотрит на неё.
- Ты прости, я тебя не помню.
- Зато тебя не забудешь, весь детсад тебя знал, в пример ставили – не будьте, как Миша.
- Что он вытворял? – интересуется Андрей, пока младшие разглядывают витрину с грамотами и кубками.
Дворняжка прыгает вокруг Михи, и тот треплет её за ухом.
- Да я уж не помню, - смеётся вахтёрша, а Миха выдаёт хором с ней:
- А чё сразу я? Воспиталка, вон, когда я кашу их сраную жрать не хотел, рожей меня макнула. Она, сука, холодная, в плёнке, вся на мне осталась. А в тот день мне надо было что-то отнести, я забыл, и муся из дома на пять минут прибежала, успела как раз посмотреть.
- Порвала там всех за тебя?
Миха сникает, отворачивается.
- Не помню.
Андрей обнимает его за плечи.
- Так ты в Питере теперь? Как сам, чем занимаешься? – интересуется женщина.
- Музыкой, - пожимает плечами Миха. – Вон, у нас с Андро группа своя, «Король и шут», слышала?
Андрей кладёт на стол две проходки.
- Ну, так, краем уха, - разглядывая билеты, говорит вахтёрша. – Это что-то молодёжное? Так я сыну отдам.
- Спасибо вам большое, - предваряя Михину лекцию на тему говномузыки и анархии, Князь утягивает его на улицу, где уже стемнело.
Дети ноют, что устали и хотят есть, Миха гундосит про анархию, потом резко переключается:
- А у нас ещё дача была, теперь даже муся, наверно, не скажет, где. Вот так, по сопке, полосой сверху вниз. Яблони стелющиеся, ты такое видел? Тут дубак зимой охуеть какой, а снега нету. Мне муся один раз снеговика сделала размером с котёнка, - он разводит руки, показывая. – Со всего двора снег собирала. Весной там было охуенно, весной надо приехать. Гусиный лук, подснежники – в Питере говно, а не подснежники. Я в эту вот соплю на тонкой ножке до сих пор не верю, подснежник должен быть толстый, синий и мохнатый, ё-моё! – он разгорячённо машет руками. – Мы с пацанами столько их из лесу перетаскали, мелким бы понравилось.
- Сон-трава в Красной книге, Мих, - представляя, как трёхлетний Миша с такими же сопляками шарится по тайге, полной клещей и медведей, Андрей прижимает ближе его и детей.
- Па, а ты медведя видел? – как будто прочитав его мысли, спрашивает Сашка.
- Нет, только бурундука, он у нас на даче прям жил. И жгучку. Вот, сука, страшный зверь. Гусеницы тут, знаешь, такие мохнатые, погладишь – потом час печёт.
Андрей улыбается – наверняка не час, так же, как с дорогой до клуба…
- Я после первого раза к ним лапы не тянул, так мне, бля, по лбу прилетело. Она на листе сидит, и ветром такая шарах… - Миха опять возмущённо машет руками, путаясь в словах.
Саша с Алисой дружно смеются и виснут на нём. Здоровые, благополучные, присмотренные девчонки. Которые не сбегают в лес, не шарятся по стройкам и помойкам, не плавят свинец за старыми дровяными сараями. А Миха как был, так и остался неприкаянным.
Кто его знает, какое детство правильное, думает Андрей, пока такси везёт их в гостиницу. В груди щемит, хочется обнять и согреть Миху, но он сам на переднем сиденье, а там, на заднем, дочки прекрасно справляются, теребя и щекоча отца.

PS Ну, места боевой славы приближены к реальности. Описываемый дом находится в посёлке Тихоокеанский, по-местному Техас. В роли Хабаровска Благовещенск. А вот двор и клуб можете посмотреть в посёлке Песочный под Питером.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: День 11. He was a punk he did ballet. Портной.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь, Горшок
Рейтинг: R
Жанр: юмор, повседневность, ER, слэш

- Смотри, Мих, они все в футболках «Король и шут», где только достали? – оглядывая бушующий зал, спросил Князь.
Горшок, смеясь, похлопал его по плечу.
- Тебе бы только всё взять в свои руки. Серый кардинал, блин.
О да, в этом что-то определённо было.
Князь после этого попробовал выпустить официальный мерч, который был, конечно, гораздо приличней пиратского, но и гораздо дороже, а зрители у них не то чтобы жаловались на полный карман. К тому же пираты моментально подхватывали его идеи. Слава богу, идеи были простенькие: какой рисунок лепить на майку или на кружку. 
Мысль пришла, когда Миха стащил его жилетку, сидел и курил, натянув её на голое тело, на балконе дешёвой провинциальной гостиницы. 
- Мих, ты почему жилетку спёр? Потому что нравится или потому что моя?
- Потому что холодно, бля, - глядя так, что понятно было – дразнится, ответил Миха. – Иди сюда, одной жилетки мало.
- У меня ещё ремень есть, - сделав непонимающее лицо, подхватил Князь. – Хочешь… ремня?
Горшок прищурился, докурил, а потом битва за Князевский ремень оставила Андрея очень довольным и с оригинальной мыслью, которой он тут же с Михой и поделился.
- Я своё ателье открыть хочу. Кожа, всё такое…
- Как-то это по-пидорски, - Миха пихнул его локтем в бок и заржал.
Андрей в ответ пихнул его тоже, стараясь столкнуть с кровати, и драка постепенно перешла во второй раунд. 
Князь решил сделать ставку на больших дядек-байкеров с нормальными деньгами. Первую коллекцию - жилетки, ремни, напульсники, косухи, - он рисовал буквально на коленке в автобусе. Рисунков со страшными рожами для маек и бандан всегда было в избытке. Людей, которые шарят в швейном бизнесе, подтянул через Гордея. Моделями для первого каталога выступала вся группа, деньгами скидывались тоже сами, чтобы, как обычно, не отдавать кому-то своё дело.
И вот они с Михой стояли в пустом ещё полуподвальчике, где был организован небольшой магазин и стол заказов. За дверью бушевала толпа, пришедшая на презентацию и автограф-сессию. Справа висела готовая одежда «для больших», слева – мерч родной группы.
- Цып-цып-цып… - Князь высыпал значки и всякую мелочёвку в подносы на столе. Выставил ценники.
- Сопрут же, - ухмыльнулся Миха. – Ты ж видел, кто там понабежал? Покупателей можно по пальцам сосчитать. 
- Разумеется, сопрут, - довольно ответил Князь. – Для этого и кладу. Ты ж пойми, если не спереть, если так дадут - то как-то не по-панковски выйдет.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: День 10. Тин/школьная/студенческая АУ. От противного.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь, Горшок
Рейтинг: G
Жанр: юмор, повседневность, джен

Миха большой и нескладный. За последний год маханул, и, по ходу, не понимает, как справляться с таким ростом, с такими длинными руками и ногами. А характер так и остался детским. Добрый, честный, наивный Миха кидается в драку за идеалы, а потом Андрей тащит его к себе, отмывать, лечить и пришивать пуговицы. Иногда пуговицами дело не обходится, сегодня приходится пришивать к форме целый рукав. 
Одновременно Князь умудряется варить макароны и жарить яичницу, чтобы накормить этого всё ещё растущего, вечно голодного Миху. Кулинарные способности Князя (он ещё и пельмени может!) восхищают Горшка сверх всякой меры. Он сидит, лопает хлеб с горчицей и любуется.
 Князя тоже потрепали в драке, но у него родители нормальные, ничего не скажут, вон, даже ухо проколоть разрешили, а Михе ещё добавят с другой стороны, так что идти домой совершенно не хочется. Хочется остаться здесь на ночь, на неделю, навсегда.
 Жаль, что Князь не девчонка. Миха бы женился и переехал. В шестнадцать вроде можно, если девушка залетела, а Князь свой парень, он бы позволил ради дела. Миха мотает головой и ржёт с собственных дурацких мыслей. 
Князь вручает ему форму. Надежда на то, что мама не заметит, тает на глазах, шов грубый, очевидный, но Миха Князю ни за что не скажет. Как-нибудь ухитрится не попасться на глаза, а в школе и так потерпят. Или, наоборот, попробовать от противного?
- Дюх, а, Дюх, - ноет он в спину мешающему макароны приятелю. – А можешь меня разрисовать как упырей своих этих? Хочу так домой прийти, приколоться.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: День 9. Смерть основного персонажа. Пепел.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь, Горшок
Рейтинг: R
Жанр: дарковый дарк
Предупреждения: Князьэтогонезаслужил ><
Его опять украли
Дарк, умерли все, некоторые очень неприятно. Открытых описаний нет. Условное средневековье, чума, инквизиция, упоминание пыток. Намёк на отношения.

Горшок не любил портовые города – в них всегда ждали какие-то неприятности. Сидишь себе в кабаке, местные контрабандисты устраивают разборку, и можно запросто попасть под раздачу. То пираты нападут, то морячки с товаром какую-нибудь чуму притащат. Впрочем, чума, она сейчас везде, а Князю нравится всякая экзотика – заморские ткани, заморские люди, ходит, глазеет, рисует…
В остальном город был как город, и дела у них в этом городе были самые обыкновенные. Нанялись они ремонтировать дом местного святого отца, яростного проповедника и грозы еретиков, а по вечерам то пили, то пели по кабакам, потому что одной работой не прокормиться было. Священник отвёл им коморку в своём доме, там они мёрзли по ночам на сене в обнимку. Тревожно было в городе – чума разгулялась, но на то она и чума, что везде. От голода и то больше мрёт. Да горожане с ума посходили, искали ведьм да колдунов, наводящих на город порчу. То и дело кого-то жгли. Священник некоторых еретиков допрашивал прямо в том же доме, в подвале, ночами, и к воплям несчастных никак нельзя было привыкнуть. Горшок обнимал Князя, утыкался носом ему в волосы, чтобы успокоиться, и думал – надо уходить. Да карантин объявили, заперли ворота, ни туда, ни сюда. Потом и выступать в кабаках запретили, дескать, грех это, а болезнь – наказание. Тогда-то он перетрухнул и сжёг Князеву тетрадь, рубахи его для выступлений, разрисованные нечистью, сжёг. Видеть его не мог в рубахах этих – в похожих еретиков на костёр выводят! А песни, что этот дурак не боялся записывать? Не те, что про баб и пиво, а те, что придворных и самого короля задевают. Разругались они после этого вусмерть, подрались в кровь, пошли пить в разные кабаки тем вечером.
А куда он денется, думал Горшок. Первый раз, что ли? Город закрыт, работу делать надо. Сам он был отходчивый, а Князь, тот, конечно, мог долго дуться, но Горшок-то знал одно волшебное средство. Можно было даже в доме священника рискнуть… Горшок представил, как зажмёт Князю рот ладонью, придавит к жиденькой подстилке всем весом и будет гладить его везде, и Князь поплывёт, оттает…
Да только вот Князь пропал, как в воду канул. Может, и правда в воду, море-то – вот оно, в двух шагах, реки весь город расчертили. Может, в канаве спьяну помер, а может, чуму подцепил. Дня три Горшок работал один, пил вечерами, слушал ночные крики, в которых ему стал мерещиться Князев голос. Думал – дуется, ныкается. На третий день не выдержал и искать пошёл. Нарисовал Князев портрет как смог, тыкал его всем подряд. И стражу спрашивал, и кабаки обошёл, и притоны, и доки, и в чумные бараки ходил, и на кладбище. Пропал, как не было.
Худо было Горшку, ночные крики совсем спать не давали, пошёл он с горя в курильню, плюнул на работу, на то, что под забором с голоду помрёт. Не мог он без Князя. И Князя не было, чтоб сказать – не ходи, не губи себя.
А как в себя пришёл – чуть там и не помер. Лежат вокруг покойники – чумные, чёрные, как головёшки, - в общей яме. Видно, подобрали его добрые люди на улице, взяли, что могли, да и в яму скинули. Жаль не в море, уже отмучился бы. Не жизнь ему без Князя, не жизнь. Дай бог, чтоб чуму подцепил. Восстал Горшок из могилы, пошёл с кладбища прочь, ни дать, ни взять, живой мертвец. Шёл он, шатаясь, люди от него шарахались, а он им Князев портрет в нос совал и спрашивал, не видали такого? Долго ли, коротко ли, добрёл до главной площади, до кострища, тёплого ещё. Опять какой-то бедолага ни за что ни про что сгинул. И стражник рядом поставлен, чтобы колдуны пепел собрата своего для чёрных снадобий не воровали. Горшок и к стражнику с портретом сунулся.
Стражник портрет тот скомкал быстро и в ладони Горшка зажал.
- Нет его больше, - и на костёр кивнул. – Беги ты из города, парень. Приглянулся он на свою беду святому отцу, а тому кто полюбится, тот не жилец.
Горшок упал на колени рядом с кострищем, набрал пепла полные горсти, припал к ним лицом. Не пахло Князем, пахло горелым мясом, палёной костью. Горшок завыл в голос. И когда этот коршун Князя углядел – сам же до них не снизошёл, с помощником домоправителя договаривались, смерды. А сам он – что за друг? Князь прямо за стенкой мучился, звал его, небось, а он пьяный да укуренный валялся. Дом его убийце подновлял. Мучителю его. До которого не добраться, столько слуг и стражи с собой таскает.
- Иди, парень, не положено, - погнал его стражник.
Горшок пошёл куда-то, не видя ничего перед собой. Голова наливалась свинцовой тяжестью, стало нестерпимо жарко, словно это его самого жгли, рот пересох и горел. Но нет, нет, Князю было в разы хуже… Слёзы текли, размывая следы пепла на лице. Разве можно так гореть от горя, от стыда? Он шёл, шатаясь, воя в голос, и не видел, как, заметив его из дорогого портшеза, святой отец схватился за сердце и рухнул на шёлковые подушки. Демон ада пришёл за его чёрной душой. А слуги продолжили тащить носилки, стража – зыркать по сторонам. Один из стражников толкнул Горшка древком копья, тот свалился в канаву и больше уже не поднялся.
*
…Стихи – охуенно, рисунки – охуенно, и только к рубашкам его долго привыкнуть не мог, каждый раз вздрагивал и ругался, что в таких раньше еретиков на костёр выводили.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: День 8. Hurt-comfort. Экзорцисты средней полосы.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь, Горшок, группа и рандомные панки
Рейтинг: R
Жанр: детектив, приключение, преслэш, юмор и ангст в одну кучу
Предупреждения: Князьэтогонезаслужил ><
Да, в этой части крадут наше золотце.
Панки-детективы, упоминание пыток и убийств, ритуалы, не самое нежное отношение с отдельно взятым Князем.
Родинку я запихнула в то место, которым Андрей Сергеевич перед широкой публикой не сверкал, потому что на видимых местах не припоми... а, не, всё по сериалу и по средневековому руководству.

