Шмендрик сидит под замком, а Молли мается под дверью, шалеет от того, что ничем помочь не может, от криков и других страшных звуков, долетающих на улицу.
Всё внутри узлом завязывается, но она поправляет рубашку на груди, отбрасывает пряди волос по-особому, идёт, покачивая бёдрами, прямо на стражника. Она стала другой после встречи с Единорогом, и снова вываляться в этой грязи...
- Зачем он тебе? - топорща усы, скалится стражник. - Проклятый колдун шептал что-то над ребёнком, над ребёнком, женщина! Творил зло посреди бела дня - над ребёнком!
Наверно, много сил потратил, думает Молли. Наверно, что-то сильно плохое с тем ребёнком было. Или стражники налетели как ветер... А то, что с ним сейчас там, за дверью, делали, в себя прийти-то не помогает.
- Не колдун, не колдун, - шепчет она, как бы невзначай прижимаясь к стражнику бедром. - Бормотал небось что-то спьяну...
- Вижу, вы друг друга стоите, - стражник кладёт руку ей на задницу. - Пойдём-ка со мной.
Потом - пускает.
Темно там, а Шмендрик ещё и стоит так, чтобы свет не падал. Только разве она не видит, что узкие плечи ссутулились больше обычного. Длинная шея такая беззащитная. Стоит он и за стенку держится.
- С кем ты его только нагуляла? - ворчит стражник. - Теперь, небось, и не вспомнишь!
Зачем она здесь? Что ей делать? Кого просить о помощи в этом чужом городе?
Он молчит, и глаз не видно, но ей и без взглядов и слов всё понятно. Не мог он иначе, не мог пройти мимо чужой беды, да видно, предложи он свою помощь - попал бы сюда ещё раньше.
Она чувствует движение в ладони - клочок ткани, появившийся сам собой, - и без памяти выбегает на улицу. Писарь... в кабаке... в кабаке наверняка есть писарь!
- Прочтите, прочтите! - суёт она тряпицу под красный, распухший нос старого пьяницы.
- Разве это буквы? - смеётся тот. - Просто крючки, тебя обманули, бедная дурочка!
Без сил она падает на лавку. Рядом хохочут парни, какие-то подмастерья, они пьют, они... это деньги, ей нужны будут деньги. Всё плывёт, словно в тумане, обрывок голубой ткани - одна из многочисленных заплаток - жжёт ладонь.
Всё, всё в тумане. Она не знает, куда бежать, но и на месте сидеть не может.
О чём он думал, о чём? Здесь таких, как он, - каких? магов? чужаков? - не жалуют, но он, хоть чем поклянись, знал!
Одуревшая Молли вылетает на улицу, ничего вокруг не видя в сплошном тумане, и сослепу врезается в какого-то прохожего.
- Мешугене! - выплёвывает тот, отряхивая бархатную с золотой вышивкой мантию, кто-то услужливо подаёт ему слетевшую шапку, кто-то пытается оттереть Молли, но та кидается вперёд со своей тряпочкой:
- Прочтите, прочтите!
Хотя прохожий этот больше похож на сурового Хаггарда, темечко его прикрывает такая же смешная круглая шапочка, как прятал Шмендрик под своим "волшебным" колпаком. Молли хочется выть, стоит вспомнить, как в холода Шмендрик натягивал несчастный колпак пониже, отчего тот трещал всеми своими ветхими швами, а в жару стаскивал его, вытирал им лицо и бездумно совал куда-нибудь - за пазуху, в рукав, - чтобы потом, вечером, когда задует, бестолково рыться, разыскивая его.
Спутанные, отросшие рыжеватые волосы чуть вьются и пахнут солнцем...
А записка в руках незнакомца вдруг превращается в старинное кольцо. Молли тревожно оглядывается - вдруг кто ещё заметил?
- Где Меир? - строго спрашивает незнакомец.
- Я не воровка! - вскидывается Молли и бросается объяснять, что это, оказывается, носил Шмендрик как заплатку на своих лохмотьях, которые так и не удосужился поменять на что-то поприличнее: им и так было хорошо. И притопывает в пыли босой пяткой.
- Шмендрик... - прохожий проводит руками по лицу. - Шут гороховый! Где этот шлимазл? Где эти семь казней египетских?
- Я не брала, я не брала! - твердит Молли и всё не может взять в толк, что это та самая помощь и тот самый город, на который она так просилась посмотреть. Город, где Шмендрик родился и про который говорил:
- Не думаю, что нам там будут особенно рады...
Примечания
Ни для кого не секрет значение и происхождение прозвища "шмендрик".
Просто крючки - многие пытаются читать на иврите вверх ногами.
Мешугене - сумасшедшая.
Меир - имя переводится как "несущий свет".
Шапочка - кипа. Ну ладно, в мульте её нет. И в книжке тоже.
Шлимазл - буквально "кусок счастья", но употребляется в обратном смысле.
Семь казней египетских - несчастья, посланные богом на египтян, чтобы фараон отпустил евреев с Моисеем.
По книге Шмендрик тот ещё тип - карманник, взломщик, конокрад и врунишка изрядный.
Я не брала - ну ладно, это я ограбила старый анекдот.
Вот такие у автора странные кинки...
Никто
Саммари: Иногда легче заступиться за кого-то, чем за себя.
Предупреждения: упоминаются психологическое и физическое насилие, изнасилование.
Вот так и попадают к Матушке Фортуне, невесело улыбнулся Шмендрик, издали глядя на клетку с запертым Единорогом. Голодными, усталыми, согласными на всё.
Вчера его сердце заполошно забилось при виде белого сияющего чуда, а сегодня обливается кровью, когда он смотрит на тесную клетку, в которой, кажется, заперли сам свет.
Его так же подобрали на дороге - вымотанного, отчаявшегося. Сухая одежда, миска пустоватого, но горячего супа, и он, отвыкший от человеческой доброты, растаял и без опаски улёгся в углу кибитки, где указали. Где Ракх сделал с ним, полудохлым, всё, что хотел. Так он советовал дрессировать животных: показать им их место, пока они не вошли в полную силу и не начали набивать себе цену. И утром. А пока Шмендрик пытался отдышаться и откашляться, сунул в руки какую-то еду и рявкнул:
- Через пять минут жду! Клетки сами себя не вычистят!
И он привык. К пинкам, шлепкам и брани. К тому, как ежедневно мяли и выкручивали его душу, и тело, и магию. К тому, что он ни на что не способный криворукий идиот, дерьмовый волшебник и посредственный шут. Который не выживет в одиночку, а потому должен быть благодарен за заботу и науку. Он был в долгах с ног до головы: за кров и пищу (Твои жалкие фокусы только распугивают публику!), за перешитые обноски и неизвестно чьи сапоги (Легче гарпию научить плясать, чем тебя ходить не спотыкаясь!), за тёмные заклятья (От твоих причитаний не больше толку, чем от собачьего лая!)
Негодный, ненужный, всюду лишний - куда бы он пошёл? Он привык.
Но Она, нежная, прекрасная, рождённая быть свободной, - каждую секунду, проведённую ею в плену, он чувствовал острее, чем годы своих злоключений. Она не должна была превратиться в то, во что превратился он, в покорную клячу, её свет не должен был погаснуть. Она должна была покинуть это ужасное место, и он вдруг ощутил, что может уйти вместе с ней.
- Ты мой последний шанс, - сказал он ей.
Примечания:
А вот это как раз тема, которую я хочу продолжить. Как Шмендрик дошёл до жизни такой, почему оказался и задержался у Мамаши Фортуны, насколько сам он тот ещё цветочек. Ну и, конечно же, их совместный быт... Я сильно задумалась, как они жили в некоем симбиозе, когда насилие обыденно и повседневно, незаметно, как воздух. Гнобили и мучили друг друга между делом, травили за мелочи, но смотрели сквозь пальцы на серьёзные пороки, а перед чужими защищали и покрывали, такая вот извращённая форма семьи...
Напоминаю: спрашивайте, имеющееся в большинстве случаев продаётся по договорённости, уже ушедшее копируется (примерно), а некоторые люди особенно равны и могут получить подарочек.
А ниже моё барахлишко. Как раз удачно совпало, что у моего ребёнка было воспаление лёгких, у бабушки небольшая операция, а у меня отпуск (который никто не вернёт), так что фест и коллеги по цеху сберегли мне, запертой в четырёх стенах на две недели, массу нервов.
Снейпу срочно нужен редкий ингредиент, такой точно есть у Поттера. Но что, если вредный мальчишка заартачится?
- Поттер, солнце давно уже встало, в отличие от вас! Артефакт сам себя не исследует! - прелестная лань с тёмными снейповскими глазами и ядовитым снейповским голосом ударила Гарри копытцем прямо в лоб.
- Кыш, зараза!
- Поттер, неужто соизволили явиться? Не скажу, чтобы мне вас очень не хватало...
«А зачем тогда звал?»
- Поттер, не сопите так и отодвиньтесь. Вы мне мешаете. Пойдите прогуляйтесь, что ли!
«Я, между прочим, не навязывался! У меня приказ! Почему, интересно, моё начальство до сих пор вам не доверяет?»
- Поттер, где вы шляетесь? Вы мне нужны срочно. Вернее, ваша сперма. Знаете значение этого слова? Надеюсь, вы алкоголь за завтраком не употребляли? C вас бы сталось. Что вы смотрите на меня так? Это нужно для активации артефакта. Вот, смотрите. Хотя кому я... Если бы вы не ловили мух на занятиях по Древним Рунам... Что, вас даже туда не взяли?
- А... А своей вы не могли обойтись? - выдавил Гарри.
«Мерлин, что я несу, он человек вообще?»
- Вряд ли вы сможете сделать для меня то, что я смогу сделать для вас, если что-то пойдёт не так, Поттер. Вот сюда буквально пару капель, - длинный палец упёрся в похожую на вылезающий из земли росток пиктограмму.
- Ну я так не могу, - Гарри почувствовал, что смущение и требовательный взгляд Снейпа отнимают у него последнюю надежду помочь науке. Не то чтобы до этого он сильно хотел. Во всех смыслах.
Снейп фыркнул, вручил ему пробирку и махнул носом в сторону подсобки.
- Ну что вы там копаетесь, Поттер?
- Вы мне очень помогаете, профессор!
- Так, - Снейп бесшумно вырос у него за плечом, словно просочился через дверь.- Мерлин милостивый, вы даже штаны не расстегнули!
- А может, я дома... С утра принесу...
- Немедленно, - шепнул Снейп прямо ему на ухо.
Гарри как кипятком обдало.
- Вы!
- Молчать!
Гибкое, горячее тело Снейпа прижалось к Гарри сзади, одна рука крепко обхватила его. Тёплая узкая ладонь скользнула под ремень, нырнула в пах, кончики пальцев прошлись по внутренней поверхности бёдер. Ладонь чуть сжала потяжелевшую мошонку. Ремень, пуговица, молния — расстегнулись сами собой.
«Беспалочковая!»
- Младший аврор Поттер, - голос Снейпа стал более низким и хриплым, таким голосом он мог бы молоть любую чушь, и Гарри бы хватило. Но рука профессора уверенно легла на его член. - Если бы ваша прогулка случайно привела вас в библиотеку, вы, с исчезающе малой долей вероятности, могли бы наткнуться на похожие руны и выяснить, что они могут появляться и исчезать в зависимости от фаз луны и времени суток, так что нам придётся немного ускориться.
И он ускорился. Эта ловкая рука делала что-то невероятное. У Гарри полыхнуло под веками.
- Смотрите же, Поттер, а то всё пропустите!
И когда только Снейп успел подставить под брызнувшее семя артефакт? Нарисованный росток потянулся вверх, нарисованные солнце и луна закружились вокруг него...
- Заработало! - Снейп сгрёб Гарри и чмокнул в нос. Наверно, вот таким он был, когда открывал новые зелья.
«И котлы целовал».
- Что это? Что он делает?
- Вы всё равно не поймёте, Поттер!
ВК-33 ГП/СС, слэш. Гарри уговорил Северуса на ролевую игру, где Гарри - профессор зельеварения, Снейп - нерадивый ученик. Снейп в процессе возмущен некомпетентностью "профессора".