Когда они находят Андрея, тот находит в себе силы смеяться, подбадривая их всех:
- Что, за Горшком без меня присмотреть некому? Опять куролесит?
Как будто это единственный повод его искать.
- Миха! – зовёт Балу, и тот подходит, смотрит осторожно, как будто боялся увидеть самое страшное.
- Андро… - голоса у Михи почти нет.
Полицейский возится с замком на клетке, Горшок, на удивление трезвый, изнемогает рядом. Чёрт, ещё и наручники, которыми Князь пристёгнут к одному из прутьев. Наконец Князя извлекают из клетки, он пытается размяться после нескольких часов, проведённых сложенным в три погибели. Миха тут же виснет на нём, никого не стесняясь, прижимает к лицу руки с растёртыми запястьями.
Князь вжимается в него, вдыхает успокаивающий родной запах.
- Спасибо, ребята, - шепчет он, чуть повернув голову к остальным, и пацаны тоже кидаются обнимать, все они спутываются в один большой клубок, из которого Князь с неожиданной силой начинает выдираться, и его рвёт той дрянью, которую в него здесь вливали.
*
Город был небольшой, они даже ночевать здесь не планировали. Но Князь накидался с местными и они обещали показать какие-то здешние легендарные места – воющую башню, каменоломни с призраками. Падкий на всякую мистику Князь уполз с ними на пару часов и пропал с концами. Гордей рвал и метал, ребята из группы недоумевали – обычно Андро такого не выкидывал.
Поход по местным барам и даже тем самым катакомбам ничего не дал. Заявление в полиции брать отказались – во-первых, мальчик взрослый, во-вторых, не самого лучшего поведения.
- Поблядует, проспится и придёт, - заявил местный представитель закона.
*
Городок, вроде бы, плевком накрыть можно было, но о том, чтобы Князь запил с кем-то (а тихо пить он не умел), никто не слышал. Два брата, обещавшие сводить его в каменоломни, клялись и божились, что честно довели и поводили, а потом…
- Он же с тобой и Пашкой вроде был?
- А я думал, он со Светкой отошёл, ну, ты понимаешь, романтика, подземелье, понимаешь? А потом к ней на хату продолжать поехали. Чего людям мешать?
Миха на это только фыркнул.
Нашлась их Светка – заспанная, недовольная, похмельная. И Пашка нашёлся – у неё же в кровати. Князя не было.
*
Каменоломни, когда в них занесли достаточно света, оказались ожидаемо засраны, расписаны всякой хернёй, замусорены битыми бутылками, шприцами и прочим. Места там было не особо много, потеряться негде.
В коридоре нашёлся рисунок битым кирпичом – Князь и Горшок – и нельзя было не узнать руку мастера.
В одном из закутков имелся небольшой алтарь, залитый в несколько слоёв воском и украшенный черепами мелкой живности. Рядом лежали подношения – конфеты, мелочь.
- Не, это так, шпана балуется, - пояснил смурной Пашка.
Ребята здешние оказались вполне, собрали, кого могли, чтобы прочесать каменоломни. Те имели несколько выходов, и на одном из них, к реке, валялся Князевский напульсник. Ну и, похоже, тащили здесь что-то. Или кого-то. Спуск к воде был пологий, основное течение прижималось к другому, обрывистому, берегу, но притихший Горшок всё равно минут пятнадцать зависал, пялясь на воду.
- Смотри, тут лодка была, - дёрнул его один из добровольных помощников. – Может, не утоп ещё.
- А может, на середину отвезли, чтоб того, с гарантией.
- Дурак ты, Рожа.
*
- Да кому он нужен, нахрен? Фанатам оборзевшим? Вымогателям? – бесился Горшок.
- Подрался с гопарями? – предположил Гордей.
- Мы б услышали, - хором сказали братья-экскурсоводы.
- Я больше в фанатов поверю, - буркнул Балу.
- Так пойди поспрашивай, вон они сидят! – вскинулся, обидевшись на друзей, Пашка, и махнул рукой в сторону зала, который оккупировали не желающие расходиться добровольцы.
- А что, - Балу вышел в зал и, перекрывая шум без микрофона, таки спросил: - Пацаны, знаете кого-нибудь, совсем на нашей теме повёрнутого?
Все громко заржали на нервяке.
- Ну я знаю, - раздался вдруг почти детский голос. – Вот Михич тоже должен.
К сцене выполз пацан, типичный такой, крашенный зелёнкой, цветущий прыщами, в прикиде из чего бог послал.
- Ну у нас же, в шараге. Коза эта, Краснописяя. Краснописская, то есть, - пояснил он Балунову. – Черчение ведёт. Колдуны ей везде, черти, за бога и всё такое целую группу собрала. Чего она там вам втирала, Михич?
- Да я два раза всего сходит, ёпта. Все мозги засрала, они, типа, среди нас, на ту сторону ходят. Ночной позор, бля. Я думал, они там хоть кошек в жертву приносят.
- Не их алтарь? – на всякий случай спросил Балу.
- Не, они чистенькие, сидят у неё на хате, в тетрадку пишут, - покачал головой Михич.
- И чё, могла она Князя спиздить? При чём тут он вообще? – спросил кто-то из зала.
- Ну так она вместо черчения пиздит про всякое, что вон те и вон те демонами захвачены, ну и про вас говорила, - шкет шмыгнул носом.
- А администрация в курсе? – поинтересовался Балу.
- Не, мы её не палим, по приколу же.
*
Князь пришёл в себя, как приходил в себя много раз до этого. Он замёрз. Хотелось пить, ссать и в затылке ломило. В ушах стоял какой-то бубнёж.
- Мих, минералка осталась? – вопросил он, не открывая глаз, и хотел требовательно протянуть руку, но не тут-то было. Рука была, по ходу, привязана.
«Чё я вчера вытворял-то, что теперь на вязках?»
Андрей осторожно открыл один глаз. Ой бляяя…
Он был в полуподвале, завешанном травами, странными амулетами, рисунками и схемами, не предвещавшими ничего хорошего. Рядом сидела стрёмная баба в балахоне с рунами и бубнила что-то по тетрадке. И самый эпик – вокруг стола, к которому привязали Князя, был насыпан широкий соляной круг.
Андрей скосил глаза на свою тушку, вызвав резь в голове. Естественно, он был голый, а ещё на нём намалевали знаки чем-то бурым. Неужто кровью?
- О прекрасная дева, - сиплым голосом позвал Князь. – Не могла бы ты развязать меня?
«Дева» дёрнулась и забубнила громче.
- Ну попить хоть дай, - взмолился он. – И это, я вам сейчас тут лужу сделаю.
«Дева» затараторила быстрее. Дочитав последний лист в тетрадке, она выбежала из комнаты. Вернулась она в сопровождении ещё нескольких таких же балахонистых – суровой тётки, пары крепких ребят, разновозрастных пацанов с рожами типичных пэтэушников.
- Ссать хочу, - прямо заявил Князь. Возможно, слишком прямо, потому что вместо ответа получил катетер, вставленный не то, чтобы очень аккуратно. От разлома между рунами и катетером он заржал, несмотря на неприятные ощущения.
- Одержим, - вынесла вердикт тётка. – Пришло время проверить.
Один из адептов приволок на подушечке цыганскую иглу, к которой была приделана украшенная всё теми же рунами головка из сургуча. Другой зажёг страшно вонючую свечу, и тётка накалила иглу на этой свечке. Один из крепких парней зажал Князево бедро, и эта тварь со всей дури ткнула иглой туда, где с внутренней стороны, почти в паху, было большое родимое пятно.
Князь взвыл и выругался в три этажа, чётко осознав, что эротических игрищ тут не будет, и дай бог уйти целым, хотя бы живым.
- Как прошла первая ночь? – осведомилась тётка.
- Спокойно, Матушка, - ответила «дева».
- Это только первая, - «обнадёжила» её предводительница. – Крови нет, демон очень силён. Омойте его и обновите знак.
Послушники притащили таз и принялись возить по Князю холодными мокрыми тряпками. Тот отчаянно мёрз, но прикусил язык, стараясь не злить лишний раз и думая, возможно ли убедить фанатиков отпустить свою жертву. Нет, даже думать о себе как о жертве не хотелось. Жидкость, которой его «омывали», была отваром неизвестных трав, воняла отвратительно, и вкупе с вонью свечи дело дошло до того, что Князь всё-таки блеванул.
- Видите, демону уже не нравится, - со смехом пояснила тётка, остальные послушно заржали и принялись убирать последствия как ни в чём не бывало.
*
- Не, дома она вряд ли его прячет, - важно заявил шкет, оказавшийся Федей. – Там двухэтажка типовая, все бы услышали. У неё дача есть.
- У Зайца тоже дача есть, у Черновых дом свой, и родаки всё время в сопли, - сердито перебил его Михич. – У Лысой – бабка, больная на всю голову, а живёт одна.
- Так ты список давай, - предложил подтянувшийся за пропавшим Балу Поручик. – Кто там, у кого чё. Заброшки ещё ваши. Начнём с тех, куда на лодке можно.
Горшок в это время наматывал круги по гримёрке и явно что-то замышлял.
- И не вздумайте куда-то вламываться, - предупредил Балу. – Если Князь и правда у психов в заложниках – они могут убить его.
«Если уже не убили. А вдруг мы ухватились не за ту версию? И ведь не пойдёшь с такими фантазиями в полицию, придётся самим проверять».
Горшок в гримёрке брал в руки и снова откладывал телефон.
*
- Помните, не кормить, не поить, на жалость не поддаваться, - строго приказала Матушка. – Молитесь, братья и сёстры, тело должно ослабнуть, а дух укрепиться. Мы не можем его потерять, как потеряли других.
- А как потеряли?.. – поинтересовался Князь.
- Зло способен побороть только огонь, - Матушка была сурова и непреклонна.
Паника накатила внезапно, выбила дыхание. Князь выгнулся, забился в верёвках, заорал.
- Молиться всем! – прикрикнула тётка, схватила вонючую свечку и принялась капать на Князя салом, протяжно напевая. Остальные вторили ей.
«Это первая ночь, первая, - медленно проникла в мозг бьющегося в агонии Князя мысль. – Первая, значит, по идее, будет хотя бы две? Или три, как в сказках?»
Стоило ему присмиреть, как Матушка вытащила из рукава кинжал. По ходу, ритуальный. Приложила его к груди Князя и спросила:
- Как зовут твоего демона? В чём состоит ваш контракт? Что он тебе обещал за твою бессмертную душу? Деньги, славу?
- Чтоб Горшок завязал, - нервно выдал Князь, когда тётка надавила и лезвие глубже вошло в кожу.
- Именем Жизни-Матери приказываю, демон, говори со мной! Покинь это тело, или будешь разрушен вместе с ним!
И Андрей решил сыграть в их игру.
Через несколько часов он был совершенно вымотан. Он был один, а этих уродов с десяток, и они сменяли друг друга по очереди. Что-то выли, задавали одни и те же вопросы, угрожали – пока только угрожали – пытками, но для начала только слегка побили и оставили пару неглубоких порезов. В конце концов его, напоив насильно мерзким травяным отваром, отвязали, сложили втрое и затолкали в клетку. Заперли, пристегнули наручниками, и показать им Купчино не удалось – от чёртова напитка он буквально расползался.
Оказывается, у этих психов была ежедневная молитва на закате, на «живой земле», в общем круге.
У Андрея текли слюни, капали на прутья в следах огня, и в душе растекалась спокойная обречённость.
*
В зал ДК «Хлебостроитель», ставший на время штаб-квартирой панков-детективов, где время совершенно не чувствовалось, одновременно летело, ползло и делало странные кульбиты, вошло несколько полицейских.
- Слышь, это, кто тут у вас Горшенёв? – обратился один из них, в звании майора, к первому попавшемуся пацану.
- А что он вам сделал-то? – взъерепенился тот.
Зал поддержал:
- Менты козлы!
- Не трожьте Миху!
- Да не прыгай ты. Из Москвы звонили, просили помочь ему второго этого вашего найти.
- А мы сами уже его нашли, - гордо заявил пацан.
- Приходят, как всегда, последними!
- Эээ, уважаемый, - тронул майора за плечо Балу. – Пойдёмте со мной, пожалуйста, мы с радостью примем вашу помощь.
*
Андрей со всхлипом втягивает воздух, выгибается над кроватью, бьётся, как рыба, пытаясь вырваться из пут.
- Эй, Дюш, Дюш, всё хорошо, я здесь, я с тобой, ты дома.
Не дома, конечно, в гостинице, и нет никаких пут, это всего лишь тяжёлая Михина рука, которой тот во сне обхватил Князя, прижимая к себе. Он-то всё прижимает, никак не может поверить, что Князя ему вернули. Переломил себя, кинулся в ножки отцу. А Князя накрывает то и дело паникой. То от крепких объятий. То от запаха из уличной шашлычной. Дня три вообще ничего не ел, только тошнило и ломало его. Сейчас только на мясо смотреть не может.
Миха гладит Князя по волосам, прижимается щекой ко всё ещё перемотанным запястьям. Князю надо выспаться, надо отдохнуть, восстановить силы, поесть нормально. Есть ещё пара дней до следующего концерта, неустойку по которому они не потянут, хватило и уже сорванных двух.
- Что мне сделать, Дюш?
- Повернись, - просит Князь, сам обнимает Горшка, прижимается носом между лопатками. – Вот так, так лучше.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: День 7. Соулмейт АУ. Я не даю тебе сбежать.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь, Горшок
Рейтинг: R
Жанр: слэш, драма, дарк
Предупреждения: похищение, сомнительное согласие, изнасилование, ханахаки
В этом мире если человек встречает своего соула (они есть у каждого, но встретить надо постараться, поэтому редко), им нужен физический контакт, чтобы заряжаться энергией. Крепче связь – больше энергии. Секс – дополнительные бонусы, но бывает не у всех и не обязательно. Секс без взаимности – в ущерб тому, кого отлюбили. При особо сильной связи разрыв или смерть соула могут вызвать ханахаки, но обычно разрыв/смерть=тяжёлая депрессия и долгое восстановление.