Игра была простая: студент приходит на экзамен, профессор его всячески валит и обещает поднять балл за определённого рода услуги. Но с Северусом никогда не бывало просто.
Он даже согласился:
- Ну, если ты так хочешь потешить свои комплексы, Поттер.
Он даже надел ученическую мантию и слизеринский галстук, даже прождал положенное время под дверью комнаты, где Гарри «приготовил сюрприз».
Улучшенное улиткоползучее ухо Уизли тем временем бодро поползло по садовой дорожке, забралось по стене Норы и пристроилось прямо под окном кухни.
Снейп с независимым видом повернулся спиной к улыбающемуся Гарри и принялся разглядывать волокущего краденый огурец садового гнома.
- Рональд Уизли! - раздался строгий голос Молли. - Не тяни руки к пирогу!
- Ну мааам!
- Дождёмся Гарри.
- Ну сколько можно... - это Билл.
- Умеючи-то долго, - Чарли раздражённо постукивал ложкой по столу.
- Фу! - Джинни скрипнула стулом. - Не напоминайте даже, что Гарри подставляет задницу этому старому уроду!
- Гарри сверху, - тоном знатока заявил Рон. - Вот и Герми так считает, правда, Герм?
Раздалось раздражённое сопение Гермионы.
- Какая тебе разница?
- Как это какая! - возмутился Рон.
- Джоржд, руки! Северус до этого всего был очень милым, а семейная жизнь всем идёт на пользу, - Молли была громогласна.
- Милая, я начинаю ревновать.
- До пятого курса...
Раздался визг, какой бывал, если Северус проходил мимо отцовского радиоприёмника. Снейп оглянулся. Гарри с растерянным видом стоял на дорожке, сминая в руке Суперслухопередатчик.
- Да, - ответил Северус на немой вопрос в его глазах. - Я ведь немножко легиллемент.
ВК-56 СС/ГП или ГП/СС, пре-слэш, слэш. Через дцать лет прогулка по Хогу, вспомнить былое.
- Дааа, помню-помню, - благодушно повествовал Гарри, нет, конечно, уже не Гарри, а главный аврор Поттер. - Вот здесь была спальня мальчиков, вот здесь стояла моя кровать. Незабываемые годы!
Рита Скиттер, уже в годах, но всё такая же яркая, покачивалась на высоких каблуках, жадно заглядывала ему в рот. Прытко пишущее перо металось по пергаменту.
- А здесь был класс зельеварения, - главный аврор Поттер, брякнув медалями, распахнул дверь в затянутое паутиной тёмное помещение. - Зельеварение удавалось мне особенно хорошо.
Снейп стоял рядом, подобострастно хихикал и мелко кивал, тряс сальными патлами. После победы над Волдемортом, конечно, разобрались, что к чему, отняли у бывших Пожирателей магию, и только милосердный Дамблдор приютил бывшего профессора, пристроил на место ушедшего на покой Филча. Как будто и не поменялось ничего — тощий, неухоженный старик, злобный, одинокий, никем не любимый, кроме облезлой кошки Минни.
*
- А ты меня учебником по голове — ррраз! Нечего, мистер Поттер, грезить на моих уроках!
- Куда? Вот сюда? Дай подую, - предложил Северус с таким лицом, что только отчаянно рисковый человек бы согласился.
Но главный целитель Поттер был как раз из таких.
ВК-62 СС/ГП или ГП/СС, слэш. Внезапный минет в Министерстве.
Сквозных зеркал на столе у министра магии штук пять, и разговаривать с ним совершенно невозможно, потому что его постоянно кто-то требует к зеркалу. А вот камин настроен только на вход-выход, хотя Кингсли, стоящий на карачках, с головой, погружённой в зелёное пламя... Гарри перехватывает строгий взгляд Северуса и обрывает себя. Он так ещё и не выяснил, что там у Кингсли с легиллеменцией.
Кингсли вытаскивает ещё одно зеркало из недр мантии, почему-то кричит в него и почему-то по-французски, выходит из кабинета в приёмную, и Гарри с Северусом остаются вдвоём, не считая выплёвывающего послания камина, кружащих пергаментных птичек и требующих Кингсли зеркал.
- Это надолго, - говорит Северус.
- Срочный вызов, - фыркает Гарри.
И оба вспоминают, от чего оторвал их срочный вызов.
- Это надолго, - повторяет Северус, опускается на колени.
Гарри слегка откидывается назад и чуть раздвигает ноги.
Северус оглаживает руками ствол, обхватывает губами побагровевшую головку, дразнит языком дырочку уретры. Щёлкает и поглаживает кончиком языка уздечку. Облизывает член по всей длине, как самое изысканное лакомство. Медленно, невыносимо медленно пропускает его в самое горло.
За его спиной трещат, сталкиваясь в воздухе, пергаментные птицы, гомонят зеркала. За незапертой дверью Кингсли невнятно ругается по-французски. Адреналин гонит кровь по жилам Гарри, заставляя толкаться сильно, глубоко. Северус стонет, усиливая ощущения.
- Эванеско, - Северус направляет палочку на пятно на собственных брюках. Голос у него хрипловат, а губы потемнели и припухли.
- Надолго? - мотает головой Гарри в сторону двери, за которой ругаются уже по-гэльски.
Северус кивает и усаживается ему на колени.
ВК-63 СС|ГП или СС/ГП, H!, 8 курс, Поттер надеется, что сможет порадовать Снейпа своими успехами в зельеварении.
- И зелье приобретает... приобретает... голубой с золотистыми искорками цвет, - Гарри гордо выпрямился. Его слегка лихорадило: зелье стало нужного цвета только в последнюю минуту и стремительно теряло эти самые искорки. Но может, так и надо? Про дальнейшее поведение зелий он как-то не удосужился узнать.
Снейп с выражением мрачного неодобрения наблюдал за ним. Флакон с образцом брякнул о стол, а профессор всё так же не проронил ни слова, буравя Гарри недовольным взглядом.
Гарри это никак не устраивало. Он же учил! Он же догадался попросить у восстановившейся Выручай-комнаты учебники Принца-полукровки! Ему повезло — книга за седьмой курс сохранилась и даже находилась в Хогвартсе, а от привычки портить учебники Снейп так и не избавился, разве что зашифровал часть записей.
К счастью, и с тем, что можно было прочесть, Гарри снова стал любимцем Слагхорна.
Но он и сам не подозревал, как соскучился по Принцу-Полукровке. По его язвительным замечаниям, карикатурным наброскам и теперь уже порой недетским записям на полях. Теперь Принц-Полукровка приобрёл в представлении Гарри вполне знакомые черты и голос. Учебника было мало, а просто так заявиться к Снейпу в Мунго Гарри боялся. Он хотел... он сам не знал, чего хотел. И когда пообещали, что Снейп явится на ЖАБА, сердце Гарри упало и взмыло. Он... он докажет, и тогда.... К концу экзамена напряжение Гарри достигло такой степени, что он сорвался.
- ...Да что ж это такое, профессор! Что бы я ни делал, останусь для вас вот таким... - Гарри хотел провести рукой невысоко над столом, обозначая уровень своей тупости, но в запале не рассчитал движение и сшиб стоявшие там образцы. Всё полетело в разные стороны, брызги, осколки, преподаватели и студенты шумно бросились устранять безобразие, и в эпицентре этого всего сидел Снейп и... смеялся.
*
- … Сидел такой, надутый, как сыч, и молчал.
- Да ты представляешь, в каком я тогда состоянии был? Говорить не мог, болело всё, жить не хотел — смысла не было. Кингсли вот удружил. Надеялся сохранить мой полутруп, чтобы извлечь потом пользу. Ты меня спас, Поттер.
- Я тебя чуть не угробил. Когда у тебя изо рта кровь пошла...
- Спас, спас, не говори глупости.
- Так я всё ещё дурачок?
- Безусловно. Дурачок-простачок и Принцесса Несмеяна. Не читал ты в детстве книжек, Поттер, да и когда ты их читал... Спас принцессу — женись. Ай, прекрати меня щекотать!
- Значит, дурачок? А не господин старший аврор?
- Конечно... аххх... дурачок... столько лет до тебя доходило...
ВК-67 СС/ГП или ГП/СС, пре-слэш, слэш. Гарри укусила фантастическая тварь, Снейп отсасывает яд.
Эпиграф
Как-то ротмистр, любитель экзотики,
Захотел экстремальной эротики...
- Сев, поторопись, яд тем временем просачивается в кровь, - Гарри демонстративно покачал налившимся, изнывающим членом, на котором, естественно, не было ни царапинки. - Смотри, он уже весь распух!
Колоссальная идея ролевой игры пришла к нему во время прогулки за ингредиентами по Запретному лесу. Снейп всё время так вызывающе тянулся и наклонялся за разной полезной ерундой...
- Поторопиться? - Снейп приподнял бровь и глянул на Гарри, томно растянувшегося на полуповаленном стволе, среди мягкого мха. - Я потороплюсь. Но для начала объясни мне, Поттер, что ты должен был делать с этой ядовитой фантастической тварью, чтобы она укусила тебя в такое место?!
ВК-91 СС/ГП, слэш, ER. Гарри одержим идеей подобрать для Северуса ласковое интимное прозвище, но все его попытки откровенно провальны. В какой-то момент, доведенный до белого каления Снейп, начинает платить ему той же монетой.
Нет, Северус, конечно, был не против нежностей. Не против ласк, или объятий, или тёплых слов. Но это...
- Поттер, ты что, спор приятелям проиграл? Нет? Тогда почему это всегда происходит прилюдно? Зачем называть меня своим носатеньким на приёме в министерстве? Повелителем котлов и кастрюлек в этой вашей... Норе? Кстати, сегодня твоя очередь готовить.
Гарри хотел ответить, что оно само вырывается, когда хочется показать, что Северус его и только его, но выдавил только:
- Ну я и дома... тоже...
- Да мне после твоей «кусачей летучей мышки» уже не до секса было. Представляешь, как я это вижу? Мы такие два здоровых — и психически, надеюсь, тоже, - мужика, и я тебе: ты мой красно-золотой, моё слизеринское колечко заждалось твоего гриффиндорского квоффла... - это Северус просюсюкал, сложив губы уточкой. - Твоя самая могучая палочка в мире...
- Хватит... - просипел Гарри сквозь смех.
Однако экспериментов своих не бросил, и выяснил, что Северус покрывается довольным румянцем от восхищённого «язва» или «заноза».
ВК-98 СС/ГП или ГП/СС, джен, пре-слэш, слэш. Лет 20 спустя. Вместе пойти в гости к Дурслям.
Лекарства, которые варит Северус, совсем чуть-чуть отличаются от тех, что можно достать в аптеке. Учитывают индивидуальные особенности. Магии там кот наплакал — сколько сможет воспринять престарелая маггла. Но Дадли почему-то с некоторых пор уверовал в великую силу магии и чуть ли не требует именно таких. Дом его завешан пучками травы и «волшебными» амулетами, да и выбирается из дому он редко, говорит, что боится оставить одну мать, у которой прогрессирует альцгеймер. Иногда он находит подработки «на удалёнке», но большей частью слоняется по дому, неопрятный, обрюзгший, полысевший.
Каждый раз он воровато прячет принесённые Гарри деньги и зелья в шкаф и просит вести себя тише, чтобы не потревожить мать. Зовёт на грязную кухню и выгребает к чаю из холодильника какие-то засохшие остатки сыра и колбасы, угостить брата — братскими чувствами он воспылал так же неожиданно. Каждый раз визит Гарри заканчивается одинаково — Петунья накрывает всех троих с поличным, напускается на Гарри («Бездельник, дармоед!»), Северуса («Хватит втираться в нашу семью!») и Дадли («А ты куда смотришь, Вернон?!») и пытается загнать Гарри в чулан, а Северуса выставить. В редкие дни она вспоминает что-то, ругает мужеложцев на чём свет стоит и выкидывает семейство Снейпов-Поттеров на улицу.
У Гарри всё на удивление хорошо: прекрасный муж, интересное дело, полный друзей дом. Именно этого он хотел, а дом Дурслей мечтал забыть, как страшный сон, только вот что-то вроде странного чувства вины за своё благополучие снова и снова приводит его из процветающего волшебного мира сюда.
ВК-7 СС/ГП или ГП/СС, слэш, пре-слэш, джен. Вместе ловить нюхлера.
Я приняла эстафету с середины у другого автора. В предыдущих сериях: Гарри и Северус в анимагической форме загнали и случайно сожрали нюхлера, а потом оказалось, что это сон и нюхлер, собака, топочет в своей клетке всю ночь, за что был выпущен на волю.
- Слушай, господин главный аврор, - лицо у зашедшего к начальнику и приятелю Рона было озадаченное. - К нам обратились магглы из-за участившихся краж.
Он развернул в воздухе мерцающую карту, где огоньки густели вокруг площади Гриммо.
- Следы ведут сюда, а потом словно пропадают. А здесь у нас что? А здесь у нас дом главного аврора, героя и вообще. Дом-невидимка. Но тебе вроде незачем? Или Снейпа с его экспериментами уже содержать слишком накладно?
Гарри покраснел.
Изгнанный из дома нюхлер вернулся и поселился под крыльцом. Это устроило обе стороны. Зверёк принимал еду и давал себя погладить, ночью по комнатам не шуршал, из дому не тащил, а недавно даже Северус начал улыбаться, глядя, как уже несколько маленьких пушистых комочков греются на солнышке или лакают молоко из старинной супницы с вензелями Блэков.
Гарри плюнул на всё и вместе с Роном экстренно аппарировал на Гриммо. Вот что называется — муж вернулся домой не вовремя. Северус сидел на крылечке, вытянув длинные ноги, грелся на весеннем солнышке и почёсывал валявшегося на его коленях пузом кверху нюхлера. Ещё несколько тёрлись вокруг, напрашиваясь на ласку, а два совсем маленьких баловались со шнурками. Самый шаловливый ловил и приносил в зубах золотой браслет, требуя, чтобы хозяин швырнул его снова. Застуканный с поличным, Северус даже не дрогнул, делая вид, что так и надо: многолетняя шпионская выучка.
- Гнездо разврата, - мрачно сказал Гарри. - Акцио блестяшки!
«Блестяшки», полетевшие из-под крыльца, образовали нехилую кучу. Похоже, малыши успели нарыть нор под домом и в окрестностях, например, к маггловскому ювелирному за углом, из которого постоянно что-то пропадало.
- А этих куда? - Рон поймал ближайшего радостно кинувшегося к куче добра нюхлера за шкирку.
Гарри замер. К зверушкам он как-то неожиданно привык...
- Поставьте животное на место, мистер Уизли, - своим самым снейповским тоном заявил Северус, и старший аврор выронил зверька. Тот с писком спрятался за спину зельевара. - Я уже работаю над зельем, подавляющим влечение.
- И давно работаешь? - с сомнением спросил Гарри. Что-то он такого не припоминал. - Смотри не перестарайся, а то они и наше раздадут.
- Моя школа, - ухмыльнулся Северус.
ВК-53 СС/(\)ГП, джен, пре-слэш или слэш, IC, NH!. Ссора из-за опасной работы Гарри, гневная тирада Снейпа.
Северус молчит. Смотрит и молчит. Осуждает? Сердится? Обижается? Или всё равно ему? Гарри тоже стоит и молчит, хотя устал смертельно и всё тело ноет. В ванну — или сразу спать? Трудный выбор.
«Гарри... наконец. Живой. Кинуться бы, обнять, прижать к себе, слушая, как бьётся сердце, но ведь не просто так же ты пропадал, вдруг ранение, проклятие, и я только сделаю тебе больно. Опять пропал, опять ничего не сказал. И со службы никто не догадался. Хотя не знаю, что страшнее: когда ищешь тебя, а они «не имеют права разглашать информацию», или когда из аврората... к зеркалу... среди ночи... «Должны вам сообщить...» Сколько уж раз было — и сколько ещё моё сердце выдержит? Но не привязывать же тебя к подолу своей мантии? Мужчины, лишённые любимого дела, умирают от тоски, по себе знаю».
Какой же он всё-таки... Молчит и смотрит. Рукой дёрнул, губы скривил — и всё.
- Завтракать будешь?
- Нет. Я в ванну.
- Не усни там, как обычно. Загляну осмотреть тебя.
Вот такой он, Северус.
...Полчаса спустя Северус левитирует спящего Гарри из ванны, смазывает, поит зельем, укладывает. Тот почти не просыпается. Северус садится рядом, молчит и смотрит.
Коллеги-рукодельщики, разведка донесла, что завтра, 15 апреля, в известном нам по СК ДК "Салют" с 12 часов будет рукодельный фри маркет. От души раздаём и берём, что понравилось - обещают орги. Посвящён готовому хэндмэйду и материалам для него.
Набрала себе маечек к новому сезону - сколько раз в день проехал на самокате, столько и маечек в стирку...
Обновила сегодня одну, такую чёрную в ярких женских штучках, помадки там, туфельки. Очень кстати надпись на ней "massage" оказалась на самом интересном месте моей груди. Даже не знаю, бояться или надеяться, что встречные расценят это как прямое указание.
Посмотрела фильм "Последний король Шотландии". Наводкой послужил великолепный клип "Фаворит" авторства прекрасной Eliscander для команды Mail non-con (так что содержание можете представить.
Клип пока вне доступа.
Фильм весь одно большое мэрисьюшное фикло с извращениями. Смазливенький юноша прибыл в дикую революционирующую африканскую страну и неожиданно полюбился местному диктатору. Тот швыряет ему под ноги всё, что есть, но бесплатный сыр, как вы понимаете, оказывается не таким бесплатным. Новой Эвиты из парня не вышло, потому что он оказался дурак, блядун и мудак.
Потом там мимо проходил французский боцман #при проезде в гостиницу видели взрыв императорской кареты на Красной площади пролетал пресловутый рейс на Энтеббе...
Одна из сюжетных линий напомнила мне корейскую дораму "Ледяной цветок", ничего нет новго на этом свете.
Краткое содержание: после Реставрации Кейн не знал, куда себя деть, в отличие от Амброза. Кейн решил спросить, как пережить победу. Но была одна проблема — Амброз, кажется, не желал, чтобы его нашли
Примечание: все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними
Джеб всё ещё был жив. Это было важно. Ведьма хотела обрести бессмертие любым способом, пусть даже при этом обрекала О.З. на долгую, медленную смерть, когда вначале растения, а а затем люди начнут голодать. Она могла жить — нет, не так, она могла существовать без людей, — небеса бы замерли в момент идеального затмения, а время одновременно шло бы и стояло на месте, но эта иллюзия не шла бы ни в какое сравнение с тем чувством, когда учишь собственного сына столярничать. Уайатта Кейна не было рядом, пока сын рос, но Джеб со всем справился сам, вырос достаточно сильным, чтобы сражаться в бесконечной, безнадёжной битве за дело, которое считал правым. Это и было истинным бессмертием.
И всё-таки.
Его не было рядом, пока рос Джеб, так же как Королевы не было рядом, пока росла ДиДжи, и тут уж ничего вернуть было нельзя. Как ни странно, он осознал, что Азкаделлия понимает это лучше всего.
— Мне не нравится, какой я была. Но что есть, то есть, — сказала она. — И народ будет помнить не маленькую принцессу, а Чародейку. Так и должно быть. Вот почему так необходим Амброз: он поможет людям забыть колдовство.
Амброз изобрел огнестрельное оружие, припомнил Кейн. Амброз, который не должен быть сильно старше него. Но он помнил, как в детстве тренировался с луком и стрелами, потому что огнестрельное оружие ещё не было изобретено, и как резиновые пули, которыми стреляли первые ружья, вырубали подозреваемых и диких зверей, не причиняя им вреда.
— Да, но иногда он изобретал штучки, которые не спрячешь обратно в ящик, — ответил он.
Она, однако, улыбнулась. В этом было так много от Чародейки, только не было злой издевки.
— Нет, не спрячешь.
Глюч, который теперь был Амброзом, проспав три дня, открыл глаза в прекрасном самочувствии, и несмотря на это, отказался возвращаться на пост советника: хватит, наигрался. Вместо того, чтобы наступать на те же грабли, теперь он проводил большую часть времени где-то ещё, появляясь в Столице только если не мог найти или изготовить нужную деталь на месте, и уезжал прямо перед приездом Кейна. Они не много времени провели вместе после Реставрации, будучи совершенно разными людьми, загруженными восстановлением О.З., но Кейн в конце концов заметил, что Гл… Амброз избегает Столицы в целом и его в частности. Он бранил себя за то, что до него доходило шесть месяцев.
Первым делом он спросил ДиДжи, решив, что если кто и поймёт, в чём загвоздка, то это она. Но нет. Она разве что предположила, что пребывание в Столице может быть немного болезненным для Амброза. Кейн понимал, для него это тоже было болезненно, но он собирался остаться здесь так долго, как будет нужен своим людям.
Следующим он спросил Дикаря, потому что тот мог заглянуть прямо в душу. Дикарь посмотрел на него долгим, долгим взглядом, таким долгим, что он уж и не думал, что Дикарь ответит, и тут Видящий сказал:
- Не я должен говорить об этом.
Тогда он спросил Джеба, и Джеб предложил ему спросить Амброза. Что было, конечно же, невозможно, потому что того постоянно не было в городе.
— Вот как? Тогда отправляйся к нему.
Поскольку это была первая высказанная кем-либо разумная мысль, Кейн последовал этому совету, хотя и испытывал угрызения совести при мысли о своих Железных людях. Они могли справиться без него — как справлялись без него годы и годы. Ну и в таком состоянии от него было больше вреда, чем пользы.
***
Найти Амброза было непросто, поскольку тот в одиночку носился по всей О.З. со скоростью света. Легче было сказать, где он побывал. Это были края дамб и каналов, мили монструозной машинерии и ферм, которые откровенно процветали. Таковы были большая часть Центральной Равнины и ближняя к ней часть Восточных Лесов. Но затем маршрут стал менее предсказуемым. Пара городков стояли у Старой Дороги, но остальные поселения прятались в такой глуши, что просто пропали с карты, когда Азкаделлия узурпировала власть, и только сейчас узнали о Реставрации. Кажется, Амброз просто мотался по всей стране вдали от главных дорог и от дорог вообще, совершенно случайным образом, останавливаясь и помогая там, где натыкался на людей.
Он не хотел быть найденным, это было более чем очевидно с самого начала. Пару раз, когда Кейн почти поймал его, он как-то хитро путал следы и ускользал в совершенно неожиданном направлении, и требовались недели, чтобы снова напасть на след. Но Кейн смирился с походной жизнью так же легко, как Амброз, а уж терпения у него была бездна. Так что хоть выследить Амброза было непросто, это была не самая сложная вещь в жизни.
Однако Кейн почувствовал себя совершенно по-дурацки, когда поймал Амброза, вернее, Амброз поймал его. Он готовил ужин, состоявший из пары кроликов, и было достаточно темно, чтобы костерок образовал круг света, и Амброз просто вышел из-за деревьев.
— Кейн, — признёс он.
Кейн не мог сообразить, что сказать. Три месяца погони — и он не знал, что сказать. Так что он сдвинулся, давая место у костра, и не сказал ничего.
Амброз подошёл, и сел, и молчал, пока Кейн готовил кроликов, и пока ели, и потом, когда закапывали кости.
Кейн хотел бы знать, что спросить, но большинство вертевшихся в голове вещей были глупыми и несущественными. Так что первым заговорил Амброз.
— Зачем ты меня преследуешь? — это был голос Глюча, но куда более серьёзный.
— А зачем ты убегаешь? — ответил он.
— А…
Они посидели в относительной тишине, под шум леса и треск пламени, и Глюч продолжил:
— Я не мог остаться в Столице.
— Слишком много воспоминаний, — кивнул Кейн. — Но это не объясняет, почему ты навещал ДиДжи, Дикаря, Азкаделлию.
Но не меня, не стал добавлять он.
— Мне нельзя навещать своих друзей? — вывернул его слова Глюч.
— А я тебе не друг? — вывернул Кейн в свою очередь.