- И не могу не задать вопрос об оставившем музыкальную карьеру Андрее Князеве. Вы считаете себя в этом виноватым?
- Ну ё-моё, ну возомнил человек о себе много, а сам не смог ничего, сдулся и слился.
- Вы можете сказать, жив ли он? Вы же, как всем известно, его соул.
- Известно им, блин. Никакой он мне не соул, были на одной волне, потом исписался он, вперёд идти не хотел, одни сопли на кулак наматывал. Мог бы я без контакта со своим соулом вот это вот всё, понимаешь? Тексты? Музыка? Задрали уже, голову включите.
Однажды, году так в 2011, Князь, бившийся с раскруткой собственной группы, поливаемый грязью со всех сторон, пропал с радаров. Написал жене в телегу, что прости, психанул, творческий кризис и всё такое, надо побыть одному, уходит в тайгу. Вроде как завербовался куда-то на север Сибири и выкинул телефон. Деньги присылал исправно, на связь не выходил уже несколько лет. Видимо, кризис подзатянулся.
У Горшка же дела шли как нельзя хорошо. После разрыва с Князем он некоторое время хандрил, скандалил, запил, а потом у него как будто второе дыхание открылось.
Оля, конечно, знала, но закрывала глаза, потому что без своего Андро Мишутка не был бы таким идеальным, брак бы не был таким крепким, музыка не лилась бы как из рога изобилия, группа бы не имела такого бешеного успеха. Всего полгода без Князя – и его накрыли героин и… ханахаки. Вернее, заметив первые вылетающие изо рта жёлтые лепестки, Миха не придумал ничего лучше, чем наебениться и вмазаться. Под герычем-то и пришла ему безумная мысль.
Князь был готов мириться, спокойно подпустил к себе Миху, спокойно согласился «проехаться в одно место тут, где поговорить нормально можно». Вместо этого проехался по дороге из жёлтого кирпича, а в том месте так и остался.
Оля знает – сначала она думала, что любовница появилась, потом поняла. Знает охрана и доверенный врач. Они будут молчать – группа имеет успех, денег хоть жопой жуй.
Оля даже навещает Андрея иногда, чтобы он там совсем с ума не сошёл, в этом замке синей бороды. Что у него остаётся – творчество, небольшой сад и тренажёрка. Лучше, конечно, чем подвал, который был вначале, но те же четыре стены.
За пять лет Князь привык.
Миха приходит часто, если не в туре. Бывает, что и из туров прилетает подзарядиться. Заходит по-хозяйски в комнату, заваленную рисунками, стихами, нотами. Князя тоже так прёт творчеством, что он при всём желании не может держать всё в себе. Миха давно не спрашивает разрешения, чтобы копаться в альбомах и тетрадях, выбирая лучшие куски. Князю не возбраняется спорить в процессе написания песен, но решающее слово теперь, конечно, навсегда за Михой. И Миха, конечно, всегда сверху.
Правда, после секса Князь пару дней валяется, выжатый.
- Тебе что, не нравится? – спрашивает иногда Миха. – Сам вон как подмахивал.
- Не знаю, - отвечает Князь. – Нравится. Только вот если бы это началось до всего вот этого, было бы честнее. Ты же используешь меня, Миха, кто же рад такому будет?
Но обычно они спорят до хрипоты из-за песен, смотрят записи выступлений («Адель» Горшок поёт безо всякого стеснения), иногда Миха приносит видео с Агатой и дочками. Обнимаются, валяются вместе, это обоим нужно. Миха помогает Князю отбеливать волосы – такая у него, Михи, причуда, чтобы Князь светленьким был, как солнышко.
Дни, когда приходилось прятать острые и тяжёлые предметы, когда для секса приходилось заламывать, когда приходилось держать в смирительной рубашке и периодически давать в рожу, чтоб не выпендривался, давно в прошлом. Впереди – затворничество художника, про которое даже Агата говорила, дескать, ему нужны только мастерская и уединение. Впереди – сколько там им отпущено с Михой, их связь станет железобетонной, и когда изношенный героином организм подведёт Горшка, ханахаки сделает своё дело. Князь иногда прикидывает, в каком месте на заднем дворе его закопают.
Это хорошо, когда есть что-то впереди.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: День 6. Кроссовер. Товарищи потомки.
Фандом: Король и Шут (сериал), Трудно быть богом
Персонаж: Князь, Горшок
Рейтинг: R
Жанр: приключения, фантастика. Преслэш.
Кроссовер со всем подряд - Стругацкие, Булычёв и даже чуть-чуть Шефнер.
Крадут в этот раз Миху для его же пользы, а Князь такой мерисьюшный и... спойлерс, свити
Если очень повезёт, выйдет вторая часть с прогрессорами и ведьмаками )))) Если очень-очень-очень повезёт )))

Андрей и не знал, как попадают в прогрессоры. Оказалось - как фишка ляжет. Не бывает так, чтобы юный птенец был зачислен по результатам школьных экзаменов, отучился, получил диплом и занял вакансию. Прогрессоров набирали где попало, людей, как правило, с жизненным опытом, желательно, не самым приятным.
Андрея в прогрессоры занесло, на самом деле, таки желторотым юнцом. Он тогда ещё учился в коррекционке, вернее, его пытались чему-то научить. Ну да, он довольно хорошо рисовал и складывал истории, даже музыку пытался писать, но кто не писал и не рисовал? Любой гармонично развитый человек этим занимался. Из него пытались воспитать полезного члена общества, а не того, кто будет сидеть у этого общества на шее (что, впрочем, общество могло себе позволить, но не собиралось ради него же), но как-то у общества плохо получалось. А потом из-за своей дурости он свалился в аварийной капсуле прямиком в Арканар. Летел с родителями к бабушке на обычном рейсовом корабле, заскучал и решил его поисследовать.
В результате он полгода исследовал натуральное средневековье, и не только выжил, но добился небольшого положения в обществе. Кое-как освоил язык, пел свои песни, пока без перевода, тёрся то у богомазов, то у разбойников, то у трубадуров. Потом сознавался: думал, не найдут, а может, и совсем искать не будут. В этом мире он считался уже взрослым, ну он и попробовал жить по-взрослому: женщины, выпивка, драки. В карты мухлевал, подворовывал (начал с одежды, чтобы слиться с местными), грабежи и минимум два убийства тоже были на его ещё детской совести, земные психологи вскрыли это на раз. Домой ему уже не очень-то и хотелось, попробовал вольницы, но пришлось.
КОМКОН увидел в нём какие-то перспективы. Гоняли его в хвост и в гриву, лечили совсем не теми методами, что в коррекционке. Хотел по-взрослому – на тебе полосу препятствий как в космодесанте, историю Арканара, геополитику и прочую херню. Медицину в рамках самопомощи, что жрать в полевых условиях, как выжить глухой зимой в диком поле, как выучить любой язык в короткие сроки, как сыграть что угодно, как договориться о чём и с кем угодно. И практикой обеспечили по полной. Родителей он увидел ещё не скоро, "нашёлся" к тому времени, когда их согласие на все эти эксперименты уже не требовалось.
Мораль курсантам заодно перепрошили, по образу мысли они были уже не совсем землянами. Возраст и опыт у них был разный – и опытом обменивались только так.
Потом Андрей вырвался, наконец, в свой драгоценный Арканар. Там творился ад и трэш, монахи подминали под себя континент, местные сотрудники КОМКОНа били во все колокола, требуя перестать наблюдать и начать оказывать влияние. У одного даже сорвало крышку и он перебил полгорода. Жаль, хороший был чувак этот Антон. Пригрел пацана, который чуть его не прирезал, две недели пути до базы шифровался, чтобы Князь из роли не выпал, и сдал кураторам с потрохами.
В местном адке Андрей почувствовал себя как рыбка в воде. Вдохнул погуще запах текущих по улице помоев, крови, костров с еретиками, и с головой нырнул в дерьмо. Он сколотил труппу, взяв в помощь троих местных парней. Сам расписал фургон: дома он был художником средней паршивости, а здесь - что надо. Запас переведённых на арканарский песен у него уже был – спасался в период учёбы искусством, чтоб голова не поехала. И вот уже они раскатывают по всей стране, веселят народ то на площадях, то в трактирах, а то и в замках, и Андрей слушает, снимает, шлёт информацию в КОМКОН, а сам отрывается по полной. Орёт песни, хлещет пиво, ночует у красавиц - иногда по работе, но это легко решается таблетками, а обаяния уж ему не занимать.
Начальство, конечно, волновалось за него, хотя и не так, как за остальных: у тех была драма, трагедия, а этот прижился, собака, не забыл бы окончательно, кто он здесь и зачем. Дёргали его иногда на родину, типа по обмену опытом, отмывали, подлечивали, проверяли, не рехнулся ли часом, и отпускали снова в дикую природу.
*
Чего-то такого он ждал и в этот раз. Прикинувшись приличным землянином, полезным членом коммунистического общества, он сидел в кабинете Самого. Сикорски, по его подозрениям, прятался за зеркалом Гезелла, прочитав вводную. Андрею предстояло познакомиться с товарищем из другого проекта, ввести его в курс дела. КОМКОН наконец решил перейти от политики невмешательства к политике морального воздействия, и Михаил должен был стать одним из запущенных в арканарский пруд карасей-агитаторов. Андрей подозревал, что для этих целей попытаются использовать его труппу, а Михаила повесят ему на шею, чтоб нянчился, и заранее был настроен не очень хорошо. Но улыбнулся вошедшему.
Дядька был колоритный. Высокий, выше Андрея, здоровый как лось. Чёрные космы, чёрные колдунские глаза. Разряжен как ролевик, усмехнулся про себя Андрей. Обошёл Михаил Андрея, поглядывая как-то странно, потом зачем-то ткнул ему в щёку.
- Ёб твою, до чего тут у вас техника дошла. И чё ты можешь? Отсосать можешь, или только по дому шуршать?
Андрей только бровь задрал. Михаил потрясённо ахнул.
- Ё-моё, и это могут! Эй, а где у тебя кнопка?
- А у тебя? – спросил Андрей, представляя, как ржёт за зеркалом Сикорски, хотя ржущим того никто никогда не видел. – К делу перейдём или продолжим тему отсоса? Ты из рекона или из воистов? В поле был хоть раз?
- Не, ну ты андроид или клон? Это вы так ко мне подмазаться пытаетесь или издеваетесь? – оглянулся он в сторону двери.
- Михаил, что заставило тебя усомниться в моём естественном происхождении? – поинтересовался Андрей, прикидывая, может, этот товарищ ещё не прошёл расконденсацию? Или это розыгрыш такой, проверка, придуманная коварными психологами? На агрессию, адекватность?
- А потому, что настоящий Князь помер в две тыщи восьмидесятом. Можешь в своей этой… в сети проверить.
- А, так вот из какого ты проекта, - догадался Андрей. – «Похитители чародеев»?
Были такие ребята, которые ныряли во времени за всякими гениями, на ограниченное время, и часто у них там кто-то оставался. Скорее всего, у этого – похожий на Андрея. Ох уж эти коварные психологи, так его подставить. Видимо, нырять Михаилу уже было нельзя в силу декомпенсации, и его решили попробовать в пространственных перемещениях, ведь опыт нужен был примерно тот же.
- Тебя предупредили, что там эпоха другая?
- Так ты андроид или клон? – упорствовал Михаил.
- Я человек, - одёрнул его Андрей. – Князев Андрей Сергеевич, 2173 года рождения, прогрессор. Работаю в Арканаре, легенда - бродячий музыкант по прозвищу Князь, - он вызвал голографическое изображение – как скачет посреди трактира, пьяный и косматый, с разрисованной рожей, в жилетке на голое тело. Кадр был редкий, свои обычно на его концертах не палились. – Людям нравится, - добавил не без гордости. – Вот туда нам и предстоит отправиться. Ты в средневековье бывал?
- Охуеть, - Михаил провёл лапищей по лицу. – Прям сказка просто, быть такого не может. Прям для меня живого Князя сделали и мир баек его. Всегда мечтал поселиться у тебя в голове.
- Пацаны, кончайте прикалываться, - Андрей хлопнул руками по столу. – Что вы тут устроили? Я спать хочу и пива.
- Охуеть… и пиво любит… - продолжал восторгаться Михаил. – А волосы у тебя свои или крашеные?
- Крашеные, - сознался Андрей, взъерошив светлые волосы. – Так ты про себя что-нибудь скажешь?
- А в тебя что, инфу не заложили?
Андрей наконец дал себе волю выругаться по-арканарски.
- Ты можешь уже сказать толком?
- Я Горшок, - Михаил протянул руку. – Михаил, эт самое, Юрьевич. Можно просто Миха. Не, Князь, ну ты точно не настоящий, не бывает двух таких одинаковых. Тебя ж для меня сделали, сознайся, а?
- Давай мы отложим эту, без сомнения, интересную тему, и перейдём к другим, не менее интересным, - по ходу, этого героя надо было как-то построить, чем Андрей с удовольствием и занялся. – И напоминаю первое правило: не называть друг друга в нормальной жизни полевыми именами, чтоб реальность не поехала. Не вдолбили тебе это в учебке, психонавт?
Михаил расплылся, как кот на сметану.
- Ну сознайся, а?
- Да блядь! Да. Меня сделали специально, чтобы я отсасывал тебе и в жопу давал. Только там не сказка, чувак, далеко не сказка, и заниматься мы будем не этим, поэтому соберись, пожалуйста, и ответь, как ты видишь свою будущую работу.
Видимо, КОМКОНовские боги решили его припугнуть заодно, показав, что бывает с людьми, слишком глубоко ушедшими в образ.
- Ну, мне так объяснили, - внезапно зажёгся Михаил, - что вы хотите, чтоб у них было как у вас тут, полная анархия. Вы ж офигенное общество построили – анархия, взаимопомощь, сознательность, ё-моё. Ну ты понимаешь, а они ещё к этому не пришли. И надо так спеть, чтоб они тему просекли, и тоже захотели. Они ж книжек не читают, прям как ты.
- Тебя послушать, так ты второй Маяковский. «Слушайте, товарищи-потомки, агитатора, горлана, главаря!» Прочти что-нибудь.
- Князь, - хлопая его по плечу, наставительно сказал Михаил, - ты ж сам мне говорил, что стихи мои говно. А музыку я лучше тебя пишу, и ещё у меня харизма шире.
- Предъяви.
- Давай, загугли там… В этой вашей… Король и шут, короче.
Запись, выбранная Михаилом, была почти двухсотлетней давности. Ещё довоенная, да двухмерная к тому же.
Ничего так музыка, на арканарский манер можно подправить, зайдёт.
- Эт я, - указал Михаил на кривляющегося чудака. И довольно ткнул в соседнего: - А эт ты.
- Не я это, - вздохнул Андрей. – Хотя да, похож настолько, что на твоём месте задумался бы.
Потом задумался и на своём месте. Не вбрасывают ныряльщиков на такие заметные позиции. Задал поиск Горшка Михаила Юрьевича. Выходило, что ошибся знаком.
- Так тебя не забрасывали, да? Выдернули оттуда? А, Горшенёв?
Видимо, гений не мог прижиться в новом мире, и ему решили поискать – что? Другой мир? Костыль, удачно обнаружившийся среди тридцати миллиардов людей? Может, его и правда клонировали? Для того, что предполагал Михаил? Хорошо ещё, он так, ничего вообще, симпатичный, хотя и псих. Андрей закусил щёку. Программа включилась?
- Да пошло оно всё нахуй, - Андрей встал. – Едем ко мне, у меня и пиво есть, и гитара, и в бою тебя проверим.
К нему - это на самом деле к родителям, поскольку, бывая на Земле набегами, отдельного жилья он здесь не завёл.
По физиономии Михаила было понятно, что «бой» он принял за метафору секса, но, похоже, был такому обещанию совсем не рад.
Задерживать их никто не стал. Всю дорогу Михаил сосредоточенно пялился в окно глайдера.