— Не знаю. Ты мой друг?
Что-то было в этом, какой-то подтекст, опасный. Кейн не привык бегать от опасности и спросил:
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, — сказал Амброз, — что я тебя даже толком не знаю, — он поднял руку, едва Кейн открыл рот. — Я тебя помню, но это всё равно, что смотреть в калейдоскоп. Все воспоминания — вдребезги, и я до сих пор собираю осколки.
Снова затянулась пауза.
— …так почему же ты убегаешь?
Амброз ничего не ответил, только поворошил костёр и стал раскатывать спальник.
***
На другое утро, когда Кейн проснулся, Амброза не было, и он испытал приступ паники, но заметил, что спальник и рюкзак всё ещё здесь, а немного погодя вернулся и сам Амброз. Без рубашки. С волосами влажными и блестящими, не то что прежняя грязная копна.
— Там есть ручей, — махнул он туда, откуда пришёл.
— Если я отойду, ты ещё будешь здесь, когда я вернусь? — спросил Кейн.
— Всё равно ты продолжишь за мной гоняться, — сказал Амброз, что практически означало: он собирался продолжить путь.
Впрочем, когда он вернулся, Амброз был всё ещё на месте, хотя оба спальника были свёрнуты и он ждал только возвращения Кейна, чтобы отправиться.
— Куда? — спросил Кейн.
Амброз пожал плечами.
***
Он откуда-то знал, как ходить по лесу. Глюч обладал той же грацией, но при взгляде на то, как двигается Амброз, перехватывало дыхание. Ближе к вечеру они остановились перекусить. Несколько раз за день они просто меняли направление движения, не то чтобы на совершенно противоположное, но Кейн порой задумывался, кого выбрал в провожатые. Поздним вечером они разбили лагерь, и было так приятно погрузиться в повседневные дела, к которым им никогда не хватало времени привыкнуть.
Так продолжалось какое-то время. Иногда они обнаруживали себя на охотничьей тропе, приводившей к окраине деревни. Амброз что-нибудь придумывал для местных, а Кейн строил, и они отправлялись странствовать дальше. Очень скоро они почти перестали разговаривать. Оказалось, им это было не нужно. Так было до странного спокойно, и впервые за долгое время он чувствовал, что делает что-то для ОЗ.
Ему нравилось это ощущение.
Это было совершенно по-другому, так удивительно отличалось от всей его прежней жизни (не считая ужасной гонки по Старой Дороге), что он и не заметил, как чувство подкрадывается, до мига, как обернись — и вот оно, готовое атаковать. Он поймал себя на том, как смотрит порой на Амброза, пока тот спит, или купается в ручье, или ночью возле костра возится с очередным изобретением. Ему показалось, что сам он ловит на себе взгляд Амброза, когда, сняв рубашку, орудует пилой или топором в какой-нибудь из встретившихся на пути деревень или свежует тушку попавшегося в их силки животного. Он не мог сказать уверенно — стоило почувствовать взгляд и оглянуться, Амброз казался погружённым во что-нибудь.
В конце концов случилось то, что должно было случиться.
Как-то раз они готовили, вернее, он готовил и ворчал, когда Амброз слишком приближался к жаркому, ведь Амброз готовить не умел. Тот принялся возиться с маленькой деревяшкой, ножом и верёвочкой, а потом начал ругаться.
Кейн глянул на него встревоженно, но Амброз успокоил:
— Ничего, просто сам себя ругаю.
— Дай посмотреть, — сказал Кейн.
Амброз всем видом выражал протест, но Кейн добавил:
— Уайтбрук.
Так назывался городок, где Амброз две недели валялся с лихорадкой из-за грязи, попавшей в порез. Тогда он тоже говорил, что всё в порядке, но чуть не отдал концы.
Амброз вздохнул, сдался и подошёл. На этот раз действительно всё было в порядке, порез был едва ли больше, чем от бумажного листа, и кровь уже свернулась. Кейн отпустил руку.
— Как? А поцеловать, чтобы не болело? — спросил в шутку Амброз, но тон был совсем Глючевский.
— Не смеш… — начал Кейн.
Но Амброз поднёс палец к его губам.
— Целуй, — приказал он. Глаза его стали огромными и тёмными.
Кейн не стал. Он втянул палец в рот, слизнул оставшуюся капельку крови и ласкал палец языком, пока Амброз не потянул осторожно руку на себя. Тут только он понял, что только что сделал, и бросился извиняться.
Или, по крайней мере, попытался.
Амброз остановил его взглядом и сказал:
— Не смей.
Так что Кейн ничего не сказал, замер с приоткрытым ртом, прикидывая под барабанный бой сердца, насколько взбесился Амброз.
Это продолжалось, пока Амброз не придвинулся так близко, что они едва не соприкоснулись носами, Кейн думал, что Амброз плюнет ему в лицо и сбежит, и тут Амброз поцеловал его. Амброз. Поцеловал его. Амброз целовал его, и он сообразил, что должен как-то ответить, так что ответил первым пришедшим в голову: обнял Амброза, притянул ближе и приоткрыл рот. Долгое время только язык скользил по языку, по губам, по зубам, и наконец оба, раскрасневшиеся, с ужасной неохотой подались назад.
— Жаркое подгорает, — заметил Амброз.
Это было настолько по-Глючевски, что Кейн засмеялся, и обстановка немного разрядилась.
— Ты это давно?
— Давно. Некоторые воспоминания из тех времён, когда я был Глючем… Ладно. Давно. А ты?
— Не знаю, — честно ответил он, поворачивая жаркое.
Амброзу ответ не понравился, это выражал весь вид изобретателя. Чтобы успокоить его, Кейн добавил:
— Прекрати. Я же не сказал, что мне НЕ понравилось.
— Но и что понравилось, не сказал.
— Правда? А мне показалось, что целуя в ответ… — начал Кейн с жаром.
— Почему ты идёшь за мной? — оборвал его Амброз.
Кейн заткнулся и вернулся к жаркому.
***
Это не было ужасно. Должно было, но не было. Вот ни на столько. Теперь всё стало явным, и Амброз не скрывал, что разглядывает Кейна, и позволял пальцам задержаться чуть дольше при случайном прикосновении. По определённым причинам, это не огорчало Кейна. Напротив, это его заставляло чувствовать себя лучше. Амброз ясно дал понять, что ожидает от Кейна решения, он не давил и молча продолжал путь через лес. (Они стали совсем лесовиками, бредя и бредя сквозь чащу, и если охотник сталкивался с ними на тропке, то вздрагивал, когда они отделялись от зелени). Кейн не совсем понимал, что собирается делать.
Ему нравился Амброз. Может быть, слишком сильно, и в этом была проблема. Он был достаточно честен, чтобы признаться себе: он в ужасе. Он хотел бы решить вопрос как Железный Человек, но грозными речами тут было не помочь. Он желал бы снова сбежать в Столицу и успокаивать себя тем, что Джеб живой и настоящий, а сам он не трахает каждую встречную красотку. Он желал слишком многого, поэтому так ничего и не делал.
Амброз терпеливо ждал.
***
Они продолжали странствовать, пробираясь всё дальше к югу, пока не стало бесполезно убегать от опадающих листьев и всё более холодных дней наперегонки с зимой. Так что они свернули к северу, вышли на Старую Дорогу и пошагали по ней обратно в Столицу. Дорогу отремонтировали, но трава пробивалась среди новых кирпичей так же, как и среди старых. Дни становились короче и холоднее, ночи — длинней и ясней. Намёрзнувшись, они стали останавливаться в придорожных гостиницах и на постоялых дворах и разбивали лагерь считанные разы, когда не было другого выхода. Во вторую такую ночь Амброз перебрался к нему под бок и на вопросительный взгляд ответил:
— Холодно.
Они уже почти добрались до Центральной Равнины, когда ночь опять застала их вдалеке от постоялого двора. Теперь-то разбить лагерь и поставить палатку было делом привычным, так что Кейн мог подумать, пока руки работали. Он думал о любимой, ныне покойной Адоре. Думал о ДиДжи, Азкаделии и ведьме. В молчании они поели, убрали за собой и обустроили костёр так, чтобы отогнать холод, и вот тогда, без всякой задней мысли, Кейн сказал:
— Я бы попробовал заново.
Амброз поднял на него глаза.
— Что?
Кейн сглотнул, неожиданно перепугавшись, насколько близко они оказались.
— Я бы попробовал заново. С тобой.
— А, — сказал Амброз, а потом схватил его. Да, иначе и не скажешь, схватил и набросился, целуя веки, щёки, уши, шею, ключицы, — всё, до чего мог дотянуться губами, правда. Кейн застонал под этим натиском, позволил себе просто откинуться на спину и поддаться чувствам, каких не испытывал с тех пор, как его запихнули в проклятый костюм. Он доверял. Амброз продолжал, пока Кейн не начал задыхаться, а затем пошёл дальше. Он остановился, лишь когда Кейн, с каменным стояком, едва ли не хныкал от каждого прикосновения.
Кейн зарычал.
— Последний шанс, — сказал Амброз, нависая.
— Если не продолжишь в ближайшие десять секунд, я тебя… ох! — это «ох» было вызвано тем, что Амброз вклинился бедром между ног Кейна, одновременно прикладывая все старания, чтобы побыстрее раздеть их обоих. Оба укутывались в кучу слоёв, что имело смысл, однако ужасно мешало в этот конкретный момент. До Кейна это дошло прежде, чем гениальный мозг Амброза отвлёкся на разрешение проблемы четырёх слоёв одежды на каждом, он должен был помочь и потянулся снять куртку.
Амброз одевался практически как Глюч, или, вернее сказать, Глюч одевался практически как Амброз, только одежда Амброза не висела лохмотьями и всегда была в надлежащем порядке. Конечно, он не наряжался как прежде. Это было бы совершенно непрактично для хождения по лесам, так что мундир сменился костюмом из прочной кожи, почти таким же, как у самого Кейна. Кожаная куртка легко соскользнула: Кейн потянул, и Амброз вынырнул из неё. Но на жилете оказалось слишком много пуговок, трудных для неловких рук Кейна. Амброз же уже успел расстегнуть жилет на нём и забраться под рубашку.
— Стой… стой… — выдохнул Кейн. Амброз замер, и Кейн предпринял попытку расстегнуть две пуговицы на его жилете. Амброз, по всей видимости, сообразил, потому что отвёл его руки — Кейн тихонько заскулил — и принялся расстёгивать как следует. Как только избавились от этой вещи, Амброз вернул его руки на место, и всё в мире тоже встало на места.
Или, возможно, не всё. На них обоих было слишком много штанов — хотя и одни уже были бы перебором. Амброз, кажется, ничего не имел против, пальцы безошибочно находили чувствительные точки, заставляя Кейна дышать хрипло и рвано. Когда, кажется, он составил карту удовольствий на коже Кейна, он оборвал себя, обхватил его голову ладонями и снова потянулся за поцелуем.
Это было и горячо, и дико, и неудержимо, и беззаботно — каким все бы хотели, чтобы был первый поцелуй. Кейн обхватил Амброза руками, притянул его ближе, а потом схватил за задницу, вынуждая их тереться друг о друга. Так было правильно. Так было правильно. Чего он боялся? Поцелуй окончился, но Амброз лишь чуть подался назад, тёмные глаза, пугающе откровенные, рассказывали Кейну без слов всё, что он хотел знать. Когда Амброз подался назад сильнее и избавился сперва от своих штанов, а потом, так медленно, что казалось, что он дразнится, и от кейновских, Кейн позволил ему это. Они плясали вокруг друг друга неделями, они жили вместе месяцами, им не нужны были слова. А потом Амброз вернулся — горячие губы на его губах, пылающее тело рядом, движущееся и сплетающееся с его собственным.
Словно молния ударила, когда Амброз обхватил их обоих рукой, молния, что выжгла все нервы, бело-голубая, ослепительная.
— Ты не против? — шепнул Амброз Кейну на ухо, и тот не сразу понял, что рука Амброза переместилась и кружит вокруг его сфинктера, и возможно, он был бы против годы назад, до того, как узнал, что такое настоящее чувство. Теперь же он лишь покачал головой, и Амброз лениво потянулся к своей отброшенной куртке, отыскивая маленькую припрятанную бутылочку.