- Мааам, я дома, - крикнул Андрей, входя. - Мы с другом!
- Что ж ты так, без предупреждения... Здравствуйте...
- Это Михаил, - подсказал Андрей за замершего Горшенёва.
Тот, похоже, ожидал увидеть кого-то совсем другого.
- Тамара Георгиевна, - женщина протянула руку.
- Мы пока на кухне будем, сообразим себе чего-нибудь.
- Давай, мне ещё три квадрата сегодня расчищать.
И опять разочарование на лице Михаила.
- Прошлая твоя мама сама нам котлетки подкладывала.
- А у этой мамы план по очистке Северного Ледовитого от ядерных отходов. Думаю, с котлетками мы сами в честь такого справимся.
Отношения с родителями после "пропажи" так и не восстановились по-настоящему - разлука подзатянулась, да и вернули им совсем не того ребёночка, но место, где перекантоваться, было, а домом Князь давно считал фургон, раскатывавший по всему Арканару.
Горшенёв задумался, уходя в себя, его даже к кухне пришлось подтолкнуть. Увидев пиво, оживился, конечно.
- Мой рецепт, - похвастался Андрей.
- И пиво ты варишь как мне нравится. Идеальный просто.
- А чего это тебя так бесит? - спросил прямо Андрей. Ведь и правда, повесили на него этого Миху и вряд ли отыграют назад.
- А того! - с вызовом отставляя пиво, заявил тот. - Мне ж сегодняшняя наша встреча всё переломала. Я ж думал, что у вас тут по настоящему, свобода, понимаешь, да? А они мне тебя подсовывают. А что попросят потом за это? Князь 2.0., получите, распишитесь, пиво подносит, свеженький, сговорчивый и даст по первому требованию, в отличие от того, первого... - и резко дёрнул на себя.
Андрей тогда разбил ему нос, скрутил и объяснил популярно, что об этом думает.
На шум прибежала Верка, сестра, которую родили на замену сгинувшему сыну.
- Привет, - неожиданно лицо Михи просветлело. - Сестра твоя? На дочку мою младшую похожа.
*
Видимо, да, для чего-то такого его и сделали, думал Андрей, спустя кучу времени и самых разных событий. В лаборатории КОМКОНа или на небесах, в итоге оказалось без разницы. Для Горшка он готов был быть клоном, андроидом, заменой старого друга, хоть жёлтыми шторами, как повезло ему когда-то в тренинге по расстановкам.
Двадцать лет он носился со своим Горшком по миру, условно названному в честь самого большого когда-то королевства, изредка выползая на Землю, и двадцать с лишним лет у него не было ни минуты покоя, как у няньки беспокойного дитяти. Горшок любил этот мир так же, как он сам, давно поверив, что здесь всё настоящее, но фундаментом этой любви стал Князь. Горшок тоже прижился здесь, но представления о жизни у него были достаточно опасные. Горшок всей душой болел за этот мир, за справедливость в нём кидался в любую драку, и довольно скоро растерял половину зубов. И как все уважающие себя прогрессоры, перестрадал всеми возможными зависимостями. А Князь, прекрасно живший до этого, думая только о себе, оказался с Горшком созависим. Влюбился как дурак, потом жалел, что из-за подозрений в сторону КОМКОНа они слишком медленно сошлись, и не хотелось даже думать, что Горшок помрёт у него на руках совсем, или очередные «похитители чародеев» утащат его дальше в будущее, к очередному клонированному Князю. На Земле почти не бывало зависимых. Жизнь, воспитание стали такими, что людям просто не хотелось.
А вот в других, менее развитых мирах...
- Горшок, может, тебе уехать, подлечиться? - спрашивал Князь, когда совсем херово всё становилось, а в ответ получал кучу оскорблений.
- Какое, нахуй, уехать? А вот эти все, они тоже куда-то уедут на курорт? - и Горшок кивал на заполнявшую трактирный зал публику. - Вызовут, тогда и подлечусь. Работать надо.
Проникся Горшок идеями прогрессорства, сердце его чем-то там преисполнилось.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: День 5. Свадьба/развод. Фотосессия.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь, Горшок, группа
Рейтинг: PG-13
Жанр: юмор

Бледное питерское лето, они шатаются вокруг Царскосельского Дворца, что в городе Пушкин, пьяные и дурные, подзуживая друг друга. А вокруг - прямо повезло - сплошные свадьбы, женихи и невесты фотографируются в стандартных позах на фоне достопримечательностей. Где-то между ЗАГСом, Вечным Огнём и рестораном.
Пацаны ржут, свадьбе на пятой ломаются, потому что как идиоты собрались в этот же день устроить фотосессию всей группой на фоне тех же беседок, гераклов и девушек с разбитыми кувшинами.
Горшок, делая морду кирпичом, становится перед Князем на одно колено на фоне пруда и беседки.
Балу щёлкает.
Яша одалживает букет у ближайшей свадьбы, пихает его Горшку, и тот встаёт под ручку с Князем возле Геракла.
Прочие пристраиваются полукругом, изображая родственников. Тётка, одолжившая букет, стараясь от смеха не выронить фотоаппарат, наводит резкость.
Щёлк.
Халявное шампанское в бумажных стаканчиках подогревает азарт.
Горшок и Князь кормят уточек. Щёлк.
Поручик пытается поймать грязного голубя косухой, потому что на свадьбах принято выпускать голубей. Голубь убегает пешком, отказываясь взлетать, презирая охотника.
- В болезни и в здравии! - орёт Князь, укладываясь на пару с Горшком между стапелей возле лодочного сарая. На фото и правда должно выйти похоже на парный гроб.
Щёлк.
Ещё шампанского.
И водки, припрятанной за пазухой. Тайком от патрулирующих курсантов из соседнего, через забор, училища.
Благостные времена, никто ещё не шипит, подозревая в чём-то таком, все ржут и показывают пальцами - здоровые лбы дурачатся.
Уходящий в штопор Горшок легко подхватывает немаленького Князя на руки и целует взасос, по-Брежневски.
Все замирают, отмирают и ржут, даже малиновый Князь.
- А чо, я ж для дела! Снять успели?
- Блядь, плёнку зарядить забыли...

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: День 4. Кинк. Девица в беде.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь, Горшок
Рейтинг: NC-17, слэш
Жанр: юмор, кинки (Князь в платье), немного драмы
Условно фэнтези. Князь в платье, Князь НЕ фем. Вначале псевдогет. Топпи боттом.
Упоминание каннибализма, телесных наказаний. Немного мата.
Будем считать, что у Князя щетины ещё нет, но оба персонажа достигли возраста согласия. Горшок тут чуть постарше.
И да, в этой серии Князя впервые немножко крадут.