Кейн вытаращился в неверии.
— И ты говоришь, что это у меня синдром скаута…
— У меня был лучший учитель, — Амброз подмигнул, а дальше не было времени думать, скользкий палец оказался внутри Кейна, это было не больно, но всё равно шокировало, он замер, Амброз тоже остановился, потянулся и поцеловал его. Дальше Кейну не надо было оставаться тихим во время подготовки, особенно когда Амброз задел какое-то чувствительное место внутри, вызвав целый фейерверк. Он прикрыл глаза, чтобы получше разглядеть.
Было больно, когда Амброз вошёл в него. Этого никак было не избежать. Но бывает боль — и боль. Эта через минуту отступила на задний план, и Амброз спросил:
— Нормально?
Он кивнул, и Амброз продолжил двигаться. И это было всё, что надо, именно то, что надо. Он обхватил Амброза руками и ногами, прижимая к себе крепче, подавался ему навстречу удар за ударом, весь мир сузился для него до них обоих, до мягких слов Амброза: «мой», «пожалуйста» и «Кейн».
Он чувствовал себя целым.
Амброз кончил первым, но едва ли сделал паузу, не остановился, касался и ласкал Кейна, пока он не кончил тоже, почти выгнувшись, молча. После этого Амброз устроил его как огромную плюшевую игрушку, гладил по коротким волосам, пока он не заснул в безопасности, тепле и любви.
***
Когда Кейн проснулся, а проснулся он первым, то не сразу вспомнил, что произошло; что Амброз теперь его. Он открыл глаза и заметил, что снег изрядно покрыл всё вокруг, придав миру строгость и алмазный блеск. Он был весьма благодарен, что кое-кто (наверняка Амброз) оказался предусмотрительным и прикрыл их непромокаемой тканью. Кейн отбросил её и зашипел от холода. Он скорее почувствовал, чем услышал, что рядом проснулся Амброз.
— Доброе утро, лапушка, — поприветствовал Кейн.
— Ох, — сказал Амброз таким тоном, что Кейн скосил на него глаза.
— Хочу только сказать, что ты назвал меня лапушкой впервые с тех пор, как…
Как он превратился из Глюча в Амброза. Как он не заметил? И как, как мог он думать, что они не одинаково спонтанные, изобретательные, восхитительные, сумасбродные гении?
— Сдаётся мне, я смогу это исправить, да, лапушка?
Дело было на ЗФБ2017. Gabrielle Delacour тянула на себе практически все тексты (и много-много бартера). У неё во всех текстах был такой вдоновенный, зажигательный, живой Амброз. Учёный-изобретатель, при этом умничка (это, к сожалению, не всегда одно и то же), да ещё и живущий с удовольствием, немножко эпикуреец, целостный такой, не боящийся показаться не таким, или слабым, или слишком человеком, несмотря на высокий пост. (Оговоримся насчёт "Проклятия Озмы", оно про другое). В общем, не её вина, что такой персонаж вдохновил меня на бесчеловечное обращение. Для меня эти тексты ещё и продолжение плача по Амброзу, чуду, которое не уберегли, фика "Нет места" the watched pot. И протест против, что уж тут скрывать, виденных мной типов, желающих всё свести к некоей "норме" и "правильности", установленной кем-то другим в своих интересах.
Название: А потом всё равно сжечь
Автор: Тёмная сторона силы
Бета: Felis caracal
Задание: «Законы, запреты, правила, табу»
Размер: мини, 2167 слов
Пейринг/Персонажи: Рейнз/Амброз
Категория: слэш, упоминается гет
Жанр: драма
Рейтинг: R
Предупреждения: нон-кон (не графичный), гомофобия, гомофобное законодательство, ксенофобия, намёк на попытку суицида
Краткое содержание: Рейнз имеет зуб на Амброза и наконец получает возможность разобраться с бывшим соперником
Примечание: Все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними. спойлерно
Пассаж про манчкинов и кошек (в оригинале индейцев и собак) позаимствован у Джека Лондона. Рейнз поёт местный манчкинский аналог песни «Чито гврито, чито маргалито». Текст и перевод здесь
— У манчкинов, говорят, в голодные времена съедают сперва старух, а потом кошек.
Лаборант с довольной рожей укусил бутерброд, жирная крошка упала на журнал записей, оставляя отвратительный след.
— Почему? — округлила глаза практикантка.
— Кошки ловят дичь, а старухи — нет, — пояснил лаборант с высоты своих двадцати двух наивной пигалице.
Заметил Рейнза, некрасиво испугался и заметался, стряхивая крошки, пытаясь спрятать бутерброд, а девица стояла, приоткрыв рот и хлопая глазами.
— Старух… первыми… — приглашая посмеяться, заискивающе заглянул в глаза начальству лаборант и кивнул в сторону объекта.
Тот попытался сесть непринуждённо и церемонно одновременно, словно явился на завтрак к Её Величеству для приватной беседы, и Рейнз вообразил, как золотые галуны ползут, подобно побегам плюща, оплетая белую больничную робу. Помотал головой, стряхивая наваждение.
Никогда Амброз не мог усидеть больше минуты, а теперь он был ещё и взвинчен.
Всем было известно, что бывший советник Королевы — безотцовщина, полукровка, отвергнутый родным племенем Красноголовых. Газеты не однажды перемывали ему кости, карикатуристы изображали его в боевой раскраске и перьях, и данный факт его биографии по популярности мог соперничать лишь с его выдающимся носом. Господина советника и раньше-то не норовил пнуть только ленивый, а уж его несвобода окончательно развязала руки разным типам с мелкими садистскими наклонностями. Рейнз ухмыльнулся: у него тоже были планы. Лаборант принял это на свой счёт и заискивающе захихикал.
— Птичка, птичка, маленькая птичка, — напевал Рейнз, перебирая бумаги, высматривая что-то в журнале записей и старательно игнорируя Амброза.
Однако свежая кровь творила чудеса, щедро одаривая плоды редких межрасовых, не сказать межвидовых связей, и у маленьких птичек рождались такие вот красавцы, с растущими откуда надо руками и слишком шустрыми мозгами, вроде них с Амброзом. Только вот Рейнз свою биографию вовремя подчистил. Он собирался достичь самых высот, подобраться к самому средоточию Магии, и не хотел бы, чтобы его блестящее имя связывали с какими-то грязными дикарями. Хотя свиньёй в его семейной истории был отец, обыкновенный человек, Рейнз терпеть не мог именно дикарей. И грязи.
Работать с Видящими, покрытыми мехом, источающими звериный запах, было для него сущим наказанием. Но и Амброз, посидевший для острастки в камере, казался Рейнзу недостаточно обработанным. Алхимик потянул носом воздух и пренебрежительно поморщился. Бывший советник косился на Рейнза, лицо его было как открытая книга. И как этот человек столько продержался у власти? Почему его выбрала Королева? Впрочем, кто сейчас сидел, ожидая своей участи, а кто распоряжался ею?
Грядёт час его славы. Рейнз прикрыл глаза, представляя себя в сердце Солнечной Сеялки. В дочиста вылизанном помещении. В костюме из белого латекса, с жезлом-шокером в руках, подгоняющим нерадивых работников. Ни дать ни взять бог-громовержец. И рядом Она.
Каким мелким казалось теперь желание затмить своего вечного соперника, втоптать его в грязь и под конец бросить в лицо правду: это я, я тогда…
«Это я написал ту анонимку, Амброз. Моя комната была сплошь заклеена фотографиями Королевы. Ты посмеялся — а я написал, и свидетели нашлись. И тебя могли надолго запереть, жаль, Мистик отстоял. Но ещё пару лет наше юное дарование не могло представить свой проект на королевский смотр — в силу неблагонадёжности, мало ли что ты мог выкинуть при личной встрече…»
«И не только эту…»
«И скормил „правду из первых рук” автору той грязной статейки — с какой стати Мистик тебя поддерживает».
«Леона, помнится, поверила, и ты её не простил».
«А Королева так носилась с тобой — Амброз то, Амброз сё… Малютка Аз хвостом за тобой ходила, в рот заглядывала. Дорого бы я дал! Когда Её фотография появилась на моём „алтаре”? Не думаю, что жестянки бы это одобрили. А отдуваться-то пришлось тогда тебе…»
«Да, весёленькое было времечко, когда трон уже зашатался, из людей полезло дерьмо, цензуру сдали в утиль, и такое полилось из газет… Тебе и Мистика припомнили, и Королеву, и дочек её — в одной газетёнке писали, что ты их и заделал - по крайней мере младшую, а в другой — что ты с ними спал, а в третьей…»
«…и про растрату казны. Но ты ведь никогда не думал, во что нам обходились твои проекты, сколько нам — мне — приходилось трудиться, чтобы твоя „гениальная” идея воплотилась в жизнь? Порхающий от одного озарения к другому, ты смеялся над моей крепкой задницей — вот что для тебя было трудолюбие и упорство! Посмотрим, кто посмеётся последним».
«Помнишь, как у тебя то одно, то другое срывалось? Как взорвался почти готовый к запуску первый блок Сеялки? Год трудов насмарку. А всё потому, что ты нелестно обо мне отозвался. Как ты сам тогда жив остался? А потом из тебя душу чуть не вытрясли, из больницы бы да в тюрьму, шутка ли, два десятка человек угробили. Её Величество еле отстояла, слаба она уже была к тому времени. Ты бы вычислил и нашёл меня, если бы не был ранен, если бы не война Королевы-матери с Ней, если бы я не последовал за моей дорогой Чародейкой…»
«Когда быть ближе к Ней стало означать быть ближе к тебе? Беда идеалистов вроде тебя и Её Величества в вашем благодушии, вы живы до первого хищника, до первой Аз, до первого Рейнза. Ты был выше моей ненависти, ты помогал мне подниматься по этой лестнице, но сам занимал последнюю ступеньку, и места для двоих на ней не было. Теперь я на последней ступеньке, выше меня — только Она со своей магией. Ты видел когда-нибудь Поцелуй Смерти, вынимающий душу? Она прекрасна. Я там, где давно хотел быть, и я не буду так великодушен с подрастающими хищниками».
«Я на последней ступеньке. Я могу сделать с тобой что угодно: скормить живьём летучим обезьянам по маленькому кусочку всё, кроме твоего гениального мозга, который один только и нужен Ей; оставить при себе на побегушках, на самой грязной, тяжёлой и бессмысленной работе. Почему я не испытываю при этой мысли прежнего удовольствия? Неужто от тебя что-то подхватил?»
Рейнз наконец поднял глаза на Амброза. Насколько можно было судить по опыту, тот устал переживать и пристально разглядывал сооружение в углу, параллельно размышляя над его усовершенствованием.
— Имя, фамилия! — рявкнул Рейнз.
Амброза просто подбросило. Рейнз прямо-таки увидел, как мысли брызнули в разные стороны, запрыгали по полу, как цветные бусины.
— Вы… вы это серьёзно?
— Имя, фамилия!
— Амброз Редхэд.
— Возраст!
— Двадцать восемь.
— Место рождения!
Вместо ответа Амброз просвистел что-то птичье, заставив Рейнза потянуться к жезлу, а его подчинённых дружно фыркнуть.
— А теперь по-человечески!
Рейнз знать не хотел этого проклятого языка, но звуки нагло лезли в уши, проникали в мозг, вызывающе понятные. Амброз прочёл это понимание в глазах, по-детски улыбнулся и защебетал как целая стая.
Рейнз налился краской. Лаборант и практикантка хохотали в голос.
— Мы все тут старые друзья, — чирикал Амброз. — Зачем расспрашивать меня? Раскрой окно темницы, я улечу как птица!
— Ты прекрасно знаешь, что за твою попытку побега будет наказана бывшая королева, — скривился Рейнз.
Улыбка Амброза мгновенно угасла. Лаборант с практиканткой пооткрывали рты.
— Восточная область, Большое Гнездо Красноголовых, — быстро проговорил советник.
— Раздевайся.
Амброз недоверчиво и удивлённо поглядел на Рейнза, покосился на его топчущихся балбесов. Длиннополые ждали за дверью — жалко было хрупкого оборудования.
Рейнз выразительно похлопал жезлом по ладони.
Амброз пожал плечами и в два приёма стянул штаны и рубашку.
Кажется, до него стало доходить, что бывший коллега переметнулся на сторону врага всерьёз и сегодняшняя встреча — не передышка в аду и не возможность спасти Королеву, а унизительная процедура осмотра действительно служит цели унизить.
Он оглянулся через плечо и — со всей очевидностью для Рейнза — новым взглядом пробежался по оборудованию.
Рейнз осматривал его тщательно, измерял и взвешивал, пересчитал зубы и даже в задницу залез, изучая то, что не успел разглядеть в университетской душевой и позже, там, где совместный быт был первобытно прост — на мавританиевых шахтах, на стройке Сеялки в первые месяцы… Завидовать тут было особо нечему, разве что шевелюре: собственные волосы, тонкие, сероватые, Рейнз находил похожими на плесень и сбривал напрочь.
Он мог поклясться чем угодно, что тот проклятый вопрос совершенно случайно пришёлся на момент, когда Амброз стоял на столе, на четвереньках, с широко разведёнными ногами, с пальцами Рейнза глубоко в заднице. Раньше господин советник занимал его мысли как опасный соперник. Теперь — в силу природной бережливости. Это сам Амброз мог метаться от проекта к проекту, оперируя космическими величинами, а шедшим за ним приходилось просчитывать каждую мелочь. Вот и сейчас от мозга оставалось слишком много тела, нерационально много отходов. Рейнз изучал объект и задавал стандартные вопросы. А объект пытался отнестись к происходящему философски.
— Есть ли жалобы на дурное обращение?
— Что? — Амброз резко вскинул голову.
В комнате повисла тяжёлая пауза, во время которой все, залившись краской, то переглядывались, то отводили глаза.
— У вас принято подобное обращение? — спросил Амброз тихим голосом, в своей обычной мягкой манере, и Рейнз снова подивился, как этот человек управлялся с целой страной.
— Значит, нет жалоб, — буркнул он. И прикрикнул на лаборанта: — Записывайте, не отвлекайтесь!
«А ведь хороший получился тогда скандал, следствие, подсудное же дело. Каких только слухов не ходило. Про дуэль и про это вот», — он ухватился за запястье и развернул предплечье внутренней стороной.
Без регалий, без одежды, без ореола власти, все шрамы и маленькие жалкие тайны как на ладони.
«Вместо мавританиевых шахт чуть не уехал в каменоломни. С Мистиком, по одной статье за мужеложство на двоих».
«Но как он тогда бесился…»
Только жар, окативший Рейнза, когда он ткнул пальцем в небо… или отнюдь не в небо… осел тяжёлым комом под рёбрами, не желая уходить.
«И как он взбесился сейчас…»
Тихим голосом Рейнза было не обмануть: Амброза он знал как облупленного.
А себя?
Секс был за скобками жизни Рейнза. Грязь, мерзость.
Только чистый экстаз в присутствии девы-воительницы. Когда она выпивает жизнь, когда выпускает на волю летучих обезьян.
«С какой стати я вообще?!»
Объектов через его руки прошло…
«А я ведь мог бы…»
Мысль прельщала своей новизной, незатёртостью в отличие от тех планов мести, которым были годы и годы.
«Подсудное же дело…»
«Ни суда, ни следствия».
«На той стороне целая куча государств, а у нас что хочешь делай, никто не вмешается — ни тебе манчкины, ни папайи».
Чтобы прогнать лишние мысли, он сделал то же, что всегда: занялся работой.
До операции оставалось всего ничего.
Впервые в жизни Рейнз не мог взять себя в руки. За ночь он совершенно измучился. Во рту пекло и чувствовался металлический привкус нестерпимого желания.
Всё было готово, но он выгнал всех и отключил приборы, якобы мешавшие ему сосредоточиться. Запер дверь.
Амброз лежал на столе, пристёгнутый ремнями, один из которых заставлял его повернуть лицо к потолку. Чёрные глаза испуганно косили, стараясь разглядеть, что происходит вокруг. Советник был бледен и тяжело дышал, кусал тонкие губы — он боялся. Затянувшееся ожидание только мучило его.
«Сейчас или никогда».
Рейнзу представился завтрашний Амброз — не Амброз уже, а так, закреплённое на малоуправляемом теле подобие пустого дома со множеством распахнутых окон, глупых, разнокалиберных, впускающих сквозняки в общее пространство черепа. Ноги несли неведомо куда, створки болтались и хлопали…
Рейнз положил руку на грудь Амброзу, хозяйским жестом, хотя рука и дрожала.
— Что? — спросил тот шёпотом. И потом, когда руки начали движение: — Вы не посмеете!
Рейнз только хмыкнул. Он знал, что, поддаваясь соблазну, ставит под угрозу исполнение воли Чародейки, но это был один из тех редки случаев, когда не получить желаемое казалось смертельным.
— Прекратите! — Амброз сорвался на крик. Грозный, не жалобный. — Я позову…
— Мамочку?
— …
— У нас многие кричат, — хрипло дыша, объяснил ему Рейнз.
— Рано или поздно сюда войдут люди. Я ославлю вас перед всеми! — нос и подбородок Амброза были задраны к потолку, создавая впечатление презрения.
— И себя заодно.
Рейнз, несмотря на знание медицины, довольно смутно представлял, что хочет сделать и с чем столкнётся. Было тесно, неудобно, больно обоим. Отвратительно. Но он пробивался внутрь на одном упрямстве. Амброз шипел сквозь зубы, вцеплялся руками в покрывавшую стол клеёнку, чёрные глаза стали совершенно дикими, а вечно бледное лицо побагровело.
Проклятие тяготело над Рейнзом: даже то, чего он страстно желал, давалось тяжело и не приносило удовольствия. С трудом пробившись в неподатливое тело, он слишком скоро кончил. Вытер пот — грязь! — и кое-как привёл в порядок себя и Амброза, чей вынужденный взгляд в потолок теперь казался почти оскорбительным.
Самому Рейнзу полегчало, а объект был в полуобморочном состоянии, пульс зашкаливал.
Старший алхимик торопливо воткнул ему в руку шприц и глянул на часы — прошла едва ли четверть часа, а не целая вечность. Он выпил воды, выровнял дыхание и счёл возможным начать.
Он запретил себе интересоваться дальнейшей судьбой тела, окружив заботой мозг.
«Это было временное помешательство».
Многие слуги Чародейки беседовали сами с собой, подражая ей.
«Готовился, наверно, терпеть под пытками. А такого даже представить не мог».
«Я и сам не мог».
«Больше десяти лет знакомы. Почти пятнадцать».
«Но как он волновался за свой мозг. Будто тот ему ещё пригодится».
«Мозг при достаточном уходе и меня переживёт».
Представил, как через много лет мозг заносят в протекающий, заросший паутиной череп.
«Или он придумает какую-нибудь штуку, чтобы можно было общаться по-человечески».
Представил себя гоняющим чаи под задушевную беседу, подливающим в физраствор стаканчик-другой сладкой настойки, Амброз был лакомкой…
Помотал головой, стряхивая наваждение.
Под окнами было шумно (грязь!), длиннополые (свиньи!) с шутками гоняли какого-то Глюка по двору.
«Ничего, построим новое здание Сеялки, потребую себе целый этаж под самым небом. Или парочку».
Рейнз почти по пояс высунулся на улицу, в туманное утро.
Не-Амброз топтался посреди двора в потерявшем вид вицмундире, оглядывался растерянно, улыбался неуверенно — подражая окружающим, но не до конца понимая, над чем смеются, как глухой или недоумок. Отвратительно.
Это был совершенно другой человек, и видеть его было непереносимо.
— Эй, капитан, — окликнул Рейнз одного из длиннополых. — Что он тут ещё делает?
— Приказа не было, — с ленцой отозвался тот.
— Выкиньте его к Гингеминой матери, а с бумагами потом разберёмся.
— Ребята устали, — доверительно сообщил капитан. — Дайте им расслабиться, господин старший алхимик.
— Ладно, только недолго. И потом всё равно вон.
Название: Ученик
Автор: Тёмная сторона силы
Бета: Felis caracal
Размер: мини, 3171 слово
Задание: «Законы, запреты, правила, табу»
Пейринг/Персонажи: Мистик/Амброз (односторонний), намёки на Амброз/Леона
Категория: джен, преслэш, гет за кадром
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: гомофобия, гомофобное законодательство, ксенофобия, намёк на попытку суицида
Краткое содержание: немного про отношения Амброза с Мистиком
Примечание: все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними; автор дал Мистику имя; спойлерноАмброз цитирует несуществующие стихи
Было лето, а он, как дурак, в самую жару слёг с простудой. Попросил Баффина прислать кого-нибудь потолковее в помощь — так и познакомились.
Баффин был тогда самым молодым из их исследовательской группы и время от времени читал курс лекций в университете. Хвалил работу и студентов, у которых якобы тоже чему-то учился. Сам Гудвин возиться с молодёжью давно бросил. То, над чем он работал, понять могли немногие, а учиться к нему приходили самые отчаянные, уже обременённые степенями и лысинами. Неудобно было бы отправлять кого-нибудь из них в лавку или сажать за корректуру.
Это было мирное время, охрана не возилась у двери, мешая думать. Покой Гудвина охранял всего лишь замок, хотя и довольно хитрый. Препятствием Амброзу он совершенно не послужил. Пока хозяин дома сипел «сейчас-сейчас» и пытался попасть в рукав халата, небольшой ураган ворвался в квартиру и прошёлся по ней, не пропустив ни одного уголка. Будущий помощник принёс с собой запах нагретой солнцем пыли, свежего хлеба и потревоженных фруктов. Он трещал без умолку, вывалил на Гудвина целую гору бестолковых новостей и приветов от коллег, оглядел внимательно его и расставленные на шкафчике лекарства, обшарил кухню, не замирая ни на минуту и не давая вставить слова. Гудвин так и метался за ним по квартире, словно загипнотизированный, подняв руки в увещевающем жесте. Потом Амброз вдруг замолчал и застыл. Гудвин вздохнул и опустил руки. Позже, получше узнав Амброза, он понял: данные были собраны, юноша решал квартиру и её хозяина как комплексную задачу.
Гудвину представилась возможность рассмотреть гостя.
Он был похож на неведомую птицу со своим большим носом, блестящими чёрными глазами, длинными и худыми, как у журавля, ногами, большую часть времени двигавшимися в журавлином танце. Руками он себе в разговоре тоже помогал, хоть они и были заняты сумками с заумными бумагами и прозаической едой. А сейчас замер чуть ли не на одной ноге, склонив голову набок, ни дать ни взять тощий городской воробышек ростом под два метра.
— Как мне к вам обращаться, юноша? — чуть насмешливо спросил Гудвин.
— А? А-Амброз Редхэд, — он протянул руку, перед этим тщательно вытерев ладонь о мешковатые брюки. Одежда на нём смотрелась как-то странно, словно он не до конца к ней привык.
Наверно, откуда-нибудь с фермы к нам прибыл, подумал тогда Гудвин.
— А я профессор Гудвин.
— Да кто ж вас не знает, — улыбнулся Амброз. Отмерев, он продолжил осваиваться на кухне, нацепил брошенный приходящей экономкой фартук, и дальше разговор пошёл под шум воды, стук ножа и возгласы накупленной когда-то женой кухонной техники, в которой самому Гудвину разбираться вечно было недосуг. Готовила и убирала у него обычно экономка, иногда заночевавшая девушка могла соорудить немудреный завтрак в постель, а сам он знал, как разогреть еду и как заказать её в ресторанчике по соседству.
— Учитесь у профессора Баффина?
— Ну да.
— На каком курсе?
— А-а-а… Я так к нему, вольнослушателем. У него интересно. Где у вас инструменты?
— В кладовке что-то было, сто лет их не… Стоп, какие инструменты?
— Вытяжку перебирать придётся: эту модель им какой-то урод криворукий проектировал, если подправить, расход магической энергии будет меньше. И фильтры пора менять. Вон та конфорка мне не нравится, как тянет… Да вы пейте пока чай, — он залил кипятком явно принесённый с собой травяной сбор. — Это мне из гн… из дома прислали, мёртвого поднимет.