- Добрый человек!
Горшок, присевший закурить, аж подпрыгнул. Дело-то было в глухом лесу, он каким-то чудом наткнулся на заброшенную избушку и думал в ней заночевать, а тут вдруг кто-то позвал его из-под земли. Покойница, что ли?
- Я здесь, в подвале. Помоги мне выбраться, добрый человек, я тебя отблагодарю.
- Провалилась, что ли?
- Меня разбойники похитили, - девушка, которую Горшок кое-как разглядел в полумраке через полуподвальное окно, всхлипнула. - Сжалься, милый незнакомец, спаси меня!
- С чего ты решила, что я добрый? Может, я злой. Может, разбойников боюсь?
- А какой же ты? - спросила из полумрака девушка.
- Обыкновенный я, - буркнул Горшок. - И разбойников правда боюсь. Чем ты там меня отблагодарить сможешь? У тебя, небось, разбойники всё отобрали. Ты хоть красивая?
- А ты сам посмотри, - голосок стал сердитым.
- Звать-то тебя как?
- Меригуана, - девушка шмыгнула носом. - Княжна Меригуана. Но ты зови меня Адель, это моё второе имя.
- И много их у тебя?
- Пятнадцать, - вздохнула Меригуана-Адель. - Я их все не помню, у главного распорядителя они на особом свитке записаны. А у тебя?
- А у меня одно, - поднимаясь, сознался Горшок. - На все случаи жизни.
Прямо обидно стало.
- Не уходи, пожалуйста! - взмолилась девушка.
- Вот дурная, как я отсюда подвал отопру?
Горшок пошатался по двору, нашёл вход в подвал, украшенный большим замком, нашёл топор и кое-как сломал замок. Девушка бросилась ему навстречу, насколько позволяла верёвка, связывающая её руки и пропущенная через два кольца на стене. Чем ближе пленница подходила бы к дальнему кольцу, тем короче становилась бы верёвка, не позволяя дотянуться, дразня пленницу. Горшок распустил хитрый узел - он такие уже видел, - за верёвку вытащил девушку наружу и принялся разглядывать.
На голову ниже него, тощая, с плоской грудью и плоским задом - подержаться не за что. Белобрысая и ушастая. По детской мордашке размазаны грязь и слёзы. Платье дорогое, но заляпано бурым, как будто княжне дали в нос.
- А чё ты лысая? - не нашёл лучше вопроса Горшок.
- Тифом болела. И не лысая я, - княжна в доказательство, насколько позволяли связанные руки, взлохматила и без того стоявшие торчком пушистые светлые волосы.
- Может, развяжешь?
- Благодарность вперёд, - в шутку брякнул Горшок.
Княжна шмыгнула носом и бухнулась перед ним на колени, потянулась связанными руками к завязкам штанов. Горшка аж жаром окатило, так и застыл, сжимая в руках верёвку. Пока он приходил в себя, его член уже оказался глубоко во рту княжны Адели. Тут уж поздно было проявлять благородство.
Сосала Адель неумело, но старательно. Облизывала, причмокивала, пару раз давилась, и Горшок с трудом сдерживался, чтобы за так удобно торчащие уши не натянуть её на себя.
- Быстрее, - прошептал он, и Адель, послушная девочка, задвигала головой быстрее, то пропуская за щёку, то снова давясь, когда член попадал в горло. Горшок кончил ей в рот, и смотрел, как капелька семени сбежала с уголка губ.
- Развяжи, - протянула руки княжна, глядя на него снизу вверх чистыми голубыми глазами. - Я не сбегу. Отведёшь меня к отцу, он тебя наградит, - пообещала она. - И жених мой наградит, - добавила поспешно.
- За вот это вот? - вытирая каплю с её губ, ошалело спросил Горшок.
Адель пожала плечами.
- Невинность-то с другой стороны проверяют. Смотри, попортишь - не видать тебе награды.
Горшок подтянул штаны и перерезал, наконец, верёвку. Княжна тут же по-хозяйски направилась в дом. Горшок потянулся за ней, как привязанный.
- Эй, княжна, как будто ты знаешь, где разбойнички золото прячут?
Адель подобрала что-то вроде шарфа и соорудила на голове хитрую конструкцию, полностью скрывающую отсутствие волос.
- Еды надо взять и вещей тёплых. А золото у них красть - без головы остаться.
Хозяйственная, с неожиданной теплотой подумал Горшок, как будто эта хозяйственность принадлежала ему. Сладкий туман ещё не до конца развеялся в голове, и Горшок чуть ли не с умилением наблюдал, как княжна кидает в заплечный мешок большую флягу, сухари, яркий узелок неизвестного содержания, стягивает с кровати тяжёлое мохнатое одеяло.
- Я в погребе окорок хороший видела, - направляясь к двери, довольно объявила Адель. - Берём его и всё.
- Одеяло брось, я его не дотащу, - снимая с крюка разбойничий плащ, приказал Горшок.
- Ночью-то по-другому запоёшь, - буркнула Адель, но одеяло бросила.
- Ничего, как-нибудь согреемся, - Горшок попытался ухватить её за задницу, но девушка увернулась и погрозила пальцем.
- А вот только без этого. Благодарность только устная, даже разбойнички себе лишнего не позволяли.
Горшок даже смутился - быть хуже разбойников не хотелось. Он подождал, пока Адель вернётся с окороком, и забрал у неё заплечный мешок.
- Видела бы ты сейчас своё лицо, - улыбнулся Горшок. - Как будто ты всю жизнь сама мешки таскаешь.
- Дурак, - Адель толкнула его в плечо. - Сам даже имени своего не сказал.
- Горшок я, - ответил тот, подбирая лютню. - Ты мне тоже не сказала - какого ты княжества княжна.
- Пакитании.
Горшок только вздохнул тяжко. В Пакитании он ещё не был, но знал, что пилить туда отсюда, из Малисии, чуть не месяц, да ещё через Ангалию, которая по-добрососедски не слишком с Пакитанией дружит.
- Далеко тебя разбойнички завезли.
Адель нервно оглянулась.
- До деревни надо засветло дойти. И вот что, как будем на ночлег проситься, женой своей меня сдуру не назови. Скажи - сестра, а то к утру без головы проснёшься.
- Сестра, конечно, одно лицо, - проворчал Горшок, поправляя врезавшуюся лямку мешка и съехавшую - собственной котомки.
- А это лютня у тебя? - Адель потянула руку к инструменту.
- А вот только без этого, - мстительно заявил Горшок. Это моя и жена, и кормилица, не дай бог ты с ней что сделаешь.
- А ты научи, чтоб не сделала, - нагло заявила княжна.
- У тебя слух-то хоть есть? - возмутился Горшок, остановился, брякнул вещи на землю и заиграл аккомпанемент под частушки. С опозданием прочухал, что княжне надо бы что-то более куртуазное.
- Как-то шёл Горшок по лесу
И нашёл себе принцессу.
А принцесса не даёт,
Пусть лютню он свою ебёт!
И-и-и-и!
Княжна заверещала, как деревенская девка на вечорке, начисто забыв о разбойниках.
Горшок сплюнул, подобрал мешки и пошёл дальше.
- Так научишь?
- Научу, - мрачно ответил он.
Через некоторое время княжна отбежала в кустики, а вернувшись, попросила Горшка закрыть глаза и открыть рот.
Тот послушался, думая про себя - ой, дурак, такая и осу тебе в рот засунет шутки ради.
Оказалось, не оса. Оказалось - земляника. Сладкие ягоды, пахнущая земляникой тёплая ладонь. Горшок потянулся за ней губами - так хотелось продлить ощущение. Тряхнул головой - совсем сдурел. Влюбился, что ли, с первого взгляда в эту... заразу... в эту... пигалицу! Чушь какая!
Открыл глаза и потянул на себя, впился в пахнущие земляникой губы. Прижался всем телом. Груди, конечно, почти не было, бока - одни рёбра, и бедро, косточкой упёршееся в пах Горшку (Адель хитро повернулась боком), - тощее, но ничего, сойдёт. Задница, не пышная, а упругая, приятно легла в ладонь.
- Я ничего, только подержусь немного, - он притёрся к бедру забившейся девушки. - Ничего тебе не сделаю, не бойся, я чуть-чуть...
Уткнулся носом между шеей и плечом, вдохнул запах - солнца, пота, пыльного бархата и кружев, потёрся ещё, и толкнул руку княжны к своим штанам. Та - пахнущая земляникой! - распустила завязки, нырнула в тепло и задвигалась, ловко так, правильно, знающе. То прямо, то с поворотом, меняя темп, потом ускоряясь и ускоряясь, жёстче, и Горшок выплеснулся, уцепился за свою Адель, потому что ноги не держали. А ничего княжна оказалась, крепкая, сдюжила его вместе с мешками.
- Что, Горшочек, молоко убежало? - раздалось над ухом насмешливое. - Платье мне уделал, погоди, почистить надо, пока не засохло.
Горшку снова обидно стало - неужто не завёл её совсем? Завёл, конечно, вон как дышит и раскраснелись вся.
- Спустимся с холма, - сам едва переводя дыхание, сказал он. - Может, с водой повезёт. Травой затирать - только хуже сделаешь.
Петляя между деревьев, они сбежали с лесного холма к неглубокой, ржавой речушке.
- Помоги со шнуровкой, - приказала Адель, и когда её удалось вытряхнуть из платья, оставшись в одной рубашке, спиной к Горшку, добавила тем же тоном: - Подглядывать не смей!
Горшок не мог не подглядеть, хоть одним глазком. Сперва подмокшая рубашка волновалась вокруг неё, то и дело облепляя задницу и, позже, талию. Потом девушка наклонилась вперёд и стянула ненавистную тряпку. Горшок залюбовался ладной фигуркой. Плечи широковаты чуток, в бёдрах раздаться не успела - пацанка совсем, но вся такая крепенькая, как наливное яблочко. Не то, чтобы Горшку часто удавалось подглядеть за голыми девками, так что он ловил момент, старался насмотреться, хотя бы издалека. Его потянуло ближе, ветка хрустнула. Адель повернулась, прижимая к груди рубашку, и взвизгнула.
- Вон пошёл, негодяй! Горшок дырявый!
И потом Горшок совсем издалека уже приглядывал, чтоб водяной красоту эту не утащил, как она плещется за ракитными кустами, как отжимает чёртову рубашку и замывает платье. Понимая, что снова хочет "устной благодарности", а третий раз, как в сказке, может оказаться последним. Он подрочил, резко и быстро, и отвернулся к ближайшей ёлке. Старался не пялиться на облепленную мокрой рубашкой спину, когда княжна попросила помочь с платьем, и со зла затянул шнуровку туже, чем надо: пусть теперь попробует спеть какую-нибудь гадость.
Адель мёрзла, даже закутанная в плащ, и они пошли быстрее. Поднялись по другому берегу ложка, через полчаса упёрлись в дорогу и, не сговариваясь, нырнули обратно в лес. Горшок не хотел подорожную пошлину платить, а княжна - кто её знает, по дороге же удобнее.
- Пошлина, ну, понимаешь, - пояснил он. - Граница Малисии с Ангалией.
- Не, - помотала головой княжна. - Малисии с Липляндией. Ангалия дальше.
Забрав от дороги вправо, они часа через два наткнулись на межевой столб.
- Жрать охота, - прислонившись к столбу, проныла Адель низким, хрипловатым голосом.
- Простыла? - напрягся Горшок. Всё-таки холодный подвал, купание в лесной речке и прогулка в мокрой одежде - не самое лучшее времяпрепровождение для изнеженной девицы.
- Кхе... Кхе... Да вроде нет, - заявила Адель уже нормальным голосом.
И тут вдали послышался лай.
- Собаки! - шёпотом заорала девушка. - Бежим!
- Вряд ли у разбойников есть свора, - проворчал Горшок, лениво перешагивая через межевую канаву. - Ну охотится барон Липляндский в своих лесах, за межу не полезет.
Навешивать на себя проклятые сумки снова не хотелось.
- Если он на нас поохотиться решит, столб за тебя не заступится и добрым людям не расскажет, - Адель подала ему мешок. - Забыл, кто я?
И они побежали. Огибая бурелом, прыгая через брёвна, поскальзываясь на раздавленных ягодах. Упёрлись в болото, бросились обходить его - недалеко, прямо через малину и крапиву. Сперва княжна тащила Горшка, потом он её. Наконец вывалились на опушку, к дурманно пахнущему лугу, на другой стороне которого темнели низкие хаты. И тут Адель повалилась в траву.
- Эй, ты чё, ё-моё, деревню вон уже видно, - затормошил её Горшок. - Поднажать надо, барон твой в чужой курятник не полезет.
Княжна только хлопала ртом, как рыба, так же выпучив глаза. Лицо потемнело от прилившей крови.
Горшок закинул её на плечо и рванул через луг. Нет, конечно, потащился, сгибаясь под мешками, лютней, коварной красавицей, да ещё путаясь в густо сплетённых травах.
На дворе, куда Горшок ввалился, сам едва не падая, стоял хмурый мужи с вилами.
- Помоги, добрый человек, сестре моей плохо, - сваливая княжну на крыльцо, выдохнул Горшок.
Адель лежала бледная, с закатившимися глазами, и едва дышала.
- Менестрели, что ли? - спросил мужик, явно пытающийся додумать какую-то мысль. - Артисты?
- Артисты, блин! Не помирают по-твоему артисты-то?
На шум выскочила баба, завизжала, потом съездила Горшку по лбу.
- Дышать ей нечем, на кой её так затянул?
Руки тряслись, но кое-как шнуры они распустили, и Адель задышала.
- Суууука, - было первое, что она сказала сиплым голосом. И потянулась к Горшку с такими явно недобрыми намерениями, что тот поспешно отскочил.
- Не знали, как ночевать напроситься, небось? - довольный своей догадливостью, мужик усмехнулся в бороду. - Оставайтесь, вон, на сеновале, завтра гулянка у нас, отыграете.
Крестьяне позвали их вечером за стол, выставили горшок пустых, без мяса, щей, простоквашу и зелень с огорода. Вокруг котелка со щами собрались и мужик с женой, и старики, и четверо пихавших друг друга локтями ребятишек. Оклемавшийся Горшок и ожившая Адель даже спели им пару песен дуэтом, перехватывая тему друг у друга, как будто всю жизнь это делали. Потом побрели на сеновал, ноги едва держали.
Горшок так вымотался за этот дурацкий день, полдня даже, по сути, что никак не мог заснуть, вертелся и вертелся.
- Да не шурши ты, - проворчала княжна. - Иди ближе, сказку тебе расскажу, - и начала низким, завораживающим голосом: - Помнят с горечью древляне...
Сказки, да ещё в стихах, таких складных, тихо лились, убаюкивая. Горшок подполз ближе, обнял княжну со спины, уткнулся носом между шеей и плечом. Его наконец стало клонить в сон, но он, наоборот, держался, чтобы дослушать, пока глаза сами собой не закрылись.
Когда он проснулся, солнце во всю било в щели сарая, делая лицо княжны полосатым. В крапинку. Теперь, когда её подвижная рожица не кривлялась, можно было рассмотреть россыпь веснушек на курносом носу. Рыжие ресницы чуть подрагивали во сне. В груди у Горшка стало горячо и больно. Он снова прижался к тёплой спине и почувствовал, что умиление переходит в кое-что другое. Руки сами собой зашарили по бокам, плечам, бёдрам, потянулись к груди, Горшок подался вперёд раз, другой, притираясь. Жарко выдохнул:
- Адель...
- А? Что? Какая Адель? - заорала княжна, вскакивая, хриплым со сна голосом. При взгляде на Горшка в её глазах медленно появилось узнавание. - А, да, Адель.
Горшок потянул её обратно к себе.
- Полежи ещё со мной, пожалуйста.
Княжна послушно улеглась, разворачиваясь спиной. Горшок тёрся и тёрся об неё, пока не упёрся лбом ей в шею и не заныл сквозь зубы, так хотелось "устной благодарности".
- Пожалуйста, - попросил он.
Княжна сообразила, уселась ему на колени, распустила завязки штанов, выпустила горячий ствол и начала сначала руками, потом горячо подула на головку и накрыла её губами. Пальцы, губы, язык, обволакивающее тепло рта - Горшок кончил бурно, а княжна проглотила семя и с хитрой рожицей облизнулась. Раскрасневшаяся, растрепавшаяся, с припухшими губами, голубые глаза сияли на пол-лица.
- Давай я... тебе... я осторожно, одним пальчиком...
- Иди ты, - оттолкнувшись от него, княжна встала. - Говорила мне нянька - сперва пальчиком, потом на полшишечки, а потом скандал на два княжества. Иди, в общем, я тебя догоню.
Горшок представил, чем она тут будет заниматься, покраснел и почувствовал, что у него снова встаёт. Чёртова молодость...
Во дворе было тихо, только хозяйская дочка копалась в огороде и пыталась напевать отрывки из баллады, что они исполняли вчера.
Хозяйка, большуха, возилась у печи.
Подав молока и хлеба, она вернулась к своим делам.
- Что ж ты не ешь? Побратима своего ждёшь?
- Какого ещё побратима? - не понял Горшок. - С сестрой я.
- Ну, с сестрой, так с сестрой, как скажешь. Одно лицо, сразу ж видно.
Немного погодя в избу вошла Адель, отковыривая репей от бархата.
- Повезло вам, - сказала хозяйка жующим менестрелям. - Что вчера в том лесу творилось, бабы у колодца сказывали, ой-ой-ой, не приведи бог. Барон-то, липляндский, бешеный кабан, на охоту поехал, ни много ни мало, за художником. Намалювал художник ему патрет, а барон его без денег выставил. Так ён на заборе барона в виде хряка накалякал, похоже, говорят, страсть, и рядом стишки неприличные, на всю округу прославил. Художник-то, Ухватом его звать...
Горшок заржал, аж молоком поперхнулся.
- Прости, мать. Батя мой говорил всегда, что я непутёвый, "нет на тебя, Горшок, ухвата", вроде как оженить меня надо, остепенился бы.
Адель тоже захохотала в голос.
- Отчаянный, видать, человек этот художник, - добавил Горшок.
- Так в лес же он убёг, дурень, а там разбойники. Вожак их конюхом у барона был, так жену свою убил и съел. И с тех пор не смог остановиться, всё людей жрал. То девки в лес пойдут, пропадёт какая, то ребёнка скрадёт, то припозднится кто дорогой, посвежей да помоложе, ужасти...
Адель побледнела, хлеб у неё в руке задрожал.
- Барону-то дела особо не было, нашему князю тож, а тут столкнулись разбойнички в лесу с охотой, только клочья полетели. Банду-то перебили, говорят, а главаря в кандалах в баронский замок увезли.
- Уходить надо, - одними губами шепнула княжна.
- Не сунется, - так же ответил Горшок.
Доев, они устроились за сараем на перевёрнутых вёдрах - готовиться к вечернему выступлению.
- Что за стихи ты мне вчера читала? - спросил Горшок. - Нянька, что ли, сказывала? Я таких историй не слышал.
- Зачем тебе?
- Да я на музыку их хочу положить, вот, смотри, это про повелительницу мух, - он наиграл на лютне, напевая "ля-ля-ля", потому что со словами всегда у него беда была. - А это про ведьму и осла. Я всех не запомнил, но такие песни... публика за нами следом побежит!
- Может, не надо следом-то? - осторожно спросила княжна. - А тебе правда нравится?
- Да я таких красивых стихов в жизни не слышал! - восторженно выдал Горшок, продолжая наигрывать на лютне.
- Ведьма я, ах, ведьма я, такая вот нелёгкая судьба моя! - высоким голосом подхватила мелодию Адель. - Мои это стихи, делай с ними что хочешь. Силой я наделена...
Горшок аж рот открыл, но играть не прекратил, всё же он был мастером своего дела.
Хозяйская дочка успела сбегать в поле, отнести обед отцу и вернуться. Головы любопытных детишек то вырастали над забором, то пропадали. А Горшок с княжной всё репетировали.
Сперва чуть глотки друг дружке не перегрызли из-за творческих разногласий, потому что "делай со стихами что хочешь" оказалось не совсем правдой. Потом, придя к согласию, орали новые песни дурниной. Потом Горшок попытался втолковать, что такие песни не поют просто стоя столбом, и спросил княжну, сумеет ли та изображать героев и плясать во время представления, и началось безумие. Они двигались, отставив лютню и напевая на два голоса, как будто делали это сто лет и были единым целым.
- Ты на театре не представляла? - спросил подозрительно Горшок.
- Ну... - неопределённо ответила княжна. - Ты на лютне-то меня научишь?
- Да это просто, - садясь и утягивая её к себе на колени, сказал Горшок. - Руку ставишь вот так, зажимаешь... - ладонь у неё была не маленькая, крепкая, но нежная, не траченная тяжёлой работой. - А эту сюда. Раз, два, три аккорда, и ты уже можешь играть чёртову уйму песен. Вот, смотри, частушки. Можешь теперь подкалывать меня, сколько влезет.
На ведре сидеть было неудобно, но Горшок терпел ради приятной тяжести на коленях.
- Спасибо, - Адель чмокнула его в щёку, и Горшок залился краской, как будто не ласкались они чуть ли не беспрестанно последний день.
К вечеру деревенские потянулись за околицу, на луг, не на тот, на котором так мучился Горшок, а на другой, скошенный и утоптанный. Зазвучали рожки да гудки, застучали ложки, один ловкий малый даже притащил гармонику. Горшок быстро с ним сыгрался.
Брага лилась рекой, Горшок пил, Адель от него не отставала. Глаза у неё блестели, а голос снова стал ниже.
Они несколько раз исполнили и про фею, и про ведьму с ослом, и то, что обычно пели люди на таких гулянках. В какой-то момент Адель влезла на бочку и заверещала, привлекая всеобщее внимание.
- А теперь - свежая история, музыки на неё пока нету! - проорала она и выдала стих... про конюха-людоеда.
Оторопевший Горшок почувствовал, как прямо на ходу стихи в его голове превращаются в песню.
- Ели мясо мужики, пивом запивали... - запел он последние строки, как только Адель замолчала и повисла зловещая тишина. - Пой, дурёха, - шепнул. - А то порвут нас...
Адель спрыгнула с бочки и подхватила лихую, забойную мелодию. Народ застучал в ритм кружками, пьянка покатилась дальше.
Гармонист завёл плясовую. Адель залпом выдула кружку пива, облегчённо охнула и нырнула в темноту. Горшок отложил лютню и пошёл искать свою беспокойную накидавшуюся даму. Сердце его почуяло неладное. Он увидел зарождающуюся драку и ринулся туда, готовый отбивать княжну хоть у всей дружины барона Липляндского. Но это оказались всего лишь пьяные мужики.
- Не ломайся ты, актёрка, знаем мы вас, - один протянул руку слишком близко и тут же получил по ней, а потом и по башке. Адель не била коварно по яйцам, она ловко орудовала бог весть где подхваченным дрыном. Мужики подались назад, а она перебросила дрын из руки в руку и нагло спросила:
- Ещё кто-то хочет любви? Отлюблю вот этим запросто!
Горшок заржал и подошёл поближе.
- Шли бы вы... Сестра у меня, она такая!
Мужики убрались. Княжна отбросила дрын, отряхнула руки.
- Говорю я - надо уходить. Хватит с нас их гостеприимства. Барон разбойнику-то язычок развяжет, сложат два и два.
- Да ты сама хуже палишься, - прижимая её к себе, успокоил Горшок. - Про людоеда вот это вот всё... напилась... - и поцеловал в макушку, чувствуя в груди опять то же тёплое и болезненное.
Прихватив лютню, они отправились к сеновалу, забрать мешок. Решено было переночевать втихаря в чьём-нибудь сарае, чтобы не соваться ночью в лес. Едва успели выбраться со двора, заметили идущих по направлению к их бывшему убежищу трёх крепких, явно трезвых мужчин.
- Ну вот, - прошептала Адель. И выругалась как сапожник, Горшок аж присел от неожиданности.
Они выбрались из деревни и забились в стог. Прижались друг к другу. Как на зло, ночь выдалась холодная, да ещё и нервы не давали спать.
- Адель, а давай ещё стихов, - попытался подмазаться Горшок.
- Ладно, - шумно выдохнув через нос, согласилась та.
Зашептала свои страшные истории, голос был сперва испуганный и сердитый, потом успокоился. Иногда, прерываясь, она осторожно выглядывала наружу.
- Это ты сама столько насочиняла? - поражённо шептал Горшок под утро.
Они так и не уснули, в рассветном тумане пробрались в лес, промокли от росы, и за каждым кустом мерещилась засада. Солнце, кажется, тоже пряталось в страхе, и Горшок то и дело доставал из кармана "матку", поглядывал на пляшущую стрелку, чтоб не сбиться. Ближе к полудню остановились ненадолго, сжевали по куску окорока и паре сухарей. Адель тронула Горшка за руку, нырнула вбок и вернулась с пучком кислицы. Протянула ему. Вид у неё был виноватый. Горшку снова стало горячо и больно, он взял в ладони её руку, и прежде, чем собрать губами кислицу, поцеловал. С ним творилось что-то странное и страшное. Ещё и двух дней не прошло, а он хотел остаться с этой девушкой навсегда. Может... может, пока они добредут до Пакитании, эта неожиданная влюблённость пройдёт?
Три дня они, замёрзшие и голодные, под как назло то моросящим, то поливающим дождём практически бежали к Ангальской границе. Путали следы, проходя вниз или вверх по встретившимся речкам. Первую ночь провели на дереве, заслышав волчий вой. Вторую прятались в яме от вывороченной сосны, прикрывшись плащом и ветками.
В Ангалию их вынесло сразу к приграничному городку, окружённому высокой стеной. Скрепя сердце, Горшок вытащил из сапога пару монет, чтобы заплатить привратную пошлину за себя и за княжну. Хватило ещё на комнату в трактире, а за еду пообещали отработать выступлением. Только вещи бросить успели, взяли лютню и снова спустились в зал. По вечернему времени народ уже собирался. Адель в совершенно убитом платье и бледный, как смерть, взлохмаченный Горшок выжали из себя всё, что могли, а под конец зарядили своё, все свои три песни. Публика выла и просила ещё. Пришлось играть их по второму разу.
С утра Горшок поднялся... примерно к обеду. Адели не было. Проверил на всякий случай мешочек с собранными вчера деньгами - деньги были на месте.
Внизу княжны не было тоже. В почти пустом зале пахло почему-то свежей краской.
- Девка-то твоя не промах, - приветствовал Горшка трактирщик, ставя на стол миску с едой. - Вызвалась вывеску мне подправить, щиты вон, - он указал на украшающие зал деревянные пластины, - да намалевала лучше, чем было.
Пока Горшок ел, вернулась княжна, не одна, а со свёртками.
- Завтра с утра дальше пойдём, - заявила она не терпящим возражения тоном. - Сегодня сыграем ещё. Тут еда в дорогу и... неважно.
- Мне ещё пару мелодий в голову пришло, - с набитым ртом сказал Горшок. - Пока мы по лесу бежали. Про упыря там и про голову. Попробовать надо. А ты в город зря вылазила, недалеко мы ещё ушли, а ты приметная. Я сам бы всё купил.
У Адели было такое лицо, как будто кто-то впервые в жизни проявил о ней заботу. Она крепко прижала к себе жующего Горшка и снова чмокнула в щёку.
А дальше, прихватив пива, они отправились наверх и до вечера чуть не разнесли комнату, пытаясь причесать новые песни.
Вечером уже зрители чуть не разнесли трактир. Орали, стучали кружками, плясали.
Если прошлой ночью чёрная усталость свалила Горшка с княжной чуть не в тарелку лицом, то в этот раз кровь бурлила, они смотрели друг на друга горящими глазами, то и дело хватались друг за дружку на сцене, сталкивались, прижимались то спиной, то плечом. После концерта, на котором и сами успели знатно налакаться пива, взяли наверх ещё кувшин и еду, и, едва ввалившись в комнату, с порога принялись целоваться.
Кое-как доползли до стола, чтобы освободить руки от ужина и лютни. Горшок представил, что бы мог сделать с княжной на этом столе, и тут же захотелось сбросить всё на пол. Он прижал Адель к стене, причём княжна опять исхитрилась повернуться спиной. Покрыл поцелуями шею, попытался чуть прикусить, и девушка взбрыкнула.
- Я сестра тебе по легенде, всё-таки!
Горшок вжимался в её бёдра, готовый на всё, чтобы она только позволила, начал потихоньку поднимать юбку, и тут же отлетел к кровати. Вот это сильная женщина.
- Раздевайся и ложись, - приказала княжна повелительным голосом.
Когда он лёг, весь дрожа от предвкушения, она распустила шарф, скрывающий отсутствие причёски, и привязала им руки Горшка к изголовью кровати.
- Что-то я не сильно тебе сегодня доверяю, - пояснила она хриплым голосом, отхлебнула ещё пива и забралась сверху. Раздеваться она сама не стала.
Они столкнулись зубами, целуясь так, как будто собирались проглотить друг друга. Княжна прилично так тянула Горшка за волосы, то к себе, то от себя, потом пристально занялась его шеей и сосками. У Горшка стояло до звона, двигаясь, она то ёрзала на нём, то задевала член тканью тяжёлого бархатного платья. Потом язык спустился к ямке пупка, Адель тёрлась о Горшковы колени, и наконец - наконец! - изнемогающий Горшок почувствовал жар её рта там, где нужно. Адель старалась, и у неё уже получалось гораздо лучше, чем раньше.
Он согнул колено, чтобы ей было удобней притираться, а она ухмыльнулась и бесстыдно сунула руку под юбку. Он чувствовал, как она, отодвинувшись от его ноги, двигает рукой в том же ритме, что и по его члену, и подавался бёдрами вверх, навстречу движениям губ, так, что Адель снова давилась, но она как будто и сама хотела, чтобы её натянули плотнее, не ругалась, не уворачивалась.
Горшок размечтался, как однажды сможет кончить глубоко у неё в горле, и бешено излился, а она резче задвигала рукой, и, обессиленная, рухнула на него. Устроилась повыше, и они медленно целовались, и у их поцелуев был солоноватый привкус.
Так они и уснули - Горшок со связанными руками, княжна - прильнув к нему.
С утра, как смогли продрать глаза, отправились дальше. Горшок предлагал присоединиться к какому-нибудь обозу, что зря ноги топтать, а княжна упёрлась. Дескать, опасна она сейчас для людей, да и планирует провернуть кое-что. Наткнувшись на лесное озеро, они, по требованию Адели, остановились на берегу. Вытащив из мешка секретный свёрток, она приказала Горшку отвернуться и отошла за ракитник. Четверть часа она пыхтела и возилась, потом наконец раздалось довольное:
- Поворачивайся.
Горшок повернулся - и обомлел.
- Ты ж сам говорил, что я слишком заметная. А так будет лучше.
В мужской одежде, стриженная, княжна совсем не отличалась от обычного городского пацана. Курносого, лопоухого, со щербинкой между зубами. Разве что из зажиточной семьи - кожаная жилетка, скроенная и затянутая по-иному, чем платье, придавала ширины плечам, выравнивала бока с бёдрами и надёжной бронёй от шеи до середины бедра скрывала наличие-отсутствие того, что бывает у нормальных городских парней.
И ещё Горшок почувствовал, что его вроде бы отпустило. На такую княжну у него ничего не поднималось. Вот пацана он перед собой видел и всё.
- Как же звать-то теперь тебя? - спросил он, как будто это было единственной его проблемой.
- Сам придумай, пока я тут... - "это" неопределённо махнуло рукой и принялось набивать камнями платье и сорочку. Справившись с задачей, княжна зашвырнула два узла подальше в озеро. Шарф оставила, заметил Горшок, и это грело.
- Будешь Князь, - сказал он твёрдо. - Больно ты командовать любишь.
- Я вот чего придумал, - новоявленный Князь снова полез в мешок. - Раз мы поём про нечисть всякую, надо рожи разрисовать пострашнее, белил там купил, сурьмы, румян.
- Где ж ты рисовать научилась?
- Научился, - поправил его Князь. - Ты забыл, что я княжн... княжич, не только по прозвищу.
- А на лютне не учили.
- Не, на этих... на клавикордах.
- Можно, конечно, попробовать.
- Да зуб даю, мы не трактир, мы площадь соберём! - Князь хлопнул Горшка по плечу так, что тот едва устоял, и толкнул в ответ.
Князь упал, но утянул его за собой, и завязалась настоящая дружеская потасовка. Новый образ как будто что-то перевернул в голове у Горшка, и победив Князя, он лишь закрепил успех, прижав руки того над головой к земле и издав победный клич. Потом поднялся, отряхнулся и помог встать другу.
Друзьями они пробыли примерно до вечера. Пока не сплелись в один клубок под двумя плащами возле костра. Стоило провести носом по шее, почувствовать знакомый запах, как Горшка повело. Уперевшись лбом в шею Князя-княжны, он в изнеможении закусил край жилетки, проклятой-проклятущей, непробиваемой, не дающей как следует почувствовать тело под ней. Залез руками под неё снизу, повёл по бёдрам, и только протянул руки вперёд - штаны в этом плане были удобнее многослойных юбок - получил локтем в бок.
- Ну пожалуйста, - простонал он. - Сзади, а? Там же невинность тоже не проверяют...
- Ага, счас, - прозвучал суровый ответ. - Говорила мне нянька - только позволь, а потом "ой, я чутка промазал, извини", жених кровно оскорблён, с двух сторон люди гибнут. Давай как обычно, а? - на этот раз она повернулась лицом, тем более, что плотная жилетка не давала почувствовать ничего, кроме плоского горячего тела. И Горшок целовал в губы, целовал шею и - наконец - ключицы, к которым был с сегодняшнего дня допущен.
Потом княжна пряталась от него в ёлках, а он поглядывал только, чтобы её не утащил случайный зверь, больше следя за колышущейся белой тканью рубашки. Когда Князь вернулся, Горшок прижал его к себе, закрыл глаза и сказал, словно кидаясь в омут:
- Я... я опять хочу... - и впился в губы.
- Я теперь, наверно, не смогу без тебя, - шептал Горшок под утро. - Если попрошу отца твоего, отдаст за спасителя замуж?
- Жених не позволит, - покрывая его лицо поцелуями, шептала в ответ княжна. - Были б вы оба простые дворяне, устроили б дуэль, а так голову тебе отрубит, да войну затеет.
- А может, сбежим куда? - предложил Горшок. - Была княжна - и нету, волки съели.
- А может, и сбежим... - блаженно протянула княжна. - А потом поймают, меня в монастырь, а тебя колесуют...
И они шли в Пакитанию, не особенно торопясь. Писали свои песни, давали концерты, намазывая рожи гримом и ставя дыбом волосы. Горшок привык звать Князя Князем даже ночью в постели, даже разбуди - ответит как надо. Примирять дневного и ночного Князя ему было всё ещё трудно, днём он даже закрывал глаза, если Князь совался к нему с поцелуями. Ну не привык он парней целовать, а княжна как-то прямо вошла в роль. Держалась иначе, голос делала пониже, отплясывала не по-женски лихо, делала колесо и сальто. Пиво лила как не в себя. Отрывалась напоследок, в общем. Только тело своё берегла, как последний рубеж.
В Пакитании, в последние дни до их столицы, Горшка окончательно накрыло. Его руки от Князя просто не отлипали, он зажимал "приятеля" в каждом углу, и думал, думал... думал, что попросит у князя Пакитанского руку дочери, и чёрт с ней с головой, не нужна она ему без Князя.
- Мы далеко-далеко убежим, - уговаривал он Князя тем не менее. - Я прокормлю тебя, ты не бойся. Песнями прокормимся, художествами твоими.
- Угу. Тихо, незаметно, с концертами убежим, - кивал Князь.
В столице они концерта не давали, по-тихому заселились на постоялый двор. Горшок оставил Князя пить пиво в трактире, а сам пошёл на Портняжную улицу выбирать платье. Чтоб и бархат, и шёлк, и золото, и кружева. И шарф к нему, чтоб не сильно отросшие волосы прикрыть, прежний-то они в конец измочалили.
Вернувшись, он заметил рядом с Князем горожанина, по-дружески приобнимавшего того за плечи. Такое случалось в кабаках и на площадях, когда пьяная публика лезла брататься с артистами, но тут, в незнакомом городе, среди бела дня?
- А то слыхал я, Ухвата повесили в Липляндии, - уловил Горшок обрывок разговора.
- Ухвата-то? Повесили, конечно, в первый раз, что ли? - отозвался Князь.
- Ну что ж, бывай, Княже, - мужик отлип от него и хлопнул по плечу. - Если в труппу вам кто понадобится... - он повернулся, и Горшок узнал Балуна, старого приятеля и тоже бродячего музыканта. - Здоров, Горшок. Сыскался на тебя Ухват, наконец-то. Я всё ждал, когда жизнь вас столкнёт, двух таких отбитых ещё поискать.
- Чё? - переспросил Горшок.
Князь только голубыми глазами похлопал.
- Откуда ты княжну знаешь? - накинулся Горшок на Балуна. - Давно?
- Пусть он сам тебе расскажет, - Балу только посмеялся.
- Поговорить надо, - Горшок потащил Князя наверх, в комнату, прижимая локтем свёрток с платьем.
- Надо, - неожиданно серьёзно ответил Князь. - Дальше уж некуда. Дошли.
- Я тебе это... платье купил, - пробормотал Горшок, впихнув Князя в комнату. - Хотел отцу твоему показать, что смогу тебе быть мужем хорошим, руки твоей просить хотел, а тут... что тут вообще творится?
- Не надо к отцу, не пойдём мы, - медленно расшнуровывая броню-жилетку, заговорил Князь. - Давно хотел сказать тебе, да всё никак не мог, потерять боялся. А теперь всё, край. Меня правда разбойники в лесу поймали, когда я от барона убёг. Платье это они на меня напялили. Зачем - сам догадайся. А главарь, тот вообще меня сожрать пообещал. Художников да поэтов, говорит, я ещё не едал, интересно мне, - жилетка упала на пол. Пришёл черёд кожаных наручей. - Я думал, девушку тебе жальче станет. Всего от тебя ждал - что ты трахнешь меня там, или бросишь, или трахнешь и бросишь, а ты и вправду хорошим человеком оказался, - он сбросил сапоги. - А потом... полюбил я тебя... - он стянул рубаху через голову, обнажая покрытую шрамами от кнута спину.
- За что тебя? - прошептал Горшок.
- Человек я отчаянный, как ты давно заметил, - Князь скинул и порты, и теперь стоял перед Горшком как новорожденный. Повернулся так и сяк. - Нет у меня от тебя больше секретов, как на ладони весь. Примешь?
Горшок помолчал.
- Ну я-то не знал, что ты парень, а тебе-то как самому?
- Я художник, человек широких взглядов, - дрогнувшим голосом ответил Князь. - Хороший ты парень, Горшок. Добрый, заботливый. Платье мне вон купил. Давай, давай сюда. Я для тебя его надену. Может быть, ты захочешь его снять.
Свёрток с шорохом развернулся. Князь нырнул в шёлковую рубашку, закрывшую его ноги до колен, потом Горшок помог ему натянуть платье и зашнуровал - уж от души постарался.
И поцеловал. И пропал окончательно.
Сегодня ему можно было всё, но он не спешил. Наконец, как и хотел, присосался к шее, к ключицам, оставляя метки. Платье, которое так внимательно выбирал и на которое ухнул почти все их деньги, дёрнул в стороны, чтобы добраться до груди, почувствовать под пальцами соски. Покатал их в пальцах, согревая, облизал и подул, как делал Князь, наверно, и ему самому должно понравиться. Потом бросил, подступился с другого конца, забрался под юбку, оглаживая крепкие ноги, добрался до бёдер. Обхватил задницу, на пробу сжал, соединил и развёл половинки. Огладил живот, спускаясь туда, где самое очевидное доказывало - Князь, не княжна, и ему очень даже нравится.
Сам Князь тоже времени не терял, запустил пальцы Горшку в волосы, притянул для поцелуя, попытался стащить рубашку.
Одежда вдруг стала сильно раздражать Горшка, и он, на минуту отстранившись, сбросил с себя всю. Потом задрал юбки и принялся выцеловывать Князев живот, лаская рукой его член. Тяжёлый, покрытый нежной кожей, он приятно ощущался в руке, но взять в рот для Горшка было бы слишком. На пробу он провёл ребром ладони между половинок, как бы спрашивая, и Князь застонал, шире разводя ноги, позволяя окончательно.
- Масло, наверно, надо... девки с маслом... - как сквозь сон проговорил Князь.
- А ты пробовал? - вспоминая его неумелый первый отсос, спросил на всякий случай Горшок.
- С девками только, - простонал Князь. - Сделай уже что-нибудь.
- Я не знаю, - растерялся вдруг Горшок. - Я и с девками так не пробовал.
Он огляделся в поисках масла, и нашёл только каганец с какими-то остатками на дне.
- Чё сделать-то? - он сунул каганец Князю.
Тот слепо нашарил масло и сунул намасленный палец в себя. Потом второй, развёл их слегка.
- Как-то так...
Горшок сглотнул и повторил, закусив губу, чтобы не кончить от одного зрелища. Князь потянул его за волосы выше, поцеловал в губы, тоже поставил свою метку на шее, дотянулся до его члена и задвигал рукой.
- Хватит? - спросил у него Горшок. - Я так хочу...
- Н-не знаю, давай попробуем, я тоже уже не могу...
Горшок ткнулся головкой внутрь, в шутку поминая отговорки Князя.
- Я чуть-чуть только... остороооожненько, - он подался назад, потом ещё поднажал. - На полшишечки...
Князь заржал, дёрнулся, и головка проскочила внутрь.
Оба ахнули от новых ощущений.
Назад и снова вперёд. Глубже с каждым разом, делая Князя своим. Своим! Горшок задел внутри какое-то место, отчего Князя выгнуло.
- Сделай так ещё!
Оказывается, удовольствие получал не только тот, кто сверху, нижний не просто позволял. Горшок повторил. И ещё повторил.
- Быстрее! Глубже! - как всегда, раскомандовался Князь.
Горшок послушался, задвигался быстрее, резче, и внезапно почувствовал в себе какую-то нарастающую агрессию.
- Никому не отдам! - рявкнул он и зарычал. - Не отпущу! Даже не пробуй от меня сбежать! Чей ты?
- Твой... - выдохнул Князь.
- Громче!
- Твой!
- Ещё громче!
- Твой, твой, твой! - заорал Князь и выплеснулся.
Горшок последовал за ним.
Потом прилёг к нему на грудь, давая себе отдохнуть. Недолгое время спустя он поднял голову, посмотрел на осоловелого Князя, на покрытые метками шею и грудь, зацелованные губы, и снова сунул руку под юбки.
- Я ещё хочу, - погружая пальцы в тепло, скользкое от семени, просяще прошептал он.
Князь кивнул и подался бёдрами навстречу.
К вечеру платье было измочалено и изорвано в конец, Князь покрыт метками и синяками от пальцев, да и на Горшке меток и синяков было немногим меньше. Они благословили грим, под которым можно было спрятать от завистливых взглядов всю эту красоту.
- Работать надо, - сонно перебирая волосы Горшка, прошептал Князь. - А я голос сорвал, кажется... Знаешь, сколько стоит снять помост на площади? А ты все деньги на платье ухнул.
- Скажешь, что тебе не понравилось, не поверю, - в подмышку ему проворчал Горшок.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: День 3. Разница в возрасте. Ремесло всегда прокормит.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь, Горшок
Рейтинг: G
Жанр: юмор

Мужик, стоявший в дверях, занимал почти весь проём. Миха невольно попятился.
- Мужа на час вызывали?
- Ага, - Миха сглотнул.
- Вас приветствует сотрудник фирмы «Умелые руки» Князев Андрей Сергеевич, - мужик в медицинской маске двинулся на отступившего Миху, прошёл в квартиру как к себе домой и остановился на развилке коридора. – Докладывай, студент.
Андрей Сергеевич на свету оказался белобрысым и голубоглазым. Его крепкую грудь обтягивала чёрная футболка с завораживающе жуткими рожами, но чей это мерч, Миха вспомнить не мог.
- Это кто? – спросил он, тыкая в рожи.
- Это вурдалак, - довольно объяснил Андрей Сергеевич. Голос у него был глубокий, вызывающий у Михи внутри странный трепет. В голову полезли дурные мысли из серии «кино про водопроводчика».
- Вот здесь, - смутившись, ткнул он в раковину. – Где труба к раковине подходит. Я колено перебирал, крутанул, и она отвалилась.
- Силён, - одобрил Андрей Сергеевич, расстелил одноразовую пелёнку и встал на неё коленями.
Миха снова сглотнул, глядя, как штаны обтянули задницу. Фигура у Андрея Сергеевича была что надо.
- Что так стоять-то, студент, - сказал мастер, поднимаясь и начиная копаться в своих сумках и коробках. – Сыграл бы мне, что ли.
Глазастый он, значит, гитару углядел. Как бы чего лишнего не заметил. Миха метнулся в комнату и поспешил прикрыться гитарой. Играть он начал, разумеется, со своего, потому что чел в такой футболке вряд ли слушает попсу и должен понимать в хорошей музыке. В какой-то момент Миха забылся и начал напевать на несуществующем «древнеанглийском». Пел себе и пел, пока не понял неожиданно, что уже минут десять так дурит, а Андрей Сергеевич не только не ржёт над ним, да ещё и подпевает вторым голосом. Красивым таким, мать его, голосом.
- Чего замолчал, студент?
- У нас это… группа своя, «Контора», - снова смутившись и покраснев до ушей, зачем-то ляпнул Миха. – А слова мы пока не придумали.
Андрей Сергеевич одобрительно промычал, позвякивая своими железками.
- Есть что со словами?
Миха угукнул и затянул про пирующих друзей.
- Ну, если у вас все тексты такие… - мастер почесал затылок гаечным ключом. – А музыка-то хорошая. Ну, что тут у тебя ещё?
Миха заиграл следующую, но вдруг оборвал себя.
- Это вы про музыку или про ремонт?
- И про то, и про другое.
На очереди была люстра на кухне. Уже второй месяц не могли с ней разобраться, благо спасал идущий по кругу кухни спотлайт. Миха притащил с балкона стремянку, жалобно скрипнувшую под Андреем Сергеевичем. Под отцом бы вообще развалилась, а Миха чинить проводку не умел.
- Держи, чтоб не упал, - покачавшись на неровно стоящей стремянке, приказал Андрей Сергеевич.
Миха послушно обхватил его за ноги, уткнувшись куда-то чуть выше колен. Держать было приятно. Тёплый, крепкий, пахнущий табаком, кожей, масляной краской и чем-то таинственно-мужским. Чтобы совсем не сгореть от стыда, Миха затараторил.
- А этот вурдалак у вас на майке… Нам надо диск оформлять… Мы же альбом хотим выпускать, не то, чтобы он совсем готов, ещё слов нет и над музыкой надо поработать, но он будет, обязательно… - почему-то Андрею Сергеевичу хотелось показать всю свою крутизну, а не то, что пару раз выступали на конкурсе «Алло, мы ищем таланты» ещё в школе. – Хотим что-то такое же крутое на обложку. Знаете, кто эти футболки делает?
- Знаю, - ответил Андрей Сергеевич, и Миха поднял голову. Тут же на физиономию посыпалась пыль, и он расчихался, едва не спихнув мастера со стремянки.
- Познакомите с ним?
- Обязательно, - в голосе Андрея Сергеевича послышалась незлая насмешка. – Я всё, можешь отпускать.
Миха неохотно разжал руки.
- И я вообще стремянку имел в виду, - лукаво приподнимая бровь, заявил Андрей Сергеевич.
Миха чуть сквозь пол не провалился.
Дальше был шкаф в его с Лёхой комнате. Они с пацанами боролись и немного помяли стенку, от чего полки перекосило, а ещё немного сорвали дверцу. С досадой Миша слишком поздно осознал, что полку с нижним бельём никуда не спрячешь, по столу раскиданы недоделанные рисунки, а на кровати валяется раскрытый мужской глянец с ооочень горячей фотографией. Бровь мастера снова дёрнулась вверх.
- Ты что-то ещё сыграть хотел, - кажется, пытаясь избавить Мишу от неловкости, но на самом деле делая только хуже, сказал он.
Миша поспешил снова спрятаться за гитарой.
- А сам альбом оформить не пробовал? – спросил Андрей Сергеевич, кивая на рисунки.
- У вас круче, - облизнув губы, выдал Миша.
- Так и я с чего-то начинал, - улыбнулся Андрей Сергеевич.
- Это ваше, что ли? – Миша не мог поверить. – А вот это вот всё? – он махнул в сторону ящика с инструментами.
- Да ковид, знаешь, тур провалился, продажи альбомов упали, пришлось первую профессию вспомнить. И повод из дома выйти есть. Я ж путягу заканчивал, на маляра, в армии на слесаря подучился.
- Тур, - обречённо выдохнул Миша, подтаскивая Андрея Сергеевича ближе к окну. Не зря царапало что-то в Князеве.
Миха-то уже думал, как позвать этого человека в группу и, с другой стороны, объяснить пацанам, зачем им мужик вдвое старше.
- И группа своя у вас есть. А я думал, ё-моё…
В это время заскрипел замок.
- Мишенька, я дома! Мастер приходил уже?
- Он. Прямо. Здесь, - обиженно глядя на Князева, ответил Миша.
Тот хлопнул его по плечу.
- Предлагаю сотрудничество. Стихи-то у тебя всё-таки говно.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: День 2 Другое знакомство. Профессиональные травматики.
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь, Горшок
Рейтинг: G
Жанр: юмор
Примечание: кроме прыжка со скалы, все истории взяты из жизни, подслушаны в очереди в травмпункт и в палате травматологии, потому что мой старший сын - профи ))))