— Я вообще-то рассчитывал на несколько другую помощь, — с улыбкой пожал плечами Гудвин, отхлебнул чаю, и из глаз у него брызнули слёзы.
— Да это вы как скажете, — хлопая его по спине, согласился Амброз. — Стенографию-то я знаю, но инструменты вы всё равно дайте, я время-то найду.
* * *
— Ну как тебе помощник? — спросил при следующем звонке Баффин.
— Где ты выкопал это чучело?
— Сам пришёл.
— С какого он курса?
— Что ты, с какого курса, — засмеялся Баффин. — Упрямый, как не знаю кто. Нет, говорит, у меня времени весь день штаны тут протирать. Да и не возьмут его — аттестата нет, возраст — даже по документам мало, документы ему на заводе Мюррея выправили, в Миллтауне, прежде чем сюда отправить. Откуда он там взялся — молчит как партизан, это с его-то языком без костей.
— Так за него Мюррей платит?
— Никто за него не платит, — отмахнулся Баффин. — Врёт, что ребята с завода посоветовали учиться идти, раз голова варит, и возвращаться инженером, а тут тебе и лишних лекций куча, и аттестат за десять классов вынь да подай. Про школу как будто вчера услышал, но в механике просто бог. Он тебе показывал уже свою машинку?
— Какую? — удивился Гудвин. В эти три дня Амброз ассистировал ему в работе над рукописью, а в остальное время приводил в порядок квартиру и её хозяина. Упрямо делал всё по-своему, а потом стоял с видом нашкодившего ребёнка, на которого совершенно нельзя было обижаться. Записывал за Гудвином без того туманного выражения в глазах, которое выдавало бы непонимание предмета, и даже задал пару толковых для дилетанта вопросов.
— Машинку, переводящую устную речь в письменную.
— Ого!
Вечером Амброз, припёртый к стенке, сознался, что действительно изобрёл и обкатывал такой прибор, но для него требовались заряженные магией кристаллы, не самая дешёвая вещь.
— И вообще я подумал, что зачем я вам тогда? Так и не узнаю, над чем вы теперь работаете.
* * *
Хитрость у него сочеталась с простодушием, а умение твёрдо стоять на ногах — с умением витать в облаках.
Однажды, в то время, когда Амброз уже обитал у него, зашла речь о мечтах. Сам Гудвин развалился на кушетке, а Амброз на ковре, обложившись книгами и записями.
— У тебя есть мечта, Амброз? — спросил Гудвин прямо.
— Вы были на той стороне? — спросил Амброз после некоторого раздумья.
— Нет, — ответил Гудвин. — Это не так просто.
— Ну да. Вот когда я придумаю такую штуку… или дверь… и это будет просто…
— В этом твоя мечта?
— Нет, хотя и в этом тоже. Я бы хотел посмотреть, какие там люди, какое там всё. Солнца, лес, машины. Узнать, о чём птицы поют, как земля после дождя пахнет.
— Солнце там всего одно.
— Интересно, это как-то связано с отсутствием магии?
— Пока науке это неизвестно.
— Вот если бы мы могли связаться с их учёными, объединить усилия. Мы здесь как в чулане заперты, как на луне сидим. Вы были на какой-нибудь из лун? Почему у нас так боятся всего, что связано с небом? Говорят, что принц-консорт прибыл с той стороны по небу каким-то чудесным образом. Хотел бы я узнать, как?
* * *
— Эта книжка без картинок, — сообщил Гудвин, ещё в начале знакомства застав Амброза в собственной библиотеке.
— Без разницы, я всё равно кинестетик.
Тот продолжил разбирать что-то в толстенном томе, потом спохватился:
— Вы против, чтобы я брал ваши книги?
— Нет, но мне казалось, что это достаточно далёкая от механики область. Философский труд, давший начало современной психотерапии, сложный для восприятия.
— Но мне нужно! — хлопнул себя по бедру Амброз. — Я же буду работать с людьми! То, что я хочу сделать…
— Вернуться на завод не рабочим, а инженером? — с улыбкой поинтересовался Гудвин.
Амброз смотрел на него очень внимательно с минуту.
— Вроде того. Хотелось бы понять, что у людей в головах творится. Вот стихи у вас… непонятные.
Гудвин тогда не обратил на это «у вас» внимания, подумал, парень открыл наугад какую-нибудь из книг на этих полках.
— Такое ощущение, молодой человек, что вам не хватает базового образования.
— Это вы про школу что ли? К чему убивать десять лет на то, что за полгода выучить можно?
— Я не только про письмо и арифметику, — покачал головой Гудвин. — К психологии неплохо бы добавить литературу и историю, а уж такая мелочь, как этикет… Не стоит создавать своим поведением ложное впечатление, что вы вчера с дерева слезли.
— А может, и слез, вам-то что! — неожиданно обиделся он.
— Вот о чём-то таком я и говорил.
* * *
Было, было за этим что-то.
Как-то Гудвин притащил Амброза к Мак-Леллоху, ставившему опыты с низкими частотами. Результаты противоречили всем расчётам: то ли действительно в природе было всё не так, как на бумаге, то ли что-то упускали с оборудованием. Амброз нашёл какой-то совершенно смешной и нелепый недочёт, который исправил с помощью куска фольги от шоколадки.
— Чудеса, — сказал тогда Мак-Леллох, разводя руками. — У вас в роду видящих не было?
— А что? — неожиданно напрягся Амброз. — Я полгода у них жил, нормальные ребята…
* * *
Иногда Гудвину казалось, что так он учил бы всему своего сына, которого у него никогда не было и, наверно, уже не будет.
Наконец он нашёл человека, который мог уже в таком возрасте понять то, чем Гудвин занимался, понять масштабы его деятельности, пойти в ней дальше.
Лестно было бы думать, что Амброз похож на него в молодости или что юноша продолжит его дело. Нет, похожи они были разве что упрямством. Крепко сбитый, коренастый Гудвин шёл навстречу сопротивляющемуся его идеям научному обществу, как против урагана, наклонив круглую лобастую голову. Амброз двигался в журавлином танце, совершал обманные движения, но выходило всегда по-его. И не стоило загадывать, что формой его изысканий станут кабинетные философские труды: он собирался активно преобразовывать мир вокруг. Они обсуждали всё от земли до неба, Амброз как губка впитывал знания о мире, и Гудвин даже прихватил его в любительский театр, где играл с юности.
Учениками и последователями он мог с натяжкой назвать Баффина, Мак-Леллоха и ещё с полдюжины человек, но ни один из них не был таким блестящим и удивительным.
Он слишком увлёкся Амброзом, как увлекался новыми задачами, новыми идеями, новыми людьми. Слишком привязался к нему, как-то уж совсем по-стариковски. И ужасно испугался, когда заметил за собой чувства иного рода.
* * *
Уилсон, университетский ещё приятель, «такой же старый хрыч», по его собственным словам, давно советовал Гудвину жениться. Сам Уилсон женился легко и регулярно, меняя одну совсем молоденькую девчонку на другую, ещё моложе. По большей части это были его студентки. Для самого Гудвина студентки закончились с аспирантурой. Ученицы не вписывались в рамки его научной и преподавательской этики. Обе его жены были далеки от науки, обе прожили с ним в удивительно ровных отношениях больше десятка лет, и обе ушли от него, заскучав. Решив, что в его годы поздно менять привычки и некогда тратить время на глупые знаки внимания, Гудвин не искал новых глубоких отношений. Еду и женщин он мог заказать «на вынос», а круг общения свёлся к таким же увлечённым наукой великовозрастным мужчинам, и казалось, плавный ход времени, смену глубокомысленных трудов и маленьких удовольствий ничто не прервёт ещё тысячу лет.
Так и будет он, Абсолом Гудвин, возлежать в атласном халате и феске на любимой кушетке, выдыхая дым и изрекая истины.
Это Амброз придумал ему прозвище «Мистик» - за то, что умел напускать туману и якобы знал ответы на все вопросы. Заставил встряхнуться и сойти с кушетки. Заставил чувствовать.
* * *
Однажды Амброз заявился к нему с подбитым глазом.
— Это ещё что? — удивился Гудвин.
— Научный диспут. Есть там у нас один такой… Рейнз. В твоём, говорит, курятнике… А я ему: «Ну не в твоём же. Вы, Синепёрые…» Ну он мне и двинул… А я ему… А нечего прикидываться — я этих гадов везде узнаю.
— Кого узнаешь? — не понял Гудвин.
— Соседи наши. С ними как… с соседями. Стенка на стенку, — Амброз улыбнулся своей самой обезоруживающей улыбкой и махнул рукой.
А через две недели Баффин проговорился, что Амброза попросили с квартиры и никуда не принимают, потому что на него завели дело. Какая-то совершеннейшая нелепица и глупость, связанная с политикой. Ночевал он где придётся, в том числе и в университете.
— Оставайся у меня, — предложил ему Гудвин. — Всё равно ты здесь уже практически поселился.
Конечно, влюбись он до этого, а не после, никогда бы не посмел такое предложить.
Ну и с полицией помог разобраться.
* * *
Стал смотреть в эти глаза по-другому, заметил искорки, жгуче-чёрные густые ресницы.
Все эти милые глупости бродили в голове: запустить пальцы в тёмные кудри, обвести горбинку носа, острые скулы, смешные косматые брови.
Во время разговора разглядывал быстро движущиеся узкие губы, летающие руки.
Себя не обманешь, как других. И никто не осудит тебя сильнее совести.
* * *
Помог сдать экстерном экзамены за школу, за университет.
Амброз отправился на мавританиевые шахты — ждал, тосковал, боялся: подземные рудокопы были не самым мирным народом. Вспоминал, как маленький ураган проходится по комнатам в хороший день, как Амброз сидит, нахохлившись, в скверном настроении, не посвящая его в свои таинственные дела.
Уилсон пытался расспрашивать, но даже ему рассказать не хватило духу.
* * *
Это в полиции ему приоткрыли завесу тайны над происхождением «его юного протеже».
— За что тебя из гнезда-то выгнали? — решился он спросить много, много позже, когда между ними установилось более глубокое доверие.
Гудвин по привычке возлежал на кушетке, а Амброз — на полюбившемся ему пыльном ковре, заложив руки за голову.
— За то, что с дровосеками связался. Ну и вообще, я сильно вытянулся, заметный стал, да и характер, сами знаете, только повод был нужен.
— И как же ты с ними связался? — мысли свернули не на ту дорожку. Вот тебе и Амброз, вот тебе и тихий омут. Ах ты, старый ты хрыч.
— Пилу им починил. Это как переход на сторону противника. Они же наш лес валят.
— К технике потянуло?
— Да… ну… нет… Я понять хотел, почему они… мы… извели почти все леса, что, по-другому нельзя? Здесь же замкнутая система, а у нас экстенсивный путь развития, скоро и магия не спасёт. Фермы истощают землю, им нужно больше и больше места, древесины уходит целая прорва, как будто витальную магию добывать больше неоткуда. Нужно… нужно придумать такую штуку, я назвал её Солнечной Сеялкой, мы сможем менять длину светового дня и снимать два урожая в год. Я почти понял, как извлечь больше магии из солнечного света, надо будет ещё улучшить почву, понять, откуда взять воды, как изменится климат в долгосрочном периоде…
Он оборвал себя и покосился на Гудвина.
Тот невозмутимо выпустил струю дыма.
— И кем ты готов стать ради этого? Министром? Принцем-консортом?
Амброз рассмеялся.
* * *
Когда Амброз съехал, в наследство Гудвину достался «филиал королевской оранжереи», оборудованный хитрой системой полива, освещения и удобрения, исправно работавшей и тогда, когда бедного мальчика уже не стало. Химера сделала своё дело, Гудвин несколько лет не менял перегоревшие лампы, не засыпал удобрений в специальные ящички, но вода в трубах ещё была, и если бы он мог вернуться из последнего заключения, вернулся бы к тому, что ещё кое-как наполняло квартиру жизнью: к зелёным листьям и уютному урчанию труб.