- А с этим чё?
- Волколак, - со знанием дела поясняет Андрей. – Смотри, видишь, сколько укусов? Я смотрел в истории болезни, как раз на полнолуние дело было. Ему сыворотку колют, говорят, от столбняка, а на самом деле от этого самого.
Миха ржёт, показывая обломанные зубы. Ему Андро тоже диагноз поставил. Типа зубы – это потому что он вампир, и родители решили подстраховаться. А здесь он не просто из-за того, что на спор прыгнул со скалы, а из-за того, что без крови ему не восстановиться за считанные минуты.
- И поэтому ты ко мне припиявился, куда дотянулся, - и указал на свою руку.
Рука у Андрея и правда на перевязи, и кровопотеря большая – он разбил стеклянную дверь в школе, официально - случайно. А у Михи нога в гипсе, потому что он не зассал, не проспорил. А на того пацана напала обыкновенная собака, даже не бешеная. Но это же так скучно, и вообще тут скучно без гитары.
Андюха художник, играть ещё научиться хотел, а теперь хрен кто скажет, что будет с правой, и он пытается рисовать левой.
- А вон тот, - выводя очередного уродца, вздыхает он и кивает на мальца с выбритой макушкой всё в той же вездесущей зелёнке, - шёл, короче, на праздник, получил камнем по башке и умер, но на праздник всё равно дошёл. И сожрал там всех. Ему таблетки специальные дают, сам видел.
Мальцу камень на голову сбросили друзья с горки. Даже сотряса нормального не было.
Ночью в палате все рассказывают, кто, что и сколько раз себе ломал, резал, поджигал. Из тех, кто попал сюда однажды, с концами уходят единицы. Тот, что с камнем, ломал руку – стоя на воротах, неудачно поймал мяч. Покусанный - прыгал с качелей, потом прыгал на одной ноге...
- А этого укусил вампир, и ему специально гипс на шее держат. Вампиру, чтобы укусить правильно, надо голову наклонить вот так, - Андро показывает. – А с гипсом никак. Вот он переломается и будет жить, как ты, без крови. Ну, то есть, у тебя теперь тяга тоже будет, но не бойся, я тебе всегда дам.
Будущий вампир с пацанами катался без разрешения на убитой в хлам «Волге» без подголовников и при резком торможении получил заслуженную травму. А укусил его ёжик, полгода назад.
И Андрея, и Миху здесь видят не первый и не последний раз, просто впервые они вот так совпали.
- А я знаю тут дом один старый, говорят, там всё заколочено, потому что призрак ходит, - сообщает Миха. – Не слабо туда со мной?