Он был уверен, что Солнечная Сеялка, первая очередь которой погибла так нелепо, скорее всего, по чьей-то злой воле, работала бы так же бесперебойно.
Десять лет трудов всей ОЗ погибли, попали в злые руки. В последний раз они спасли Амброза после катастрофы, но перед Азкаделией была бессильна даже Королева.
Мог ли Гудвин это знать, когда юноша притащил в его дом вслед за небольшой сумкой пожитков пару цветочных горшков?
— Я по дому скучаю, — сознался он. — Там мне техники не хватало, а здесь, в городе, — жизни.
* * *
Когда разразился тот скандал — ну, ему, как обычно, предшествовала драка, фигурально, конечно, на этот раз за внимание Её Величества, на «ярмарке невест», королевском научном смотре, куда Гудвин правдами и неправдами протащил Амброза, — тот уже более-менее встал на ноги, обзавёлся жильём и, по слухам, исходившим от того же Баффина, девушкой, с которой близко сошёлся на мавританиевых шахтах.
Амброз ворвался к нему как ураган, но в этот раз ураган бешеный и злой.
— Как они посмели… Они! Вы! Вся эта грязная ложь! Простите, что втянул вас во всё это… — Амброз на миг замер перед кушеткой, опустившись на одно колено.
— Но это ведь правда, — неожиданно для себя сознался Гудвин. — Я действительно люблю тебя! — его рука на миг коснулась тёмных кудрей — большего он не смог себе позволить.
— Как будто я не знаю, — ласково улыбнулся Амброз, вскочил и продолжил стремительное движение по комнате. — Я тоже люблю вас — хотя и не в этом смысле. Вы столько для меня сделали — а они… они совсем не знают вас… смеют приписывать вам наличие такой же низменной меркантильной душонки! Кто они — и кто вы! «Так прибой разобьётся о скалы…»
Он и ушёл так же молниеносно, как появился, а Гудвин лежал и думал, как быстро и сильно изменился Амброз за эти годы. Но главное сохранил.
А парень ведь перед дуэлью прощаться приходил, знал, что может и не выжить.
В следующий раз они увиделись уже в тюремной больнице: дуэль, очередное следствие, резкий разрыв с девушкой, попытка всё разом оборвать…
Гудвин, не стесняясь присутствия охраны, гладил тёмные кудри и как ребёнку втолковывал, что будет ещё миллион таких скандалов, и если так размениваться на каждый, то не будет ничего: ни Сеялки, ни Двери, ни полётов к Лунам…
* * *
Конечно, Гудвин давно был знаком с Королевой, ряд его исследований носил стратегический характер, и в принципе их связывала давняя дружба. Гудвин этой дружбой не козырял, не щеголял и почти не пользовался. Ему бы и в голову не пришло тащить Амброза на личный приём или самому заводить о нём разговор с Королевой. Она должна была сама всё увидеть и понять. Так получилось, что скандал пошёл только на пользу: Её Величество не забыла одного из череды заинтересовавших её толковых юношей, да ещё романтическо-драматический ореол всей этой истории сыграл свою роль.
Амброза ждал стремительный карьерный взлёт, а ОЗ — годы реформ и бурных преобразований.
Тишина для Гудвина кончилась.
Заручившись поддержкой волшебных народов, люди принялись за переделку мира, венцом которой стало бы строительство Солнечной Сеялки.
— У нас есть легенда, — сказал как-то Гудвину Ахамо, глядя на проект здания Сеялки. — Как народы решили построить башню до неба и подёргать бога за бороду. Но старый хитрец, как всегда, вмешался в их планы.
Гудвину почему-то запомнился этот разговор.
* * *
Он знал, что сделали с Амброзом. Из газет.
Больше десяти лет они трудились бок о бок, он знал парня как облупленного, знал о его бурных романах с женщинами, наивно надеявшимися блистать в свете, а вместо этого делившими Советника с наукой и Её Величеством. Он не хотел и думать, что там приключилось в последние годы, когда стало не до науки и приходилось видеться куда реже, между Амброзом, Королевой и подросшей Азкаделией. Он поставил себе границы, но думал, что смог любить и быть счастлив, не преступая их.
Они могли ставить эксперимент в четыре руки, понимая друг друга с полуслова, могли спорить до хрипоты, разругаться вусмерть, а потом так же насмерть стоять, защищая друг друга.
Странно было, когда Амброз винился ему, что не может отменить наказание для мужеложцев: ОЗ нужны дети, нужны рабочие руки. Гудвин рассеянно кивал — плевать он хотел на этот закон. Конечно, согласно определённым медицинским исследованиям, он в равной степени мог увлечься мужчиной или женщиной, но ничего, подобного столкновению с Амброзом, больше в его жизни не случилось, а за интрижки с дамами в этой стране не наказывали.
Страшно было узнать, во что превратил Рейнз — тот самый, из Синепёрых, — прекрасные изобретения Амброза, для чего Чародейка собирается использовать Солнечную Сеялку.
Тяжело было не видеть его почти год, подозревая худшее. Стазис-костюм или голова-на-молнии? Амброз-то думал, как соединить живое с неживым, чтобы продлить жизнь людей, как вылечить их, как сохранить на долгом пути к Луне.
Или то была просто долгая и мучительная смерть на потеху ведьме?
Гудвин совершил над собой почти невозможное усилие и встал во главе Сопротивления — только он сам мог знать до конца, почему. Всё-таки он оказался больше теоретиком, и арест Кейна стал началом конца.
А когда пришли страшные вести, Мистик уже плотно сидел на химере, вернувшись в круговорот посильных трудов и маленьких радостей, только места театра и науки заняли вечернее шоу и магическая дурь. Она притупила боль, погрузила в равнодушие, чёрной вуалью накрыла память.
И только вернувшаяся ДиДжи сорвала эту вуаль, сорвала повязки со старых ран.
Она с товарищами уже покидала комнату, когда до Мистика дошло, кто это был — в пальто с чужого плеча, с чужим выражением на лице и без капли узнавания в тревожных чёрных глазах.
Сидя в одиночке и зная, что дни, даже часы его сочтены, Мистик вспоминал эту минуту. Просто химера? Или всё-таки предательство? И вдруг задохнулся от мысли: если бы не химера, если бы он нашёл Амброза — то, что от него осталось, — смог бы он преодолеть искушение?
— Они совсем не знают вас… «Так прибой разобьётся о скалы…» — прошелестел в его ушах голос Амброза.
А потом у нас вышел научный диспут с Gabrielle Delacour, я винилась, что выложила полюбившуюся мне картинку из кишочков, она написала мне замечательную критическую заметку, но несколько раз повторила: это хорошо, но совсем не моё. Вселенная её услышала - на выкладке бартерщики приняли английского посла за французского. Мне было приятно, с одной стороны, а с другой немного неудобно, потому что часть плюшек, предназначавшися человеку за серьёзную работу на фесте досталась мне за так.
Но и этим дело не закончилось. Со словами "всё было совсем не так" Gabrielle Delacour написала драббл по этой же "вселенной".
Название: Стимул
Автор: Gabrielle Delacour
Бета: авторская вычитка
Размер: драббл, 526 слов
Персонажи: Дикарь, Глюч, Рейнз, упоминаются другие
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: переводческие вольности, упоминание изнасилования, смерть персонажа
Примечание: продолжение командных фиков "Ученик" и "А потом все равно сжечь"
— Глюч, — решительно проговорила принцесса. — Если Азкаделлия строит машину по твоему проекту, ты можешь знать, как ее остановить.
— Я о том, что Пушистик заглянет мне в черепушку… влезет в личное…
В глазах безмозглого плескалась паника. Он боялся, до тошноты боялся и не помнил, чего. Это было странно, обычно слепые точно знали, что они хотят скрыть (и думали, что этого не видно, пока они не сказали). А сейчас — просто темная глубина, черная вода, не надо смотреть туда — голова закружится, не надо опускать в нее руку — утянет и утонешь…
Рык вдохнул поглубже и нырнул.
не надо не смотри не показывай
Белая рука ложится поверх бумаг, тонкие пальцы, длинные черные ногти, вторая рука ловит за подбородок, вздергивает вверх, большой палец очерчивает губы, дразнит нижнюю. Темный взгляд из-под длинных тяжелых ресниц, белая кожа, ярко-алый рот, нежная грудь, розовые соски стоят торчком — зябко в кабинете.
— Советник, — тянет она, стараясь, чтобы голос звучал низко и соблазнительно, но все равно выходит обиженная девочка. — Я могу предложить вам кое-что поинтереснее пыльных мамочкиных прелестей.
— Оденься, Азкади, — говорит он с совершенно искренней насмешкой, и ее черные глаза вспыхивают яростью.
не надо пожалуйста не смотри
— Любого покажи, пальцем ткни, тебе его принесут на блюдечке, — шипит она, обдавая ухо жарким дыханием. — И делай что хочешь, все, что угодно, я заткну любой рот, никто не посмеет и слова сказать… По казармам пройдись, хочешь, по железным, хочешь, по моим, там много новобранцев… Любого бери…
— Кто бы ни учил вас искусству переговоров, принцесса, увольте его. Он даром ест свой хлеб.
моя королева спаси меня спаси нас
Она смотрит с таким сочувствием, что он вдруг понимает всю бессмысленность своей похвальбы. Уничтожение чертежей уже ничего не решает.
— Но ваш свет… вы самое могущественное существо в мире…
— Я отдала свой свет, чтобы спасти самое дорогое… Моего ангела…
Гравий визжит под тяжелыми ботинками. За ними идут.
не надо страшно не хочу помнить
Ремни врезаются в тело, яркий свет режет глаза. Пот смешивается со слезами, жарко, липко, больно, гадко… Он дышит пересохшим ртом и ничего не слышит, кроме своего дыхания. Неправда, еще чужое, такое же хриплое, и мерзкий ритмичный звук. Тошнота подкатывает к горлу, он дышит и считает, от ста в обратном порядке, это не может длиться долго, доходит до единицы и начинает снова, это должно закончиться…
не надо ненадо не…
Рык разжал пальцы, осторожно дыша. Он выбрался, весь, живой и вроде бы даже ничего лишнего не выпустил. Про машину были только чертежи, остальное он не показал – не надо. Ни о чародейке, ни о… лысом. Это был лысый.
***
… и когда лысый ударил его шокером, Рык словно проснулся. После удара безмозглый молча свалился на пол, Рык отодвинул Тихоню и пошел вперед. Страха больше не было, а значит, не было и боли. Шокер трещал и сыпал искрами, Рык без труда перехватил его и двинул вперед, упирая круглый наконечник в грудь лысого.
у нас часто кричат
не надо, пожалуйста
в обратном порядке… девяносто девять
Сердце остановилось на девяносто семь, и это было разочаровывающе быстро. Древняя память, старательно забытая десятками мирных поколений, требовала для верности пройтись когтями вдоль жилы на шее, но Рык не стал. Тихоня смотрел в спину, лысый того не стоил. Нужно было заканчивать дело. Нужно остановить машину, а значит, проверить, жив ли безм… Амброз
.
И хотя читать дальшемне тут тоже порой хочется воскликнуть "не так всё было, совсем не так!", во-первых, безумно приятно, а во-вторых, многие сцены - прямо то, чего не хватало. Переговоры с Азкаделлией - прямо вот... в самое сердце.
Прекрасны были все, но особенно Тотошка и Габрэль, которые делали ещё и всё, что не сделали остальные
И отдельное спасибо Felis Caracal за беттинг
А сюда я сложу ачивки
Это чисто мои. За идею спасибо бартерщику от БДСМ-команды, углядевшему, что у меня в двух сосоедних фхразах кошки и крошки.
Съела я вдобавок и клавиатуру, по крайней мере, буква х и точка по причине смерти кнопочек встретятся вам не везде...
Здесь хочу ещё раз сказать спасибо коллегам, Амброза додали и он был прекрасен.
Ребята, читайте, смотрите обязательно!
Хотя мне всё равно мало.
А вот эта секретная ачивка - в честь того, как один хороший критик принял меня за одного хорошего автора, ударно трудившегося весь фест, а потом этот щедрый человек (кто - вы уже поняли) на следующий квест написал вбоквел к моим историям.