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: День 1 Fix-it. Две звезды
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонажи: Князь, Горшок
Рейтинг: PG-13
Жанр: ER, юмор

- Чем вы сейчас занимаетесь и каковы ваши дальнейшие планы?
У этих корреспондентов что, в прошивке производителя единый список тупых вопросов? Чем занимаетесь, каковы планы – это ещё ничего; жив или мёртв русский рок, о чём ваши песни – градус идиотизма растёт; сколько вы зарабатываете на концертах, какие у вас отношения с Князем – всё, днище, приехали.
Ещё звездой назови, сучка.
- Сейчас у нас «Тодд» идёт активно, юбилейные показы, но, сами понимаете, при таком большом коллективе состав постоянно меняется, приходится что-то подгонять, переделывать, это тебе не раз - и само работает. Шоу с тиграми в следующем году повторим, на новогодние праздники, порадуем детишек.
- Но вы же не играете в нём?
- Ну ё-моё, конечно, - Миха кладёт руку туда, где уже несколько лет как поселился кардиостимулятор. – Я ж не могу уже так скакать, я и Тодда раз в год по обещаниям пою. Йорика вон Косте передал, хороший парень, толковый.
- Да, все пять ваших мюзиклов имели колоссальный успех, но теперь, насколько я знаю, вы больше тяготеете к музыке в кино?
- Это ж совсем другое по сути, это почти как… ну никогда не думал, что напишу что-то вроде симфонии. Князь говорит, что первыми были «Защитники», там слова вообще не важны, можно было просто голос оставить, - ну вот, он сам в это говно вступил, потому что без Князя никак, и от скользких вопросов теперь не уйти.
- Удалось избежать трений с режиссёром на этот раз?
- У нас с этим режиссёром трения постоянно, сколько себя помню. Он же и сценарист, зато и я сопродюсер.
- Как вы пришли к идее снять совместный фильм?
- Да дожал он меня, дожал. Он же мне ещё со времён Тодда заладил – если театр, то наш, сказочный. Сам захотел – сам сделал, там же несколько альбомов подряд те же мюзиклы, только в одно лицо. В итоге сошлись где-то на середине.
- И у вас получилась такая панковская сказка.
Горшок скрипит идеальными зубами. Корреспондент, кажется, даёт заднюю.
- Хорошо. И разумеется, нельзя не затронуть тему…
Ну ёб твою мать.
- …ваших отношений с Андреем Князевым.
- Хорошие. Устойчивые.
- После того, как вы съехались…
- Без комментариев.
- Но когда две таких звезды…
- Пизды, бля. Захлопнись.
- Вижу, панк в вашей душе жив. А в целом русский панк-рок…

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Название: Остаться
Фандом: Король и Шут (сериал)
Персонаж: Князь
Рейтинг: R
Жанр: драма
Саммари: Однажды Князь вкусил саморазрушения - и не собирался останавливаться.
По заявке ficbook.net/requests/679762
Предупреждение: Никогда не повторяйте это дома, особенно не поддавайтесь мыслям, описанным в конце.

Да, боль и бесоёбящий Горшок, несомненно, портят Князю всё впечатление, но первая мысль, с которой он приходит в себя, словно из-под воды выныривает, - Я ВЫЖИЛ!
Ему в этот первый миг, пока Бобёр не открывает рот, охуенно хорошо и хочется подорваться, горы своротить, жаль только, тело подводит. Это что, Миха каждый раз такое чувствует? А потом врёт про невыносимую тяжесть бытия? Или у него всё по-другому?
Невыносимая тяжесть бытия быстро показывает, кто здесь главный. Пиздуй, спасай своего принца беззубого, хоть на карачках ползи, хоть помирай.
Час спустя разругавшемуся с Горшком, лезущему на стенку от боли Князю внезапно в голову приходит мысль, а нельзя ли продлить этот момент кайфа просто от того, что продолжаешь существовать?
Адреналина в его жизни и так немало, но это другой адреналин, не тот, что после концерта или хорошей драки.
Внутренний голос язвит. По грани жизни и смерти побегать захотел? Что же ты попробуешь? Пройдёшься на руках по перилам балкона? Поучаствуешь в боях без правил? С твоей перебитой лапкой тебе светит разве что собачий кайф...
А жизнь, оказывается, богата на возможности. Ржавые ещё советские аттракционы провинциальных парков и канатки тех же времён в твоём распоряжении. Можно ещё отстегнуть цепь на креселке. Можно перебежать по слабенькому льду местную речку, если единственный мост за несколько кварталов.
Да и вообще мосты в русских городах - отдельная песня, ему удаётся даже прокатиться на джипе по конструкции, представляющей раму из рельс, на которую кое-как накиданы доски. Они прыгают за спиной, как клавиши раздолбанного школьного пианино. К тому времени рука уже относительно подживает, и хозяева джипа, сами любители экстрима, предоставляют ему возможность прыгнуть со скалы. Натягивают трос, цепляют на него ролик с петлёй и предлагают прокатиться. Дело происходит на полузаброшенной турбазе, и приходится сначала взгромоздиться на шатающиеся перила балкончика над обрывом. Одна рука продета в петлю, другая - не до конца зажившая - страхует сверху, шансов ёбнуться - хоть отбавляй. Обратно едут по тому же мосту уже в темноте, все пьяные, включая водителя. Красота.
А прыгать со скалы ему понравилось. Башкой вниз с моста, привязав к ногам резинку. С утёса в неспокойное море. С борта корабля. С парашютом - если бы его отпустили без инструктора, может, он и парашют бы раскрыл слишком поздно. Миху он в это не втягивает, Миха дурной, Миха и на ровном месте убиться может.
Пацаны, с которыми он познакомился на аэродроме, приводят его на уличные гонки. Сам он никогда не садился за руль, боясь замечтаться в неподходящий момент и лишить кого-нибудь жизни. Он оказывается на переднем сиденье рядом с отвязной девчонкой-водилой. Несколько заездов переживает, хватаясь за всё, что можно, чтобы не убиться о какую-нибудь часть машины. Гололёд добавляет кайфа.
- Так ты, значит, смотреть любишь? За теми, кто трахается, тоже только смотришь? - смеётся гонщица.
Он раскладывает её на капоте, разумеется.
Князь не сразу понимает, что жизнь превратилась в замкнутый круг. Выходки Горшка, усталость от бесконечных пьянок и переездов, сливающиеся в один серый ком города, и снова хочется вмазаться сдохнуть. И воскреснуть. Он курит, сидя пьяный на перилах. Его несёт на крышу гостиницы в грозу. Мало. Ощущения притупляются.
После очередного срача с Михой он сплавляется по горной речке на куске пенки, из снаряжения - гидрокостюм и каска. Ощущение жизни ненадолго возвращается.
Что дальше? Жрать какую-нибудь фугу не хочется, адреналин через желудок кажется чем-то свинским. И тут образовавшиеся во время приключений друзья-адреналинщики сводят его с прикольными чуваками, которые типа закапывают тебя, а потом откапывают. Мировые ребята, гарантия сто процентов, ощущения как настоящие. Немножко дорого, конечно, немножко нелегально... Как раз то, что нужно.
Ему дают немного полежать под крышкой, проверяют, не психанёт ли сразу, потом все вместе едут в лес, он валяется, покуривая, в открытом гробу и развлекает пацанов байками из жизни группы, дверь в которую пару дней назад захлопнул с треском.
В загробную жизнь его сопровождают бутылка воды и выключенный телефон. Стук молотка, стук комьев земли о крышку, и звуки потихоньку пропадают, кроме стука сердца и шума крови в ушах. Темно, хоть глаза выколи. Мысли о привычных делах крутятся в голове, замедляются, и вдруг шарахает: а слабо поверить, что ты действительно умер, сказочник? Не чуть не умер, а действительно умер, окончательно и бесповоротно?
- Я умер, - говорит он себе. Звук не расходится, как будто упирается в потолок.
И вдруг всё становится неважным. Вся эта суета, все эти дела, которых он теперь всё равно не сделает, переживай, не переживай. Ответственность сваливается с плеч, и становится так легко, так свободно и спокойно. Впервые за долгое время он действительно счастлив. Такого блаженства ему не давали ни спиртное, ни наркотики. Он просто плывёт в нирване, будто покачиваясь на лёгких волнах. Время исчезает, не имеет над ним больше власти, потому что он ничего не ждёт, никуда не торопится.
Приходит он в себя от того, что его бьют по щекам, теребят, выдёргивают из счастья. Невыносимая тяжесть бытия тут как тут. Режет глаза, стоит лениво приоткрыть веки. Царапает пересохшее горло. Наполняет свинцом руки и ноги.
- Мих, что?
- Сука, Князь, жив!
Миху отталкиваю врачи, тащат Князя в скорую, светят в глаза фонариком, подсоединяют капельницу. Миха снова возникает рядом, держит за руку.
- Лапы холодные, как у покойника. Ты чё там, правда сдох? Скажи чё-нибудь, тебе совсем плохо, а?
- Мне хорошо... - с трудом разлепляя губы, шепчет Князь. - Было. Пока ты не влез.
- Ты чё несёшь, блин? Доктор, у него кукуха по ходу потекла. Ты, блядь, неделю там провалялся, в такой дубак. Этих гандонов приняли за что-то, и хуй бы они ментам сказали, где могилка твоя, понимаешь, да? Если б мы на них через твоих типа друзей не вышли.
Князь не удивляется тому, что прошла неделя. Не задаётся вопросом, что тут делает Миха, с которым они разосрались навсегда. Не переживает, что там могло сотворить с организмом его великое лежание.
Он расстроен не тем, что не получил своей порции кайфа от воскрешения, а тем, что его вытащили. Он понимает, что хотел бы остаться там.

Немножко разоблачения к фокусам
Из описанного в этом тексте я сама каталась на троллее, прыгала с утёса в шторм и с борта яхты, каталась с бывшим мужем, осваивающим экстремальное вождение. Гуляла по не самым предназначенным для этого мостам, например, один состоял чисто из рельс, и мы еле успели до прохождения поезда перебежать речку. В грозу гуляла не по крыше, а по полю, молнии втыкались вокруг, а вот на крышу вылезала, даже на козырёк над верхним балконом девятого этажа, в сухую погоду, но это совсем другая история. Описанный здесь мост существует, есть видео, как по нему едет джип.
Те мысли, которые в конце, реально словила на тренинге, не в гробу, врать не буду. До сих пор охуеваю, больше двадцати лет.
Берегите себя, короче.

@темы: фанфики, Король и Шут

---

Кто о чём, а вшивый о Князе.
Я второй раз в жизни вижу человека, которого так прёт и из которого энергия и творчество бьют таким ключом, что он оформлять это и показывать другим всё, что может, просто не успевает. (Первый Замаховский, если что). Жизнь его не вмещает в хорошем смысле.
А ещё по-белому завидую, что все свои колоссальные дары (нет, ну правда, и ум, и красота, и голос, и художества - немало для одного человека) он сумел реализовать и жизнь свою физически не похерить.

Сидишь вот так и думаешь - а у тебя в какую дыру всё утекло? В какой момент я перестала писать стихи? Где-то к тридцатнику ближе. Как их вернуть? Не так, чтобы сел и на коленке сообразил по необходимости, а чтобы на эмоциях, на впечатлениях.
Есть такая книжка proza.ru/2001/03/08-40 - в ней человек возвращается к месту, где судьба свернула не туда, и выращивает себя заново. В тридцатник я её прочитала, не поняла, но запомнила. А сейчас вижу по-другому и хочется попробовать вернуть голос, вдруг да сработает...

@темы: Король и Шут

---

Есть такой анекдот:
Идёт лиса, видит - сидит на дереве ворона в полном альпинистском снаряжении и держит в клюве сыр.
- Ворона-ворона, ты такая нарядная. И рюкзачок у тебя кожаный, и фонарь петцелевский, и ботинки вибрам...
- Угу.
- А говорят, ты альпинист липовый!
- Пиздёж!
Сыр выпал и повис на страховке.

Вот типа сидит Наталь Григорьевна в майке Шутов, притащенной вторым заходом с Панк-культуры, в собственноручно связанных феньках, собираясь на концерт, поскольку 19-е. И говорит себе: чего ты к людям примазываешься, не стыдно тебе? Где твой протест? Полгода заявление написать не можешь, всё ссышься.
Пошла и сказала начальнику, что увольняюсь.
Всё, прыжок веры совершён, теперь осталось всего ничего - написать магистерскую и сдать экзамены

До концерта дошла, кстати. Оторвались с Вованом, скакали и орали как бешеные. Пришли рано, гадали, в каком ключе будет решён концерт - печальном или угарном, всё-таки день смерти Горшка, а не день рождения.
Голос у Ягоды похож на голос брата, но, как говорил сам Горшок в мурманском интервью, без всяких дополнительных эффектов - рычаний, вибрато и разных странных звуков. В конце он спел две своих песни.
С Лёшей Горшеневым мы ровесники, и родились территориально не так далеко друг от друга, и сходства в биографии - а вот он звезда, а я нет )))